Category Archives: Беллетристика

Михаил Булгаков «Мастер и Маргарита. Шестая редакция» (1938)

Булгаков Шестая редакция

И Мастер появился. Шестая редакция с того и начинается, что читателю представляется человек, о котором известно только им же придуманное прозвище. Поступив так, Булгаков пересмотрел предыдущее содержание, изыскав для повествования новую сюжетную линию. Отныне автором внутреннего рассказа о казни Иешуа Га-Ноцри становится именно Мастер. Либо стоит говорить о глубоких психических расстройствах предыдущего автора, заработавшего на фоне пережитых испытаний раздвоение личности. Представленный вниманию Мастер поглощён мыслями преимущественно о Маргарите, тогда как историю о казни Христа он предпочёл сжечь. Так перед читателем создаётся история любви двух душ, на фоне чего произойдёт многое из описанного Михаилом в прежних редакциях.

Насколько оправдано введение элементов мистики? Ведьмовские свойства Маргариты и её буйство не укладываются в ровное течение повествования. Не получается объяснить, зачем Булгакову потребовалось растягивать действие, измышляя производимый Маргаритой погром. Кроме того, Маргарита стала невидимой, она проказничает, желая отомстить. Это происходит из-за неприятия произведения Мастера, отвергнутого издательствами, зато сопровождаемого критическими откликами в периодических изданиях. Такой подход к наполнению событийности выдаёт в происходящем чьё-то сновидение. Вполне возможно, что грезит как раз Мастер, на самом деле называемый Иваном Бездомным, как тому полагается быть согласно текста первых редакций романа.

Важной частью шестой редакции — совершенно новой и непредсказуемой для сюжета — стал бал у Воланда. Испив одурманивающего зелья, Маргариту посетили видения. Дополняя мистическое наполнение романа, Михаил ввёл на страницы идею о переселении душ. Собственно, Воланд проводит бал раз в определённое количество времени, приглашая на него неизменно женщину по имени Маргарита. Но не любую, а занимавшую в прошлой жизни влиятельное положение. И оказывается, ныне приглашено очередное перевоплощение одной из английских королев. Вся творимая на бале вакханалия закончится испитием зелья, после чего видения исчезают.

И вот уже тогда на квартире у Воланда появится Мастер. Там же окажется сожжённая рукопись романа, с которой читателю предстоит ознакомиться. Отныне история распятия Иешуа обретала иной вид, делая центральным персонажем Понтия Пилата, умевшего убеждать всякого, ничего прямо о требуемом не сообщая. Неважно, как Иешуа к нему попал на беседу, каким образом его казнили. Значение приобретало случившееся после. И вот там Пилат проявил должное старание для избежания неблагоприятных последствий, однако сделал так, породив тем предания о таинствах, о чём он, разумеется, не мог впоследствии иметь представление.

Читатель узнаёт, что тело Иешуа повелел выкрасть именно Пилат, дабы не было известно о его месте захоронения, и не было излишнего волнения и поклонения. Пилат же велел убить Иуду, а после повесить. Кошелёк с тридцатью сребренниками он распорядился подкинуть главе иудейской религиозной общины. И именно с Пилатом будет иметь беседу Левий Матвей — ученик Га-Ноцри. Предстоит сделать ещё одно открытие: о чём бы Иешуа не говорил, его речи записывались с иным смыслом, нежели он хотел. Станет известным и желание Пилата убедить Левия Матвея в необходимости уступить его воле, дабы тот не мешал выкрасть тело Иешуа.

Согласно шестой редакции, читателю ясно, насколько продуктивной стала работа Булгакова над романом. Остаётся сожалеть о неумолимости действительности, не считающейся с необходимостью позволить людям завершать их существование, не оставив недоделанных дел. Следующая редакция «Мастера и Маргариты» будет выполнена не Михаилом, то сделает его вдова. Поэтому, ежели читатель желает, он всегда может ознакомиться с текстом шести редакций романа и составить собственный итоговый вариант представления о романе.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Булгаков «Мастер и Маргарита. Князь тьмы» (1937)

Булгаков Князь тьмы

1937 год — переписывание большого романа заново. Михаил взялся перенести в новую редакцию основное из им написанного прежде, внеся необходимые изменения. Давать название будущему произведению Михаил опасался. Ему проще казалось называть его «Романом», и лишь при продолжении работы решено вынести на титульный лист «Князя тьмы». Действительных разночтений получилось не так много, и текст не выглядел более упорядоченным, нежели то следовало из второй редакции. Читатель увидит перемену событий, переосмысление причастности героев к совершаемым ими поступкам. Под тот же трамвай казалось допустимо пустить иное лицо, никак не Берлиоза. Данная редакция — пятая по счёту — примет вид лоскутного одеяла. В совокупности происходящее понятно, но Булгаков всего лишь переписывал, видимо собираясь позже увязать сцены в единое целое.

