trounin.ru

Вольным стал перевод баллады «Отшельник» («Эдвин и Анжелина»), допускал разночтения русский вариант, главная героиня во строках прозывалась Мальвина, но сама баллада — сентиментализма бриллиант. Сюжет из древности был взят: из средних веков. Английские поэты его вниманием не обходили. Для Жуковского версия Оливера Голдсмита — основа основ. Баллада про то, как два любящих сердца себя вновь находили. Грузен казался слог, ибо поступь грусти должна отягощать. Значит, писал Василий, коли мог, показывая, через какие страдания надо тягости жизни принимать.

Канва происходящего проста, а вместе с тем и мудростью полнится, зато изложено доходчиво весьма, редкий читатель не впечатлится. Таков уж замысел, чтобы читатель переживал, полагается испытать эмоции от недоумения к радости, не пустыни житель главным героем в сказе стал, а некий странник, пожелавший вкусить пребывания в пустыне тягости. Кто он? Читатель будет томиться едва ли не конца. Ради каких помыслов странник пришёл в место, где находят угодные Богу приют? Всё пройдёт, когда читатель узрит, смотрящие друг на друга, оба лица. Укорит тогда же судьбу, поскольку два сердца иначе счастье никогда не обретут.

Ведь путник — девушка-краса. Она — страдалица времён. Её отец — хитрейшая лиса. Жених её достоинства лишён. Лишён не по причине преступлений. Он беден, словно мышь. Зачем такой? Для впечатлений??? Ему и скажут: «Кыш!!!». Любовь напрасна, невозможной казалась она, потому, без всякого коварства, ушёл жених куда-то навсегда, и может прочь из грубостью наполненного царства. «Ушёл в пустыню!» — говорили люди, и приходилось тому верить. «Ушёл из жизни!» — говорили слуги, осуждением их приходилось мерить.

Читатель понимает, к чему стремится автор подвести. Ясным становилось желание девушки покинуть отчий дом. Конечно, лучше по пустыне брести, чем слушать от сражающихся рыцарей мечей звон. Рыцари бились за право руку девушки поцеловать, притворно бились, притворно целуя, стало ей это надоедать, осталось себе нашёптывать: «Уйду я!». И вот пустынник, вот пустыня. Вот странник, девушкой представший. Да знал без слов пустынник его имя. Мальвиной звался он, мужской облик для утайки принявший.

Как тут слезам не хлынуть из глаз? Столько вложено автором смысла в сюжет. Ничуть не изменившееся общество окружает поныне нас, смены долгожданной никак нет. Сохранились запреты, желание родителей видеть счастливыми детей сохранилось. Неважно, сколько баллад о том напишут поэты, сколько человеческих сердец во строчках разбилось. Неизменно и желание детей самим устраивать судьбу, скорее действуя воле чуждой вопреки, готовы объявить близким людям войну, пусть хоть родители давно уже старики. Что тут скажешь? Поэтам то надо говорить. Они загадочно молчат. Не любят сообщать, чем дальше сим влюблённым жить, отчего их жизнь превращается в ад.

Баллада сложена. Жуковский хорошо перевести сумел. Внимать истории душа читателя расположена, для того поэт её ладно и спел. Как сказано было, поступь стиха тяжела, во строчках всё будто застыло, лишь поступь двоих оказалась легка. Пустынник доволен, нашёл он покой. Доволен и странник, чьи помыслы не сразу стали ясны. Каждый из них был доволен судьбой. Особенно, когда друг друга они снова нашли. Для общества мертвы, нельзя назвать живыми, как призраки войны, что бродят промеж ними. Их счастье — пустыня хладная, разгорается к утру жар чей, зато не видится там мина злорадная, на чужое счастье искры мечущая из очей.

С судьбою не борись, иди наперекор всему — иного смысла не стоит искать. Надо, тогда объяви войну, либо молча можешь от всех убежать. Но зачем далее размышлять, ежели сказано лишнего изрядно. Главное, Жуковский оттачивал навык баллады сочинять, получалось ведь у Василия складно.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Баллада переведена Василием Жуковским в 1809 году

Кассандры жизнь — это ли не горе? Знать грядущее — худшее из бед: ты видишь слёз скорых море, знаешь о краткости оставшихся лет. Тебе ведомы печали, когда кругом радостно всем. Как об этом другим говорить? Мало ли существует у человека и без того проблем, не сможет он к несчастьям подготовленным быть. То ведала Кассандра, знала про Трои судьбу. Видела: в город войдёт враг. Как ей выразить печаль свою, когда готовится родственник вступить в брак? Так думается, будто горек Кассандры путь. Да в том ли её беда на самом деле была? Нужно иначе на её умение взглянуть. Тогда станет ясно — видеть грядущее она не могла.

