trounin.ru

Цикл «Четвероевангелие» | Книга №3

Борьба против системы приводит к установлению другой системы! Это единственная истина, которую нельзя оспорить. На закате оставшихся лет, о чём Золя не знал, он написал роман против общества, предсказав тотальную деградацию. Сам Эмиль не увидел роман опубликованным, так как отравился угарным газом. Знающие о его жизни понимают, то сделано было специально. Не мог Золя погибнуть таким образом, когда он своими воззрениями мешал едва ли не всем.

Произведение «Истина» заканчивается в престарелом возрасте главного героя. Буржуазия одержала окончательную победу, большинству людей доступно лишь начальное образование, перед человечеством обозначилась печальная перспектива. Такой вывод удивителен из-за того, что установлению этого как раз и способствовала деятельность людей, желавших перемен в лучшую сторону. Например, их не устраивало католичество. Вместе с тем общество предпочитало молча наблюдать за происходящим.

Основной сюжет коснулся отнюдь не капиталистического устройства мира. Золя рассказал историю про человека, желавшего добиться справедливости в отношении осуждённого еврея, обвинённого в изнасиловании и убийстве мальчика. В основе описываемых событий лежит сходное по духу дело — обвинение Дрейфуса в государственной измене. Вместо армии Золя обрушился на религию. Приводить сравнительную таблицу не требуется. Нет цели детально разбираться и соотносить одно с другим. Важен общий фон.

На примере главного героя Золя показал отношение общества к обвиняемому. Важные для следствия свидетельства люди предпочитали не разглашать, чем потворствовали настоящему насильнику и убийце. Спустя годы, когда страсти утихнуть, люди начнут говорить. А после и вовсе всем станет безразлично, что давным-давно происходило в действительности. Никого не будет интересовать, почему человек оказался в заключении, ежели виноват был не он. В будущем всегда пересматривают отношение к прошлому. Что сейчас является резонансом, завтра скорее всего забудется.

К конфликту обвинённого в убийстве человека, Золя добавил личную трагедию проводившего расследование, решившего жениться на католичке. На глазах читателя развивается ещё одна трагическая составляющая произведения. Вновь позиции истины оказываются расшатанными. Жена главного героя истово верит в непогрешимость святых отцов, тогда как виновным в изнасиловании мальчика мог быть именно священник. Гораздо хуже становится впоследствии — уже дочери, проникшиеся воззрениями матери, выступают против здравого смысла и родителя.

Подумать только, представленные на страницах капуцины продавали места в раю. Принимались заявки касательно любых пожеланий облика посмертной обители. Люди завещали всё имевшееся у них имущество, дабы не испытывать неудобств на том свете. Как после такого относиться к религиозным деятелям, ежели не как к аферистам? Золя уверен, от имени Бога говорят только трусы и глупцы, которым неведом истинный Бог, чью волю они будто бы стараются донести до земной паствы. Логично предположить, что в ад попадают прежде посмевшие говорить от имени Бога, а следом за ними нарушители заповедей. Почему? Вспомните историю Люцифера.

Главной виновницей случившегося на страницах «Истины» является католическая церковь, уверившая людей в возможности прощения грехов при покаянии. Совершая преступление, человек замаливал проступок, чем очищал совесть и продолжал спокойно жить, не опасаясь снова преступить заповедь, так как всё равно будет прощён. Знание этого допускало вседозволенность, продолжавшую сопровождать деятельность католической церкви. Поэтому, когда истина будет установлена, виновный в преступлении продолжит считать себя честным членом общества, заслуживающим места в раю.

Впрочем, католичество теряет позиции к концу произведения. Общество стремительно меняется, отказываясь от веры в Бога. И тут возникает недоразумение, поскольку бездуховность приведёт к более худшему результату. Должный научиться мыслить самостоятельно, человек подпадёт под влияние необходимости зарабатывать на пропитание, возведя в культ существования деньги.

Так ли важно, какова истина на самом деле? И стоит ли за это бороться? Стоит, ибо если не ты, то иной фанатик идеи разрушит нынешнее общество своим благим побуждением, дав дорогу последователям, чья борьба сведётся к насаждению отличных от прежде имевших место предпочтений. Вот Золя боролся, вот он умер, чего он опасался — того не случилось. Значит, уберёг человечество от отупения и деградации.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Матери несут крест за своих детей, но некоторые из них способны подать сыну-палачу копьё, ежели он о том попросит, чему конец он бы в тот момент не желал положить. Если правда уничтожается во имя другой правды — это проявление насилия. Никакие причины не станут оправданием агрессии, в том числе и проявляемой мирным образом. Но материнский лик не должен разрешать кровавые замыслы сменяющихся поколений и потворствовать проявлению ювенального бунта. Одно исключение возможно — это «Мать» Горького.

