trounin.ru

Из циклов «Благонамеренные речи», «Господа Головлёвы»

Так кем являлся Иудушка Головлёв? Льстецом или глупцом? Теперь Салтыков окончательно определился, посчитав нужным представить читателю главного героя повествования в качестве пустослова и недалёкого умом человека. Сей представитель рода людского — лишний для эволюционного процесса элемент, тупиковая ветвь. Дабы наглядно это отобразить, Михаил свёл в могилу сыновей Порфирия. Первым пал сын, не смирившийся со стыдом, выбравший исходом жизни самоубийство. Рано или поздно он сам бы себя свёл в могилу, но для трагизма повествования то должно было произойти из-за непреклонности характера отца. Теперь предстояло наблюдать, как жертвой падёт второй сын, не сумевший принять протянутый ему камень, тогда как Иудушка должен был дать хлеб.

Михаил предупредил читателя о недопустимости считать Порфирия лицемером, добивающимся требуемых целей, прикрываясь лживостью речей. Отнюдь, Порфирий ничего не добивался, ни к чему более не стремился, монотонно изрекая лишённые значимости слова. Для убедительности Салтыков прочитал лекцию о значении лицемерия в западной культуре, где оное воспитывается с младых ногтей, пестуется и всячески одобряется, поскольку это даёт гарантию на уменьшение возможности недовольства в обществе. Лицемерием в западных странах пропитано практически всё и все, на том построены институты власти и семьи. Так проще добиваться любых целей, лицемеря в лицо оппонентам. В России такого образа мысли принять не могли. Однако, в России всегда хватало лгунов, поступающих определённым образом из только им одним угодных принципов. Имелись в России и пустосвяты, отрицавшие необходимость полезного и важного для развития общества, оставаясь на позициях сохранения имеющегося, придавая значение прежде устоявшемуся.

Сын просил у отца малого — обеспечить наличностью растраченное казённое имущество. По собственной вине, ибо был офицером, играл в карты и кутил, он теперь стоит перед позором, который не сможет принять. Что стоит отцу выделить некоторую часть средств? Порфирия нельзя назвать скупцом, но вместо трат он предпочитал вести обильные речи, уже тем награждая нуждающихся. И повёл Порфирий беседу про ответственность перед государем, про неизбежность наказания за преступление, продолжая развивать мысль, давая ясный намёк — делиться ничем не собирается, так как является подлинным слугой отечества, ратующим за справедливое распределение благ. И сын должен будет принять камень, на прочее не рассчитывая.

Читатель должен думать — в словах и поступках есть зерно истины. Нельзя одобрять поступки оступившихся. Если человек совершил непозволительное — должен понести наказание. Это действительно так, за очевидным исключением, — ни в коем случае не следует слыть за ниспровергателя надежд. Не из простых побуждений люди обращаются за помощью, значит они не имеют возможности обратится к другим. А если руку помощи отказывается протянуть самый близкий человек, смысл жить утрачивается полностью и окончательно. Порфирий о том обязан был знать, ведь он уже однажды в сходной манере отказал другому сыну. Вроде бы должен виниться в совершённом. Но нет! Иудушка успокаивает себя словами, закрываясь от бед способностью выговориться, обвиняя каждого, кто в действительности и был причастен к собственным неудачам. Но так есть смысл говорить о людях посторонних… свести в могилу сыновей, пусть и единожды оступившихся, — сущая глупость.

За конфликтом Порфирия будет следить Арина Петровна — она ещё продолжала здравствовать. Теперь ей приходилось влачить жалкое существование, ведь у Порфирия и камень трудно выпросить. Некогда разделив наследство между сыновьями, Арина Петровна видела неспособность Порфирия разделить между нуждающимися буханку хлеба. Раз дело обстоит так — пусть лучше род Головлёвых сгинет.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Из циклов «Благонамеренные речи», «Господа Головлёвы»

Давиться желчью — это так по-родственному. Говорят, нет никого ближе родственников. Так ли это? Чаще всего родственники воспринимаются за знакомых людей, которых лучше не знать. Связанно такое мнение с возникающим чувством обязанности: ведь они — родные люди, ближе никого нет. Так оно и есть, за значительной оговоркой — родственники обладают тем, чем мог распоряжаться ты. По праву наследования или в силу иных обстоятельств — родственники владеют им доставшимся. Некоторые семьи способны показать обратный пример, где вместо конкуренции преобладает сотрудничество. Однако, представленное Салтыковым семейство Головлёвых до банальности обыденно — всякий стремится сжить со света родственника, стоит ему осознать возможную причастность стать наследником имущества.

