Метка: литература россии

Паустовский прославился жанром короткого повествования. Даже его крупные произведения — набор рассказов. И сложилось это благодаря тому, что Паустовский входил в литературу более в тридцатые годы, когда данная форма изложения считалась наиболее оптимальной. Но не на этом Елена Алексанян останавливалась, предпочитая раскрывать понимание творчества Константина через его сравнение с другими писателями. И всё же Паустовский — писатель, опиравшийся на одни воззрения, к зрелости придя к прямо противоположным. Довольно просто судить, если брать для начала первые опыты писателя, от которых веет романтизмом в духе Александра Грина, а потом переход к работам, вроде «Кара-Бугаза» или «Колхиды», где нет ничего, кроме стремления к рационализму. Затем и вовсе Паустовский уходил размышлениями куда угодно, только бы не задевать тему противостояния человека и природы. Именно на этом изменении взглядов Елена Алексанян строила собственное понимание писателя.

Однако, не каждый обладает способностью красиво описывать окружающую действительность. Ежели брать любую местность, где побывал Паустовский, попробовать её описать, то скорее всего не сможешь найти вообще никаких слов. Как не пытайся — не заметишь ничего примечательного. Алексанян так предлагает судить на примере города Таруса. Есть в данном поселении некая черта, способная взволновать душу? Сколько не пытайся, обнаружить такую не сможешь. А у Паустовского получалось. Он не раз рассказывал про город, находил в нём своеобразную прелесть, невзирая на неустроенность тамошнего быта, ничуть не поменявшегося за все годы царизма, оставаясь таким же и при советской власти. Не обязательно говорить про Тарусу, мало примечательного человек находит и в тех местах, где постоянно проживает. Кто-то скажет, будто ему приелась окружающая обстановка, и будет в чём-то прав. Только вот живи в тех краях Паустовский, он бы нашёл множество моментов, используя порядочное количество слов для восхищения. Всё это Алексанян подмечает с самого начала повествования.

Стремясь понять взгляды Паустовского, Елена использовала выдержки из его творчества, дабы на том основывать собственную позицию. Пускай тот метод веет неким академизмом, ни в чём не имеющим отношения к реальности, так привыкли делать, особенно при составлении сочинений. Учитывая количество оставшегося после Константина материала, не каждое его слово может быть увязано непосредственно с бывшим ему присущим мировоззрением. Скорее Елена находила так ей нужные слова, того считая вполне достаточным для обоснования высказываемых суждений. Оставалось озаботиться главным, придать творчеству Константина вес. Поскольку при жизни Паустовский был читаем, да не настолько, чтобы о нём смели громко говорить. Для этого Алексанян дополнительно внесла в повествование отсылки на творчество Льва Толстого, Антона Чехова и Максима Горького. Вспоминать при этом про Пришвина и Грина не требовалось, но совсем этих писателей Елена обойти вниманием не могла, учитывая их явное влияние на произведения Константина.

Отдельно Алексанян разбирается с героями произведений Паустовского. Ведь они были отражением автора, такими же неисправимыми романтиками сперва, впоследствии изменяясь в тех, для кого действительность становится подспорьем в осуществлении планов по преобразованию лица планеты. Вроде бы уже не литературные герои, а сам писатель становился персонажем. Именно Паустовский был тем, кого он постоянно описывал на страницах произведений. Но насколько это имеет отношение к нему, когда о нём говорят как о писателе? И надо ли об этом вообще говорить? Ничего иного не оставалось: было бы подлинно важно с чрезмерным вниманием к этому обращать внимание читателя.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Как рассказать о сборнике рассказов Георгия Гулиа? У читателя обязательно появится желание каждое повествование удостоить отдельного упоминания, настолько все произведения в сборнике написаны красивым русским языком. Если первый рассказ — «Встреча» — знакомит читателя с самым тяжёлым в восприятии, какое только может касаться Абхазии, с сохраняющейся традицией кровной вражды, то в последующих повествованиях абхазы показывались замечательными людьми, страстно желающими влиться в семью народов, составляющих единое целое с другими, кто уже избавился от заблуждений прошлого, оказавшись теперь в составе Советского Союза.

Рассказом «Снег» Гулиа показывал присущую абхазам способность радоваться жизни, невзирая на невзгоды. А если кто и оставался с угрюмым выражением на лице, того всегда ожидал единственный исход — полное разрушение надежды на спокойное существование. И читатель понимал: нужно верить в лучшее, тогда всё будет хорошо заканчиваться. Это сильнее раскрыл Гулиа посредством рассказа «Шуг — Кремневая Голень», повествуя про людей, решивших дать отпор немецким захватчикам. В 1942 году абхазские земли подверглись вторжению Третьего рейха. Стойкость людей позволила превозмочь силы противника, когда каждый был готов умереть, только бы занимаемая им позиция не досталась врагу.

