trounin.ru

За минувшие годы Эмилем написано достаточно, чтобы можно было обходиться в понимании его представлений без использования писем. Золя более не писал пространных посланий, оставив мальчишеские мечтания в прошлом. Он составлял короткие заметки, обычно выражающиеся желанием донести определённое видение ситуации. Известны следующие адресаты: Эдмон Гонкур, Антони Валабрег, Филипп Солари, Поль Алексис, Луи Ульбах, Гюстав Флобер, Иван Тургенев, Михаил Стасюлевич, Людовик Галеви, Альбер Милло, Александр Пароди, Жорис-Карл Гюисманс, Леон Энник, Поль Бурже, Александр Бутик, Анри Сеар, Эдмондо де Амичис, Гюстав Риве, Луиджи Капуана, Пьер Лаффитт, Мари Ван Кастель де Молленстем, Жюль Труба и госпожа Шарпантье.

1870 год стал огорчением для Золя, умер Жюль де Гонкур. Причиной смерти принято считать эмоциональное расстройство от провалившегося последнего опубликованного при его жизни романа. К концу того же года Эмиль выдвинул свою кандидатуру на выборах в провинции. В 1871 году Эоля переполнялся от решимости основать собственную газету в Марселе. Он находился в Бордо и имел ряд противоречий с властью. В это время в Париже дом Эмиля подвергся нападению, его имущество разграбили, чему причиной была завершающая стадия вторжения прусской армии. В ноябре начал готовиться судебный процесс против Золя, инициированный вследствие многочисленных жалоб, поданных на писателя из-за содержания романа «Добыча».

Золя не уставал удивляться: он только говорит правду, и за правду он должен принимать общественное осуждение. Он ничего не придумывал. Его современникам хорошо известны прототипы описанных им действующих лиц. Они легко узнаются, поэтому не должно быть столь шумного резонанса. Недавно вышла отдельной книгой «Карьера Ругонов», в периодике печаталась «Добыча», а впереди неисчислимое количество дальнейших сюжетов, должных раскрыть на страницах цикла «Ругон-Маккары» большую часть задуманного Эмилем семейства. Сколько же придётся испытывать судьбу на прочность, показывая людям их настоящее?

В 1874 году Золя через Тургенева готовился к публикации в России в «Вестнике Европы». Его произведения на русском и французском должны выходить одновременно, а то и опережая издаваемое во Франции. Азарт Эмиля вскоре угаснет, так как русский издатель Стасюлевич не оправдает его надежд. Предлагаемый текст будет изменяться, подаваться в искажающем смысл виде и прочее, что аналогично раздражало Золя в периодических парижских изданиях. Зачем читать газеты и журналы, если сообщаемое в них не совпадает с итоговым вариантом в виде отдельной книги?

Хватило Эмилю переживаний и из-за «Западни», негативно принятой читателем. Самое время уйти в минор, и Золя поддался отчаянью, устав бороться за право излагать на страницах произведений истинное положение. Публике нужна любовная история? В качестве разрядки написана «Страница любви». Излагая столь романтический сюжет, Эмиль обдумывал содержание нового скандального произведения «Нана», намереваясь показать жизнь продажных женщин из низов, стремящихся оказаться в кругах повыше.

А как быть читателю, если ему запрещают читать произведения Золя? Нужно дождаться разрешающего мгновения. Молодой человек может подрасти, а прочим достаточно оказаться там, где к этому изданию не относятся с таким же негативом. Не следует идти против окружающих тебя людей, если не желаешь оказаться на месте Эмиля. Он боролся и обличал, но с годами его борьба за нравы общества стала достоянием истории, как и многое из им описанного. Изменились люди, стали иначе смотреть на действительность, но всё равно продолжили находить в творчестве Золя затрагивающие душу моменты. Нельзя спокойно смотреть на чем-то недовольного человека: нужно с ним разделить его мнение, либо стоять за сохранение имеющегося.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Из скромного мечтателя, обитателя наполненной людьми пустыни, Эмиль Золя перешёл к одиночеству иного толка. Он крепко ухватился за возможность писать художественные произведения и публицистические статьи, зарабатывая сверх им мысленного — двести франков в месяц. В 1863 году он ещё сохранял робость к издателям, раболепно просил оценить его работы. Прочим писателям, если ему не нравилось их творчество, он громко о том заявлял, находя тем не врагов, а становясь едва ли не приятным для них собеседником, ибо позже Эмиль смягчался и словно наставлял заблудших на путь истинный. К 1869 году тон Золя возрос, побуждая оспаривать неугодные ему точки зрения, ни с кем не желая считаться. Адресатами Эмиля в означенный период стали Жюль Кларети, Антони Валабрег, Мариус Ру, братья Гонкур, Арсен Уссэ, Гюстав Флобер, редакторы и издатели.

