trounin.ru

Сергей Михалков решил обозначить важную для понимания тему — необходимость возвращения советских детей домой. Неважно, каким образом они оказались в Германии, теперь должен быть поставлен вопрос о неправомерности их насильственного удерживания. Для этого была написана пьеса о сиротском доме на территории, находившейся под управлением Британской империи. Там содержалось много советских детей. И главный герой повествования должен был считаться за советского ребёнка, за одним исключением — на которое британцы желали ссылаться более всего — они в тот период не признавали украинцев за отдельную нацию, считая их скорее за поляков. А если это так, тогда Советский Союз не имеет права требовать возвращения таких детей.

Другой аспект повествования — нежелание отдавать даже советских детей. По причине того, что они будут воспитываться в духе советской идеологии. А пока они находятся под контролем, следует всячески унижать моральное достоинство, показывая, насколько неправильно поступают дети, о которых проявляют заботу, кормят, обеспечивают досуг, должные за то демонстрировать ответную благодарность. Например, надо забыть русский язык. Если к тебе хорошо относятся, говори на английском языке — таково требование. Но Михалков не стал оговариваться, какими методами британцы к этому принуждали. Зная об их воспитательных нравах, вспоминая книги Чарльза Диккенса, Сергей правильно поступал, недоговаривая.

Третий аспект — убеждение через введение в обман. Детей убеждают в том, что в Советском Союзе не осталось живых родственников, они там теперь никому не нужны. Могут убеждать, будто их бросили. Так происходило по причине нежелания работать с представителями Советского Союза, либо по злому умыслу, должному быть ясным по прежде изложенным аспектам.

Читатель волен на свой лад соглашаться или искать иные доводы, видя в ему представленном варианте способ обращения к советскому зрителю юного возраста, выраженный представителем как раз Советского Союза в форме пьесы. Но не думается, возьмись за подобную тему британский писатель, будто он иначе покажет тогда происходившее. Вполне очевидно, при повествовании будут расставлены иные приоритеты, где читательская аудитория рассчитана на необходимость противления всему, связанному с социалистическим мировоззрением. И читатель всё воспримет тем образом, исходя из внутреннего желания понять ему сообщаемое. Вот и в пьесе Михалкова такой читатель увидит очернение британских порядков, которые наоборот стремились уберечь советских детей, пусть и не самыми лучшими для того способами.

В случае Михалкова, он показывал действительность в её неприглядном виде. Советский читатель ему в том очень даже поверит. И поверит более по причине согласия именно с такой позицией. Дай ему вышеозначенный другой пример, к нему последует аналогичное отношение. Британцы вообще не скрывают своего отношения к окружающему миру, скорее стремясь подчинить себе, нежели допустить любое прочее. Убедить советских детей в необходимости служения идеалам Британской империи гораздо проще, пока они не стали взрослыми. После они сживутся с новым для них миром, полностью переняв мировоззрение западного человека.

Что для читателя важно — поставлена новая для внимания проблема. Со временем окажется, данная проблема не потеряет актуальности. Лишь за тем исключением, что понятие Советского Союза сменится соотносимым с Россией вообще. И что-то подсказывает, тем детям, на чьё мировоззрение британцы повлияют, впоследствии окажется горько больно, когда с ними совсем перестанут считаться. Но если об этом говорить, содержание пьесы Михалкова станет вовсе неинтересным, учитывая скоротечность политических устремлений Британской империи. Разве только в качестве примера, когда британцы начнут повторять нечто подобное снова.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Главной пьесой 1949 года стала работа Всеволода Вишневского, повествующая о событиях по складывающимся в стране непростым обстоятельствам, случившимся в 1919 году. Среди действующих лиц присутствуют Сталин и Ленин. Насколько было оправдано их прямое участие? Вишневский не боялся навлечь на себя гнев? В послевоенное время часто случалось за малейший недосмотр лишиться положения в обществе. Или ему требовалось оправдаться за допущенные огрехи? Будучи состоящим в журнале «Знамя», Всеволод печатал стихи Анны Ахматовой и, ставшую опальной, повесть Казакевича «Двое в степи». Причины недовольства могли быть разными, как в случае произошедшего позже отстранения Панфёрова из-за позиции Вершигоры, чрезмерно возвысившего роль партизанского движения, почти ничего не сказав про партийных работников. А тут сразу фигуры Сталина и Ленина. Но претензий не последовало. Видимо, негативную реакцию мог высказать только Сталин, остальные на этот раз решили наблюдать со стороны.