Войны касалось и описываемое в рассказе «Кучир из Медвежьего Лога». Но для Гулиа оказалось важнее показать, насколько малое значение имеет храбрость, проявляемая людьми в боевых действиях. Нет славы тем, кто воевал: такое чувство внушает Гулиа читателю. Отстоять страну — это не храбрость, а обязанность каждого жителя. Гораздо важнее остаться человеком после, сумев найти применение себе в последующей мирной жизни. Образцом этого и стал Кучир, для которого двенадцать медалей на груди ничего не значили, как не должны были значить и для окружавших его людей, чьей задачей являлась необходимость поднимать родную землю на ноги, оставив воспоминание о невзгодах позади.

В рассказе «Интервью Саата Ранба» Гулиа показал древнего старика, родившегося едва ли не в 1799 году. С ним приехал знакомиться американский журналист, прослышав о старике от Анри Барбюса. Но американец едва ли не сразу разочаровался. О чём бы не говорил старик, то не вызывало у него интереса. А что мог ему сообщить полуторавековой старец? Разве только как на протяжении сотни лет он оставался очевидцем кровных свар, когда один княжеский род вырезал другой, пока остальные люди продолжали страдать, в том числе и старик. Что до нынешних дней, то старец гордится ожиданием светлого будущего, всё-таки в его деревне появилась электростанция… Но и это не могло заинтересовать американца.

Есть среди рассказов «Горная баллада» — нисколько не идиллическое произведение. Скорее оно о том, как местные девушки мечтают получать образование и быть наравне с мужчинами. Похожим по содержанию являлся и рассказ «Обида», где женщина вполне воплощала силу, способная действовать наперекор обстоятельствам, становясь во главе всех деревенских процессов, о чём всё чаще начинали создавать произведения многие советские писатели. В рассказе «Возвращение» всё время изложения Гулиа готовил читателя к печальному зрелищу, так как главный герой повествования знал — ему предстоит вернуться туда, где всё разрушил обвал. Каково же будет его удивление, увидев обратное. Пусть деревню погубила стихия, местные жители быстро всё отстроили заново.

Рассказ «О том, как любил Темур» — про активиста, заставившего людей не унывать, а трудиться, покуда не прошло время уборки чая. Рассказ «Мой друг» — про другого человека, который хотел принести славу своему дому, доказав, какими богатства его деревня обладает. А вот в рассказе «День один» демонстрировалось, насколько человек способен на многое. Гулиа показал сюжет, где люди предпочли бороться с засухой, выстроившись цепочкой, доставляя воду к земле, уже тем доказывая, насколько деятельный человек способен всегда преобразовать окружающую его действительность.

Отдельным циклом стоят четыре рассказа, озаглавленные как «Рассказы Гуга Нанба»: «Заоблачный гость», «Наш Симон», «Упрямец Даур», «Караман Чкок». Гулиа взялся наглядно отобразить, насколько на Абхазию повлияло вхождение в Советский Союз. Если при царской власти ничего не менялось, то теперь в деревни стали приходить блага современности: проводилось радио и свет, сами абхазы получали возможность обучаться прежде неведомому. Ярким примером тому станет заоблачный гость — абхаз — научившийся управлять самолётом. Получив блага цивилизации, абхазы изменились и сами, готовые сражаться за торжество советской власти, не жалея отдавать за то жизни. Кто не шёл на поле боя, тот старался отличиться в тылу, хотя бы чем-то, хоть добывая белок и куниц. Кто-то догадался разводить чай, пусть и поднимаемый сельчанами на смех, зато впоследствии именно чай этого абхаза помогал солдатам на войне сохранять силы. Ещё отдельный цикл — «Рассказы у костра», в котором Гулиа продолжил рассказывать про абхазов.

Завершает сборник «Весна в Сакене» одноимённая повесть. Читатель знакомился с обстоятельствами жизни людей, о чьём поселении никто не вспоминал, настолько тяжело до него добраться. При царе с местных жителей даже налоги не собирали, так как приходилось больше тратить на процедуру сбора. Но теперь — при советской власти — в Сакене появился колхоз, число тракторов превышает количество буйволов. Скоро появится и электростанция, должная быть построенной в 1941 году, чему помешала война. Ещё и местные земли оказались богаты на природные минералы. И всё это только одно и может значить: Абхазия из забытого всеми места скоро превратится в лучший край на планете, а её жители позабудут о старых порядках, приобщившись к цивилизованному обществу.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Когда разговор касается Кавказа, то всегда вспоминаешь, насколько обитавшие здесь народы привыкли жить, обязанные поступать не во благо сегодняшнего дня, а постоянно оборачиваясь назад, порою в излишне далёкую седину навсегда канувших в небытие времён. Исстари повелось, что жизнью кавказца распоряжается обязательство блюсти право своего рода на непорочность. И если однажды происходит вражда, она более никогда не заканчивается. Ничего не могло изменить ситуацию, покуда не случилось приобщиться кавказским народам к социалистическим воззрениям жителей Советского Союза. Только тогда наступала пора образумиться, ибо иначе и быть не могло. Уже в том стоит искать положительные черты большевизма, сумевшего перебороть древние порядки на Кавказе, существовавшие там едва ли не с начала времён.