Профессиональным писателем Золя пока не стал. Он устроился и продолжительное время трудился в рекламном агентстве, зарабатывая на жизнь хотя бы этим. Ему желалось писать книги, но идеи пережёвывали сами себя. К 1864 году Эмиль всё-таки дал дорогу «Сказкам Нинон», чтобы после вступить в один из первых важных конфликтов. Золя желал делиться частью гонорара с иллюстратором, которым был высоко им возносимый Эдуард Мане. Издатель не понимал, почему процент с продаж должен идти художнику, выполнившему сдельную работу. Для Золя же ответ очевиден, он желал поддерживать человека, чьё искусство должно широко прославиться. И, как знать, заслуга Золя в том будет велика, особенно учитывая, что именно его труд заслужил быть украшенным кистью сего художника.

К 1865 году Золя загорелся идеей критики литературных произведений. Он самостоятельно желал формировать общественное представление о художественном искусстве. Его интереса удостаивались писатели натуралисты, тогда как значение творений последователей романтизма он всё более принижал. Эмиль сблизился с братьями Гонкур, прося у них книги для рецензирования, а Жюль и Эдмон то с удовольствием делали, приглашая Золя посещать театральные представления, в том числе и по их произведениям. Разве не был Эмиль счастлив? Из мечтателя он перешёл в статус созерцателя, видевшего наяву, прежде ему казавшееся недостижимым.

Периодика угнетала Золя, если предстояло публиковать очередное произведение. Не хотелось ему видеть свой труд разбитым на множество частей, тогда как гораздо лучше помещать его в виде разделённого на шесть изданий. И читателю будет так проще воспринимать текст.

1869 год — расцвет творчества Эмиля. Отныне издатели публиковали произведения без согласования с ним, выпуская на стороне под другим названием, либо допускали к чтению посторонних лиц, что особенно сказалось на миропонимании Золя из-за скандального романа «Мадлена Фера», омрачившегося судебным преследование до того, как произведение начало публиковаться. Эмиль не понимал, почему за одобренное цензурой к нему высказываются претензии. И как вообще можно судить о том, что ещё не прочитано?

Следует оговориться наперёд о ещё не начатом цикле «Ругон-Маккары»? Золя уже был готов к его созданию, но не знал, каким образом данный замысел будет реализован. В его письмах до 1869 года не сохранилось размышлений об истории одной семьи времён Второй империи. Но читатель понимает, лёгкой работа не будет. Негативная реакция общества на эксперименты Эмиля ещё даст о себе знать. Коли людям не понравилась реальность на страницах прежних произведений, то больше гнева им придётся испытать, наблюдая за Ругонами, наживающимися за счёт других, и Маккарами, деградирующими в условиях социальной неустроенности.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Мир полон возможностей, но нужно уметь распорядиться своей жизнью, дабы добиться благосклонности. Кем был Золя в восемнадцать лет? Мечтателем о лучшей доле. Он беден, сидел на шее у матери. Ему желалось получить образование адвоката и безустанно работать, лишь бы заработать на существование. Он писал пьесы и стихи, делясь ими с друзьями. На первых порах переписка Золя представляла общение с Полем Сезанном и Батистеном Байлем. Они принимали его многословие, отделываясь отписками. Эмиль их звал в Париж, они же сомневались, продолжая отказываться или сохранять молчание. Погружённый в одиночество, Золя ощущал пропасть, разверзшуюся под ним из-за отсутствия какого-либо таланта.

Диплом — ключ к жизни. Этой истиной старательно нагружают человека уже который век. Под действие этого заблуждения подпал и Эмиль. Хуже всего — необходимость найти призвание в будущей работе, для чего человек предварительно обучается. Разве мог Золя смириться с необходимостью каждодневного физического труда? Когда он в письмах предстаёт именно писателем, поскольку стремится много говорить, делясь с собеседниками обуревающими его чувствами. Ему требовалось изливать душу, пускай он не получит ответ.

В 1860 году Золя исполнилось двадцать лет. Он продолжал оставаться в подвешенном состоянии. Ему нравились «Опыты» Монтеня. Он увлекался Данте, Горацием, Шекспиром. Даже зачитывался Жорж Санд. Уже мечтал об утопическом обществе и статусе божества, отказывающегося от возносимого к нему почёта. Одно у него не получалось — зарабатывать деньги. Приходилось предаваться сочинению писем, открывая сокровенные фантазии, на удивление сохранившиеся.

Почему друзья не ехали в Париж? Сезанну Эмиль расписывал прелести столичной жизни. Можно копировать лучшие картины, зарабатывая на продаже реплик. Нужно каких-то восемьдесят франков, которых хватит на аренду комнаты, покупку художественных принадлежностей, посещение мастерской и прочие нужды. Золя был согласен посещать с Сезанном занятия по художественному искусству. Байлю он ничего предложить не мог, ибо этот друг склонял выбор в пользу математики. Где уж ему найти интересное времяпровождение в окружении маляра Поля и рифмоплёта Эмиля.

