Метка: салтыков-щедрин

От свободы слова к ограничению свобод — есть мысленное перерождение Салтыкова на протяжении 1869 года. Ратовавший за необходимость вносить в литературу отражение текущего дня, он всё больше допускал негативных высказываний в адрес всех, смевших допустить предположения о должном быть. Николаевский человек — таким эпитетом следует наделять Михаила. Воспитанный в условиях стеснения для дум, он не находил места в дозволениях Александра II. Салтыков начинал бояться, нападая на бравших настаивать на необходимости отстаивать нужды человека до конца. Коли право на спокойное существование получил в государстве каждый, отчего тот же рабочий класс претерпевает насилие? Не надо открыто смеяться в лицо, принуждая к радикальным переменам: выражал уверенность Михаил. Его полемика вела в пустоту, остававшаяся скрытой от посторонних глаз вуалью. Статьи традиционно не подписывались, тем уберегая Салтыкова от нападок лично на него.

С отменой крепостного права общество изменялось. Но как же больно видеть перемены. Почему нельзя облегчить бремя одних, не отягощая жизнь других? Крепостным следует остаться при прежних хозяевах, на них же трудиться и прозябать до отведённого им провидением конца. Никак их не побуждать и не дозволять видеть отличное от их представлений. Оставалось остепенить литераторов, не соглашавшихся с Салтыковым. Те брались за перо, создавая такое — отчего истинно социальный взрыв неизбежен. Социум перевернётся с ног на голову, не способный пребывать в промежуточном состоянии.

Но не лучше ли всякое изменение в обществе допускать от благоволения царя? Не прибегая к насилию и не заявляя требований — ожидать. Разве Александр II не удовлетворял запросам? Облегчая бремя, он не умел разрешать возникающих затруднений, которые и провоцировали рост социального напряжения. Писать следовало как раз об этом, показывая изменения в обществе, без негативного притом восприятия. Однако, ряд писателей пробуждал в читателях гнев, показывая путь героев, который можно повторить лично. Путь террора не должен восприниматься оправданным. Только потому Салтыков стремился остепенить порывы правдолюбов, чьё стремление к справедливости не вело государство в нужную сторону.

Так литература сегодняшнего дня всё более осуждалась Михаилом. К кому он не обращал взор, в строках у того находил крамольные мысли. Куда приятнее вспоминать нигилизм. Хотя и тогда в обществе находились несогласные… Но таковые существуют всегда. Собственно, конец шестидесятых тем и примечателен, что неприятие нигилистов вылилось в зарождение противоположного движения — излишне требовательного.

Как исправить положение? Салтыков задумал создать галерею портретов деятельных мужей, должных заменить в представлении общества народившихся борцов за полагающиеся им права и возможности. Первая статья касалась Грановского. Почему Михаил остановился и не продолжил работу? Может дело в необходимости вести полемику с другими журналами. Жизнь тогдашнего публициста состояла из отстаивания собственного мнения. Давать повод к разговору мог кто-то, либо с ним вступали в спор другие, так или иначе побуждая к обоюдоострой беседе. Разумеется, оставь для истории Салтыков статьи о деятелях русской мысли — они бы приковали интерес, оставив в памяти имена людей, без того канувших в забвение и вспоминаемых при глубоком изучении определённого отрезка истории, чаще всего укладывающегося если не в десятилетие, то в краткие пять лет.

Честно говоря, возносить деятелей времён правления Николая I — не самое лучшее занятие. Конечно, в те годы творила плеяда литераторов, запомнившаяся талантливым отражением окружавшей их действительности. А не будь существовавшего тогда режима, и им тогда не быть и не творить. Вот дал Александр II послабление, как расхлябанность поразила общество, так ставшее радовать теперь Салтыкова. Да только тому, что начинало нарождаться, Михаила нисколько не радовало.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Смирения в Салтыкове будто и не было. К чему он ещё не пришёл сам, за то он осуждал. Как осуждал Гончарова за уличную философию на страницах «Обрыва», так и публициста Флеровского, взявшегося донести до общества проблематику роста социалистических воззрений. Отчего литература перестала нуждаться в отражении современного дня? На страницах размещался ропот населения, воспринимаемый скорее на уровне слухов. Писать о подобном? Салтыков никак не находил слов в оправдание. Ему продолжал мниться нигилизм, не замечая, как под ним нарождался революционный настрой. Может он думал, что внимания должно удостаиваться важное, ясное без постороннего на то указания? Получается именно так, иным образом воспринимать публицистические выпады Михаила не получится.