Как об этом рассказать читателю? Гулиа предложил ситуацию, согласно которой получалось, что в родные края решает вернуться учёный, некогда уехавший из Абхазии, теперь став именитым исследователем, занимающимся проблемами селекции растений, находя возможности переносить плодовые культуры туда, где о них не смели даже мечтать. Но читатель ещё не понимал, с какими проблемами учёный столкнётся в Абхазии. Покинувший Кавказ, селекционер вовсе уже не связывал себя с абхазскими традициями, тем более не помышлявший о кровной вражде, жертвой которой он мог стать в любой момент. Неважно, помнил ли учёный об обязательствах перед родом, об этом не забывали его враги. И они-то постараются до него добраться теперь, когда учёный вернулся в родные края. Не слишком ли поздно к учёному придёт осознание неизбежной кончины, должной вскоре обязательно наступить?

Читателя не покинет ощущение, насколько суровыми продолжали оставаться абхазы. Не может такого быть, чтобы кровная месть отошла на задний план. Увы, житель Кавказа обязан быть последовательным в поступках, невзирая на складывающиеся обстоятельства. Однако, мир всё-таки менялся. Ежели в каких-то уголках люди продолжали придерживаться порядков предков, то далеко не всем такое казалось возможным к продолжению существования. И читателю оставалось дождаться, насколько удачливым окажется учёный, чудом избегающий смерти. Гулиа позволит ему вовремя сбежать, бросив занятия селекцией, лишь бы уберечь жизнь? Только возможно ли подобное, ведь каким бы абхаз не являлся цивилизованным, он всё равно найдёт возможность отстоять право рода на существование.

Чем же учёный стался знаменит? Он вывел сорт лимонов, способный выдерживать минусовую температуру, вплоть до двенадцати градусов. Для Абхазии это имело огромное значение, поскольку в горах ночные температуры опускались именно до таких значений. Теперь у абхазов появилась возможность выращивать лимоны, вследствие чего сельскохозяйственный потенциал региона повышался. Неужели кровная вражда не будет забыта, всё окажется повергнутым во прах, сугубо из-за права рода Аран доказать превосходство над родом Нанда? Так бы тому и быть, не возьмись жители Абхазии за ум. Наступило время, когда о кровной вражде обязательно следовало забыть, более не вспоминая.

Безусловно, кровные враги могли быть и у рода Гулиа. Жертвой обстоятельств всегда мог стать сам Георгий. Таковы уж традиции Абхазии, на которые требовалось обращать внимание. Может не всё получалось таким гладким, каким хотелось видеть со стороны. Всё-таки в Абхазии продолжалось сохранение традиции кровной вражды, но теперь скорее осуждаемой. Иного и не могло быть в Советском Союзе, граждане которого стремились к созданию лучших условий для существования, которых только можно было достичь. Об этом Гулиа продолжит рассказывать, благо повествованием «Встреча» начинался сборник его рассказов, символически названый «Весной в Сакене».

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

После Великой Отечественной войны требовалось поднимать страну на ноги. И делать это даже там, где не велись боевые действия. Люди возвращались к прежней жизни, готовые трудиться в том же ритме, ни в чём себя не щадя. Поэтому Волошин показал в романе твёрдых характером людей, готовых дни и ночи напролёт работать, забывать про обед и сон, только бы добиваться пользы для государства. Читатель того времени мог с удовольствием принимать подобного рода трактование действительности, либо снисходительно смотреть на очередной литературный опус, описывающий жизнь таким образом, каким оно казалось потребным для власть имущих. Читатель более позднего времени недоумевает, видя готовность людей идти на самопожертвование, тогда как всего тридцать-сорок лет до того никто и не думал трудиться, себя не жалея, наоборот — требуя сокращения рабочих часов и повышение заработной платы. Но литература для того и нужна, чтобы формировать то общество, которое требуется. В Советском Союзе правильно понимали необходимость задействования писательского мастерства себе на пользу. Может поэтому, стоило Советскому Союзу рухнуть, как и литература времени его существования словно канула в ту же самую бездну.

Волошин писал о фактическом. Действительно, люди возвращались с войны. Кто-то ехал домой, иные — в другие регионы страны, подчиняясь тем или иным желаниям. Одному из героев романа хотелось ехать трудиться на Кузбасс, так как там должна жить девушка, с которой он имел знакомство на фронте. Но сможет ли он её принять такой, какой она стала? Ведь девушка ослепла. И сможет ли этот герой продолжать оставаться на Кузбассе? По Волошину, как и по другому советскому писателю, иного и быть не могло. Конечно, сможет. Ещё и много пользы принесёт.