Прошло десять лет от событий, описанных в «Семейном суде». За смертью отца семейства должна последовать смерть младшего сына. Павел оказался недоволен разделом наследства. Он существовал в окружении несбыточности надежд. Это тот Павел, который с детства предпочитал мечтать, после жить повседневностью и теперь пристрастившийся к алкоголю, из-за чего ныне впал в хандру, не стремясь прилагать усилий к управлению имуществом. Он предпочитал сетовать на беды, ничего при том не делая к исправлению. Таким он и прожил десять лет, теперь чувствуя приближение конца. Не желал он единственного — оставить владения Порфирию.

Салтыков предпочёл пестовать фигуру среднего сына Арины Петровны. Выписанный им персонаж — яркая личность, несмотря на полнейшую серость. Михаил ещё успеет рассказать про отрицательные черты Порфирия, пока предпочитая наделять качествами человека, стремящегося к абсолютному обладанию. Тот и мать со света сживёт, лишь бы не мешала обладать наследством единолично. Причём, управлять Порфирий не умел — ему желалось сугубо владеть, придавая значение сущим глупостям, вроде требования вести учёт всего, находящегося у него в распоряжении, вплоть до урожая крыжовника, зато позабыв про необходимость заботиться о самом крыжовнике, нисколько не способствуя его приумножению. И так во всём.

Читатель помнит, Салтыков в «Семейном суде» делал оговорки о пристрастии Порфирия к алкоголю, теперь о том забыв. Сталось важнее развивать линию жаждущего власти персонажа, готового лестью добиваться требуемого. Именно из-за умения подольститься он истребовал от матери лучшую часть имущества. Арина Петровна не раз пожалеет о сделанном выборе в его пользу. Не зря Михаилом выбраны и прозвания для Порфирия, вроде Иудушки и кровопийцы. Не всякий разумный согласится поставить себя так, чтобы родная мать пожелала когда-нибудь проклясть. Порфирий того боялся, но сделать с собою ничего не мог, открытым текстом говорил матери не мешать — лучшим для неё выбором станет уйти в монастырь.

Для обеспечения преемственности событий, Михаил ввёл в повествование упоминание детей Порфирия, чья судьба ещё не виделась читателю явной, но и она будет не лучше, нежели у всех Головлёвых. Пока же требовалось концентрировать внимание на смерти Павла и на усиливающемся разладе. Пусть Арина Петровна переживает за опрометчивое решение на семейном суде, когда утеряла власть над имуществом, по старой памяти продолжая обеспечивать возможность существования владений, прикупая соседние деревни. Благодарности за то никто из Головлёвых не выскажет. Зато, при возможности, Порфирий будет порицать за предвзятое отношение, неизменно прибегая к излюбленному выражению: «по-родственному».

Так, со второй части «Господ Головлёвых» Порфирий Владимирович Головлёв, он же Иудушка, он же Порфишка-кровопийца, становился основной фигурой повествования, связывая все части произведения в единое целое. Насколько это оправдано? Как известно, ненависть к кому-то способна объединить всех. Раз так, уже за саму возможность кого-то ненавидеть, читатель останется благодарен Салтыкову.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Из циклов «Благонамеренные речи», «Господа Головлёвы»

Первые части «Господ Головлёвых» не воспринимались Салтыковым за самостоятельные произведения. Работая над «Благонамеренными речами», Михаил задумал показать быт семьи, где всё должно свестись от великолепия к развалу. В качестве образца благолепия выступала мать семейства — Арина Петровна, задумавшая разделить накопления и приобретения между детьми. Так появился в печати рассказ «Семейный суд». Салтыков обрисовывал портреты действующих лиц, ни кого не выделяя, неизменно ставя каждого перед необходимостью задуматься о предстоящей жизни. Как всегда бывает, человек не способен критически относиться к своим действиям, потому и Михаил предложил читателю посмотреть на обыденное явление — как члены одной семьи не соглашаются на ведение общего дела, из-за чего достигнутое великолепие сходит на нет.

Арина Петровна — счастливая звезда на пути рода Головлёвых. Она не походила ни на кого, кто рождался или приобретал данную фамилию. Пока то не являлось очевидным даже для Салтыкова. Он позволил спиться старшему сыну — Степану, прочим это предстояло совершить в последующих рассказах. Михаил дал право Арине Петровне распорядиться нажитым. А наживать она умела. Именно благодаря её заслугам владения обширно разрослись. Ещё о том не говоря, Салтыков успеет заставить Арину Петровну пожалеть о результатах семейного суда, поставившего её в необходимость подчинения воле сыновей.

