Метка: литература франции

Читателю могут быть непонятны события, происходящие в Китае. Однако, если проследить историю в общем, увидишь, как много крови было пролито на его землях. И случалось это излишне регулярно. Не раз происходило так, что за несколько лет могло погибнуть значительное количество людей. И не будет преувеличением, если сказать, что в ходе вооружённых конфликтов погибало до десятой части от всего населения планеты. После Опиумных войн Китай не ведал будущей судьбы, идя от состояния империи к республике и обратно, чтобы в какой-то момент наметился крен в сторону коммунистических воззрений. К 1927 году ситуация накалилась, когда в Шанхае произошла очередная резня, направленная против коммунистов. О предстоящем этому и взялся рассказать Андре Мальро, создав на страницах хронику из двадцати двух дней: от 21 марта по 11 апреля, тогда как резня случилась днём позже.

Мальро и прежде интересовался Азией. В 1928 году им написан роман «Завоеватели» — о попытках китайцев противодействовать европейскому влиянию. В 1930 — «Королевская дорога», в котором Андре вспоминал события семилетней давности собственного прошлого, связанного с вывозом культурных ценностей из Камбоджи, за совершение чего его могли приговорить к трём годам тюремного заключения, но представил в виде художественного произведения на данную тематику. И вот теперь, в 1933, когда на юге центрального Китая создана Китайская Советская Республика, Мальро опубликовал роман «Удел человеческий», чтобы рассказать о событиях, предварявших 12 апреля 1927 года — той самой Шанхайской резни.

Есть разная информация о вовлечении непосредственно Андре. В одних источниках говорят: он находился в Китае с 1925 вплоть до 1927. В других: кратко посетил Китай в 1931 году. В любом случае, Мальро владел информацией, о которой он желал рассказать читателю. Но надо понимать — это не хроника событий, как то хотелось бы видеть. Скорее нужно говорить о художественной обработке эпизодов, ставших лишь фоном для сообщаемого на страницах действия. Дополнительно читатель узнавал, какая участь ждала революционеров, многие из которых на случай пыток держали при себе цианид. После события переносятся сразу в начало июля, уже за пределы Китая.

Читатель лучше всего усвоит из текста заинтересованность европейцев и американцев в сохранении имевшегося в Китае режима. В случае прихода к власти коммунистов, выданные Китаю кредиты не будут погашены. Но может читатель сможет вынести из текста другую информацию.

Что до восприятия романа, книга имела успех. До сих пор «Удел человеческий» включают в различные списки из определённого количества французских произведений, отдавая место где-нибудь в первой десятке. Упоминается тираж, превысивший пять или шесть миллионов экземпляров. Говорится про четыре несостоявшиеся экранизации, нереализованных в силу различных причин. Роман получил Гонкуровскую премию, а сам Мальро — требуемый для него авторитет, впоследствии ставший иметь значение, когда он был назначен министром культуры в правительстве Шарля де Голля.

Но каково действительное восприятие произведения у читателя? Современный французский обыватель, мало смыслящий о событиях в Китае той давности, как и любой другой европейский обыватель о происходящем в Азии вообще, с трудом поймёт сообщаемую ему информацию. Думается, современник Мальро столь же путался в обстоятельствах последовательности событий в китайских землях. Теперь же предстояло читать, как вело себя подполье, и какие против этого совершались мероприятия. В события вмешивалась судьба исторических лиц, будто бы зависевшая от персонажей произведения. Может поэтому внимать повествованию от Мальро подлинно тяжело. Или нужно быть французом, дабы суметь понять описываемое. Или, скорее всего, нужно быть французом, жившим в двадцатых и тридцатых годах.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Прожив молодые годы в Америке, Морис Константэн-Вейер стал близок к тому краю. Может по причине жизни в Канаде, оказавшей на него сильное влияние. Проникнувшись канадской историей и природными условиями, Морис остался глубоко впечатлён. И если бы не Первая Мировая война, судьба его могла сложиться иначе. Уже во Франции он принял твёрдое решение заняться писательским ремеслом. А о чём ему следовало писать? Может о войне? Полученное тяжёлое ранение должно было отложить отпечаток. Но нет, он пишет о теперь ставшей от него далёкой Канаде. В мыслях Морис — там. А Канада, за исключением обжитой узкой полоски вдоль границы с США, край суровых испытаний. Человек там — песчинка мироздания. Практически — никто. Нужно быть сильным духом, чтобы хотя бы выжить.

