trounin.ru

Цикл «Ругон-Маккары» | Книга №10

Смешалась жизнь французов, уподобилась она накипи, став схожей с отложениями, требующими чистки. Стала жизнь французов подобна традиционному вареву, состоящему из смешения простейших, доступных каждому, продуктов. И из всего многообразия смешений всегда выходило достойное внимания творение рук человеческих. Было так и во времена Второй империи: низы пошли по верхам, там осели и стали считать себя цветом нации. Эмиль Золя понимал значение происходящих в обществе процессов, о чём решил написать в десятом романе о семействе Ругон-Маккары.

Одно дело захотеть, другое — реализовать. Золя пишет неравномерно. Некоторые романы вызывают восхищение, прочие удостаиваются негативной оценки. За излишней торопливостью изложения ускользает требуемая беллетристике красота. Суть представленной в «Накипи» истории ясна своей важностью, но очень трудно уловима за предложенной читателю событийностью. В центре повествования Октав Муре, один из тех, кто сумел избежать участи потомков пьяницы Маккара, не сошёл с ума и не подвергся влиянию негативных факторов. Его вхождение в жизнь начинается здесь и сейчас.

Что даёт Золя читателю с первых страниц? Эмиль останавливается на доме, где можно снять жильё. Его обитателями являются люди разного положения. Чем ближе к первому этажу, тем коридоры опрятнее, дорожки краснее. Но чем выше располагается комната, тем обшарпанней становятся помещения и тем меньше в них хочется жить. Таково первоначальное жильё Октава и такова вся Франция того времени (а может и Франция всех времён). Ничего при себе не имея, Октав может заручиться требуемой поддержкой у живущих рядом людей, что позволит ему переместиться на нижние этажи, а то и стать владельцем располагающегося в этом же доме магазина «Дамское счастье». Октав — кузнец своей судьбы, ему следует избегать ошибок, тогда он не уступит Ругонам в том, чем должна была обладать его мать.

Французы всегда были открытыми для отношений. Они не закрывают дверь перед нуждающимися в их мнении. Не беспокоит французов даже то обстоятельство, когда кто-то пользуется расположенностью к нему. При них могут совершать непотребства, не смущаясь оказаться на виду, выпячивая, тем самым, положенное быть тайным. И французы принимают это, переваривают, словно продолжают уже которой век смешивать простейшие ингредиенты нижайших человеческих потребностей. А чего человек желает больше всего? Быть влиятельным, удовлетворять возникающие желания и иметь твёрдые жизненные убеждения. Всё перечисленное испытывает и Октав Муре, решающий финансовые потребности с помощью доставшейся от родителей приятной внешности.

Стоит ли говорить о прочих действующих лицах, в чём-то несчастных и отчего-то страдающих? Золя наделяет всех радостными и горестными событиями. Их проблемы не так важны для Второй империи, скорее являясь отражением присущей людям суеты вообще. Любовь, измены, привязанности и разрывы отношений — не беда беллетристу об этом слагать сказания. Не озаботился Золя толковым отражением событий. Может иссох Эмиль морально, рассказывая на протяжении предшествующих лет истории любовных похождений, пьянства и выгорания человеческого достоинства? Он ранее поведал про родителей Октава, о судьбе его брата Сержа и сестры Дезире, о горькой участи двоюродной тётки Жервезы Купо и её дочери Нана. Поэтому Октав тоже оказался в окружении деградирующих элементов общества, единственно в себе воплощая стремление быть лучше.

Читатель не прощается с главным героем «Накипи». С ним ещё предстоит встретиться в следующей книге «Дамское счастье». Октав не погиб, Золя сохранил ему жизнь, чем безусловно удивил. Выше дозволенного ему он прыгнуть всё равно не позволит.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Что может хотеть от жизни человек? Сегодня ему требуется одно, завтра другое. Некогда желаемое оказывается помехой. И не может случиться обретения подлинно нужного, поскольку такового существовать не может. Яркое стремление постепенно сходит на нет, вплоть до полного отторжения. И остаётся человек с разбитым сердцем и израненной душой, укоряя других, подменивших крепкое плечо эмоциональным разладом. Причина обнаруживается не в себе, ибо самообман всегда преобладает. Если любившие друг друга решают расстаться, значит виноват он — думает она, виновата она — думает он. В защиту личного мнения писатель напишет книгу, как поступила Жорж Санд, оправдываясь и выдвигая обвинения.