Что должно происходить на сцене? Ленин назначает Сталина ответственным за борьбу с интервентами. Первоочередной задачей становится устранение внутренних противоречий. Требовалось найти силы, действующие изнутри. Такие присутствовали в Петрограде. Что делает Сталин? Он находится в штабном вагоне, погружён в тяжёлые думы, отказывается от завтрака и обеда. Первым его решением стало отстранение петроградских комиссаров, не сумевших наладить оборону. Затем Сталин принимает работников Путиловского завода. И возникает первое затруднение. Ленин дал чёткое указание всем оставаться на своих местах. Работникам же озвучили требование эвакуироваться. А что происходит в стране? По требованию власти не явились Родзянко, Колчак и Денисов. Значит, они перешли на сторону англичан и американцев. Они — гнилые люди. Более ничего осмысленного в пьесе у Вишневского не было.

Сами обстоятельства непосредственной обороны Петрограда должно быть многими стались забыты, тогда как собирались силы числом более шестидесяти тысяч человек. С одной стороны Красная Армия, с другой — объединённая группировка белого движения, Британской империи и прибалтийских государственных образований. Ключевую роль сыграла сплочённость Красной Армии, в отличие от которой противник не мог выработать скоординированных действий. Вследствие этого в течение полугода получилось наладить оборону и выбить противника с занимаемых позиций.

Вполне очевидно, среди действующих лиц нет Троцкого. Но о нём вообще не принято говорить в рамках рассмотрения лауреатов Сталинской премии. Этого человека не могло существовать в положительном значении. О нём даже не пытались говорить, в том числе в порицающих тонах. А к моменту окончания Второй Мировой войны его имя можно было смело забыть, словно его никогда не существовало. Вишневский это понимал, используя только необходимые для повествования моменты. Первоочередным являлось возвышение фигур Сталина и Ленина, чьи решения и действия привели к успеху. Прочее, будь оно даже отличным от действительности, значения не имело.

Пьеса Вишневского получила одобрение Сталина, была с успехом поставлена едва ли не во всех театрах страны. Даже думается, любой гражданин считал необходимым посетить представление. Снискал ли этим Вишневский снисхождение за допущенные им в прежние годы промахи? Сказать о том трудно. Всего через год его разобьёт инсульт, и в феврале 1951 года он умрёт. Так резко оборвётся наполненная событиями жизнь, сама по себе достойная отдельного литературного произведения. Ровесник века, он получил Георгиевский крест в Первую Мировую войну. Но про Всеволода Вишневского может быть когда-нибудь ещё напишут. Пока же читатель видел последнюю его работу, пусть и лишённую перспективы хоть каким-то образом остаться в качестве достойной внимания литературы.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Как же разобраться в нарративах западной литературы? Что они хотят от мира, в котором продолжают существовать? Почему им мнится нечто такое, к чему они продолжают тянуть руки? Сперва низводят всё до примитивного состояния, после стараются повернуть вспять. Почему нет последовательности в их действиях? А если человек с таким образом мысли оказывается в любом другом месте, там он начинает заниматься точно тем же. Вот взять в качестве примера Надин Гордимер, жительницу Южной Африки, чья жизнь напрямую связана с осмыслением апартеида. Она поставила целью дать чернокожему населению равные права. И свою позицию выражала в числе прочего через литературные произведения. Одним из таковых стала книга «Хранитель», но написанная всё равно в духе осмысления мира взглядом западного человека.

Нельзя сказать, чтобы книга читалась легко. Не за это на неё обратили внимание. Вследствие чего-то англоязычный мир ведь начал заниматься самоедством. Годом ранее Фаррелл ославил британцев чернением поведения в колониальных индийских владениях. Теперь вот Надин Гордимер решила разбавить тягостное впечатление от бремени белого человека, во многом наделив главного героя своим личным мировоззрением, внушив ему необходимость жить с муками совести. Но думала ли Надин наперёд, сколь всё может повернуться вспять, когда уже любого белокожего начнут принимать, в первую очередь задумываясь над необходимостью причинить ему страдания? Если не в ЮАР, то в соседних государствах точно, где не так-то просто оправдаться за белый цвет кожи. Быть может к русским там и проявят снисхождение, если успеешь об этом сказать.

Что делает главный герой на страницах произведения? Мучится совестью. Он видит, как смерть чернокожего ничего не значит. Даже пусть он убит, никто не станет это расследовать. Где найдут, там и закопают. Что до христианских норм морали? На чернокожих они не распространялись. Как такое вообще может быть? Кто бы о таком мог знать. Зачем вообще западный человек низводит всё в пропасть? Спустя поколения начинается игра с совестью. То он обращает в рабство и продаёт на плантации, после начинает с этим бороться. То он призывает не считать за людей, затем стремясь найти в душе уголок сострадания. Это тяжело понять. Не понимала того и Надин Гордимер.