Прежде, когда Горький опубликовал произведение «Фома Гордеев», в сюжете не оказалось важного элемента для формирования личности главного героя — матери. Его мать умерла, породив родовое проклятие. Требовалось исправить то упущение, для чего Горький взялся привнести в следующий роман необходимые изменения. Теперь сперва умирает строгий отец, поручая жене дальнейшее воспитание сына. И тут надо сразу оговориться, до того аморфная мать, так и продолжит оставаться в подчинении, только уже сына. Лишённая собственного мнения, она слепо будет протягивать сыну то самое копьё, которым юное чадо будет пронзать государственное устройство.

Откуда Горький взял такую мать? Из каких тёмных закоулков она обозначилась? Она не могла не знать, что Российскую Империю лихорадило на протяжении полувека. Социальное напряжение росло и почти было готово перехлестнуть через край. В сюжете ещё не случилось русско-японской войны, а значит до роковых волнений 1905 года осталось недолго. Перед пиком всеобщего недовольства, в стране имелись люди с философией муравья — исполнявшие им порученное, без мысли обрести право на личную точку зрения.

Мать главного героя романа Горького плывёт по течению революционных порывов общества, не понимая, чем это грозит. Она рада видеть сына счастливым, чем бы он в действительности не занимался. Задумай сын убить себя, ей предстояло помочь ему. Данное мнение кажется кощунственным, однако, помогая сыну вести запрещённую деятельность, итог которой — смертная казнь, она уже только тем способствовала гибели сына.

У кого есть желание видеть в произведении религиозный подтекст, тот найдёт оправдание любым преступлениям, благодаря присущим ему благим помыслам. Каждый бунт — предвестник ещё больших проблем. Допустимо вспомнить Христа. Но разве его мать несла крест на Голгофу? Христос сделал осознанный выбор, понимая, никаким иным образом он не донесёт до людей своих воззрений, если не погибнет за них насильственной смертью. Последовала реакция мотивированной жестокости, выродившаяся в травлю всех несогласных, подобно Христу шедших на пересмотр прежних воззрений.

Главный герой горьковского произведения недоволен текущим моментом, желая перемен. Не имея жизненного опыта, он используется другими людьми для воплощения их амбиций. Он стремится знать правду, устраивает заседания, обдумывает действия с товарищами. Однако, почему о правде должен кто-то говорить? Почему правда не исходит изнутри человека, о ней не знающего? Скрытая от внимания информация — не всегда является правдиво изложенной. Поверить ей — равносильно разрушению покоя из-за свойственной людям мнительности. И тогда они поднимаются и строят баррикады. Вслед за ними идут их близкие, в том числе и матери: дабы остановить, не позволив свершиться непоправимому.

Есть в русской литературе особый тип женщин — тургеневский. Кроткие создания с виду, они готовы поддержать революционные порывы любимых мужчин. Самоубийственное мероприятие не смущает их, готовых помогать строить баррикады и взбираться на них для выражения активной гражданской позиции. Любимый всегда скатывается с вершины хладным трупом, попадая в объятия осиротевших женщин. Им остаётся лезть на вершину самим, ибо иного смысла в жизни они не видят. «Мать» Горького такая же.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Верить действующим лицам художественных произведений нельзя, какими бы убедительными они не представлялись на страницах. Допустимо проявлять симпатию или антипатию, но надо сразу понимать — есть единственное заинтересованное в происходящем лицо, коим является писатель. Он испытывает необходимость вызвать ответные чувства, побудив читателя к определённому ходу мыслей. Особенно это полезно знать, когда дело касается разрешения важных общественных заблуждений. Одним из таковых в XIX веке стала борьба медицины за поголовную вакцинацию против оспы, находившая «разумное» сопротивление пациентов, умиравших от «спасительных» инъекций.

Главный герой произведения «Доктор Терн» на склоне лет оказался в непростой ситуации. Он успешно вёл деятельность, пока в 1896 году в Лондоне не случилась вспышка оспы. Теперь у главного героя появилось время заново осмыслить прожитую жизнь, о чём он расскажет пожелавшему ознакомиться с его историей.

Начинается всё в Центральной Америке, куда перебрались обедневшие родители главного героя. Там же читателю предстоит столкнуться с разбойничьим нравом местных жителей, мешающих спокойному продвижению добропорядочных джентльменов. Прошлое рассказывается словно бы для затравки интереса читателя. Какие же таинственные события ожидают впереди? Куда выведет путь беглецов, решивших ускользнуть от головорезов? Согласно Хаггарду, попасть им предстоит в очаг оспы.

Казалось бы, действуй главный герой во имя спасения заблудших душ пациентов, некогда восставших против вакцинации, а теперь пожинающих плоды неразумения. Может их пример станет другим наукой. Ничему не учатся люди, в том числе и главный герой, предпочитающий бежать от ответственного дела, придумывая отговорки, расписываясь в бесполезности его вмешательства. Не так важны для его будущего события в Центральной Америке. Ему предстоит более важное занятие.

Читатель увидит главного героя за медицинской практикой, посочувствует безвременной утрате близких людей, столкнётся с наветами конкурентов, чтобы на долгие семнадцать лет забыть о чёрной полосе, пребывая в светлом промежутке. Сей промежуток станет предвестником ожидания неминуемой гибели неразумных людей, нашедших в словах главного героя поддержку своей вере во вред вакцинации.

