trounin.ru

Уланда с избытком, по нраву Василию пришёлся немецкий поэт. Кто-то скажет — это было много слишком, но осуждающих за порыв такой нет. Отчего бы и не Уланда переводить, если то близким по духу казалось. Иногда такие сюжеты трудно забыть, оттого им уделять внимание и оставалось. Но чаще краток Уланд сказывался, особенно в Василия переводе, на разные сюжетные линии смысл не раскладывался, а может был тогда Уланд в моде. Давайте посмотрим на остаток в балладном ремесле, скоро Василий покончит с оным, отражал во строках мысли и тягости все. Надо признать, вклад в стихотворство у Жуковского стался огромным.

Вот баллада «Алонзо» — из Швабии действие в Испанию перенесено. Оказалось по сюжету грозно — сердце юноши умереть с тоски мгновенно должно. Случилось певцу возвратиться из далёких земель, его девушка должна ожидать, не думал он предстать средь потерь, любимая его в гробу обречена лежать. Умерла! Сражена неизвестным недугом. Оборвалась струна! Не попрощалась с лучшим другом. Прознав про то, сердце певца остановилось… да знал бы кто, его красавица от мрака смерти отстранилась. Восстала из гроба мёртвая, на удивление ожившая. Увы, теперь уже душою чёрствая, сама от горя по Алонзо себя едва не убившая. В монастырь ушла, затворилась от мира она. Так гласит баллада сия… Говорят, история такая в Швабии на самом деле была.

«Старый рыцарь» — о воине повествование, в крестовые походы ходившем. Родилось в народе о нём предание, ради цветения оливы после жившем. Когда на Святую землю пришёл, ветку оливы на доспехи повязал, бой с сарацином после вёл, но её никогда не снимал. Теперь он в краю родном, ветку оливы во дворе дома рука посадила, каждый день вспоминал он том, как ветка та его в Палестине хранила. На склоне лет вздыхает старик, терзаем думами о прошлых годах, важным оказался для существования тот краткий миг, смыслом жизни навечно для него став.

Баллада «Братоубийца» — свежий перевод. Через три года от её публикации Жуковский собственный вариант осуществил. По её сюжету на искупление человек идёт, грех тяжёлый на нём — брата он убил. Бредёт туда, где Дева Мария прощает подобных ему. Всё равно в аде гореть, но смягчение кары будет даровано. Гореть не в худшем кругу, где пребывать убийце место уготовано. Понимал человек: жизнь страшна, а смерть — страшнее. Ведь сам себя обрек, потому и судьба должна быть к оступившемуся злее. Бредущий за спасением — в цепи ноги заковал, должен муки терпеть, он облегчения страданий оттого и желал, мог лишь прощения Девы Марии хотеть. Она простит его, когда все соберутся под сводом пещеры, возьмёт нещадно всего — исповедника католической веры. Разойдутся паломники, он останется ниц лежать, когда же о нём вспомнили, поймут — его уже не поднять. Убийца умер при молитве, смертью грех частично искупив, может теперь в аду он пребывает в битве, в кругу лучшем место добыв.

Теперь про ещё две Жуковского баллады озвучим речь, работа над текстом которых велась, но Василий решил их на забвение обречь, мечта о переводе не сбылась. Ещё в 1807 году брался за из Бюргера перевод, желал «Леонардо и Бландину» перевести, но у яблони сцена замрёт, когда приедут свататься к девице женихи. Вполне очевидно, она любила парня простого, не ценившая прелестей положения и не взиравшая на злато. Скажем и про балладу «Царский сын и поселянка» немного, чтобы за 1832 год было более Уландом творчество Василия богато. Становилось известно, красавец-правитель доехал до ручья, а дальше уже было Жуковскому не интересно, может не желал видеть девиц в окружении сего царя.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Помнит читатель «Балладу о старушке»? Сходного мотива Жуковский и в «Рыцаре Роллоне» решил придерживаться. Только тут речь пойдёт о монастырском служке, пожелавшем от подарка сатаны воздерживаться. Изначально, откуда Василий черпал вдохновение, Уланд про разбойника из Швабии сообщал, Жуковский об иных местах сложил стихотворение, куда действие и помещал. Не так важно, чем человек жил, преступности предпочитая творить, оттого он сатане и мил, должен рабом владыке ада служить. К тому и поведётся в строках сказ, к тому сюжетная канва подойдёт обязательно. Так о неизбежности наказания Василий поднял глас, писал балладу о разбойнике старательно.

