Tag Archives: литература персии

Ибн Сина — Газели, кыта, рубаи, бейты (X-XI век)

Таджикская лирика

Человеку не полагается сиюминутной выгоды искать, ему жизнь дана на то, чтобы желания души смирять. Кто он перед ликом вечности? Пыль с сапог! Проживёт свой век, умрёт и воспоминания о нём уйдут сквозь пальцы, как песок. Не понимает человек необходимости жить ради других — удовлетворять только свои нужды он привык. Не так важна любовь живущим на планете, за себя люди предпочитают оставаться в ответе. Ни перед кем не хотят они отвечать, остающееся за гранью бытия не должно их волновать. Что остаётся делать певцам, жизнь созерцающим, в чьих строчках боль и страдание к вечность забывающим? Растает мудрость веков, она тоже песок. Уйдёт мудрость сквозь пальцы, станет пылью с сапог.

Есть в жизни запреты, их нельзя преступать. Но как не преступить, когда их хочется нарушать? Запреты на то людям даны, чтобы душу смиряли, телом были крепки. Одно нарушение мужи от философии допускали, выпить алкоголь страстно они желали. Не для удовлетворения зова плоти, им другое интересно, после чарки вина им размышлять легче, о том они говорят честно. Пригубить напиток запретный любил и Ибн Сина, поэт, не видел он в том источник человеческих бед. Пили вино до него, будут пить после него: вино людям свыше дано, с древних времён оно людям дано.

Если чарка вина услащает мудрых мыслей поток, в другом человек себя держать в руках должен быть готов. Нельзя унижаться, нельзя взывать к другим будучи в нужде, но нужно помогать людям, если они за помощью обращаются к тебе. Лучше в мире жить и знать, насколько твоему присутствию люди рады, тогда всем будет хорошо, и это лучше любой награды. Помнить должен человек — его смерть ожидает. Разве человек об этом не знает? Так отчего кругом него зависть и вражда, не зря ли жизнь была им прожита?

У вечности всему найдётся рецепт простой, человек для бытия — грязи слой. И оттого ведёт себя подобно грязи он, поскольку таковым для вечности рождён. Смириться должен человек! Смириться не желает. Разрушение с собой приносит, иного смысла в суете дней он не понимает. Покуда люди не захотят добиться нового понимания личных желаний, до той поры обречены они жить среди страданий. Необходимо малое, взглянуть на жизнь с конца, глазами старика, а не юнца. Куда теперь стремиться? Устремления пустые. Безмолвие нависло, желания теперь другие: не я познал от жизни наслажденье, пусть ведает пришедшее на смену поколенье — ему и всем, кому после на планете быть, им нужно сообща благими помыслами жить.

Кто молод, тому не страсти нужно создавать, тому необходимо знаниями обрастать. Не будет стыдно на старости лет, будет дело на старости лет. А ежели жизнь прошла и не осталось от жизни ничего, уже никто не в силах исправить прошлое его. Нависнет вечность над человеком, обернётся вечность единственным веком, если вспомнят о некогда жившем существе, значит был он достоин жить в людской молве. И чтобы никто за прожитую жизнь не корил, при жизни полагается трудиться над образом своим сверх всяких сил. Потому умирать человеку спокойно, если после смерти о нём будут отзываться достойно.

Абу Али Хусейн Ибн Сина указанными выше мыслями жил. Кто укорит его? Его есть в чём винить? Он ошибался, на нём позор, которого не смыть? Неспроста потомкам его жизнь ценна. Он — мыслитель, он — учёный муж, известный многим под именем Авиценна. Оставил потомкам Ибн Сина стихи, в них мудрость его — их прочти.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Рудаки — Касыды, газели, кыта, рубаи (IX-X век)

Персидская лирика

Прекрасное есть в человеке то, что нет никого прекраснее его. Какая стать, как держит он себя среди других, как выражает мысли, как в поступках лих. О том потребно стихами говорить, чтобы потомки не смогли забыть. И коли взялся кто судить о делах людских, должен излагать речь в словах простых. Оставим мудрости до лучших дней, о Рудаки поведаем скорей. Кем был сей поэт во славе лет, о том мог знать знавший поэта мобед. Истоки персидской лирики исходят из Панджруда, родом Рудаки оттуда. Писал он о любви, не брезговал вином, хвалил достойных, грустил о забывшихся вечным сном, стоял за справедливость и предпочитал в почёте жить: за это и за многое другое его имя человечество не сможет забыть.