Хаггард сообщает читателю причину людских страхов. Главный герой стал одним из тех, кто понял, почему последствия инъекции могли быть смертельными — вина за то лежала в недоработанной технологии, в результате чего в спасительный раствор проникали возбудители опасных патологических заболеваний. Главный герой не только способствовал выявлению этого факта, но и сделал шаги, чтобы внести соответствующие изменения.

Жизнь иначе посмотрит на его устремления. А читатель поменяет отношение к главному герою. Всё прежде рассказанное начинает восприниматься всего лишь фарсом, поскольку рассказывающий о себе человек оказывается в очередной раз подвергнутым осуждению. Ежели прежде обвинения в его адрес казались необоснованными, то по мере накопления информации о нём, всё стало занимать должные места.

Трагедия главного героя перестаёт быть трагедией. В представленном им варианте, конечно, он основной пострадавший, признающийся лишь в одной ошибке — обеспечении амбиций за счёт введения в заблуждение людей. Даже обретя богатство, он не сумел отказаться от заработанного общественного веса, слишком далеко зайдя в занимании определённых позиций, коих он сам будто бы никогда не придерживался.

Как знать, правду ли рассказал читателю Райдер Хаггард словами доктора Терна. Главным героем оказался отрицательный персонаж, который обязательно пробудит аналогичные отрицательные к нему чувства, и к самому произведению. Однако, выбранная Хаггардом тема для произведения действительно является наиважнейшей для всего человечества. За год до «Доктора Терна» Герберт Уэллс написал «Войну миров», показав роль мельчайших организмов с полезной для землян стороны. Но это было фантастическое произведение, где о планете позаботились другие её обитатели. Вот с ними и нужно находить общий язык, иначе и человеку не найдётся места на Земле, если он не проявит благоразумие.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Каждый мастер знает своё дело. Как ремесленник достигал совершенства в ремесле, так Сократ достиг оного в деле мудрости. А что такое мудрость? Это и есть совершенство в ремесле. Не умея ничего другого, Сократ разрушал представления о мудрости других. Ремесленник оказывался не таким мастером, как то привык представлять. Это не понравилось людям, из-за этого они призвали Сократа к ответу и стали судить о его делах. Требовалось польстить обвинителям, отступившись от убеждений. Сократ не умел говорить иначе, нежели имел о том представление. Он сам подготовил почву для собственного погребения, не найдя понимания перед большинством, поскольку ему почти никогда не приходилось убеждать множество людей одновременно.

Сократ убеждал людей, запутывая их. Его красноречие оказывалось слишком специфичным. Он не слушал собеседников, навязывая им собственную манеру общения. Сократ задавал вопросы и сам же на них отвечал. Ему удавалось переубедить участников беседы, с которыми ему приходилось говорить. Но Платон ничего не говорит о тех, кто стоял в стороне. Сократу требовалось склонить на свою сторону многих, вместо чего он акцентировал вниманием на нескольких собеседниках. Если кто и был после такого за его оправдание, то они оказались среди тех, с кем он непосредственно говорил. Прочие не удостоились внимания Сократа, значит они не могли изменить присущую им точку зрения.

С давних лет Сократ испытывал давление. Он жил во время увлечения философов софистикой. И сам был к оной склонен. Слова у таких мастеров мудрости порождали другие слова, ничего в сущности не доказывая. В том-то и видел Сократ грубость по отношению к ремеслу философии, что предмет обсуждения всегда принимал вид законченного доказательства, не заключая в себе изъяна. Красота любого дела всегда заключается в присутствии незначительной погрешности. Софисты таковой грубости в своём деле не допускали. Их логические построения возводили предмет обсуждения в абсолют, делая его непогрешимым. То и являлось основным заблуждением — неверные предпосылки вели к неверным выводам.

Обвинялся Сократ не в препонах науке мудрствовать. Он стал заложником иных суждений. Его обвиняли в отрицании старых богов и во вредном влиянии на молодёжь. Но Сократ не желал говорить именно об этом. Ему нечего было сказать. Он уводил разговор, стараясь использовать суд в качестве выражения личного мнения о сложившейся в обществе традиции забывать о необходимости воспитываться, наблюдая за мастерами дела. Как лошадь не научит нужному тот, кто на ней просто ездит, так и человеку не сообщит полезных знаний тот, кто всего лишь пользуется его умениями. Для воспитания необходим специально подготовленный учитель, знающий тонкости ремесла. Только данному учителю решать, как преподавать.

Но не Сократу предстояло учить молодёжь. Он не был для того достаточно мудрым. Ему был известен только один человек, достаточно мудрый для этого. Тот человек был мудрее богов, о чём ему сообщил Дельфийский оракул. И никто его не осуждал, потому он прожил жизнь и скончался. Теперь Сократа решили обвинить в чрезмерном мудрствовании, чего он за собой прежде не замечал. Наоборот, убеждая других в должном уровне мастерства, он сам сознавался в низком уровне собственных знаний. Нельзя много знать в общем, допустимо быть мастером в чём-то определённом, а так как Сократу лучше прочего давалось вести беседы, он пребывал без денежных средств, ибо иными делами он не занимался.