Итак, на Патриарших прудах жарко, хочется пить, но от выпитого становится только хуже, появляется икота. В такой обстановке, почти сравнимой с головной болью Понтия Пилата, Берлиоз оказался поставлен перед необходимостью рассуждать об отсутствии религиозности у граждан Советского Союза. В такой ситуации нет веры в Бога, Христа и, разумеется, в дьявола. За подобный ход мыслей следует наказывать, потому в качестве кары выбрана комсомолка Аннушка, разлившая масло.

Читатель всё-таки отмечает преобладание мыслей об арелигиозности. Это должно его побудить к соответствующему восприятию текста романа. Никакой мистики далее не последует. Всему находится объяснение, стоит включить голову. Берлиоз оным и занимался, из-за чего её же и лишился. В Москву приехали иллюзионисты, и главным среди них окажется Воланд — князь тьмы. С виду всемогущий, на деле нуждающийся в условиях для существования. Он один из тех, кто в годы становления советской власти занимался обманами разного рода, выдавая желаемое за действительное. Ему ничего не стоило пролить масло, а после подвести Берлиоза под трамвай. Однако, фокусы способны сломить волю случайного свидетеля, не способного сразу распознать им увиденное. На деле же всё просто — становиться пациентом психиатрической лечебницы ему не требовалось.

Булгаков пока не определился, насколько он согласен доверить написание внутреннего рассказа о Христе сошедшему с ума человеку. Михаил то оставил до другого времени, пока наполняя историю распятия деталями. Новые действующие лица ни к чему не побуждают, становясь заготовкой для должного последовать продолжения. Но уже в пятой редакции Иешуа избавляет Понтия Пилата от головной боли, сделав это не до конца ясным способом.

Переписывание оказывалось не совсем понятным читателю. Почему Михаил сразу не расставлял главы в необходимой последовательности? Зачем убирал объясняющие происходящее сцены? У него должно было появиться иное видение романа. Об этом пятая редакция ничего не сообщает. Фрагментарность дополняется очередными сценами, разбросанными по страницам в хаотичном порядке. Нет ничего того, отчего приходится мысленно возвращаться ко второй редакции, дабы свериться и не терять нить описанного Булгаковым.

Всё же предпочтение Михаил отдал действиям Воланда. Оттого он и тяготел к названию «Князь тьмы». Всему следует меркнуть перед его проступками. Он приехал в Москву, убил человека, а теперь собирается обманывать доверчивых граждан, внушая им веру в им творимое. Снова Булгаков переписывает представление с фальшивыми деньгами. Но это всё не то. Требуется больший размах. Не может ведь Воланд оставаться обыкновенным лиходеем, чего-то определённо не хватало широте задуманных им планов. Может он достоин стать как раз князем тьмы?

Осталось дополнительно раскрыть прежде описанные сцены, дополнить чем-то новым. И отчего не появиться в сюжете Мастеру, а горячо им любимой Маргарите не обрести прежде невиданное значение? Таким образом Булгаков подошёл к теме, которой суждено стать самой главной в повествовании.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Булгаков «Рашель» (1939)

Булгаков Рашель

Продолжая перерабатывать классические произведения, выбор Булгакова пал на «Мадемуазель Фифи» Мопассана. История должна была раскрыть перед советским зрителем пылкость патриотических чувств женщины из публичного дома. События касались трагической франко-прусской войны, обернувшейся для Франции поражением и падением Второй империи. Для французов то стало большим ударом. Они отчаянно сражались, но вынуждены были признать власть немцев. Однако, писатели старались о том времени писать на возвышенных чувствах. В каждом французе не просто горело желание борьбы, оно сжигало их изнутри. Такие чувства владели абсолютно всеми. И не таким уж неожиданным оказался поступок падшего сознания, остро воспринимавшего попранную честь государства, ради чего она не пожалела жизни.

Требовалось усложнить сюжет. Только не Булгакову то предстояло делать. Он лишь следовал за Мопассаном. Насколько то точно было сделано — лучше узнать у знатоков творчества французского писателя. Зритель должен был увидеть краткую выдержу, осознать значение поступка женщины, решившейся на убийство немца, не стерпев хулы в адрес французского народа. Её рукой скорее управляло неприятие несправедливости, чем разумное осмысление необходимости оного. Пусть она из публичного дома, но благородных чувств ей всё-таки хватало. И она умела любить, о чём на краткий миг забыла, совершив непоправимое деяние.