Сам по себе роман Волошина ничего в себе особенного не содержит. Он точно такой же, какими были произведения того времени. И говорить о нём можно теми же самыми словами, ничего нового не прибавляя. Вновь сумасшедший азарт, с каким действующие лица готовы вгрызаться в землю, истощать недра без остатка, совершать трудовые подвиги, то есть слыть за передовиков. Будут и те, кто к такому откажется стремиться, сугубо из-за личных моральных принципов. С такими товарищами будут бороться, заставлять их переосмысливать понимание труда. Того требовала литература. Напиши Волошин иначе, его бы заставили подумать, насколько правильным является изложение, указали бы на моменты, которые нужно показать иначе. И уж тогда, может быть, он сможет претендовать на нечто большее, нежели смеет, — на Сталинскую премию.

Да и станет ли потомок читать роман Волошина? Может только ради интереса, каким образом жили и мыслили люди в прошлом. Либо это станет уделом интереса жителей земли кузнецкой в последующем, сугубо из-за привязки к местности. Однако, как не возникает интерес у жителей Алтая к описанию бытности советских колхозов, так и у жителей земли кузнецкой такого интереса не возникнет. Как бы не хотелось о том говорить, но то «преданья старины глубокой». С тем же успехом Волошин мог писать про Донбасс, Урал или другой регион, где добывались полезные ископаемые, либо велась заводская деятельность, смысл остался бы точно тем же самым.

Но роман был написан, удостоился Сталинской премии, имя Александра Волошина сталось вписано в историю. Теперь, говоря о прошлом, особенно касательно Кузбасса, не можешь обойти его вниманием. Так или иначе, роман «Земля Кузнецкая» соответствовал своим целям и задачам, когда-то нёс пользу для читателя.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

В 1925 году Грин написал пять рассказов, четыре из них опубликованы в журнале «Красная нива». В тринадцатом выпуске — рассказ «Победитель». В двадцать четвёртом — рассказ «Четырнадцать футов», в котором исследователи творчества нашли сходство с одним из рассказов Джека Лондона. В тридцать пятом выпуске — очерк «Золото и шахтёры». В сорок пятом — рассказ «Шесть спичек». Приходится говорить сухо, учитывая отсутствие в повествовании Грина привлекающей внимание черты. Исключением может быть лишь рассказ «Четырнадцать футов», раскрывавший обстоятельства отношения двух мужчин, бывших влюблёнными в одну женщину, как они решили выяснить, кто более её достоин. Финал у истории вышел крайне печальным.

В составе сборника «На облачном берегу» был опубликован рассказ «Серый автомобиль» — повествование, наполненное мистическими моментами. Грин старался заинтриговать, рассказывая историю будто бы задом-наперёд, тогда как события развивались линейно. Сперва главный герой смотрел фильм, увидел автомобиль, показавшийся ему знакомым, потом играл в карты, размышлял о значении джокера, после описание азартной игры, в результате чего получилось сорвать куш, где главной добычей оказался тот самый серый автомобиль из фильма. Всё это сопровождалось многочисленными рассуждениями и отступлениями.

В 1926 году Александр вновь ограничился пятью рассказами. В «Красной ниве» опубликовано два: «Брак Августа Эсборна» (тринадцатый выпуск) и «Змея» (сорок второй выпуск). В рассказе «Змея» живо повествовалось про случай, как была укушена девушка, мужчина попытался отсосать яд. В результате девушка осталась жива, зато мужчина скончался.

В семнадцатом выпуске журнала «Смена» опубликован рассказ «Нянька Гленау». В двадцатом выпуске — рассказ «Личный приём»: сумбурное повествование про умершего старика, передоверившего право истребовать долг. В тридцать девятом выпуске «Экрана Рабочей газеты» — рассказ «Чужая вина» (позже публиковавшийся под названием «Запутанный круг»).

В этом же 1926 году Грин мог написать «Автобиографию» — об этом есть упоминания на некоторых источниках, тогда как сам текст следует признать за библиографическую редкость.

Скажем столь же кратко и про короткие произведения 1927 года. В седьмом выпуске журнала «Смена» опубликован рассказ «Легенда о Фергюсоне». В семнадцатом выпуске «Красной нивы» — рассказ «Два обещания», в двадцать девятом выпуске — рассказ «Слабость Даниэля Хортона». В альманахе «Война золотом» — повествование «Фанданго». Возможно, требующее более пристального к нему внимания, чего сделано не будет, по причинам и без того понятным.

В четвёртом выпуске издания «На досуге» Грин опубликовал рассказ «Четыре гинеи», сообщив про моряка, которого всю жизнь носило по морям, пока он не пообещал умирающему товарищу доставить сундук со скарбом вдове, для чего он всеми способами будет пытаться добраться до Англии, попутно даже вынужденный плавать на утлом плоту по волнам океана. Прибыв в Англию, пропив всё заработанное, общаясь с вдовой, моряк начнёт понимать, с кем именно он должен прожить остаток отведённых ему дней.