Сказал Рудаки один раз про старость. Писал достаточно о молодости, и о неизбежном поведал малость. В том, что в старости нет прелести — понятно старикам, то не понимают юные телом, не понимал того и Рудаки сам. Но вот излёт, вернулся он домой, он стар, нет в нём прежней силы удалой, во рту зубов давно уж нет, рот открой — попадёт в желудок лунный свет. Сказать успел достаточно, его поэзией должны хвалиться внуки, о прочем дум он не найдёт. Зачем склонённому над землёй пылкого сердца муки? Должна болеть у старого душа, старику полагается о прошлом вспоминать хоть иногда. И поэтому, когда всё сказано о печали, мысли о молодости пылать под калямом ярче стали.

О пери — лишь о ней. О пери — красавице своей. О пери — сводившей с ума. О пери — обольщавшей простака. О пери он, простак, мечтал. О пери он, чудак, писал. Забыты девушки, они создания для любви земной, как Лейли, лишавшей рассудка, наполнявшей разум пустотой. Зачем Рудаки нужна была Лейли? Только для привнесения в жизнь красоты. Если хотелось парить в облаках, пери пребывала в поэта мечтах. О пери, о пери, о пери стихи безустанно писал поэт, предвидя в желудке лунный свет.

Дурман, тишина и шипы, этого обязан был бояться Рудаки. Он думал о благости для всех, он сам являлся благостью для всех. Он видел чиновника чёрную суть, он старался о том намекнуть, он громкие бейты тому посвящал, осознавая — один он бесценный лал. Людей не переделать, понимал Рудаки, подавал пример личный, о том писал рубаи. И ежели избыток мудрости накопить успел, и ежели из-за того поседеть успел, решил Рудаки не запираться в себе, решил подарить избыток мудрости тебе.

Воистину, желательно не жадничать, позволительно для исправления жадности бражничать. И пьяному веселье, и легче смотрит человек на мир: легко лишиться накоплений — деньги не кумир. Не надо бесконечно брать, придёт время после отдавать. Кто не отдаст в положенный срок, какой с того человека может быть прок? Рудаки не призывает добрее становиться, такому знанию годами нужно учиться. Наступит час, придёт осознание истины каждому, придёт каждый к осознанию важному. В тот час, остаётся сожалеть, приходит следом к человеку смерть.

Прожить и не бояться опасностей, не бояться любых встречаемых на жизненном пути неприятностей: люби и тебя будут любить, убьёшь и тебя могут убить, украдёшь и тебя обкрадут, подаришь и тебя дарами обнесут. Всему мера есть, эту меру полагается соблюдать. Кто не соблюдает, о том забудут, того не будут знать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Низами Гянджеви «Лейли и Меджнун» (1188)