Рыцарь Раллон — смеялся Василий, вероятно. Хоть не дал панталон, но всё-таки вёл тот рыцарь себя неопрятно. Забывчивым оказывался, не в то время на дело шёл. Как ещё за главаря он сказывался? Если лада с собой не обрёл. Понятно, разбойничье ремесло любит ночь, под мраком следует преступленье совершать, и всё же человек не может себя превозмочь, в темноте зрением не дано обладать.

Пока излишне черно, заметил рыцарь свечение в часовни окне, зашёл он туда на мгновенье одно, вскоре отбыв на коне. Заметил позже — перчатку забыл, щитоносца отправил принести забытое, а тот, вернувшись, белее белого был, рассказав им открытое. Там с перчаткой в руке восседает чужак, прожигающим взглядом взирает, отдавать не пожелал никак, о Роллоне он знает. Что делать — поехал рыцарь сам, вступил в разговор с чужестранцем, не сразу распознав обман, не распорядился представленным шансом. Обе перчатки на год отдал, взамен получив лошадь вороной масти, тогда же его страх обуял, он в монастыре решил избежать напасти. Пройдёт год, явится сатана за разбойничьей душой, ничего не спасёт — отойдёт Роллон в мир иной.

Оттого и сходен мотив — сатана пожелал обрести себе во владение души людей, преступлением живших, а те — чашу горя испив, решив грехи замолить, будто проступки тем искупивших. Теперь же, отличие существенное в том, не стал Жуковский расписывать борьбу со слугами ада, ибо сразу явился дьявол в божий дом, так как не кому-то другому — ему, властителю ада, полагалась сия награда. И рыцарь пощады не просил, ещё по получении коня смирившийся с судьбой, он живым себя ещё тогда похоронил, не подумав, что благодарность за перчатки будет именно такой.

Как умер Роллон? Мгновенно смерть наступила. Увидел сатану он, острая боль грудь пронзила. То конь ударил копытом в грудь, как тут же отошла душа, не успел Роллон вздохнуть, рухнув, уже не дыша. Поднялся от тела дух, сел на подарок сатаны. Тут бы сказать: прошёл в Мордоре слух, но до такого сюжета ещё сотня лет должна пройти. Воссевши на коня вороной масти, вслед за владыкой ада поскакал, его ждали другие напасти, о которых никто из живых не знавал.

Можно по-разному трактовать необходимость создания именно данного сюжета. Видеть причины, мечтания или огорчения. Зачем проникать излишне в думы поэта? Оставим для угодного читателю истолкования. Стало любимым действием литераторов той поры (и в России в той же мере) — неважно, были или не были правы, находя для героев искать им угодное в дьявола возможностях вере. Вот пример из многих — рыцарь Роллон, пытавшийся за перчатки обрести в должники владыку ада, да обманут был, ведь не рассчитывал он, что быть слугою сатаны — единственная за это награда.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Баллада переведена Василием Жуковским в 1832 году

Буря бушует… не одолеть. Словом не успокоить гнева стихии. Неважно, что под бурей иметь, случается такое и в России. Во Франции бывало не раз, стихия обнажала язвы, становилось ясным то для глаз, но не добились люди правды. И прежде волны вперёд гнал человек, не боясь бурного течения, разбивало плот с ним о брег, отчего усиливались среди людей волнения. Кого тогда показать, кто достоин сойти за пример? Кто способен с толком править? Может, сам Карл Великий… или некий его пэр? Дабы это понять, Уланд балладу сочинил, хотел он показать, кто мудрее из предков наших был.

Все пэры короля и сам король — собрались в Палестину: принять крестоносцев юдоль, помочь опрокинуть мавров на спину. Но им предстояло плыть, чего они не умели, в море немудрено себя забыть, того вовсе они не хотели. Будет буря на пути, так важная для человеческих качеств понимания. Выскажут пэры мысли свои, зная, напрасны пред стихией старания.

Один укорит судьбу за невозможность волны мечом покорить: удары наносить бесполезно, другой посетует — корабль от ветра щитом не закрыть: рассуждает вполне верно. Набожный человек в бурю к Богу обратится. Лишённый веры — к милости небес примется взывать. Никто на корабле не желает с жизнью проститься, способ пересилить буйство стихии нужно узнать. Музыкой перебить забортный рёв? Песней ветра свист не унять? Хватит ли для вариантов слов? Всё можно и без того понять.