Редко кто откровенно пишет о личной жизни. Может оказаться, что и Жорж Санд подменяет детали. Всё-таки «Она и он» относится к беллетристике. Автор опирается на известные ему обстоятельства, выдумывая остальной текст. Как бы после Жорж Санд не утверждала и не говорила, будто главная героиня является её альтер эго, а в качестве остальных действующих лиц представлены определённые знакомые писательницы. Читатель обязательно домыслит подразумевающееся, приняв содержание произведения за правдивое изложение действительности. Но надо понимать — мнение одной стороны не может считаться объективным. Даже заслушал второго участника — объективности окажется ещё меньше. Мнения очевидцев более смажут общую картину. Подлинной правды, как известно, не бывает.

Читателю ясно — главная героиня права в собственных суждениях. А разве бывает, чтобы кто-то в них ошибался? Героиня стремится к лучшему, встречается с интересными людьми, заводит связи, вступает в интимные отношения, теряет любовников и снова стремится к повторению прежних отношений с кем-нибудь ещё. Её не интересуют важные персоны, живущие постоянством и не терпящие суеты — они не могут дать ей простора для мысли, ярких эмоций и требуемого для художественной работы материала. Героине нужен человек с бурей страстей, не умеющий согласовывать поступки с доводами рассудка и видящий конец там, где как раз и находится начало. Поскольку развязка наступает раньше осмысления, участники отношений тонут в обидах, не стремясь придти к спасительному решению, предпочитая заявить о приоритете Я, забыв, что союз двоих скрепляется нерушимым договором, редко воспринимаемым всерьёз и чаще нужного разрываемым из-за неспособности следовать его трудным для выполнения пунктам.

Проблема решения о прекращении отношений всегда сопровождает человека. В редких случаях на неё способны оказать влияние сдерживающие факторы: религия, мораль, общественные установки. Ничего подобного во Франции XIX века должного значения не имело, поэтому человек был свободен в праве заводить интимные связи, крутить любовь и бросать, при первом на то желании, объект былой страсти. Он же был в праве принять яд, коли не видел иного пути для продолжения жизни. Ветер гулял в головах людей. Они, обладая чем-то, не ценили этого, а после, потеряв, громко сожалели.

Жорж Санд так и не смогла осознать собственных ошибок. Написанный в защиту, роман «Она и он» не смягчил отношения к её проступкам. Писательница хотела показать, насколько ей нужно было проявлять заботу о других, усмиряя свой гордый нрав, дабы излишне не навредить партнёрам по отношениям. Святость поступков главной героини произведения будет трактоваться читателем согласного его личного опыта и способности правильно интерпретировать бытующие среди интимных партнёров отношения. Проблематика отношений действительно сложна для осознания, пока один из двоих не научится поступать согласно желаниям второго, иначе последует разлад и смертельная вражда в последующем. Она не хотела идти на уступки, он — тоже. Правых нет, виноваты оба.

Автор: Константин Трунин

» Read more

С января 1847 года по июль 1848 года Уильям Теккерей публиковал в журнале «Punch» по три-четыре главы «Ярмарки тщеславия». В то время так было принято писать, что сравнимо с нынешними подписными изданиями, предлагающими покупателям уже не литературные произведения собирать, а пополнять коллекции разнообразной мелочью сомнительной полезности. Писал Теккерей размеренно, отталкиваясь в повествовании от названий глав, поэтому читатель в любой момент может освежить память, пробежавшись по разделу с содержанием книги. Обыкновенно «Ярмарку тщеславия» делят на два тома. В первый вошли главы с первой по тридцать четвёртую, написанные Теккереем за десять месяцев, во второй — по заключительную шестьдесят седьмую главу, созданные за последующие десять месяцев.

С первых страниц Теккерей уверяет читателя, что в его романе нет главного героя. Его действительно нет. В виду объёма произведения главных героев обязательно должно быть больше. Возможно, в середине XIX века бытовало мнение о необходимости описывать похождения определённого лица, а не группы действующих лиц. Но так как главные герои всё-таки есть, а произведение не строится на переходе от одного персонажа к следующему, постоянно возвращаясь к ранее описанным лицам, то в «Ярмарке тщеславия» имеется центральная повествовательная линия, сама по себе являющаяся эквивалентом главного героя. Получается, на первое место Теккерей вывел определённый сюжет.