Зритель не сразу бы понял, к чему он обязан взирать на заграничный быт, разговоры о всякой всячине, непонятную обыденность. Вскоре ему станет известно о добрых взаимоотношениях между двумя трепетными сердцами. И уже после разыграется драма с убийством. В качестве завершения зрителю предстояло увидеть торжество справедливости. Совершившая проступок должна спастись, а её молодой человек отправиться за ней на поиски. Слёзы умиления обязательно могли покатиться по щекам у зрителя, стань он очевидцем счастливого воссоединения влюблённых. Не так-то им оказалось просто сойтись, ибо кругом жадные до расправы немцы, потерявшие след оскорбившей их женщины.

Над оперой предстояло работать Булгакову в качестве либретиста и композитору Дунаевскому. Их творческий союз вскоре распался, а «Рашель» стала ещё одним временно забытым произведением Михаила. Только должен ли читатель сочувствовать доле Булгакова? Являлся бы текст полностью его работой, тогда да. В подобной ситуации, которую должен был понимать и сам Михаил, он выступал в качестве должного адаптировать чужое произведение под определённые нужды, и не более того. Уже прошли те времена, когда постановка на сцене являлась дополнением к напечатанному оригинальному произведению. С изобретением кинематографа значение театральных представлений изменилось. Но всё-таки адаптировать текст, написанный давно, являлось не совсем правильным. Зритель всегда жаждет прикоснуться к новому, либо к хорошо забытому старому. Мопассан не был из тех, кого можно отнести к первым или вторым. Его «Мадемуазель Фифи» позволила настроиться на определённый лад, и только.

Ныне читателю доступно либретто Булгакова. Можно самостоятельно с ним ознакомиться. Где-нибудь обязательно по нему ставятся, если не оперы, то играются пьесы. Сюжет действительно интригующий, рассказанный на надрыве чувств. Видеть отчаянный поступок, совершённый из чистых побуждений, находящий одобрение у окружающих и заставляющий скрежетать зубами врагов, читателю будет приятно. Тем более, окончание нисколько не опечалит. Любовь обязательно побеждает, если к тому тяготеет автор. В случае Михаила перемен не случилось — Рашели предстоит спастись и обрести долгожданное счастье, причём без возвращения к прежнему состоянию работницы публичного дома.

Так бы везло и Михаилу, чтобы в конце его ожидало счастье. Да вот тому не бывать. Он почти исчерпал отпущенное ему время.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Булгаков «Дон Кихот» (1938)

Булгаков Дон Кихот

И опять Булгаков трудится для театра. Отставив планы по написанию собственного творчества, он продолжил адаптировать классику под театральные нужды. Взявшись за нетленный роман Сервантеса «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский», он не нашёл ничего лучше, как практически пересказать сюжет, причём объединив обе части произведения, невзирая на продолжительный срок между их созданием. Получилось в той же мере — первые действия в исполнении Михаила дышали событиями, тогда как вторая часть приняла на себя весь сумбур оригинала. При жизни Михаила пьеса «Дон Кихот» востребованной не оказалась.

Что должен был увидеть зритель? Сцена изначально представляла жилище, куда по очереди заходят цирюльник, ключница и Санчо Панса. Каждого из них Алонсо Кихано (он же Дон Кихот) обвиняет в чём-то определённом, либо возносит до каких-либо вершин. Зрителю бросаются в глаза старые латы, книга о рыцарях, затем тазик для бритья. В череде комических событий, чаще всего связанных с волшебством, Алонсо Кихано подготовит себя к приключениям во имя прекрасной дамы. Ежели зрителю не хватит комичности, тогда он увидит облачение будущего рыцаря — в качестве шлема будет водружён тазик для бритья. Для ещё большего смеха прекрасным боевым конём будет выбран осёл. Так Дон Кихот подготовится к геройским поступкам. К сожалению, на том внимание зрителя начнёт угасать, поскольку в дальнейшем всё окажется не столь примечательным.

Булгаков бросит Алонсо Кихано на мельницу за сценой. Получив лопастью, тот отлетит обратно, где зритель увидит его в помятом виде. Вполне разумный главный герой повествования поделится открывшейся для него истиной: волшебство строит против него козни, исчезая в тот самый момент, когда он готов нанести по нему удар. Зрителю немудрено заметить, увидев наваждение в тех же самых местах, под которыми их понимал Дон Кихот. Всё это согласно текста Сервантеса. Булгаков и дальше не станет изменять оригинальное произведение, чем и вызовет апатию у зрителя.

Изначально задуманный в качестве пародии на рыцарские романы, роман «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский» таковым и стал. За это его и любят поныне. Можно найти разнообразные ситуации, куда без затруднений получается применить образ главного героя. Но спустя годы случилось продолжение, причём написанное уже не в качестве пародии, а как самый настоящий рыцарский роман, где не осталось прелести от недосказанности. Ежели прежде Дон Кихот воспринимался чудаком, чрезмерно воображавшим, а на самом деле смешившим окружающих, толком не отойдя от родного города в неведомые дали, то в продолжении всё обрело реальность, в том числе и прекрасная дама, даже Санчо Панса стал губернатором острова, как то ему обещал Дон Кихот. Понимал ли это Булгаков, ежели смешал в одной пьесе два разных сюжета, друг с другом плохо совместимые?