Реформы Александра II не вели к добру. Что бы он не давал — становилось только хуже. Освободил крестьян? Породил социальную проблему. Устранил предварительную цензуру? Дал волю плодиться высказываниям. В окончании это приведёт к его убийству. Но как подобное разглядишь, отказываясь всматриваться в происходящее здесь и сейчас? При всей критичности, Салтыков оставался проникнутым николаевскими временами. Чаяния новых поколений ему оставались неведомыми. Когда требовалось разглядеть нарождающийся крах системы, Михаил предпочитал снова возвращаться к поколению конца пятидесятых и начала шестидесятых, отказавшихся от насильно им вручаемых прав. И на пороге семидесятых Салтыков замечал всё тех же нигилистов, не подозревая, к чему это в действительности ведёт.

Но почему? Если Гончаров писал художественное произведение, выдавал желаемое за будто бы возможно, то Флеровский сообщал открытым текстом. Проблемы нигилизма может и не существовало в том размахе, под которым теперь представляется. Сколько не говори, обязательно придётся сослаться на Тургенева. А как же прочие писатели? Они продолжали браться, смакуя нигилизм на собственный лад. К оному склонялся и Лесков, а Гончаров так и вовсе выступил поперёд его. Но Флеровский не выжидал — он писал о наглядном. Если где-то происходили волнения, то неспроста. Ведь не могут нигилисты дестабилизировать политические процессы — к такому они склонности не имели. Да и Достоевский — он в 1866 году опубликовал «Преступление и наказание», где единственная насущная надобность главного героя — урвать где-нибудь денег, чтобы продлить дни бесплотного существования. Где же Салтыков согласится с отличным от для него понимаемого явлением? Ежели и восставать на власть, то полушутя, как некогда поступал он.

Михаил пытался разыскать истину, причём никак не связанную с текущим положением дел. Не способна литература зависеть от сегодняшних проблем. И это в России — стране, должной отставать от стран Запада в культурном и нравственном плане. В таком государстве книжные истории обязаны касаться античных сюжетов и утопать в романтических представлениях о бытие. И как же так выходит, что писатели России тяготели к реализму, опередив в том Запад на десятилетия? Получается, Салтыков склонялся к одному, притом в какой уже раз противоречил. Впору снова усомниться в приписываемом ему авторстве. Каким он должен восприниматься потомками, занимая отличные друг от друга позиции?

Увидеть грядущее не так трудно. Достаточно предположить развитие ситуации вследствие даже случайно отмеченного явления. При возникновении необычного происшествия, нужно обязательно его проанализировать. Ещё лучше это сделать в виде художественного произведения. Понятно, читатель может и не оценить подобного подхода, а то и вовсе проигнорировать таковую литературу, найдя в ней надуманность. Есть опасность другого рода — иногда писатель возвеличит несущественные проблемы общества, может даже им выдуманные. И общество отзовётся, сумев такое найти. Тогда последует реакция, из ничего создавшее нечто опасное. Вот это не должно быть допустимо. Тогда как писать о современности? Год назад Салтыков высказывал одобрение, теперь осознал, какой социальный взрыв может сотрясти Российскую Империю.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Мириться с современной литературой можно, но как же с нею мириться, если порою она кажется совершенно невыносимой? Когда описываются моменты ради моментов. Желает автор показать порочность нынешнего дня, так ничего кроме данной порочности он не описывает. К чему вообще взялся тогда повествовать? Разве только потешить читательскую публику. Ну, допустим, выступит на потеху, примет на себя роль шута… А дальше что? Скорее всего, его ожидает забвение. Собственно, значение кого Салтыков принижал, те и остаются поныне известными сугубо по заметкам Михаила, совершенно утраченные для внимания потомков. А вот кого Салтыков возвышал — те внимание читателя находят и спустя века. Отчего так? Просто ежели писатель взялся о чем сказывать, делать то он должен основательно, не забывая о предпосылках описываемого и возможных последствиях. Без всего этого всякая литература превращается в подобие хлама — настоящего мусора среди книжных полок.

Следует повторить. Описывать упадок современности нужно обязательно. Да мало о нём говорить, считая необходимым к существованию. Вскоре наступит время, и былое перестанет иметь насущную важность. Читатель из последующих поколений не поймёт, для чего создавалось произведение. В том особенность литературы — она должна оставаться понятной всем, кто берётся с нею знакомиться. В любом прочем случае — она служит увеселением современникам автора, с ожидаемым впоследствии забвением. Следовательно, раз взялся писать о современности, будь добр объяснять, словно повествуешь неразумным. Мало дать представление о нигилистах, объясни суть их жизненной философии. Именно так поступил Тургенев. Как результат — нет таких среди русскоязычных, кому не доводилось знакомиться со знаковым для начала шестидесятых произведением «Отцы и дети».