В чём суть предлагаемой писателем истории? Уильям взял для начала добродетельную девушку, переполненную ощущением ленивости, желающую быть чем-то больше, нежели гувернанткой со знанием иностранных языков. И всё к тому располагает, кроме английского высшего общества, не способного принять в свои ряды человека низкого происхождения. Отсюда и проистекают все несчастья девушки, вынужденной горько сожалеть о доставшейся ей участи и надеяться на обретение благосклонности какого-нибудь джентльмена.

Описываемые в «Ярмарке тщеславия» события происходят во время войны с Наполеоном. Общество это немного беспокоит, практически никак не отражаясь на жизни действующих лиц. Однако, событийность надо насыщать чем-то существенным, не ограничиваясь воплощением амбиций гувернантки. Не помешает отправить героев произведения на фронт, показав на их примере ужасы боевых действий, трусость избранных членов общества и достойно завершить их жизненный путь. Повествованию требовалась хотя бы одна трагедия, так пусть она наконец-то появится на страницах. Негоже лить снобистские слёзы, должны быть и кровавые.

А ежели в сюжете проливается кровь, значит должен быть и разлад среди родственников, желательно бесповоротный и вековечный. Своего рода бунт против устоев системы, с желанием показать право на собственное мнение в доказательство избранности. Прощения ошибкам молодости не бывает, в какой бы горячности они не совершались. Может позже будет достигнуто взаимопонимание согласно традициям сериальной литературы: штиль предвосхищает бурю, а буря — штиль. Что-то обязательно должно происходить, причём действующие лица будут страдать и, немного погодя, понимать совершённые ими ошибки.

Но самое основное, что исповедовали английские классики, они писали, уделяя внимание каждой мелочи, лишь бы набрать требуемое количество текста для очередного выпуска журнала. Не всегда о нужном, чаще о второстепенном, а то и просто ни о чём. И Теккерей писал чаще о пустом, изредка придавая событиям нужное направление, будто-то бы описывая важные детали, после дополняя материал всем, чем получится. Это не упрёк — это действительность тех дней. Не одни английские писатели тем были озабочены, их поддерживали авторы из соседней Франции, аналогично создававшие многостраничные опусы, если не для журналов, то для издателей, оплачивавших литературный труд построчно.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Если детские годы вспоминаются добрым словом, значит нужно о них помнить. И помнить до той поры, пока способен удерживать в памяти важные фрагменты. А когда приходит осознание, что былое забывается, значит нужно собрать воспоминания и оформить их для потомства отдельным изданием. Собственно, в «Юнкерах» Александр Куприн рассказал о буднях одного учащегося, по фамилии Александров, в Московском Александровском училище, в котором он учился сам. Стоит думать, происходящее в произведении с главным героем, также происходило и с самим Куприным. А коли так — речь идёт о личном восприятии некогда случившегося. Былое не вымарать, но его позволительно приукрасить.

Уже не кадет, теперь первокурсник, главный герой продолжает сохранять склонность к нарушению дисциплины. По негласным правилам училища в проступках надо сознаваться, когда того требует кто-либо из наставников, дабы страдал виновный, а не безвинные. Оттого и горестно читателю видеть, как, ещё не успевший накуролесить, молодой человек вынужден отправиться в карцер, благодаря славе возмутителя спокойствия. Куприн создаёт портрет повесы, сразу представляя главного героя в свойственной ему легкомысленности.

Действительно, ничего не сдерживает Александрова. Жил он всегда без забот, учится в меру сносно и не представляет дальнейшую жизнь. Его не интересует успеваемость. Его и девушки-то интересуют вследствие должной на то необходимости, хоть отношениям он не придаёт серьёзного значения. Легко пережить отказ и наладить отношения с другими. Спустя год картина мира для главного героя произведения перевернётся и он возьмётся за ум, ибо возникнет необходимость думать об обязательствах перед будущей молодой женой, которую нельзя содержать на выплачиваемое низшим офицерским чинам жалованье.

