trounin.ru

Не успокоится человек, пока не вычерпает недра Земли, пока поверхность планеты не превратит в нечто ему потребное. И если ранее он думал о будущем, желая блага для всего человечества, то по прошествии времени вернулся к извечно одолевающей его жажде наживы. Но это в будущем, пока же Паустовский писал о современном для него дне. Некогда в Советском Союзе желали изменить русла сибирских рек, направив их в засушливые регионы страны, хотели и перекрыть поступление воды из Каспийского моря в залив Кара-Бугаз. Планы советских граждан коснулись и малярийных болот Мегрелии, где имелся чрезмерный избыток влаги. Человек посчитал необходимым осушить местность, превратив земли древней Колхиды в тропический сад. Тогда действительно думали о благе, как всегда забывая о нуждах самой природы, для чего-то создавшей данный край.

Паустовский начинает с рассказа о нутрии. Переселение этих животных стало первым шагом к освоению Мегрелии. Потом последует высадка эвкалиптов — деревьев с уникальными свойствами. Именно эвкалипт способен впитывать в себя воду из болот, к тому же он источник ценной древесины, чей запах не нравится комарам, а сам материал не гниёт, способен служить десятилетиями и длительно не подвергаться разрушению. Последним этапом назначено высаживание чайных плантаций и тропических растений. Впереди широкий фронт работы, берущий начало в тридцатых годах XX века.

Ещё не Шри-Ланка, а подобие пинских болот. И как же сей край привести к желаемому виду? Все планы терпят крушение, стоит спуститься ветру с гор, называемому фёном. Такой ветер неимоверно горяч и разом поднимает температуру воздуха на двадцать градусов. Не просто будет совладать с природой, может ничего у человека не получится. Как бы хуже не стало от совершаемых им действий. То и не имеет значения, когда желание стоит надо всем, обязывая совершать изменения в угоду представлениям о лучшем из возможных результатов.

Паустовский не смотрит на Мегрелию как на уникальное место. Он не видит в нём положительных моментов, неизменно находя причины для скорейшего изменения имеющейся природы. Никто не задумывается о необходимости прекратить вмешательство. Если такие попытки были, то о них Константин не сообщает. Есть единственное упоминание пользы болот — они способны сохранять прошлое. Так на глазах у читателя будет извлечена античная статуя, большой ценности по мнению знатоков древностей. Но это не является важным обстоятельством, чтобы отменить планируемое превращение Мегрелии в тропический сад.

Константин предпочитает рассказывать о другом. Он повествует о караванном чае, чьи свойства улучшались благодаря длительной перевозке. Снова и снова восхищается свойствами эвкалипта. Описывает людей, с жаром в глазах думающих о предстоящих изменениях местной природы. Знакомясь с подобным повествованием, читатель сам может загореться аналогичной идеей. Тут надо говорить об умелой подаче информации, тогда как деятельность человека в Колхиде легко подвергнуть сомнению в благости производимых изменений.

Достаточно вспомнить про Кара-Бугаз, о котором Паустовский рассказывал сходным образом, только имея наглядные доказательства вредности планируемого человеком, он стремился облагородить залив менее варварским способом, предлагая извлекать природные богатства за счёт понимания потенциала пустынного климата. Касательно Мегрелии подобного не происходит. Остаётся предположить, что никто всерьёз ею ещё не занимался, даже не думая высушивать болота, поскольку это длительный и трудоёмкий процесс. Время покажет, насколько оправдано человеческое стремление преобразовывать планету. И если всё окажется сделанным правильно, значит о чём-то люди всё равно не задумались и не приняли прочие негативные перемены связанными с ими проделанным.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Не трогайте природу, пока не научитесь ею пользоваться. Но человек никогда не научится пользоваться чем-либо, постоянно внося разрушительный вклад. Ему кажется, будто действуя из лучших побуждений, он поступает на благо, тогда как приносит вред. Проще ничего не предпринимать, живя в согласии с окружающим миром, нежели думать о его благополучии и совершать непоправимые ошибки. Разве можно смотреть на высыхающее Каспийское море? Уровень этого водоёма постоянно понижается, грозя скорым исчезновением. Причину этого видели в заливе Кара-Бугаз, куда вода поступала через малый перешеек, дабы испариться без остатка. Разумным казалось перекрыть залив вообще. О таком думали раньше. И это всё-таки совершили через двенадцать лет после смерти Константина Паустовского. О чём он предупреждал — всё осуществилось. Дамбу пришлось разрушить и смириться с нанесённым ущербом.

Как рассказать о заливе? Паустовский то начал делать до знакомства с Каспийским морем. У него были сведения о Кара-Бугазе, и только. Пришлось самостоятельно знакомиться с водоёмом, о чём читатель узнает впоследствии. Роль Паустовского в судьбе залива — желание понимать его необходимость человечеством. Для этого лучше всего подойдут документы из архивов, кои удалось отыскать. Мало кому известный исследователь Жеребцов во время царской России вёл наблюдение за морем, сделав требуемые выводы, едва не ошибившись со значением Кара-Бугаза. Похоже, такую ошибку совершают все, кто старается его понять самостоятельно. Жеребцов тоже имел намерение рекомендовать перекрыть воде доступ в залив, чтобы уберечь морских обитателей от поступления излишнего количества соли.