Как знать, отсутствие денег побуждает создавать и не такие проходные работы. Нужно в очередной раз признать слабость Булгакова, порою отказывавшегося доводить начатое до конца. Он мог трудиться над новыми редакциями «Великого канцлера», ещё не подозревая, как у него родятся в голове Мастер и Маргарита, придумывать новые эпизоды и сцены, тогда как прочая работа не представляла для него особого интереса. Главное, гонорар получен. Всё прочее становится не столь важным. На постановку в театре Булгаков скорее всего не рассчитывал, привыкший оказываться на вторых ролях. «Дон Кихот» уже был практически принят к постановке, но, как обычно, нашёлся другой автор с иным сюжетом, более важным для сцены.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Булгаков «Пётр Великий» (1937)

Булгаков Пётр Великий

Цикл исторических опер пополнился либретто «Пётр Великий». Получив предложение от композитора Петунина, Бугаков взялся за работу над произведением. На этот раз он писал в духе подобия социалистического реализма. Пётр лучше всех царей подходил, чтобы его показать заботящимся о благе народа. Тут не могло возникнуть трудностей. Постановка должна была случиться обязательно. Однако, воплотив всё требуемое, Михаил так и не сумел добиться должного внимания. Наоборот, появились дополнительные требования, воплотить которые в либретто он не смог. Последовал отказ от продолжения работы над «Петром Великим» — написанное осталось без изменений.

Зритель должен был узнать, как Пётр осуществлял политику на улучшение жизни населения, лично принимая участие во всех аспектах. Он не только одерживал победы над Швецией, тем способствуя выходу к Балтийскому морю, ему же приходилось трудиться наравне со всеми. Всем известно, если хочешь сделать по собственному разумению, тогда делай сам. Так и Пётр присоединялся к плотникам, нисколько не смущаясь необходимости заниматься физическим трудом. Он и песни пел о трудовом народе, точно подмечая, кому всякое государство обязано процветанием.

Тем временем, поскольку Пётр был единственным светлым человеком в России, думавшим о благополучии, никто более в стране не желал браться за ум. Тех, кого он посылал учиться у заграничных мастеров, приезжали домой без знаний, но со следами знатных попоек. Тем же отметился и его сын Алексей, так и не овладевший необходимыми знаниями. Чиновники продолжали набивать карман, забыв обо всех, кроме себя. Больно всё это было видеть Петру, хотел всех наказать, только кому тогда заботиться о России дальше? Дилемма возникла в его мыслях.

Проблема усугубляется преемственностью власти. Кому Пётр перепоручит продолжение им затеянных дел? Сын надежд не оправдал. Наоборот, Алексей громче всех кричал, что повернёт дела отца вспять, ибо желает видеть Русь исконную, лишённую европейских веяний, и по принятии царских регалий сразу сожжёт все построенные отцом корабли. Оставалась Екатерина. И этот вариант оказывался сомнительным. Булгаков не взялся решать, каким образом нужно распорядиться, показав требуемый зрителю переход властных полномочий, как бы внимающему истории не понравилось сохранение монархии. Лучше бы Пётр задумался отказаться от власти, передав власть народу. Разумеется, Михаил не мог о таком написать.

Образ царя-реформатора выведен не в подлинно историческом виде. Булгаков опустил множество деталей, отдав предпочтение основному — Пётр был близок к народу и всё делал ради него. Тогда как происходившие в России процессы не соответствовали выведенным Булгаковым. Стремление в Европу усиливалось ещё с предшественников Петра, взять хотя бы его рано почившего брата царя Фёдора III или того же Бориса Годунова. Алексей истинно выглядел не подходящим на роль правителя, но то было связано с другими причинами. Михаилу не хватило места для отражения значения сына Петра для истории. Либретто не позволяло объяснить всех происходящих на сцене событий, как то удалось сделать Дмитрию Мережковскому в романе «Пётр и Алексей».