Впрочем, как раз Байль знакомился с мировоззрением Золя. Только ему сообщалась информация о представлении Эмилем окружающего мира. Золя едва ли не в каждом письме писал об одиночестве и сомнениях: вокруг него люди, а он как в пустыне. Он не видел красоты, принимая её за специально кем-то измышленное. Пройди мимо Венера Милосская, он бы в её существование не поверил. Не верил Золя и в способность музы прокормить его, поскольку он скорее умрёт от голода, нежели заработает первый франк. Ему оставалось согласиться на любую работу, какую только получится найти, лишь бы платили более тысячи франков в год.

Эмиль всё больше погружался в мир литературы. Он читал и старался анализировать. Мир пока ещё делился для него на чёрное и белое. Если и пытался творить, то ни на кого не обращая внимания — должно получиться своё, отличное от всего прочего. Он желал найти смысл бытия, этому посвящая им создаваемое. В душе продолжал оставаться поэтом, отдаваясь написанию поэм. В его словах встречались упоминания об ожидающих выхода книгах собственного сочинения. Он задумывался о псевдониме: имя Эмиль Золя не казалось ему серьёзным, дабы быть помещённым на обложку.

Внутренний критицизм Золя приводил к отрицанию собственного значения. К нему могли относиться негативно, что не сказывалось на нём. Важнее он считал личное отношение к определённым людям, в том числе и к друзьям, тем уже их всех приобщая к определённому кругу, которым следовало гордиться. Не ради себя, но сугубо избранных им ради. Ценность была не в дружбе Золя-Сезанн или Золя-Байль, а в том, что через Эмиля Поль и Батистен оказывались в определённых для них рамках хорошего общества.

Ничего из себя не представляя, Золя смел высказывать суждения о литературном творчестве. Одним из секретов является необходимость создавать новое, не обращая внимания не прежде созданное. Нет смысла править двадцать написанных стихотворений, если есть возможность написать несколько новых. Прошлое следует оставить прошлому, как бы за него не приходилось краснеть. Люди не рождаются идеальными! Идеальными они становятся в результате движения к цели таковым быть. Так зачем жить канувшим в Лету, ежели даже твоё лицо будут помнить не юным, а наделённым морщинами? А то и не вспомнят вовсе.

К концу 1860 года Золя закончил обучение и впал в уныние. Куда бы он не приходил, никто не брал его на работу. Он, как и ранее, соглашался на любые условия, но всё равно не встречал заинтересованность. И вот в таких условиях Эмиль продолжал находить отдохновение в мыслях о литературе. Он видел, как классицизм оказался вытесненным романтизмом: следовательно, вскоре появится до того невиданное. Золя ощущал наступление реализма на позиции утопающих в фантазиях писателей.

Данный год примечателен ещё и письмом к Виктору Гюго. Коротко, дабы не отвлекать внимание великого человека, Золя попросил оценить пару вложенных в письмо стихотворений. История хранит в тайне ответ титана романтической мысли.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Если автор нечто из своего наследия считает нужным оставить без внимания, точно таким же образом нужно понимать читающим его творчество людям. Бывают исключения, их получится собрать изрядное количество. Золя к таковым относиться не должен, он излишне написал произведений, статей и произнёс речей, чтобы стремиться разобрать всё им оставленное в чрезмерном внимании к деталям. Но раз после смерти Эмиля исследователи посчитали необходимым включить некоторые статьи в собрание сочинений, либо иной материал, касающийся его жизни, то нет нужды обходить стороной.

Особое внимание к произнесённым на похоронах речам. Пусть Золя не запомнился долгой жизнью, он всё же пережил многих, кем смел восхищаться и к кому просил проявлять симпатию своего собственного читателя. Эмиль почти не затрагивал человеческих качеств, концентрируя внимание слушателей на творческих способностях. Не жалел Золя слов на похоронах Ги де Мопассана (1893), Эдмона Гонкура (1896) и Альфонса Доде (1897). Сохранилась речь по поводу открытия памятника Мопассану (1897). Перечисленные мастера обязаны были стяжать славу в полном объёме, но не всякому писателю таковое доступно при жизни. Их труд проходил через внутренние терзания, заставляя терзаться от следующей за публикацией реакцией, чтобы всё ими пережитое стало украшением для надгробной плиты, поскольку, лишь вне требовавшегося ранее интереса, к читателю наконец-то приходит желание знакомиться с произведениями уже умерших людей.

Статья «Человеческая комедия Бальзака» (1870) показывает, как Золя относился к Оноре. Но об этом читатель знает из других работ Эмиля. Тут Золя позволил себе назвать Бальзака наделённым пророческой способностью. Выписываемые им типажи казались невозможными в его дни, но после они обратились в реальность, сохранилось и их чрезмерное наделение следованием определённой модели поведения. Люди начали становиться сконцентрированными на одном, забывая о прочем. Пытался Золя дать оценку и всему циклу произведений «Человеческая комедия», но сомнительно, чтобы Эмилю он покорился полностью.