Можно сделать предположение, основываясь из мест происхождения её предков. Она — дочь евреев, переехавших в Южную Африку, отец — из Российской империи, мать — из Лондона. Может в этом кроется её миропонимание. Всё-таки в ней больше от матери, но ощущение присутствия совести — от отца. Осталось разобраться с обуревавшими её чувствами. Она выплёскивает их на страницы произведений. Причём всё в том же западном духе, низводя повествовательный слог на червоточины западной же литературы, впитавшей гнилость чрезмерного внимания к низменностям человеческих стремлений. Опять читатель видит моменты, никакого влияния не оказывающие, но активно используемые. Для чего в произведении со столь тяжёлым наполнением опускаться до описания мужской эрекции и женских сосков? Ещё один вопрос, ответ на который невозможно найти.

Если же смотреть на книгу Надин Гордимер поверхностно, ничего вовсе не заметишь. Просто задумаешься о существовании проблем, тебе неизвестных. Это не значит, будто читатель лишён возможности сочувствовать неоднозначности созданного в Южной Африке положения, просто читатель не может понять, на каком основании подобное вообще могло возникнуть? Если о чём «Хранитель» и напомнит, то о сложности восприятия устройства осмысления действительности на Западе. Может им там стоит попробовать смотреть на жизнь прямо, не прикрываясь восприятием через чувство собственной важности?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Описать восстание сипаев? Не составит затруднений! Видимо так подумал Джеймс Гордон Фаррелл, когда взялся отразить события былых дней, измыслив для того осаду им выдуманного города. О чём именно следует рассказать? Разумеется, про обижаемых индийцами британцев. А почему так случилось? Говорят, из-за патронов, пропитанных свиным и говяжьим жиром, оболочку которых требовалось разрывать зубами, после чего извлекать заложенный в них порох. Ни слова про присущий британцам джингоизм, ни про сложившуюся в Индии обстановку. Всего лишь из-за особенностей технологии производства патронов. То есть британцы не учли религиозного аспекта. Быть может это стало последней каплей терпения. Что же тогда прежде беспокоило индийцев? Об этом читатель так и не узнает, к тому же посетовав на отсутствие среди действующих лиц хоть кого-нибудь со стороны сипаев. Потому приходится внимать бедственному положению британцев, поскольку на страницах произведения страдают только они.

Ещё читатель волен отметить взаимосвязь происходящих на планете процессов. За несколько лет до восстания сипаев закончилась Крымская война. А ещё незадолго до того в ряде европейских государств бушевала холера. Были и другие обстоятельства, которые очень сложно все рассматривать одновременно. Для Фаррелла важной показалась именно эпидемия холеры. Он решил сообщить читателю историю, когда в лондонском Сохо случилось разгадать секрет заболевания. То есть об этом было известно уже на протяжении более сотни лет, но Фаррелл решил в подробностях изложить те обстоятельства и на страницах «Осады Кришнапура», сведя повествование к продолжающейся борьбе взглядов. Немудрено, в самой Индии возбудителя заболевания обнаружат лишь спустя тридцать лет после восстания сипаев. Другой аспект — мытьё рук. Фаррелл словно взялся донести до читателя даже такую сторону борьбы человеческих измышлений. К описываемым событиям мало кто считал нужным мыть руки, не видя в том какой-либо необходимости. Читатель не должен удивляться, на момент действия не все улавливали взаимосвязь между инфекционными заболеваниями и грязными руками. Впрочем, не знали они и про инфекционные заболевания, скорее склонные поверить в теорию миазмов.

Что до непосредственного восстания сипаев, читатель не может знать, насколько Фаррелл правдив. Джеймс должен был быть воспитан на рассказах отца об Индии, поскольку тот служил бухгалтером в Бенгалии. Вероятно, некоторые свидетельства о тех днях он мог ему изложить со слов непосредственных очевидцев. Но насколько всё это требовалось для написания произведения? В доступности имелась литература как о самом восстании, так непосредственно об осаде городов Канпур и Лакхнау, которые пришлось уступить. Можно было обратиться к художественным произведениям. Тот же Киплинг писал, выведя причину вспыхнувшего конфликта более из-за тяжёлого налогового бремени. Но Фаррелл ни на шаг не отступал от плана описывать бедствие британцев, пострадавших от будто бы незначительной оплошности. Не придётся удивляться, если поныне разговор о восстании сипаев неизменно начинается с рассказа о пропитанных животным жиром патронах. Нужно смотреть глубже, чтобы увидеть за бедствием действующих лиц подлинную причину их страданий. Читатель то отметит непосредственно сам, увидев присущую им надменность.