Многое ли расскажешь в опере, рассчитанной на час зрительского внимания? Масштабность темы оказалась зажата в узкие рамки. Быстро пролетевшая жизнь царя ничего не даст зрителю. Требовалось сконцентрироваться на определённом историческом эпизоде, которым отчасти стала конфликтная ситуация между отцом и сыном. Но зритель так и не смог бы понять, отчего Пётр оказался настолько слеп, ежели умел смотреть вдаль, при этом отказываясь замечать происходящее у него под носом.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Виктор Астафьев «Прокляты и убиты. Плацдарм» (1992-94)

Астафьев Прокляты и убиты Плацдарм

Больше всего врут об охоте и войне. Вернее, не врут, а рассказывают так, как сами в то хотят верить. И у Астафьева есть собственная правда, какой бы жизненный путь он не прошёл. Он видел войну глазами человека, большую её часть проведшего на больничных койках. И видел войну так, как никто не желает видеть войны. Не доблесть русских солдат он заметил. Наоборот, зверства немцев и рядом не стояли. Русские предпочитали глумиться над противником, делая это постоянно. Астафьев уверен, что с годами ничего не изменилось. Русские остались такими же и поныне. Куда бы они не шли, всюду за ними следует шлейф неприятия. Как бы не хотелось в подобное верить, однако оспаривать точку зрения Астафьева не получится. Просто нужно принять за факт присущую русским жестокость. Сообразно этому остаётся призывать не стремиться к разрешению конфликтов с помощью вооружённых противостояний. Может и не настолько плохи русские в поступках, просто на войнах ничего другого не остаётся, как давать выход животным инстинктам. Даже больше можно сказать — на войнах все люди дичают, какой бы они национальности не были.

Вторая часть дилогии «Прокляты и убиты» наконец-то привела читателя к боевым действиям. Ожидаемого всё равно не произошло. Астафьев остался в прежней мере многословен. Он готов часами повествовать, ничего в итоге не сообщив. Но как это у него получается? В действительности Виктор точен в деталях. Он стремится обратить внимание абсолютно на всё, скрупулёзно описывая каждое происходящее событие. Если и видеть войну, то глазами Астафьева. Только за множеством мелочей не удаётся разглядеть общего фона. А перед читателем не какое-то рядовое событие, а форсирование Днепра.

Повествование построено по принципу рассмотрения каждого дня. Вернее, первая неделя описывается особенно подробно, тогда как последующие события без столь пристального внимания. Читатель готов побывать среди штрафной роты, едва ли не стать каждым боевым снарядом, способным перейти через руки, хорошо хоть не от момента производства, вплоть до поражения обозначенной цели. И, пройдя сквозь всё описанное Астафьевым, читатель остаётся без каких-либо знаний, кроме ощущения неприятия не только войны, но и литературы вообще.

Но зачем Астафьев с таким упорством представлял читателю многие аспекты войны? Так ли нужно знать, какими качествами полагается обладать телефонисту или артиллеристу? Виктор пытался залезть в душу каждого, пусть и сам был причастным в качестве связиста и отчасти артиллериста. Его понимание происходящего — всё-таки останется его собственным принятием происходящего на поле боя. При этом он сообщал скорее общие сведения, понятные читателю и без особого акцентирования на тех или иных особенностях.

Виктор видел войну изнутри, не желая смотреть на неё в совокупности. Он придавал значение каждой детали, отказываясь замечать слаженную работу всего механизма. Снова и снова он пытался отказаться принять всё, объясняя это приданием важности каждому элементу на войне. По его логике всякому солдату полагалось осуществлять функции не ниже генеральских, самостоятельно определяя, кому каким делом предпочесть заниматься. Может и не зверели бы тогда солдаты на войне, и войны тогда не оборачивались трагизмом. Но ведь и солдат имеет право рассуждать о доставшейся ему доле. И пусть даже так, как это решил сделать Астафьев.

Былое уходит, но человек остаётся. Снова случаются войны, и человек опять оказывается изломанным. Ничему былое не учит. А хотелось бы забыть о войнах. Остаётся сожалеть, что из сущих глупостей суждено развернуться очередному вооружённому конфликту, который никому не нужен, кроме ряда амбициозно настроенных личностей.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Владимир Костин «Годовые кольца» (2008)

Костин Годовые кольца

Проблематика литературы формируется за счёт сохранения творчества одних писателей, забывая о других деятелях от литературы. И ещё понятно, когда забывчивость формируется спустя десятилетия или века, но ежели такое происходит в течение пяти лет, года, а то и вообще моментально, тогда и приходится говорить о существовании проблематики. Особенно, если желаешь поговорить о читательских пристрастиях, всё чаще вызывающих недоумение. Закономерность ясна — любовь к произведениям сменяется обязательным отторжением у последующих поколений. Бывает обратное — неоценённое современниками в будущем становится объектом особого поклонения. Однако, чаще труды литераторов напрочь забываются. И чаще всего из-за банальной причины невозможности раздобыть искомый текст.

«Годовые кольца» Владимира Костина — это сборник, состоящий из повестей и рассказов. В виду невозможности раздобыть сам сборник, приходится доверяться посторонним источникам информации. Примерно он должен выглядеть следующим образом (даётся перечисление произведений в алфавитном порядке наоборот): Что упало — то пропало, Тоска зелёная, Стихия, Рожок и платочек, Против солнца, Остров смерти, Огорчённая на Волге, Музонька, Ленину и без вас хорошо, Годовое кольцо, Вальс-бостон, В центре Азии, Бюст, Брусника, Бригада.