В сторону разговор. Отойдём от канвы на краткий миг. Достаточно знать о происходящем, давая оценку всему. Если брат Кассандры украл чужую жену, словно так всегда делать привык. Приведёт ли это к миру? Или принесёт это войну? Дело в другом, не верили Кассандре, её дар считали дурным. Несусветные вещи она накликать на город решила! Видимо, не раз языком своим, она сограждан прежде утомила. В том суть её способностей — говорить прямо в глаза. Прочее, домыслы Гомера и прочих слагателей поэм. Лучше бы молчала и не открывала Кассандра уста. Только не избежать Трое от ахейцев проблем.

О том и Шиллер задумался: стоит ли о правде людям говорить? Ты скажешь им, они тебя в ответ распнут. Пусть то хоть трижды явно, человеку проще слепым быть: правду не любят, её никогда не поймут. Потому отправил Шиллер Кассандру в лес, задуматься о необходимости разгласить истину. Каждое слово — имеет собственный вес: так было и так должно быть, воистину! Приятнее людям ласковый взор, о хорошем им скажешь — на руках понесут. Стоит сказать плохое — тот же укор, без раздумий кол между рёбер вобьют.

Говорит Шиллер: в незнании для человека благо сокрыто. Про знание говорит: к смерти ведёт. Но хорошее слово всё равно бывает быстро забыто. Обидное — долго в сердце живёт. Полукавствуй Кассандра, предайся веселью, быть сказу совершенно другим: не встретится она от слов своих со смертью, а троянцы бы верили — под ударами ахейцев устоим. Это понимала Кассандра, не умевшая смолчать. Скажет потом, когда баллада уже оборвётся. Шиллер решил повествованье не продолжать, положенный для понимания смысл между строк всегда даётся.

Но не всякий знает, как жила Кассандра дальше. Уплыла она с предводителем ахейцев на Пелопоннес. Пророчила и ему, говорила без фальши, а могла бы снова уйти и поплакаться в лес. Знала: убьют Агамемнона, поскольку за дочь, им убитую, желала кровь его пролить жена. Знала: сын его после поступит точь-в-точь, отомстит он матери за отца. Знала: погибнет там же, не способная преодолеть судьбы рок. Всё это хорошо для произведения, способного её жизнь во всех тонах отразить. Там получится дать читателю очередной урок, которому читатель поверит, но не задумается, что и с ним это может происходить.

Шиллер балладу сложил, нашлось ей место среди русских переводов: Жуковский старался дельный вид придать. Беда в другом, бытует и поныне средь народов… стремление глаза на правду закрывать. И до сих того, кто истину оберегает, кто бед грядущих опасается, того всяк прежде обижает, должному случиться ужасается. Оттого закрыты глаза, ушли закрыты: прольётся у слепых слеза, радужные надежды на лучшее слезами будут смыты.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Баллада русская, одна из первых, — она была о мертвецах. Должно быть, застыла в те годы улыбка на Жуковского устах. О смерти будет он писать, возьмётся за мрачный сюжет. Близка эта тема ему, лучше, чем о смерти, темы не было и нет. Взялся Василий адаптировать «Ленору» за авторством поэта из немецкой земли, Готфрид Август Бюргер смог почву и в России найти. О чём он повествовал, то немного иной вид приняло. С тем же успехом русское общество врасплох сказание сие застало. Ленора обратилась в Людмилу, благоверного с войны ожидала, только у русского мертвеца Литва пристанищем вечным стала.

В чём успех баллады? Годы то роковые. С Наполеоном воевала вся Европа, дни были не простые. Воевала и Россия, обуздать редко способная Бонапарта порыв, много подданных царских тогда погубив. Но солдат никто не ждал, ибо не ждали солдат, ушедшим в армию всё равно не было хода назад. А вот воинов из знати, и им ведь приходилось умирать, родные и близкие всегда оставались дома ждать. Могли они погибнуть, не вернувшись обратно с полком. Поэтому лучше не печалиться, надеясь увидеть чуть позже… потом. Вернётся целым с войны, если тело его не погребли в дальних краях, оттого и приходилось ждать, надеясь и веря, нисколько ожидать не устав.