Всё окружающее Александрова идеально. Происходящее подчинено чётким законам и нужно им соответствовать. Нет в военной профессии негатива, покуда юнкеров муштруют наставники, вбивая благородство и высокую мораль в подсознание подрастающего поколения. Может потом эти молодые люди разочаруются в системе и встанут на путь деградации, но во время учёбы о подобном не будет идти речи. Какими бы оболтусами они не являлись — их дух обязан соответствовать планке училища: всегда бодрый вид, строевой шаг, образец для других.

Имеется у главного героя ещё одна важная склонность. Он ощущает потребность к писательству. Данное увлечение смотрится искусственно внедрённым в происходящее. Словно между делом, Александр Куприн описывает трудности самовыражения и дальнейшие попытки пристроить написанные истории: первый роман главный герой продал за полтора рубля и более его никогда не видел. Если эту часть произведения рассматривать, как становление самого Куприна в качестве писателя, то, несомненно, читатель узнаёт ценную информацию. Откуда можно было бы узнать про то, как успешная публикация стоила талантливому юнкеру дополнительного отбывания в карцере?

Главный герой обязан задуматься о жизни после выпуска из училища. Он должен получить требуемый выпускной балл, иначе его распределят на малопривлекательное место службы, вроде пехотного полка в Великих Грязях. Конечно, старания главный герой приложит. Куприн этому поспособствует. Пускай и выйдет из посредственного юнкера посредственный же офицер. Читателю и без того понятно, по какому пути желает пойти представленный на страницах Александров. Ему суждено создавать художественные произведения, в том числе и о себе самом.

Александр Куприн сохранил для потомков частицу воспоминаний. Он рассказал о стране, которой уже не существовало, о порядках, которых более не существует, и о жизни, которой больше не будет существовать. Тем и ценны «Юнкера».

Автор: Константин Трунин

» Read more

Цикл «Ругон-Маккары» | Книга №6

Эжен, старший сын Пьера Ругона, пошёл по стопам отца, став политиком. Он воспарил выше родителя, занимая важное место в правительстве при Наполеоне III. Его воззрения строго монархические, отчего ему много легче, нежели прочим французам. Когда принимается законопроект или обсуждается распределение бюджетных средств, Эжен всегда успокаивает недовольных, напоминая об уже утверждённом решении императора и кабинета министров. Такого человека ждёт блестящее будущее, если над Франций снова не воссияет республиканская форма правления. Но такой человек может устать и взять время для отдыха. Как тогда быть тем, кто его вывел в люди? На том и строится основное затруднение.

Судьба Эжена Ругона самая примечательная. Никому из его родственников не удалось так высоко взлететь, даже братьям, какими бы средствами они не предпочитали оперировать. Участие в политической жизни страны даёт Эжену многое, чем он пользуется без особого удовольствия. При Наполеоне III специальных навыков иметь не требовалось, нужно было быть лояльным к императору, и тогда фортуна будет сохранять благосклонность. Эжен это понимал, поэтому редко позволял себе инициативу, кроме одного случая, показавшего Ругона с тех же позиций роялиста, только с собою в центре.

Проблемы возникают от необходимости поддерживать связи с обширным количеством лиц, увязанных в единое целое. Если Эжен решит уйти из политики, то потянет за собой тех, кто пользуется его покровительством. И им это может не понравиться. Вместо трагедии Золя решил свести повествование к любовным переживаниям, пасторальной идиллии и азартным посиделкам с Наполеоном III. Сюжетный кусок, выпадающий из канвы распила бюджета и наживания богатых за счёт страданий бедных, уводит внимание читателя от действительно важного включения в творимые власть имущими узаконенные преступления.

Получается ли у Золя писать про преуспевающих людей? Не совсем. Читателю нравится, если жизненный путь героев Эмиля завершается вместе с произведением. В случае Ругонов этого видеть не приходится. Они успешны и не знают горестей, либо справляются с неприятностями, продолжая жить. Некоторые дети Пьера переходят из книги в книгу, вновь вне затруднений действуя в угодной им сфере. Появляется и Эжен, в том же статусе министра, оказывая необходимое сюжету влияние. Также Золя решил не уделять внимание его детям — казалось бы, амурные похождения должны были тому поспособствовать, но потомство Эжен так и не родил.