Рассказываемое Костиным можно охарактеризовать жизненными историями. Берётся нетривиальная ситуация, описываемая в детальной точности, чаще на игре чувствами действующих лиц, не старающихся понять, почему в мире существует такое количество недоразумений, ежели они сами вроде бы разумны.

Допустим, повествование про мужчину, не имевшего средств расплатиться за проезд в такси. В залог он оставил меховую шапку. Разумеется, шапку ему никто не вернёт. Зато сколько душевных переживаний ему предстоит испытать. Обвинит всех, начиная от друзей, которые ушли раньше, нежели он мог у них занять, но так и не сможет признать собственной неосмотрительности. Ничего определённого читателю подобная история не даст. Разве только научит не разменивать крупные вещи на мелочь. Проще говоря, носи с собой мелкие купюры — целее будешь.

Есть повествование про место, имеющее печальное прошлое. Некогда там во множестве гибли людей. И ныне потомки боятся туда приближаться. Проще рассказывать друг другу страшные истории, чем провести изыскательные работы, каталогизировать и придать былому вид наглядной демонстрации недопустимости подобного снова. И Костину проще поделиться услышанным, чем предложить способ разрешения насущного затруднения.

Ещё одна из историй рассказывает о жизни женщины, буквально от первого мужа до последнего. Оных ей пришлось сменить порядочное количество. Были и пылкие влюблённые, и прагматичный слепой, и психиатр, и самоубийца. Все приходили, чтобы уйти. Читателю придётся самостоятельно выработать вывод, что существуют женщины, вроде бы вдохновляющие на существование, являющиеся музами. Да отчего-то иные музы позволяют не вдохновение находить, а окончательное отдохновение — в буквальном понимании испускания духа.

Подобным Костин не ограничивается. Всего в сборнике пятнадцать сюжетов, каждый из которых примечателен чем-то особенным. Иной раз и не догадаешься, о чём тебе Владимир расскажет. Ему вполне по силам сообщить жизнеописание бабушки из Харбина, решившей на склоне лет посетить родные края предков. Поэтому удивляться наполнению не приходится. Осталось пожелать всему придавать законченную форму, сообщать нечто важное, не ограничиваясь одним лишь желанием.

Как бы не хотелось говорить о грустном, но писателю следует писать о больном. Если отказаться от этого принципа и не задевать за живое, тогда и читать твоё творчество не станут. Так случилось и со сборником «Годовые кольца», вроде бы добившимся читательского внимания, но почему-то именно читательского внимания и не видно. Как же такое могло произойти?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Мария Степанова «Памяти памяти» (2017)

Степанова Памяти памяти

Написать книгу памяти — важно! Но для кого её писать? Для узкого круга родственников или для сведения большинства? Так ли важно, какой размер таза был у предка? Или какого рода смысл в оглашении срока наступления первых месячных? О чём-то всё-таки следовало умолчать. Но раз решено сделать историю семьи достоянием общественности, то насколько оправдано показывать другим письма, не предназначавшиеся для оглашения? И насколько важно говорить о нежелании узнавать о судьбе связанных с тобой людей? Пусть подобных тебе много, но ты не желаешь с ними знакомиться. Пусть для тех, кого Мария Степанова не знала, станет откровением информация, ею сообщённая на страницах «Памяти памяти».

Начинает Мария с обыденности. Даётся представление о недалёких временах — начале XXI века. Надо постирать бельё, потом куда-то пойти, ждать автобус, после размышлять об исторической родине где-то в районе литературно знаменитого Арзамаса. Как раз туда предстоит отправиться, как бы того не хотелось. А попав в те края, решить, как важно написать книгу воспоминаний, сопроводив собственный поток сознания фрагментами жизни прежде живших людей. Тогда и начинается открываться для читателя книга памяти, бросающая его от даты к дате, от человека к человеку, не давая общего представления и не подразумевая ничего, кроме осознания факта прикосновения к не должному быть потревоженным его взглядом.

Оживает на страницах мнение о прошлом. Показываются мыслители былых дней, жившие собственными печальными судьбами, горевшие присущими им страстями и сгоравшие от переизбытка чувств. Плавится на страницах мысль Цветаевой, пышет жаром Мандельштам, готовится стрелять по своим из пулемёта Хармс. Возникают образы Одессы — города колоритных контрастов. И всюду разбросаны немецкие куклы, имевшие особого рода значение, связанное с доступностью их приобретения.