Сократ говорил на суде и не мог наговориться. Вместо ладной защитительной речи, он строил цепочки из суждений, целью которых было не отстаивание правды, а усиление личных позиций обвинителей. Понимал ли Сократ, что современники не примут его суждений, зато он будет оправдан последующими поколениями? Нет лучшей доли, нежели оказаться осуждённым обществом, чтобы навсегда войти в историю, как радетель за лучшую долю человечества вообще.

Будучи обвинённым в мудрости других, Сократ знал, что ему предстоит принять смерть за поддержку непопулярных взглядов на религию и устройство мира. Лучше умереть, отстаивая истину, нежели существовать в окружении невежества. Если кто чего не знает, зачем он утверждает, будто знает? Совершенной мудрости не существует, но и останавливаться на достигнутом не следует. Если за порогом человеческой жизни обитают тени умерших людей, то и погибнуть не страшно, понимая близость встречи с великими умами древности. Но ведь нет доказательств, что иной мир существует.

Главный совет Сократа: старайся быть лучше, другие пусть продолжают потешаться разговорами.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Любая хорошая история должна быть изложена на бумаге. И любая плохая история должна быть изложена тоже. Потребуется опытный писатель, для которого слово «нарратив» не является пустым звуком. Тогда повествование заиграет яркими красками, поскольку ложка правды дополняется бочкой вымысла. Изменению подвергнется суть всей истории, ведь читателю требуется прежде развлечение, а уже после пища для размышлений. Поэтому стоит начать с чего-нибудь привлекающего внимание: например, со слонихи — любительницы пропустить кружечку пива. А после дополнить путешествием куда-нибудь, чтобы было увлекательно. И только потом открыть читателю реальную сторону действительности, согласно которой окажется, что животное-уничтожитель не может быть отрицательным персонажем.

Даррелл утверждает, похожий случай имел место быть на самом деле. У него есть знакомый, получивший слона. Как связано дальнейшее с тем знакомым — неизвестно. Джеральд позволил себе задействовать фантазию, в результате чего действующие лица зажили собственной жизнью. Не лучшей из возможных, но такой, какую им определил Даррелл. События стали неизбежными, и шли к тому, от чего держатель слона на страницах произведения стремится быть в стороне. Коли дядюшка завещал ему слона, а слон оказался с подвохом, то идти читателю следом за этой парой, наблюдая эпизоды случайного употребления алкоголя с последующим дебошем, вплоть до счастья перед последней точкой.

Джеральд проявил излишнюю усидчивость. Сцены растянуты до невозможности, когда всё понятно и желается видеть продолжение, Даррелл вёл неспешные диалоги. Ему требовался объём? Или он таким образом стремился оправдать очередное действующее лицо, лишённое адекватности? Кроме того, тщательно рассказанное — будет рассказано ещё раз. Нельзя пьяного слона обвинить в разрушениях, а его хозяина — в неумении справляться с порученным ему животным. Нужно сделать так, дабы путешествие главного героя имело оправдание. И Даррелл постарался доказать читателю, что всякая проказа допустима, если её совершают симпатичные создания.

Происходящее переполнено абсурдными ситуациями. Такого не может происходить. Требуется отойти от разумного объяснения, дабы допустить возможность этого. Понятно, для главного героя жизнь превратилась в череду несчастий, стоило ему стать хозяином слона. Но слон! Этот слон — мечта ребёнка. Забавный, добрый, непосредственный: такую характеристику допустимо дать каждому персонажу произведения, в том числе и слону. Будет несколько отрицательных действующих лиц, являющихся представителями настоящего мира людей, и они окажутся основными пострадавшими, так как не желают принимать прописанную Дарреллом обыденность.

Если подходить к пониманию творчества Даррелла с позиции взрослого человека, то видишь обвинения Джеральда в адрес британской судебной системы, не имеющей представления о том, о чём она берётся судить. Достаточно представить определённый момент, как всё сразу становится на свои места. Некогда буйный слон перестаёт быть буйным, значит он никогда не был буйным. Да и каково значение самого понятия «слон»? Оказывается, основной предмет прений не всегда ясен берущимся о нём судить.

Давайте смотреть на произведение Даррела как на художественную работу. Джеральд представил нашему вниманию комедию смешных положений: одна беда удачно разрешается, чтобы случилась ещё одна беда, пока не случится чего-то очень хорошего, вроде свадьбы. Читатель понимает, счастливого завершения истории так и не случится, поскольку с таким слоном, как Рози, спокойно жить не получится. Про её жизнь можно бесконечно писать, ежели автор задастся такой целью. Очень трудно расставаться со столь харизматичными персонажами, но не может Даррелл стоять на одном месте — ему требуется покорять новые горизонты. Чем же он займётся в следующий раз?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Дело происходило в середине XIX века в Калифорнии, сперва пропала группа людей, чудом выжила, после разбрелась по стране. На том бы и заканчивать повествование, поскольку форма рассказа исчерпала себя и не подразумевала продолжения, но Брет Гарт решил развить тему. И развил её в неведомые дебри таинственности, подмены действующих лиц, завязав сюжет на мало кому известной серебряной жиле, существовавшей краткий миг, чтобы внести в людские отношения истинную сущность человеческой натуры. Кто не съел себе подобного на первых страницах, будет это пытаться «сделать» другими способами. Вплоть до судебного разбирательства.