В этом же году опубликован рассказ «Мотылёк медной иглы» — часть так и не состоявшего более крупного произведения Грина, но принятый за первую главу коллективного романа «Большие пожары» под названием «Странный вечер», имея незначительные расхождения в повествовании. Знакомясь с предлагаемым сюжетом, читатель понимал, что продолжения вовсе не требовалось, так как Грин предлагал задаться разрешением проблемы, сам же выводя самую очевидную для него причину, в действительность которой можно вполне поверить. Дело оставалось за читателем, насколько он был готов следить за новыми частями коллективного романа на страницах «Огонька».

Ещё можно упомянуть ответы Грина на анкету журнала «30 дней», озаглавленную как «Один день», — это следует считать за библиографическую редкость.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Когда была написана повесть «Сокровище африканских гор»? Возможно ли то установить? Есть точное мнение, что в 1925 году Грин сумел её опубликовать. У данной повести гораздо интереснее предыстория, нежели она сама. Исследователи творчества связывают с участием Горького в жизни Александра. Будучи тяжело больным, находившийся в инфекционном бараке, Грин не имел надежды на улучшение ситуации после выписки. Тогда и пришёл ему на помощь Горький, найдя возможность устроить Александру жилое помещение и поступление продовольствия. Чем Грин мог отблагодарить? Разве только рассказом или, может быть, целой повестью. Ещё в 1921 году он был готов отдать на публикацию произведение о Ливингстоне и Стэнли. Было и другое произведение — про Нансена, так Грином и не дописанное.

Знакомясь с содержанием повести «Сокровище африканских гор», читатель должен был узнать, каким образом европейцы спешили помочь угасающему исследователю Африки. Повествование подавалось в духе приключений. Если Грин был знаком с творчеством Райдера Хаггарда, то впору сказать, насколько близок был Александр в своём изложении. За тем досадным исключением — Грин слабо соответствовал возлагаемым на него надеждам. Писать, приблизившись к уровню Хаггарда, он не мог. Как не удавалось ему соответствовать и уровню Роберта Льюиса Стивенсона, когда на страницах его произведений оживали подростки, стремившиеся к приключениям. Но Грин прилагал старания, так как другого выхода у него не оставалось.

Читатель может знать про рассказ «Вокруг центральных озёр», опубликованный в 1927 году. Это сокращённая версия повести.

Так о чём Александр повествовал? Помочь Ливингстону — важная и благородная цель. Кто не пожелает помогать человеку, чья деятельность открыла для европейцев центральные области африканского континента? Всю жизнь Ливингстон находился в пути, обойдя неизвестные области Африки. И вот теперь он ослаб здоровьем, его силы уходили, он нуждался в медицинской помощи. И лучше было Ливингстона уговорить покинуть африканский континент, если не с целью излечения, то дабы поправить здоровье. Что же происходит на страницах? Вполне ожидаемое для такого рода литературы — долгое вступление, поскольку к экспедиции нужно основательно готовиться. Безусловно, Ливингстону нужно помочь, но и спешить не следует, поскольку можно вовсе не добраться до места, где он находился.

Действующие лица произведения начнут друг друга испытывать, будут выяснять, кто более меткий, чья реакция лучше прочих. И это всё затягивает развитие событий. Сами события обязательно последуют, уже без особого интереса для читателя.

Вновь появляется нужда сослаться на манеру изложения Грина. Не из простых побуждений публикация повести откладывалась. Что-то не нравилось издателям, Александра могли просить переделывать некоторые моменты. Да и на какого читателя Грин смел рассчитывать? В государстве хватало собственных проблем, более основательных, нежели уделять свободное место в печати приключенческой литературе, тем более об уже ставшем историей, тем более — чужой. Но читатель у Грина был бы обязательно, только не в том количестве, какое требовалось для издания произведения.

Публикация всё-таки состоялась. Благоприятных слов от критиков Александр не услышал. Вновь на него обрушились с обвинениями в неуместности излагаемого. Грин это и сам понимал, ничего другого не ожидая. Как встретил повесть рядовой читатель? О том остаётся только предполагать. И поныне к данной повести Александра не проявляют излишнего внимания, как и к самому творчеству в общем. Уже не раз говорилось, про Грина чаще вспоминают из-за «Алых парусов». Порою по иному случаю, но о повести «Сокровище африканских гор» знает чрезмерно малый круг читателей.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Мог ли Грин найти почитателя своего таланта в молодом советском государстве? Другие авторы создавали произведения в фантастическом жанре, делая то с успехом или без. А как быть именно с Грином? Фантастику он не писал, скорее отражая на страницах бытность миров, должных считаться за ожившие сновидения. Вот и теперь, беря за пример один из лучших образцов детской приключенческой литературы — «Остров сокровищ», Александр приступал к описанию удивительных событий, где главная роль отводилась юноше. Этот юноша отправится на остров, там вступит в пределы богатого замка, должный разрешить для себя ряд вопросов, при этом участвуя в жизни тамошних обитателей. Одно портило повествование — изложение истории самим Грином. Из-за этого читатель не в силах следить за сюжетом, сколько бы он не пытался это делать. Да и не было сюжета как такового, о чём Александр предупреждал с первых строк, уведомляя читателя, насколько «Золотая цепь» лишена цельности, более являющаяся раздробленным повествованием, до чего людям умным дела быть не должно.