Как разделить имущество? Кого не спроси — всякий ссылался на право матери решать судьбу. Старший сын в качестве наследника не рассматривался — он спивается на страницах произведения. Дочь к началу повествования умерла, оставив в качестве наследниц двух внучек. Придётся делить наследство между младшими сыновьями — Порфирием и Павлом. Порфирий — приниженно ласков, способный понравиться обходительностью, но и разонравиться явным пониманием исходящей от него лести. Павел — излишне прямой, не способный благодарить, не считающий нужным скрывать отношение к людям. Что до мужа Арины Петровны — тот некогда увлекался пошлой поэзией, ныне совсем выжил из ума.

Раздел наследства на семейном суде — не главное в повествовании. Салтыков показывал, насколько склонны Головлёвы к пьянству. Если со Степаном решено, то каким образом сопьются Порфирий, Павел и внучки? Не нужно торопить события, Михаил об этом успеет рассказать. А вот сопьётся ли Арина Петровна? Такого произойти не могло. При её участии род расцвёл, с её смертью — сгинет. Потому следовало в красках описать пагубность пристрастия к алкоголю, ставящему окончательный крест на всём, чему следовало продолжать существовать, если не преображаясь, так хоть не бесследно исчезая.

Арине Петровне не следовало делить имущество при жизни. Зачем отдавать Порфирию лучшую половину, худшую — Павлу, ничего себе не оставляя? Вероятно, благодаря этому получится лучше расписать раскрытие качеств в сыновьях, обретших самостоятельность от материнской воли — подтолкнёт к скорейшему наступлению неизбежного. Впрочем, спиться сыновья могли много раньше, не дождавшись решения Арины Петровны. Младший сын — Павел — к тому и шёл, толком от жизни ничего не желавший, кроме обязанности существовать. Иная ситуация с Порфирием, предпочитавшим единолично обладать наследством, сугубо из страсти иметь больше других.

Одно оставалось непонятным, как быть с крестьянским вопросом? На страницах точно не сообщалось, однако было понятно — описывал Салтыков современность. Каким же образом Арина Петровна справилась с проблематикой отмены крепостного права? И как она думала передать сыновьям деревни без какого-либо обеспечения? Не умея управлять, Порфирий и Павел быстро промотают наследство, пусть даже бездействием. Может и не было необходимости говорить про проблематику — старый мир всё равно окажется разрушен, каким образом действующие лица не поступай.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Не наступает ли тот момент, когда приходит пора вскрыть понимание конфликта поколений? Его суть — во взрослении человека. Нет ни каких разночтений в устремлениях людей, только планомерная последовательность, как раз и вступающая в противоречие. Миропонимание вообще строится на относительных принципах, и нет от того, будто бы всё относительно. Нисколько! Относительного не существует в природе, раз оно обязано существовать в непосредственной связи с чем-то. Тут стоит говорить об эмпирически познаваемом, тогда как допустимо предполагать и наличие априорно неведомого. Вся суть кроется как раз в переосмыслении имевшего место быть. Должно быть очевидно, молодые всегда жаждут перемен к лучшему, тогда как старики согласны повернуть время вспять и вернуть ими навечно утраченное. Оттого и возникает конфликт поколений, кажущийся неизменно повторяющимся, ведь в его существовании необходимо усомниться. Это не конфликт поколений, скорее взгляд на обыденность, присущий человеку в разные периоды его миропонимания.

Салтыков неизбежно должен был придти к этому выводу. Оказывалось, молчалины — не такие уж молчалины. Скорее, сам Михаил не совсем ранее осознавал, к чему всё-таки желал склонить читателя. Могло казаться разное, тогда как всему присущ философский подтекст. Нельзя на жизнь смотреть с одной стороны, не допуская присутствия прочих мнений. В том и заключается беда человеческого общества, стремящегося выискивать точки взаимного отторжения. Если к чему и следует призывать, то как раз к смирению. Но чего нельзя совершить, из-за того приходится переживать. Собственно, про это и написаны очерки «Старческое горе» и «Больное место».

Если быть кратким, то получается, что жизнь прожить — не поле перейти (согласно текста пословицы). Обязательно придётся продираться через заросли из сорняков, стремясь продолжать путь по заранее подготовленной для передвижения почве. Настоящее будет восприниматься в едином цвете — самом правдивом. Так пройдут десятилетия, пока жизнь не повернётся спиной, предоставив последующее существование в горестном осознании тщетности прежней суеты. Окажется, жизнь прожита за идеалы, место которым на свалке. Тогда появится желание бороться за ниспровержение устоявшегося в обществе мировоззрения. Отсюда и возникнет конфликт между поколениями. Чего старики не хотят, ибо испытали его на себе сверх меры, к тому станут тянуться молодые. И перебороть их желание не сможешь, поскольку не дано молодому человеку иметь представление о мире, будто он прожил за пять десятков лет. А ежели подобное допустить, тогда рано постаревший человек начнёт страстно желать пройти путь, от которого его старательно уберегали, дабы лично убедиться, иначе осознать в полной мере всё равно не сможет.