Иногда кто-то высказывает недоумение, по какой причине «Осада Кришнапура», несмотря на приписываемую значимость данному произведению, остаётся чаще всего без внимания со стороны читателя. Объяснение стоит искать в неудобстве объяснения некогда происходивших событий. Показывать британцев такими, как это сделал Фаррелл, не является самым лучшим решением. Гораздо лучше закрыть глаза и поговорить о чём-нибудь другом, нежели вновь затрагивать тему джингоизма, ничуть не утратившего позиции в мировосприятии британцев и поныне.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Если судить по дате написания, над романами «Борьба за мир» и «В стране поверженных» Панфёров начал работать в течение одного и того же года. За обе работы он снискал Сталинскую премию, но не более второй и третьей степени. Найти объяснение этому не трудно. Прежде всего, а иначе считать не получается, Фёдор был писателем от личного представления о происходящем. Быть может оно и не так, для чего надо лучше ознакомиться с его биографией. Но если заводы он посещал, то участия в боевых действиях принимать не должен был. Зачем ему, главному редактору журнала «Октябрь», быть военным корреспондентом? Однако же, написать про войну он посчитал необходимым. Поэтому взялся излагать своё представление на страницах романа «В стране поверженных». Общий фон повествования сочли приемлемым, значит обошлось без нареканий. Но читатель должен был понимать, насколько изложенное соответствовало действительности только в общих представлениях.

Панфёров не щадил проигравшего войну противника. Теперь о нём можно говорить в любых уничижительных словах. Обвинить во всевозможных грехах, будь они подлинными или надуманными. Можно отказать противнику в храбрости, сделать его тщедушным и слабовольным. За такое даже похвалят. Говори Фёдор так в годы войны, ему бы указали на недопустимость такого отношения к противнику, дабы не вносить разлад в мотивацию советских людей. Враг был стоек и решителен, поэтому сломить его сопротивление не так-то легко. И поэтому надо прилагать ещё больше усилий и стараний, не жалеть жизни, лишь бы продолжать сламывать его самоуверенность. Теперь же, после капитуляции, пусть враг кажется жалким и низким. Да и всё чаще вскрывались факты творимых прежним противником зверств, особенно в лагерях смерти. Панфёров это особо выделит, показав, из чего делали кожаные вещи: даже не используя для этого евреев, предпочитая русских солдат.

Роман вышел неоднородным, без чёткого плана. Ясно было одно — продвижение советских войск к Берлину. Прочее стало дополнительными деталями. Фёдор концентрировал внимание читателя на природе, заставлял действующих лиц много вести бесед, неизменно подводя всё к скоро должной закончиться войне. Расскажет читателю про Польшу, где каждый считался за немецкого раба. В действии появится много немецких шпионов, подлинно доблестных, но ни один из них не добьётся желаемого, каждый будет легко и без особых усилий ликвидирован. Так Панфёров стал вести читателя по «стране поверженных», всё ближе подводя к Берлину.

Читатель волен спросить. Почему, при таком обилии книг, нет той информации, которую он начнёт узнавать спустя шестьдесят лет? И то при совсем иных обстоятельствах, связанных лишь с тем, что на едва ли не тех же землях повторится ситуация, напоминающая о прошлом? Знай такие детали, советские писатели — современники тех дней, могли написать подлинно пронзительные романы, отобразив все сопутствующие тому психологические аспекты. Разве только то было неудобной правдой, о которой не следовало сообщать населению. И без того хватало доказанных зверств со стороны противника, чтобы его ещё более не расчеловечивать. Да вот за давностью лет читатель уже не имеет склонности тянуться к книгам советских писателей, не находя там новых известных ему обстоятельств былого. Оттого и не знаешь, как воспринимать книги того же Фёдора Панфёрова, словно вынужденного замалчивать иного рода информацию. Либо, можно судить иначе, то было известно каждому, и повторялось изо дня в день, отчего этому не нашлось места на страницах за ненадобностью, и со временем забытое.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Вторая Мировая война закончена. Что стало с Латвией? И стало ли с Латвией нечто другое, нежели было? В очередной раз освобождённая от немцев, страна начала восстанавливаться. Похожая ситуация была после Первой Мировой войны, тогда тоже пришлось хлебнуть горя от сапог немецких солдат. Обездоленная и разорванная, Латвия наконец-то получила возможность свободно дышать. И вот новая война, вновь симпатии к немцам, опять они её растаптывают, а отходя, минируют каждый дом. Ничего не должно остаться после них. Всё это было, как уверяет читателя Анна Саксе. Она показывает необходимость обратиться к опыту Советского Союза, создавая в стране колхозы. Об одном из них, названном «В гору», и будет рассказано в одноимённом произведении.