Так вот, Людмила — девица честных правил. Ждёт благоверного она, так рок её заставил. Он на войне, который уже год, с боями на врага, должно быть, смело он идёт. Нет весточки, не шлёт жених посланий. Может нет времени для подобных стараний. Людмила хоть вечность в тоске провести решила. В том воля её, бывает и такая у девушек сила. Как не склоняли её развлечься, не соглашалась она, ведь любимого ждёт, её радости мешает война.

Как же продолжать повествование? Какое бы найти предание? Бюргер о чертовщине предпочитал писать. Значит, мертвеца будет Людмила ждать. Придёт он к ней: бледный, со взглядом холодным. Ночью явится: ни бодрым ни сонным. Под ним конь, может цвета вороной стали — в темноте глаза такое бы не разбирали. Главное, вернулся домой: цел, невредим. Наконец-то насладится Людмила милым своим. Внимающий понимал без подсказки, вполне осознавая — действие, словно из русской сказки. Куда удумал жених везти ночью невесту, осталось узнать. С ним поехала Людмила, не умея смысла поступка благоверного понять.

И мрачен Василий, лишь в улыбке растягивались губы. Пусть будут для читателя последние строчки повествования грубы. Не сон снился девушке, не показалось ей в темноте. В самом деле, с мертвецом скакала она в ночи на коне. Видела могилу его, хладный взгляд и бледность распознала, потому согласилась, чтобы могила их брачным ложем стала. Навек сомкнулись глаза — теперь погребена Людмила в Литве. Может ходил кто по усыпавшей её пристанище листве. Наконец-то читатель заканчивал знакомство с балладой и осознавал, свидетелем какого ужаса он, благодаря Жуковскому, стал. Мертва Людмила, хладная в земле лежит. Да кто подумает о девушки горькой судьбе? То славно не важно. Важно, погиб любимый на далёкой земле.

Ещё раз скажем, «Ленора» Бюргера — знакомый всякому в те времена сюжет. Потому и скрывать первооснову для баллады смысла нет. Посему, нисколько не лукавя себе, поблагодарил в эпиграфе Василий поэта из немецкой земли, написав на угодный ему лад «Людмилу», воплотив в строках мысли сугубо свои.

Автор: Константин Трунин

» Read more

История говорит — первый удар пришёлся на Брест, а потом уже на все земли окрест. Через Белоруссию иго немецкое на Советский Союз пришло, немецкое племя подминало под себя всё, что могло. Без жалости, быстро, продвигаясь спешно вперёд, не выпуская белорусов из лесов и болот. Но белорусы сами уходили в глухие края, сопротивляясь до последнего, Красной Армии ожидая войска. Поэт Якуб Колас разделял беду народа своего вдали, он должен был уйти с белорусской земли. Провёл войну в Подмосковье, в Ташкенте был затем, при этом всегда рядом с белорусом вне дома стен. Тогда каждый белорус за белоруса переживал, освобождения Белоруссии всякий из них ожидал. Тем жили, благо от немца отбиться удалось, нового времени звезды свечение зажглось.

«Моему другу» в 1941 году Якуб Колас писал, с ним когда-то где только в родных местах не бывал. Грустно о том вспоминать, съедает душу тоска, хотя суть дней военных предельно проста. Куда не иди, боль испытать придётся везде. Иначе не бывает на войне! В том же году Якуб Колас немцев с тевтонскими хладными тварями сравнил, чей шаг копытом белорусов придавил. «Голосом земли» он то стихотворение назвал, о страданиях родного края горечь передавал.

Годом спустя Якуб Колас предвещал грядущие пожары. Стихотворением «На запад» он говорил про хмары. Тучи, а может облака, движутся туда, куда должны пойти Красной Армии войска. Этому быть, иному не суждено случиться, белорусам пора бы уже от немца освободиться.

В 1943 году красоты Узбекистана приходилось воспевать, к рекам обращаться, их течению внимать. Написал Якуб Колас стихотворение «Салар», как пышет над рекою жар. Суровое пекло, но край сей хлебным считался с давних пор. Может прохлада приходила с рядом расположенных гор? Что до того, Якуб Колас печален, каждый день его жизни отравлен. Красив Салар, прекрасен горизонт, сравним с ним любой греческий пролив-понт. Да край родной ему всегда приятнее увидеть вновь, оттого и бурлит внутри поэта кровь. Опередить судьбу не получится, приходится ждать, на берегу того же Салара дни, рядом с ним проведённые, считать.

И вот 1944 год, Красная Армия набирает ход. Нет преград у советского воина на пути, всюду он сможет пройти. Остановки временны, ничему не устоять, будет Красная Армия и впредь побеждать. «Дорогой славы» советский воин идёт, вражеские стяги на пути сметёт. Осталось не долго, радостью переполняется каждый миг. Даже думается, писал Якуб Колас набело, нисколько не в черновик. Есть ещё стихотворение «Родной путь», оставим без внимания его. Оно существует, но видел его из потомков мало кто.