Читатель знает другого бытописателя жестокой природы американского севера — Джека Лондона. Помнит о каждодневной борьбе. Легко навсегда кануть в безвестность, не разведи вовремя костёр или не прими решение убить собаку из упряжки. Будешь страдать от нехватки важных для организма элементов. Но редко вспоминает про Константэна-Вейера. Скорее припомнится сказитель о прериях — Фенимор Купер. Может даже найдётся в памяти имя Джеймса Шульца. Но при этом никто из них не удостаивался столь солидной премии, каковой является Гонкуровская. Стало ли читателю от того легче? Нисколько.

Вероятно, Морис излагал удобным для чтения певучим языком, о чём судить могут только знающие французский язык. Английский или какой другой, вроде русского, не передают красоту созданных на страницах образов. Поэтому приходится исходить, будто аналогично излагалось в оригинале. И всё же — основное читателем будет усвоено.

Герой повествования отправляется в путешествие. Насколько он подготовлен? Не до конца. Он мог быть наслышан об Америке, при этом не являясь ни канадцем, ни жителем США. Он — приезжий. Ровно как и сам Константэн-Вейер поехал искать приключения в Канаду, будучи уже за двадцать три года, прожив там следующие десять лет. Он успел написать пять книг, включая, с таким громким названием — «Манитоба», прежде чем приступил к отмеченной гонкуровским комитетом — «Человек над своим прошлым».

Повествование начинается с рассуждений. Передвигаясь на лошадях, идёт рассказ о Северной Америке, про Канаду, о ковбоях. Вникнуть в описание тяжело. Ярче представленное на страницах становится, когда начинается нечто вроде охоты с собаками. Случается неприятность — главного героя одолевает снежная слепота, теперь он оказался представлен сам себе. Продолжает идти, одолеваемый холодом. Думает о тяжести бытия. Смерть ему кажется близкой как никогда. И это является основным по смыслу, о чём хотел сообщить автор. Всё это можно было рассказать гораздо короче, чтобы читатель не путался в дебрях словословий.

Константэн-Вейер после ещё не раз напишет про Канаду, сложит множество других произведений, будет увлечён созданием биографий. Всё это останется уделом франкоязычного читателя. Гонкуровская премия не помогла Морису преодолеть барьер читательского внимания. Так получилось, что известен он в мире именно по отмеченному комитетом произведению. Случись быть Морису примеченным позже… Однако, как много в жизни писателя этих «если бы» и «случись быть». Всё сталось таким, каким ему и полагалось стать. И уже дело читателя, насколько он хочет проникнуться историями, о которых с таким желанием стремился рассказать Морис Константэн-Вейер.

Следует отметить важность именования произведения — «Человек над своим прошлым». Оно так подходит для отражения написанного непосредственно в лице самого автора, что было бы достаточно ограничиться им самим.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Проблема Гонкуровской премии, как и любой другой литературной премии, обязательно наступающее забвение. Не остаётся ничего, кроме имени лауреата. Мало кто о нём вспомнит, если даже попытается прикоснуться к его творчеству. Почему? Его не считают нужным сохранять. Довольно странная логика! Разве только выбор лауреата имеет значение в определённый год, тогда как после о нём можно вовсе не вспоминать. И это сохраняется даже в век цифровых технологий. Попробуйте отыскать книги абсолютно всех гонкуровских лауреатов — не получится! Чуть лучше обстоит дело, если прошло достаточное количество лет для окончания действия авторских прав. Тогда смелые люди выкладывают книги в свободный доступ. Но становятся ли они после этого кому-нибудь интересными? Такая же печальная участь касается трилогии Тьерри Сандра, получившая премию в 1924 году. Каким бы не казалось странным её название — это вынесенные под одно три разных произведения: «Жимолость», «Чистилище» и «Глава XIII».

Получится ли найти сразу все части трилогии? Попробовать определённо стоит. Тьерри Сандр поднимал довольно интересные темы, вполне может быть даже в том или ином виде происходившие. Так в «Жимолости» он рассказывал о происходившем в Париже немного после Первой Мировой войны. В «Чистилище» — о пленении немцами. А «Глава XIII» — это перевод тринадцатой книги из цикла «Пир мудрецов» за авторством древнегреческого писателя Афинея Навкратийского. Но раз именно такое сочетание было выбрано за достойное награждения Гонкуровской премией, остаётся с ним согласиться.

