Отрицательная субстанция | 4:20
Только этого мне не хватало – повод «судороги или инсульт». Если пациент окажется молодым, то, конечно, судороги, а вот у пожилых людей, скорее всего, инсульт, но и тут я до последнего верю в обыкновенные проявления артериальной гипертонии. Сам по себе вызов не является сложным. Возникает много суматохи вокруг всего сразу, ведь надо не только прокапать человека, но и организовать его доставку до автомобиля. Не всё так просто, когда ты на таком вызове только один, а перед тобой парализованный да его супруг, чьих сил не хватит ножной конец придерживать. Будить соседей в четыре утра – это практически преступление против личности. Если они среди белого дня не помогают, то ночью тем более помогать не станут.
Постоянно обновляющиеся стандарты лечения только усугубляют общее положение дел. Одни препараты запрещают применять, другие – заставляют, после чего новомодное средство заканчивается, а мы остаёмся со старыми препаратами, которые ставить запрещено. Поступаешь на свой страх и риск, проявляя изрядную долю фантазии при написании карты вызова, отталкиваясь от диагноза, а не от самого пациента, которому помогаешь в меру своих сил, да в некоторой степени с нарушением прописанной процедуры оказания помощи. Нельзя всех равнять под один шаблон, но так сделать проще всего. Будущее за полным обезличиванием. Медик и сейчас больше лечит свой собственный поставленный диагноз, который легко может быть опровергнут другим специалистом. Правду можно будет узнать только после смерти… на вскрытии.
Радует, что мы наконец-то покидаем этот далёкий для нас спальный район, продвигаясь ближе к подстанции, расположившейся в окружении высоток. В одну из которых и лежит наш путь.
Я попытался расслабиться, закрыв глаза. Вспомнил о наушниках и хорошем снотворном средстве в виде аудиокниги, но чтец читал экспрессивно, чем мешал обрести спокойствие, отчего сон никак не шёл. Подремать так и не получилось. Пришлось взирать больными глазами на луч света перед автомобилем, пока каждый глаз в отдельности трескался по частям, и от попыток прикрыть или помассировать их становилось только хуже. Глаза словно высохли, отдав всю влагу вездесущему морозу.
Снег больше не идет – он прекратился ещё вечером, с тех пор не упало и снежинки. В городе вовсю орудует очистительная техника, подготавливающая город к наступлению утра. Всё убрать не успеют – только магистрали. На мелких улицах машинам придётся укатывать снег самостоятельно.
Все проблемы кажутся незначительными. Я готов идти домой, чтобы упасть на кровать и наконец-то выспаться. Я буду способен пролежать тридцать лет и три года, пока бредовые галлюцинации не покинут каждую клеточку тела. Не ожидал такой тяжёлой смены, надеялся до последнего. Дальше надеяться уже не на что, ведь всё случилось.
Адрес искать не пришлось, водитель тут может всё найти с закрытыми глазами: без ошибок подъедет к нужному подъезду, если в доме более четырехсот квартир, а сам дом имеет причудливую форму и подъезды с разных сторон соединённых друг с другом под одним номером корпусов.
Входная дверь подперта кирпичом, запускает внутрь холод и всех желающих. Может, сломался домофон? Возможно. Но, скорее всего, местных жителей смущает запах с цокольного этажа, откуда поднимаются ароматные испарения из канализации. Видимо, поэтому дверь и открыта – лучше мёрзнуть, но дышать чистым воздухом.
Старожилы всегда говорят об этом с сожалением – тут близки к поверхности грунтовые воды, дома строить не рекомендовалось. Если частный дом будет плавать в воде, то построенные многоэтажки стали морокой для тех людей, кто там в итоге поселился. Комфортнее домов без лифтов, но вода в подвале да сопутствующие беды жителей первого этажа – это уже не проблема строителей и тех людей, кто сделал на людском горе деньги.
Лифт поднял меня на шестой этаж. Нужная мне квартира этажом ниже. Очередное доказательство моего неладного отношения с цифрами. В дверь пришлось стучать, поскольку звонок отсутствовал. Открыла дверь женщина, сразу пригласила внутрь. Моим пациентом оказался лежащий на кровати мужчина. Его кожные складки навели на мысли о шарпее, а раскосые глаза – о пекинесе. Голый череп – это кошка лысой породы. Одно можно сказать точно – мой мозг занимается не тем, чем ему надо заниматься. Хорошо, что он ещё функционирует без сбоев, а то также придётся скорую помощь вызывать на парализацию. Шутки шутками, но и сердце может отказать. Сейчас и у двадцатилетних фиксируют инфаркты.
