Tag Archives: поэзия

Низами Гянджеви — Газели, касыды (XII-XIII век)

Низами Стихотворения

О жизни Низами, что нам известно? О жизни Низами знать так ли интересно? Слагал он бейты, тем он жил, Пятерицу свою потомках изложил. Черпал в истории сюжеты для поэм, и счастлив каждый ныне уже тем. А если отложить творения мифического толка, получится ли стихотворениям Низами внимать долго? О чём писал поэт Востока нам, когда не посвящал трудов своим царям? Писал он о любви, и так любовь его томила, и та любовь его съедала, он помнил каждый взмах ресниц, когда любовь его, к его несчастью, умирала.

И вот остался он один. Пропасть сверху и пропасть под ним. Спасение в стихах, они отрада для поэта. Излечат душу — в душе наступит лето. Прогнать хандру, но как прогнать хандру? Всегда он будет помнить любимую свою. О ней, и только лишь о ней: она пребудет отрадой всех оставшихся поэту дней. Придёт во снах любимая к нему? Тогда он грезить будет наяву. Придёт любимая к нему в мечтах? Он всё забудет, мечтателем став. В воспоминаниях о счастье нужно жить — уже от этого счастливым нужно быть.

Что горе человеку, коли всё теперь горчит? Что слабый не стерпит, за то сильный себя не простит. Бросать на ветер жизнь не стоит, помнить нужно о былом: не будущим с вами, люди, мы живём. Живём мы прошлым, прошлое нас окружает, а кто от прошлого свершений ожидает? Ждать перемен зачем, все перемены совершились. Люди, не зная о том, о прозрачную стену бились. И не извлёк урок никто. Причина нам понятна. Всяк проявлял заботу, а проявились пятна. Вот потому и горько человеку в мире жить среди людей, не понимая смысла отведённых ему дней.

Но если горько на душе, как не говорить о том? Пусть сердце кровоточит, пусть в горле ком. Нет цели в жизни, жизнь пуста? Любимая растаяла, теперь она — мечта? И ладно, иному не случиться, жить дальше, не позволять любви забыться. Слаще ароматных персиков в саду, — скажет Низами, — я больше не найду. Вкушать настало время персики без сладкой мякоти ему, — скажет потомок, — сохрани, Низами, о любимой своей мечту. И принял поэт востока судьбы горький дар, заговорив мудро, хоть и не был по годам стар.

Газели и касады — все об одном. Их Низами писал, пребывая между явью и сном. Выделить из них не получится никакую, избрал для повествования Низами манеру такую. Он не рыдал, но он плакал навзрыд. Он никого не укорял, но себя он корит. Нет с ним любимой, об этом писал, словно в жизни иных бед он не знал. Снова о ней, снова взывает, корит и рыдает… корит и рыдает. Но всё понимал Низами, он поднимался с колен, жизнь продолжалась среди прочих проблем.

Что скажет потомок? Он ценит предков наследие? Как он воспринимает посвящаемое Низами стихотворение? Есть ли горе в жизни потомка, есть в его жизни проблемы? Неужели и ты, потомок, размениваешь неприятности на дирхемы? Или, подобно Низами, на коленях стенаешь о схлынувшем счастье, проклиная наступившее в жизни необоримое ненастье? Ты прав, потомок, у тебя свой путь. О прочем, потомок, скорее забудь. Только помни, потомок, прав будет тот, кто найдёт время прошлому среди будущих забот. Горе наступит, оно всегда впереди, поэтому готовься, горе есть и сзади. Обернись! Посмотри!

Автор: Константин Трунин

» Read more

Низами Гянджеви «Искендер-наме» (1194-1202)

Низами Искендер-наме

Царь Македонии Александр, прозванный Великим, никогда не будет забытым. Сложил двустишия о нём и Низами, описал любовно, уподобив Александра созданию мечты. Его Александр, известный на востоке под именем Искендера, совершил многое, завоевав известное, действуя смело. Но скучно внимать похождениям царя, говоря о нём восторженно, во всём его хваля. Проще назвать Александра лучшим из людей, так сказание о нём сложится скорей. Низами начал, уведя разговор в несуществующие дали, у него Искендер был там, где о его существовании никогда не знали. Покорил Александр Индию, Китай и бил Русов он, всю Азию покорил, империей громадной владел он.

Возмужал Александр, проблему вскоре осознав, пришлось ему угождать Персии царю, доказывать, что тот не прав. Хотел царь Персии брать дань со стран всего света, не задумываясь, как примут правители соседних государств это. Возмутился в числе прочих и юный Македонский царь, не хотел слать персам многих сокровищ ларь. Позволил Александр дать в дар персидскому царю Египта драгоценные каменья, но не оценил царь Дарий настолько низкие даренья. Потому и сошлись вскоре две рати на поле меж стран своих, выясняя, кому мир будет принадлежать из них двоих. Кажется, так и было в прошлом нашем, такая история случилась в настоящем. Всё прочее, о чём говорит Низами, с вымыслом схоже, читатель, учти!