Опять же, говорить автор имеет в каком угодно ему виде. Таково закреплённое за ним право. Главное, какой трактовке он подвергнется. Вот хоть сам Салтыков — писавший о существенном, но чрезвычайно сложным для усвоения языком. И ничего не поделаешь, ради просвещения читатель вынужден пробиваться через тернии к звёздам. И Салтыков был новатором особого рода, не всегда соответствующим предъявляемым им же требованиям. Вполне хорошо рассуждать о других, не замечая подобного за собой. Разве не напишет вскоре он едких художественных произведений, вроде «Истории одного города», либо «Господ Головлёвых»? И только внимательное рассмотрение — буквально под увеличительным стеклом — позволит разглядеть все утаённые Михаилом аллюзии. В таком случае возникает особый вывод: не всё малопонятное, якобы не раскрывшее тему — таково.

Потому и не понимали Салтыкова. Вроде он говорил об одном, но начинал вступать в противоречие с собой же. Хваля за новаторство в общем, тут же осуждал при детальном рассмотрении отдельно взятых произведений. Михаила могли прямо обвинить, будто он способствует одобрению литературы плохого вкуса. Может потому Салтыков предпочитал анонимную публикацию статей. Исследователи его творчества считают, что «Новаторы особого рода» и «Литература на обеде» написаны им, чему приводятся соответствующие аргументы. Читателю не остаётся ничего другого, как всё это принимать за имеющее отношение к действительности. Всё равно, как не трактуй, за Салтыковым они окажутся закреплены. И читатель лишь будет недоумевать — чему он всё-таки должен верить. Ему останется знакомиться с таким Салтыковым, либо читать журнал «Отечественные записки» отдельно, лишь на их чтении создавая личное мнение, отказавшись от какой-либо персонификации.

Всё же разобраться получится. Обязательно будет выработано определённое мнение. Так или иначе, человеку свойственно с течением времени меняться. Ежели в 1868 году Салтыков мог стремиться к одному, то через два года он может предпочесть иное.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Каждое поколение мучимо единой думой — об упадке текущего. Проще говоря, естественным состоянием для человека, выраженным невозможностью осознать себя через прошлое перед ожиданием наступления будущего. К какому времени не обратись — обязательно найдёшь считающих именно так. Но встречаются и светлые головы, к тому не склонные. Не всё им представляется до конца ясным, чтобы выносить осуждение. Особенно приходится гневаться на авторов — описателей современного положения общества. Казалось бы, что такого светлого можно увидеть в кажущихся дурными чаяниях молодых людей? А уж превозносить подобное или вообще упоминать — верх неприличия. Потому-то и не оценивается современная литература, поскольку воспринимается за сдувающую пылинки с успевшего стать вековечным. Что же, когда-то и проблемы нигилистов всерьёз не воспринимались. Однако, писать о поддавшихся разложению юнцах — не есть признак вырождения самой литературы. Отнюдь, ничего плохого в нынешних днях нет, лучше сразу настроиться, что происходящее сейчас — уже является историей.

Статью по поводу современной беллетристики «Напрасные опасения» Салтыков написал анонимно. Но зная его нрав, он мог вполне оказаться её автором, что и подтверждается исследователями его творчества. Являясь, к тому же, писателем — ему претило всякое мнение, унижающее заслуги литераторов его дней. Разве он писал плохо? Нет! А писали ли плохо другие? Ровно в той же мере, в какой пишут плохо всегда. Другое дело, если пристрастия читательской публики касаются произведений, противных критически мыслящим. В том нет ничего отрицательного, чтобы читатель стремился к лёгкой литературе, играющей с его эмоциями, давая ему им же требуемое, то есть самовольно лишаясь вкладывания смыслового содержания. И когда подобное пользуется спросом — возникает недовольство критически мыслящих, начинающих заново разговор о наступившем упадке литературы. Почему так происходит? Только потому, что критически мыслящие вынуждены уделять внимание популярным произведениям, ибо иначе с их мыслями на действительно стоящие работы никто знакомиться не пожелает. Так зачем просить воду у пустыни, не озадачившись поисками влаги самостоятельно? Ведь порою просто нужно приподнять поутру камень, как живительная влага польётся в рот ручьём.

Для Салтыкова явными были и возрастные изменения в мировоззрении читателя. По прошествии времени он желает читать литературу, удовлетворяющую прежним его запросам, то есть он стремится вернуться к произведениям, написанным в духе прошлых лет. То есть он желает того, чему некогда возводилось противление. И тогда — лет двадцать назад — литература пребывала в упадке, несмотря на возросшие таланты, ставшие со временем восприниматься за внёсшие большой вклад в русскоязычную литературу. С этим ничего не поделаешь. Остаётся малое — не кричать сверх меры о постигшем общество упадке. Да, дурноты молодым людям хватает, и может о том же будут думать последующие поколения, но не размышлять о таком уже сейчас — есть преступление против истории. Незачем скрывать, ибо ежели нужно осуждать — пусть осуждают спустя столетия. На литературе это не должно сказываться.