Паустовский сразу замечает, какая именно соль образуется после испарения воды. Не поваренная, а глауберова, так называемый мирабилит. Если её принимать внутрь, последует слабительный эффект. Лучше данную соль использовать в химическом производстве, где она имеет огромное значение. Но как это сделать? Берега Кара-Бугаза представляют из себя пустыню, не знающую дождей: влага испаряется, не успев достигнуть поверхности. Крайне тяжело находиться в сих пустынных местах, поскольку не сохранилось оазисов. Некогда тут была вода под песками, о том даже имеются свидетельства, в том числе об этом говорят высохшие колодцы. У Кара-Бугаза в будущем откроются возможности принести пользу человечеству, но о том Константин расскажет в конце.

История жестоко относится к людям. Жеребцов ныне забыт, неизвестно и место его погребения. Забыт и химик Лаксман, обосновавший важность глауберовой соли залива Кара-Бугаз. Всем было понятно: перекрой залив, соль перестанет образовываться, может быть поднимется и уровень Каспийского моря. Разве природа случайно допустила появление такого места на планете? Его исчезновение обязательно опосредованно скажется на всём, о чём крайне трудно судить, если человек не умеет понять важной роли того же залива Кара-Бугаз.

Паустовский не рассказывает прямолинейно, он лишь делится с читателем сведениями, ставшими ему известными. Продолжая повествование, Константин затрагивает период гражданской войны, когда в районе Кара-Бугаза белые высадили арестантов на берег, обрекая их на гибель. Остаётся предположить, что подобным образом Паустовский в очередной раз сообщал о гибельности климата, поэтому людям не следует там находиться. Впрочем, осваивать Кара-Бугаз всё равно придётся. Но и к этому есть препятствия. Для строительства и функционирования завода требуются другие ресурсы, вроде нефти и газа, располагающиеся на удалении. Константин с удовольствием проведёт геологические изыскания, найдя лучшее для всех решение.

Как же добыть воду в столь безводной пустыне? Есть единственная возможность, заключающаяся в наблюдательности и понимании механизма образования конденсата. К утру под камнями всегда накапливается жидкость. Уже это показывает, как природа наперёд думает, создавая условия и для жизни. А как правильно использовать Кара-Бугаз в будущем? Тут не только глауберова соль, а также солнечная и ветряная энергия. Человеку нужно не так много, чтобы воспользоваться ему предлагаемыми возможностями. Нет нужды разрушать или исчерпывать без остатка, допустимо брать даваемое даром. И когда-нибудь пустыни начнут приносить настоящую пользу, обеспечив человечество требуемыми ему источниками тепла, движения и всего остального, до чего он сможет додуматься.

Главное, не разрушать имеющееся. Пусть Кара-Бугаз кажется бесполезным и даже вредным, он всё же важнее, нежели людям кажется.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В 1925 году Булгаков продолжил плодотворное сотрудничество с «Гудком». И опять плодотворность оказывалась сомнительной полезности. В иной раз кажется, будто Михаил уже не знал, откуда ему брать материал. «Целитель», «Аптека», «Заколдованное место», «Коллекция гнилых фактов», «Удачные и неудачные роды», «Залог любви», «Чертовщина», «Мадмазель Жанна»: фельетоны для исследователей творчества и для самых горячих поклонников писателя.

Лучше всего получалось писать на злобу дня. Без бумажки на тот свет не пустят, но и с нею не пустят, если она без круглой печати. Ранее о мытарствах без сего важного элемента Михаил не говорил, теперь же настало время. Всякому документу полагается своя «Круглая печать». Нет её? Ищите того, у кого она есть.

Вот и печать на бумажке, давайте уже молоко, положенное по коллективному договору. Ну хотя бы дайте резиновые сапоги. А сапог резиновых нет. Их зимой выдавать будут. Сейчас же принимайте валенки. Какая «Гениальная личность» до такого додумалась? Ладно бы, одна была сия личность на страну. Так нет же. В каждой конторе по такой личности сидит. Где тут не станешь писать на злобу дня? Отчего же ничего не меняется, словно на смену Империи пришла такая же Империя, и после пришла такая же Империя, словно всё осталось согласно прежде кем-то заведённым порядкам.

Спросишь кого: почему подобное безобразие происходит? Понятен ответ и без того: «Они хочуть свою образованность показать». Каким именно образом? Наговорят людям множество непонятных слов, значение которых сами объяснить не в состоянии. Запутаются в терминах, зато выглядят умными. А как до дела дойдёт, то все учёные слова рассыпаются перед обыденностью, не имея способности стать понятными непосредственно при их исполнении. Коснись ораторов-умников, так они кроме умения говорить, ничего не умеют. Умели бы, на доступном всем примере давно доказали бы.