К чему тогда лучше обратить читательский взор? К истории, касающейся послевоенных лет. Книга на данную тему обязательно должна была стать в числе награждённых. Это понятно по логике событий, когда во время войны награждались книги о самой войне, то после в течение некоторого времени о происходивших событиях старались не вспоминать. Не исключено, французские авторы писали на тему послевоенных лет. Может стиль их изложения не считался за достойный премирования, либо их авторы уже успели стать лауреатами, автоматически вычеркнутые из числа кандидатов.

Сандр повёл повествование от лица рассказчика. Он решил посетить могилу неизвестного солдата в 1923 году. После пошёл по авеню, рассматривая парижские достопримечательности. Пока шёл, о многом передумал. То есть автор писал в духе потока сознания. И вот перед рассказчиком человек, едва ли не точная копия его сослуживца, убитого под Верденом. Это глубоко его поразило. Разве такое может быть? Ему не хотелось вспоминать о тех днях. Что станет удивительным — встреченный человек окажется именно сослуживцем, продолжающим здравствовать. Как же такое могло произойти? Сослуживец всего лишь захотел в жизни очередных перемен, для чего подменил жетон с именем на теле действительно убитого. Теперь же, устав жить под чужим именем, он придумал историю, будто прогуливался по кладбищу, увидел собственное надгробие, пожаловался в соответствующие службы и был полностью восстановлен в правах. Может рассказчик и не стал бы делиться такой историей, однако в текущем 1924 году он получил письмо из Америки, где сослуживец сообщал, что если данное письмо было отправлено, значит он умер. Вполне очевидно, читатель от такого рода истории придёт к неутешительным выводам.

О прочих частях трилогии можно не говорить. У кого имеется желание, пусть попробуют их найти. Если получится, можно считать за совершение угодного деяния. Будет прочитана часть про немецкий плен. Только нужно ли внимать переводу с древнегреческого? Или будем считать, Афиней Навкратийский стал первым греком, чья книга удостоилась Гонкуровской премии?

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

О Флобере говорят, будто он стал открытием для французской литературы. Словно никогда до него никто не писал столь же реалистично. В это можно верить ровно до той поры, пока не начинаешь знакомиться с творчеством другого французского писателя. Возьмёшься за Золя — светоч натурализма, никто в подобном духе прежде не смел излагать. Или возьмёшься за Бальзака — сколь правдиво повествовал Оноре. Или даже возьмись за Гюго — сколь реалистичен сей романтик мрачных фантазий. Столь же реалистичен окажется Дюма, если не вдаваться в неуместные для таких рассуждений… рассуждения. Вот и Флобер — открытие для французской литературы. Всё кажется гораздо проще, объясняемое банальнее некуда — не так-то много читают французских авторов вне самой Франции. Тогда поистине каждый писатель становится подлинным открытием. Поэтому не стоит мудрствовать лукаво, ни в чём не пытаясь умалить заслуг Гюстава Флобера.

Эмиль Золя говорил — Флобер никуда не спешит. Читатель согласится с данным мнением. Флобер действительно пишет размеренно, взвешивая каждое слово. После к такой тяжеловесности станут прибегать абсолютно все писатели, в той или иной мере претендующие считаться за классиков литературы. Впрочем, столь тяжело писали и до Флобера, хотя бы в той же Англии. Да и в самой Франции редкий писатель не считал за нужное пройтись тяжёлым слогом. Но Золя говорил ещё и то, что причина у Флобера имелась собственная — ему так хотелось писать. Гюстав не знал нужды, отчего не гнался за количеством страниц, абзацев, строк или слов — за что обычно писатель получал плату от издателя-книгопродавца. Более того, Флобер писал для себя самого, сам же печатая написанные им произведения, вовсе готовый обходиться минимальным количеством экземпляров. Может потому он не считал нужным угождать вкусам читателя. И вероятно потому по его произведениям нещадно проходились разномастные критики. В чём только не обвиняли Флобера… а ему становилось безразлично до всякого слова против его творчества.