В 1945 году стихотворение «Майские дни» — отразил Якуб Колас впечатления свои. Первое мая для него, отныне, лучший праздник из всех, ведь Красная Армия пожала полный успех. Но первое мая и напоминание о былом, отправлено, всё прежде близкое к сердцу, на слом. Опустошена Белоруссия, осиротела от потерь она. Унесла многое и многих война. Кругом развалины, а сердцу больно от выгоревших поселений и хат, неужели, совсем недавно, каждый белорус был немецким пожаром объят? Грусти нужно сбавить накал, Советский Союз победителем в минувшей войне стал.

Что до белорусской поэзии — она самобытна поныне. Живёт она в каждого русского и белоруса сыне. Понятна без перевода, усвоит её и сын украинского края, слова языка интуитивно понимая. То осознавали и в то верили люди былых времён. Хорошо, в их стихах о единстве народов прочтём.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Бурным будет всякий век, пока жив и дышит человек. Пока к чему-то стремится, не сможет от забот о дне насущном он забыться. И будет так всегда, неистребимо стремление лучшего добиться. Да вот беда, иной порой в мечтах назад приходится возвратиться. Как бы не звучала правда бытия, на неё не обращают внимания молодые сердца. Желает человек перемен, прочего не видя перед собой, оттого и не доволен он всем, как не доволен судьбой. Бороться постоянно — вот человеческий удел, только этим человек постоянно жить хотел. Революционными порывами существовал и Аветик Исаакян, не видел в том правды обман. К тридцати он встретил первую подлинную революцию 1905 года, возжаждать мог уже тогда право власти для народа.

«Сердце моё на вершинах гор» (1906) — говорил поэт. С гор от слал революционерам привет. Бушевала стихия, трепетали сердца, словно разверзалось небо и начиналась война. Так описывал Аветик революционеров борьбу, будто обращался с речью к бойцу. Немудрено перепутать, если не знать, когда написан стих, больно поэтический слог задорен и лих. Но сам Аветик не в борьбе, он и правда в горах, оттуда шлёт послание, пускай на словах. Буря будет, должен перелом наступить, пока же сердцем с борцами Аветик продолжал быть.

С гор царская власть попросила поэта сойти, уехать из страны он должен, где место для жизни найти. Потому, «Моей Родине» (1926) Аветик из Венеции писал. Айастан, у него отнятый, он вспоминал. Горькую слезу проливал от тоски, будто не сможет дорогу к дому больше найти.

Но вот год 1939, Аветик вернулся в Советский Союз, знал он уже — какой правит государством муж. «Великому Сталину» поэт писал обращение, вызывавшее у него воодушевление. Мудрым вождём Сталина Аветик называл, может оттого, что дланью тот его не карал. Вот и верил Аветик, Сталин к победе ведёт советский народ, и к победе обязательно он приведёт. Зажёг Сталин священный огонь в сердцах людей. Давал пример всякому он жизнью своей.

«Бранный клик», он же «Боевой клич» (1941) — с супостатом призыв биться. И вновь Аветик вдалеке, в Ессентуках он предпочитал тогда находиться. Знает поэт — нет более вольной страны, чем Советский Союз. Не потерпит народ над собою чуждой ему идеологии груз. Нужно находить силы для борьбы, дабы изгнать супостата. Обязательно придёт немцу за опрометчивый поступок расплата. Аветик поможет, насколько хватит его говорить, стихами он сможет воинов Красной Армии вдохновить.

Общая эта, «Наша борьба» (1942), уверялся поэт. Он наглостью немца сильно задет. Не должен супостат топтать святыни советской земли, а если топчет, в памяти пусть пострается эпизоды прошлого найти. Не раз приходил с оружием воин, ни с чем уходил, его славянин по рукам больно бил. Устоят и ныне твердыни, для того возведены, смогут пережить дни данной войны.

В апреле сорок второго пал товарищ — славный Армении сын, «Вечной памяти С. Г. Загияна» у Аветика прочитаем, минуту помолчим. В жаркой битве довелось побывать, рубился с врагом до смертельных ран, щитом прикрывал он многих, но всё-таки погиб сам. Уверился Аветик, за такой подвиг Армения благодарна должна быть, она будет цвести, сможет ещё сынов храбрых народить.