Как тогда быть? Ответ очень прост — никак не быть. Не нужно провоцировать общество на внутреннее противостояние. Зачем? Помимо разлада в самом обществе, придётся вспомнить о разладе на уровне всеобщего человеческого социума, имеющего дополнительные градации, неизменно возникающие по местечковым принципам. Требуется единственное — уступать, либо сопротивляться, но всячески избегать конфронтаций, вплоть до вооружённых. Нет, Салтыков не изыскивал способ описать политический аспект. Михаил показывал слом в понимании происходящего. Люди у него на страницах полноценно жили, становясь в итоге бесполезными, отчего им приходится задумываться, насколько необходимыми были мытарства, на самом деле никчёмные.

Есть у Салтыкова ещё очерк о похожем «Чужую беду – руками разведу», написанный в 1877 году, опубликованный тремя годами позднее, да и то в Швейцарии. Как всегда постаралась цензура, нашедшая ей неприятное. Что же, Салтыков бил не в бровь, а в глаз.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Салтыков продолжал писать про тяжёлые будни дворян. Тяжёлые в понимании постепенного осознания тщетности надежд на возвращение к прежнему. Очерк «Дворянская хандра» повествовал о человеке, что решил отправиться в деревню, где его ждало разочарование. Деревня умирала на глазах! Дома ветшали, люди её покидали, того и гляди скоро ветер будет гулять. Причина того ясна — эмансипация крестьян. Каждый теперь волен на свой выбор строить судьбу. Можно сказать иначе, умирать от голода в нищающей деревне никто не желал.

Оказывалось, губительность реформ Александра II прослеживалась наглядно. Может виною тому их скороспешность. Царь мог понимать — времени ему не хватит для претворения планов в жизнь. Так, за малый промежуток времени случилась отмена крепостного права, о чём при Николае и помыслить не могли, настолько эта тема считалась запретной к обсуждению. Люди оказались свободными от зависимости, но ничего не имели за плечами, поскольку им другого не доставалось, кроме одной лишь свободы. Не имея куска земли, крестьяне не могли и не должны были оставаться в деревне, если не желали погибнуть. Что же, скороспешность губительно сказалась на проводимой реформе. Однако, пути назад не было.

Салтыков предложил к обсуждению тему ещё одной реформы Александра II — цензурной. Михаил высказался очерком «Похороны». Читателю предлагалось посмотреть на жизнь умершего литератора, прожившего примечательную жизнь, только оказавшуюся для него совсем ничем не примечательной. Амбиции осуществить не получилось. Раскрыть страстно желаемые темы он не смог. Потому умер литератором, от которого могли ждать значительных трудов, да ничего подобного он создать не сумел. Виною тому, естественно, продолжающая зверствовать цензура. Казалось бы, прошло тринадцать лет с цензурной реформы, разрешавшей публиковаться без предварительного обязательного одобрения… но нет, око цензоров оставалось бдительным. Хочешь или нет, но приходилось договариваться с цензорами, согласно отменённым порядкам, заранее с ними согласовывая текст, чтобы они ещё до печати внесли правки и указали не необходимость убрать определённые фрагменты, из-за которых могут возникнуть проблемы. Оказывалось, цензура продолжала оставаться в той же мере строгой. И приходилось мириться, иначе весь выпуск мог быть изъят из продажи и уничтожен, что считалось крайне нежелательным.

Так отчего литераторам не заняться другим ремеслом? Кто их заставляет писать, тогда как им доступно любое другое дело, где нет и не может быть надзорным цензурного комитета?! Всё до банального просто — литераторы ничего другого не умеют, отчего и вынуждены зарабатывать единственным для них подходящим способом — писчим промыслом. Выведенный Салтыковым за главного персонажа, литератор не мирился с действительностью — не мог он переступить себя и пойти на согласие с властью, пытаясь ей угодить. Принцип ему казался важнее. Тогда о чём быть разговору? Всякий литератор может прилично существовать, для чего необходимо избавиться от принципов, по сути занимаясь подённой работой — выполняя заказы разной степени нужности, неизменно забывая про личное мнение и предоставляя материал, пусть и лишённый индивидуальности, зато способный приносить деньги. В качестве одного из соглашателей Салтыков приводил в пример Фаддея Булгарина, успешно подсиживавшего писателей, отчего его не переносили на дух в среде литераторов.