Подобным образом можно рассуждать не только о литературе. Впрочем, твёрдая позиция всегда имеет не менее твёрдую противоположную точку зрения. Впору сказать, будто в полемических диспутах рождается истина. Забудем! Истины не существует — есть разное мировосприятие, основанное на определённых жизненных ситуациях, сформировавших некое представление о должном быть. Кому нравится видеть упадок в современном дне — пусть видит. Кому предпочтительнее с увлечением наблюдать за культурным обогащением создаваемого прямо сейчас наследия — и тому мешать не следует. Что до Салтыкова — он обозначил позицию, призвав видеть полезное.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Издеваться над действительностью — это так по-английски. Видеть обыденное и всем привычное, но выставлять его в поражающем воображение идиотизме — отличительная черта именно английского юмора. Тем не менее, учитывая озлобленность Салтыкова, получить от него нечто вроде «Истории одного города» казалось вполне ожидаемым, как и продолжения творчества сугубо в данном направлении. Материал для произведения сам шёл в руки — прошлое России стало для того основанием. Далеко Салтыков не заглядывал, он начал с 1731 и закончил 1826 годом. Местом действия сделал давно им излюбленный фантастический Глупов. Как раз для него и составил летопись, дав ей название «Истории одного города».

Для начала необходимо прояснить для читателя становление Глупова. Населён он недалёкими людьми, неизменно из поколения в поколение остающимися непроходимыми тупицами. Над ними и властвовать никто не желал, опасаясь из-за них же лично оказаться в дураках. Так или иначе, древний Глупов сменился относительно современным городом, затерянным где-то на необъятных просторах России. Сразу Салтыков привёл краткий перечень градоначальников с их особыми заслугами в виде проступков, чтобы уже на этом материале создавать хронику. Читатель должен был изначально понять, кого не поставь над глуповцами, тот мало чем будет от них отличаться, хотя Глупов — возможно один на всю страну, зато достойных оказаться в числе его начальников — вся страна в целом.

Исследователи творчества Салтыкова в один голос проводят параллели между содержанием произведения и имевшим место быть в действительности. Они с упоением отмечают сходство, забывая главное — «История одного города» является художественным произведением, где сатиристическая составляющая лишь позволяет задуматься о наличии сходства, но никак не должна побуждать к поискам оного. Достаточно осознать авторское послание, обязательно пробуждающее в читателе нужду отторгнуть проявление подобного в реальной жизни, далёкой от всякой художественности. В самом деле, Салтыков приукрашивал очерняя, собирая в представляемых внимаю лицах весь негатив, забывая о положительных чертах, очень редко делая исключения.

Кто бы не становился над Глуповым — он заботился о собственном благополучии. Вернее, назвать это заботой о благополучии нельзя. Вести самоубийственную политику, направленную на уничтожение всего — не есть разумный подход к исполнению должностных обязанностей. Став градоначальником, человек берёт повышенные обязательства перед горожанами, чего у Салтыкова не наблюдается. Впрочем, известный своей сатирой на обыденность, Михаил считал допустимым показывать действительность сугубо таким образом. И если читатель видит соответствие с ему знакомыми реалиями — он непременно то отметит, высказав Салтыкову поддержку. И как бы это не казалось странным, человек всегда склонен подмечать отрицательные моменты, стоит ему только на них намекнуть, даже в тех случаях, ежели прежде до того он ничего подобного не отмечал, и может быть и не стал того видеть. Тут можно сказать, что человек нашёл подтверждение, но можно и иначе сказать — он заразился пессимизмом от удручённого жизнью обывателя.

Частично Салтыков пояснял свою позицию по «Истории одного города» в «Письме в редакцию журнала Вестник Европы». Он желал отобразить типичную для русского народа особенность, охарактеризованную шапкозакидательским настроением. Отнюдь, русские не являются глуповцами, но им свойственно ко всему относиться спустя рукава. И если над нами поставят самодура, они того никому не поставят в вину. Пусть тот разваливает их родной край — всё стерпят. Может потому как знают — на смену одному придёт другой, скорее всего хуже предыдущего, отчего предпочтительнее потерпеть находящегося при власти сейчас. Писал Салтыков и самому редактору «Вестника Европы» Пыпину, обижаясь на размещение в журнале критики не до конца понявших созданного им в «Истории одного города» замысла.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Каков народ — такие государи. Так есть ли толк ругать государей народу? Кто из народа в государи не пойди — всё повторится в тех же красках. Изредка случается необычное — в государи выбиваются дельные люди. Но примет ли таких деятелей народ? Люди окажутся ещё более недовольными, в конечном счёте заслужив бытовавшее до того к ним отношение. Салтыков критически относился к государям, потому как сам, по роду деятельности, к оным относился. Не раз он сказывал про творимые государями беспорядки, вернее — творимые ни к чему не обязывающие порядки. Конечно, под государем следует понимать любое лицо, наделённое властными полномочиями, особенного губернаторов, являющихся наместниками правителя. Их-то Салтыков и назвал помпадурами, в сатиристической манере отображая будни сих поместных властителей.

