trounin.ru

Год восемьдесят восьмой — мыслей радужных поток. Дмитрий отстранялся от прежних забот. Иначе на обыденное смотрел. Может дышать полной грудью захотел? В зиме не видел он тоски, замечал великолепие весны, осенью ничего не увядало, стихотворение «Уж дышит оттепель» об этом сказало. Тему тремя четверостишиями «Летние, душные ночи» продолжил, «Кой-где листы склонила вниз» — про дождь и каплю на листе вспомнил. Под солнца лучами счастье ощущал, «В тёмных, росистых ветвях» Прометей у него плаксивым стал. Но на «Смерть Всеволода Гаршина» был омрачён, стихом «Друзья, вот бесконечный ряд могил» — вторит тому же он.

В восемьдесят девятом: «Дома и призраки людей», «Мы в одной долине», «Трепетные зори». Писал Дмитрий о думе своей, про любовь, о мире — таковые его тогда устои.

В год девяносто первый «Как странник путь окончив дальний» стих написал, в речи о возвращении домой торжествовал. Вечный сумрак и покой стен родных стороной поэта обходил. Хорошо, оное теперь вновь ощутил. Мысли о смерти будоражили снова, «Как от рождения слепой» — того основа: сколь человек не стремись смертный удел понять, слепым в данном плане он будет постоянно пребывать.

Год девяносто второй: «Я бы людям не мог рассказать», «Парки», «Свет вечерний». Не дано никогда всё сущее понять, Дмитрий в мыслях такой же скверный.

К девяносто третьему году оживление, снизошло свыше благословение. У Господа Дмитрий помощи просил, стихом «Певец» в том сам себя он убедил. Оказался способен верить в чудеса, стихом «В лесу» он убедил себя. «Нет, ей не жить на этом свете» — Дмитрий продолжал, кому-то путь к небесам указал.

В «Спокойствии» позиция мировосприятия почти не поменялась, ещё бы у прочих иллюзия о Всевышнем иною сталась. Зачем дрожать всю жизнь, молиться постоянно? Бремя давит сильнее, пока уходит время непрестанно. Не прощения нужно просить, а прощать! Прощать того, кто жизни дал право существовать. Уверен Дмитрий, от жизни ничего ждать не требуется. Скажем за него так: прав тот, кто перед смертью не исповедуется. «Серый день» — таким стихотворением Дмитрий в том убеждал. Разве поэт не такое наставление читателю давал?

Вот поэма «Расслабленный». Некий Евлогий (благодетелем явленный) — продал имение и нищим деньги раздал, добродетельным быть пожелал. Увидел на улице безногого, взялся за ним присмотреть. Целых пятнадцать лет предстояло ему страдальца терпеть. Кормил, поил, за отца принимал, почтения к себе он видеть не желал. И не увидел, будучи оскорбляем всякий раз. Евлогия безногий втаптывал в грязь. Как не возроптать? Евлогий возроптал. Да в христианской вере к сему подвигу всякий побуждал. Ибо следует любить, пусть не видишь любви в ответ: любовь — это казнь, тяжелее которой нет.

Из других стихов за девяносто третий год: «Цветы», «Morituri», «Дети ночи», «Изгнанники», «Неуловимое». Писал Дмитрий про для него важное, для души необходимое. Есть такое, к чему дороги не найти. Не рви ничего, если рвёшь ради суеты. Ну и про Цезаря Дмитрий стихотворение сочинил, как возвеличиваемым правитель Рима был.

Понял читатель — муза в Дмитрия порывах стремилась укрыться. Думал поэт прозой закрыться. К тому шёл Дмитрий, мысль негоже лишь рифмой выражать, если умеешь доходчиво без рифмы думы излагать. Другого не дано — к тому стремиться всякий должен, в ином случае окажешься безмолвен. Поэтом быть прекрасно, но до поры, поскольку не так уж продолжительны лирики дни.

Автор: Константин Трунин

Дополнительные метки: мережковский верлибр критика, анализ, отзывы, рецензия, книга, Dmitry Merezhkovsky Poetry analysis, review, book, content

Это тоже может вас заинтересовать:
— Перечень критических статей на тему творчества Дмитрия Мережковского