Читателю Булгакова полагается отдохнуть, ознакомившись с «Приключениями стенгазеты». Жил-был информационный листок, многажды его использовали, снова он служил агитационным материалом, испытывая жизнь на прочность. Его марали, рисовали карикатуры, использовали обидным образом. Но предназначался он для высокой цели — для выпуска периодической стенгазеты. Благая цель в России всегда понималась со странностью. Всякое начинание вскоре заканчивалось аховым результатом. Потому не быть информационному листку стенгазетой, ибо не хотят оную вести непосредственные исполнители, мотивированные лишь указанием начальства. Мотивировать, как известно, другим следует.

Закрыть февраль Михаил решил фельетоном-сновидением «Кондуктор и член императорской фамилии». Чего только не привидится человеку в ночном отдыхе от дневной суеты. Император может присниться, вся его фамилия и министры его. И будет он с тобою лично беседовать, ругая за прегрешения пришедшей ему на смену советской власти. Останется в холодном поту проснуться, тем избежав расправы от разгневанного правителя.

Произведение «Богема» по размеру не подошло «Гудку», поэтому Булгаков опубликовал его в «Красной ниве». Он рассказал будто о себе, на что поныне указывают исследователи его жизни. Представленный читателю литератор желал бежать из России, для чего написал пьесу о туземцах (не «Багровый остров» ли?), заработав этим деньги на дорогу. И быть литератору жителем заграничных стран, не встреть на пути он бдительных служителей страны Советов, заподозривших неладное. Пришлось литератору, как то додумывает читатель, обосноваться в Москве — в среде тамошней интеллигенции. И ведь правдоподобно рассказано, пусть и с вольными допущениями, поскольку пьесы о туземцах у самого Булгакова тогда не было, как не имел он её и в 1925 году, располагая лишь повестью.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Мы за самоуправство на море ответим самоуправством на железной дороге: скажет кассир моряку. А мы за самоуправство на море и на железной дороге воздадим по заслугам в прессе, написав об этом: должен был говорить Булгаков. И не только говорил, а именно воздавал. Но о себе ему писать в «Гудке» особо не давали. О ком же писать тогда? Вот и пиши о самоуправстве кассиров на железной дороге. Если просят, отчего бы не написать: решал Михаил. Пусть ничего подобного не случалось, зато смешно читателю будет. Пусть хоть кто-то ответит за хоть чьё-то самоуправство. Не одним морякам доставались места буквально в туалете, так давайте разберёмся в причинах этого. Думается, фельетон «Война воды с железом» следует считать весьма правдивым.

В чём же беда советского общества? Почему оно такое озлобленное? Зачем воздавать, коли следует жить дружно? Может то от малой грамотности? Дать бы людям образование. Государство старается. Но как оно старается? Разве нужно о «Банных делах» напоминать? Данное поручение устранить безграмотность, выполняется теми же безграмотными методами. Не так разве? Возьмём за основу фельетон «Банан и Сидараф».

Существуют двухмесячные курсы. Пройдя оные, выпускники становились образованными людьми. Они, как бы, научились писать и читать. Они, как бы, знают основы основных наук. Они, как бы, политически подкованы. Но спроси их через следующие два месяца, заставь снова сдать экзамен: сдадут ли? А они его вообще могли сдать изначально, спрашивай с них, как полагается? Булгаков в том сомневается. Лучше продлить курсы, давать больше материала, уделять внимание каждому. Да кто этим будет заниматься? Михаил не говорит про учителей, но им ведь не думали платить за делаемую ими работу, если вообще думали платить, заставляя трудиться на добровольных началах. Зато сколько криков о повышении грамотности среди населения… Таким образом в России всегда отчёты о выполненной работе составляются — без различия, что на самом деле сделано. Отчёт пишется ещё до начала выполнения самих работ.

Кого же взять в пример? Давайте обратим внимание на фельетон «Собачья жизнь». По железной дороге Советского Союза с самого Дальнего Востока, изначально начав путь из Японии, везут собаку министру внутренних дел Австрии, разведением которой породы тот желает заниматься. Сколько же денег на это будет потрачено? На советского гражданина никто таких средств выделять не додумается. Тут же на одну собаку выделена круглая сумма. Животное может и умереть в дороге. Впрочем, размышляя глубже, вполне может оказаться, что граждане Австрии получают не лучше жителей Советского Союза, а на личных собак чиновники государства Советов готовы потратить не меньше заграничных коллег. Воистину, порою возникает желание, дабы к людям относились как к собакам, а к собакам — как к людям.

Помимо вышеозначенных, за ноябрь и декабрь Булгаков написал следующие фельетоны для «Гудка»: «Рассказ рабкора про лишних людей», «Под мухой», «Гибель Шурки-уполномоченного», «Звуки польки неземной», «Счастливчик», «Желанный платило», «Ревизор с вышибанием», «По телефону». Для издания «Красный перец» Михаилом написана заметка «Три вида свинства».