Низами сложил повествование на следующий манер, сказителям былинным подавая тем пример. Преодолел Александр Тибет, Мани в Китае встретил, кругом пошёл, пока за краем кипчакских степей Русов не приметил. Может под Русами Низами подразумевал скифов, предков славян из мифов? И бился с Русами Александр половину сказания, словно тем и прославился, потому и сложили о нём предания. Нет так страшны были персы, индийцы не так против него прославились, как народы северных земель завоеванию Александра упрямились. Выставили Русы против цвета Азии и Европы уже тогда небывалого зверя, похожего на медведя слегка. Не так страшен слон в бою один на один, как косолапый, устрашавший македонцев видом своим.

Весь известный в те времена мир, Александр захватил непродолжительным усилием своим. Не хватило бы обыкновенному человеку стольких лет, чтобы обойти то, чему измерения в шагах нет. В Рум наконец-то вернулся Александр-царь, уже ему несут страны и народы со многими сокровищами ларь. Почивать на лаврах полководцу осталось, в жизни им достигнуто всё, о чём ему мечталось. Такие представления о нём Низами имел, о прочем ему во второй части сказания «Икбал-наме» лестные слова пропел.

Почему Искендер двурогим зовётся на востоке? Рогат он был, или так говорят о человеке, когда он в почёте? Всё проще, решил Низами за всех, у Александра уши длинные: и грех, и смех. О том позволил Низами сложить стихи, легенду восточную разложить на бейты свои. Поведал о брадобрее, тростнике и воде — тайное становится явным всегда и везде. Лишь ушей стыдиться Александр смел, и знавшим о тайне сей он молчать велел, да толку нет скрывать очевидное от тех, если это станет очевидным для всех. Пусть двурогим Александра прозывать продолжают, о длинных ушах, из уважения к нему, забывают.

О прочем стоит ли говорить? Низами сам решил, какими думами Александр должен был жить: как относился он к учителям своим, как учителя поступали в ответ с ним, в какие земли он ещё ходил, какие знания он там добыл. Пролив воды Низами изрядно в последней из написанных им поэм, простынёй укрыл читателя от острых социальных тем. Жил Александр, правил он славно, прочее ныне не важно.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Камол Худжанди — Газели (XIV век)

Камол Газели

Покинул человек Родину свою, живёт он на чужбине, нет радости с тех пор ему, грустит о Родине в стихах он и поныне. Зачем такому человеку радость, зачем смирение человеку такому? Не будет сладкой сладость, не утолит ночных метаний он истому. В горьких рыданиях пребудет он, рыдать ему вечно, слышится в стихах его стон, о страданиях он говорит сердечно. К единственной он будет обращать стенанья, оставшейся в краю родном, ей будет назначать свиданья, тем представляя себя снова в доме своём. Друзей ему, друзей же нет. Любви ему, но нет любви. Без устали он ждёт ответ, когда ему ответишь ты. И что сказать человеку вдали от тебя? Тому человеку, вдали от тебя, если вас разделяют века, если вы разделены на века.

Крепись, Камол, терпи Тебриз. Потомок твои стихи прочёл: слёзы из глаз о страданьях твоих пролились. На чужбине ты, тебе холодно там, твои слова просты, они понятны нам. Всё чуждо тебе, противна глина, прилипающая к сапогам, удостой же сию глину в мечте той, что несут путники от нас к твоим временам. Ты вместе с нами, ты останешься вне нас, делись тогда, Камол, своими снами, говори о проблемах своих без прикрас.

Завянет былое, должно былое завянуть, останется простое, чего у тебя отнимать не станут. В жизни каждого из нас случается, каждый бывает несчастным, каждый к чему-то стремится, к чему-то тянется, оставаясь без того, оставаясь безучастным. Увидеть цветение розы, одно в этом спасение, винограда обвитые лозы подарят душе новое её рождение. Кто вянет сам, тот не видит красок мира. Кто говорит об этом нам, того судьба простила. Благоухает роза, ароматен виноград, как не заменит стихотворений проза, так и чужбина дома не заменит — это так.

Что человеку делать — пить вино? Что человеку делать, если не помогает оно? Подобным Меджнуну стать, уйдя в пустыню жить к зверям? Пусть Лейли будет ждать, пока ты предаёшься эгоистичным мечтам? А может писать стихи, как Меджнун Лейли их писал? Ведь рифмы не бывают плохи, если между строчек вкладывать лал. И писал ты, Камол, не щадил живота, их потомок прочёл, снова с лица на газели твои упала слеза. Прими от потомка ответное послание: не грусти, Камол, прошло твоё страдание, груз времени в пыль прошлое стёр.

Тебриз не тот, не тот Шираз, не тот в Тебризе в наши дни живёт, не тем подвластен и Шираз. И грусть не та, не так грустим мы, прошли былые времена, иной сутью объединены мы. Дом рядом всегда, даже когда дома рядом нет, грустить приходится лишь иногда, когда иных желаний нет. Куда не глянь, всюду свои. Куда не пристань, люди одни. Одиноким стал каждый, но кругом много людей, понял бы кто из них твой урок важный: лучше быть счастливым на истинной Родине своей.