Долго пришлось выспрашивать у пациента и встретившей меня женщины о причинах вызова скорой помощи. Стандартный ответ людей «А вы сами-то не видите?» меня никогда не удовлетворял. Мне хочется побольше конкретики да обоснованных жалоб. Пока я лишь вижу мужчину под одеялом, без каких-либо признаков заболеваний. Могу с кем угодно поспорить, что я сейчас выгляжу гораздо хуже. Надо будет потом в зеркало посмотреть. Наверняка мешки под глазами, полопавшиеся в глазах сосуды, взъерошенные волосы… дрожь рук я и без зеркала могу у себя наблюдать. Точно так же выглядит и мужчина.
Удалось выудить у них информацию о судорожном приступе, после которого прошло уже более часа, повторений не было, а мужчина после него заснул. Именно то, что он заснул, напугало женщину. Сам мужчина не стал скрывать связь своего заболевания с эпилепсией, а женщина только подтвердила это. Удивляться такому поведению я давно перестал. Люди, которые сталкиваются с подобного рода заболеваниями, прекрасно знают всё о судорогах и о том, как потом себя чувствует человек. Мужчина мог спокойно проспать до утра, но женщина боится повторения судорог, поэтому вызвала нас, а мой стук в дверь разбудил уже самого мужчину.
Сама по себе эпилепсия – не такое страшное заболевание. Она, конечно, вносит коррективы в жизнь, накладывает ограничения, связанные с работой, служит источником множества других проблем, но если придерживаться лечения, то количество возможных приступов можно сократить в разы, а то и забыть о заболевании на несколько десятилетий, до последующего нарушения приёма препаратов.
Мужчина потому и плохо соображает, что он ещё не полностью пришёл в себя. Бывает, нас вызовут в общественное место, где у человека произошёл приступ. Главное в это время, обезопасить голову от ударов да конечности – другая помощь не требуется. После приступа человек забывает самого себя, долго приходя в сознание, – госпитализация тут ему не требуется. Некоторые пациенты начинают осознавать окружающую действительность через пять минут, а иногда и раньше. Только окружающие его люди этого не понимают, когда вызывают скорую помощь, а если скорая помощь при этом отказывается увозить такого пациента в больницу, то начинаются угрозы, вплоть до расправы и банальных – «Я сейчас на камеру всё запишу, пусть люди узнают о ваших методах работы». К сожалению, эпилептик приходит в себя уже на пути в больницу. И если у него нет денег на обратный проезд, то тех людей это не интересовало. Они показали всю свою способность к гуманности самым негуманным образом.
Делать противосудорожный укол тоже не требуется, ведь прошёл час. Если женщина продолжит настаивать, то придётся поставить такой легендарный препарат, как магнезия. Этот чудесный раствор творит чудеса, но его всё чаще стали запрещать использовать. На данный момент его применение допускается только для первичной помощи при инсультах, хотя эффективность так и не была никем доказана. Раньше магнезию очень любили бабушки – тогда вся тактика лечения гипертонии сводилась к магнезии внутримышечно. Давление снижалось постепенно, и пациент себя чувствовал отлично. Теперь же скорую помощь обязывают снижать давление агрессивными препаратами, мгновенно доводящими цифры до рабочих, отчего организм испытывает лишний стресс, от этого и жизнь может сократиться.
Есть ли смысл снова говорить о культуре отношения к самому себе? Я этим занимаюсь каждую смену, вновь и вновь размышляя над бесполезностью всех методик, покуда человек чуть ли не с младых лет становится энцефалопатом без каких-либо надежд на исцеление. Вот и вызвавшая женщина желает переложить ответственность со своих плеч на мои. Может, действительно её муж – если это её муж – умрёт после очередного приступа судорог, когда язык перекроет ему горло, отчего эпилептик благополучно задохнётся. Всё это можно исправить самостоятельно, но зачем…
Женщина категорически настаивает на инъекции. Мужчина не возражает. Желание клиента – закон. Попросил тарелку под стекло, обработал руки, набрал лекарство, дал указание пациенту лечь на живот, сделал укол. Теперь они спокойны, я тоже спокоен. Собрал отработанный материал в специальный контейнер, иголка булькнула в отдельную ёмкость, чуть погодя попросил у мужчины ватку обратно – нельзя оставлять ничего после себя, кроме сигнального листа. Для кого и для чего было такое придумано – никто толком объяснить не может. Раньше всё оставалось у пациента дома, перекочёвывая с тарелки в мусорное ведро. Теперь же лишний раз рискуешь уколоться об иглу, пытаясь её снять с помощью мудрёных насечек на ёмкости, да иной раз на руки может брызнуть жидкость, в которой болтается большое количество иголок, оставленных здесь до тебя предыдущими сменами. Хорошо, когда ты первый начинаешь пользоваться, плохо – когда последним. А ещё эта ёмкость не отличается герметичностью, порой протекая и заливая добрую часть ящика. Где тут не заболеешь какой-нибудь неблагоприятной болячкой – ищи потом ветер в поле.