Статьи «Его сельское величество», «Наши поэты», «Да здравствует Франция», «Добрые старые времена» (все 1870) это разговор с властью. Разгар противоречий между Францией и Пруссией никого не мог оставить спокойным. Понятно, в статье о поэтах Золя размышлял о конкретном предмете. Остальные так или иначе связаны с военными действиями. Вторая империя в следующем году падёт, поэтому неудивительно видеть желание солдат воевать не за императора Наполеона III, а за Родину. Они защищали не какие-то идеалы, им нужно было обеспечить неприкосновенность дома и семьи, только ради того оказывая сопротивление.

Для «Вестника Европы» Золя написал статью «Французская революция в книге Тэна» (1878). Вполне может быть так, что это тот самый случай, когда франкоязычному читателю может быть недоступна хотя бы малая частица из обилия оставленных Эмилем трудов. Причина того в том, что на языке оригинала статья не сохранилась. Её содержание — это краткий пересказ цикла книг «Происхождение современной Франции», сопровождаемый мыслями самого Золя.

Можно проявить внимание и к статье «Жерминаль» (1885). Она открывает Эмиля Золя со стороны интереса к нему драматургов. Видимо, в XIX веке вместо экранизации, чей расцвет пришёлся на XX век, успешность произведения оценивалась по постановкам на сцене. Этот опыт не мешало бы закрепить навсегда, покуда существует театральное искусство. Есть определённые трудности, которых не избежать. И Золя было от чего негодовать, наблюдая за переносом расширенной версии в условия, буквально, краткого изложения, причём с изменением смысла, так как у драматурга обязательно присутствует личное видение.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Сборник «Истина шествует» состоит из четырнадцати статей, изначально публиковавшихся отдельно. В своей борьбе Золя не мог рассчитывать на поддержку, но он не хотел замалчивать положение справедливости, угнетаемой властями Франции. Европа была охвачена делом Дрейфуса, повсеместно находились сочувствующие и поддерживающие. Судебный процесс сразу вышел за рамки, став причиной социального напряжения. Золя взялся судить за других, считая своё слово весомым, иначе не быть ему столь громогласным. Пусть прошло время, поднятое тогда быстро забылось, заслуги Эмиля в тех событиях можно считать определяющими. Он не боялся за сказанное оказаться в тюрьме, либо быть изгнанным из страны. Иноязычному читателю ныне доступно пять статей: «Письмо юным», «Письмо Франции», «Я обвиняю. Письмо господину Феликсу Фору, Президенту Республики», «Письмо госпоже Альфред Дрейфус», «Мой отец».

Золя видел не поддающееся пониманию развитие событий. В ясном деле, где виновный католик выгораживался, обвинялся еврей, не имевший отношения к возводимым на него наговорам. Под молот общественного осуждения подпал Дрейфус, отводя тем внимание от Фердинанда Эстерхази, прикладывавшего руку к шпионажу в пользу Германии. Эмиль не проявлял беспокойства, пока суд не вынес обвинительный приговор.

Почему же виновным оказался именно Дрейфус? Разумом то понять трудно. В ходе судебных заседаний стало известно, что его почерк не похож на тот, который предъявили графологам для сличения, установивших их полное сходство. Кто всё-таки ошибался, и ошибался ли хоть кто-нибудь? Золя понимал — не было ошибки или неверно истолкованных обстоятельств: Дрейфус оказался жертвой политических процессов. Если не судом, то иным образом следует установить истину. Пусть же она шествует из периодического издания в издание, из брошюры в брошюру!

Эмиль обращался к молодым французам, к президенту, к стране. Он без жалости указывал на ошибки, не имея иного инструмента для воздействия, кроме собственных слов. Говоря, Золя не приводил никаких доказательств, кроме его же логических измышлений. Восставая против действующего режима, Эмиль сам говорил, что осознаёт последствие им сообщаемого. Он будет счастлив пострадать за правду, какой бы лживой она другим не казалась.

Франция ослепла. Где искать справедливость, ежели такое происходит на твоих глазах? Активная гражданская позиция побуждала Золя действовать, он призывал других полемизировать с собой на площадках любого уровня. Пусть то будет трибуна или суд непосредственно над Эмилем: шествующую истину нельзя остановить.

В январе 1898 года Золя опубликовал в газете «Орор» статью «Я обвиняю», наиболее известное его публицистическое произведение. Он представил перечень лиц, считаемых им виновными в приговоре Альфреду Дрейфусу. Они противились наказанию для Эстерхази. Но виновными были многие, в том числе журналисты. Никто из них не заслуживает снисхождения. Франция оказалась переполненной мошенниками и плутами. Кажется, французы забыли о достоинстве человека. Забыли о свободе, равенстве и братстве, некогда толкавших их предков на баррикады.