Внимание к королю, он почему-то у руля. Карл не выражал эмоций никаких. Он правил, путь средь волн ища, не слушая ни тех и не слушая других. Он правил верно, как никто управлять не мог. Пусть было скверно, Карл должен дойти до места в срок. Он только молчал, ничего никому не говоря, может об участи ожидающей не знал, зато не терял при трудностях себя. В том его заслуга, ведь недаром Карл меньше всех задействован во строках, не должен знать он испуга, выражать сомнения страх.

В том и мораль — государь обязан железным нравом обладать. Разве станет жаль, если будет он на смерть неугодных ему осуждать? Что до Уланда, видел он возвышение Наполеона, не знавшего преград, чья политика — движение вперёд, никак не оборона, чему никто из немцев не рад. Перед императором французов Германия стояла, все её герцогства и прочие владения, блокаду Англии она устроить мешала, как и царя Александра возражения. Как бы в Европе люди не роптали, не их ропот Наполеону важен, сами европейцы толком не знали, каким образом механизм управления над континентом должен быть налажен.

Но отойдём на двадцать лет вперёд, на Россию обратим взор, Жуковский за сей баллады взялся перевод, и заслужить за то мог от ненавистников царя укор. Что случилось в двадцать пятом году? Декабристы восстали. Написано сталось на дворянском роду, чьи отпрыски почву потеряли. Чем не буря, от которой должен каждый роптать? Разве должен царь, брови хмуря, виновных в содеянном прощать? Это Великий Карл с бурей бороться не умел, поскольку ветер навис над ним. Да никогда Карл не имел в Палестине дел… оттого и нужно разобраться в мыслях самим. Хорошо: жесток правитель, чья воля не всегда понятна народу. Был бы он просто ветра ловитель, пропускающий через себя дуновение год от году. Он же — кормчий корабля Государство, не должный держать за действия отчёт, даже принимай это за коварство: не имей твёрдости — пойдёт в расход.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Баллада переведена Василием Жуковским в 1832 году

Тот Роланд, что пал, о ком жонглёр баллады слагал, вот он — молодой телом и душой: парень — идеалам верный — простой. Пока ещё птенец, ценитель ребячьих забав, не ведал даже отец, как молоко обсохло на губах. Меч ещё не доверишь, разве дашь носить щит, пока в деле не проверишь, сын будет забыт. И вот Великий Карл, франков король, призвал пэров талисман добыть, узнает тем, силы осталось сколь, чью удаль ещё стоит ценить. Та реликвия у великана в густом лесу хранилась, она ему неуязвимость придавала, легенда о том для Карла не забылась, потому его десница на Арденны указала. Кто вернётся с талисманом, тому почёт, кто вернётся с обманом, того пощада не ждёт. Пойти и Роланд юный напросился, щит обязался за отцом носить, в том лесу он сам для себя открылся, ему предстояло талисман добыть.

Нехитрое дело — великана одолеть. Давид победил Голиафа в былом. Разве Роланду не дано того суметь? Ведь не один он — едет с отцом. Четыре дня плутали по лесу, три ночи не знали покоя. Не придавал Роланд значение щита весу: держал уверенно, всегда стоя. Привалы свершались, краткими быв. Другие пэры за талисманом гнались, про сон словно забыв. Кому одолеть великана предстоит? Но где великана искать? Может его след давно в Арденнах забыт… Тогда о талисмане остаётся мечтать.

Однажды, при свете ночного светила, блеск разглядит Роланд в мраке. Левая рука его отца от сна не разбудила, правая — приготовилась к драке. Дерзости юный воин провозгласит, посмеётся великан изрядно, сломает Роланд копьё о его щит, пойдёт бой для рыцаря не ладно. Важно храбрым быть, одолеть тогда сможешь врага, потому великан уже кровью омыт, талисман сжимает Роланда рука. Одолел юный воин противника в честном бою, ничего с тела не взяв, доказал храбрость перед собой свою, ни в чьих глазах героем не став.

Не скажет отцу, как великана бил. Талисман не покажет. Не надо ему, чтобы кто-то ценил, придёт время — сам расскажет. Найдут с отцом тело поверженного врага, от того малое осталось: отсечена у трупа голова. Может Роланду это показалось? Да нет ни руки отрубленной, ни вражьего щита, ни кружки, едва пригубленной, ни поясного ремня. Ничего нет, кто-то растащил. И талисмана нет… кто же опередил? Как держать перед Карлом ответ?

