trounin.ru

Смерть иногда ходит стороной. Пример доступен тому простой: «Белая ночь», в Петербург приходящая. Разве ни о чём не говорящая? Не умирает день, значит возможно жизни торжество, способно преодолеть неизбежное любое естество. В год девяносто четвёртый Дмитрий писать поэзию продолжал, но про смерть говорить никак не забывал. «Развенчанный лес» — смерти мотив, «Краткая песня» — к весне очередной призыв. А есть и «Пчёлы» — стихотворение, где Дмитрий вспомнил про наваждение. Есть радость на земле — на пчёл посмотри. Живут они в радости, проводя в труде дни. Может райской свою жизнь понимают, о чём люди всё равно не узнают.

В стихотворении «Дети» — Дмитрий ангелам детей уподобил, забыв об одном… иногда ребёнок себя так ведёт, будто одержим чертом. А если говорить о прочем, про существование единственной заповеди — жить: со стихотворением «Эту заповедь в сердце своём напиши» — трудно забыть. В общем, о чём бы не брался Дмитрий теперь повествовать, мог всё разом собирать. Как есть стихотворение «Поэт», где даётся ясный ответ — сколь не будь беден и бездомен творец, для него свобода — краеугольный камень и сущего венец.

Из прочих стихов упомянем: «Снег», «Песня солнца», «Песня вакханок», «Голубое небо», «Весеннее чувство», «Осенью в летнем саду», «Успокоенные», «Осенние листья», «Мать», «Сталь».

В девяносто пятом году Дмитрий про «Леду» писал, как Зевс-олимпиец пред нею лебедем предстал, о чём читатель и без того осведомлён, о плодах того мига в мифах прочтём. Писал Дмитрий и про «Иова», страдающего от болезней, Бога за них благодаря, как бы не противилась, не заставляла иначе думать жена. Восхищался Дмитрий мужами меньшей древности: «Леонардо да Винчи» и «Микель-Анджело» — его герои. Конечно, мог поэт слагать стихи и во славу ахейцев, покорителей Трои.

Кратко перечислим следующие стихи: «Зимний вечер», «Рабство любви», «То, чем я был», «Не надо звуков», «Тёмный ангел», «Пустая чаща», «Скука», «Март», «Ноябрь». Без даты значатся: «Молчание», «Любовь-вражда», «Одиночество в любви», «Проклятие любви», «De Profundis», «Что ты можешь?», «Старость», «Две песни шута», «Нирвана».

В девяносто шестой год жар поэта начал угасать: «И вновь, как в первый день созданья» — Дмитрий переставал желать. Думал он: не мыслить — счастье это. А что ещё поведать во строках? Стихотворения: «Родное», «Увы! Что сделал жизни холод», «Перед грозой».

Девяносто седьмой год — ещё одно стихотворение с названием «Спокойствие», показало оно Дмитрия, стремившегося в смерти видеть удовольствие. Говорил поэт про Бога, покинувшего людей, и про род людской, на дно опускающихся — к смерти морали скорей. Из других стихов: «Зимние цветы», «Воля», «Синеет море слишком ярко».

Девятисотый год: «О, если бы душа», «Детское сердце». Девятьсот первый: «На озере Комо», «Парфенон», «Титаны», «Так жизнь ничтожеством страшна», «Двойная бездна». Девятьсот второй: «Трубный глас», «Молитва о крыльях», «Весёлые думы».

Так говорить об опытах поэта как? Взыскательный читатель скажет: мрак. И с каждым годом дело обстояло хуже, барахтался поэт в мельчайшей луже. Не шли его мучения на ум, воспринимались за посторонний шум. Ни строчки запомнить не удавалось, из памяти всё удалялось. А в чём сила поэзии? В желании понравившееся повторять. Но как к Дмитрия трудам сие применять? Говорил он для себя, публиковать не требовалось совсем. Если не современник, то потомок оставался к поэзии Дмитрия глух и нем. Разве творил Мережковский стихи? Да, творил. Если о том кто и помнил, давно позабыл.

Автор: Константин Трунин

Дополнительные метки: мережковский вирши критика, анализ, отзывы, рецензия, книга, Dmitry Merezhkovsky Poetry analysis, review, book, content

Это тоже может вас заинтересовать:
— Перечень критических статей на тему творчества Дмитрия Мережковского