Потонут старые друзья, появятся новые — Ругон сможет адаптироваться к любым условиям. Как знать, уход Эжена в тень мог помочь ему сбросить груз с плеч и позволить влиться в ряды министров без отягощающих связей. Политическая борьба отличается жестокостью и требует принятия решительных мер, вот почему слабость главного героя произведения даёт Золя возможность показать приход Наполеона III к власти и становления при нём его верных соратников, в том числе и Его превосходительства Эжена Ругона.

И всё-таки Ругон не так важен для описываемого, как отражение исторических событий на страницах. Эжен стал элементом декораций, выполняя отведённую роль статиста, пока перед читателем Эмиль будет вырисовывать фигуру Наполеона III, покажет его досут и устремления. Ничего позитивного в политике амбициозного руководителя найти не получится. Бедствия Маккаров оттого и будут столь печальны, что именно они сталкивались с результатом проводимых реформ, на их благополучие не рассчитанных. А Эжен не видел в том отрицательных черт — так и должно быть в государстве, главой которого является император, желательно единоличный, дабы никто не мог оспорить принимаемых решений.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Юрий Бондарев постарался рассказать о многом, как о том, о чём следовало рассказать, так и о том, о чём можно было не рассказывать. «Берег» стал для него подобием бездонного колодца, из которого сколько не черпай воду, ведро всё равно будет оставаться полным. Глубина колодца ограничена двадцатишестилетним сроком — временем взятия Берлина и подавления оставшихся очагов сопротивления, а бросающий ведро в бездну памяти — сорокасемилетним возрастом, ибо столько ему на момент изложения. Читателю предстоит усвоить весь промежуток прожитых лет: от пылкой юношеской любви людей из противоборствующих лагерей до болезненного налаживания взаимоотношений с прежними смертельными врагами.

Берег — это граница между двумя состояниями. Граница может проходить явно, либо восприниматься подсознательно. Бондарев предлагает разные варианты берегов. Речь может идти о культурных различиях, либо о взглядах на вопросы и о прочем, для перечисления чего никогда не хватит места. Жизнь сложна для понимания и не ограничивается прямолинейным её толкованием. Бондарев это понимает, поэтому затрагивает множество аспектов, разбавляя повествование всевозможными подробностями. Читатель познает буйство советской истеричной шпаны, готовой порезать и потом слёзно рыдать перед милиционерами; познает впечатление о посещении заграничного бара с интим-услугами, где разведут на деньги и грубо выставят за дверь; познает отношение немцев к политике, религии и нацистскому прошлому; наконец-то поймёт, что берега создаются воображением, тогда как человек всегда стремится к достижению определённого результата, идя к нему по пути социализма или капитализма, будучи обречён пересечься с чуждой идеологией и принять её за собственную.

Центральным сюжетом произведения является тема отношений главного героя с восемнадцатилетней немкой. Им было дано любить друг друга пять дней, пережив за столь малый срок бурю эмоций. Вокруг разгораются споры и взаимная ненависть прочих действующих лиц, а перед читателем развивается линия трепетания соприкасающихся сердец. Война казалась законченной, а любящие будто не имели дотоле потрясений. Бондарев написал об их отношениях с пронзительной чуткостью, достойной самой высокой оценки, если бы не один существенный момент. Пронзительность на деле вышла наигранной, мало похожей на правду и исходящей от психической лабильности большинства представленных на страницах персонажей.

Действующие лица «Берега» не умеют ограничиваться прямым ответом, они обязательно юлят и уходят в многословные рассуждения. Там, где можно сказать, что работаешь писателем, главный герой едва ли не упирается мыслями в горизонт, а на вопрос о причине какого-либо поступка, автор вспоминает о ведре и бездонном колодце: черпает, выливает обратно и снова черпает. Со стороны такое поведение наводит на мысли о тупости персонажей, отчего-то способных дельно рассуждать и принимать правильные решения, периодически на чём-нибудь зацикливаясь.

Красота описываемого под пером Бондарева пала жертвой необходимости выжимать из читателя слёзы, гнев и смех — нельзя остаться безучастным к происходящему. Юрий излишне подошёл к повествованию, представив главного героя не мужчиной в расцвете лет, а немощным стариком, чьё сердце более не способно справляться с нагрузкой и подвержено нестерпимой давящей боли. Бондарев словно забыл, кого он воссоздаёт на страницах «Берега». Ему хотелось всюду создавать пронзительные сцены, игнорируя логику. Он и создавал. Но от переизбытка однотипности читатель обязан будет устать и начать сомневаться в предлагаемом ему варианте чьей-то жизни.