Позади «Мемуары безумца» и «Ноябрь», а впереди долго зревший замысел очередного произведения. Флобер делал новые попытки писать, пока не пришёл к мысли создать сюжет, от которого читатель точно бы пришёл в возмущение. Захотелось написать о женщине вольных нравов, готовой совершать угодное только её духу. Не сказать, чтобы нравы французов середины XIX века были чем-то особенным, памятуя о происходивших за пятьдесят до того лет. Просто открыто сообщать читателю, что сперва повествование ведётся о неудачнике, чья жизнь — череда из совпадений, большую часть которых следует отнести к неблагоприятным; затем погружать в мир, где каждый каждому предатель, — становилось испытанием для привыкших к литературе в духе романтизма. Однако, рассуждая так, читатель впадёт в самообман. Всему этому во французской литературе уже было место. Разве читатель не желал придушить порядочное количество персонажей от Бальзака? Другое дело, акт наложения рук, в редкие времена в какой-либо стране считаемый за недопустимый к упоминанию в художественных произведениях. Да и имейся на подобное запрет, он точно бы не остановил Флобера. Читательское внимание всегда интересовало его в самую последнюю очередь.

В итоге «Госпожа Бовари» опубликована. Читатель негодует, с отвращением смакуя содержание произведения. Он мечет стрелы недовольства, глаза сверкают от ярости, руки же скользят по строчкам и с волнением перелистывают страницы. Потом скажут о влиянии Флобера на последующие поколения писателей. Вполне может быть. Даже поговаривают, один писатель в России создаст роман про женщину вольных нравов, готовую совершать угодное только её духу, правда вместо мышьяка она предпочтёт поезд.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Читатель понимает пагубность Гонкуровской премии на примере Анри Беро. Имея в активе успешное произведение, каким стал «Лунный яд», писатель получает престижную награду за другой художественный труд, примечательный лишь тем, что он был написан в год, за который и была вручена премия. То есть как это следует понимать? Неважно, каким был прежний литературный путь — он будто перестаёт иметь значение. И в итоге награда находит обладателя, фиксируя в качестве лучшего из им написанного — просто им написанное в конкретный период времени. При этом становится неважным, какие книги будут написаны впоследствии. А в случае Беро, учитывая его дальнейшую судьбу, читатель волен думать разное, если знает о том, что Анри был приговорён к смертной казни в 1945 году за сотрудничество с немцами.

Пока же нужно остановить внимание на книге «Мучение тучных», исторически теперь считаемую за лучшую книгу на французском языке, впервые изданную в 1922 году. Главный герой — тучный человек. Таким он стал не в силу праздности, с его слов — уже таким родившись. Что бы он не делал — похудеть не получалось. Хуже стало, когда влюбился. Начались самоистязания в виде диет. Но все попытки сбросить вес оказывались безрезультатными. Это стало вводной для знакомства с произведением. Беро не думал описывать лишь страдания от избытка массы. В основу был положен сюжет о женщине, чья жизнь с мужем считалась ею за неудачную. Именно в неё влюбится главный герой. Затем последует кругосветное путешествие. Муж преследует убегающую жену, главный герой страдает от влюблённости и ожирения, а читатель внимает скатыванию повествования в полнейший сумбур.

Есть ли желание читать, как муж преследует жену? Акцент в происходящем прежде всего на толстяке. Пусть события стремительно развиваются, сменяясь очередным эпизодом путешествия и погони, главный герой наблюдает за несправедливостью мира. Ему кажется — везде он является объектом внимания. Так и считает — каждый смотрит на него, показывает в его сторону, смеётся и осуждает. При этом читатель понимает, страдания в самой малой части оправданы, тогда как в значительном количестве случаев никто не интересовался особенностями комплекции главного героя, вовсе их не замечая, поскольку и не думали на него смотреть.

Как тогда воспринимать описываемое автором? Тема им затронута актуальная. Даже можно сказать — важная тема на все времена. Людям с лишним весом тяжело жить при любых обстоятельствах, какими бы их не понимали в обществе. Это физиологически тяжело для организма, неприспособленного к такому количеству лишнего веса. Но если, как в случае с главным героем, он лишён способности повлиять на с ним происходящее, осуждения со стороны окружающих к нему быть не должно. Беро даже позволил ему обрести любовь. Другое дело, затеянная на страницах авантюра в виде кругосветного путешествия. Значит, иным образом Анри не мог раскрыть для читателя тему. Требовалось вывести главного героя из привычной ему обстановки, сконцентрировать на нём внимание в разных уголках мира. Иначе словно читатель не поймёт, что мучение тучных везде одинаково.

Как думает читатель, насколько оправдано вручение Гонкуровской премии за такое произведение? И как следует относиться к выбранному принципу награждения писателей? От ответа на эти вопросы суть всё равно не изменится. Просто нужно понять, насколько вручение премии должно побуждать к чтению самих награждённых произведений. Или лучше запоминать писателей, чей вклад во французскую литературу оценили, приписав в качестве основания какую-либо из их работ?