С первых страниц читатель видит развалины латвийских поселений. Сколько же предстоит работы: думают латыши. Но прежде необходимо найти родственников. Не так-то просто это сделать. Кого-то убили, иных увезли в Германию, а кому-то предстоит освободиться из-под принуждения от местных коллаборационистов, насильно принуждавших к труду. И что же всё-таки предстоит делать? Требуется разбирать завалы. Если одни приступают к делу из добрых побуждений, им мешают люди с корыстными интересами. Благо, воздаяние существует. Спешащим обкрадывать отрывает конечности, поскольку необходимо помнить о заминированных домах. Попробуй в таких условиях организовать колхоз. Многие не хотят вовсе ничего делать, предпочитая оплачивать работу. Ещё и периодические провокации ряженых в красноармейцев, кто продолжает сочувствовать немцам.

Вполне очевидно, особенно имея взгляд со стороны, читатель не во всём согласится с позицией Анны Саксе. Но она повествовала в духе времени, когда ей следовало поступать именно таким образом. Пусть немцы соответствуют придаваемому им образу. Редкий писатель из Прибалтики тех дней показывал иное представление о действительности того момента. Пусть позже, лет через двадцать они начнут переписывать собственные произведения, на новый лад предлагая трактовку уже описанного. Пока Анна пишет о пользе коллективизации, получая поддержку советского общества, с другой стороны на неё смотрят с осуждением, видя пагубное влияние на латвийское хозяйство. Для рассуждения о положении дел нужно подождать некоторое количество лет. Если Латвия расцветёт, значит всё было сделано правильно. Как думает читатель, в какой период времени на протяжении XX века в Латвии было создано лучшее из возможных положений?

В 1949 году Анна Саксе получила за роман «В гору» Сталинскую премию, в тот же год данной премии был удостоен другой латышский писатель Вилис Лацис, показавший довоенное, военное и послевоенное время. Читатель мог убедиться, насколько всё оказывалось непросто и тяжело для латышей. Как о том не рассуждай, разделение общества всегда крайне болезненно для восприятия. И как бы немцы не поступали, они побеждены. Теперь нужно смотреть вперёд, стараясь избегать прежних ошибок. Что в том сложного? Реальность будет складываться иначе, подменяя гордость за себя втравленным в душу раболепием.

Как-то так получается, Латвия в пору самостоятельного существования низводится до чьего-то придатка. Ничего с этим не поделаешь, такова данность мировосприятия латышей, сложившаяся из длительной истории взаимоотношений с соседними государствами. Анна Саксе показала путь к восстановлению хозяйства. Непосредственно ей он показался наиболее правильным. Это её точка зрения. Прочее — дело сложившихся обстоятельств, не всегда понятных с позиции логики. Главное, в случае изменения отношения в противную от лучших для неё условий, более никогда подобных условий не предоставлять. Надо быть последовательным в своих желаниях. Если кому-то нравится терпеть надругательство над собой — путь тогда не в гору, а в пропасть.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Нужно ли вырывать человека из привычной для него среды? Жизнь не спрашивает, принуждая поступать вне зависимости от имеющихся у людей желаний. И после приходится нести бремя прошлого, становясь подобием тени в новых условиях. Неважно, что взойдёт при таких условиях, в душе всё равно останется травма непрожитых при прежних условиях дней. Иначе почему люди, вырванные из привычной среды, так часто возвращаются к временам, о которых они ничего не могли помнить по своим детским воспоминаниям? И насколько теперь допускается верить ими рассказываемому? И это нужно решить именно сейчас, в случае знакомства с творчеством Кадзуо Исигуро, в возрасте пяти лет переехавшего в Великобританию. Он должен восприниматься за японца, но осталось ли в нём что-то японское? Даже свои книги он пишет на английском языке. При этом сюжетное наполнение, по крайней мере романа «Там, где в дымке холмы», про японцев. Более того, оно про японцев, вырванных из привычной для них среды. Значит, травма непрожитых дней действительно имеет место быть.