Любителю Ремарка манера Юрия Бондарева понравится. Данное сравнение служит расширению читательских горизонтов. Всегда приятно найти ранее понравившееся в работах других писателей. В такой манере сказывали раньше, будут сказывать и следующие поколения авторов. Их проза волнует душу, а это важнее всего остального.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Цикл «Ругон-Маккары» | Книга №4

Пьер Ругон не вечен, как не вечна его власть над Плассаном. Добившись влияния путём революционной чехарды, он ныне постарел и наблюдает за сменой порядков. Из одряхлевших рук руководство городом может перейти к посторонним, например к приезжим религиозным деятелям. С этим ничего не поделаешь. На фоне грядущих выборов развивается трагедия его младшей дочери, вышедшей замуж за старшего сына Урсулы Маккар. то есть за двоюродного брата. Всё пойдёт прахом, как любит Эмиль Золя.

Оставим суетливость борьбы за власть ценителям подобных сюжетов в литературе. Читателя должны интересовать жизненные перипетии потомства Аделаиды Фук. Народив от первого брака благочинных и успешных Ругонов, от второго — обречённых на прозябание Маккаров, к моменту описываемых событий в «Завоевании Плассана» продолжала жить. Её младший сын, Антуан, несмотря на беспутную жизнь, тоже переживёт многих родственников, скончавшись вместе с матерью в один год. Зачинатели проклятий здравствовали, когда дети, внуки и правнуки сходили с ума, подвергались порокам и умирали смертью выброшенных на улицу собак.

Внутренние демоны пожирают детей Урсулы. Её первенец, Франсуа, народил для них добавку. Младшая дочь, Дезире, не от мира сего с рождения — сызмальства дурочка, краса Плассана и обуза для родителей. Средний ребёнок, Серж Муре, с малых лет принял решение обратить стопы в сторону религии, словно вера в Христа убережёт его от бремени пороков. Лишь Октав сумеет воспользоваться предприимчивостью натуры Ругонов, доставшейся ему в наследство от матери. Сама мать, Марта, обречена с того момента, когда её взор коснулся облика Франсуа.

Революция 1848 года привела к свержению монархии, передав бразды правления Луи-Наполеону Бонапарту, ставшему президентом. Потекли новые процессы государственного устройства, о которых Эмиль Золя взялся рассказать в цикле произведений про семейство Ругон-Маккары. Не так важно, каким образом Наполеон позже объявил себя Императором Французов, как требуется придти к понимаю особенностей жизни обыкновенных граждан, живущих присущими им страстями вне того, кто ими верховодит. Заложенное предками естество будет требовать осуществления личных желаний, попирая моральными установками.

Успешная или безуспешная борьба обязательно приводит людей к ожесточению. Достигнутый или не достигнутый результат показывает истинную сущность. Это становится понятным не только по политической возне вокруг важного поста, но и на бытовом уровне. Нужно запастись терпением и подождать, тогда всё предполагаемое станет явным, показав чего следовало опасаться и дав урок о том, что нужно всегда думать наперёд. Погрязнет во мраке новый руководитель Плассана, в нём же погрязнут все остальные, включая основных действующих лиц. Остановить развитие событий не представляется возможным — человек должен совершать промахи, иначе ему никогда не понять, где он их допустил.

Что ссылаться на Аделаиду Фук и Марту Муре? Они сделали выбор, думая о личном счастье и отказываясь видеть грядущие затруднения. Краткий миг радости омрачился последствиями. Но как бы они не поступили, будущее им было не под силу изменить, ибо иначе быть не могло. Пусть дети сходят с ума, кончают жизнь в презрении — это имеет малое значение перед единственным представившимся шансом сиюминутного всплеска положительных эмоций. Их родной дом пойдёт под слом, семейное дерево уже тлеет от корней, а листьям суждено только опасть, не дав ничего и сгнив для прокорма снующих рядом животных.

На смену прежним порядкам придут новые. Некогда завоёванный Плассан будет заново завоёван и перезавоёван, и снова, и снова.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Обосновавшись в Англии, Александр Герцен пришёл к согласию с собой. Лишь былое полнится думами, тогда как настоящее стало унылым и малоинтересным. Теперь предстоит наблюдать за революционными порывами других. Внимать порывам Бакунина бороться с монархией Австро-Венгрии, активной деятельности Гарибальди по объединению Италии и многих прочих, чья жизнь окрашена в пыл цвета сопротивления. Сам Герцен перестал быть деятельной фигурой, либо он не хотел писать о себе лишнего.