У читателя должен был возникнуть единственный закономерный вывод. У человека есть три пути, согласно которым он способен обрести счастье: быть согласным с действующей властью; не быть согласным, но соглашаться с необходимостью мириться с этим; быть против власти, зарабатывая за счёт тебе сочувствующих. К сожалению, есть и такие, кто не готов ни с чём мириться, кроме собственного желания показывать существование личной точки зрения. Правда нужно учесть важный аспект, многими забываемый, — спустя десятилетия всем уже будет безразлично, ради чего ты так натужно старался казаться сопротивляющимся.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Отчего-то, так уж повелось, о большинстве всегда берутся судить по действиям меньшинства. Почему? То кажется нелогичным. Это объясняется приданием важности тому, к чему имеет склонность узкий круг людей, чьи интересы становятся превыше нужд остальных. Большинству приходится идти на уступки, вследствие чего они считаются склонными поддерживать им несвойственное. Так рождаются заблуждения. Однако, со временем принимающие вид истины. И уже спустя десятилетия иначе никто не будет думать, не говоря уже о далёких поколениях, склонных верить всему, что имело место быть на ограниченном пространстве. Сколько сам себя в том не укоряй, но стремишься поступать точно тем же образом. Просто такова человеческая психология — стремиться найти особо запоминающиеся моменты, для чего мнение большинства оказывается скучным и неинтересным.

Эта речь направлена на требуемое восприятие очерка Салтыкова, озаглавленного им «Дети Москвы». Случилось громкое дело, в нём замешаны дворяне. Если прежде дворянство брало нужное, разрешения на то не спрашивая, теперь подобное поведение кажется кощунственным. Иначе говоря, дворяне начали вырождаться. Причинно-следственная связь кажется построенной. Дворяне крадут и обманывают — следовательно, они вырождаются. О том, занимались ли они этим прежде, надобности говорить нет. Не требуется уводить разговор в сторону. Впрочем, времена менялись, а привычки дворян нет. Нисколько нет в их поведении показательного вырождения, лишь понимание ими совершаемого в негативном ключе. Потому Салтыков предлагает считать дворян вырождающимися. Так можно судить и по уже высказанному принципу — группа дворян пошла против общества, значит все дворяне выступили тогда против. Пускай не логично, зато иным образом считать потом не станут.

Ставит Салтыков перед читателем и другой вопрос. Насколько величие Москвы оправдано? Она считалась важным городом, когда ещё не была основана: так могут думать сами москвичи. Безусловно и то, что дворянство стремится брать начало с московского периода возвышения. Вообще, тему величия Москвы лучше лишний раз не трогать — ничего добиться всё равно не сможешь. Оно и не требуется. На момент написания Салтыковым очерка, Москва являлась вторым городом в Империи, в течение полутора веков утратив статус столицы. Но спор с Санкт-Петербургом не ослабевал, и не ослабеет. Всегда будут находиться точки расхождения в понимании собственного превосходства. Так, для примера, Салтыков предлагает посчитать, где больше располагается кондитерских. Если читателю интересно, он может лично принять участие и посчитать.

Вернёмся к основной теме — к вырожденцам. Действительно, жизнь не стоит на месте. Статус Москвы менялся не раз, и может поменяться в будущем снова. Не стоит того загадывать, мало ли какой Пётр воссядет во власть, пожелав рубить окно не в Европу, скорее возводя мост дружбы с Азией. Тогда столицу можно будет перенести в Сибирь или на Дальний Восток, поставив стольный град на пустом месте, может настолько же трудным на освоение, каковой была болотистая местность под строительство Санкт-Петербурга. Тогда опять раздадутся мнения в обществе, насчёт вырождающихся москвичей, каковыми их и без того склонны считать во все времена. Нет в то веры? Хорошо, возьмите любой отрезок истории, и ни разу не станут заметными признаки симпатии к обитателям Москвы — только ненависть.

Пожалуй, очерк Салтыкова позволил переосмыслить многое, заведя разговор в совсем уж не должную быть упомянутой степь. Остановимся на главной сути, историю делает меньшинство. Как-то так получается, что меньшинство одерживает верх, становится большинством, после уступает позиции другому меньшинству… и так происходит постоянно.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Крестьянская реформа — как об этом не говорить постоянно? Такое явление для России — оно тяжело даётся для понимания. Чем занимались бывшие крепостные? Сложено о том порядочно книг, и почти ни одна из них не стала интересна читателю в последующих поколениях. В самом деле, к чему люди стремились? Дело в том — каждого ждал разный путь. И пройти можно было каким угодно образом, в зависимости от способностей. Да того было практически не разглядеть в первые десятилетия после эмансипации. Иные писатели видели в свершившейся реформе дым, оставшийся от огня. То можно понять, стоит ознакомиться с произведением Ивана Тургенева «Новь», либо с очерком Салтыкова «Сон в летнюю ночь», написанным двумя годами ранее.