Низами Лейли и Меджнун

Проклясть любовь нужно человеку, это чувство мало присущее нашему веку, некогда сводившее с ума людей, от него превращавшихся на глазах в зверей. Безумными становились мудрецы, полоумными — поэты и певцы: раньше дичал всякий тот, кто о любви помыслить мог. Теперь не так, на влюблённого махнут: «Дурак! Не по тому пути он к счастью личному идёт! В любви он счастье никогда не обретёт!» Ныне спорят, как же так? Ну почему же сразу он дурак? «И я любил, но не до безумия, разумным был, не доходил до полоумия!» — таким ответом нам ответит всяк, кто любил, не зная, отчего любви источник для него иссяк. Да в том была любовь у человека разве, оставившая след в душе подобно язве? То краткий миг, прошедший сам собой, он не любовь. Любовь является рекой: она разрушит все преграды, она — подобие награды, её достичь и обрести, что оазис долгожданный найти. Лишь та любовь переживёт влюблённых, обязательно к близости склонных, не сумевших связать судьбы согласно воле сердец, не позволив им встать под венец. Примеров в истории с избытком таких, о печальной участи разлученных молодых, рассказал о подобном и Низами, разложил арабскую легенду на двустишия свои.

В песках Аравии родился мальчик Кейс, его появления заждался отец-шейх, всё был готов отдать он за то, чтобы воспитать сына своего. И сын родился, счастливым стал отец, нарадоваться не мог он воле небес, готов был озолотить в его край пришедших, радости отца слова приятные нашедших. Мальчик рос: красавец, умница, мудрец. Горя не знал с ним отец. Но — будь проклята любовь, от такой любви к гибели родителей готовь — повстречал в медресе Кейс девушку Лейли, чью красу отец с матерью от безумцев берегли. И надо было тому случиться, Кейс обезумел и не смог забыться. Тем себя он оградил от любви: испугали родителей Лейли его пылкие стихи, не устрашилось племя Лейли угрозы войны, позор связи дочери с безумцем они перенести бы не смогли.

Читатель спросит, отчего не успокоится воображение его? Почему такой печальный вышел о любви сказ? Почему не живут такие люди ныне среди нас? Позволь, читатель, тебе ответить. Они живут, их трудно не заметить. Но нет развития их отношений, их любовь — череда сношений. Забудем беды наших дней, не станем укорять людей, другие ценности, хоть и кричат: «Ячейка общества — семья, то есть одной пары брак, рождение детей — всё это должен дать стране гражданин!» Их двое, но жена — одна, и муж — один. Забудем! Забудем беды наших дней. Узнаем о чужой любви — о ней нам сказ поведал Низами. О любви Меджнуна и Лейли, читатель, прочти.

Меджнун — «безумец», гласит нам перевод. Его прозвание нам смысл его помыслов несёт. Кейс обезумел от любви, он горевал и не знал покоя, он не замечал голода, не ощущал палящего зноя. Ушёл в пустыню, там слагал стихи, базарная толпа доносила их до слуха Лейли. Красивая легенда выходила из-под пера Низами, писавшего её всю ночь до зари. С каждой строчкой безумнее Меджнун становился, пока окончательно от мира не удалился. В том есть проклятие любви, забыл Кейс обязательства свои, забыл родителей, забыл друзей, жил гибельной привязанностью своей. Что говорить безумцу о необходимости уважать отца, когда он поступает не лучше, нежели свинья.

В любой истории есть смысл определённый, определённым целям общества предпочтённый. Любил Межднун Лейли, она его любила; он забыл родителей — она родителей забыла; он стал странником среди песков — она не чтила пожелания отцов; он был безумен и бродил, не он один о любви слёзы лил — она ждала и не могла дождаться, она безумной могла статься. Они любили, будем так считать, не знали Лейли и Меджнун, как им ближе стать. В том главное несчастье двух влюблённых, заложников предубеждений сложных, ведь можно было их свести, забыть о распрях во имя их любви: мог Меджнун безумие смыть, зятем лучшим для тестя быть.