Герцен видит современную ему Англию, мало отличную от Англии, знакомой ему по литературе двухсотлетней давности. Британское общество постоянно беспокоят одни и те же проблемы, с которыми оно, британское общество, благополучно справляется и, словно воспринимая отжившим своё, заново принимается беспокоиться об уже достигнутом. Ощущение внутреннего противоречия довлеет над Англией, людям её населяющим не получается достигнуть удовлетворения и придти к согласию, заново опровергая некогда желаемое, чтобы завтра снова возжелать того же. Устраивает ли такой взгляд на жизнь Герцена? Думается, нет. Но Герцену некуда было идти, его изгнали отовсюду и по этой причине стали называть евреем.

Герцен — еврей? Сам Герцен данное утверждение отрицает. Не является верным, когда прозвание еврея, тем более придуманное своим же соотечественником — Иваном Головиным, выступает в качестве обличительной характеристики. На Герцена регулярно возводили хулу и ему приходилось опровергать домыслы разных степеней глупости. Было бы о чём Александру делиться с читателем в мемуарах, да приходится собирать всякие небылицы и желать оправдаться перед потомками, чем он постоянно на страницах «Былого и дум» как раз и занимается.

Пусть евреи бродят по белу свету, когда-то изгнанные из рая Богом и теперь вынужденные искать новый дом, поскольку родной для них дом навсегда закрыт. Герцен аналогично им изгнан Родиной, будем считать за искушение вкусить плод познания и за сомнения в величии царя. Противоправных поступков Александр никогда не совершал. Его вина изначально свелась к стремлению наделить людей шансом на достойную жизнь, чего в николаевской России добиться было невозможно. Пострадав за убеждения, Герцен позже пострадает за них в гуманной Европе, более дикой, нежели Россия. Его надежды полностью потерпели крах, стоило ему осознать стремление человека видеть над собой самодержавную власть.

Париж, согласно Герцену, является подобием индекса развития человечества. Чего добьются парижане, то распространится на весь мир. Кто будет владеть Парижем, тому покорится всё остальное. Такие же мысли Герцен приводит и касательно будущего, где о войнах должны забыть уже сейчас. Виной таких мыслей груз прожитых лет или Александр всегда так думал? Вот и рухнули надежды, стоило парижанам забыть о Свободе, Равенстве и Братстве, уже в который раз отказавшись от республиканской формы правления, возвращая на трон монарха.

Краху воззрений способствовали и итальянцы, прибегавшие к услугам королей. Они видели объединение Италии плодом соединения монархий, иначе низы никогда не смогут добиться задуманного. Беседы с Гарибальди и прочими революционерами только становились причиной расстройств. О России же Герцен будто забыл. Он уже ничего не говорил про деятельность нового русского императора, не вспоминает об умершем Николае, лишь польская проблема изредка приковывает его внимание. Опять встаёт вопрос о необходимости начала борьбы с помощью крестьян, что позже обязательно произойдёт, а пока Герцен, словно Бабёф, верен разработанным им идеалам, пускай и без задумок об их реализации в действительности.

Отдельный интерес представляют письма, написанные Герцену его друзьями и недругами. Среди писавших ему можно отметить Николая Полевого, Белинского, Грановского и Прудона. Судя по ним, можно сделать вывод, что Герцена всегда хвалили, а если ругали, то впоследствии просили прощения за недальновидность. Белинский показал ситуацию с цензурой в Российской Империи, трудность угодить желаниям читательской аудитории и про впечатления о личной жизни. Грановский же, сперва настроенный положительно, после отъезда Герцена из России, заметил несоответствие между взглядами Александра и изменениями, произошедшими в стране.