Ты прав, Камол, Родина такая же поныне, кто правильно твои стихи прочёл, тот правду схожую находит ныне. Любимая твоя страна, чем мила она тебе была? Она забыла про тебя. Про тебя она забыла. Ты жил мечтою о стране, но не было той страны никогда. Ты уподобил ту страну мечте, но мечта мечтою осталась навсегда. Раздавлен был ты, тебя раздавили. Ты принимал удары жизни, жизнь тебя била. Ты думал, тебя спасут, твоими страданиями жили. Ты думал, если горестным слыть, твоя в том будет сила. Твоя ошибка в том, Камол, пускай ты понимал, как Родине не нужен ты. Потомок, верь, тобою сказанное всё учёл. И грустно уже ему — нет ни ностальгии, ни мечты.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Омар Хайям — Рубаи (XI-XII век)

Омар Хайям Рубаи

Стеной отгорожена от человека тайна бытия, за ту стену человеку заглянуть нельзя. На той стене стоят дозорные, словам дозорных верит человек, иначе он не может. И так из века в век. Но что дозорные для пылкого ума, не для него поставлена стена. Не станет пылкий ум бороться со стеной, тем он нарушит собственный покой. Не обличит дозорных он во лжи, он знает — им не по пути. Открыть способен он сокрытое от глаз, о том поведав без заумных фраз. Всё среди нас наглядно, нужно лишь смотреть, кто не желает видеть, того остаётся пожалеть. В чём правда жизни, Омар Хайям из Нишапура? Скажи о правде жизни, Омар Хайям из Нишапура.

«Человек — глина! Человек — пыль!» — держал ответ Хайям пред нами, о сути людской он говорил простейшими словами. Во прах обращается всякий, того не дано избегнуть нам, не нужно придумывать новых истин, то должен знать каждый сам. Кто за человека держит ответ, если не дать держать ответ самому человеку? Невеждой должен слыть, принимающий чуждую ему волю и свыше опеку. Зачем попирать глину, коли являешься глиною ты? Зачем пускать в глаза пыль, коли пылью являешься ты?

Всему определена доля, всё сопровождает рок. Незачем сокрушаться, если что-то осуществить не смог. Во осуществление чуждых тебе идеалов зачем жизнь положил? Ничего не добился, стенал, молился: всё равно опочил. Не пил вино, не кутил, устремлениями полезными тебе жил. Твёрдая воля — она хороша, если тебе и кому-то нужна, но если волю свою, пусть она хороша, ты привить другим пожелаешь — им ли она не будет вредна? Если глину вином поливать — испортится глина? А если растоптать сапогом, тогда не испортится глина?

Из глины возведена та самая стена, за которую заглянуть каждый желает всегда. Чтобы увидеть обратную сторону стены, проститься с жизнью должен ты. Но коли человек к тому моменту обратится в пыль, тем ли боком он увидит истины долгожданной быль? Не повернут ли кирпич иной стороной к жизни тогда? Не увидит ли человек перед вечностью, что он только стена? Ничего не принёс с собой, отправляясь в лучший из миров, ничего не принёс с собой, явившись в лучший из миров.

К чему же печалиться, забудем про стену. Стене найдём мы другую замену. Вместо стены поставим мы стол. За него всех посадим, кто бы к нам не пришёл. Придёт друг — усади рядом и вкушай вместе с ним. Недруг придёт, пригласи сесть и его — другом больше станет одним. Если кто позовёт на молитву, не отказывай тем, как Хайям стащишь коврик, но для тебя там сотня дирхем. Был бы повод грустить, коли чарка полна, когда девица рядом, а мысль любовью пьяна. Нет забот и не может их быть, если заботы ты можешь забыть. Разве перестанешь благие совершать дела, если позволишь себе выпить вина? Жизнь дана свершить деяние великое — плод твоих дум сие деяние великое.

Всё тут сказанное лучше забудь. Ослом в своей жизни лучше побудь. В обществе нужно быть подобным большинству, строить вместе с ними для дозорных стену. Тогда оправдаешь жажду и отправишься пить, тогда никто не сможет тебя укорить. Поступай на благо себе, люди будут говорить — он пьян умом. Поступай на благо людям, они будут говорить — он пьян умом.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Низами Гянджеви «Семь красавиц» (1197)

Низами Семь красавиц

История не так легка, как хочется в то людям верить. В истории полно греха, его ничем нам не измерить. Но есть поэты, значит будет прославленье. Не все поэты в горькой участи царей находят вдохновенье. Но Низами, кто же Низами не знает, он царям радужные оды слагает. Как правил царь, кому то важно? В строках поэта царь представлен поступающим отважно. Царь для поэта кладезь благородства, забыл поэт про совершённые царём уродства. Не будем судить о прошлом, неизвестно оно доподлинно нам, послушаем Низами, его герой — сасанидский шах Гур Бахрам.