Перелом в дело внёс Эмиль Лубе, избранный очередным президентом Франции в 1899 году. Он помиловал Дрейфуса. Усилия Золя не прошли даром. Его указания на ошибочность суждений следствия имели значение. Эмилю осталось опубликовать открытое письмо госпоже Альфред Дрейфус, напомнив гражданам Франции, насколько он прав был в своих суждениях.

Последней работой в сборнике, интересующей читателя, является цикл защитительный статей, должных снять обвинения с отца Золя. Общественная деятельность дала повод разобраться в прошлом Эмиля, сделав объектом нападок его родителя. Но что о нём мог знать Золя? Ему было семь лет, когда отец умер. Пришлось поднимать документы, дабы вновь не оказаться голословным. Сражение за истину для Золя продолжилось.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Выражать мнение нужно. Найдутся желающие его поддержать, но всегда будет более хулителей. Эмиль Золя не проявлял заботу, будто может быть неправильно понятым. Он снова писал для «Фигаро», создав тем очередной поход против желающих принизить значение достижений французского народа. Из написанных им семнадцати статей, иноязычному читателю доступно восемь: «Добродетель Республики», «Одинокий», «К молодёжи», «Жаба», «Живопись», «Элита и политика», «В защиту евреев», «Права романиста». Не сказать, чтобы в них Золя показал себя сражающимся со сложившимися условиями человеком, он всего лишь выражал частное мнение.

Кто заслуживает внимания, тот его не имеет. Современники обходили стороной писателя Верлена, сильнее интересуясь делаемым политиками. Золя хотел бы видеть чиновников и главу государства кристально честными, работающими при прозрачных стенах, дабы всё становилось ясным. Только это оказывалось невозможным. Жизнь политика окутывается тайной, где на показ выставляется далеко не то, чему свидетелем должен был становиться гражданин. Причины того понятны, стоит ли снова говорить об отношении Эмиля к «слугам народа»?

Человеку полагается каждодневно шлифовать своё мастерство. Оставим в стороне политиков, замыкающихся на определённых задачах. Золя – писатель, поэтому следует говорить о литературе. Эмиль призывает трудиться над собой. Он сам писал каждый день, чего желал всем остальным, следующим по его пути. Если встретиться обидная критика, к ней нужно относиться снисходительно. Коли критикуем, значит ты привлекаешь внимание. А зачем говорить о ком-то, ничего из себя не представляющем? Огромный вред причиняют критики юные и ядовитые. К первым нужно проявить снисхождение, а вот вторых использовать для питания внутренней жабы.

Выражающим сомнение в современном искусстве, Золя поясняет, как художественное ремесло изменилось за прошедшие тридцать лет. Нужно судить не за счёт постоянных наблюдений, а брать определённые временные отрезки, сравнивая прежнее положение с текущим. Достаточно вспомнить некогда осуждаемых обществом и возносимых Золя художников, которых ныне хвалят, не понимая, какое достижение за минувшие годы свершилось буквально на глазах. Теперь же, когда всё приняло привычный вид, насколько нужно быть невежественным, смея заявлять о стагнации?

Дело Дрейфуса побудило Золя написать статью «В защиту евреев». Она предваряет последующие публицистические работы, объединённые в сборник «Истина шествует». Пока ещё Эмиль сдержан в высказываниях, не желая принимать негативное восприятие общества. Для него евреи — исторически сформировавшийся народ, существующий вне определённой территории, вследствие чего терпит притеснения по национальному признаку. Разбираться в причинах этого Золя не пытается. Он видит только принижение человеческих качеств, неизменно находя весомые слова, должные заставить читателя понять ход его мыслей.

В заключении осталось защитить собственные права. Золя не раз обвиняли в плагиате. Этого Эмиль не мог понять. Как ему писать произведение, не опираясь на определённые труды? Каким образом он даст верное представление, не озадачившись поиском информации? Поддерживая чьё-то мнение, он нисколько не перенимает чужое творчество, позволяя иному мнению влиять на даваемое им самим мировоззрение. Позиция Золя должна быть ясна читателю, привыкшему видеть взвешенное отношение Эмиля к отображению действительности на страницах произведений. Потому он и славен натуралистическим уклоном, что ничего не измышляет, давая внимать сугубо происходящему с обществом на самом деле.