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Читатель может встретить «Жизнь Иисуса» под названиями, вроде «Забавное Евангелие» или «Занимательное Евангелие», не сумев определиться с годом написания: 1882, 1884 или позже. Так и Лео Таксиль начинает рассказ про Христа, давая представление, что никто не может знать, каким образом жил Иисус, поскольку писать о нём начали лишь спустя двести лет. А теперь, спустя одну тысячу восемьсот лет уже он, Лео Таксиль, взялся изложить собственное представление, взяв за основу сложенные про Христа произведения. Осталось понять, как их воспринимать — за биографию, роман или за образчик чёрного юмора. Читатель это сразу поймёт, когда про действующих лиц Нового Завета автор начнёт говорить в панибратском отношении, будто речь не про почитаемых религией людей, скорее они являются обыкновенными созданиями из плоти и крови, кому ничего человеческое чуждым не было.

Таксиль не говорит о чём-либо, чего нет в дошедших до него текстах. Он мог проявить фантазию, обязательно используя имеющийся материал. Измышлять далее того он не имел необходимости. Зачем рассуждать про юные годы Христа, если про них ничего не сказано? Каких только домыслов не существует. Однако, Лео пишет про официально утверждённое религиозными воззрениями. Прочее не должно читателя интересовать. Всё-таки Таксиль показывал позицию презрения церковных взглядов, поддерживающих взятое за догматы. Если дело обстоит так — Лео посчитал необходимым рассуждать в свободных выражениях. Он просто смотрел на историю Христа с позиции здраво рассуждающего человека. В чём читатель с ним не согласится? Как-то требовалось объяснить беременность матери Иисуса, считаемую за непорочное зачатие. Разве не смеялись над Иосифом окружающие? И не считал ли он себя за рогоносца? И не требовал ли он жарить ему котлеты нормально, чтобы они не пригорали?

Интересующийся религией читатель знает, каким образом возникали догматы. Прежде за оные не считаемые, в определённый момент утверждались, более не должные быть оспариваемыми. Самый яркий пример — определение Троицы. Долгие шесть веков шли рассуждения, пока не был выработан данный догмат. И ещё два века понадобилось, прежде чем в легенде о рождении Иисуса стали фигурировать волхвы, введённые Бедой Достопочтенным. Как тогда к этому должен относиться верующий человек? Истинно принять за должное? Или есть необходимость выразить сомнение? Что в таком случае делать атеисту? Видеть утверждённые догматы, без возможности воззвать к очевидному? Вот и Лео Таксиль не понимает, принуждаемый с ними соглашаться, но показывая читателю в иной интерпретации.

Если и читать «Жизнь Иисуса», то без осуждения автора. Нужно понимать, всякое мнение может существовать, пока оно насильно не навязывается. Таксиль нисколько не опровергал сам факт веры человека в высшие существа, он только хотел внести ясность. Читатель ведь понимал, всякое Евангелие написано человеческой рукой, и все догматы выработаны человеческим умом. Вмешательства божественной сущности не было. Из этого следует, что человек верит только в то, во что верили люди до него, в определённый момент решившие поступать именно так. Других объяснений быть не должно. И если человек теперь желает верить в определённое, он будет прав ровно до того момента, пока не начнёт его насильно навязывать. В случае католической церкви известны примеры, когда вера насаждалась через страх применение насилия.

Кому же можно посоветовать данный труд? Желающим прочитать жизнеописание Иисуса Христа. Если Христос действительно когда-либо жил, о нём рассказано с позиции понимания его в качестве прежде всего человека.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Любой детектив нужно начинать читать с последней страницы. Но никто так не поступает. Читатель желает проследить за развитием сюжета, после чего получить удовольствие от разгадки. Однако, авторы детективов всегда славились тем, что водят читателя за нос. Делали бы то с чистыми помыслами. Увы, авторы детективов — всегда обманщики. Они постоянно подкидывают в сюжет детали, когда у них не сходятся сюжетные концы. И они же предпочитают умалчивать, словно злостные хулиганы потешаются над читателем. Иначе у них не получится, ведь рассказывай историю от начала до конца, без отклонений, обязательно упрёшься в стену. Да и читатель не пожелает более знакомиться с их произведениями. Так обстоит дело с детективным жанром. В век его зарождения, писатели всё-таки были более совестливыми. Классикой стал метод изложения, когда сперва сообщается факт события, после его расследование, затем долгая предыстория, давая под занавес некую мораль. Эмиль Габорио всему этому соответствует.