Первое, что возмущало Салтыкова, это текучка кадров. Помпадуры не успевали обосноваться на одном месте, как их тут же переводили на другое. Не ознакомившись с жизнью порученного региона, они портили оставленное им предшественниками. Широкого охвата Салтыков не предлагает, достаточно ознакомиться с происходящими событиями вокруг губернаторского дома. Ежели внутри него царит разруха, что говорить об остальном? Задумал один помпадур перестелить полы, повелел сломать, к тому моменту его заменили на другого помпадура, а того и такой пол устраивает, зато потолок или стены не по душе, и их ломают, да и этого помпадура меняют. Таким образом становится хуже и хуже. Если смотреть в общем, на таком же уровне всё подвергалось уничтожению в масштабах страны.

Так было не всегда. Раньше помпадуры старались сделать нечто, чтобы остаться в памяти людей. Могли чинить дороги, ставить памятники, улучшать благосостояние населения. Сам Салтыков такого не наблюдал. Он являлся свидетелем повального развала. Всякий помпадур стремился урвать побольше, либо вовсе ничего не делал. А где всё-таки находился хозяйственный губернатор, у того копейка рубль берегла, и из малого хозяйства вырастало большое. Для достижения лучшего из возможного требуется всего лишь незначительное преобразующее действие, как результат превзойдёт ожидания.

Порою встречались помпадуры, долго пребывавшие на губернаторском посту. И про них Салтыков ничего доброго сказать не смог. Разве только сравнить с сытыми котами, проводящими дни в ленивой дремоте, отрывая голову от подушки лишь для вкушения новой порции яств.

Создаёт Салтыков и краткую характеристику помпадуров, настолько они друг на друга похожи. Физическая подготовка им для должности не нужна. Их основная способность — умение распоряжаться. От окружающих они требуют обязательной скорой исполнительности, даже от ямщиков. Прочее не столь существенно.

У читателя обязательно сложится впечатление, словно Салтыков испытывал острую необходимость высмеивать действительность. Не имея другого инструмента для воздействия, он остро отзывался о происходившем в стране, всякий раз находя причину для недовольства. И снова стоит сказать, что будучи недовольным сложившимися при правлении Николая I условиями, он сохранил такое же отношение и при Александре II. Стремление Салтыкова к неспособности принять действительность очевидно. Будь помпадуры старательными и умелыми, им всё равно носить имя помпадуров. Такой уж характер у Михаила.

Самое странное, далёкий потомок склонен находить в прозе Салтыкова сходства с обстоятельствами, близкими уже ему. Словно и не прошло тех сотен лет, отделяющих от реалий Михаила. От грусти ли проводится поиск сходства или от сходства мысли с представлениями самого Салтыкова? Впору вернуться к предварявшим данный текст словам. Всё будет так, как оно должно быть, либо станет ещё хуже. Впрочем, у каждого собственное отношение к должному быть.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Прошло десять лет с момента реформы по отмене крепостного права. Настала пора подводить промежуточные итоги. Всё-таки десять лет — это срок, которого вполне достаточно, чтобы оценить эффективность и последствия произведённых Александром II изменений. На деле так ничего и не поменялось. Изменялась суть крепостничества, уступившая место едва ли не худшему в развитии человечества направлению мысли — капитализму. Теперь не существовало определённого человека, которому крепостной должен был служить с рождения. Отныне каждый сам волен оказывался выбирать, ради кого он будет продолжать существование. При этом зависимость осталась в той же мере неизменной — приходилось расплачиваться деньгами, либо трудом.

Но куда надо направить дальнейшее движение? Задумав реформу, осуществив её, требовалось продолжать развивать начинания. Александр II поступил иначе. Дав требуемое, он стал возвращаться к обратному, формируя устройство государства наподобие николаевского. Почувствовавшие волю, некоторые представители общества стали осуществлять террористическую деятельность, тем доказывая право на полное освобождение от абсолютно всех форм принуждения. Александр II не мог и не имел права с подобным мириться, вынужденный ограничивать право населения на волеизъявление, вводя поправки в уже осуществившуюся цензурную реформу. В создавшихся условиях формировалось новое общественное мышление, вновь обратившееся к опыту Франции.