Надо оговориться, Золя пошёл в последний поход, продолжив испытывать судьбу на прочность. Недалёк год его смерти, связанный с деятельностью вразрез общественных ценностей. Не мог Эмиль жить вне дискуссий, старательно привлекая мнение французов к собственной персоне. Находясь в оппозиции к большинству, он и не поймёт, когда ему перекроют доступ к воздуху, заменив оный отравляющей примесью.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Человеку интересно существовать в условиях противоречий. Так ли важно, за какие идеалы разбивали головы предыдущие поколения, когда их достижения потомки желают повергнуть во прах? Всему нужен рациональный подход. Золя не видел смысла в борьбе, если она лишена общественного значения. Ежели свершения делаются во имя процветания чьих-то отдельных принципов — грош им цена. Пусть Эмиль был уверен в своих словах, но он забыл о последствиях 1793 года. Легко говорить и желать одного, когда другие мыслят отличным от твоего мнения. Дабы не быть голословным, Золя начал поход против царивших во Франции порядков. Каждый понедельник он публиковал статьи в «Фигаро», в 1882 году объединив в публицистический сборник. Франкоязычному читателю доступно тридцать девять статей, русскоязычному — двенадцать. Вот их перечень: «Партия негодующих», «Чернила и кровь», «Будущий министр», «Гамбетта», «Натурализм», «Эдмон де Гонкур», «Сеар и Гюисманс», «Алексис и Мопассан», «Дождь венков», «Демократия», «Альфонс Доде», «Прощание».

Где же Наполеон и его достижения? Где его маршалы? Куда исчезло былое, о чём мечтали французы, соглашаясь проливать свою кровь и кровь Европы? Борьба идей вылилась в ничто, оставшись в качестве напоминания. И человек тешит себя, думая, будто его память даст ему шанс на обретение лучших возможностей. Так ли это? Прославляемое при жизни обычно после смерти осуждается. Зачем искать в жестокости прошлого положительные черты? То не даёт должного осознания происходившего. Аналогичное случится в будущем, как того не старайся избежать. Золя видел важным доносить до людей ценность человеческой жизни, обращать внимание не на заслуги политиков, а на наследие писателей. Кровь исчезает, но чернила вечны.

Не устаёт Эмиль унижать политиков, видя в сих элементах человечества — худших его представителей. Достаточно напора, тогда как более ничего не требуется. Умственные способности политику не нужны, он может быть бездарностью, чаще всего ею и являясь. Самое страшное — бесталанные люди добиваются высот и иногда становятся главами государств, уничтожая деятельностью всякое присутствующее в жизни граждан благо. Ну а если политик яркий, заслуживающий уважения, значит состояться у него не получится, поскольку он будет задавлен «коллегами по цеху», у которых нет желания пропускать вперёд столь компрометирующую их личность.

Когда Золя не имел тем для разговора, он вспоминал о писательской деятельности. Снова говорил про натурализм, стараясь отвести утверждения в основании оного направления. Если некто негативно высказывался о его последователях, он возмущался мыслительной способностью тех критиков. Эмиль был твёрдо уверен, чаще всего критик не понимает, что он берётся осуждать, порою даже не прочитав произведения. Важнее соответствовать ожиданиям определённого круга, нежели высказывать собственное мнение: таков принцип литературной критики. В тренде окажется шлак, который примется возвеличивать читательская публика, будто бы не зная, насколько люди зависимы друг от друга, что формируемая ими культура проистекает из внутреннего желания соответствовать возводимым на каждого члена общества надеждам. И круг постановляет определённое мнение, должное быть принятым его членами, и более никем.

Времена меняются. Эмиль Золя уверен: не будет больше абсолютных монархов. Отныне всякий политический лидер обязан учитывать мнение общества, опираясь прежде на мнение граждан, нежели осуществляя ему одному кажущиеся важными перемены. Жизнь усложняется, не скоро Франция дождётся нового короля, если вообще ей суждено не погрязнуть в смене Республик, разрушающихся, дабы в очередной раз оказаться построенными. Покуда рождаются люди, до той поры они будут начинать походы против прежде установленных порядков. Это нормально, сие следует считать подобием естественного отбора.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Война не обязывает воевать. Достаточно быть свидетелем событий, чтобы иметь право рассказывать о виденном. Иван Лажечников — участник войны России с наполеоновской Францией. Он вступил в ополчение в 1812 году и пробыл в армейских рядах до 1819 года. Ему пришлось видеть разорение Москвы, а также следовать за отступающей вражеской армией. Многому он стал очевидцем, о чём непрестанно вёл дневник. К сожалению, Ивану пришлось пережить кораблекрушение, в результате чего большая часть записей оказалась утраченной. Восстанавливать их он по памяти не стал, так как к моменту издания «Походных записок» впечатления о прошлых событиях значительно потускнели, посему он не стал додумывать, дабы не заслужить порицания.

Лажечников взялся описывать войну не как офицер или солдат, в его наблюдениях нет отображения боевых действий и прочего личного, что может быть отнесено к эпизодам войны. Читателю представлены впечатления от посещённых Иваном мест. Начало всему положено лицезрением сгоревшей столицы, повлиявшего удручающе. Не имелось в том положительного момента, какие бы в последующем русская армия не одерживала успехи. Да и не было ничего приятного в Заграничном походе, поскольку армия Наполеона при отступлении разоряла местности, по которым проходила. Не нравились Лажечникову и евреи, доставлявшие ему изрядное количество неудобств.