Не так важно, каким образом будет происходить разбирательство. Перед читателем следователь, ведущий дело официально, он же — рассказчик, повествующий о слабых своих способностях. К нему в помощники набивается другой знаменитый следователь, Лекок, служащий в качестве постоянного спасателя положения. Рассказ о них — самая удручающая часть повествования. Читатель будет постоянно зевать. Гораздо интереснее внимать мыслям и поступкам подозреваемых в преступлении людей. А случилось произойти ограблению одной из контор, занимающейся хранением денежных средств. Габорио будет склонять читателя к виновности хозяина или его помощника, найдутся и другие подозреваемые. Но кто по сути из них окажется виноват? Это станет ясно только после погружения в предысторию, написанную чуть хуже, нежели вступление. И совсем уж несуразным станет завершение повествования. Как теперь принято говорить — автор слился.

Кто не имел знакомства с творчеством Эмиля прежде, с первых строк может подумать о французской литературе XIX века, славной примечательными писателями, умело и притягательно излагавшими истории. Как не вспомнить про Дюма или Золя? Габорио будто воплощает в себе дух тех замечательных для литературы лет. К сожалению, писательское стремление к повествованию кончается едва ли не сразу, когда на место прибывает следователь. Придумав занимательную ситуацию, Эмиль начал добавлять детали, о которых он мог заранее и не думать. То есть читать данный детектив с конца не следует — ничего это для понимания произведения не даст. Тут нужно ловить каждое слово автора, особенно в самом начале. Всё прочее — сомнительного наполнения детали, не говоря уже о предыстории. Если же сказать честно, предыстории в детективах практически всегда написаны отвратительно, за очень редкими исключениями. Достаточно вспомнить, сколь неудачно они получались у Артура Конан Дойля, от них отказавшегося в угоду внимания к другим элементам повествования.

Что до попытки осмысления текста через критические размышления, сталкиваешься с сюжетным наполнением, о котором вовсе не имеешь права рассказывать прочим читателям. Это ещё одна особенность детективного жанра. Разве за тем случаем, когда произведение практически на сто процентов знакомо окружающим (каковых детективов практически не существует), либо заранее оговариваешься о наличии раскрытия сюжета. Но то требуется при критических размышлениях, выступающих в качестве исследования определённых произведений. Не исключено, существуют таковые, учитывая оглашаемую значимость для литературы такого персонажа, которым является Лекок, чьим прототипом послужил частный детектив Эжен Франсуа Видок. Может в следующих произведениях талант Габорио в качестве рассказчика станет крепче. Пока же читатель находился в недоумении, сперва испытав радость от знакомства, впоследствии огорчившись.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Ругон-Маккары в исполнении Мориса Дрюона. Перед читателем влиятельная семья благородного происхождения, должная мириться с отпрыском уважаемой дамы от второго брака — мезальянса. И читателю с первых страниц следует понять, насколько рационален подход к созиданию бытия в человеческом обществе. Имея ряд исключений, в основной своей части получается так, что будучи простого происхождения, получив с рождения хорошие перспективы, в редкий момент сможешь ими воспользоваться в должной мере, скорее оставшись без всего. Читатель может возразить, сказав, насколько люди благородного происхождения в той же мере не умеют управиться с им доставшимся положением. Однако, раз Морис Дрюон поставил для внимания проблему под определённым углом восприятия, придётся трактовать её таким образом. Во всяком прочем случае — разговор должен быть отдельным. Пока же читателю нужно проследить историю падения человека, не сумевшего справиться с доставшимся по праву рождения.

Имея огромную сумму, исследуемый автором персонаж потеряет две трети на падении стоимости акций, ещё часть вынужден будет отдать за рождение ему детей, и совсем уж незначительную сумму потратит на прихоти и нужды. Следует разбираться, почему всё произошло именно так, беря во внимание самого персонажа. Читатель волен создать психологический портрет, вывести характерные черты, определившись со склонностью к лёгкой жизни. Всё будет в точном соответствии с ожиданиями. Не мог такой человек владеть крупным состоянием, не умея с ним работать, способный только к безудержным тратам. На него с сожалением начнут смотреть родственники, живущие иным пониманием. Они потому и возвышаются над прочими, потому как способны умело распределять возможности. Читатель может сколько угодно сомневаться в их качествах, ругать за скупость, тогда как ему самому по натуре ближе облик представленного вниманию прожигателя жизни. Или читатель волен с этим не согласиться?