Отгремевшая франко-прусская война открыла прежнее стремление части французов к созданию коммун. Не требовалось терпеть над собою власть правителей, избираемых или осуществляющих власть по праву рождения. Общество должно регулировать себя самостоятельно. Подобное политическое направление именуется анархией. Салтыков видел устремления населения Франции иначе, воспринимая неустойчивостью её общества. Сама анархия французов — это пережитки прошлого, постоянно возрождаемые из тлена. Подобного допускать не следовало. Каким бы общество не казалось угнетаемым, оно всё же обязано придерживаться определённых рамок, иначе вслед за анархией обязательно случится построение монархий, скорее всего деспотического плана. Так чаще всего и случалось в истории человечества.

Для примера Михаил приводит неразрешимый спор учёных мужей, суть которого идентична, но метод осуществления разнится. Ставится задача разом перевернуть мир. Одни утверждают, что этого сделать невозможно. Другие ратуют за осуществимость подобного замысла. Из предпосылок вторых Салтыков вывел наблюдение, трактуя его следующим образом. Если допустить, будто мир способен разом перевернуться, тогда он обязан принять прежнее положение. Из чего следует: неважно, каким способом проверять теории, на практике конечный результат окажется требуемым. Можно на свой лад трактовать предположения Михаила. Анархия допустима, но она не сможет долго существовать, уступив место если не монархии, то другой форме управления государством.

Подобное получается применить и к крепостничеству. Его действительно отменили. Только отменили ли? Уже стало понятно, что такого не случилось. В провинции помещики не желали уступать, некоторые крестьяне и вовсе не знали о реформе. Александр II решал регулировать ситуацию в меру собственных сил, усиливая административный контроль. В чём-то он всё равно оказывался прав. Требовалось проявлять власть, покуда само по себе ничего не наладится. Он мог мыслить об одном, тогда как на местах то понималось превратно, отчего и нарождались народники, желавшие смерти царя.

В России всегда так. И с этим ничего не поделаешь. Правитель страны чаще желает блага государству, тогда как исполнители предпочитают набивать мошну, действуя против интересов государя. В итоге гнев населения обращается именно на правителя, действовавшего из лучших побуждений, но всё-таки заслужив в свой адрес нелестные эпитеты. За всеми уследить невозможно. Нужны иные инструменты воздействия. Самый основной — безжалостно карать отступников. Ежели кто оступился, особенно из власть имущих, с того царская десница обязана снимать голову. В любом ином случае, предстоит готовиться к возмущению населения. Александр II должен был то понимать, ибо на себе испытал гнев граждан, готовых к совершению отчаянных мер.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Защищай глупое, чтобы утвердить мнение о его глупости. Салтыков продолжил размышлять, не собираясь мириться с повседневностью. Более не пылал злобой, не делился едкостью, всего лишь демонстрируя, как стремление к неугодному даёт всем представление о, собственно, неугодном. Но в художественных произведениях Михаил накала не сбавил, крепко усвоив принцип шокирования читателя. Недостаточно показать нечто, указывая на отрицательные черты, нужно сочинить оду, дабы понимание противности само пришло. Сей приём в литературе не нов, правда не каждый писатель умеет им пользоваться. Тут кроется и ещё одно неприятное обстоятельство. Читатель не всегда может принимать похвалу глупости, восприняв её в качестве защитительной речи автора. Дабы подобное отношение к литературе разрушить, нужно научиться понимать, что ни один писатель в действительности не станет отстаивать глупость, ежели он сам при этом глупцом не является.

Как же быть? Жизнь не должна стоять на месте — всему требуется развитие. Однако, жить в эпоху перемен — худший из возможных вариантов бытия. Только бывало ли такое, чтобы изменений вовсе не было? Безусловно, случались десятилетия застоя, ничем не выраженные. Но разве и тогда ничего не происходило? Разумеется, процессы не останавливаются, постоянно развиваясь. Поэтому нельзя достичь идеала, поскольку стремиться к его достижению придётся всю оставшуюся человечеству вечность. И тут возникает понятие легкомыслия. То есть человек начинает ко всему относиться снисходительно, не выражая существенного мнения, кроме призыва к тому, чтобы всё оставалось по-старому, ибо всем должно нравится жить сегодняшними представлениями, без каких-либо исключений.