Больше всего евреев Иван видел в Польше. Там они заправляли едва ли не всем, отвечая за снабжение и финансы. Но не их постоянное присутствие рядом огорчало Лажечникова. Во время одной из стоянок у него украли часть одежды, пока он миловался с девицами. Кто украл — Иван не скрывает. Он прямо указывает на совершившего данный поступок человека, ограничиваясь его национальностью. Пусть кого-то покоробит сия повествовательная часть в воспоминаниях Ивана, не сказать о чрезмерно докучавших ему определённых жителях Польши он не мог.

Передвижение в сторону Франции стало для Лажечникова временем открытий. Он познакомился с немцами, образованными людьми, особенно с простыми девушками, умевшими поддерживать беседу на самом высшем уровне. Обыкновенная крестьянка могла говорить с генералом на французском языке, составляя ему приятную компанию. Более негативно Иван отнёсся к населению Франции, дав повод российскому дворянству задуматься о гувернёрах-французах, которые у себя дома являются изгоями, зато в России считаются отличными учителями для подрастающего потомства. Сим образом Лжечников наносил удар по галломании, на протяжении столетия имевшей значительное влияние на умы.

Описания боевых действий от лица Ивана действительно нет. В записях он делится информацией, ставшей ему известной со слов других. Например, про солдат, вынужденных погибать под градом снарядов, ибо им полагается стоять насмерть. Сам император Александр едва не пострадал от пушечного ядра, когда снаряд, пролетевший мимо него, ранил в ногу беседовавшего с ним француза, разорвав лошадь, на которой тот сидел. С радостью Лажечников сообщил слова Александра, сказанные им по завершении войны, что более не будет проливаться солдатская кровь. Иван отметил пёстрый состав армии Наполеона. В ней были собраны почти все народы Европы. Вот так и воевал Иван, не сообщая более о боевых действиях подробностей.

А что же Париж? Этот город не произвёл на Лажечникова требуемого ему желанного быть увиденным. Взятый в качестве примера знаменитый Булонский лес — всего лишь подобие парка, ничем не лучше Марьиной рощи. Потому и читателю, если его в прежней мере пленяют думы о красоте французских видов, стоит лично убедиться, ежели он продолжает превозносить прекрасное для него, считаемое таковым со слов других.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Жорж Санд умерла в 1876 году. Эмиль Золя взялся написать о её жизни. Для этого он выделил место в сборнике «Литературные документы». Кем же была Жорж Санд? Человеком своего времени. Она достойна отдельного разговора, поскольку творила без устали и слава её к концу жизни почти угасла. Тому есть объяснение, но излишне плохо высказываться о Санд Золя не стал, в своём духе поведав обо всём, должным быть известным потомкам.

Изначально Жорж Санд раскрашивала коробочки в Париже. После случилось так, что она — дочь побочного сына польского короля Августа II — связала жизнь с литературным творчеством. Первый роман Жорж Санд создала в тот год, когда Бальзак опубликовал «Евгению Гранде». Вскоре она заключила договор с издательством, согласно которому писала по два романа в год. Тогда же, вместе с псевдонимом, Жорж Санд начала стараться походить на мужчин.

Эмиль не скрывает от читателя: не всякий роман Жорж Санд он мог дочитать до конца. Ему претило читать фантазии, лишённые какого-либо намёка на правдивость. Это не просто следование романтизму, тут даже нельзя подобрать нужное слово, кроме обвинения во лжи. Жорж Санд лгала читателю, не испытывая за то чувства угрызения совести. Но Золя не отрицает талант писательницы, предлагая судить о нём строго по роману «Мопра».

Мнение о Жорж Санд зрелого Эмиля отличается от его юношеских представлений. Будучи двадцатилетним, он писал в письмах друзьям, восхищаясь умением писательницы рассказывать увлекательные истории. Конечно, уже тогда Золя имел претензии к Жорж Санд, желая с ней полемизировать. Стоит предположить, что он так и поступил, о чём с твёрдой уверенностью теперь сказать не получится.

Юношеские впечатления важны для Эмиля. Он бережно хранил верность прежним увлечениям, опровергая прочее, ставшее ему известным как уже состоявшемуся в литературном мире человеку. Поэтому его выбор мог пасть именно на роман «Мопра», написанный за три года до его собственного рождения. И скорее всего прочитанный в раннем возрасте.

Золя видит угасание славы Жорж Санд по изданию, публиковавшему её произведения, терявшему читателей, а значит и интересующихся творчеством писательницы. Кто мог быть в курсе новый произведений? Интересовался ли ими вообще кто-нибудь? Отчётливо ясно, последователей у Жорж Санд от силы было трое. Стоит ли сравнивать с Бальзаком, по пути которого последовали многие? Вот Жорж Санд умерла… что за этим будет? Практически забвение. Потомки посчитают нужным читать несколько романов, оставляя прочее наследие писательницы без внимания.