В стороне ото всего этого продолжает находиться читатель. Он не должен понять, почему именно ему полагается знакомиться с чужими жизнями, до которых он никогда бы не прикоснулся. Может быть, стань Мария Степанова именитым человеком, достойным громкой памяти о ней, тогда как раз её «Памяти памяти» станет кладезем сведений для биографов. Пока такого не наблюдается. Знакомиться с её произведением — нечто вроде проявления симпатии к соседу, а то и просто к случайному человеку с улицы, о котором тебе вовсе не важно знать подробностей, но он тебе настойчиво советует познакомиться с историей его рода, для чего вручает альбом из портретов, принуждая присесть и просмотреть всё его содержание, пока он будет в качестве нарратора повествовать обо всём, сокрытом внутри.

Читателю не станут близки действующие лица воспоминаний Марии: ни Гинзбурги, ни Степановы, ни Гуревичи. Ежели кто из них уже известен, то о тех Мария не скажет ничего доброго, предпочтя упомянуть лишь факт присутствия связи, толком не имеющей к её предкам отношения. Вообще не важно, что происходит сейчас, как это соотносится с прошлым. Мария готова обращаться к былым дням, не позволяя прикасаться к своему настоящему. Читатель это должен обязательно усвоить. Видеть жизнь прежде живших ему дозволяется, тогда как до прочего ему дела быть не должно.

Хорошо иметь деятельных предков, оставивших по себе воспоминания. Можно взять их письма, прочитать и составить собственное представление о них. К сожалению, такое доступно не всем. Более того, это практически удел многих семей, живущих без прошлого. Может потому и возникает обида, когда кто-то, вроде Марии Степановой, может хранить память, а кому-то такого наследия не досталось.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Ольга Славникова «Прыжок в длину» (2016)

Славникова Прыжок в длину

Следовало бы возмутиться! Не людей описывает Ольга Славникова — для неё не существует человека на страницах написанного произведения. Мир поделился на тех, кто полноценен физически и духовно неполноценен, и тех, кто физически неполноценен, но полноценен духовно. Все действующие лица являются «инвалидами», «обрубками» и «ампутантами». Без сострадания, с едкостью, будто всё устроено именно так, как представлено на страницах, повествование поведёт читателя от трагического происшествия сквозь мытарства человека, лишённого ног. Он встретит таких же обделённых судьбой, но вполне довольных с ними случившимся. И всё это было рассказано для того, чтобы ни к чему в итоге не подвести. Просто жил человек, потом его не стало. Выводов делать не потребуется.

Славникова не рассказала полной истории. Она предпочла останавливаться на каждом эпизоде жизни главного героя отдельно. Все они вместе с трудом складываются в единый сюжет. Может показаться, словно есть начало и конец. Этого не оспоришь. Зато с происходящим между этими событиями не всё в порядке. Главный герой живёт прописанной для него жизнью, вынужденный участвовать в специально придуманных для него сценах. Так он станет лежать в больнице, посещать занятия баскетболистов-колясочников, интимно расслабляться с домработницей, интересоваться буднями похожих на него людей. Обо всём этом, и не только, Славникова писала ровно по одной главе. Потому полная история не получается. Скорее набор рассказов, связанных личностью одного героя.

Изредка Ольга прерывалась на других действующих лиц. Особенно её интересовал мальчик, из-за которого главный герой лишился ног. Он вырастет, изнасилует девушку, будет зарабатывать игрой в карты, то есть вести жизнь, наблюдая за которой у читателя пропадёт желание совершать добрые поступки. Зачем спасать подобного персонажа, дабы он сводил на нет существование других людей? А ведь принципы гуманизма требуют спасать прежде всего детей. Собственно, главный герой посчитает нужным отвести опасность от ребёнка, о чём впоследствии не раз пожалеет. Благо Славникова будет тому способствовать.

Читатель подумает, как тяжело главному герою жить. Он лишился ног — значит лишился перспектив. Разве? Ольга всё делает, лишь бы подобное мнение разрушить. Бед главный герой в действительности не знает, ибо он сын богатой женщины, делающей всё для обеспечения его досуга. Он получает лучшее ухаживание, лечение, консультации специалистов, не говоря уже о протезах, способных сделать из инвалида сверхчеловека, чьи способности превзойдут возможности мышечной силы. Даже среди действующих лиц появляется человек, мечтающий лишиться плоти, став подобием киборга. С таким подходом к пониманию бренности телесной оболочки рисуются только радужные перспективы.

Действительно, на жалея слов для яркой характеристики положения инвалидов среди здоровых людей, Славникова заставляет читателя проникнуться огорчением, сколько возможностей доступно тем, чья жизнь должна иметь множество ограничений. Наоборот, лишение становится плюсом. Об этом читателю Ольга сообщает прямым текстом. Жизнь преображается, появляются новые знакомства и увлечения. Прежде никому не нужные — они становятся достойными внимания. Для них раскрываются двери благотворительных организаций, они участвуют в специально создаваемых для них мероприятиях и даже становятся участниками борьбы за полагающиеся им особые права. И это всё взамен прежних серых будней.