На самом деле, куда бы не вёл мысль Салтыков, его рассуждения — одна из точек зрения. Не могут все люди с ним согласиться. Причина в обыденном различии. Дабы противоречий не имелось, требуется всем родиться в один день, прожив жизнь и умереть, родив перед смертью следующее поколение. Пока существуют различные условия становления, имеются различия в возрасте и во множестве прочих факторов, до того момента человек не научится понимать себе подобных. Остаётся призывать к гуманности, порицая чрезмерно часто проявляемую человеком жестокость.

С другой стороны, достаточно вспомнить человечество пещерных времён, практически жившее в условиях быстрой смены поколений, так как взрослые рано умирали. Никакого существенного развития не наблюдалось. И только когда человек стал жить дольше, как раз тогда произошёл расцвет технологий, вслед за чем наметился быстрый рост, постоянно омрачаемый выходом агрессии. Получается, жить при переменах — залог развития человечества, тогда как призыв к мирному существованию — путь обратно в пещеры.

Салтыков настолько глобально не мыслил, предпочитая наблюдать за российским обществом. Ему казалось неправильным молча взирать на сограждан, продолжавших смиряться с действительностью, никак не выражая желания противодействовать устоявшемуся. Тем самым он оправдывал самого себя, ибо привык выражать частное мнение, всегда расходящееся с проводимой властью политикой. А если задуматься, то к чему должен был стремиться россиянин, чьи мечтания Александр II итак претворял в жизнь? Люди хотели избавления от крепостного права — и были избавлены. Им не нравилось прохождение обязательной цензуры перед публикацией — отменили и её. Единственная оставшаяся возможность для противления — требовать пересмотреть сделанное.

Постоянно совершенствоваться, не останавливаясь на достигнутом: таково мнение Салтыкова. Недостаточно освободить от крепостничества и забыть о нём — надо постоянно помнить, прилагая усилия для новых изменений, желательно в лучшую сторону. Так и с цензурой. Ослабить её ослабили, да отчего периодические издания по воле цензурного комитета продолжают закрывать? Как вскоре произойдёт и с журналом «Искра», где Михаил анонимно разместил статью «Похвала легкомыслию».

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Цикл для детей включил в себя три очерка «Годовщина», «Добрая душа» и «Испорченные дети». Михаил обратился к читателю с осмыслением им прожитого. Вступив на пятый десяток, он вспомнил, как за двадцать лет до того был отправлен в вятскую ссылку. Пришла пора заново понять прожитую жизнь. Именно в пробуждении таких мыслей нет ничего особенного, если вспомнить про переломный момент в жизни каждого человека, когда он перестаёт быть молодым и начинает осознавать приближение старости. Что сделано за прошедшие годы? Правильно ли поступал? Разве нельзя было иначе? И требовалось ли насколько проявлять противление, когда вполне допускалось спокойное миросозерцание с осознанием неизбежно должного произойти?

Молодым требуется видеть переосмысление текущего, отказываясь от достижений отцов. Чем не пример Александр II? Открытый человек, отказавшийся от заведённых его отцом — царём Николаем — порядков, в чём-то тем самым уподобившись деду — Павлу I — чрезмерно ратовавшего за реформы. Павел I в свою очередь смутил старшего сына, будущего императора Александра I. Лично Салтыков видел, как поколение, младше его сверстников, забывает о страданиях родителей, не собираясь бороться за права, вполне довольные отказом от всего, вплоть до необходимости существования. Как раз к таким детям и обращался Михаил, показывая некоторые элементы пройденного им пути, закрепляя для красочности беллетризированными историями.

Что есть человек сейчас? Следует посмотреть на становление его взглядов в обратном порядке, дабы суметь понять, из чего складывается определённая личность. Можно начать с любого отрезка прожитой им жизни. Допустим, вниманию представлен человек с устоявшимся взглядом на мир. Пусть он оказывается чрезмерно подверженным фантазиям. Такой человек выдумывает события, находя удовольствие от самого осознания умения влиять на происходящее хотя бы через художественное ремесло. Почему бы этому человеку не придумать рассказ про влиятельного персонажа, самого по себе не примечательного, зато умелого организатора, вследствие чего его значение становится много выше, нежели оно есть на самом деле. Без проверки фактов читатель обязательно поверит, не задумываясь, насколько людская фантазия способна подменять правду вымыслом. В подобной ситуации хорошо себя будет чувствовать всякий писатель, оценивающий свой талант сказителя, уже за то достойный похвалы.