Исигуро словно вопрошает читателя: как с этим можно продолжать жить? Имея за плечами опыт горестных страданий, выраженных через пройденные испытания, одним из которых стала атомная бомбардировка Нагасаки. Города, в котором через девять лет родился и сам Кадзуо. Жизнь подлинно пошла на слом. Если кто не умер при том событии, продолжали умирать от сопутствующих заболеваний. Произошёл и надлом психики. Тут можно завести совершенно отдельный разговор, касающийся японского мировосприятия. Одно наложилось на другое, вследствие чего ситуация была доведена до критической. Порою становилось проще наложить на себя руки, нежели продолжать жить. Это порождало всплеск нового слома представлений о действительности, побуждая к многократному переосмыслению необходимости продолжения существования.

Поэтому читатель видит смерть на страницах произведения. Тяжёлым бременем ложится на восприятие картина убийства матерью ребёнка. В силу каких бы то не происходило обстоятельств, тяжело стать свидетелем подобного. Для уравновешивания Исигуро предложил сцену с убийством котят при аналогичных условиях. Читатель обязательно задастся вопросом, насколько равносильно сравнивать утопление ребёнка и котят? Невзирая на представления о гуманизме, насильственная смерть животных не столь болезненно отражается на человеческом разуме. Однако в случае, когда свидетелем становится ребёнок, может произойти надлом, от которого никогда не получится избавиться. Собственно, Кадзуо к тому и подведёт читателя, показав слом психики человека, излишне пропитанного окружавшей его жестокостью. Жить в таком мире он не мог.

Что касается восприятия авторской манеры изложения, не всякий читатель сможет её принять. Попробуй спокойно взирать на часто описываемую банальность, раздутую до будто бы важности, притом абсолютно никчёмную. Остаётся сослаться на неуверенную поступь начинающего писателя. Пусть пока он долго и без особой надобности расписывает сцены, вроде превозношения заслуг мальчика в знании таблицы умножения, либо наставления шахматного знатока человеку, который не желает понимать сути данной игры. Но в одном Исигуро показал умение излагать, не давая никаких объяснений. Например, читатель будет негодовать от манеры поведения матери, чья дочь часто врёт, сбегает из дома и наносит себе увечья. Что это за воспитание такое? И почему мать относится настолько спокойно? Кадзуо решил — читателю нет нужды о том пояснять.

Произведение было написано, успешно опубликовано, получило положительные критические оценки, Исигуро был замечен в качестве подающего надежды молодого писателя. Что его ожидало дальше? Быть может Букеровская или даже Нобелевская премия? А может он станет Сэром Кадзуо Исигуро? Всё это ждёт его в ближайшие десятилетия.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Одно можно сказать точно — по книгам Веры Пановой можно и нужно научиться понимать действительность советских дней в том представлении, которое должно остаться на память потомкам. Это яркий пример того, как государство может наладить механизм по написанию нужных для его существования произведений. Поэтому не стоит удивляться трём Сталинским премиям. Вера Панова получила в разное время награды всех трёх степеней. Прежде читатель узнал про санитарный поезд и завод, теперь ему предстояло ознакомиться со становлением колхоза в первое послевоенное время.

Основная головная боль, чего Вера Панова не думала скрывать, возвращение людей с войны. Каким образом они сумеют влиться обратно в трудовой коллектив? Незачем скрывать, насколько сломленными оказались их характеры. Но и как со всем прочим, кто-то из вернувшихся станет достойным членом общества, иные же пойдут не тем путём, не способные перебороть пагубную сторону своей натуры. Кажется, сталинское установление треснуло. Как описывать преобладание лучшего над хорошим, ежели возникает необходимость описывать совсем уж отрицательное явление? Никто не станет смотреть на военные заслуги, в тылу трудились с таким же усердием, добиваясь свершения требований потом и кровью. Посему всякий, кто откажется идти в ногу с необходимостью поднимать колхоз, будет удостоен соответствующего к себе отношения.

Но и без проблем с ветеранами хватит головной боли. Как колхозу предстоит функционировать? Быть может советский читатель с интересом перенимал через книгу Пановой так требуемый для него опыт, познавая проблемы других колхозов, не сумев наладить восстановление в своём собственном. С таким же интересом следил читатель из времени чуть позднего, познавая проблематику послевоенных лет, продолжая размышлять — остаться колхозом, либо согласиться на преобразование в совхоз. Но как быть с читателем ещё более позднего времени? Не так будет просто внимать действительности, излишне далёкой от понимания. Где-нибудь в плане наблюдения за некогда происходившим — может и сгодится. Да вот тяжело читать страницу за страницей об очередном собрании, когда люди берутся решать проблемы сообща, порою вступая в длительные споры о необходимости чего-то определённого. Хоть тех же кирпичей. Разговаривать про них можно долгими днями и неделями, не умея выработать единое мнение. И было бы так лишь только с кирпичами.