Читателю потребуется изрядное количество усилий, чтобы вникнуть во все детали повествования. Произведение ими чрезмерно насыщенно, до возникновения чувства отторжения. Хотелось бы понять, зачем действующим лицам столько мороки вокруг чего-то, если жизнь от них того не требовала. У них возникла обоюдная неприязнь, ныне они теряются — кто из встреченных ими является тем самым, с кем некогда пришлось претерпевать смертельно опасную ситуацию. То никому не интересно, особенно читателю. Давно пора было снять маски, представив происходящее в истинном свете. Брет Гарт предпочёл развивать действие полунамёками.

Необычные методы использует Фрэнсис, дабы описать необычные же ситуации. Казалось, должны были сгинуть люди от голода, и погибли бы, не вмешайся «провидение». Кому-то (разве важно кому?) приснился пророческий сон, вследствие чего спасательная команда отправилась на поиски. Пришла на нужное место, нашла искомое, задалась рядом предположений о происходившем до их прибытия, задумалась над естественными причинами смерти некоторых погибших и судьбой пропавших. И вот должна быть поставлена точка, оставив читателя самостоятельно домысливать случившееся. Лучше её всё-таки поставить, ибо в дальнейшем Брет Гарт редко сдвигался с определённого сюжета, никак не продвигая развитие событий, томя читателя однообразностью догадок действующих лиц.

Вялотекущим оказался и азарт золотоискателей, нашедших серебро прямо под ногами одного местного жителя. Тот и не знает, каким богатством располагает. И читатель не сразу понимает, кто является местным жителем. А когда Брет Гарт ему о том сообщает, верить ему не стоит. На страницах произведения продолжается игра в таинственность. Мало кто из действующих лиц ходит с открытым лицом, у каждого из них имеется тайна, причём общего характера. Такой уж замыленный глаз у персонажей — не могут они разобраться, сомневаются даже в себе. Их принимают за кого-то определённого, кем они не являются. Порой не являются и тем, кем они являются непосредственно для читателя. Поэтому и возникает у читателя чувство отторжения.

Мог Брет Гарт подвести повествование к логическому завершению, позволив каждому действующему лицу дальше жить со спокойной совестью. Они всё равно остались при том, что имели. Если о чём не знали, то утрата того их не сильно обеспокоила. Брет Гарт просто снял маски с каждого из них, хотя не требовалось вообще их надевать. Но ежели изначально надел, пришлось Фрэнсису строить повествование исходя из задуманных им сюжетных линий.

Стало ли лучше действующим лицам после окончания повествования? Кажется, что нет. Они снова наденут маски, продолжат жить в таинственности, испытывая из-за этого приятное ощущение неизвестности. Не так важно на самом деле. Толком история закончилась счастливым избавлением от гибели после голодного блуждания. Пусть Брет Гарт расширил повествование — читатель получил возможность прикоснуться к тому, что редко ему даётся — к продолжению. Только не о тех пошёл дальнейший сказ.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Сказано вам — не виноват Апулей. Не был он магом. Жил, веровал, совершал обряды, познавал мир, но не занимался магией. Ибо кто в Римской Империи прибегал к магическому искусству, тех, в лучшем случае, высылали, в худшем — казнили. Не сносить головы и Апулею, не умей он ладно сказывать истории. Время сохранило для нас его «Апологию» — защитительную речь. По ней мы можем судить о таланте человека, сумевшего снять с себя обвинения, оставив в дураках всех, кто был против него.

Следует обязательно сомневаться в увиденном и услышанном. Не Декарт первым задумался о необходимости всё подвергать сомнению. Таких же мыслей придерживался Апулей. Потомки понимают, не так чист на руку Апулей, каким себя выставляет. Никто в здравом уме не станет подтверждать смертельно опасные обвинения. По этой причине пришлось ему измышлять оправдательные мотивы для своих действий. Разве не склонен был к магии Апулей? Был склонен. Но не занимался он магической практикой. Всего лишь старался понять действительность.

Мы лишены возможности вникнуть в суть произошедшей ситуации с Апулеем, в результате которой пострадали интересы ряда римских граждан. Дело коснулось брака с женщиной в возрасте, а также связанной с этим событием финансовой составляющей. «Апология» показывает речь одного Апулея, с иронией разбивающего возводимые против него обвинения. Оппоненты старались выставить его магом, приводя в пример случаи, с обычными людьми случающиеся редко. Как-то ведь он соблазнил вдову, отчего-то рядом с ним упал и забился в судорогах мальчик, зачем-то из Африки прислал знакомому зубной порошок, он даже смотрит на себя в зеркало и потрошит рыбу без цели её съесть.