Я не удивился, когда начинал набирать лекарство, увидев оттаявшие ампулы. Всё-таки наличие мотора в кабине имеет свои положительные стороны. Если замёрзнешь сам, то достаточно приложить к нему руку, и тепло мгновенно начинает разливаться по телу. Так и оттаял ящик, позволил избежать скандала из-за заледеневших препаратов.
Выходить из квартиры я не торопился. Аккуратно отодвинул стул, достал карту из папки, в которую занёс всю полагающуюся информацию, тщательно заполнив все поля, после чего медленно писал сигнальный лист, выводя каждую букву, едва не украшая их вензелями. Крыша потихоньку начала заваливаться на бок, но я всё равно гну свою линию, оставаясь при своём. Мужчина к тому моменту благополучно заснул, слегка посапывая. Женщина присела ближе к нему, поглаживая его по голове. Поставив последнюю точку, протянул сигнальный лист женщине, после чего попрощался, покинув место лечения с чувством полностью выполненного долга.
От отработанных карт распирает папку с документами, их обязательно надо сдать диспетчеру. Только успеет ли он перенести всю информацию в компьютер? Это вызывает большие сомнения. Работа ляжет на плечи следующей смены – другого выхода из ситуации нет. Водитель предложил отзваниться сразу. Я не стал противиться, да и будильник на двадцать минут тоже решил не ставить. Спать в машине сейчас нельзя – нет гарантий, что потом получится проснуться.
Спокойно доехали до подстанции, где водитель упал на руль, обхватив его руками, и заснул. Диспетчер на подстанции тоже спит, заперев входную дверь, приоткрыв окошко для приёма карт. Я его не стал будить – он спит, облокотившись руками на стол, а голова вот-вот готова сорваться с рук и удариться о клавиатуру. В гараже, кроме нашей машины, стоит еще одна – значит, кому-то уже повезло прилечь отдохнуть. Я не стал терять драгоценное время. Моё тело упало без чувств на кушетку, и я провалился в сон.
Проснулся от того, что кто-то тряс меня за плечо. Оказывается, пришёл вызов, а телефонный звонок меня не мог разбудить, поэтому диспетчеру пришлось дойти до моей комнаты, чтобы узнать, почему я не отвечаю. Голова раскалывается на части, во рту вновь появилось ощущение помойного ведра, щека мокрая от слюны – ехать куда-либо нет никакого желания. Немного повеселел, когда оказалось, что пациент сам пришёл на подстанцию.
Мало кто знает, но на подстанции пациентов могут смотреть только медики выездных бригад и старший фельдшер. В обязанности остальных это не входит. Заведующему работы хватает и без этого, работник службы обеспечения выполняет далёкие от контакта с людьми дела, а вот диспетчер у нас в этом плане – самый эксплуатируемый человек. Меня всегда удивляло, почему он, принимающий вызовы на подстанции, не может работать с населением – в должностной инструкции говорится только о работе с компьютером. Все сразу вспоминают про медицинский диплом и угрожают статьёй за неоказание помощи, при этом медицинский стаж для диспетчера не идёт, а сам он медиком как бы не считается – просто технический работник. Но если бы меня на подстанции не было, то ему всё равно пришлось бы смотреть пациента в нарушение всех кодексов страны и внутренних уставов. Когда уже к ним станут относится как к другим медицинским работникам? Наверное, никогда, если об этом не говорить открыто.
Пациента пригласил пройти в комнату для осмотра, а сам помчался в туалет, поскольку мочевой пузырь только сейчас понял степень своего наполнения. Над унитазом я чуть было не заснул, ловя себя на клевании головой. На всякий случай взялся рукой за выпирающую трубу. Тщательно вымыл руки, смывая с них накопившуюся грязь. В машине водитель продолжает спать на руле. Аккуратно забрал ящик с мотора. На всякий случай прихватил электрокардиограф. Теперь можно смотреть пациента… главное, не заснуть.
Дедушка терпеливо меня ждёт, с удобством расположившись на кушетке. Его беспокоит головная боль, от которой он не может заснуть. Зачем же на подстанцию в такой мороз и такой поздний час было идти, если можно вызвать на дом? Оказывается, у него не получилось дозвониться. Это и немудрено, ночью на приёме вызовов сидит меньше людей – всё пытаются экономить. Да нас пугают сокращением количества бригад на ночь… куда уж больше, и так практически не заезжаем.
Разделы книги:
— Оглавление