Описав всё это, Славникова не нашла способа продолжать повествование, кроме как сконцентрировавшись на описании подготовки к съёмкам художественного фильма. Совершенно постороннее действие, выросшее из стремления одних заработать на других, стало основным текстом, занимающим большую часть содержания произведения. Что же… беллетристика умирает в муках найти хотя бы какой-то сюжет. Умрёт она и под рукой Ольги Славниковой — действие зайдёт в тупик.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Олег Ермаков «Песнь тунгуса» (2017)

Ермаков Песнь тунгуса

Вручая приз читательских симпатий, нужно убедиться, существуют ли те читатели в действительности, которые выражают симпатии. Это укор в сторону премиальных комитетов, раздающих награды по мало кому понятным принципам. Впрочем, найти связь всегда можно. Допустим, если брать для рассмотрения «Ясную поляну», то видишь слабое огорчение за расставание с номинацией, вручавшейся за детскую литературу. Но это лишь повод сказать, тогда как то не имеет особой необходимости. Олег Ермаков получил награду, он пожал результат читательских симпатий, оказавшись в числе тех, кого не читают.

Очень трудно найти читателя, не готового внимать повествованию в стиле «что вижу, о том пою». В случае Ермакова получилось так, что он пишет без подготовки. Он хотел поведать о судьбе эвенка. И поведал. Сообщил о преследовании, возможном убийстве, сопроводив то домыслами о магических навыках малых народов, живущих в местах, где требуется особое умение выживать. Вроде бы рассказ исчерпан. Пастораль крайнего севера прорисована, можно бы и ставить точку. Но нет. Олег пошёл дальше. Вернее, он вернулся назад, сообщив обстоятельства детства эвенка.

Читатель с удивлением узнает в меру банальную историю в меру банальных юношеских забав. Никакой загадочности, никаких необычных обстоятельств. Обыкновенный человек при обыкновенных обстоятельствах. Не получится выделить определённое. Тут нет пропаганды советского образа жизни. Совершенно ничего нет, кроме озорства, присущего каждому ребёнку. Тогда требовалось создать хотя бы какой-то сюжет, поместив действующих лиц в приятную для читателя обстановку. И снова нет! «Что вижу, о том пою», либо «хочу припомнить нечто… и нечто припоминаю». С подобной оттяжкой у читателя пропадёт желание узнать, отчего всё сложится в погоню, результатом которой станет таинственное исчезновение эвенка.

На фоне описываемых событий где-то рядом совершается экспедиция Даррелла. А это 1985 год. Место действия — Таймыр. Не самые приятные условия для человеческого существования. Потому край — мистический. Он расположен далеко, куда не всякий отважится отправиться. В тех местах должна быть особая романтика, подобная прописанной в произведении «Мэбэт» Александра Григоренко. Ермаков до такого уровня не доходит, оставляя необычное уделом предположений. «Песнь тунгуса» не вытягивается в единое целое, оставаясь разбитым на части по авторскому на то желанию.

И зря! Разве не помнит Олег уроков Экзюпери? Создавая текст, не забудь убрать половину из написанного, а лучше две трети. Не следуй идее заполнить произведение содержанием, украв тем самым смысловое наполнение. Лучше сто страниц, наполненных важным, нежели пятьсот, где нет ничего, кроме пустоты. Читатель не пожелает вычленять нужное, оставшись неудовлетворённым. Ему следовало показать детективную историю, либо иначе представить произведение, где детские годы будут предварять произведение, а не болтаться в середине повествования, будто автор не знал, чем заполнить пространство.

Какая судьба у «Песни тунгуса»? Примерно схожая со сборником Михаила Тарковского «Замороженное время»: вроде нечто важное, выделенное среди прочих за информационное послание, но совершенно неинтересное и напрочь забытое. Произведения должны жить, удостаиваться внимания и оказываться всегда доступными, иначе им суждено обрести краткий успех, а потом впасть в беспредельное забвение. И уже никто не вспомнит, ибо не найдёт интересующий его текст. Не дело, ежели читатель вынужден собирать по фрагментам, когда он должен получить всё произведение целиком.

И это ещё один укор литературным премиям. Когда нечто поощряется, оно должно становиться доступным. Не должно народное достояние оказываться вне пределов досягаемости. Важное оно или нет, хорошо написанное или плохо — необходимо позаботиться о сохранении текста. Иначе тяжело придётся после, когда уже никто не вспомнит, сохранив в памяти только имя автора и название.

Автор: Константин Трунин

» Read more

1 42 43 44 45 46 95