Пришлось Апулею показывать, настолько он много знает, как стремится знать больше. Не просто существует, а старается понять смысл сущего. Он поэтически одарён, может произносить речи часами, чему потомки и становятся свидетелями, если берутся за чтение сохранившейся искромётной защитительной речи Апулея. Было бы интересно посмотреть на судебный процесс со стороны, понять лучше столкновение интересов. Представить обвиняемого в магии человека действительным магом, манипулирующим сознанием любопытствующей толпы. Отчего-то кажется, что так и было. Спас положение подвешенный язык Апулея. А может и не спас — о вынесенном судом приговоре сведений не сохранилось.

Харизматичной личностью был Апулей. Лучше его удастся понять, дополнительно ознакомившись с произведением «Метаморфозы, или Золотой осёл». «Апология» сама по себе воспринимается подобием художественного произведения, настолько же воспринимаемого новаторским для Древнего Мира, как сказание о похождениях превращённого в непарконопытное животное человека, но всё же остаётся примером речи защищающегося от обвинений. Что выдумано, а что правда — согласно высказыванию Апулея о сомнении — неизвестно.

До нас дошли и другие работы Апулея. Например, «Флориды» и «О божестве Сократа». Они понимаются набором максим, собранных в одном месте. Апулей показал широту знаний, его интересовало абсолютно всё. Мы видим его познания в медицине, осведомлённость о географии Индии, Карфагена, острова Самос. Разбирается он и в поведении попугаев. Знает об осаде Трои. Размышляет об иерархии демонов. Не обходится без философии — упоминает Платона и Лукреция.

Не уставайте познавать мир. Познавайте его так, чтобы вызывать подозрение у окружающих. Говорите окружающим об этом вздорные мысли. Вздор — есть лучшее средство для понимания действительности. Действительность только тогда раскрывается, когда понимается в новом смысле. Смысл важнее домыслов, ибо домыслы предполагают смысл, а смысл — утверждает правоту домыслов.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Евреев в Европе не любили. Их притесняли разными способами, одним из которых было условие жить в гетто, не имея при этом права выходить за его пределы. Жизнь евреев напоминала болото, отделённое от бурной реки платиной. Этажи над их домами надстраивались, а возможностью прокормить себя становились операции с деньгами: единственное, что им позволялось. Ужас положения доходил до того, если опираться на исторические документы, следуя которым еврей не мог заниматься прелюбодеянием с христианкой — за это их обоих отправляли на костёр. Радужная перспектива возникала только в одном случае, когда еврей отказывался от иудаизма и переходил в христианскую веру. Только тогда он переставал быть евреем и становился полноправным гражданином. Лион Фейхтвангер предложил свой вариант жизни реального исторического лица Зюсса Оппенгеймера, жившего в начале XVIII века на территории герцогства Вюртемберг, части Священной Римской империи. На фоне возвышения Зюсса Фейхтвангер показывает быт еврейской общины такой, какой она была.

Без должных природных дарований выбиться на высокие позиции нельзя, если у тебя нет должных связей. А если к тому же ты ещё и еврей, то тебе ничего не поможет. Зюсс до последнего будет верен своей религии, отрицая все предложения перейти в католичество. И это не смотря на то, что сам Зюсс имел влиятельного отца, о котором предпочитал не говорить, и евреем он был только по матери. В то время, как принявший христианскую веру, брат, в отличии от Зюсса, был чистокровным евреем, что не помешало ему сделать карьеру, отказавшись от предрассудков и, разумеется, иудаизма. Это станет наиболее показательным в рассуждениях Фейхтвангера, когда Зюсса поведут на виселицу. Каким бы не был жизненный путь Оппенгеймера, читатель должен понимать назначение книги, поскольку оно к Зюссу имеет опосредованное отношение. Более показательный пример найти трудно, может именно поэтому Фейхтвангер взялся рассказать о евреях в своей самой первой книге, стараясь донести до читателя всю тяжесть предопределения: человек не выбирает где ему родиться, но человек определяет как ему жить, ведь человек всегда может стать кем-то другим, если откажется от данной судьбой жизни. Зюсс предпочёл остаться евреем.

Не сказать, чтобы Зюсс был добродетельным. Современный читатель примерно так себе евреев и представляет. В его мыслях они стремятся занимать руководящие должности, умеют извлекать громадные прибыли из любой деятельности. И при этом ему это всё не нравится. Причина очевидна — зависть. Почему-то не получается у обыкновенного человека добиться тех же позиций, которые доступны евреям. Умственные ли способности тому благоприятствуют или среди евреев процветает кумовство — это не такая уж и важность. Ведь Зюсс стал едва ли не первым лицом в Вюртемберге, давая советы герцогу о том, как следует проводить реформы, в результате которых евреев ещё больше возненавидели. Теперь в армию стали призывать почти всех, за рождение детей до двадцати пяти лет приходилось платить непомерный налог, как и налог абсолютно на всё, лишь бы казна постоянно пополнялась деньгами. Наличность при Зюссе решала всё, так как любая должность покупалась, и будь ты способным, но безденежным, то прозябать тебе в бедности и дальше. Конечно, воля автора трактует события и обстоятельства так, как ему угодно. Есть и в словах Фейхтвангера желание показать ситуацию с такой стороны, чтобы при всей заносчивости обелить Зюсса. В той же Франции должности покупались аналогично, но там отчего-то государственный аппарат не скрипел и держался как следует.