Иное дело, когда сам человек начинает придумывать о себе разнообразные истории. Не сегодня он этим начал заниматься. Салтыков предложил проследить этапы становления, благодаря которым всё уже случившееся невозможно исправить, но в прошлом такое было вполне возможно. По детям обычно бывает понятно, к чему они станут проявлять склонность, когда станут взрослыми. Собственно, к тому они и стремятся с малых лет. Нужно плодотворно беседовать с ребёнком, как очевидное позволит влиять на развитие его личности. Ежели в чём-то тот отличается, чему требуется развитие, тогда нужно действовать, а если поведение ребёнка вызывает опасения, его интересы грозят в будущем обернуться проблемами, то изобрести возможности для исправления. Как? Нужно вспомнить, что дети предпочитают поступать наоборот. Стоит задуматься о значении личного примера, коли он чаще играет против, побуждая детей опровергать авторитет родителей любыми средствами, вплоть до слепого отказа от разумного.

Проще судить следующим образом, выразившись афоризмом: следование правилам порождает бесправие, но отказ от прав побуждает к их неукоснительному исполнению. Это наглядно видно по претворяемым в жизнь запретам. Стоит нечто запретить, как оно начинает пользоваться спросом — так называемая реакция от противного. Теперь нужно ответить на вопрос: если не запрещать, а показывать, как оно есть на самом деле, то неужели человек не выберет оптимальный вариант, близкий к его представлениям о гуманности?

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

В окончании писем о провинции Салтыков заключит: обязанное произойти — произойдёт. Послабления Александра II несли противоречивый характер. Давая свободу, царь стремился усилить позиции губернаторов. Могло сложиться впечатление, будто всё шло к укреплению единоличной власти. И это вполне оправданно. Убедившись, насколько гуманное отношение к населению оборачивается противоположным к нему самому отношением, Александр II вынужден был пересмотреть проводимую им политику. Разумеется, однажды уступив, он уже не сможет надеяться на раболепие подданных. Допустив послабление, оставалось вспомнить о методах царя Николая, чьё правление хоть и приводило к народному возмущению, но страна при этом оставалась единой в суждениях, поскольку наличие деспота позволяет находить общий язык, тогда как игра в республику или демократию заставляет людей забывать, чего им на самом деле надо.

Настроенный на благо, Салтыков столкнулся с новым явлением в политике Александра II. И это ему не понравилось. Так и хочется спросить: Михаил, когда вы определитесь? Может хватит всё воспринимать в чёрном свете? И когда уже ваш слог станет приятным для глаза? Очень тяжело знакомиться с текстом, который не желает восприниматься. Каким образом ещё удаётся извлекать цельное зерно, всякий раз сталкиваясь с обуревавшим нутро Салтыкова желанием находить отрицательное? Впрочем, Михаил был близок к переосмыслению. Совсем скоро он начнёт принимать происходящее в России частью всеобщего социума. Ведь человек — он везде одинаков.

Некогда Михаил возмущался слабостью реформ. Он видел в них непродуманность. Хотя прекрасно знал, прежде свершения перемен всё основательно обсуждалось. Рассматривались различные варианты и выбирались самые оптимальные. Доподлинно представить развитие ситуации никому не под силу. Гораздо проще сквасить лицо и с недовольной миной осуждать и осуждать. При любом выбранном варианте, на каком не остановись, появятся недовольные, находящие требуемые для них моменты. Даже не приходится сомневаться, откажись Александр II от отмены крепостного права или не осуществи он цензурную реформу, гнев Салтыкова остался бы на прежнем уровне, только читатель о том никогда бы не узнал, поскольку Михаил не имел бы возможности публиковать свои статьи.

Власть имеет право на собственную точку зрению, которая свойственна в той же мере и населению. Покуда гнев кипит в единицах, изменений в обществе не произойдёт. Нужно, чтобы гнев исходил от каждого, был готов перелиться через край, но с чётким осознанием важности свершения требований именно сейчас, а не в необозримом будущем через n-лет. Всё это — рассуждения о суете, предположения о чём, высказываемые в силу необходимости хоть как-то понять мысли Михаила. Вполне вероятно, ему не сильно хотелось прослыть столь одиозной личностью, повергающей в пух и прах высших мира сего. В действительности он ничего по сути и не предлагал, продолжая критиковать имеющееся.

Не исключено и следующее — Салтыков не принимал перемен, но ещё более он не хотел видеть всё сделанное повёрнутым вспять. Будучи недовольным происходящим, он нашёл причину для возмущения, наблюдая отхождение Александра II от намеченного курса реформ. Где требовалось хвалить, давать ценный совет или благодарить уже за само движение вперёд, там для того Михаил не находил сил. А теперь оказалось, допустимо хвалить, ценить и благодарить, лишь бы не допустить недовольство царя. Да разве получится повлиять на политического деятеля, чья жизнь за несколько лет до того подверглась атаке террориста? Сто раз подумаешь о необходимости предоставления свободы, когда за то тебя же попытаются убить, додумавшись, будто ты им дал не так много, сколько им хотелось получить.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее