trounin.ru

Созданный незадолго до 1863 года, именно в 1863 году «Свисток» приказал долго жить. Будучи приложением к журналу «Современник», он оказался похоронен как раз в тот момент, когда к коллективу авторов присоединился Салтыков. Под теми же неблаговидными псевдонимами, не претендуя на адекватное восприятие действительности, Михаил предался куражу, забыв обо всех запретах, некогда перед собой поставленных. Он и за стихотворения принялся, публикуя их без особого осмысления. Серьёзность уступила место бесшабашности. Иначе нельзя охарактеризовать помутнение, случившееся с Михаилом в первые месяцы весны.

Остаётся гадать, какой именно материал был подготовлен для «Свитка» Салтыковым. Придётся гадать и о размере участия в трудах, ему приписанных. Сейчас принято считать, что Михаил написал следующие фельетоны и юморески, к созданию которых он точно приложил руку: «Цензор впопыхах», «Московские песни об искушениях и невинности», «Неблаговонный анекдот о г. Юркевиче, или Искание розы без шипов», «Секретное занятие», «Литературные будочники», «Сопелковцы» и заметка о планируемых произведениях к следующим номерам издания.

Для читателя не является секретом понимание стремления писателей говорить о многом, но лишённых такой возможности из-за ограниченности в предоставленном для творчества времени. Какие бы безумные идеи не приходили, нужно о них хотя бы сказать. Так и поступил Салтыков, поделившись желаемыми к воплощению сюжетами, а то и просто своеобразно посмеявшись, ничего подобного излагать не собираясь. Разве получится у кого-нибудь написать произведение, где лесть будет восприниматься грубостью, а грубость — лестью? Достаточно представить такое явление, ведь всему всегда найдётся место, ежели того захотеть.

Не видя ограничений, Салтыков творил, позабыв о реалиях России. Его творчество из «Свистка» ничем не хуже и не лучше работ писателей, массово пришедших в литературу спустя половину века. Когда монархия падёт, тогда прорвутся в мир художественного слова люмпены разного калибра, забивая каждую щёлочку, вооружившись футуризмом, набравшим тогда популярность. Но Михаил не предлагал повергать основы всего и вся, не искал он и новые способы самовыражения. Всё им написанное — укладывалось в рамки сатиры, вроде легковесного балагана, устроенного Алексеем Константиновичем Толстым и братьями Жемчужниковыми, писавшими под псевдонимом Козьма Прутков. Салтыков им вторил, поддавшись на краткий момент возможности отдохнуть от тяжких дум о судьбе России.

Забывать полезно. Ещё полезнее — не обращать внимание на чинимые тебе препятствия. Коли кому понадобилось выразить мнение против, тому не надо отвечать с полной серьёзностью. Лучше говорить, не оглядываясь на других. А если возникает необходимость спора — доказывать позицию не имеет смысла. Ведь известно — спор служит способом узнать мнение оппонента, но никак не является средством для переубеждения. Иногда лучше дурачиться, не задумываясь о восприятии со стороны. И тогда на помощь приходят какие угодно стихи.

Дабы успокоить нрав и не тушеваться, дабы возразить и победителем казаться, нужно совершить деяние и на нём стоять, никому не собираясь возражать. Это трудно, есть желание речь произнести, в круг здравомыслящих этим войти, но держат за дурака, ума не замечая, для того понимания есть мысль простая. О ней сказано не раз, и сказано не раз ещё будет о ней: тот умнее, кто окажется оппонентов глупей. Не сейчас, много позже, не современник, так потомок сию истину поймёт, соглашаться станет, доказывать правоту некогда глупых слов он начнёт. И окажется, кто говорил умные вещи, тот в бозе почил, словно никогда с разумом он не дружил.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Живя в окружении псевдонимов, Михаил порою пренебрегал и ими, оставляя написанные статьи без подписи. Хорошо потомку осознавать, как потрудились исследователи творчества Салтыкова, выискивая различные редакции, сличая гранки и полностью проникаясь духом творчества некогда жившего человека. Но опять берёт сомнение, насколько полезно знать, чем занимал свободные дни Михаил, когда не писал художественных произведений и не пылал гневом на происходившие в России перемены. Оставаясь безликим для современников в плане работы в «Современнике», Салтыков такой же безликий, к чему не желается протягивать руку. Для широты понимания личности, подобное творческое наследие бесценно — оно позволяет найти новые слова к уже сказанному и должному быть сказанным ещё.

Среди прочих псевдонимов, где фамилии Щедрин уделено наибольшее внимание, мелькали личности вроде К. Гурина, Т-на и Вл. Торопцева, ничего не говорившие читавшим периодические издания людям. Собственно, газеты и журналы всегда кажутся лишёнными лиц, если речь о наполняющих их содержание людях. Редко важно, чьим именем подписана статья, так как общая позиция обычно чётко определяется, к каким бы ухищрениям, вроде отписок о непричастности к мнению автора редакция не высказывала.

Не говоря об участии, Салтыков писал свободнее. И без того критически настроенный, он не щадил читателя, высказываясь по существу. В «Московских письмах» он разнёс театральных авторов, чья отвратная манера изложения достойна отвратного актёрского исполнения, причём настолько, что чем больше презрения актёр покажет своею игрой, тем актёра же положение будет выше, нежели автор питал надежд на успех. Нужно давать авторам понять, как важно создавать качественные произведения, угодные публике, вместо чего они плодят пустышки, должные затеряться, стоит сойти им со сцены.

Рассказывая о театре в соответствующей рубрике «Современника», Михаил не обошёл вниманием премьеры того года, в чём-то разочаровавшие его, а чем-то порадовавшие. Он оценил «Слово и дело» Ф. Устрялова положительно, но не нашёл в нём ничего, кроме отражения нигилизма Тургенева из «Отцов и детей». Получилось, будто Устрялов всем угодил, найдя нужные выражения, дабы все приняли их за критику в адрес оппонентов. Короткую заметку «Первое представление новой драмы г. Островского» Салтыков не стал раскрывать подробнее, поскольку об Островском допустимо говорить только в тонах восхищения. Не стал себя разочаровать Михаил и после просмотра «Горькой судьбины» А. Писемского, в меру похвалив её автора.

Зато о фантастическом балете «Наяда и рыбак» Ж. Перро Салтыков говорил долго и злобно, не понимая, как нелепое действие, грубо говоря — ни о чём — способно заинтересовать зрителя. Если нет толкового сюжета, аллегоричность не просматривается, зачем тогда сотрясать воздух различными па? Похоже, в России романтизм к шестидесятым годам XIX века умер, уступив место реализму. Это во Франции к реалистическому направлению только начинали подбираться, тогда как в России давно писали о происходящем в действительности, не желая искать оправдания существования за счёт измысленных потехи ради неправдоподобных сюжетов. Михаил был столь категоричен, что заметка о данном балете не прошла цензуру.

Статья с длинным названием — Несколько слов по поводу «Заметки», помещённой в октябрьской книжке «Русского вестника» за 1862 год — дала Салтыкову пищу для размышлений касательно ожидаемой реформы той самой цензуры, мешавшей писателям творить без оглядки на возможность быть опубликованными. Безусловно, цензура останется. Только какой облик она примет? Если ранее произведение не публиковалось, пока его не одобрят, то неужели теперь оно может быть опубликовано в любом случае, а только потом последует недовольство властей, а вместе с ним и наказание для автора и/или издателя. Чем же хороша такая цензура, ежели и до её реформы в России сохраняется ситуация, когда приходится заранее всё взвешивать, опасаясь возможных последствий. К слову будет сказано, сей образ мысли так и остался у россиян на подсознании, заставляя внутренне осознавать неблагоприятный эффект, даже при полном дозволении говорить любую угодную мысль.

«Несчастие в Порхове», в первой редакции «Известие из Полтавской губернии»: свидетельство Михаила о царивших в России порядках. Кажется удивительным, севший править страной, Александр II столкнулся с должной быть ему непонятной ситуацией — новые поколения заявляли о том, что им никаких реформ не надо, как не надо вообще чего-либо, поскольку они нигилисты. Забавный парадокс случился в государстве! Некогда молодёжь желала реформ, но когда оные пришли, они будто утратили актуальность. Потому за Россию переживали все, кроме тех, кому жить в ней дальше. Вот и сошлись в Порхове в борьбе представители старой гвардии, тогда как молодогвардейцев среди них не было.

В том же 1863 году вышло ещё две статьи без подписи: «Драматурги-паразиты во Франции» и «Несколько полемических предположений». Те писатели, о ком сами французы могли быть возвышенного мнения, вроде Ожье, Салтыкову никак не нравились. Коротко говоря, шантрапа в цене у парижан, опять они предпочли реальности туман. Требовалось думать, каким видеть положение в самой России, как об этом писать. Настоящее положение продолжало вызывать обеспокоенность у Михаила.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Крестьянская реформа случилась. Общество взбудоражено и негодует. Все хотели чего-то определённого, но всем угодить одновременно невозможно. Вслед за освобождением крепостных из-под зависимости от помещичьего гнёта, разразилась ожидаемая реакция общества, выраженная протестом против избранного правительством пути. Вместо согласия с необходимостью признать свершившееся в каком угодно исполнении, каждый желал поделиться собственными суждениями, будто имевшими действительно важное значение. Разумеется, Салтыков не стоял в стороне от событий: он писал статьи в газеты, их публиковали, но с соответствующими цензурными исправлениями, так как какой бы злободневной мысль человека не была, она не могла идти против свершившегося по воле царя деяния.

С апреля по октябрь Михаил написал следующие статьи: «Об ответственности мировых посредников», «К крестьянскому делу», «Несколько слов об истинном значении недоразумений по крестьянскому делу», «Ответ г. Ржевскому», «Где истинные интересы дворянства?». Он скорее полемизировал с оппонентами, высказывая суждения, дабы услышать ответ и ещё раз выразить мнение на страницах периодических изданий. Существенного значения это иметь не могло, кроме дополнительного раздражения и без того накалённых до крайней меры власть имущих лиц. Понимал ли Салтыков, что о чём не говори, всегда найдутся мыслящие иначе? На том и держится мир, созданный природой для борьбы интересов.

Не всякий читатель согласится с Михаилом. Например, он утверждает, будто в России никогда не было бюрократов. Просто так складываются обстоятельства, что русский человек живёт обыденной жизнью, радуется успехам родных и огорчается от их промахов, и порою он ходит на работу, где от него чего-то ждут, тогда как он душою продолжает находиться дома. Такова манера существования русского человека, которую никак нельзя называть склонной к бюрократии. Раз Салтыков считал именно так, значит имел для того необходимые ему взгляды на действительность, чтобы считать правоту сего вывода неоспоримой.

Все населявшие Россию люди понимали — долгожданное освобождение от крепостной зависимости свершилось, нужно принять этот факт за данность и продолжать жить при новых условиях. Понятно, важно убеждать мировых посредников внимательнее относиться к каждому порученному им случаю. Помещикам не давать больше положенного, но и крестьян не обделять. При этом Салтыков сам понимал, как мала в действительности затрагиваемая им тема. Не могло быть для него таким уж секретом, что страна давно подготовилась к реформе, осуществив необходимое заранее. Остались самые нерадивые, питавшие надежду до последнего на лучший для них исход. Для кого не срослось, те стали выражать недовольство.

Впрочем, хорошо известно, как человек любит судить поверхностно обо всём, ничего не зная конкретно. Он может полемизировать в письмах или публицистических изданиях, создавая впечатление, будто разгорается пожар всеобщего недовольства, тогда как он давно отгорел, продолжая тлеть. Кому-то и малый дым от костра кажется грозным явлением, ежели представлять его рядом с собою, не задумываясь, насколько далеки от него остальные. Так и Михаил смел рассуждать, выпуская пар от скопившихся внутренних переживаний. Он мог говорить существенно важные вещи, только интересовало ли это тогда хоть кого-нибудь? Время покажет, к чему приведёт содеянная правительством реформа.

Пыл угаснет, стоит осознать произошедшее. Салтыков имел право говорить, и ему никто не мешал выражать мнение. Излишне многие в тот год допускали критические высказывания, привыкшие к терпимости Александра II, будто не знал царь, чего может стоить любая вольность, даваемая людям: они принимают им требуемое, а потом безустанно ругают, а в отдалённой перспективе начинают вытирать ноги, утратив чувство благодарности.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Новое вхождение в публицистику Салтыкова было не особенно спешным. Не случилось пока цензурной реформы, потому опасение публиковать вольные взгляды Михаила издатели опасались, чаще сразу отказываясь. Порою и сам Салтыков это понимал, не давая ход написанным им заметкам. Но не всему суждено отлёживаться, ежели речь не касается происходящих в стране перемен. Позволить себе сказать честное мнение касательно поэзии Михаил мог спокойно. Так он поступил в отношении второго издания сборника стихотворений Кольцова (1856) с предисловием Белинского. Тогда же Салтыков усвоил понимание важности анализа прочитанной литературы, дабы в дальнейшем не ограничиваться поверхностным рассмотрением, заглядывая даже глубже, нежели следовало.

Понимать литературное произведение всегда требуется особым взглядом, похожим и непохожим на написанную прежде на него критику. Каков бы не был авторитет Белинского, опираться на слова такого специалиста нет необходимости, когда доступно право на выражение собственного мнения. Не так жестока цензура, дабы постоянно на неё оглядываться. Пусть Белинский прежде был под запретом, теперь же его имя опять достойно быть услышанным, но минули годы с момента его взгляда на литературу, а значит теперь допустимо иначе взглянуть на минувшее. Собственно, первое издание сборника стихотворений Кольцова практически идентично рецензируемой Салтыковым второй редакции.

В том же году общественность удостоилась ознакомления с трудом «Сказание о странствии и путешествии по России, Молдавии, Турции и Святой Земле постриженника Святыя Горы Афонския» инока Парфения, к нему приложился с анализом и Михаил. Тема раскола продолжала будоражить умы населения России. А тут вышло наглядное пособие, демонстрирующее многообразие старообрядческих общин, среди которых преобладали сектанты, вроде предпочитающих себя оскоплять, либо морить голодом до смерти или подвергаться сожжению. Сохранилось несколько редакций критической заметки Салтыкова, однако ни одна из них при его жизни не публиковалась. Собственно, интерес она вызывает более пересказом труда инока Парфения, чем каким-либо разбором или пробуждением собственных мыслей. Добавить к тексту больше сказанного лицом сведущим Михаил не мог по понятным причинам.

Следующие упоминаемые тут заметки остались уделом внимания потомков. «Заметка о взаимных отношениях помещиков и крестьян» (1858) и статья «Ещё скрежет зубовный» (1860) плод размышлений Салтыкова о подготавливаемой реформе по отмене крепостного права. Логично предположить, насколько общество будоражило ожидаемое событие. Быть в стороне от него не представлялось возможным. Литературные произведения тех времён обязаны были содержать отголоски грядущих перемен, и мало какой писатель обходился без высказывания предположений о должном быть. А так как Михаил любил говорить откровенно, он поделился соображениями с бумагой, ибо надеяться на их публикацию не мог.

Людям полагается быть равноправными: считал Салтыков. Но какое может быть равноправие, если давая людям одинаковые права, бывшие помещики остаются помещиками, а крепостные теми же крестьянами? Что имели имущие, того не иметь неимущим. Правительство предлагало сомнительные решения для реализации задуманных планов. Ведь не возьмёт крестьянин более даваемого, ежели того не пожелает помещик. Разрыв веками сложившихся отношений происходит не по справедливости. Это и огорчало Михаила.

Самое удивительное, русский человек всегда возмущался, если слышал о притеснениях. Его ужасали зверства американских плантаторов в отношении рабов-негров, ему были не по душе устраиваемые капиталистами условия труда для пролетариата, тогда как он сам — русский человек — притеснял себе идентичного во всём русского человека. Как тут не поделиться скрежетом зубовным. Приходится сомневаться, будто когда-нибудь такое положение будет исправлено. Салтыков не предполагал, но потомок знает: в России никогда не появится условий, чтобы всё распределялось равномерно — обязательно будут те, кто возьмёт плохо лежащее и объявит своим, и те, кто должен будет этот факт признать, вынужденный смириться со сложившимся ещё тысячу лет назад порядком.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Тяжело сообщать людям информацию, когда они не желают тебя слышать. Российскому писателю времён начала правления Александра II пока ещё требовалось пройти рамки цензуры, дабы оказаться заслужившим внимания. Цензурная реформа произойдёт через несколько лет, когда у Михаила исчезнет желание возвращаться к пройденному этапу поиска скрытого побуждения. Жизнь преображалась на глазах. Государство начало отходить от внешнего лоска. Не скоро, но всё обязательно наладится. Так мог думать и Салтыков. Может поэтому он отложил глуповский цикл, бесполезный в сложившихся обстоятельствах.

Произведения «Каплуны», «Тихое пристанище» и «Тени» при жизни Михаила не публиковались, либо были размещены в периодике фрагментами. Часть из них Салтыков не дописал, о некоторых нельзя точно сказать, когда они создавались. Требовалось ли опираться на содержание, стремясь установить точную датировку работ? Тут следует взвешенно думать, стараясь сперва понять чувства непосредственно автора. Потомки грубо вторгаются в мировоззрение Салтыкова, публикуя черновые варианты произведений или домысливают за него, о чём он предпочёл умолчать.

Но раз чужое прошлое теперь известно, значит нельзя от него отворачиваться. Нужно подходить взвешенно и стараться найти важные для понимания моменты. Как и прочее, оставшееся неопубликованным, не несёт литературной ценности. Читатель заметит, насколько странно говорить таким образом, когда наследие Михаила столь важно в плане понимания русской культуры и традиций страны. В том то и дело, что оценивать надо не литературную составляющую произведений, а культурологическую, либо и вовсе философическую. Подходя к творческим изысканиям Салтыкова со стороны взвешенного к ним отношения, сможешь увидеть, как мало в них придуманного, при явном преобладании точного отражения происходящего с населяющими Российскую Империю народами.

В «Каплунах» Михаил продолжил разбирать тему пороков города Глупова. Непритязательный цензор мог дать одобрение на публикацию, не находя в тексте элементов действительности. Но разве не знали, как Салтыков подходил к творческому процессу? Кажется, 1862 год оказался переполненным негативным отношением ко всему, под чем стояла подпись «Н. Щедрин». Оказывалось лучше не допустить к печати, поскольку обязательно будет найдено обличение действительности, к чему цензоры не желали иметь отношения.

Думается, глуповский цикл умер и по той причине, что когда Александр II разрешил публиковать любое произведение, ответственность за которое автор понесёт после в полном объёме, охладило намерение Салтыкова испытывать судьбу. Он вовсе предпочтёт забросить подобное грубое обличение действительности, ведь как не старайся писать о неприятном, всё равно примут за пародию на российские нравы.

О недописанных «Тихом пристанище» (другое название «Мастерица») и «Тенях» лучше вовсе ничего не говорить. Работы, которые автор не довёл до конца в силу отсутствия для того необходимости, следует сразу отставить. Если сам Салтыков счёл то правильным, то поверим ему в том суждении и мы.

Читатель отметил, как Салтыков открывается перед ним. Не едкий сатирик, а мыслитель, заглядывающий так глубоко, что этого начинаешь бояться. Нужно было постараться разглядеть в победоносном русском народе, на протяжении последних веков почти не знавшем поражений, стремление к жизни не ради себя, а ради других. Не так всё плохо, как оно кажется на самом деле. Нет, русский народ не поддерживает того, кто стоит над ним! Русский народ поддерживает всякого, кто стремится быть над ним. Русский народ с момента зарождения склонен с симбиозу, впитывая в себя всякую культуру, становящуюся в итоге русской. Кто бы не стал выше, тот станет частью России. Это кажется нереальным, но ничего не меняется за протяжении тысячи лет. И вполне может оказаться, что от русского народа скрывают тайну, ибо кем-то же прежде он был, кого-то сплачивал и стал таким, каким его мы знаем сейчас.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Истории про распутство глуповских нравов не нашли применения в периодике. Современный Салтыкову читатель так и не узнал, каким порокам предаются жители придуманного Михаилом города. А если бы и узнал, многого из того вынести у него бы не получилось. Единственный важный акцент, сообщаемый в тексте, отражает неспособность русского человека изменяться, оставаясь преданным прежним представлениям. Стоило ли отменять крепостное право для крестьян и рабочих, оказавшихся в той же самой зависимости вплоть до революции большевиков, чтобы подпасть под схожее крепостное право снова? Не надо задумывать наперёд, дабы понять, какое будущее ожидает населяющих страну людей. Как были рабски покорны, так и останутся. Впрочем, Салтыков писал всё-таки о глуповцах, поэтому приходится на свой страх продолжать домысливать за Михаила.

Среди глуповцев существуют петрушки. Эти молодые и сладкогубые парни сводят с ума барынь. Их нельзя не любить, но приходится мириться с непостоянностью предпочтений петрушек, сегодня предпочитающих одну особь женского пола, завтра — другую. Барыням проще, таковых неверных им людей легко наказать, отправляя в ту же армию, приближая к себе нового петрушку. Обилие сладкогубых парней радует барынь, готовых приближать и отдалять, стоит появиться такому желанию.

Разумеется, не о распутстве рассказывал Салтыков. Если и о распутстве, то не петрушек. Сложилось такое положение, требующее озаботиться ближайшим будущем. Утрата власти над крепостными привела дворян в уныние, заставив искать способы преодоления возникших затруднений. Люди подались куда угодно, стараясь найти угодный им угол. Кто-то мог остаться преданным державшему его человеку, вольный в любой момент изменить такому предпочтению. Трактовка получается хлипкой и сверх меры измысленной, только кто станет всерьёз воспринимать рисуемое Салтыковым распутство? Для чего-то Михаил взялся отразить эту сторону жизни глуповцев, значит имел для того определённое намерение.

Другое распутство, за оное не принимаемое, обилие денег у крестьян, не представлявших, куда их можно потратить, или, скорее всего, не имевших возможности найти им применение. У них карманы оттопыривались от имевшихся в наличии денег, отчего они слыли за краснобаев, травящих о им доступном больше, нежели имеют, тогда как они располагали гораздо большими суммами. Об этом как-то никто не задумывается, создавая представление о нищенствующих крестьянах, отпущенных на волю без куска земли, вынуждая людей батрачить пуще прежнего, лишь бы найти деньги на пропитание семьи.

И тут хлипкая трактовка со сверх меры изысленным предположением. Благо произведение «Глуповское распутство» не нашло места на страницах литературных журналов, заставляя размышлять о прошлом уже потомка, коли у того появится стремление осознать, в каком положении оказалась Россия, пытавшаяся отказаться от закабаления собственного народа, дав ему право на самостоятельное существование. Время показало, что русский народ не способен мыслить вне предлагаемого ему варианта бытия, согласный подхватить всякое правительство, взявшее над ним бразды правления.

Осталось найти у Салтыкова тех глуповцев, которые в одиночку или малыми группами способны влиять на происходящее, поскольку перемены в Глупове свершаются чьими-то руками. И когда о них узнают, то их принимают без возражения. Так даётся ответ на весомый аргумент в виде будто бы нехарактерной для русского мышления власти советских руководителей. Отнюдь, в общей массе народ покорился делам малой группы людей, приняв дарованное им видение ситуации. По Салтыкову выходит так, что в России успех приходит к действующим решительно и не берущим в расчёт мнение народа. Ибо если кто задумается о нём, того народ не примет: не рабам определять политику бар.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Глупый народ — русский народ. Чем ближе знакомишься с творчеством классиков середины XIX века, тем сильнее в этом убеждаешься. Никто не говорил прямо о глупости, но это подразумевалось. Если люди желали терпеть над собою власть, никак не собираясь заявить о праве на личное мнение, то никак иначе к ним нельзя было относиться. Глупыми оказывались и писатели, прямо сообщавшие о происходящих в обществе переменах. Салтыков продолжал идти путём аллегорий, создавая собственное представление о происходящем в России. Не зря его спрашивали, какой населённый пункт он понимал под показываемым им Глуповым. Приходилось отвечать: это не Рязань и не Саратов, всего-то измысленный потехи ради город.

Салтыкову не верили. Редкое произведение глуповского цикла попадало в печать. Не оказалось известным читательской публике и общее обозрение «Глупов и глуповцы». За несколько лет до этого Михаил выпускал короткие заметки, подготавливаясь к более масштабной работе. Он написал «Два отрывка из Книги об умирающих», понравившиеся Толстому, и анонимно «Характеры», стремясь найти соответствие действительности придумываемым реалиям Глупова.

Стараясь избежать создания портретов известных ему людей, Михаил заменял действующих лиц определёнными группами, наделяя каждую характерными чертами. Нашлось место и глупому народу, особенно выделяющемуся на общем фоне, хотя все представленные на страницах не стремятся предстать умными. Развивая мысль, Салтыков мог двигать повествование в любую сторону, всё больше обличая действительность. Не станет читатель видеть на страницах Глупов, когда описанное так напоминает знакомую ему обыденность. Усвоив такое, публиковать подобную сатиру требовалось с осторожностью, опасаясь возможной реакции власти.

Михаилу следовало говорить прямо, чего он опасался. Получалось так, что вместо конкретного города, где подобное имело место быть, Салтыков подразумевал повсеместное распространение описываемых в глуповском цикле нравов. С таким подходом нельзя соглашаться, учитывая способность человека обижаться за сказанную ему правду. Не спасут измышленные города глуповы, жизнь в которых повсеместно имеет сходные черты. Даже при их отсутствии, попробуй убедить, будто такого на самом деле нет. И ведь не было! Но разве кого в том уверишь, когда желается видеть определённое?

Положение Салтыкова спасали происходящие в стране перемены. Отказ от крепостного права вносил коррективы в понимание нравов Глупова, либо усугублял, смотря как интерпретировать сообщаемые Михаилом представления. Спасало и то, что глуповского цикла в итоге не получилось, оставшегося в наследство следующим поколениям читателей, получившим право знакомиться с тем, о чём не ведали современники Салтыкова. И уже не имело значения, какие люди населяли город Глупов, так как они стали частью истории.

Выходит, не был русский народ глупым. Таковым его представляли, но он жил согласно внутреннему чувству необходимости смирения с происходящим. Нельзя ведь назвать глупым того, кто подстраивается под обстоятельства. К чему не стремись, лучше никогда не станет: такова позиция русского народа. Обязательно начнётся переосмысление взглядов, занимающих одностороннюю позицию. Если захочет народ казаться сильным внешне, он обделит себя и выставит на обозрение силу. Ежели пожелает обладать внутренней силой — забудет обо всём, созидая на благо страны. Иного в истории русского народа не случалось. Ко времени творчества Салтыкова переход от внешнего блеска только подвигался к желанию народа преобразиться изнутри. Вскоре исчезнут глуповы, пока же они оставались.

Придётся отметить, Салтыков зафиксировал положение взаимоотношений между русским народом и русской властью, имевших одинаковое направление показывать имеющуюся у них мощь. Только почему-то это казалось глупостью. Гораздо лучше иметь крепкую государственную ось благополучия, пусть и при матовом покрытии.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Иные рукописи Салтыкова редакторы литературных изданий не возвращали. Установить их датировку затруднительно. Получается разница в несколько лет. Таковой участи удостоилась и повесть «Яшенька». Снова читателю представлен слабохарактерный молодой человек, живущий чужими представлениями. Он настолько подвластен мнению окружающих, что сам ничего не может делать. Ему мнится, будто он глубоко несчастен, но настоять на своём у него не получается. Ему проще бросить всё и сбежать, стремясь избавиться от гнёта родных, тогда как уже может определять их положение в семейном кругу сам.

Не имея чувства собственника, Яшенька подвластен мнению матери: отправит его в гусары, пойдёт служить, призовёт обратно — тут же вернётся, скажет сидеть взаперти и не принимать пищу, то и тогда не станет перечить. Рано или поздно Яшенька задумается над происходим, ему уже минуло двадцать пять лет, он хозяин поместья, но робость не позволяет ощущать право на владение. Речь не о боязни обидеть мать, как и не об опасениях вызвать её слёзы, излишне говорить в подобном роде в отношении женщины со стальным характером, не собирающейся уступать занимаемых ею позиций.

Требовалось показать бунт против устоявшейся системы. Впечатлительный читатель станет искать аналогии, принимая под Яшенькой робкий народ Российской Империи, угнетаемый властью полицействующего монарха Николая. Русские люди однажды устроили восстание, на том же двадцать пятом году от начала XIX века. И приняли за то они наказание в виде смертной казни, либо ссылки на поселение в Сибирь. Похожего читатель ждёт и для Яшеньки, чьи порывы обязательно приведут к трагедии, выраженной в смирении и принятии неизбежного наказаниям за попытку овладеть тем, чем он должен был управлять самостоятельно.

Остаётся предполагать, насколько сведущим оказался человек, получивший рукопись с повестью от Салтыкова, не решаясь отослать обратно автору, не говоря уже о возможности публикации. Ещё не настолько утихли воспоминания о царствовании Николая, чтобы напоминать о происходивших в его правление судебных процессах над декабристами. Повесть не заслуживала огласки, пока люди не перестанут искать в литературе её применение к действительности. Сколько бы не прошло лет, сведущий читатель обязательно проведёт параллели. Слишком много схожих черт, дающих новое представление о творчестве Салтыкова, чья сатира требует более внимательного к ней отношения, учитывая яркость приводимых Михаилом образов.

Яшенька взбунтуется против матери, но спустя время смирится с неизбежностью, полностью принимая власть родительницы. Что ему оставалось, если на своём настоять не получилось? Лишь влачить жалкое существование, а потом тихо умереть, более не причиняя неудобств. Он посчитал в качестве лучшей доли необходимость остаться ребёнком, принимая неизбежные укоры, наказания и показывать, насколько покорен воле матери. Осталось понять, оознавала ли мать, какими последствиями грозит принижение значения сына, ведь стоит ему умереть, могут наступить нежелательные последствия.

Чего не было в тексте, того не было: ответ критику, нашедшему аналогии, к тексту отношения не имеющие. Придётся пожурить читателя, знакомящегося с текстом, дабы найти только художественную ценность. Оной в повести «Яшенька» нет, и не могло быть. Салтыков писал яркую сатиру, завуалировав истинные привязки к настоящему таким образом, что создал сумбурное произведение, так и не получившее должного внимания при его жизни. Творчество Михаила ценилось за попытку обличения порядков русского народа, но без прямого укора в адрес монаршей власти. В «Яшеньке», стоит вчитаться, сразу понятно, за кого нужно принимать действующих лиц.

Автор: Константин Трунин

» Read more

За удачным неудач не разглядишь. Салтыков это понимал, не стремясь давать ход пробам пера. Единожды опубликовав, Михаил более не вспоминал неудавшиеся произведения. Не вспомнят их и последующие поколения, если не возникнет для того определённой нужды. Пришедшийся не по вкусу, Салтыков сталкивался с неприятием некоторых аспектов своего творчества, в том числе и стремления казаться натуралистичным. Причина в том могла быть иная, связанная с личным неприятием определённого круга людей. Ведь не попадал под неудовольствие цензоров Мельников-Печерский, обнажавший язвы общества так, что читателю становится стыдно за человечество, допускающее подобное в обыденности. Может секрет крылся в оторванности писателя от сюжета, которого стремился придерживаться Салтыков? Да и плодотворность не способствовала лучшему усвоению его трудов. Опять этот Николай Щедрин ищет место побольнее: мог думать читатель тогдашних дней.

1857 год — плодотворный период, памятный рядом произведений и иными ныне забытыми. К стёртым из памяти стоит отнести повесть «Жених» и комедийную пьесу «Смерть Пазухина». В повествование вмешался эпистолярий, будто бы придающих правдивость описываемым событиям. Читатель увидит, как в «Женихе» случается приехать барину в город Крутогорск с целью найти прелестную невесту. Он прослышал от товарища, насколько хороши местные девушки, в какой дом не зайди. Не приходится удивляться, наблюдая за творческими изысканиями Салтыкова, искавшего продолжение для начатой истории. Михаил бился и выдавал текст, должный оказаться признанным отдающим сумбурными предположениями о требуемом развитии событий.

Может всё дело в абсурде? Воспоминания заставляют человека приукрашивать прошлое. Некогда Крутогорск мог быть обиталищем обворожительных нимф. Окажись советчик в нём спустя годы, пришёл бы в недоумение, не найдя красот, столкнувшись с разлившейся по окрестностям серостью. Этой же серостью наполнены головы жителей, едва ли не имеющих серый оттенок кожи. Попробуй теперь найти красавицу для души. Салтыков не оставлял попыток, находя необходимые ему решения. Недовольным остался редкий читатель, каким-то образом нашедший повесть «Жених» среди прочих работ, поистине достойных внимания.

В той же мере отдаёт серостью комедия «Смерть Пазухина». Данная пьеса критиковалась за натурализм и подпала под запрет цензуры. Поставить на сцене её смогут не скоро, а успех придёт и того позже, и то на короткое время. Безусловно, желающий увидеть нечто — увидит. Он превознесёт талант Салтыкова и обрадуется, как велик мастер, творивший столь бесподобные вещи. Однако, знакомясь с радужными представлениями о произведениях, сам подобного в них не замечая, вскоре перестаёшь реагировать на оголтелый оптимизм, взращенный в стенах специализированных учебных учреждений, промывших мировосприятие до состояния оторванности от настоящего.

Салтыков оставил разные редакции произведений, представляющие интерес для исследователей его творчества. Изучаются рукописи, сверяются измышленные данные и формируется объёмное собрание сочинений, наполненное далеко не тем, чего желает читатель. Но положительное впечатление всё-таки есть, так как видишь писательское мастерство Салтыкова в полном объёме, получаешь возможность оценить его вклад в литературу полностью. Не всем создавать сплошь прекрасные произведения, порою нужно написать проходные труды. Таковых у Михаила имелось достаточно, потому не станем воспринимать всё им написанное с осознанием одолевающей теперь радости, словно нет ничего лучше на свете, чем дошедшее сквозь века литературное наследие.

Доверимся самому Салтыкову и цензуре, определявшей его рамки. «Жених» и «Смерть Пазухина» (иное название «Царство смерти»), остались частью творчества Михаила, должные считаться важной составляющей им созданного. Ежели кому-то они не понравятся, то не стоит укорять себя в отсутствии вкуса: они не нравились и Салтыкову.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Говоря о творчестве Салтыкова, нельзя обойти тему города Глупова. Это измышленное место существовало лишь в воображении Михаила, под которым полагалось понимать любой город, обычно получавший у писателей название N. Только Глупов не имел отношения к действительности. Нравы его населения в чём-то схожи с реалиями российской периферии, но полностью им не соответствуют. Может думаться, будто Салтыковым это делалось специально. Знающий читатель всё равно найдёт в тексте схожее с действительностью, либо домыслит требуемое. Такое отношение к происходящему и называется сатирой: вроде бы взято из жизни, являясь при том изрядно преувеличенным.

Среди населяющих город Глупов следует сразу выделить «Литераторов-обывателей». Именно они создают у общества мнение о глуповцах. Данных деятелей пера не беспокоят природные катаклизмы, как не представляет для них интереса опасная для населения угроза в виде инфекционного заболевания. Всё это является фоном прочим сюжетам. Начиная сообщать о громе или молнии, продолжат делиться сплетнями. Упоминая о проблемах водопровода, посетуют на недостроенный театр, делая акцент сугубо на последнем. Про комету можно не сообщать, если её полёт нельзя с чем-нибудь увязать. Настолько плохо в Глупове с периодическими изданиями? Весьма. Хуже дело обстоит с чиновниками, особенно с имеющими отношение к пожарной службе. Коли случится пожар — тушить приедут остывшее пепелище. Для таких людей важно не обстоятельство, а реализация собственных сиюминутных интересов. Потому-то и не спешит никто, поскольку игра в карты важнее.

Ещё любят глуповцы друг друга обманывать. «Клевета» присутствует всюду. Какую угодно ерунду можешь о них говорить — не ошибёшься. Ежели получится сборище стереотипов, то хуже от того не станет. Тем труднее будет отделить правду от вымысла. «Наши глуповские дела» дополнят представление об иллюзорности города. Какие могут быть подозрения со стороны цензоров, когда в тексте явный вымысел? Облегчая труд себе, Салтыков усложнил понимание представленной информации далёким потомкам. Обыденность Российской Империи не получится восстановить, тем более с помощью произведений Михаила.

Обращаясь «К читателю», Салтыков мог написать нечто вроде прыщиного манифеста, повествуя о прыщах. Есть твёрдое убеждение, что Михаил говорил о конкретных проблемах, скрывая их вымыслом из аллегорий. Читателю остаётся предположить, якобы речь касается чиновников. Кто, кроме них, может быть причислен к прыщам? Желаешь, чтобы они поскорее созрели, после глубоко о том жалеешь, наблюдая за обязанным последовать излитием гноя.

Дабы отличить важность глуповца, надо знать следующее: каждый из них имеет имя и фамилию. Все прочие прозываются иванушками. Соответственно, иванушкам не есть крошек со стола важных лиц города. Об этом читатель узнаёт из рассказа «Наш губернский день». Автор повествования описывает и свой собственный стол, сообщая именно о том, каким бы он не представлялся населению, крошками с иванушками делиться не станет. Может и стал бы, да не указывает причин, почему предпочитает воздержаться.

В сборник «Сатиры в прозе», помимо упомянутых, вошли пьесы «Недовольные» и «Погоня за счастьем». Они написаны в том же духе, трудны для понимания и не поддаются анализу, если читатель плохо осведомлён о событиях середины XIX века. Они же показывают интерес к творчеству Салтыкова со стороны Достоевского, продолжавшего предоставлять место на страницах выпускаемого им издания.

Среди работ Михаила есть неоконченные произведения, никогда не публиковавшиеся при его жизни. Лежать им без внимания, не пожелай исследователи литературного наследия воздать Салтыкову должное уважение. Первая работа называется «Предчувствия, гадания, помыслы и заботы современного человека» (1860-61). Она представлена в виде личного дневника, автор которого описывает обычную жизнь, увиденные сны и попытки понять их содержание. Вторая работа, «Хорошие люди» (дата написания неизвестна), состоит из отрывков. Ориентироваться на неё среди прочих произведений Салтыкова не стоит.

Автор: Константин Трунин

» Read more