И если сейчас представления о евреях таковы, как сказано выше. То в начале XVIII века таковым являлся только Зюсс. Тогда как все остальные его сородичи прозябали в невыносимых условиях. И если они где-то жили относительно спокойно, то в Германии и Польше они совсем обнищали. Хотя евреи именно этих мест ныне чуть ли не считаются прообразом тех евреев, которые были испокон веков. Что разумеется является заблуждением. Никогда евреи не были жалким и униженным народом — так сложились обстоятельства, заставившие их занять выжидательную позицию. Достаточно вспомнить древние времена, особенно Ханаан, Карфаген и последний бунт Иудеи: евреи никогда не отличались покорностью, предпочитая умереть, нежели позволить собой помыкать. Отчего случилось именно то, что описывает Фейхтвангер в «Еврее Зюссе», прояснить трудно. Сам Фейхтвангер не говорит отчего всё именно так, хотя он и подробно излагает тяжёлое положение людей иудейской веры. Безусловно, ситуация сложилась плачевно, и евреи плачут, особенно когда хоронят того, кто первым, за долгие века угнетения, поднялся до столь важного положения в обществе.

Хорошо, что Фейхтвангер решился высказать на страницах всю скопившуюся боль еврейского народа. Во многом история евреев стала понятнее. И радостных моментов в ней крайне мало, если брать во внимание события последних двух тысячелетий.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Спустя четырнадцать лет после написания «Собственника», Голсуорси в короткий срок написал ещё два романа, сюжет которых поставил точку в жизни нескольких поколений семейства Форсайтов. История получилась протяжённой, так как понадобился длительный срок для взросления детей, на плечи которых легло завершение всех распрей, начатых их родителями. Золотое время Форсайтов умерло вместе с постаревшими членами семьи. Теперь нужно разбираться с новыми обстоятельствами, в которых накаляются страсти. Голсуорси решил всё довести до ума, для чего затеял для героев саги бракоразводный процесс. Если задуматься, то все проблемы проистекают от личности одного из Форсайтов — Сомса, тогда как остальные Форсайты продолжают идиллическое существование. Голсуорси добавляет трагичности, допустив в повествование англо-бурскую войну, а в остальное всё действительно идеально.

Складывается впечатление, будто Форсайты долгое время жили в замкнутом пространстве, не испытывая вмешательства в свои дела событий из внешнего мира; их не касался рост социального напряжения — будто не в Лондоне жили, а в сельской глуши. Голсуорси последовательно описывает процветание семьи, не задумываясь над другими обстоятельствами. Даже британское наследственное право действует не так, как оно должно действовать. Форсайты крайне редко расстаются с наличностью, предпочитая копить деньги. Ими давно выработана программа по умножению капитала. Потеря части средств становится для них неприятным событием. Казалось бы, проблемы Сомса проистекали как раз из того, что развод мог привести к потере финансов, но его жена в итоге предпочла ему другого Форсайта, отчего всё должно было стабилизироваться. Не мешает идиллии благополучия и участие нескольких членов семьи в войне на юге африканского континента. Голсуорси даёт читателю понять, что Форсайты всё-таки не такие бессмертные, как это может показаться. Губят их только нервные переживания, количество которых непомерно возросло.

Голсуорси излишне погружается в мелочность деталей, что не вяжется с обликом описываемой им семьи. С Форсайтами могут быть связаны только крупные обстоятельства. На деле выходит иначе. Голсуорси не только дотошно описывает визит Сомса к частным детективам, дабы те следили за его женой, где до сведения читателя доводится ключ для расшифровки сообщений, но и такое немаловажное дело, как гибель старого пса, сердце которого не выдержало встречи с любимым хозяином после долгой разлуки. вследствие чего его хоронили с тяжёлыми думами. Читать сагу стало легче, но важность происходящих событий резко упала. Получается так, что Голсуорси поставил себе целью описать бракоразводный процесс, дополнив его всем подряд, лишь бы «В петле» имела вес. Мелочность автора заметна и в интерлюдии «Пробуждение», где он сконцентрировался на детских впечатлениях сына Ирэн (первой жены Сомса).

Тяга к драматическому развитию сюжета всё более отчётливо проявляется в саге с каждой последующей книгой. Голсуорси постоянно ставит Сомса перед необходимостью выбора. Наибольший трагизм случается тогда, когда ему предстоит выбрать между рожающей женой и ребёнком. Каким бы не было мнение Сомса, его беды на этом на закончатся. Ему ещё предстоит испытать много неприятных моментов, связанных с дочерью, существование которой Голсуорси наполнил такими же метаниями, каким был подвержен её отец. На благе Форсайтов продолжать строить повествование не имеет смысла, поэтому Голсуорси вновь вносит разлад в семью, заимствуя сюжет из древности, заставляя полюбить друг друга детей враждующих людей.