В случае совсем тягостных дум над текстом, рождались поэтические представления о действительности. Под пожаром могла возникнуть в воображении полька. Под её звуки языки пламени облизывали и пожирали, уничтожая не для огня построенное или выращенное. Под звуки польки творил сам Булгаков, облизывая и пожирая, уничтожая не для него построенное или выращенное. Но огонь не виноват, что оказался рождён, вынужден искать пропитание и обеспечивать существование.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Разбавляя публикации в «Гудке», Булгаков находил слова для других изданий. Так фельетоны «Кривое зеркало», «Площадь на колёсах», «Египетская мумия» и «Обмен веществ» Михаил разместил в изданиях «Бакинский рабочий», «Заноза» и «Смехач» соответственно. О себе ли в них он рассказал? Согласно одному из фельетонов, рассказчик впервые приехал в Москву, ему негде ночевать, нужно бороться с холодом. Он отогревал себя чаем в трамвае, справляя нужду через специально проделанное отверстие. Если приходилось это делать на Арбате, то делал без смущения. Так бы и жил дальше, не подвинь его из трамвая советские учреждения, решившие разместиться прямо в вагоне. В другом фельетоне рассказчик в Киеве по аттракционам ходил. Исторг он из себя немерено. Когда же наступила пора посещения египетской прорицательницы, там и случилась основная хохма, выраженная в так любимом гражданами Советского Союза поиске политически несознательных.

Остальное, продолжающее находить место на страницах «Гудка», становилось всё меньше по форме и содержанию. Булгаков уподобился сочинителю забавных ситуаций, порою укладывающихся в один-два абзаца. Разбирать их содержание станет проявлением неуважения к творческим способностям Михаила. Фельетоны проще перечислить, иначе сказано будет более сообщённого читателю непосредственно автором.

В августе «Гудок» опубликовал следующие произведения: «Как школа провалилась в преисподнюю», «Допрос с беспристрастием», «На каком основании десятник женился?!», «Пивной рассказ», «Как бороться с Гудком, или Искусство отвечать на заметки», «Как, истребляя пьянство, председатель транспортников истребил!», «Брачная катастрофа», «Документ-с», «Сотрудник с массой, или Свинство по профессиональной линии». Как ясно из названий, всё ясно из названий.

В сентябре: «Три копейки», «Ре-ка-ка», «Игра природы», «Увертюра Шопена», «Колыбель начальника станции», «Не свыше». Как должно стать теперь понятно, аналогичным образом любят писать истории далёкие потомки Михаила, сообщая в личных дневниках истории подобного же забавного рода, но не делясь ими для публикации. Как знать, какие тогда гении пера живут среди нас, чьих имён мы не знаем, но о них будут знать наши потомки. Примерно так обстояло и с Булгаковым. Сомнительно, чтобы он был известен в широких кругах. Пока ещё он должен был выступать на позициях газетного работника, выпускающего сатирические репортажи.

В октябре: «Рассказ про Поджилкина и крупу», «Библифетчик», «По голому делу», «Проглоченный поезд», «Стенка на стенку», «Новый способ распространения книги», «Повестка с государем императором», «Смуглявый матершинник». Булгаков начал повторяться в сюжетах, на иной лад рассказывая об уже им сообщённом. Но он не устаёт и обличать современность. Михаил увидел нерациональное использование человеческих ресурсов, когда вместо экономии времени и улучшения качества получаемого продукта, начальство гоняет работников зазря, лишая их возможности отдохнуть на месте, предпочитая нагрузить дополнительными пустыми передвижениями, толку от которых не прибавляется. Увидел Михаил и новое отношение к литературе. Оказывается, небывалый спрос на книги обусловлен небывалым спросом на рыбу. Как это связано? Рыбу ведь надо во что-то заворачивать, так почему бы не в вырванные из книг страницы?

Возникает вопрос — разве можно так по верхам оценивать творчество Булгакова? Думается, ему самому не хотелось, чтобы в им написанном досконально разбирались. Не от лучшей ведь жизни он трудился на периодические издания. Ему, как любому писателю, мнилось желание работать над более крупными произведениями, чтение которых станет радостью читателя его книг, но не читателя газет и журналов, в которые после ознакомления с ними будут заворачивать ту самую рыбу, а то и без всякого прочтения даже.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Булгаков написал два цикла заметок «Золотые документы» и «Москва 20-х годов», размещённые вне «Гудка». «Москва» их печатала, а «Накануне» вскоре повторяло публикацию. Будучи свидетелем происходивших в стране перемен, Михаил не уставал делиться увиденным с читателем. Он прямо так и говорит, что является непосредственным очевидцем, поэтому имеет на то полное право.