Атмосфера повествования — время между Мировыми войнами. Так ли важно, когда происходят события? Отчасти это способствует описываемым реалиям. В другое время могли жить иначе, особенно, если речь касается Франции. Если отмотать на сто с небольшим лет назад — Великая Французская революция, походы Наполеона. Если на двести лет — расцвет абсолютизма. Но не приходится сомневаться в том, что человек в сущности не слишком подвержен внутренним изменениям. Дай другие обстоятельства, сможешь рассказать практически идентичную историю. Поэтому можно браться за жизнь Франции при Наполеоне III, читая цикл из двадцати произведения от Эмиля Золя про семейство Ругон и Маккар, либо взяться за три книги Мориса Дрюона, первой из которых как раз является «Сильные мира сего».

Читатель всё же спросит, почему не упомянуты обстоятельства содержания. Морис Дрюон писал тяжёлым для восприятия слогом, отчего вникать в им описываемое не так просто. Не сразу получится разобраться, к чему он хотел подвести повествование. С начала и до конца приходится внимать за горестными событиями, где до счастья было не добраться. Но кто скажет, будто жизнь окажется прожитой напрасно?

Касательно влияния этой работы на творчество писателя. Прежде Дрюон не писал столь крупных произведений. А создав такое полотно, которое по наполнению разительно выделялось среди большинства до того получавших Гонкуровскую премию, Морис дал понимание способности оказать влияние на французскую литературу. Собственно, так и произойдёт. Читателю Дрюон более запомнится последующими произведениями, особенно входящими в цикл «Проклятые короли»; на короткий момент времени — в качестве министра культуры. Не получи Гонкуровскую премию за «Сильные мира сего», награда всё равно не обошла бы его стороной.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

«Лунный яд» за авторством Анри Беро — одна из читаемых книг своего времени, большое количество распроданных экземпляров — практически полумиллионный тираж. Как не дать за такую книгу Гонкуровскую премию? Автора решено было наградить. И наградили. Но сразу же спохватились, когда поняли, что «Лунный яд» был издан в 1921 году, тогда как премию за тот год получило произведение Рене Марана «Батуала». Как быть? Можно было переголосовать, исключив Анри Беро из числа претендентов на премию. Только он уже в курсе своего награждения. Получалась неловкая ситуация. Знаете что, могло прозвучать всех устраивающее мнение, а давайте оставим всё как есть. Книгу написал Анри Беро хорошую, вполне достойную премирования, она нам всем понравилась. Что до явной несправедливости по отношению к другим писателям, то всем нам известно про книгу, которую Анри Беро как раз издал в 1922 году — «Мучение тучных». Пусть не все её ещё прочитали, премия ведь всё равно одна, поэтому Анри Беро премируется сразу за «Лунный яд» и «Мучение тучных». Всеобщее ликование!

О чём же Анри Беро решил рассказать в «Лунном яде»? Это историческое полотно о последних двадцати годах правления Людовика XV. Получивший французское королевство от отца, Людовика XIV, в возрасте пяти лет, он так до конца жизни и не научится управлять государством, перепоручая это другим. Но когда отойдёт в мир иной последний из влиятельных кардиналов Андре-Эркюль де Флёри, влияние на проводимую политику станут оказывать фаворитки, вроде маркизы де Помпадур, что в 1757 году обернётся покушением на жизнь. Вот вокруг последнего события и будет развиваться повествование от Анри Беро.

Покушавшийся был ровесником правления короля, действовал по собственному разумению, вероятно в порыве терзавших его чувств, он прорвался через стражников и нанёс королю удар ножом в правый бок. В тот день было холодно, пятое января, и король надел больше одежды на меху, благодаря чему получил только царапину. Но акт покушения был расценен в качестве явной угрозы. За это во все века приговаривали к смерти. Общественность, и без того недовольная происходившим в стране, с особым сожалением наблюдала за последовавшей в марте жестокой казнью. Сперва длительно прилюдно пытали, после кастрировали, затем четвертовали. Причём казнили согласно старым преданиям, чего никто не мог припомнить. Говорят, в конце лошади должны были разорвать тело на части, устремившись в разные стороны, для чего пришлось разрубать суставы. При этом все понимали — каким бы не являлся правитель, за покушение на него должно применяться именно подобного рода наказание.