На этом можно знакомство с произведением заканчивать. Лучше предоставить право совсем юным читателям внимать происходящему на страницах. Уж они-то сумеют понять авторский замысел, на том и основанный, что текст наполнен постоянными событиями, не требующими осмысления. Лишь действие стремительно продвигается вперёд, тогда как всё остальное не бралось для рассмотрения. И к чему же вообще читатель должен был склоняться, знакомясь с произведением? Следовало понять, какие мысли одолевают проживающих в замке, сколько мрачности в их душах, каким образом они желают с этим продолжать жить. Что до золотой цепи, то и она появляется на страницах. Но насколько это требовалось сюжету? Разве только обосновать, на какие средства был построен замок, где и происходят основные события.

Описываемое Грином не совсем рассчитано на детей. Всё-таки Александр рассказывал довольно тяжёлую для восприятия историю. Впрочем, так судить о литературных вкусах подрастающего поколения нельзя, готового внимать и не таким сюжетам. Сошлись хотя бы на творчество Александра Дюма, до сих пор пленяющее умы мальчишек и девчонок, готовых внимать всему тому, о чём писал классик французской литературы. Соответствовал бы тому же самому Александр Грин. Однако, если Дюма разворачивал полноценное полотно, волею творца забавляясь с созданными им жизнями, то Грин настолько широко не размахивался, ограничиваясь небольшими произведениями, пускай для него и бывшие довольно крупными.

Читатель всё же может уделить внимание описываемым событиям. Если того у него не получится, может найдёт другой способ разобраться, к чему вёл повествование писатель. Иногда случается полезным ознакомиться с кратким содержанием, любезно представленным сторонними мастерами пера, благодаря которым удаётся разобраться в упущенных моментах. Ничего тут нет зазорного, поскольку чтение оригинала хорошего не приносит, кроме неумения разобраться с авторской манерой изложения.

1925 год выходил для Александра богатым на романы, либо повести (смотря кому как нравится их называть), и совсем бедным на рассказы. Такой же ситуация будет и в последующем. Теперь Грин стремился создавать относительно крупные произведения, сугубо им уделяя внимание. Причин того может быть несколько, вроде такой, будто рассказы Грина уже не вызывали восторга у издателей, а значит и у читателей. Ещё причина: большое произведение оказывалось проще пристроить для публикации. Впрочем, Александру всегда было тягостно пристраивать литературные труды, особенно в молодом советском государстве, где иначе смотрели на художественные произведения. Только Грин не умел иным образом повествовать, и изменяться он вовсе не собирался.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Был ли 1924 год более выразительным на рассказы, нежели прежние? Грин продолжал писать в присущей ему манере, практически нисколько себе в том не изменяя. У него были планы крупных произведений, но и они окажутся далёкими от совершенства. Просто нужно признаться в том, насколько важно знакомиться с творчеством Александра в определённый период взросления, после которого больше никогда не возвращаться к чтению его произведений. Это суровая действительность, с которой могут поспорить только люди, кому творчество Александра подлинно нравится в силу возрастных особенностей, либо по складу ума, настроенного внимать всему, пропитанному романтикой приключений. Для прочего читателя Грин становится настоящим мучением, поскольку ни один из его рассказов не способен отложиться в памяти, за редкими исключениями. И крупной прозы Грином не написано, к которой читатель может проявить трепетное отношение. Разве только исключением становится феерия «Алые паруса», да и то до знакомства с этим произведением в зрелом возрасте.

Предлагается рассмотреть творчество Грина за 1924 год в алфавитном порядке.

Рассказ «Безногий» опубликован в седьмом выпуске «Огонька» — размышление о безногом человеке. В восьмом выпуске свердловского журнала «Товарищ Терентий» — рассказ «Белый шар», частично основанный на реальном событии, с которым Грин имел знакомство: в дом влетела шаровая молния. Александр представил эту историю в более удобном для него виде, чтобы читатель в очередной раз убедился, как в жизни много загадочного. Обстоятельства у Грина сложились так, что к кредитору пришёл должник, обязанный вернуть взятое им именно в этот день, но при этом не имевший наличности. В момент разговора в помещение влетела шаровая молния, словно насланная должником на кредитора, хотя обстоятельства в рассказе представлялись иначе. Как итог, должник выторговал себе отсрочку платежа.