Долгожданный сын кровавого царя, под чьей пятой изнывала персидская земля, разродился ребёнком долгожданным, Ахурамаздой в ответ на мольбы ниспосланным. Но не люб он стал отцу, отправил он его подальше в жаркую страну, там мальчик рос и набирался сил, покуда не вырос и взор на красавиц не обратил. Откуда те красавицы возникли? По мановению руки строителя они возникли. Прославленный строитель, выходец из Рума, возвёл в песках он Хаварнак — не дворец, а чудо. Печальной участи он удостоился потом, создавая прекрасное, прослыв лучшим творцом, оказался на вершине башни замка в прекрасный из дней, так закончил путь способнейший из талантливейших людей.

Но не о том сказать решился Низами, не для того он сложил двустишия свои. Герой его поэмы шах Бахрам, правил мудро, чужое горе словно испытывал сам. Всякое случалось в пределах его страны, лишь не голодали подданные, если и умирали, то от излишней суеты. Принимал смерть человеческую Бахрам в упрёк себе, виноватым считал и искал причину в себе. Потому и процветал край персидский в те времена, боги любили Бахрама, помогали бороться с трудностями всегда. Только хоть сто лет на благо людям правь, хоть превозноси достоинства людские — род их славь, да не случится того желания, чтобы все забыли души метания. Горе свалится на Бахрама в конце повествования, то единственное — достойное нашего с вами сострадания.

Правил щедро Бахрам, о том говорит Низами, для одного пришлось отступиться от принципов, когда коснулось дело любви. Семь красавиц, чьи изваяния он во дворце увидал, зажгли в его душе пожар, и пожар всё сильнее полыхал. Не мог смириться Бахрам с судьбой, он готов найти красавиц любой ценой, предстояло ли выкупить невесту из другой страны или грозить вторжением со своей стороны. Не брезговал Бахрам военным вторжением, что противоречит о нём представлениям. Где не хватало ласковых слов, там шах Персии на крайние меры оказался готов. Нашёл семерых красавиц, сбылась его мечта: вожделеть лучше близкое, а не далёкое, сводящее с ума.

В том суть поэмы, семь красавиц представлены нам, с каждой из них ночь проведёт шах Бахрам. Он будет слушать красавиц рассказы, их истории — данной поэмы алмазы. Семь историй, друг от друга отличных, не связанных между собой — тем и симпатичных. О каждой поведать нельзя, это харам, если поведать, что читатель читать будет сам? Позвольте немного, самую малость, комментатору Низами простите желанную шалость. Он — человек, стихи Низами читавший, мудрость поэта в душу впитавший. Как не спал шах Бахрам, предаваясь вдумчиво красавиц речам, так и комментатор пребывал рядом с шахом, прикасаясь к тайным речам.

Индийской царевны сказ полон загадок, метафоричен и тем сладок. В чужой стране путник оказался, с жизнью там едва он не расстался. Предстояло ему разгадать загадку жизни чёрных людей, для чего он готов был расстаться с белой жизнью своей.

Вторая царевна — царевна из Чины, поведала о горькой участи влюблённого мужчины. Он страстно желал иметь достойную жену, ему же приходилось разгребать шелуху. Кого находил, та гнусная оказывалась девица, такой не мог герой рассказа насладиться. И когда он нашёл желанную особу, та выставила поперёд его похоти ногу, грубо развернула затылком к себе и сказала: «Не будет тебе!». А в чём причина такого поведенья? Ведь мужчина навещал её сновиденья. Ответ прост, кто Низами прочтёт, о том узнает каждый, в «Семи красавицах» искомое найдёт.

Царевну из Хорезма в третью ночь Бахрам посетил, уделил ей столько внимания, сколько хватило сил. Нежился в её объятьях и внимал тому, как страдалец из Рума искал мечту свою. Тот желал обрести счастье с красавицей одной, показавшейся ему близкой мечтой. Он шёл через пустыню, жаждой мучим, но шёл не один, товарищ был с ним. И знаешь, читатель, в жизни всё просто, достаточно верить, тогда далёкое окажется близким, не найдётся столь малых приборов, чтобы измерить. Недоступное рядом, нужно к цели идти, и если пойдёшь, то сможешь найти, а если останешься сиднем мечтать и не встанешь со стула, то и не плачь, оказавшись похожим на мула. Теши горе своё, сохни от слёз, коли ничего не сделал для осуществления грёз.

В четвёртую ночь посетил шах царевну славянскую, красавицу видимо балканскую. Ей не близок славян дух оказался, о чём Низами сказать не решался. В ней сильно христианство, она знала библейские мотивы, потому рассказала историю кислее зелёной сливы. Сию историю не в каждом переводе можно найти, поэтому, читатель, внимательно на доставшуюся тебе книгу смотри. В чём суть истории красавицы славянской объяснить не трудно, не нужно для того нам говорить заумно, она легко раскроется перед тем, кто её найдёт, тот поймёт, зачем Бахрам взял сию красавицу себе в гарем. Добиться сложного не сложно, приложи к тому старания, обрати свою лень в полезное, чуждое от переживаний чувствам страдания.