Жизнь прожить — пустое дело. О тебе будут судить не так, как ты этого хотел. Поэтому мемуары писать нужно, хоть и их всяк на свой лад трактовать станет. Былое в прошлом, думы в настоящем, а рассудит людей будущее, а следующее за будущим время многократно перерассудит.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Имя для китайца — маска: первое он получает в детстве, второе — в школе, вступив во взрослую жизнь — третье, а далее уже по желанию. Для видного литератора Шэня Яньбина определяющим стал псевдоним Мао Дунь (в переводе означает «Противоречия»). Пик творчества Мао Дуня пришёлся на период нестабильности в освободившемся от имперских пут государстве. Он поддерживал Коммунистическую партию, открыто выступавшую против Гоминьдана. В сюжетах его произведений преобладает отражение тяжёлого экономического положения страны и отсутствие перспектив на обретение спокойной жизни. Виной тому были не только противостояния внутренних сил, но и агрессивная политика Японии, устроившая бойню в Шанхае в 1932 году. Много позже, после гражданской войны, когда КПК приняла бразды власти, Мао Дунь был назначен Министром культуры КНР и занимал этот пост на протяжении пятнадцати лет. С 1953 до самой смерти в 1981 году он возглавлял Союз китайских писателей.

Герои крупных произведений Мао Дуня являются представителями разных слоёв общества, чаще колеблющихся и более склонных принять противную коммунистам сторону. Это является лучшим способом показать читателю, чего происходить не должно. Время реформ двадцатых годов вылилось в брожение умов, породив среди населения хаос мыслей. Стало опасно придерживаться определённых взглядов — человека могли убить и все его желания воспринимались бесплотной суетой или мгновенно забывались. В происходящей на страницах неразберихе уловить суть описываемого получится лишь у тех, для кого история Китая имеет значение.

Знакомясь с произведением «Колебания», читатель видит разрозненное население, поделённое по принципу политических воззрений и жизненной позиции. Сюжет построен вокруг выборов в Комитет. Кто-то пытается быть избранным старым способом, то есть путём взяток и кумовства, иные желают честной борьбы, либо просто не приемлют кандидатов из зажиточных. Мао Дунь строит повествование от человека, на примере которого можно показать гнилостность приверженцев действующей власти и пробудить у читателя понимание необходимости борьбы с подобными проявлениями.

Жизнь человека тогда в Китае ничего не стоила. Мао Дунь дарит персонажам «Колебаний» мучительную насильственную смерть. И пока внутри поселения проходят выборы, извне подступает мятежная армия, чьих сил хватит убить всех его жителей. Бесполезно пытаться спастись или уйти от происходящего. Мао Дунь продолжает показывать склочность человеческого характера, застилающей глаза жаждой дорваться до должности.

Произведение «Распад» Мао Дунь представил в виде найденного дневника. Писавшей его девушке предстоит переубедить некогда горячо любимого ею парня, ставшего теперь коммунистом и находящегося в застенках у Гоминьдана. Показывая жаркие убеждения заключённого, Мао Дунь роняет сомнение в душу главной героини. Чтение затруднено стремлением автора описать происходящее в виде потока сознания (согласно распространённому мнению). Явного уклона в модернизм у Мао Дуня нет. Это его стиль, либо заслуга переводчиков. «Распад» интересен прежде всего возможностью проследить за изменениями в самосознании китайцев, постепенно забывающих довлевшие над ними несколько тысячелетий нормы конфуцианской морали.

Рассказы Мао Дуня отличаются большей лаконичностью и наглядно показывают быт людей. Представленные вниманию истории «Лавка Линя», «В дни войны», «Весенние шелкопряды», «Настоящий китаец» и «За водорослями» демонстрируют тяжесть жизни в эпоху перемен. Основное значение имеет 1932 год: японцы захватили Шанхай, отчего в Китае начались проблемы с наличностью. Трудно приходится подавляющей части населения: страдают крестьяне, рабочие и торговцы. Поборы усилились, власть ничем не помогает. Остаётся выживать, голодая и побираясь. Крестьянин не может восполнить задолженность самым обильным урожаем, торговцу неоткуда раздобыть товары и их всё равно некому покупать, предприятия в Шанхае уничтожены — рабочий вынужден искать пропитание другими способами.

Мрачные дела прошлого должны служить предостережением для людей. Мао Дунь показал стремление человека выжить, постоянно находя для того должные решения. Остаётся сожалеть, что никто не желает учиться на реальных примерах, снова совершая прежние ошибки. Познав горесть, Китай не раз снова погружался в сходные затруднения, вроде печально известной Культурной революции.

Автор: Константин Трунин

» Read more