Казалось, крепостничество не искоренить из русского народа. Крестьяне продолжали зависеть от опеки помещиков. Впору сказать, крепостничество настолько крепко сидит в народах, населяющих Россию, что его искоренить в принципе невозможно! Всё равно будут раздаваться крики о том, как принижает холопов царь-государь, либо начальник организации, к которой холопы приписаны, либо непосредственный руководитель. Всякий раз холопы возлагают надежду на выше их стоящих людей, ничего сами не делая для улучшения жизни. Но то является внутренним ощущением, поскольку к крепостничеству его уже прямо привязать не получится. А вот в конце XIX века иначе не делали. Если кто-то продолжал зависеть от помещика, тогда приходилось обвинять самого человека, не имеющего способности превозмочь себя и воспользоваться данными ему возможностями для самостоятельного решения любых проблем, в том числе и финансовых.

Так ли было плохо при крепостничестве? Салтыков рассказал историю старика, привыкшего к прежнему ходу вещей. Он вёл благонамеренную жизнь, страдал нещадно, нисколько в том не укоряя судьбу. Что ему оставалось делать? Крепостному другой участи не полагалось. Его добродетель — принимать ниспосылаемое. Если хозяин пожелал избить, если нашли вину в его поступке, если определили сидельцем в тюремные казематы, если всегда заставляли добывать для других пропитание, если вменяли обязанность платить, в том числе и непомерное… со всем мирился старик-крестьянин, поскольку в том заключалась его благодетель. И нисколько старик не кручинился: принимал кару, соглашался с обвинениями, покорно себя вёл, трудился и платил. Попробуй объяснить благость этого новым поколениям, принявшим на свои плечи врученную им государем волю.

Вот какой был народ в России. На его костях держалось государство! Покуда не находилось пощады крепостным, они являлись опорой. С кем побеждали Суворов и Кутузов? Как раз с солдатами из крепостных — простыми мужиками, чьи нужды они знали, не хуже собственных. А дай тем мужикам права, к чему это приведёт? Собственно, даже Салтыков не ведал, каким последствием обернётся отмена крепостного права. Он пока ещё наблюдал вялотекущий процесс, не склонный восприниматься способным дать быстрые плоды. В основном приходилось замечать упадок деревни, откуда крестьяне разбредались по городам, так как требовалось добывать пропитание. В необходимости бороться за существование бывшие крепостные разделялись на тех, кто хотел оставаться при помещике, кто стремительно нищал, и тех, кто наоборот, столь же стремительно наживался.

Где тут увидишь последствия? Но никто не знает о том, чему быть через десятилетия, а тем более через полвека. Да, отмена крепостного права скажется на России. Государство настолько ослабнет, отчего не станет из себя представлять практически ничего, его смогут унижать и одерживать над ним верх. Что же, всё переменится, стоит над народами России поставить человека с твёрдой рукой. Такова уж история… причём не нескольких веков, а всего срока существования Руси.

Автор: Константин Трунин

» Read more

«Пиквикский клуб» по-русски — это как? Пожалуйста, цикл очерков «Культурные люди» от Михаила Салтыкова-Щедрина, первоначально планировавшийся публиковаться под заголовком «Книга о праздношатающихся». Насмотревшись на русский люд за границей, определившись с негативным восприятием их привычек за рубежом, Салтыков не мог не отметить подобного же явления непосредственно в самой России. Русский — есть русский везде, нисколько не способный изменить своему мировоззрению. Но видит Михаил определённую прослойку людей, напрямую связанную не столько с помещичьей средой, сколько сугубо в разрезе осмысления действий чиновничьего аппарата. Вот в критике этого Михаила было не унять, он неистово поливал грязью, не скупясь на слова. Не станем снова удивляться, отчего на его материалы взъелась цензура, поставив на вид «Отечественным запискам» нежелательные такого рода статьи. Вот и пришлось заканчивать Салтыкову повествование раньше времени, оставив цикл незавершённым.

А что за культурные люди, всё-таки? Не стоит ли молчалиных припомнить случаем? Можно и их. Только молчалины должны быть поспокойнее, хотя являются такими же культурными людьми. Культурный человек — он внешне спокоен, невозмутим и всем даёт понимание, будто занимается важным трудом, отвлекать от которого его по мелочам не следует. Только вот этот же человек, при всей его невозмутимости или экспрессивной возмутимости, с удовольствием подсидит кого угодно, лишь бы получить выгоду, желательно выражаемую в существенном эквиваленте. Культурные люди за всё готовы бороться, нисколько того в себе не показывая. Делают они это просто…