Пятая царевна из Магриба, её история из Египта вестимо. С её слов ожил перед Бахрамом путник хмельной, не разбиравший дороги перед собой. Его звали, он за всеми следовал сразу, а когда приходил в себя, осуждал лёгкость свою, как проказу. Зачем пил, зачем шёл, где он теперь? Горький пьяница — не человек, а зверь. В белой горячке он по пустыне бродит, всеми брошенный. Дивы вокруг него кружат, он им на пир подброшенный. И желает человек помощь обрести, среди песков протягивая руки. Его сжирает жажда изнутри, он видит странное, ему мерещатся иного мира духи. Сможет такой человек найти мукам облегчение? Конечно, если поймёт изложенное двустишиями Низами стихотворение.

Царевна из Рума, что она поведать могла? Рассказа она шаху о борьбе добра и зла. Взяла для примера в людях их воплощенья и пустила на Землю, тем сложила историю для Бахрамова увеселенья. Ясно издревле, зло побеждает добро, не может человек плохому противостоять — это не его. Есть в человеке надежда — она одна помогает, не было бы её, да так не бывает. Кому не везёт, кто был злобой ослеплён, тот должен верить в лучшее, тогда он будет спасён. Как зло побеждает добро,так добро после одолевает зло всё равно. Сюжет незамысловатый, и не важно это: осень противостоит весне, с их помощью сменяются зима и лето. Каким бы не был благостным финал, зима вернётся. Разве об этом кто-то не знал?

Про историю иранской царевны не будем говорить и слова, устал комментатор, он пить желает, не откажется и от плова. Семь красавиц закончили сказ, но не кончается история Бахрама, ему предстоит разыскать хулителя его родного стана. О многом шах узнал и многое изведал, а кто его комментировал, спасибо, пообедал. Не всё ещё поведал Низами, об Искендере не сложил он до конца двустишия свои. Кто не готов внимать, тот пусть томимый сном заснёт. Двурогая Луна встала, подождём двурогого царя новый восход.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Насир Хосров «Спор с Богом», касыды (XI век)

Насир Хосров

Что есть для человека Бог? Почему для человека он ничего сделать не смог? Он породил созданий, схожих с собой, бросив их на произвол судьбы лихой. И эти создания, хватает же им сил, делают ради Бога то, о чём он их никогда не просил. Они склонны думать, и в том их беда, ибо думы чаще пусты, мудры лишь иногда. Так не полагается ли человеку спорить с Богом за право жить вне его представлений? Человек рождён, чтобы его мнение отличалось от прочих мнений! Поэтому, иных не может быть точек зрения, человек должен иметь о бытии собственные суждения. Не нужно верить придуманному кем-то ранее, оно — канувшее в прошлое и ставшее архаичным предание.

Равный вес дан всем процессам в нашем мире, но человек стремится понять доступное ему шире. Он мнит себя подобием творца: мнит, будто прижимает его к земле божья стопа. Он раболепствует перед творцом, прижимая к земле прочих созданий пяты сапогом. Уж коли создан человек таким, отчего он помышляет, словно Бог желает его видеть иным? Ведь не падают звери перед человеком ниц, не изменяют своих перед человеком лиц; остаются создания божьи пред творцом в облике, как прежде, так отчего человек подвержен ему одному ведомой надежде?

Создал Бог человека похотливым, желудок сделал ему неприхотливым, тем породил присущие людям грехи: об этом Насир Хосров написал касыды свои. Так почему, ежели человек грешен по воле творца, ему стыдится положено, желать исправить замысел небесного отца? Пусть человек плох, не достоин божественной длани прикосновения, это не означает буквального понимания задуманного творцом и не побуждает добиваться снисхождения. Человек Богом сотворён — этого достаточно знать, прочие толкования человека назначения следует вымыслом признать.

Есть птица, прозванием орёл. Полёт её никто не превзошёл. Парит в небесной выси птица сия, трепет крыльев бабочки замечает издалека. Устремляется схватить бабочку она, никто на такое не способен — только она. И повержена бабочка, бьёт крылом. Разве раскаивается орёл о содеянном потом? Нет в помыслах птицы самоосуждения. Птице неважны о ней других птиц мнения. Орёл не примет чуждых ему уговоров, не даст смирить присущий ему норов, он снова поднимется и снова падёт, ради лова насекомых дан ему полёт.

Смирить волю орла доступно не всякому существу, порою то дано человеку одному. Сбить орла человек способен стрелой: бьёт из лука метко, придавая направление рукой. Повержена птица, падает тогда перед человеком она вниз. Разбивается о камни птица, не сможет более подняться ввысь. В чём секрет человеческой стрельбы? Почему орлы поверженными быть должны? В том нет секрета. Секрет простой — он понятен всякому, кто знаком со стрелой. Чем оперено оружие человека? Перьями орла — они причина успеха. О том не знают орлы, потому предрешена их судьба. Гибель орлы сами себе несут, так будет всегда.