В младом Советском Союзе хватало бракоделов и самодуров всех мастей. Ответственный за пожарную безопасность мог оставить без средств тушения. Родители не гнушались назвать сына в честь юмористического журнала — Крокодилом. Специально создаваемые в многоэтажных домах лифты для инвалидов никто не думал запускать. Стены и перекрытия в самих домах оказывались настолько тонкими, что на последнем этаже слышали соседей с первого. Немудрено от таких условий сойти с ума. И Булгаков бы сошёл, не живи в более тихой обстановке. А если расслабишься, то к тебе подселят кого-нибудь. Потому, дабы это пресечь, сообразительные товарищи прописывали у себя всех возможных родственников. Иные предпочитали обзаводиться жёнами, горько после сожалея о сём шаге, вынужденные страдать от взятой с потолка подозрительности.

Все прочие сочинения Михаил публиковал исключительно на страницах «Гудка». Потому немудрено видеть в написанных им фельетонах преобладание железнодорожной тематики, но случались заметки и на прочие темы, должные развеселить читателя. Допустим, разве крысы говорят? Послушаем версию в «Крысином разговоре». А говорят ли собаки? Кажется, Булгаков всерьёз взялся изучать разумность братьев меньших. «Говорящая собака» на самом деле может существовать, но для этого ей нужен толковый чревовещатель, иначе к ней даже не подходи. И не смей того зверя покупать, особенно не обладая положенными для того умственными способностями. Остаётся предположить, что какого-то начальника с позором выгнали, купившего говорящую собаку у проезжавшего через его станцию циркача. Как с ним ещё могли поступить? Только выгнать: во-первых — с позором; во-вторых — вместе с его приобретением.

В коллективном договоре всегда присутствует такое, чего на рабочем месте не ощущается. Вроде бы должны выдавать резиновые сапоги, да не дают. А ежели дадут, то лучше бы и не давали. Работникам железной дороги, говорят, полагается молоко. Говорят, так в коллективном договоре написано. Где же он — договор этот? Его ещё не вывесили. Вот и замечает Булгаков нерадивым начальникам фельетоном «Повесили его или нет». Всё равно молоко выдавать не начнут. А если начнут? Лучше самим купить, дабы организм целее был.

Проблем на железной дороге не перечесть. Особо тяжко обстоит дело со станциями в засушливой местности. Примером тому фельетон «Пустыня Сахара». Людям на прибывающих составах нужна питьевая вода. И от воды для технических нужд отказываться они не станут. Да нет её. Работники станции сами за нею ходят в соседнее поселение. Такое обстоятельство кажется смешным? Смеётся над ним и Михаил, наполняя строчки водевильными сценками. Но не стоит смеяться долго. Воды действительно нет. Список станций к фельетону прилагается.

Всякого хватает советской обыденности. «Рассказ Макара Девушкина», «Незаслуженная обида», «Сапоги-невидимки»: проводятся оригинальные заседания, учителей незаслуженно обижают, снятся сны о белой горячке. Самое поразительное — в России ничего не меняется. Как бы сыто не жил народ или бедно, но национальные особенности остаются неизменными. Вот и в фельетоне «Охотники за черепами» показана работа служителей вокзалов, которым за месяц нужно зафиксировать по четыре нарушения. Только как это сделать, если советские граждане стали настолько сознательными, что ничего противоправного не совершают? Приходится оных находить любыми средствами, иначе грозит увольнение.

Сознательным население стало повсеместно. В «Приключении покойника» это наглядно продемонстрировано. Известна всякому истина — для получения чего-то нужна бумажка об этом чём-то. Если бумажки нет — не будет и бумажки об отсутствии самой бумажки. Пусть речь о жизни и смерти: чужие проблемы мало интересны. Ладно бы ходишь по инстанциям пока жив, но ведь и на тот свет не возьмут без справки. Остаётся пугать продолжающих жить. Надо напугать, тогда обретёшь желаемое. Почему так?

Работникам железной дороги требуется регулярно мыться. От грязи ещё никто не поправил здоровья. «Банные дела» страдают от отсутствия бани. Начальник понимает данное затруднение, требуя построить соответствующее сооружение. Он ещё и взыщет с тех, кто приказание не выполнит. Беда лишь в том, что поручение дано, но на материалы средств выдано не было. Не вина ведь начальства в нерадивости подчинённых. Оно проявило заботу, показав понимание проблем рабочих, даже распорядилось разрешить возникшее затруднение. И оно обязательно накажет всех, кто не пожелал выполнить его волю. А если баня таки построена будет, то чем её топить? Так и будет стоять в окружении немытых рабочих.

Читатель скажет: полный абсурд. Пусть говорит. Абсурдом оно от того быть не перестанет. «Заседание в присутствии члена» покажет ему, где истинный абсурд. Он не в жизни, а на страницах документов. «Главполитбогослужение» бы, или не надо бы.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Широта души Салтыкова всегда прощала простого человека, являвшегося в его глазах жертвой действующей политической системы. Верил ли сам Михаил в им рассказываемое? Не асоциальные личности отбывали наказание в исправительных учреждениях, а в основном мученики, аки агнцы божии, согласившиеся принять испытание за греховность человеческих побуждений. Но так и должно быть для истинного христианина, своей жизнью доказывающего право на рай после смерти, дабы быть по правую руку от Христа. Салтыков настолько категорично не смотрел на должное каждому бытие, он только порицал чиновничий аппарат, в нём одном видя причину страдания людей, принесённых в жертву обстоятельствам.