Обо всём этом Анри Беро повествовал менее красочно. Или читатель привык ожидать другого изложения от писателя из Франции. Остаётся полагать, руку Анри Беро не успел набить. «Лунный яд» можно назвать его первым крупным литературным произведением. Изложение не оставляет приятного впечатления. Не проявив внимательности, вовсе не заметишь характерных особенностей. Сложишь мнение, будто автор писал о чём-то малопонятном. А может для понимания описываемого нужно иметь больше представлений о французской истории. Ведь не каждый способен упомнить исторические процессы собственной страны, не говоря уже об особенностях прочих государств, сколь бы их история не являлась примечательной. Конечно, читатель волен сказать, насколько именно правление Людовика XV способствовало тому, что наследовавший ему Людовик XVI не сумеет удержать власть, казнённый в начале Великой Французской революции.

Может оно и к лучшему, что Анри Беро был удостоен премии не только за это произведение.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Рене Маран — француз креольского происхождения. Родился близ Мартиники, одного из островов Карибского моря. Около четырёх лет совсем юношеского возраста провёл в Африке, после жил и учился во Франции. С 1910 года работал в колониальной администрации Убанги-Шари, в том же году вошедшей в состав Французской Экваториальной Африки. Он видел все изменения, коснувшиеся постоянного перечерчивания границ, учитывая активную роль Германии в колониальных процессах. Но не это его беспокоило. Рене Маран наблюдал за жизнью местного населения. И ничего хорошего он не мог отметить. В 1912 году задумал написать об этом книгу. Но как и о чём рассказывать? В течение последующих лет Рене Маран опирался прежде всего на собственное представление, будто показывая жизнь африканцев изнутри. Но насколько читатель был готов поверить именно такой манере изложения?

Тяжело проникнуться доверием к автору, если он с первых строк говорит о чернокожем населении Африки в негативных оттенках. Маран делится мнением, согласно которому африканцы лишены разума, живут по воле домыслов, ничего всерьёз не воспринимая. Вместе с тем Маран замечает, что так будет и впредь. То есть не видит ничего, что может повлиять на способность африканцев измениться. Читатель тогда захочет спросить: какие действия предпринимают европейцы? Совершенно никаких. Тогда почему Маран столь категоричен? Если бы читатель не знал о происхождении самого автора, мог сделать определённые выводы. Иначе не может возникнуть понимания, почему Рене Маран столь категоричен.

Героем повествования становится Батуала — вождь одного из племён, он почитаем окружением, в нём ценят умение хорошо бросать копьё. И вот глазами этого вождя уже сам Маран пытается понимать происходящее. Надо полагать, предстоит осознание действительности под давлением многочисленных домыслов. Маран не является в данном плане оригинальным писателем. Почему-то традиции других народов постоянно кажутся тем же европейцам за нечто дикое. Пусть африканцы верили в нечто своё — разве было в том плохое? Пусть не всегда рациональное, но таково их право. Сами европейцы несли в Африку христианство. Неужели в какой-то момент самих европейцев перестанут считать за людей с разумом, воспринимая их живущими в домыслах? Поэтому читатель должен усомниться в примитивизации проживавших в Африке людей, если как и воспринимая текст, то в качестве написанного на основании предубеждений.

Маран пишет, как любили африканцы алкоголь. У них даже считалось, что смерть от алкогольных возлияний — лучшая из возможных. Правда ли это? Тут же Маран рассказывает об отношении к европейцам, всегда недоверчивом. Доказательством тому станет исход жизни Батуалы. Получив ранение, он умирал от гангрены. Ему не помогали ни заговоры, ни собачья слюна. И тут читатель снова взывает к гуманности: а где же разумные европейцы? Почему они не стремятся оказать помощь вождю? Маран о том заранее предупредил читателя — помощи ждать не следует. Что же тогда делали европейцы в Африке? Читатель словно того не может понять. Или не те европейцы пришли в Африку, которые были там нужнее всего? К сожалению, даже Рене Маран этого не понимал, сам ни в чём не стремясь оказывать помощь африканцам.

Тогда какое мнение остаётся для читателя? Рене Маран показал важное в плане проведения французами колониальной политики. Если касательно других французских писателей, особенно писавших книги в духе приключений, создавалось скорее позитивное отношение о совершаемом французами, то Маран смотрел иначе. Но стоит ли судить о том именно по его книге?

Автор: Константин Трунин

» Читать далее