И человек, имеет перья он орла. Под перьями понимается его душа. В чьих руках перья души человека, тот управлять им будет век от века. Не уразумеет то род людей, мало отличный от птиц и зверей. Нужно тонким наблюдателем быть, чтобы в неприметном истину приметную добыть. В чьих руках находится лук? В божьих… или в руках его слуг? И чем отличны божьи слуги от людей, чьи стрелы имеют перья орла? Разве кто-то из них почитает самого орла? В том разобраться должен человек, мнящий о себе такое, чего в действительности нет.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Насир Хосров — Назидательные главы из «Книги света» (XI век)

Насир Хосров

Опомнись, человек! Ты, который создаёт себе кумиров! Довольно сладкими речами умащивать чресла писателей, поэтов, мастеров, петь оды по адресу эмиров. Не стыдно, человек, тебе? Ты падаешь на землю пред богами! Богов ты видишь всюду, обожествлять способен и людей, а сам избит ты батогами. Задумайся о жизни — смой насыпанный за шиворот песок позора. Подумай о насущном — внемли себе: сам ли ты захотел превозносить великих силой слова? Послушай умные слова, их говорил Абу Муин Насир Хосров. Он говорил их так, словно не прошло минувших за тысячу лет десяти веков.

Запомни, человек! Ты в той же мере свят, как святы мнящие себя святыми. Тебе доступны таинства из тех же самых мест, сокрытые от взора: представленные сложными — они являются простыми. Зачем тебе источник откровений, покуда откровения в тебе? Кому ты бьёшь поклоны, словно оступился и потерялся пред истиной в кромешной тьме? Не измышляй того, чего на самом деле нет. Не верь тому, кто вряд ли знал когда на твой вопрос ответ. И если веришь беззаветно, и если хочешь верить, открой свой разум для блаженных: гордыню святости ты не тем желал доселе вверить.

Подумай, человек! Ты полагаешь, что выход к свету обрести не трудно. Ты вдруг решил: проблемы — не беда, когда тебе известно, к кому для их решения обратиться нужно. В том есть твоё несчастье, человек! Живёшь ты днём одним, расплачиваясь за один день весь отведённый тебе век. Направлены стопы твои бывают чаще не к тому, кто милость с неба посылает, идёшь ты прямо к ростовщику, тот цену твоей жизни при тебе определяет. И после жизнь твоя — не жизнь. Твоя жизнь — ад, и будет адом после смерти. Но кто бы думал о таком, забывшись в нуждах ежедневной круговерти. Одним росчерком секундным, сделал, человек, ты остаток жизни своей паскудным. Уж если веришь в промысел небесного владыки, зачем вверяешься владыкам пыли гробовой? Их презирать потребно! Ты же продаёшься им телом и душой.

Вспомни, человек! Ты превозносишь многих. Бога чтишь, почёт эмирам от тебя исходит. Ты ценишь тех, кто в нуждах твоих радость лишь для себя одного находит. Ты помолился, тем воздал хвалу небесному владыке, отбил поклоны пред грозным ликом повелителя земного, вознёс в лучах почёта мужей славнейших из страны твоей, и ростовщик тебе едва не заменил отца родного. Но ты не вспомнил о тех людях, которых тебе больше прочих полагается хвалить. Разве без святости, властителей и займов ты не сможешь пары дней прожить? И кто же те, кому обязаны мы все великими делами? Они вкруг нас, они всегда на дне — всегда под нами. Простые люди: одни возделывают поле, другие ремеслом нам создают уют. Но их во все времена не замечали, их и поныне никогда не чтут.

Пойми, человек! Ты живёшь, но жизнь твоя стоит на месте. Потомки твои, как и предки твои, стояли и будут стоять на том же самом месте. Нет движения — из века в век повторяется тебе сказанное. Прошла тысяча лет с оставленных поэтом строк, значит это наблюдение доказанное. Насир Хосров желал, чтобы ты, человек, набирался знаний, чтобы друзьями обрастал, не предавался низким помыслам и не умалял его стараний, чтобы оставался скромным, следил на речью и двуличным не слыл, был добродетельным, делился радостью со всеми и никогда всё тут сказанное не забыл.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Слово о полку Игореве (1185)

Слово о полку Игореве

Сказители Руси, скажите, что вам Русь, что Русь для вас, скажите. Не говорите, покажите ту Русь, ту Русь, потомкам покажите. Славнейшие князья, от Рюрика свой род ведущие, князья славнейшие, куда вели князья те Русь, мужи Руси лучшие? Вели к погибели князья те Русь, тщеславие тешили тщетно, не Русь вели к величию. О них сказывайте, сказители, честно. Коль ежели кто из князей, пусть этим князем Игорь будет, решил в поход пойти половцев бить, что тем походом он добудет? Не призывал ли в мире жить Владимир Мономах? Так отчего вражда опять возникла? Половцев бить пойти решил князь Игорь, он пошёл в поход и разразилась битва. Сошлись две рати: рать половецкая и рать князей, пришедших от Руси. Три дня продолжалась сеча: половцы выдержали натиск, пали богатыри. О том зачем сложили строки, сказители неизвестные нам? Зачем опозорили Русь, или о том повсюду пел первейший из вас — сказитель Боян? Вы показали Русь, понятна Русь потомкам стала: пропал задор былых времён, не за те деяния досталась князьям слава.