В сборнике «Сердце пустыни» опубликован рассказ «Бродяга и начальник тюрьмы». В четвёртом выпуске журнала «Ленинград» — рассказ «Весёлый попутчик». В «Альманахе для детей и юношества» (приложение к третьему выпуску журнала «Красная нива») — рассказ «Гатт, Витт и Редотт». В пятом-шестом выпуске журнала «Всемирная иллюстрация» — рассказ «Голос сирены». В двадцать третьем выпуске «Рабочей газеты» (в приложении «Экран Рабочей газеты») — рассказ «Заколоченный дом».

В третьем выпуске журнала «Россия» — продолжительный рассказ «Крысолов», кажущийся примечательным для читателя, по содержанию которого приходится думать, будто Грин частично описывал самого себя. Это становится ясным хотя бы на том основании, что сам Александр не любил ни от кого ничего добиваться, согласный влачить такое существование, какое ему суждено. Это уже не тот Грин, некогда преследовавшийся за сочувствие к эсерам. Так и в рассказе главный герой выписывается из больницы, возвращается домой, находя собственную квартиру занятой. Вместо того, чтобы добиваться восстановления справедливости, главный герой решает жить тем образом, каким у него теперь будет получаться.

В двадцать восьмом выпуске «Красной Нивы» опубликован рассказ «На облачном берегу». В четвёртом выпуске «Красного журнала» — рассказ «Обезьяна-сопун» (он же «Обезьяна» в последующих публикациях). Во втором выпуске «Огонька» — рассказ «По закону». В газете «На вахте» — рассказ «Случайный доход».

Отдельной публикации удостоился стих «Не ворчи, океан, не пугай…», должный входить в рассказ «Корабли в Лиссе».

Ещё можно упомянуть заметку, опубликованную в «Литературной газете» за 1962 год — «Александр Грин о Пушкине. Заметки накануне юбилея». К юбилею Пушкина в 1924 году планировалось издать сборник, либо один выпуск газеты. Этого не произошло. Сама заметка за авторством Грина поныне не восстановлена.

Иная работа Грина — очерк «Памяти лейтенанта Шмидта», описываемый за компиляцию материалов. Сам очерк — библиографическая редкость.

Ещё одна особенность 1924 года — начало работы над романом «Король мух». Произведение осталось недописанным, нигде не публиковалось. По одной из версий часть из романа всё-таки была после представлена вниманию читателя под видом рассказа «Мотылёк медной иглы», ставшего первой главой коллективного романа «Большие пожары», но уже под названием «Странный вечер».

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Константин Седых решил поведать о судьбе забайкальского казачества в период последних лет существования Российской Империи. Рассказ об этом не может быть наполнен положительными чертами, чего не скажешь об авторском наполнении. Следует определиться, насколько несовместимо понимание казачества в той России, ставшей частью другого государства, организованного на совсем других принципах, где защита границ перепоручалась силам сугубо Красной Армии. Казакам предстояло кануть в небытие, оставшись верными своим традициям, отныне принимая судьбу обыкновенных военных, кому предстояло пересесть с коня на другие средства передвижения, либо влиться в ряды пехоты. Но это всё идеализирование, поскольку казачество в Российской Империи следовало воспринимать как за особого рода силы, находившиеся под контролем, вместе с тем — сохранявшие определённую долю самостоятельности. И вот Константин Седых взялся за повествование, в радужных тонах рассказывая, как казачество растает прямо на глазах у читателя, при этом показывая переход в иное качество, понимаемое им за более лучшее.

Роман «Даурия» изобилен на содержание. Описание событий растягивается практически на десяток лет. Впервые читатель знакомится с забайкальским казачеством, когда оно живёт присущим ему укладом, а бывалые с благоговением вспоминают об участии в войне с японцами. Ничего не предвещает новой беды, изменений в обыденности для казаков не происходило. Они с удовольствием увлекались охотой, стреляя птиц. Причём, Седых своеобразно описывал казаков, ни в чём не показывая их умелыми воинами. Наоборот, забайкальский казак на удивление плохо владел огнестрельным оружием, с трудом попадая в намеченную цель. Может и не обязан был казак таким оружием владеть, тогда как ему потребно мастерски справляться с шашкой, либо иным холодным оружием, какое было в ходу у забайкальских казаков.

Почему не сказать, к чему могли быть причастными казаки? Например, на Дальнем Востоке они не только следили за границей, но и исполняли функцию охранения при тюрьмах и каторгах. Если кто-то будет думать, что это не так, тогда на кого возлагались подобные обязательства? Константин Седых на своё усмотрение, опять же, описал присутствие каторжан в Забайкалье, наделив их стремлением к бегству. Всё-таки не нужно забывать, каков процент был именно у каторжан, находившихся в заключении по обвинению в политических преступлениях.