Сага о Форсайтах — классически выверенный цикл произведений. Они не имеют сходных черт с популярными в те времена творениями модернистов, работами которых были увлечены члены богатой семьи. Сам Голсуорси без стеснения называет картины модернистов мазнёй, не видя в них никакого смысла. Это сейчас принято восхищаться импрессионистами, а Форсайты на них всего лишь делали состояние, вновь и вновь подтверждая постулат, что деньги легче всего извлекать из того, что на самом деле ничего не стоит.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Реальность легко искажается под воздействием человеческого слова. Одну историю несколько людей расскажут разными словами. У постороннего слушателя может сложиться ощущение противоречивости их версий. Но при этом те люди будут полностью уверены в правдивости именно своего видения ситуации. Парадоксальность такого положения объясняется многими причинами, главной из которых является жизненный опыт, и только потом все остальные сопутствующие факторы. Не станет заблуждением, если провести эксперимент над одним человеком, заставив его посмотреть на определённую ситуацию в разные моменты своей жизни, стирая каждый раз воспоминания. Совпадений не случится — истории будут обязательно разниться. Так случилось, что Лев Толстой ближе к завершению писательской карьеры стал излишне морализировать, осуждая обстановку внутри Российской Империи, всё более осознавая рост напряжённости внутри общества. На эту тему гораздо ярче писал Иван Тургенев, а Фёдор Достоевский выжимал из души подобных персонажей все их сокровенные мысли. Толстой пошёл дальше, совместив в «Воскресении» Тургенева с Достоевским, разбавив содержание энциклопедией по юриспруденции России конца XIX века.

Если читатель не готов наблюдать за кропотливым описанием судебного процесса, разобранным до мельчайших составляющих, а также внимать красочно написанному протоколу о вскрытии трупа, то «Воскресение» изначально даст заряд пессимизма. Разумеется, одно судебное дело подразумевает другое, а именно апелляцию или кассацию. И пусть читатель сразу настроится именно на доскональный разбор обстоятельств, какие бы выводы он не делал во время знакомства с произведением. Толстой не будет жалеть себя; не будет жалеть и тех, до кого он хотел достучаться. В «Воскресении» страдают все, включая судью, которому противен протокол вскрытия, что портит аппетит и отдаляет принятие присяжными очевидного решения. Толстой сделал из «Воскресения» рутинную книгу, достойную стоять на полке бюрократа: важность любой бумажки очевидна, даже если она нужна только вследствие её наличия в перечне необходимых документов.

Толстой полностью концентрирует внимание читателя на происходящем. Юридическая составляющая «Воскресения» будет важна людям, интересующимся историей предмета. Остальные читатели могут внимать страданиям главного героя, который вынужден быть присяжным по делу его бывшей возлюбленной, ныне обвиняемой в отравлении человека. Толстой смотрит на судебный процесс глазами главного героя, щедро одаривая страницы его переживаниями, воспоминаниями, предположениями и метаниями. Стоит задуматься, как понимаешь, что судебный процесс должен был давным-давно закончиться, но Толстого это не останавливает. Лев Николаевич готов довести до читателя абсолютно всё, вплоть до скрипа половиц, если такое случается во время судебных заседаний. Кроме главного героя есть героиня со сломанной судьбой и печальными обстоятельствами всей жизни, начиная с рождения и заканчивая нынешним положением обвиняемой. Перед присяжными, судьёй и прокурором она будет испытывать точно такие же чувства, как и главный герой, но дополнительно Толстой поведает читателю её собственную историю, будто без этого тот не поймёт всю чистоту души представленной в книге героини.

Заблуждаться может и сам писатель, рассказывая историю с позиции своего понимания проблемы. Далеко не всегда писатель при этом будет прав. Он может обелить чёрное, очернить белое, либо белое сделать белее, а чёрное чернее. Толстой поступает сообразно этому принципу, представляя читателю историю о страдающих людям, вынужденных трепетать перед сложившейся системой, смирившись или пойдя на бунт. Ситуация в стране к концу XIX века продолжала оставаться взрывоопасной: Толстой показывает читателю различия между обычными осуждёнными и политическими преступниками, деля наказанных на два лагеря, которые не соприкасаются друг с другом, но находятся в постоянном соприкосновении. Сам Толстой сгущает краски, перемешивая мысли главного героя с нарастающим народным гневом, делая откровение из свинского отношения к заключённым. Значит, мораль при жизни Толстого уже достигла того момента, когда люди стали задумываться об отношении к себе подобным и достойному образу жизни, когда никто не имеет права ставить себя выше других. Раньше просто бросали в темницу, забыв о человеке навсегда. Нынешняя пресловутая гуманность требует человеческого отношения даже к тем, кто сам никогда не задумывается о гуманном отношении к другим, а порой и к самому себе.

Судебным процессом «Воскресение» не заканчивается. Лев Толстой был полон решимости показать все этапы юридической системы до конца, а значит не стоит гадать, к чему в итоге подведёт читателя повествование.

Автор: Константин Трунин

» Read more