Что значит Памятник? За что дана награда? Иль выбор мал, и от того одна нашлась отрада? Петь оды нужно с толком, надо знать чему хвалебные слова преподнести, а просто оды петь, на такой шаг пойти потомка, сказитель, не проси. Беда, сказитель, не в тебе: случайность «Слово» сохранила. Не в том беда Руси, не в том, что «Слово» для потомков судьба хранила. Беда в другом — беда в народе заключалась. Народ ярмо тянул — ярмо на творчестве народа и сказалось. Хвалиться нечем, в том беда народа. Народ творил, но не осталось ничего, кроме твоего, сказитель, «Слова». Подверглась тлению бумага, истлела береста, погибло творчество, погибли истинные памятники и многия Слова.

Осталось «Слово о полку Игореве» — о плаче народа сказывалось оно, о рёве людей, о клятой судьбе, словно сказано сегодня, только сказано давно. Не дела достойные продолжает хватить народ, отчего-то Русь продолжает рожать господ. И приходят князья, и ведут бить половцев они, и снова вопросы, ответов на них нет — не ищи. Затмилось солнце для князей, то принимается готовностью к борьбе, но гибнет простой люд на навязанной ему во исполнения примет войне. Кто сегодня споёт песню о достойных памяти бойцах, павших не ради идеалов, павших сейчас у нас на глазах? Где бродит Боян, почему не сказывает о поражениях он? Сказывает так, что поражение — не явь, а сон.

Потому потребно народу «Слово», пусть позорно оно и не стоит внимания. Сказано «Слово» в строках таких, плачет от них Франция и Испания. Жонглёры и хублары пели песни во славу процветания и во имя будущих побед, сказители Руси следовали целям, потребностей в которых больше нет. Кто о победе сказывал потомкам, тех потомки победы добивались, кто о поражении сказания пел, те со свободою расстались. Был Игорь удачен в походах, бил он половцев и славу имел, но во веки веков он пожал то, чего доле своей не хотел. Выхватил сказитель из жизни князя эпизод поражения, проявил в том волнующем моменте мастерство доступного ему стихосложения. Мусин-Пушкин сей Памятник бережно вывел снова из тьмы на свет, вне воли лишив тем потомков радужной памяти о событиях канувших в прошлое лет.

Сказали сказители «Слово», теперь скажите потомки Руси слово своё. О добром, о важном, напутствие дайте, не черните настоящее — чернота не то.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Ибн Сина — Газели, кыта, рубаи, бейты (X-XI век)

Таджикская лирика

Человеку не полагается сиюминутной выгоды искать, ему жизнь дана на то, чтобы желания души смирять. Кто он перед ликом вечности? Пыль с сапог! Проживёт свой век, умрёт и воспоминания о нём уйдут сквозь пальцы, как песок. Не понимает человек необходимости жить ради других — удовлетворять только свои нужды он привык. Не так важна любовь живущим на планете, за себя люди предпочитают оставаться в ответе. Ни перед кем не хотят они отвечать, остающееся за гранью бытия не должно их волновать. Что остаётся делать певцам, жизнь созерцающим, в чьих строчках боль и страдание к вечность забывающим? Растает мудрость веков, она тоже песок. Уйдёт мудрость сквозь пальцы, станет пылью с сапог.

Есть в жизни запреты, их нельзя преступать. Но как не преступить, когда их хочется нарушать? Запреты на то людям даны, чтобы душу смиряли, телом были крепки. Одно нарушение мужи от философии допускали, выпить алкоголь страстно они желали. Не для удовлетворения зова плоти, им другое интересно, после чарки вина им размышлять легче, о том они говорят честно. Пригубить напиток запретный любил и Ибн Сина, поэт, не видел он в том источник человеческих бед. Пили вино до него, будут пить после него: вино людям свыше дано, с древних времён оно людям дано.

Если чарка вина услащает мудрых мыслей поток, в другом человек себя держать в руках должен быть готов. Нельзя унижаться, нельзя взывать к другим будучи в нужде, но нужно помогать людям, если они за помощью обращаются к тебе. Лучше в мире жить и знать, насколько твоему присутствию люди рады, тогда всем будет хорошо, и это лучше любой награды. Помнить должен человек — его смерть ожидает. Разве человек об этом не знает? Так отчего кругом него зависть и вражда, не зря ли жизнь была им прожита?