Стране требовалось срочно поднимать хозяйство. Теперь предстояло трудиться даже больше, нежели во время войны. Как подготовить к этому население? Нет необходимости думать, будто Вера Панова писала произведение по указанию сверху. Впрочем, проблематика становления колхозов волновала многих. А раз тема стала настолько острой, надо было об этом как можно быстрее рассказать. Будь больше времени, «Ясный берег» мог иметь более богатое наполнение. А раз времени не было, не возбранялось ограничиться небольшим размером повествования. И Вера Панова справилась, составив для современников инструмент к действию.

Пусть на произведении лежит печать соцреализма. Читатель волен не поверить многому из ему представленного на страницах. Или всё-таки следует поверить? Ничего в том нет необычного, когда написанному лучше поверить. Каждый жил своей жизнью, имел отличные от прочих людей мысли, при этом смотря на мир глазами общества. И если приходило понимание, насколько ближе к действительности созданное для большинства, оставалось согласиться и двигаться к совместному будущему, нарисованному в светлых оттенках ожидания наступления лучших времён. Именно так и должен читатель воспринимать написанное Верой Пановой, пускай и с поправкой на определённые обстоятельства конкретного отрезка времени. Надо верить в лучшее…

Автор: Константин Трунин

» Read more

Коптяевой близок по духу Дальний Восток, поэтому она снова отправилась туда на поиски литературных сюжетов. Поехала, можно сказать, сама: показать стремление молодой девушки к обретению умения писать нужные обществу статьи в периодические издания. И рассказывать она будет о быте шахтёров, потом может приоткроет для советского читателя быт якутов и эвенков, обязательно должная поведать и про быт врачей. Всему этому обязательно должно найтись место, если не в данной книге, то в последующих. А пока читатель более должен был внимать медицинской составляющей, поскольку Иван Иванович — местный доктор.

Что же делает Иван Иванович? Доблестно трудится, прилагая те умения, которыми располагает. Со стороны читателю может показаться, Коптяева создаёт идеализированную картину, далёкую от должной тогда быть в Советском Союзе. Или всё вокруг Ивана Ивановича имело удручающий характер, вследствие чего он исходил из имеющегося. Например, оперировал живот беременной без какой-либо подготовки, делал операции на мозге. Пусть не всегда у него выходило удачно, причина для объяснения обязательно находилась: то свет отключили, помощник не так выполнил указания, либо процесс зашёл излишне далеко. Иван Иванович не думал расстраиваться, считая, что в медицине, каждый может найти себе применение.

Другая проблема, поставленная Коптяевой, выражалась в отсутствии интереса государства к семейным ценностям. Антонина и прежде писала про необходимость добиваться лучшего, только не в плане домашних забот, а лишь в желании наращивать объёмы производства. Почему человек должен полностью отдаваться трудовым достижениям, когда его внимания ждут родные? За успехами государственных строек не было принято замечать разрушенных семей. Пусть жёны не менее трудились, добивались признания и заслуживали похвалу от коллег, они всё-таки больше мужчин страдали от такого положения дел. То есть советский писатель мог написать про любовь на войне, в тылу или в мирное время, но кто из них показывал последующее развитие отношений, чаще приводившее к разрыву? Поэтому Коптяева описывала происходящее на страницах так, чтобы на это обратили внимание.

Ещё одна проблема, превалирование интересов мужчин над интересами женщин. Какое дело до, так скажем, «писанины», когда стоит задача по оздоровлению населения, остро нуждавшемся в квалифицированной медицинской помощи? Читатель волен возразить, что у Ивана Ивановича был реальный прототип, поднимавший на севере Дальнего Востока нейрохирургию, попутно помогая жившим там людям. Будь на его месте женщина, тогда Коптяева писала бы в ином тоне. Такое вполне можно допустить. Всё-таки советское общество воспринимается таким, где каждый имел равные возможности. Или просто каждый был обязан трудиться? Из-за чего равноправие начинает восприниматься далеко не так однозначно.