Цените родителей, даёт Низами совет. Любите любимую, краше её нет. Не забывайте про тех, кому вы нужны. Любить нужно — прочие чувства не менее человеку важны. Когда развеется морок, оглядитесь вокруг, вдруг плачет о вашей потере друг. Не впадайте в безумие и помните о всех. Не помнить о родителях — вот величайших грех. Не помнить о друзьях, что ходить впотьмах. Не любить единственную свою, значит обречь себя на одиночества тюрьму. Нужно быть человеком среди людей, иначе подобно Меджнуну найдёшь дом среди диких зверей, не справишься с давящей душу хандрой, так и умрёшь — не поняв замысел судьбы простой.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Низами Гянджеви «Хосров и Ширин» (1175-91)

Низами Хосров и Ширин

Позволь человеку судить о былом, о власти вспомнит, о богатстве и о том, как властители стяжали славу, как утопали в роскоши, как правили по праву. Не вспомнит человек о чувствах людей былого, о пламенной страсти некогда юнца молодого, как душа томилась мукой, не как в старости потом казалась скукой, не во благо государства интересов, не в угоду до земель и денег жадных бесов. В истории найдётся множество тому подтверждений, не осталось у потомков в том сомнений, жили правители, пылали душой, лишали отцов и народ надежд, забывших про покой.

Жил некогда Хосров Парвиз, повергал он силою врагов всех ниц, о нём слагал рифмы Фирдоуси, но о его любви нам рассказал лишь Низами. Пленим он оказался армянской красотой, не мыслил рядом красавицы другой, томился и искал любовь вдали от дома, владела помыслами с ума сводящая истома. Свободен был от государства дел, пока отец его, Ормуз, сасанидов империей владел. Тогда не знали персы мусульманства, огню поклонялись, чурались христианства. Но коли овладела любовь тобой, то предрассудки кажутся слепых игрой. Хватило Хосрову знания о существовании Ширин, он понял, что с нею может быть он один. Так всё было или нет, Низами даёт на то в стихах такой ответ, кто не познал страданий и не совершал ошибок, тот глуп и на раздумия не шибок.

Потребно человеку любить, любовью человек должен жить. Ежели нет чувств любовных, рассудок пребывает в предпочтениях грозных. Желает человек такого, чего бы век не желал такого. Не человека, так пусть любит животину, не животину, так созданную руками картину, полагается любить и за любовь сражаться, дабы грозным страстям не поддаться. Всё равно человек будет любить, никогда после не сможет он любовь забыть. И если полюбил однажды, прочее для него перестанет быть важным, предастся мечтам о счастье, выйдет солнце из-за туч, уйдёт ненастье. Но и солнце опускается за горы, и человек закусывает удила, видит сквозь шоры. В жизни не бывает идеальных обстоятельств, не может человек жить без предательств, забудет о порывах прежних, забудет о чувствах нежных, прагматичным станет, на ноги твёрдо встанет, посеет семена раздора, не подумает, что ждёт его расплата скоро.

Любил Хосров Ширин, Ширин Хосрова любила, они искали друг друга, судьба им гнездо уюта свила. Но кто Хосров и кто Ширин? Почему Ширин должна быть с ним? Хосров томим, он измышляет власти всласть, и кто, как не он, помог отцу с трона пасть? И где Ширин, когда Хосров над всеми властелин? И где любовь, что стало с некогда близкими людьми? Вместо благости сомнения одни. Любовь — на время услада, жизнь не терпит лада, противоречия обладают умами, люди вершат дела судьбы сами. Что Хосрову красивая жена, когда под угрозой вторжения страна? И что Ширин прежняя любовь, когда полюбит другой достойный её вновь? В том поучительный урок всем нам, в том познавательный пример всем нам.

О многом в красках поведал Низами, отразил он и страдания свои. Погибла им любимая Афак, на шестнадцать лунный лет попал поэт во мрак. Любви желал, любви не видел, не клял других, ни кого не обидел, принял испытание, попал в услужение, султану сельджуков посвятил стихотворение. Погибнет и Хосров в строках, мучеником любви став, после погибнет страна, выбор сделав сама. В прошлом потому надо видеть больше, нежели из интересов политических стену. Как бы не был правитель велик, заслуг его хватает на краткий миг, как бы не горела огнём его душа, разрушат всё те, кто желает власти и денег, источников людских горестей и зла.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Низами Гянджеви «Сокровищница тайн» (1163-76)