Эмиль считал: читать Жорж Санд не будут. Он категоричен, но имел право так считать. Ежели слава Жорж Санд угасла у него на глазах, то с чего ей возродиться потом? Жизнь не настолько проста, как о том мог думать Золя. Для популярности требуется случайность, как то изредка происходит. Ведь заметили драматическое произведение Альфреда де Мюссе за пределами родной страны, так почему бы не обрести успех Жорж Санд где-нибудь вдали от Франции?

На этом о Жорж Санд можно прекратить рассказывать. Помимо статей о ней, в сборнике «Литературные документы» имеются очерки по следующим темам: «Шатобриан», «Современные поэты», «Дюма-сын», «Сент-Бёв», «Современная критика» и «О нравственности в литературе». Всё это осталось на языке оригинала, поэтому ещё раз пожалеем о имеющемся и пожелаем полного перевода творчества Золя. Впрочем, тут и без того достаточно сказано о мнении Эмиля, поистине ценного. Пусть и ценного согласно представлениям о конце XIX века.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Нельзя не сказать о Теофиле Готье, плодотворном авторе, собрание сочинений которого способно достигнуть содержания в триста томов, оставив далеко позади Оноре де Бальзака. Эмиль Золя постарался дать ему общую характеристику, рассказав в цикле статей за 1879 год о его творчестве, после представив на страницах сборника «Литературные документы».

Готье примечателен манерой изложения. Для Теофиля не существовало людей. Если он куда-то ехал, то описывал природу, архитектуру и прочее, отказываясь замечать присутствие человека. Рассказывая о театральной постановке, Готье видел декорации и костюмы, и только: ни о сюжете, ни об игре актёров, ни о самих актёрах он не упоминал. Таковое отношение к творчеству Золя приравняет к взгляду на действительность от лица художника. Теофиль переносил на бумагу им увиденное, не добавляя посторонних мыслей, способных задеть чужие чувства.

Современности для Готье словно не существовало. Эмиль утверждает: он питал к ней ненависть. Для него имело важность прошлое, тогда как настоящее и будущее не должны было тревожить его думы. Потому Теофиль относился к стану романтиков, воспевавших окружающее людей пространство, от себя добавляя миру красочность. И это хорошо, если писатель не соответствует определённым читательским ожиданиям, оставаясь верным свойственным ему одному убеждениям.

Одно точно было плохо в произведениях Готье. На протяжении сорока лет он создал множество литературных трудов, основная часть которых написана им механически. Невозможно проникнуться их содержанием, оценивая каждое отдельно. Вместе они дают определение, тогда как врозь навевают скуку от однотипности. Поэтому не получится сравнить Готье с Гюго, поскольку о Гюго потомки вспоминают, чего не скажешь о Готье.

В статьях о Теофиле Готье Золя позволил себе рассуждать о различии между классиками, романтиками и натуралистами. Со слов Эмиля следует, что классики искали сюжеты в античности, романтики — на востоке и в средневековье, а натуралисты — в настоящем дне. Следует сделать вывод: классики и романтики убегали от реальности в прошлое, потому им отведён короткий срок для существования в среде литературного к ним интереса. Не станем опровергать это мнение Золя, понимая, как далеко начнут убегать в фантазиях писатели следующих поколений, в прежней мере продолжая забывать о свойственных человечеству текущих затруднениях. Опровержение само спешит заявить о себе.

Возвращаясь к Готье, отдалявшему понимание человека от окружающей его действительности, не найдёшь иных слов, кроме похвальных. Если кому-то казалось правильным принимать за основу взглядов нечто иное, отличное от нам желаемого, то это не означает, будто его следует в том укорять. Кто-то обязан видеть мир отличным от разумного его понимания. Пытаясь разобраться, всё равно придёшь к выводу, что человек и его окружение — отличны друг от друга. Ежели людей красиво одеть и поселить в красивые дома, то сами они красивыми от того не станут. Человек останется человеком, сильнее обижаясь, когда затраты на антураж окажутся подвергнутыми критике. Уж лучше сказать, как красиво он одет и в каком красивом помещении живёт, нежели заглянуть ему в душу и увидеть в ней скопище грязи.

Теофиль Готье нашёл способ уйти от изложения полной правды, за демонстрацию которой стоял Эмиль Золя. Оба они являются противоположностями. Им не найти точек соприкосновения. Кому желается читать о неустроенности человека, тот выберет Золя, а желающему отойти от обыденности и окунуться в мир без напоминания о действительности, тот предпочтёт Готье и литературу от других представителей романтизма.

Автор: Константин Трунин

» Read more