Нет ничего проще, чем донести. Достаточно узнать порочащую информацию, поставив тут же в известность кого следует. Например, надо занять положение выше, для чего неугодный человек подсиживается. Допустимо за ним следить, выискивать в нём отрицательные черты, а то и просто спровоцировать на нежелательную для него реакцию. Все способы окажутся хороши, когда, в качестве платы за разъяснение, доносчику положена награда в виде желанной для него должности. Пример сугубо для понимания сути культурных людей. Таким палец в рот не клади, они его не откусят, зато войдут в доверие и выведают им потребное. Они же культурные люди…

А почему «Пиквикский клуб» по-русски? Если читатель знаком с произведением Чарльза Диккенса, согласно сюжета которого благочинные джентльмены попадали в различные щекотливые ситуации, то нечто похожее брался с первого очерка поведать и Салтыков. За единственным исключением, клуб был не Пиквикским, а Английским, и посещали его те, кто такого права заслуживал. Каким-таким образом? Вполне очевидно, культурные люди просто обязаны были в оный попасть, иначе разве можно говорить про их культурность? Первый очерк из цикла назывался «Культурная тоска», что равносильно типичному для англичан явлению — сплину, наиболее понятному именно по значениям «тоска» или «хандра».

Другие очерки из цикла назывались следующим образом: «Продолжение тоски и появление Прокопа», «Между своими», «Поехали», «Тайна, облекающая личность восточного человека, слегка разъясняется». Дополнительно нужно сказать, что в «Книге о праздношатающихся» первые три главы названия не имели, четвёртая так и звалась «Поехали», а пятая — «Продолжаем ехать». Никакой полезной информации в этом нет, зато читатель теперь точно знает, насколько он осведомлён о творчестве Салтыкова сверх ему потребного.

Нужно сказать и о том, что культурные люди не всегда осознавали факт присущей им культурности. Это Салтыков так завуалировал характеристику их поведения, чтобы и им показалось приятно, и цензура не высказывала претензий. Однако, подписи «Н. Щедрин» под любой статьёй было достаточно, дабы к ней проявилось повышенное внимание.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Новой войне России с Турцией быть. Тому способствовали происходившие на Балканах процессы. Постарался их осмыслить и Салтыков, представив для читателя цикл очерков, позже названный «Отголосками», ставший частью сборника «В среде умеренности и аккуратности». Первые очерки повествовали непосредственно о войне — заключительные являлись разномастными. Вот их названия: «День прошел – и слава богу!», «На досуге», «Тряпичкины-очевидцы», «Дворянские мелодии», «Чужой толк». Увиденное Михаилом тогда, можно применить к России любого времени. Своеобразно получится воспринимать и название цикла, так как отголоски постоянно раздаются, стоит попытаться разобраться в побуждающих мотивах и в последующем исходе.

Война с Турцией ещё планировалась, а население Империи активно выражало гражданскую позицию, готовое встать на защиту южных славянских народов. Деньги собирались вне указаний сверху. Однако, Салтыков повествовал об этом, тут же не забывая припомнить, насколько кажущееся нужным кому-то — для других становится видимостью, ни к чему не обязывающей. Означало это банальное — всякий призыв к действию, есть инициатива меньшинства, склонного выдавать ими желаемое за нужное, тогда как до того нет дела основной массе общества.

Хорошо, война началась. Как она протекает? Ничуть не лучше Крымской, которую Россия проиграла. И пусть в этой войне предстоит одержать верх, то не изменяет подхода населения России к желанию изыскать выгоду во всём, хорошо или плохо оно лежит. Нет, такие усилия направлялись не против противника, а сугубо разворовывая собственную армию. Подобный странный ход мысли русский люд никак не может в себе изменить, продолжая на интуитивном уровне брать себе из общего котла то, что ему не требовалось вовсе.

Как же войну следует понимать? Схожим образом, каким поступают потомки. Собирается группа людей, толком к рассматриваемому вопросу отношения не имеющих, и выносят личные суждения, хотя не имеют представления, насколько их слова имеют отношение к действительности. Вот и у Салтыкова в одном из очерков персонаж бродил по российским весям, тогда как ему полагалось быть непосредственным очевидцем с фронта. Это не помешало иметь собственное мнение о происходящем, откуда-то узнанное. Просто тому, кто желает ознакомиться с информацией из первых рук, безразлично имеющее место быть, он желает слышать ему угодное и верить в ему удобное.

И ещё один аспект. Порою возникает суждение, будто воевать следует всем, иначе стыдно будет людям в глаза смотреть. Михаил такой довод опровергает. Войны не могут обходиться без помощи извне, ведь если никто не будет заниматься снабжением на всевозможных уровнях, то о каких боевых действиях вести речь?