Само собой, есть «Талантливые натуры», своей жизнью доказывающие право на проявление народной смекалки и хитрости, пусть и совершаемой по доброте сердечной. Это не отменяет преступности проделываемых ими мероприятий. Ежели не желает человек спокойно созерцать действительность, тогда он должен принять положенное ему наказание. Но Салтыков таковыми восхищается. Особо он выделил четверых, написав о каждом по очерку: «Корепанов», «Лузгин», «Владимир Константиныч Буеракин» и «Горехвастов».

Предпоследний раздел называется «В остроге». Михаил описывает истории, услышанные им в оном месте отбывания наказаний. Перед этим он обозначает отношение людей к арестантам вообще. Человек, попавший в заключение, становится в обществе подобием прокажённого. Хоть вина его и будет искуплена, полноправным он себя ощущать более никогда не сможет. Чтобы оное мнение подвергнуть сомнению, Салтыков привёл рассказы сомнительного содержания.

Допустим, отбывает наказание человек, зарубивший топором девушку. Поступил он так не зла ради, поскольку не стерпел её недоступности. С другими она позволяла вольности, ему же отказывала. Вроде бы и нет теперь вины на нём, как то пытается поведать Михаил, и всё равно сидеть данному человеку, словно он совершил осознанное преступление. Прочие проступки описываются в сходной манере. Выходил Салтыков из острога с ощущением опустошённости от российских законов. Читатель же видит в том мягкосердечие Михаила, слишком доверчивого для своего рода деятельности.

Закрывает «Губернские очерки» раздел «Казусные обстоятельства». Салтыков продолжил оправдывать людей, приведя для лучшего понимания историю «Старец», о человеке, что всегда уходил с насиженного места, когда туда приходили люди. Не мог он терпеть возводимые ими порядки, желая жить собственными представлениями о должном быть. Самое удивительное, люди стремились именно к нему, привлечённые его бытом, пока кому-то из них не приходила идея начинать менять хорошо устроенный уклад. Потому и уходил старец, не имея желания бороться, когда проще всё начать заново.

Воззрения Салтыкова становятся более понятными по очерку «Первый шаг». Не мог Михаил в обвиняемом видеть виновного, так как у каждого преступления есть оправдывающие поступок мотивы. Понимавшие ход мыслей Салтыкова, говорили о нём, сравнивая с Макиавелли. Впрочем, говорить о применение сего повествования непосредственно к самому Салтыкову — неправильно. В продолжении истории от первого лица читателю представляется некий неизвестный персонаж, выросший в тяжёлых условиях и трудившийся в среде чиновников, подставлявших друг друга. Требуется понять, почему главный герой стремился оставаться честным, избегая любого нарушения закона. Сможет ли он преодолеть себя и не совершить первый шаг к моральному падению? Возможно ли, чтобы имея шанс получить взятку, он от неё отказался? И не съедят ли его за свойственные ему принципы? Угодные только ему и никому другому.

Вместо эпилога представлен очерк «Дорога». Салтыков прощается с местом ссылки, возвращаясь домой. Он наконец-то примется за плодотворный литературный труд.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Задав основную тему для очерков, Салтыков в дальнейшем позволил себе прочие сюжеты, обычно остающиеся без пристального внимания. В самом деле, так ли часто люди проявляют интерес к каликам божиим, богомольцам и проезжим, если их присутствие ничем не мешает? Михаил решил напомнить о их существовании, о чём в столице могли позабыть.

На страницах «Губернских очерков» рисуется «Общая картина». Салтыков обозревает положение в деталях, дополняя повествование примерами, вроде историй отставного солдата Пименова и Пахомовны. Кто-то собрался пешком до Святых мест дойти, а кому-то и без дополнительных духовных подвигов ад мерещится. Всему определяется должный фон, служащий основой для рассказов о семействе Хрептюгиных и о госпоже Музовкиной.

После описания положения религии в провинции, Михаил допустил необходимость представить виденное им в качестве драматических сцен и монологов, собрав написанные пьесы в четвёртом разделе. Вполне логично видеть, что первое произведение «Просители» касается чиновничьей темы, к тому же с острым социальным подтекстом: в суд подаётся жалоба против еврея.

Пытаясь разбирать очерки Салтыкова, понимаешь, далее заглавных работ проявлять интерес не имеет смысла. Оставленные Михаилом наблюдения подойдут желающим узнать быт периферии, восполнив пробелы в знаниях. Однако, понимая особенность мировоззрения Салтыкова, можно получить ложное представление о былом. Излишне Михаил показывал действительность, выискивая и прославляя эпизоды человеческих недоразумений. Это не отменяет их существование, но выставляется таким образом, будто живущие на страницах персонажи воплощают собой привычных для России людей. Читателю словно приятно думать, насколько плохо всё кругом, как удачно это выразилось в прозе Салтыкова. И пока он думает так, окружающие его люди стараются тому соответствовать.