Понятно становилось, когда шли домой пэры из Арденнского леса. Их естество утомилось, придавали части великана их подвигу веса. У одного голова, у второго — щит… у отца Роланда только слова, их и говорит. Говорит не о потерянных днях, он на талисман у сына взирал, в каких же потерялся снах, если глаза на подвиг закрывал. Роланд ответит ему: всего-то подрался, там мало было дела одному, нисколько не старался.

Читатель простит за пересказ. Но о чём сообщишь, кроме поведанного во стихотворных строках предания? Уланд сочинил прекрасное для нас. Мы же оценили Жуковского в переводе старания. Ожили былины франков, героев веков прежних. Вспомнили про деяния Великого Карла и пэров его. Были у владыки французских предков подвижники из верных, готовые биться до смерти за властелина своего. А тут Роланд — воистину птенец. Способен оказался щит за отцом носить, смог бы и меч, как в сказках, кладенец. Не станем свыше положенного дальше о балладе этой говорить.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Бритва Оккама — для ранней поэзии Людвига Уланда нужна. Подобие из Оссиана — дополнит она. Не одной Швабией следует жить, важно смотреть за пределы родного края, потому потребовалось правки вносить, что проделал Жуковский легко, почти играя. Взялся он за молодого поэта всерьёз, убрав из поэзии немца длинноты, да не станет лить читатель слёз. Где ещё такой красоты строки найдёшь ты? До бесстыдства лаконично, душу пронзает неимоверно, словно жить — для человека вторично, а существовать — вовсе скверно. Жизнь будто далась на краткое мгновение, дабы о тебе кто после в малом количестве строк балладу сложил, чтобы родилось стихотворение, которым род людской для себя оправдание умело находил. Мораль всегда едина — за грех обязательно придёт воздаяние! Относитесь к другим терпимо, иначе и вас коснётся такое же страдание.

Вот «Мщение» — баллада… в двенадцать строк. Давалась человеку награда, иную принять он не мог. Слуга рыцаря убил, замыслив сам оным стать, мыслью о рыцарстве жил, не будут его унижать. Под покровом темноты, вонзив в господина остриё, бросил тело в воды реки, думая: теперь его всё. Облачился в латы, воссел на коня, поскакал. Впереди переправа, править конём верно не смог. Долго читатель не томился — вскоре узнал: конь сбросил седока, тот под мостом и утоп.

«Три песни» — баллада в двадцать строк. Тут давалось представление о нравах севера. По сюжету скальд на смерть конунга обрёк, ибо душа его в справедливость верила. Конунг Освальд песни пожелал, вышел скальд с арфой и мечом. Долго конунг ему не внимал, вскоре стался рассечён. Хватило скальду громогласно заявить, песен так и не сложив, за сметь отца он пришёл конунга бить, его выпады в честном бою отразив. Пока Освальд меч доставал, готовясь порыв скальда остудить, свет в глазах его погасал, сумел убийца главу пополам разрубить. А третья песня сказана была уже над трупом, скальда ослабли уста — в мире мёртвых теперь раскаивается конунг о проступке глупом: совесть сына перед отцом чиста.

Баллада «Геральд» — предание об одном конунге славном, Швецией с Данией он правил. Держал он часто верх в подвиге бранном, но жизнь при странных обстоятельствах оставил. С войском путь через лес лежал: лес, пугающий северян. И Геральд перед его могуществом не устоял, почил навечно там. Явились созданья — духи природы: они приложили старанья — пропал Геральд с войском на годы. Известно лишь, как в таинственности люди растворились, фей поддавшись очарованью. Видно, устав от боя, дружелюбию мира они покорились, дав родиться в народе преданью. Один Геральд не поддался веселью, мрачно он оборону держал, оттого в лесу обрёл он келью, поднимая меч, когда его ветер обдувал. Биться Геральд готов, поныне в том лесу он в забвении бьётся, но кончается поток слов, прекраснее, чем у Жуковского, увы, их не найдётся.

Да, бритва Оккама к месту пришлась. Хотелось бы такое видеть в личного сочинения Василием баллад. Ведь и у него длиннота противная прижилась, придающая объём, но расстраивающая ровного повествования лад. Полезно лишнее отсекать, сколь не жалей трудов, так тяжело поступать: не каждый это делать готов. Ладно прозы сочинитель, допишет без затруднений. Поэту проще стихотворение заново переписать. Только как избавишься от многих сомнений, муза не может вечно в залоге душу держать. В том и беда — чужое готов кромсать без сожаления. Своё же — никогда: никакого в поэте нет на то сомнения.

Автор: Константин Трунин

» Read more