За эти стихи Аветик Сталинскую премию получил, о разном рифмы слагал, но уважаем и почитаем тогда был: за призыв к борьбе, за веру в успех, за отражение собственных и Советского Союза вех.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Немец напал на Советский Союз, встали на защиту русский, украинец, белорус. Вместе отпор дадут врагу. Совместно выдержат войну. В том уверен Микола Бажан был, стихотворение в сорок первый год он о том сочинил. Назвал «Клятвой» — её каждый житель страны приносил. Каждый знал — будет биться до полного упадка сил. Нельзя позволить, чтобы немец восторжествовал. Наоборот, надо дождаться, дабы немец на колени перед советским народом встал. Тому быть, потому такая клятва даётся, слезами немцу его агрессия отольётся.

Есть цикл стихотворений — «Сталинградская тетрадь». О переломном в войне моменте, ещё в сорок втором году, начал Микола писать. Он видел дела города, славные до нападения на него, город работал на победу, не жалея ничего. Танки шли из Сталинграда на войну, навлекая на город злую судьбу. Стихотворением «Накануне» Бажан ещё не видел должного свершиться, к надежде на благостный исход он предлагал присоединиться.

Битва под Сталинградом должна случиться, стягивались к городу войска. В окрестностях города, говорил Бажан, бабка жила. Мимо её дома проходили солдаты, видели её лицо, зная и веря, испытала старая женщина многое, если не всё. За эту женщину нужно город от врага уберечь, поднять на супостата ружьё, штык, даже меч. «Возле хаты» той женщины клятва раздавалась победить, сколько бы голов не пришлось в битве за Сталинград сложить.

В стихотворении «Дорога» Бажан войск долгое стягивание отразил, три месяца к позициям сталинградским военный люд подходил. Ехали танки, солдаты шли, три месяца пыль не касалась земли.

И вот переправа, немец прицельно бил. Сколько он людей погубил? Это Бажан стихотворением «На переправе» отразил. Падали снаряды с неба, судьба жестокой казалась, смерть воспринималась случайной, понимал каждый буквально — мгновения жить ему оставалось. Спать не получалось, никто не хотел погибать во сне. Тяжело приходилось людям на той жестокой войне.

Об этом же стихотворение «На берегу», всё происходило словно на бегу. Снаряды с неба, крик буксира: корабль на две части разломило. И крики женщины, она тонет в реке. Где бы помощь найти… где? Один солдат, что слышал её зов, помочь оказался готов. Кинулся в воду, вынес на руках, и нёс её по берегу, вскоре окровавленным став. Из-за чего людям погибать на войне суждено, клятву солдат давал — деяние немца будет пресечено.

Как же охарактеризовать изложения Бажана стиль? Не описывает он пределы окружающих человека миль. Не смотрит сторонним взглядом, не чужие чувства представляет. Нет, словно Бажан стихами дела конкретных людей отображает. Определённый солдат, пусть без имени остаться должен он, но как раз о его поступках в стихах Бажана прочтём. Например, узнаем, как «На командном пункте» ситуация обстояла. Обязательно надо, чтобы это страна советская знала.

Или вот — яркая картина, «В яру» происходил бой. Увлекал солдат читателя за собой. Заходили в каждую хату, гранату сперва в помещение бросая, крики немца слыша, врывались внутрь, его тело кромсая. В злобе приходилось биться с врагом, и если бить крепко, то хоть по морде сапогом.

В сорок третьем случилось долгожданное — «Прорыв». Идти теперь вперёд, про тяготы прежних дней забыв. Уже не тигров предстояло из Сталинграда выбивать, стадом серых мышей немцев отныне предстояло воспринимать.

Стихотворением «Битва» Бажан и вовсе немца перестал за супостата считать, хоть сколь достойного с советским народом биться. Для Миколы они — фашистский пьяный сброд, гитлеровской сволочи орава, которой предстоит в Европе в норы забиться. Гнать этих головорезов, набранных в Европе, вон. Нанести им соразмерный, как Советскому Союзу, урон.

Становилось ясно, дует «Ветер с Востока», осталось освобождения Украины дождаться срока. Этому быть, путь бежит немец, пока в крови не утоп, отныне в Европе начнётся Советский потоп.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Если с немцами война, как быть? Понятно, агрессию супостата следует отбить. Но требуется для того призывать и во имя прежних дел, не раз раньше немец от славян поражение терпел. Потерпит снова, то твёрдо знает всякий народ, на территории Советского Союза который живёт. Можно вспомнить подвиги Невского Александра, князя земель новгородских, бившего супостата, хоть тех же рыцарей тевтонских. Но то пример для восприятия русских людей, чьи предки в тот век стонали от монгольских цепей. Для украинцев есть пример иной — князь Галиции Даниил, с не менее славной судьбой. Даниил не просто князем своих земель был, титул короля Руси от гордо носил. И пусть стонали он монгольских ударов края, восточнее Галиции бывшие, во владения Даниила тогда не входившие, всё равно славить украинец заслуги Даниила станет, особенно сейчас, в период очередной немецкой агрессии, то делать сын Украины не перестанет.

Во времена Даниила пруссы силу обрели, трепетали все, на чьи земли они шли. Грабежом торбу ненасытную наполняли, иного словно они и не знали. Опустошить успели край Ливонский, к Литве пощады не имели, теперь к Галиции приближались, обладать славянами они захотели. Тому не бывать, будет отбит супостат, галицкий князь сам на поле боя выйти окажется рад. То есть всё происходило, согласно представлений о былом, подобных историй в схожем описании много где в памятниках прошлого прочтём.

Микола Бажан преследовал иную цель. Для него, во-первых, немец — зверь. Во-вторых, нет различия среди славян. Русский или украинец — под ними единый народ дан. Именно славяне, не кто-то другой, поскольку славяне сильны оказываются ровно до поры той, пока они сдерживают порывы к вражде, когда готовы общим выступить фронтом на врага, только в такие моменты воля славян и сильна. Красиво сказано, хоть ранее такого не бывало, редко среди славян дружба возникала. В советское время иное случилось совсем, теперь, чего прежде не возникало, объединение не вызывало проблем. Оказалось возможным сплотить украинца, белоруса и русского в одну рать. Более того, сплотить получилось и тех, с кем приходилось всегда воевать. Так широко Бажан смотреть не старался, он самим фактом соединения сил славян наслаждался.

Что до немцев, они у Бажана в стихах чрезмерно жадны, жаждут непременно со славянскими князьями вражды. Не всегда они нападали, и не всегда открыто грабили, недаром их деяния потомки ославили. Хитрые купцы от пруссов обирали славян, лживый священник от пруссов тем же занимался сам. Галицию поразить проказа идей окатоличенной Европы успела. Как же Галиция противостояла? О том Бажан не всё расскажет: вот в чём дело.

Да, славен князь Даниил, не давший край отца на части разорвать, долгие годы он вынужден был за него воевать. Справлялся он с проблемой внутренней, внешнюю одолевать хватало сил. Благо, монгольский кочевник его тогда не покорил. Пройдись орда по Галиции, не о чем стало бы говорить. Как известно, монголам власть собственную предстояло делить. Так зачем отвлекаться на посторонний разговор, стало важнее обсудить — как скоро немцам дать достойный отпор. Хватит трепетать и позволять Украины землю топтать, должны всем Союзом на немцев навалиться: бить помогать.

Немцев отправили восвояси, не дело им славянскими землями владеть. Ни в дне вчерашнем, ни в сегодняшнем, ни впредь. Такого не свершится, иначе, почему бы и нет, окончится счёт отведённых планете на существование лет.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Враг вступил бы в город, пленных не щадя, но не вступал он в город, сил для того не найдя. Ему противились, не давая подступить, на подходах силами 2-ой ударной армии предпочитая бить. Но в городе беда — голод людей одолевал, каждый житель алиментарной дистрофией страдал. Становилась Вера Инбер очевидцем того, наблюдая за страданиями и злобой кипя, пропуская невзгоды жителей Ленинграда через себя. Кто повинен во всём? Пришедший с запада фашист. Тот, кто помыслами отвратен и духом не чист. Виной и Гитлер, ему особый укор, да пребудет к агрессору суров богинь эриний взор. В таком духе Вера Инбер повествовала, никаких правил стихосложения при том не соблюдала.

Что за поэма «Пулковский меридиан»? Отчего не ровен стиха сообщаемого стан? Словно белой строкой раскинулась поэзия поэта, только окрашенная из страданий и горестей цвета. Показывалось текущее, отчего следовало негодовать, прежде славный город, начинал Ленинград угасать. Уже нет на лицах радости, свежесть лиц сошла на нет. Словно выдан ленинградцам билет на тот свет. Люди питались по талонам, на них возлагая надежды завтрашнего дня, ведь должна в город когда-нибудь придти долгожданная еда. Иногда увеличивали рацион, напрасными ожиданиями вознаграждая. Да вот на завтра случалась ситуация от вчерашней отличная — совсем иная.

Везде голод, недоедают повсеместно. Не соврёшь о том, говоря о том честно. Людям помощь нужна, где её взять? В больницу за припасами съестными бежать? Но и там доктора алиментарной дистрофией мучимы, они сами прозрачны — их тела едва зримы. Кто бы больницам помощь какую оказал, истинно каждый в Ленинграде страдал. Не было здоровых — были все больны. Таковы они ленинградцы — жертвы войны. Оставалось гневаться, посылая проклятия Третьего Рейха машине, чтобы их поезда не уступали по возможностям дрезине. Пусть небеса обрушатся на фашистов рой, удостоятся они участи злой. Как голодали в Ленинграде, в Германии должны голодать, иначе о справедливости можно никогда не вспоминать.

Вера Инбер хранила веру: победе быть! Фашистов сможет Союз победить. Вспять обернутся деяния детей немецких земель, сами станут жертвой своих подлых затей. Бомбы посыпятся на немецкие дома, коснётся Третьего Рейха во всех жестокостях злая война. Иному не быть, такова вера жителей Ленинграда, им для счастья словно ничего больше не надо. Как страдали они — должны агрессоры страдать. Не должно в будущем немцам продовольствия хватать. И если не сами они, то придёт на них другая чума, в блокаде Германия когда-нибудь побывает сама.

Ленинград воспрянет: твёрдо верила Инбер Вера. Утверждала то она смело. Воспрянет промышленность, пробудятся заводы, только военные отлягут невзгоды. Под маркой ленинградских предприятий будет создаваться лучший товар, не скажется на нём немцами устроенный в душах ленинградцев пожар. Раз руки золотые, наполниться силой им суждено, и тогда будет отличным многое, если не всё. Отступит враг от города, пусть никого он не щадил, немца в сих местах и раньше русский народ бил. Нужно потерпеть, разрушена будет вражеского оцепления нить, хватит и малейших усилий — вот их и надо приложить.

Вера Инбер питалась надеждой, иному не бывать. Всякий ленинградец о том же должен был мечтать. Что Гитлер им, ежели не может в город войти, скоротечны будут его собственные дни. И он в блокаде окажется, дай советскому народу право орды немецкие бить, Красной Армии тогда станет возможно агрессора в его же крови утопить. Тому быть, всегда так было — и сердце Веры билось, ведь и биться оно не забыло.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Царь Николай спокойно правил десятый год, отягощённый грузом собственных забот. А люди, что под властью его были, считай, за самодуров уже слыли. А что им, собственно, желать? Когда в государстве всё спокойно и нечего менять? Когда нет к реформам побуждения, тогда мельчают впечатления. Если и будет тяга к чему, то может только воды искусственной испить. Нарзаном, допустим, воду, прежде привычную, заменить. Посещать места, где воду ту подают. Высший свет будет там, где воду ту пьют. И недовольных хватит, кто не желает воды. Сказать бы тем недовольным: лишь бы не было войны.

Князья одурели от спокойных годин, каждый из них — так себе господин. Он и не князь, если приглядеться, коли хочется князю крестьянином одеться. Пожелает князь зимою, что летом даёт огород. В жаркую пору — пожелает колотый лёд. И живёт на широкую ногу, забыв про долги. Потому его шаги всегда широки и легки. Будет он жить без забот, не отдавая отчёта ни в чём. Об этом у Загоскина непременно прочтём.

Жизнь прожигало в России дворянство. Хорошо, если не скатывалось во пьянство. В карты играло без устали, в долгах ещё более погрязая. Просто жизнь тогда была такая. Русское опять перестали дворяне любить, им бы французским себя вновь окружить. Насмехались над патриотизмом квасным, далеко не уедешь ведь с ним. Иные из них знали в разумности толк, чтобы галломан или квасной патриот в споре умолк. В общем же, жили так, не заглядывая вперёд. Не знал никто из них, какое будущее дворянство в России ждёт. Спокойно при Николае, тот правил железной рукой. Как не ценить подобный покой?

Забава в высшем свете — слуг всюду рассылать. Иначе новостей из чужих домов не узнать. Нисколько не стыдно, дело нужное весьма. Будет о чём другим рассказать, хватит сплетней для письма. Или вот ещё о чём брались судить — выскочек не желали в высший свет вводить. Развелось желающих из низов пробиться, к таким никак нельзя хорошо относиться.

Когда хорошо в стране — плохим кажется ход вещей. Надо бежать! И бежать из России скорей. Бежать в ближнее зарубежье или в дальние края, куда угодно, была бы другая страна. Везде порядки хороши, только бы не порядками России они были. Кажется, русские никогда родных краёв не любили. Высшему свету, каким воплощением он не будь, нужно из России уехать, подальше от будней российских отдохнуть. Всё плохо в родных местах — и климат, и люди отвратны. А вот европейцы всех мастей, отчего-то непременно, приятны.

Что поделать с этим? Загоскин пытался найти ответ. И понимал: у некоторых русских совести не найти, ибо её нет. Они хотят в меду кататься, жировать. При этом больше прежнего желать. Обзавестись долгами, словно положено безответственным быть, и при требовании вернуть положенное — начинают они причитать и блажить. Недовольны всем, мало к чему имея сознательный подход. Должно быть, веселился над пьесой народ. Говорил Михаил открыто, прямо выражая укор. Да вот думается, принимали в высшем свете это за вздор.

Сказал Загоскин о наболевшем, не хотел он молчать. Таких тем в романах исторических не мог он поднять. А тут отдушина такая, говори, не боясь возражений. Чёрт с ним, с Михаилом: скажут, — чёртов он гений. Ежели так, можно правду громко вещать. Всё равно кругом недовольные, им нельзя угождать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Сколько желание творить в ящик стола не откладывай, наступит время творить. Можешь делом заниматься, но через себя не переступить. И Загоскин всё равно должен был пьесы сочинять. Он может и к другому стремился, но стремление к творчеству не смог унять. Решил написать он в шутку о том, как в шутку пишут творения во славу скуки дней. Оказалось то, если не лучшей, то одной из лучших затей. И было это на пороге наступления иных влечений. Станет Загоскину дело до иных творений. Пока же, шалость и есть шалость, творил Михаил, поэтизируя самую малость. Слабо заметны в речах действующих лиц рифмованные строки… проще говоря, довольно те строки на рифму плохи.

Загоскин не абы чего писать взялся, он театр осуждал. Разве кто подобного подвоха от Михаила ожидал? Показанной оказалась провинция с дурной стороны, где живут люди культурные, но среди них культурных попробуй найти. Злятся в провинции, когда провинциалов в театре представляют, показывая так, словно на периферии люди дурака валяют. Всякому ясно, театр обличает будто бы пороки на селе, где живут то в хандре, то навеселе. Вот то и обидно в провинции живущим, ведь показывается на театральных подмостках об их гнетущем. Как поступить? Очень просто, как оказалось. Оттого воображение и разыгралось. Нужно самим постановку на сцене поставить, театралов завзятых знатно ославить.

Вроде верная затея ожила под пером Михаила. Он и взялся показывать, да вот его идея та и утомила. Наскучила задумка к действию третьему уже, стал он задумываться, для продолжения искать сюжет где. Расстроить осталось постановку, не допустив её воплощения на сцене. Объяснить легко — нет актёра на замене. В жизни случаются подвохи, значит никак не избежать суматохи. Например, устроить свадебный переполох. Дать наследство действующему лицо — вариант в той же мере не плох. Да как быть с ожидаемой постановкой в действии, допустим, четвёртом? Остаётся сожалеть, покатится в бездну она с чёртом.

Важность пьесы начинала угасать, должен был это Загоскин понимать. Но отступать назад, отказываясь от созданного ранее? Незачем! Следовало окончить старание. Но над потугами театралов посмеяться, Михаил и прежде в этом старался отличаться. Вспомнить позволительно первый его литературный труд. Если о нём помнят, то и «Благородный театр» поймут. Отличий мало, нисколько не изменился повествования мотив. Да вот теперь Загоскин творил, о пользе для театра явно забыв. Давал представление верное, вполне себе обличал… Зачем только сам останавливаться стал? Застопорил повествование, толком не развивая. Вот и получилась комедия у него — никакая.

Впору сказать, о чём помышлять Михаил смел. В прозе он себя показать захотел. Скоро выйдут из-под пера вещи плана исторического, написанные в духе сложения беллетристического. Заживут жизнь герои на полотне былых времён, будут воплощением разных племён. Загоскин станет писателем на диво всем, сочинителем, который не боится важных тем. Таким его запомнят на некоторый срок, раз он писать столь для современника притягательно мог. Посему, коли от театра предстоит отойти, Михаил отойдёт, всё равно способный силу для драматургии снова найти.

Остановим колесо из пьес, краткий всплеск которых заметен в данный миг. Давно сошёл увлечений ими пик. Раз сказано, к чему склонялся отныне Загоскина интерес, так о том и поведём рассказ, иной раз придавая пьесой творчеству Михаила вес. Что до «Благородного театра»… не срослось. Не нашлось сил закончить пьесу с толком. Не нашлось!

Автор: Константин Трунин

» Read more