Нужно понимать и возраст Михаила. Вернулся он из ссылки будучи тридцатилетним. В нём ещё не сформировался негативизм, он лишь таил недовольство от происходящего в провинции. Потому его соображения, вроде честный тот, кто является бедным, высказанные в «Выгодной женитьбе», являются предвестником жестокого высмеивания обыденности. Сам же Салтыков пишет монолог «Скука», ощущая то же чувство, начинающее преобладать у читателя. «Губернские очерки», изначально высмеивая, стали переходить на оправдательные ноты. Если к чему и была претензия у Михаила, то только к знакомому ему кругу исполняющих функции власти людей.

Пятый раздел «Праздники» совершенно не получился. Не умел Салтыков говорить о радости. А вот шестой раздел «Юродивые» выделился очерком «Надорванные». Наконец-то Михаил показал собственную человечность, выступив перед читателем в виде лица, находящегося в сомнениях: действовать согласно закона или показать присущую ему человечность. Читатель хорошо его понимает. Салтыков должен решить, как поступить с задумавшими поджог крестьянами, решившимися на такой поступок из желания быть сосланными в Сибирь, где им позволят обвенчаться. От Михаила зависело, какое определить для них наказание. Сослать в Сибирь их он не мог, но прояви сочувствие, сделай для людей ими желаемое, как дальняя дорога обеспечена. Читатель обязательно задумается, насколько оправдано потворствовать делающим злое дело, добиваясь тем личной выгоды. С какой стороны на это посмотришь, с той и рассудишь.

Опять же, в Михаиле интерес просыпался, когда повествование касалось его непосредственных обязанностей, тогда как прочее оказывалось изложенным весьма посредственно. Что же он желал поведать читателю в очерках «Неумелые» и «Озорники»? Если и важное рассказывал, оно забывалось, достаточно было ознакомиться с теми же «Надорванными», примечательными именно авторской нерешительностью. Ведь читатель должен сам решать, кому следует довериться, без писательского на то указания.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Сосланный в Вятку, Михаил Салтыков не вёл литературную деятельность. Он собирал материал, которым начал делиться с «Русским вестником» в 1856 году. Цикл наблюдений получил название «Губернских очерков». Будучи объединённым в одно издание, был разделён на девять разделов. «Прошлые времена» и «Мои знакомцы» стали проводниками в мир провинции, приковав внимание столичного читателя к быту ставших далёкими для него проблем.

Далёкими проблемы стали из-за их удалённости. В самой столице сохранялись точно такие же порядки. Но в губерниях, далеко располагающихся от монаршего внимания, происходил подлинный беспредел. Салтыков мог оный лично наблюдать, если не приукрашивал действительность. Огорошить обывателя у него получилось двумя рассказами от лица подьячего, видевшего творимые чиновниками самоуправства.

Причина начала публикации откровенных рассказов объясняется не столько чувством безысходности Салтыкова и его желанием высказаться о наболевшем, сколько смертью Николая I за год до того. Ежели ранее за незначительное свободомыслие ссылали на поселение, как то уже однажды случилось с Михаилом, то теперь в стране позволялось открыто высказывать недовольство.

Только время идёт, а российский чиновник не меняется. Оный сложился задолго до того, как о том хотелось бы думать. Более можно сказать, чиновник в любой стране старается найти выгоду прежде всего для себя, поэтому нет смысла заниматься самобичеванием. Винить следует человека вообще, склонного допускать наплевательское отношение к работе, используя её для реализации собственных потребностей. И если кому-то достаётся место начальника, редкий народный избранник не станет пользоваться даваемыми им преимуществами.

Вот и у Салтыкова на страницах «Прошлых времён» показываются наиболее вопиющие случаи, имевшие некогда хождение и в ином виде встречающиеся сейчас. Например, чиновники могли проиграться в карты, восполняя убывшие средства за счёт населения, устраивая дополнительные поборы, якобы на нужды царя. При этом понятно, если о таковой деятельности чиновников кто прознает, тогда не сносить им головы. Поэтому о завтрашнем дне действующие лица очерков Салтыкова не думают, главное в настоящий момент удовлетворить возникшие прихоти.

Находчивым везде даётся дорога. В тексте приводится случай практически честного отъёма денег у людей, не желавших участвовать в качестве понятых при осмотре трупа. Русский человек оставался крайне впечатлительным, из-за чего готов откупиться, лишь бы не присутствовать на столь неприятной для него процедуре. Знавшие о том чиновники не чурались собирать плату за отказ от участия в оном мероприятии. Надо ли говорить, что если преступник имел возможность оплатить «невнимательность» чиновников, то он так и делал. Остаётся предполагать, каких мер потребовал Александр II для проверки информации, ставшей известной благодаря стараниям Салтыкова. Видимо, слетело много чиновничьих голов, либо множество оных ещё больше озолотилось, так как на взятки вышестоящим деньги собирались всё с того же населения.