Низами Сокровищница тайн

Словами, друзья, не разбрасывайтесь зря. Их, друзья, применяйте любя. Они, слова, ценность несут. Умные это примут, поймут. Что слово одно — важность есть у него? А если нет слов? Прольётся ли кровь? Может лучше молчать? Если бы знать. Понять мудрость сию никому не дано. Попытайтесь, друзья. Или вам всё равно? Обратитесь к прошлым векам, прислушайтесь к умным мужам. Поищите стихи на фарси, вы найдёте стихи Низами. Этот мудрый поэт, прав он был или нет, к справедливым поступкам людей призывал, в каждую строчку он вкладывал лал. Как не слушали при жизни его, так не слушают после смерти его.

О тайнах однажды сказал Низами, поэтично отразил желанья свои. В сих тайнах сокрыт секрет бытия, их достиженье — людская мечта: чтобы бедняк жил без нужды, чтобы правитель жил без войны, чтобы учёный жил без забот, чтобы влюблённый счастливым быть мог, чтобы каждый знал обо всём этом, не становясь прежде поэтом. Восточная мудрость о том говорит, на знании данном Восток и стоит. Много приписывают желаний молве, разрозненной в мнениях пёстрой толпе, чаянья жизни важны мало кому, каждый знает только правду свою. О том ли писал стихи Низами? Важны ли людям стихи Низами?

Двадцать речей сокровенных известно. Каждой речи указано место. Сперва личной мудрости ода хвалебная, поэту для вдохновенья очень потребная. Многим другим пожелает автор добра, умилостивить слушателя наука тонка. Слову поэт скажет нужный эпитет, ему он более лести отыщет. Про немоту сказать не забудет. С немотой разве благо кто-то добудет? Без похвальбы не открыть людских глаз, веки сокроют правду от нас, в уши тогда ничего не проникнет, мудрость, погибнув, в безмолвии сникнет. Слушайте сердце — оно не глина с водой, тот жизнь поймёт, кто подходит с меркой простой.

Но вот Низами, хитрец Низами, прости потомков, поэт Низами, видны ныне нам устремленья твои. Ты говорил, что молчание худо, что лучше молчать, тогда люди счастливы будут. А сам, Низами, хитрец Низами, оставил потомкам наставленья свои. Ты убедил бедняков в их праве на бедность, важнее сытости бедному честность. Нельзя власть имущим мешать беднякам, растущим повсюду сродни сорнякам. Люди заботу всегда позабудут, гордостью люди напитаны будут. Нельзя бедному люду дать важный совет, придёт порицающий мудрость ответ. Это лучше других понимал Низами, принимаем мы наставленья твои.

Главное — что? Не мешать бедняку. Пусть он молча тянет лямку свою. Помощь ему никогда не нужна, ему важней, чтобы процветала страна. В такой стране жить будет легче ему. В такой стране будет легче ему. Не станет давить на плечи ярмо, не коснётся налог сумы его. Не станет правитель проблемы решать, народ, обирая, в бедность вгонять. Не станет правитель в военные тяжбы вступать — народу от этого будет легче дышать. Важнее всего слово одно — прозвано справедливостью оно. Когда справедливость станет важна, тогда и жизнь стать легче должна. Разве не был мудр Низами? Людям важны стихи Низами.

Правда трудна, правду не любят, в тюрьму посадят, жизнь правдолюба загубят. Вступать в конфликт велика ли задача? Какая от конфликта с властями отдача? Не лучше ли писать о проблемах народа? Вот где для духа поэта свобода. Скажи про трудности крестьянского быта и имя твоё уже не будет забыто. А если в тюрьме коротать оставшийся век, так и не вспомнят, кем был человек. Дарованье Низами нам всем очевидно, оно сохранилось — уже не обидно. Пережило творчество поэта разную смуту, как хорошо — пережило разную смуту.

Автор: Константин Трунин

» Read more

1 2 3