Коптяева сделала упор и на необходимости донести до читателя описание быта северных народов. Почему они оказались в столь неблагоприятных для них условиях? Каким образом люди решились откочевать на дальний север? Читатель поймёт очень просто. В силу сложившихся исторических процессов, по доброй воле или принудительно, народы были поставлены перед необходимостью переместиться в более спокойные места. Одна из причин — спасение от монгольских завоеваний. Но читатель, знакомый с историей тех мест, найдёт аргументы для возражения, вспомнив в том числе и Китай, плативший за спокойствие, практически никогда не воюя с северными народами. Только это никак не касается содержания.

Нужно упомянуть и факт присуждения за произведение Сталинской премии. Других литературных наград у Антонины Коптяевой не было, несмотря на активную писательскую деятельность и занятие в последующем высоких постов в литературных объединениях Советского Союза.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Как стремительно бежит время. В тридцатых годах XX века литераторы всего мира были словно пуритане, всячески себе запрещая описание откровенных сцен. За последующие тридцать лет случился надлом, позволив литераторам свободное описание постельных сцен с мельчайшими деталями. После поступь будет вовсе не удержать, превратив литературу в срамное чтиво, вплетая в реальность самые больные фантазии. Согласно заветам классиков получалось, что достаточно затворить стены спальни, как читатель самостоятельно догадается о там происходящем. Что же случилось в последующем? Описание любовных утех использовалось в качестве удобного инструмента увеличения количества страниц. Таковы рассуждения, по большей части касающиеся западной литературы. И вот перед читателем предстаёт описание похождений некоего Дж. за авторством Джона Бёрджера, видимо сумевшего ввести моду на пересмотр прошлого под углом извращённого понимания о настоящем.

Насколько требуется заострять внимание на пикантностях? Читателю покажется это подобием вставок. Между описаниями основного действия то и дело появляются постельные сцены. Бёрджер спокойно рассуждает про лобковые волосы, форму женских половых органов, слизь… Читатель невольно задумается над оригинальным написанием названия, так сильно напоминающим о существовании точки Джи. Ещё и отсылки к Казанове, которого звали Джакомо. Хотя читатель, узревший в начале произведения упоминание Гарибальди, задумается вовсе о других материях. Но раз автор раз за разом сводил поступки героя к подвигам на постельном поприще, ассоциации возвращаются обратно к точке Джи.

Всё-таки, бросающийся в глаза аспект предлагается опустить. Скажем об этом так: такова дань, отныне и надолго уплачиваемая за должный последовать успех. Ведь в книге должно рассказывать и о прочем. Так от чего именно уводил внимание читателя Джон Бёрджер? Начнём считать, что от размышлений об описываемом времени. То есть о событиях, связанных с началом Первой Мировой войны. К концу произведения речь пойдёт уже про убийство Франца Фердинанда. Пусть читатель знает, насколько значение убийства австрийского эрцгерцога преувеличено, поскольку война началась не сразу, а спустя относительно продолжительное время.

Именно с Италии, считает Бёрджер, следует вести отчёт случившихся в Европе событий. Пожелавший объединения, Гарибальди не тот, с кем может быть связан рост влияния социалистических воззрений. Или всё же источник грядущих перемен — это вторая англо-бурская война? Пожелавшие независимости, буры были не теми, кто оказывался достойным превзойти англичан, по сути творившие зверства над местным населением в гораздо худших проявлениях. Может буры повлияли на скопление туч обоюдной ненависти над европейцами? Или лучше перенести взор снова в Италию, отправив лётчиков-асов на покорение Альпийских гор? Получив контроль над небом, человек воспарил выше скопившихся туч. Так на страницах произведения Бёрджера дело и шло к Первой Мировой войне.

И на этом можно остановиться, затронув основные моменты содержания. О прочем читатель пусть судит самостоятельно, если он пожелает вообще прикоснуться к произведению. Европейский читатель то сделает без затруднений. Прочий читатель, продолжающий ждать от литературы глубоких размышлений, раскрытия человеческих душ и знакомства с происходящим вокруг через мысли других людей, не всегда спокойно перенесёт описание чрезмерно пестуемых низменностей. Куда бежать? Где спасаться от столь неуместной откровенности? В таком случае можно посмотреть вперёд, куда-нибудь в двадцатые годы XXI века, вовсе испугавшись от дошедшего до неуместных извращений человеческого разума. Поэтому, поверьте, творчество Бёрджера следует признать относительно терпимым.

Что до вручённой за «Дж.» Букеровской премии, то кто сказал, будто она может считаться за образец награждения высокой литературы? Пока ещё ничего не говорило за её качество.

Автор: Константин Трунин

» Read more