Очерки «Обманутый подпоручик», «Порфирий Петрович», «Княжна Анна Львовна» и «Приятное семейство» составили второй раздел. Это скорее сплетни, коими Салтыков решил поделиться с читателем. Ими он разбавил первоначально сообщённый негатив, показав, будто бы и в провинции живут стоящие люди, достойные не порицания, а всяческого уважения.

Некоторые наблюдения Салтыкова кажутся занимательными. Например, хороший человек пьёт водку по той причине, что ему в организме её не хватает, а в плохом её итак переизбыток. Есть в губернии люди, обходящиеся без взяток и решающие проблемы за счёт умения находить подход к населению. Некоторым дамам за тридцать не помешало бы мужа завести, взамен умершего, дабы зазря не пропадали.

Одно сказать можно точно — категоричность заявлений допустима, если будут приводиться примеры обратных человеческих поступков. Дав представление о людях без совести, покажи человека с высокой моралью. Салтыков так и поступил. Но читатель видит более отрицательные примеры, уже серьёзно не воспринимая возможность существования действительно благородных человеческих качеств.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Подойдём к пониманию творчества Булгакова в 1924 году с его непритязающей ни на что повести «Дьяволиада». Сам Михаил лестно о ней не отзывался, поэтому не следует искать в повествовании сверх сообщённого автором. Ясно другое — первое относительно крупное произведение вышло комом. Осветить бюрократизм краше, чем это было сделано в «Похождениях Чичикова» не получилось. Пусть главный герой оказался зависимым от обстоятельств человеком, стремился с ними справиться и в итоге сошёл с ума от навязчивых мыслей, с толком Булгаков об этом рассказать так и не смог.

Думается, стоит винить творческий кризис, поразивший Михаила. Несмотря на сотрудничество с «Гудком», нащупать интересные сюжеты не получалось. Вплоть до марта Булгаков старался создавать очерки, почти не сообщая ничего оригинального. Может быть причина заключалась в необходимости писать вне зависимости от обстоятельств, поскольку требовалось предоставлять определённое количество материала для очередного выпуска издания. Остаётся просто перечислить сии статьи: «Сильнодействующее средство», «Спектакль в Петушках», «Как он сошел с ума», «Часы жизни и смерти», «Геркулесовы подвиги светлой памяти брандмейстера Назарова», «Торговый дом на колёсах», «Просвещение с кровопролитием».

Исключением стал художественно обработанной очерк «Электрическая лекция». Булгаков критически отнёсся к преподавательскому составу учебных учреждений, особенно в даваемых студентам знаниях. Разве может ученик знать больше учителя, смея обвинять того в плохом знании предмета? Это вполне допустимо. Осталось донести такую мысль до читателя, что Михаил и сделал.

В январе Булгаков сотрудничал с «Вечерней Москвой», предложив для публикации рассказ «Серия ноль шесть №0660243″. Что будет, если человек выиграет в лотерею пятьдесят тысяч рублей? Полёт фантазии обеспечен. Допустимо тратить на своё усмотрение, куда бы не пожелала душа. Разумеется, для острастки сих мечтаний нужно продемонстрировать реалии Советского государства, внеся в повествование горькую порцию правды. Кажется, в Булгакове начал пробуждаться мастер таинственных историй, должных переродиться сперва в фантастические произведения, а после в подлинно мистические.

Для издания «Железнодорожник» в начале 1924 года Булгаков написал очерк «Воспоминание», поделившись своей или чьей-то другой историей. Её суть в том, что приехав в Москву, молодой человек желал прописаться на жилплощади друга и встретил сопротивление надзорного органа, логику которого он не был в состоянии переспорить. Помочь мог лично товарищ Ленин! Но добиться встречи с Лениным из-за такой мелочи кажется небывалой вещью. Может быть получится добиться внимания Крупской? Это такая же небывалая вещь, только кажущаяся более реальной. И ведь у героя повествования всё получится. Мистика? Иногда всё-таки случается чудо без находящихся за гранью понимания материй.

Под конец марта Михаил вернулся к работе с газетой «Накануне», поделившись с изданием текстом очерка «Белобрысова книжка», продолжая серию не самых удачных творений. Благодаря краткости, Булгаков мог рассчитывать на публикацию, позволяя средствам массовой информации заполнять пустующие полосы. Иначе нельзя объяснить, каким образом в печать шёл создаваемый им массив мысленных форм, должный быть забытым, не стань впоследствии Михаил обладателем столь громкого имени, что ныне считается недопустимым обходить вниманием всё им созданное.

Для «Бакинского рабочего» Булгаков вспомнил о проблемах с заселением и регистрацией, написав очерк «Бурнаковский племянник». О наболевшем допускается говорить постоянно, порою без добавления дополнительных деталей. Чаще требуется настойчиво и однообразно о чём-то рассказывать, чтобы тебя услышали, иначе останешься подобием обезвоженного гласа в полной оазисов пустыне.

Как писатель Михаил почти сформировался, осталось начать творить нетленное — опыта он уже набрался.

Автор: Константин Трунин

» Read more