У вечности всему найдётся рецепт простой, человек для бытия — грязи слой. И оттого ведёт себя подобно грязи он, поскольку таковым для вечности рождён. Смириться должен человек! Смириться не желает. Разрушение с собой приносит, иного смысла в суете дней он не понимает. Покуда люди не захотят добиться нового понимания личных желаний, до той поры обречены они жить среди страданий. Необходимо малое, взглянуть на жизнь с конца, глазами старика, а не юнца. Куда теперь стремиться? Устремления пустые. Безмолвие нависло, желания теперь другие: не я познал от жизни наслажденье, пусть ведает пришедшее на смену поколенье — ему и всем, кому после на планете быть, им нужно сообща благими помыслами жить.

Кто молод, тому не страсти нужно создавать, тому необходимо знаниями обрастать. Не будет стыдно на старости лет, будет дело на старости лет. А ежели жизнь прошла и не осталось от жизни ничего, уже никто не в силах исправить прошлое его. Нависнет вечность над человеком, обернётся вечность единственным веком, если вспомнят о некогда жившем существе, значит был он достоин жить в людской молве. И чтобы никто за прожитую жизнь не корил, при жизни полагается трудиться над образом своим сверх всяких сил. Потому умирать человеку спокойно, если после смерти о нём будут отзываться достойно.

Абу Али Хусейн Ибн Сина указанными выше мыслями жил. Кто укорит его? Его есть в чём винить? Он ошибался, на нём позор, которого не смыть? Неспроста потомкам его жизнь ценна. Он — мыслитель, он — учёный муж, известный многим под именем Авиценна. Оставил потомкам Ибн Сина стихи, в них мудрость его — их прочти.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Рудаки — Касыды, газели, кыта, рубаи (IX-X век)

Персидская лирика

Прекрасное есть в человеке то, что нет никого прекраснее его. Какая стать, как держит он себя среди других, как выражает мысли, как в поступках лих. О том потребно стихами говорить, чтобы потомки не смогли забыть. И коли взялся кто судить о делах людских, должен излагать речь в словах простых. Оставим мудрости до лучших дней, о Рудаки поведаем скорей. Кем был сей поэт во славе лет, о том мог знать знавший поэта мобед. Истоки персидской лирики исходят из Панджруда, родом Рудаки оттуда. Писал он о любви, не брезговал вином, хвалил достойных, грустил о забывшихся вечным сном, стоял за справедливость и предпочитал в почёте жить: за это и за многое другое его имя человечество не сможет забыть.

Сказал Рудаки один раз про старость. Писал достаточно о молодости, и о неизбежном поведал малость. В том, что в старости нет прелести — понятно старикам, то не понимают юные телом, не понимал того и Рудаки сам. Но вот излёт, вернулся он домой, он стар, нет в нём прежней силы удалой, во рту зубов давно уж нет, рот открой — попадёт в желудок лунный свет. Сказать успел достаточно, его поэзией должны хвалиться внуки, о прочем дум он не найдёт. Зачем склонённому над землёй пылкого сердца муки? Должна болеть у старого душа, старику полагается о прошлом вспоминать хоть иногда. И поэтому, когда всё сказано о печали, мысли о молодости пылать под калямом ярче стали.

О пери — лишь о ней. О пери — красавице своей. О пери — сводившей с ума. О пери — обольщавшей простака. О пери он, простак, мечтал. О пери он, чудак, писал. Забыты девушки, они создания для любви земной, как Лейли, лишавшей рассудка, наполнявшей разум пустотой. Зачем Рудаки нужна была Лейли? Только для привнесения в жизнь красоты. Если хотелось парить в облаках, пери пребывала в поэта мечтах. О пери, о пери, о пери стихи безустанно писал поэт, предвидя в желудке лунный свет.

Дурман, тишина и шипы, этого обязан был бояться Рудаки. Он думал о благости для всех, он сам являлся благостью для всех. Он видел чиновника чёрную суть, он старался о том намекнуть, он громкие бейты тому посвящал, осознавая — один он бесценный лал. Людей не переделать, понимал Рудаки, подавал пример личный, о том писал рубаи. И ежели избыток мудрости накопить успел, и ежели из-за того поседеть успел, решил Рудаки не запираться в себе, решил подарить избыток мудрости тебе.

Воистину, желательно не жадничать, позволительно для исправления жадности бражничать. И пьяному веселье, и легче смотрит человек на мир: легко лишиться накоплений — деньги не кумир. Не надо бесконечно брать, придёт время после отдавать. Кто не отдаст в положенный срок, какой с того человека может быть прок? Рудаки не призывает добрее становиться, такому знанию годами нужно учиться. Наступит час, придёт осознание истины каждому, придёт каждый к осознанию важному. В тот час, остаётся сожалеть, приходит следом к человеку смерть.

Прожить и не бояться опасностей, не бояться любых встречаемых на жизненном пути неприятностей: люби и тебя будут любить, убьёшь и тебя могут убить, украдёшь и тебя обкрадут, подаришь и тебя дарами обнесут. Всему мера есть, эту меру полагается соблюдать. Кто не соблюдает, о том забудут, того не будут знать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

1 27 28 29 30 31 33