Другие темы «Отголосков» — отживающее своё дворянство и дела литературные. Если с дворянством всё становилось ясно — в нём нет нужды при равных правах у граждан государства. Касательно литературы всё кажется совсем запутанным. В потоке мыслей Салтыкова есть цельное зерно. Остаётся его грамотно вычленить. Из-за этого начинают строиться предположения, по умолчанию воспринимаемые их автором за истинные. Сообразуясь с данной мыслью, получалось, что дворянство отживало последние годы — оставалось совсем немного, прежде чем с ним будет покончено. Об этом должно быть сложено ещё немало произведений. Впрочем, читатель то и без очерка Салтыкова прекрасно понимал, и отмену крепостного права в том не обвинял, припоминая роман Гончарова «Обломов». Но, когда есть возможность исходить из чего-то в суждениях, подойдёт любая причина, которую можно принять за подлинно настоящую. Что же, Салтыков внёс ясность с той стороны, с которой её и хотелось видеть в России.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Решил написать Салтыков и про Молчалиных, именуя их таким образом прежде всего по Грибоедову, и по пониманию такого типа людей. Само название цикла очерков «Господа Молчалины» появилось позже, так как первоначально публикация происходила под заголовком «Экскурсии в область умеренности аккуратности», в дальнейшем и вовсе приняв вид логически выверенного сборника «В среде умеренности и аккуратности», куда также вошли очерки, прозванные обобщающим словом — «Отголоски».

Кем же были господа молчалины? Они никогда и никуда не девались. Это люди — существующие в каждом обществе. Обычно они составляют подавляющее большинство. Впору сказать, что молчалины чаще прочего молчат. Было бы оно так в действительности. Нет, молчалины очень даже способны говорить, действовать и добиваться им потребного, только происходит это с негласного согласия сохранять текущее положение всего и вся. Так и следует понимать молчалиных, чей образ жизни не может восприниматься негативно. Наоборот, прелесть молчалиных как раз в том и заключается — они не мешают осуществляться происходящему. Говоря грубее, с их молчаливого согласия происходит абсолютно всё, тогда как они сами стараются подстраиваться под обстоятельства. Нисколько не проявляя беспокойства, молчалины удобно существуют, считая подобное положение должным всегда сохраняться.

Зачем бить в набат? Молчалины не станут суетиться. В стране происходит разлад, правительство задумало реформы, всё начинает безвозвратно меняться, но молчалиных это всё равно не беспокоит. Положение претерпевает изменения, должен последовать бунт. Однако, молчалины продолжают мириться с действительностью, подстраиваясь и под непривычные для них реалии. Как о таком типе людей не рассказать? Тем более учитывая, что молчалины во времена Салтыкова — не абы какие люди, а всё-таки имеющие достаточно высокий статус в обществе, чтобы не испытывать дискомфорт. Вот потому и существуют молчалины, так как ничего другого им не остаётся, да и мировоззрение не допускает иного образа мысли: нужно соглашаться с волей государя.

Конечно, читатель может увидеть в молчалиных — рабски покорных людей. Ведь с их молчаливого согласия происходит всё то, с чем приходится мириться. Вроде бы жизнь катится в пропасть, требуется принимать решительные меры. И кто-то начинает оказывать противодействие, только того недостаточно, по причине незаинтересованности молчалиных. Как же так? Довольно обыденно! Молчалины отлично понимают, насколько бесполезно устраивать революции. Никакая революция не даст людям ими требуемого, кроме коренного перелома, способного ввергнуть на десятилетия мучений от сводящего зубы горя. Так не лучше ли просто скрипеть зубами, продолжая жить в хоть и не идеальном, но терпимом мире?

Молчалины есть везде. Их можно найти в политике — то самое большинство, нужное для массы, нисколько не проявляющее прочей активности. Можно найти и в литературе. Интересный должен быть тип молчалина-писателя. Он не задевает острые углы, обходит стороной всё, хоть в сколь слабой мере способное возмутить читателя, но чаще обычного воспринимает пунктуацию излишне своеобразно. Тут бы сказать, что молчалиных может не устраивать орфография и правила расстановки знаков препинания, с чем они в сильных неладах. Впрочем, предпринимать меры против они не будут — предпочтут промолчать, поступаясь всевозможными принципами. Гораздо проще прослыть неграмотным человеком, имеющим своеобразный подход к письму, нежели сойти за самодура, чего-то там возжелавшего добиться, забыв о праве других на собственное мнение.

Будем считать, примерно схожих мыслей придерживался и Салтыков, задумав и реализовав цикл, действительно повествовавший про среду из умеренности и аккуратности. И не знаешь, хорошо это или плохо. Опять же, если сам не являешься молчалиным. А ежели оным являешься, предпочтёшь промолчать.

Автор: Константин Трунин

» Read more