Следующее осмысление произведения начинается с вестей о новой войне — Первой Мировой. Согласятся ли казаки на очередную авантюру царя Николая? Памятуя, как прежнюю — с японцами — он проиграл. Но большее осмысление начинается с ростом революционных настроений. Тут-то и должен был Константин Седых показать, насколько казачество разделилось в представлениях о должном быть. Если старшее поколение отстаивало позиции сохранения царской власти, то молодёжь видела смысл в установлении большевистских порядков. То есть не красное и белое движение сталкивалось в Забайкалье, а поколение шло на поколение. Старшее поколение не принимало революционных порывов и по той причине, что казачество сходило на нет, прежние казаки становились обыкновенными рабочими, крестьянами, либо солдатами. Вот поэтому и говорилось о том, насколько Константин Седых выражал радость за отмену казачества. Оставалось только понять, зачем он так долго развивал повествование изнутри, чтобы в конце забить гвоздь в крышку гроба.

Разумеется, читателю всё и без лишних объяснений понятно. Такой являлась историческая справедливость, безжалостная ко всему, чему суждено остаться в прошлом. Но о былом нужно помнить, потому как иначе воспоминаний вовсе не останется. Итак, по прошествии времени, региональная история практически полностью стёрлась из памяти, мало кто имеет стремление о таком знать.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Ещё одно погружение в историю от Александра Островского. Теперь следовало познакомиться с зарождением в России театральной деятельности. Случилось это за двести лет до написания пьесы, поэтому произведение планировалось поставить к определённой дате. И Островский ответственно подошёл к исполнению замысла, проведя изыскательные работы, знакомясь с «Домостроем», трудами Тихонравова и Забелина, включая прочие источники. Требовалось воссоздать былое в самом близком его подобии. Возникли трудности с подготовкой к постановке, так как содержанию не хватало требуемой от пьесы театральности. Но была ли постановка осуществлена? Безусловно. Только не там, где Островский того желал. Да и в последующем к пьесе отношение оставалось прохладным. Однако, невзирая на содержание, смысловое наполнение у текста всё-таки имелось.

Задача, которую хотел Островский отразить, — показать, как на Руси происходила перемена понимания умения увеселять людей артистической игрой. С древности по краям и весям бродили скоморохи, чьё умение — интересное представление. Скоморохи могли забавно шутить, рассказывать истории, петь, играть на музыкальных инструментах, танцевать. Но чаще скоморошество сравнивается с шутовством, кривлянием без особого смысла. Главным было именно увеселять людей. Вполне очевидно, театральная деятельность стала бы восприниматься в той же мере. Кто согласится стать актёром из высшего сословия? Прежде такого не бывало, чтобы человек от власти исполнял роль скомороха. Имелось единственное исключение, когда человек признавался за блаженного.

Проблема сводилась к тому, что театр нужен не для простых людей, а для знати, поскольку иначе он ничем не будет отличаться от простых народных забав, где увеселением занимались скоморохи. Но тогда никаких отличий не будет, разве только у скоморохов появится постоянное место для представлений. Весь этот разговор кажется сомнительным, а значение увеселений на Руси словно принижается. Хоть ссылайся на испанских хугларов, французских жонглёров, либо на тех же древних русских сказителей, чьё восприятие построено на народной мудрости, выраженной посредством хорошего рассказа и артистизма. Может где-то случилось разорваться преемственности прошлого с настоящим, под воздействием ига или в качестве последствий Смутного времени, но положение в семнадцатом веке нужно воспринимать именно в таком виде, где скоморохам отводилось наиважнейшее значение для увеселения людей.

Что показал Островский? Он взял персонажа, наделил стремлением к артистизму, решив на его основе показать, каким образом происходил слом традиций. Ведь нельзя было заявить о желании стать скоморохом. А иначе такого желания понять не могли, поскольку театральная деятельность другим образом восприниматься не могла. Ежели кто захотел веселить людей, уважаем в обществе быть не может. Да и человеком, претендующим на уважение, ему с той поры не бывать. Как не пытайся себя преподносить, исправить положение не сможешь. Разве только станешь скоморохом не на народных гуляниях, а для узкого круга избранных, куда будут входить царь и его приближённые.

Примерно так трактуется содержание пьесы. Сюжет сам по себе кажется примечательным. Мало кто задумывался о театре в Русском царстве, но он имел место быть. Существовали и проблемы, вроде отсутствия драматургии непосредственно в России, но они не заставят себя ждать, пусть и появившись относительно поздно, когда необходимость существования театра не ставилась под сомнение. Впрочем, до настоящей театральной деятельности всё равно было далеко, ситуация начнёт исправляться ближе к наступлению века уже восемнадцатого, невзирая на слабость позиций именно русской театральной школы, продолжавшей уступать актёрским труппам из Италии, Франции и Германии.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее