trounin.ru

Есть среди наследия Паустовского отзывы о творчестве коллег по литературному цеху. Не всегда Константин говорил искренне, в иные времена от вынужденной натуги. И редко писал обстоятельно, скорее сообщая в качестве короткого сообщения, а то и вовсе сиюминутного упоминания. Были у него авторитеты, к которым он подходил основательнее, вроде всегда сохранявшейся у него любви к деятельности Александра Грина. Имелись и такие авторы, на которых он обращал внимание в силу необходимости. Вместе с тем, зная о созданных Константином обстоятельных портретах, как то было с биографиями Ореста Кипренского, Исаака Левитана и Тараса Шевченко, подобное можно было сделать о ком угодно… чего не случилось.

В 1937 году Паустовский написал предисловие к книге Оскара Уайльда «Преданный друг». Представляемый читателю писатель вышел угнетаемым монархическим режимом человеком. Уайльд не терпел видеть людей несчастными, даже бездомного, пребывавшего у него под окнами, он одел в приличную одежду. Так он всегда поступал. И всё же был вынужден оказаться в тюрьме, а после отбыть во Францию, умерев в забвении для соотечественников.

В 1938 году в «Литературной газете» опубликован некролог на смерть Александра Малышкина. Новость о его кончине стала для Константина ударом по сердцу. Годом позже за авторством Константина определяется очерк из записной книжки «Случай с Диккенсом». В описании короткого эпизода показывалось, насколько творчество английского писателя влияет на рядового трудового человека, забывающего обо всём, стоит приступить к чтению его книг.

В 1946 году Константин дополнил издание «Золотой жук» заметкой о жизни Эдгара По. Читателю предлагалась информация сомнительной полезности. Константин упомянул шесть лет, проведённых писателем неизвестно где, может быть даже в России. Был Эдгар По бледен и вид имел несчастный, да и умер от продолжительной болезни.

В 1948 году опубликован сопроводительный очерк к изданию книги Шарля де Костера «Легенда об Уленшпигеле и Ламме Гудзаке». Чем же следовало заинтересовать читателя? Пожалуй, требовалось упомянуть о неприятии сего труда современниками писателя, более тяготевшими к мистическому туману Мориса Метерлинка. Этот очерк получил название «Бессмертный Тиль». В том же году написана заметка о Рувиме Фраермане, где сообщалось о жизни и деятельности, связанной с Дальним Востоком. Фраерман преподносился в качестве умелого бытописателя. Публикация заметки состоялась лишь в 1958 году в собственном шеститомном собрании сочинений.

Для книги «Жизнь и творчество А. П. Гайдара» за 1951 год Константин написал заметку «Встречи с Гайдаром». Читателю сообщалось про знакомство в Арзамасе и о последних годах писателя. За 1954 год отмечена речь о Юрии Яновском, произнесённая на его похоронах, опубликованная много позже. Константин сожалел о безвременно уходящих, с чьей утратой приходится мириться. Навсегда ушли Пришвин и Горбатов, теперь ещё и Яновский.

Для журнала «Пионер» в 1955 году Константин написал заметку «Великий поэт Германии», рассказав о Фридрихе Шиллере. Сей славный человек, вынуждено отсидевший в тюрьме, прославился скорым написанием «Разбойников», бывший милостиво принят Дантоном и крепко друживший с Гёте.

В том же году для книги Ганса Христиана Андерсена «Сказки и истории» написал заметку «Великий сказочник». Константин сообщил о собственном юношеском восприятии и изложил некоторые особенности жизни писателя. Так выходило, что сызмальства Андерсен имел богатое воображение, поздно был приучен к чтению и письму, вследствие чего всегда писал с грамматическими ошибками. Имел он и радость лично общаться с величайшими литераторами своего времени — это Бальзак, Дюма и Диккенс.

За тот же год к книге Владимира Гиляровского «Москва и москвичи» написал заметку «Дядя Гиляй». Сей человек — ещё один замечательный бытописатель — умел преподнести самое нужное читателю. Будучи выходцем с социального дна, житель Хитровки, способный в узел связать кочергу, он должен был жить среди казаков Запорожской Сечи, настолько он выделялся на фоне современников.

Об Александре Грине Константин писал дважды. Сперва в 1939 году для альманаха «Год XXII», позже доработав статью в 1956 году. Он показал Грина писателем, против которого возводились преграды. Судьба не потворствовала Александру, всегда выступая против него. Грин вышел из низов, был моряком и солдатом, числился среди эсеров, сидел в тюрьме, став практически инвалидом, к концу жизни вынужденный голодать, спасённый Максимом Горьким, выбившим для него паёк и комнату. За 1956 год стоит отметить и речь, произнесённую по поводу шестидесятипятилетия Ильи Эренбурга, ставшую известной читателю в 1972 году.

За 1957 год опубликована заметка о прозе Александра Куприна — в шеститомном собрании сочинений писателя — под названием «Поток жизни». Что сильно оказало влияние на Константина? Тот факт, что Куприн писал правду, практически ничего не придумывая. Об этом Паустовский сообщал и в собственной автобиографии. За тот же год опубликована заметка к книге Михаила Лоскутова «Тринадцатый караван». Основное её содержание — Лоскутов являлся участником творческого объединения Конотоп. Годом позже для журнала «Москва» написана заметка о почившем Владимире Луговском — «Горсть крымской земли».

В 1960 году к книге Георге Топырчану «Стихи» Константин составил предисловие. Читатель видел, как Паустовский обходил острые углы творчества румынского поэта. Сообщались сведения, сами по себе ничего не говорящие. За подобными водянистыми эпитетами никогда не поймёшь, серьёзно ли написаны таковые строки, или составитель статьи предпочёл малой кровью отделаться от сделанного ему предложения суметь заинтересовать читателя.

В 1962 году для журнала «Новый мир» написана заметка о Константине Федине — «Взамен юбилейной речи», или «Простой человек». Паустовский справедливо рассудил: всякая речь на юбилей имеет мало отличий от надгробного слова. За хорошим не удаётся рассмотреть непосредственно человека, поэтому нужно вспомнить о лучших качествах как-нибудь иначе. Например, как встретил известие о войне в доме у Федина, после отправился с ним на рыбалку. Ещё Паустовский написал для «Нового мира» заметку о смерти Эммануила Казакевича под названием «О человеке и друге». Что делать нам, остающимся жить после смерти таких людей? Стараться быть не хуже!

За тот же 1962 год опубликована заметка о Михаиле Булгакове в журнале «Театральная жизнь». Несмотря на минувшие годы со смерти писателя, читатель до сих пор не располагает знанием об оставленном им литературном наследии. А ведь Булгаков был талантливым драматургом, обладал поразительными актёрскими способностями. Вместе с тем, им созданное подвергалось цензуре и не публиковалось. Когда Константин имел знакомство с Михаилом вообще? Оказывается, они в своё время учились в одной гимназии и тогда же виделись.

О другом своём сверстнике — Ярославе Ивашкевиче — Константин написал в 1963 году для издания избранных сочинений писателя. Паустовский вспомнил о былых годах, как в Киеве не было мира между учебными учреждениями города, пребывавшими в постоянном соперничестве. Потому и не имелось дружелюбных отношений между Паустовским и Ивашкевичем — они учились в разных гимназиях. И жизненный путь их разошёлся. Константин стал советским писателем, а Ивашкевич — польским. И когда разразилась война с Третьим Рейхом, Ярослав помогал людям пребывать в безопасности. За тот же год Константин написал для журнала «Огонёк» сообщение «Памяти Всеволода Иванова», умершего от рака. Оставалось пожелать человечеству наконец-то научиться бороться с данным смертельным заболеванием.

В 1965 году к публикации рассказа Марины Цветаевой «Отец и его музей» для журнала «Простор» Константин написал вступительную статью «Лавровый венок». Паустовский сокрушался: как мало мы знаем о наших знаменитых людях.

В 1966 году для издания «Неделя» написана заметка «Несколько слов о Бабеле». Сугубо положительно о творчестве Саши Чёрного и самого Бабеля. В том же году в «Литературной газете» опубликован некролог «Великий дар» на смерть Анны Ахматовой. Константин был счастлив, что жил с поэтессой в одно время.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Как выработать у человека любовь к природе? Нужно к этому приучать с детства. А разве существует иное таинство, нежели ужение рыбы, способствующее формированию влюблённости в естественный ход вещей, а следом за ним и эстетики сущего вообще? С 1948 по 1952 год в сборнике «Рыболов-спортсмен» издательства «Физкультура и спорт» публиковались статьи Паустовского, обычно именуемые «Рыболовными заметками». Хотя есть у них и другое название — «Памяти Аксакова». Незыблемым авторитетом для Константина выступил Сергей Тимофеевич, первый русский писатель, начавший писать о рыбалке. За это Паустовский наделил его ласковым прозванием — дедушка: равновеликим по значению с баснописцем Крыловым. Всего отмечено четыре заметки: «Несколько слов об ужении рыбы» за 1948 год, «Осенние воды» — 1950, «Черноморское солнце» — 1951, «Великое племя рыболовов» — 1952.

Если говорить об ужении рыбы на реке, то это далеко от ловли на море. Даже можно провести ряд различий, уразумев, что лично ближе. Константин предпочитал именно речное ужение. Как-то проще понимать, где есть рыба и какие способы для её извлечения из воды применять. Но и тут есть одна особенность. Племя рыболовов разделилось на два враждебных лагеря. Одни предпочитают ужение на традиционную удочку, так называемые аксаковцы, и на спиннинг. Впрочем, рыбу удить можно по-разному. Сам Аксаков рассказывал, как некоторые умудрялись охотиться на щуку из ружья, а то и вовсе оглушая рыбу дубиной. Иные предпочитают радикальные способы, используя взрывчатые приспособления. У каждого способа ловли собственная философия, посему очень трудно переубедить человека, ежели он избрал то или иное удобное для него ужение.

Да, рыбу удить сложно, если о процессе её ловли внимательно задуматься. Может потому так любят рыбаки рассказывать истории, пылая жаром и делясь восторгом, осознать который способен лишь соратник по увлечению. Однако, помня о различных подходах к рыбалке, не всякий оценит энтузиазм рыбака, расходящийся с его собственными представлениями о ловле. Тогда в качестве исключения выступает непосредственно добытый трофей, только в тот момент процесс его извлечения отходит на задний план. В таком случае рассказ о подготовительных работах мало кого заинтересует. Была бы интересной история о долгом пути до места ловли и обратно, для опытного рыбака означающего длительное следование, иногда в месяц подходящее к числу в шестьсот километров.

Что до моря, тут своя романтика. Можно ловить креветок, буквально готовящихся в специально отведённой для них воде. Поплавок для ужения и вовсе не требуется, хватит верёвки, за колебаниями которой нужно внимательно следить. Сказать больше — нельзя, ибо какой тогда дедушка Аксаков, к морской рыбалке пристрастия не проявлявший. Сергей Тимофеевич и осенней рыбалкой не увлекался, он даже о зимней слышать не хотел. Единственное, по полой воде он мог проявить интерес, заскучав от длительности стужи, сковавшей реку.

Как же рыбачил сам Паустовский? Сведений о том он не предоставил, разве сообщив о самом увлечении. Поведал и о друге, с которым однажды отправился удить рыбу, не совсем озаботившись требуемыми средствами. Как итог, последовавшие расстройства. Мало ли какие приметы умеют люди, чаще мешающие в жизни, нежели помогающие. Вот и друг не взял того, что требовалось для ловли крупной рыбы. Пусть он не ждал подобного исхода ужения, как и не думал ловить попавшегося ему обитателя речного дна. Желанный трофей оказался упущен, изловить его не представлялось возможным. Что же, ещё Аксаков предупреждал о необходимости быть готовым к неожиданностям, сделав необходимые приготовления просто на всякий случай.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Таруса — обычный город, каковых в России не счесть. Таковые города стояли до монгольского завоевания, навечно пропавшие после. Пропадёт и Таруса, случись некое схожее нашествие вновь. А может подобные ей города развалятся ещё быстрее, обезлюдев и превратившись в поселения-призраки. Именно о столь плачевном состоянии послал Паустовский «Письмо из Тарусы» в газету «Правда» за 1956 год. Что же это за место на карте России, где ничего со времён Екатерины Великой не происходит? Абсолютно всеми забытое, его население живёт древним укладом. Тут у каждого собственная электростанция, иначе свет взять неоткуда. Дорог нет — от слова «вообще». Даже до Калуги, под ведение которой Тарусу приписали после владычества над нею Тулы, нет прямого пути. Откуда черпается вода, за то место опять же спасибо императрице Екатерине. Так почему люди не уезжают? Зачем там обосновался сам Паустовский? Всё благодаря природе, вдохновляющей на творчество. Однако, повышать качество жизни всё-таки следует. Хотя бы построить хорошую дорогу, что создаст благоприятный климат для деятельности местных жителей.

В 1959 году Паустовский написал очерк «Прав старый лесничий», опубликовав его в газете «Комсомольская правда». Читателю сообщалось о далёкой Африке, где побывал повествующий свою историю моряк. Там капиталисты успешно уничтожают природу, вслед за чем страдает качество жизни населяющих её людей. Вырубка леса привела к иссушению воздуха, на поселения наступает пустыня, всё меньше становится водных ресурсов, и дикие звери начали проявлять больше агрессии, ибо мучаются от жажды. Всему виной деятельность человека, о чём следует помнить и знать.

Двенадцатого апреля 1961 года отмечен знаменательным событием. Юрий Гагарин отправлялся на покорение космических вершин. Небывалый случай в современной истории человечества, первый за прошедшие тысячелетия, если не брать в расчёт мифологические предания и сказания о древних индийцах. В тот же день в вечернем выпуске газеты «Известия» опубликован очерк Паустовского «Новая эра». Совсем недавно — по человеческим меркам — Константин видел улыбку счастья на лице авиатора Уточкина, управлявшего летательным аппаратом, умело отрывавшимся от поверхности и парившим в небе, а теперь произошло ещё более великое событие. В радостном пафосе Паустовский забыл о природоохранной риторике. Впрочем, разговор об этом оказался бы вовсе неуместен.

В 1965 году Константин отчитался об эффекте «Письма из Тарусы». Прошло девять лет, и город преобразился. Каждая обозначенная проблема была устранена. Из Калуги проведена прямая дорога, появилась электростанция, проложен водопровод. Такова сила средств массовой информации, доводящей до сведения власть имущих проблемы рядового народа. Про это Константин написал письмо в газету «Правда», дав заглавие «Судьба маленького города». Теперь бы озаботиться самостоятельностью Тарусы от соседнего поселения, в тени которого город продолжает пребывать. Вполне очевидно, Паустовский удовлетворён проделанным, но останавливаться на достигнутом не собирался. Да, как известно, за бурной деятельностью следует продолжительный спад. Немудрено принять за данность, если впоследствии о Тарусе забудут на следующие двести или триста лет, пока не появится ещё один человек, чьей компетенции хватит для убеждения власти в необходимости привнесения новшеств в изношенный от старости край.

О Тарусе Паустовский писал не раз, чему читатель может стать свидетелем, ознакомившись с одним из очерков о его странствиях. Поистине, велика Россия, не ограничивалось бы такое определение её размерами. Величие должно проявляться во всём, особенно на уровне образующих её величие поселений. Иначе следует задать вопрос: зачем нужно то, чему не уделяется внимание? Отдельно стоит поговорить о пагубной жизненной философии россиян, но то не тема для обсуждения в критике и анализе творческого наследия Константина Паустовского.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Почему Паустовский не писал об Отечественной войне? Оставленного им до обидного мало. Может по причине того, что Константин находился всегда в стороне? Само начало войны — это очерк «В прифронтовом колхозе», вероятно созданный по производственной необходимости. Он был опубликован в книге «Когда тыл становится фронтом», изданной в 1941 году. Читателю показывалось поселение, где нет доверия к мимо проезжающим. Во всяком человеке тамошние жители ожидали увидеть немца. Зато за 1944 год Паустовский написал четыре очерка о войне, рассказывая в каждом об освобождении определённого города или местности, бывших ему чем-то близкими. Это очерк «Белая Церковь» (где он бывал молодым), опубликовано в журнале «Вокруг света»; очерки «Крымская весна» и «Бессмертное имя» (по поводу освобождения Крыма и Севастополя), опубликованы в газете «Известия»; для журнала «Краснофлотец» написан очерк «Южная Пальмира», как принято называть Одессу, во многом памятный для Константина город. Очерком «Жизнь» для «Огонька» подведён итог войне — она началась, наконец-то завершённая.

В 1950 году для газеты «Социалистическое земледелие» Константин писал «Письма из рязанской деревни», вышедшие под следующими заглавиями: «Немного географии», «Луга», «Леса» и «Слово сердца». Он радовался инициативе правительства заняться сбережением имеющегося в распоряжении советских граждан. Мещёрский край должен получить охранный статус, становясь заповедником. Вместе с тем, Паустовский негодовал на человеческое скудоумие. Если в одном месте природные ресурсы будут сберегаться, то где-то ещё они будут в той же степени безжалостно уничтожаться. Как с этим быть? Ответ просто так найти не получится.

В 1952 году Константин написал рецензию «Заповедные земли и воды» для журнала «Вокруг света», охарактеризовав двухтомное издание «Заповедники СССР». Без радости о таком труде не скажешь. Таких книг нужно печатать много, доводя до сведения каждого жителя страны. Огорчало его единственное — обозреваемое им издание вышло числом в десять экземпляров. Так будут ли советские граждане заботиться о природе, как того ему хотелось? Приходится сомневаться, видя устремления энтузиастов при малой заинтересованности лиц, представляющих государство.

Природоохранная риторика в статьях Константина не ослабевала. Под общим заголовком «За красоту родной земли» в «Литературной газете» за 1955 год были объединены материалы, сообщающие о необходимости проявлять заботу к природе. Чего человек добьётся, не задумайся он о сохранении уже сейчас? Видеть растительность и животных сугубо по фотографиям и нарисованным картинам? А как же возможность технического прогресса за счёт взаимодействия с природными ресурсами? Разве может технология порождать технологию, опираясь на прежде отработанный продукт? Необходима самовозобновляемая среда, которую легко уничтожить и практически невозможно воссоздать в прежнем её виде.

Примерно пятидесятыми годами датирует письмо марийским школьникам, опубликованное под заглавием «Спасибо от всего сердца» в журнале «Семья и школа» за 1970 год. Константин отозвался о состоянии лесов марийского края, выразив благодарность за проводимую работу по их охранению и приумножению. Тем он закреплял положение сочувствующего текущему неудовлетворительному общему безалаберному отношению советских граждан к природе. Требуется ли снова говорить, что Паустовский изменил жизненную позицию, начав пропагандировать иное отношение к окружающему миру, нежели ему было свойственно изначально? Давно он перестал желать вторгаться в существующее, тем способствуя преобразовывать мир сугубо под нужды человека. Нет, борьба с болотами и пустынями может быть необходима, когда то угрожает существованию человека, однако и самому человеку следует поступать так, чтобы такой угрозы не возникало, ведь его деятельность напрямую связана с неблагоприятными последствиями, вроде того же опустынивания местности.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Первая попытка публицистического творчества — очерк «Лейтенант Шмидт», датируемый 1917 годом, опубликованный в сентябрьском выпуске издания «Народный вестник». Константин посмотрел на Севастополь, вспомнив о трагических событиях 1905 года, когда на крейсере «Очаков» вспыхнуло восстание. Рядом с городом есть остров, на котором Шмидта расстреляли. А кем он — лейтенант — являлся? Верил ли он в предпринятое им начинание, каких ожидал изменений от будущего? Чем он вдохновлял людей, кроме присущего ему дара убеждения? Об этом взялся рассуждать Паустовский.

В 1922 году Константин опубликовал в газете «Моряк» очерк «№314527″, сообщив историю американца, решившего лично проверить — насколько правдивы сообщения о произошедшем в России. Неужели пролетарии сумели одолеть капиталистов? Убеждённым коммунистом он не являлся, ему было просто интересно. Он высадился в Харбине, затем через Сибирь двинулся дальше. Не зная языка, американец находил сочувствие и понимание людей. Ему помогали съестным, ночлегом и способствовали покупкой билета. Встретив такое, он явно не мог до конца поверить, ведь в той же Америке передвигающемуся трампу, как тогда называли подобных ему подвижников, грозит получить тюремный срок. Теперь этот американец едет домой, дабы всем сообщить об истинном лице населяющих Россию людей, далеко не таких, какими их привыкло представлять капиталистическое общество.

1930 год — это четыре очерка: «Всякий хлам», «Зона голубого огня», «Разговор о рыбе» и «Погоня за растениями». Все опубликованы в журнале «30 дней». Из них выделяется иной темой рассуждения — повествование «Зона голубого огня». Читателю сообщалась история в духе свершений трудового народа, счастливого возможностью отдать жизнь и всё отпущенное для того время на укрепление благосостояния государства. В случае очерка разговор касался сварщиков. Каждый из них давал подобие клятвы, обещая до конца пятилетки не покидать рабочего места, максимально способствуя скорейшему выполнению поставленных перед ними задач, дав показательный пример, что требовать нужно ещё больше, поскольку возможности человеческого энтузиазма не должны занижаться пределами столь низко выставляемой нормы.

Очерк «Всякий хлам» — сообщение о недооценённом людьми мире, ежели у них нет стремления заниматься его преобразованием. Буквально из хлама возможно создать нечто уникальное, по характеристикам превосходя существующее. Паустовский находил для того самые яркие примеры. Допустим, Американские Штаты лишены растений, из которых можно получать резину. Что они сделали? Спланировали производство переработки изношенных галош, получая в итоге абсолютно новые галоши. Но впереди ожидается война! Значит нужно искать другой источник резины. И они нашли растения-каучуконосы, начав их культивировать. И так во всём. Получить отличного качества фетр? Без проблем. Заменить нечто дорогое? Найдётся множество вариантов. Даже рыбьи останки не стоит выкидывать — лучше удобрения не найти. А чилийское гуано (помёт морских птиц) равноценно золоту и нефти. И бумагу можно делать из крапивы!

Сообщение «Всякий хлам» было дополнено очерком «Погоня за растениями». Растительность нужно интенсивно изучать: таков вывод Контантина. Не одним каучуком можно ограничиться. Нужна древесина? Существуют деревья, за шесть лет вырастающие до шести метров. Есть и такие, чрезмерно высасывающие воду из почвы, с их помощью можно бороться с заболоченной местностью. Есть и растения, наоборот разгоняющие пустыни. И всему этому можно найти применение на обширной территории Советского Союза.

Другой очерк «Разговор о рыбе». Константин собрал разные заметки. Он буквально взялся поговорить с читателем. Есть миф, будто рыбачить легко. Что такого? Сел с удочкой на берегу и сиди целый день. Может в городской черте и так. Настоящий же рыбак встаёт рано, идёт более пяти километров, ещё несколько километров проходит на лодке, в остальном — жаркая, либо холодная погода, а также доводящий до помрачения сознания гнус. Разумеется, речная и морская ловля рыбы различается. На море порою вилку можно в воду воткнуть, так велико количество рыбы. А как вообще с морской рыбой раньше обстояло? Ели её жители побережья, часть доставлялась в столицу, внутренние области страны таковой и вовсе не вкушали. Можно и про сельдь вспомнить, как тяжело к ней приучался человек в России, не желая принимать, вроде некогда им избегаемого картофеля.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Путешествовать по миру стало очень просто — за считанные часы добираешься туда, куда прежде мог ехать годами. Так, всего за пять часов, Паустовский, выехав из Тарусы, смог долететь до Италии, а там уже с пересадкой добраться до интересующего его места. Заметки о том он опубликовал в 1962 году в журнале «Новый мир» — сперва под заглавием «Дорожные записи», после получившие название «Итальянские записи». И что это была за страна — Италия? Местные авиалинии принесли основное удивление — итальянцы пользовались самолётом, словно русские — телегой. То есть везут из одного города в другой им нужное, будто пожелали перевезти из одной деревни в другую. В самолёте стоял запах сена, едва ли не раздавался крик петуха. Такая она — далёкая Италия, вместе с тем близкая. Всего пять часов разницы, но существенного отличия отметить не получилось.

Через год, в том же журнале «Новый мир», Константин опубликовал очерк «Третье свидание». Он побывал в Польше, прошёлся по местам памяти, неизменно ассоциируя увиденное с сохранившимся в воображении образом бабушки. Но Польша изменилась — страна подверглась разрушению во Вторую Мировую войну как касательно инфраструктуры, так и людских душ. Угнетающее впечатление произвёл на Паустовского Освенцим — его восприятие противилось возможности понимать саму допустимость произошедшей в его застенках трагедии.

Английские заметки «Огни Ла-Манша», опубликованные в издании «Неделя» за 1964 год, отразили ещё одно восприятие Константина. Он посмотрел на прошедшую войну глазами англичан и французов. Он плыл по проливу и был разбужен, дабы увидеть огни Ла-Манша, зажигаемые в память о катастрофе 1940 года, когда из-под Дюнкерка спешно спасали людей, оказавшихся в окружении войск Третьего Рейха. Но сама Англия, как и нрав англичан, имели для Константина отдельное значение. Он встретил тех, кто жил отличным от него миропониманием. Само то обстоятельство, что фунт стерлингов содержит двадцать шиллингов, шиллинг — двенадцать пенсов, пенс — четыре фартинга: не подлежит восприятию человека, привыкшего к десятеричной системе счисления. Сколько же тогда фартингов в фунте стерлингов? Неужели это число равняется девятистам шестидесяти?

Последний очерк о странствиях, написанный в 1966 и опубликованный годом спустя в журнале «Вокруг света», — это идиллическая картина «Дорога Генриха Гейне», сообщавшая читателю о впечатлениях Константина от посещения острова Капри. На тот момент там базировались американские подводные лодки. Они выныривали из глубины и едва не таранили прогулочные суда. Испугаться довелось и Константину. Интересовало его, всё же другое, к чему он пришёл, прогуливаясь по вырубленной в скалах дороге, названной в честь совершившего сие деяние человека — немецкого промышленника Круппа. Та дорога была всем прекрасна: видами, ароматами, общим её восприятием. Вот только фамилия Крупп в её именовании портила впечатление. Данный промышленник поставлял армии Третьего Рейха металл, вооружение и технику, чем способствовал росту силы немецкого оружия, делая на том громадное состояние, часть которого он и вложил в строительство дороги на острове Капри. Не лучше ли допустить вольность, похитив расставленные повсеместно именные таблички, поставив единственную, дав ей иное название? Можно назвать дорогой Гёте или дорогой Гейне. И читатель уже знал — таков весь Паустовский, не раз собиравшийся подстроить мир под человека, а потом человека пытавшийся отговорить от разрушения доставшейся под его власть планеты.

Очерки о странствиях завершаются, как завершилась и жизнь Константина. Минуло достаточно лет, чтобы ставить точку в изучении его творчества.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Возвращаясь к очеркам о странствиях, нужно сделать краткую остановку на очерке «Воспоминание о Крыме», как неотъемлемой части авторского сборника «Крымские рассказы» за 1948 год. У читателя создавалось должное впечатление о Крыме, как о месте, вдохновляющем всех, кто его посещал. Ведь кто только не писал, однажды побывав на полуострове. Следующая остановка — 1954 год: публикация в журнале «Вокруг света» (годом позже) разрозненных очерков из путевого дневника под заглавием «Ветер скорости». Мысль Константина скользила повсеместно. Было рассказано про убитых подо Ржевом, нашедших вечный покой невдалеке от могилы Пушкина, затем сообщено про Петербург, далее Таллин и Прибалтика. Нашлось место и для воспоминаний о Блоке и Беллинсгаузене.

Короткая заметка от 1957 года «Муза дальних странствий» для журнала «Вокруг света», помимо прочего напомнила читателю о путешественнике Миклухо-Маклае. Много обстоятельнее получился очерк «Мимолётный Париж», публиковавшийся в 1959 и 1960 годах в газете «Московская правда» (под названием «Две встречи») и в журнале «Октябрь». Читателю сообщалось, что Константин ожидал увидеть и чему в действительности стал свидетелем. Главная мысль: Париж — это Париж, требовать от него сверх самого осознания данного обстоятельства — бессмысленно. Впрочем, посещавшие город жители России всегда сохраняли о Париже тёплое мнение, несмотря на довольно отталкивающую его истинную суть. Но для Паустовского, как человека нового времени, было интересно посмотреть на восприятие его французами, привыкшими к русским, наводнившим город в качестве эмигрантов после свержения российской монархии. В случае Константина восприятие отличалось, ведь он не являлся эмигрантом. Рассказал Паустовский и про художника Матисса, продолжавшего творить, невзирая не приковавшую его к постели астму.

Очерк «Живописная Болгария», опубликованный в первом номере журнала «Новое время» за 1960 год, знакомил читателя с иным восприятием сей причерноморской страны. Если иные читатели узнавали в Зурбагане писателя Грина — Севастополь, то для Константина токовыми оказались болгарские города, в каждом из которых он видел тот самый Зурбаган. А вот очерк «Первая встреча» — ответ на просьбу газеты «Советская Латвия» поделиться впечатлениями о посещении их края. Так 1960 год ознаменовался ещё одним коротким мнением о Прибалтике. Оказалось, для Константина Латвия имеет огромное значение, ведь именно за время пребывания в Риге он написал «Золотую розу», потому и призывал Константин всякого, дабы посещение той или иной страны, города, либо местности, оценивалось сперва за сделанное, ровно как и любой другой момент, проведённый для определённой пользы. Пусть посещение Латвии Паустовским осталось кратким впечатлением, зато «Золотая роза» никогда не позволит о том забыть.

1961 год — это не очерк о странствиях, а восприятие обыденности такой, какая она есть. Собственно, Константин для газеты «Сельская жизнь» написал заметку «Городок на реке», сообщая читателю прежде всего о Тарусе, где он тогда жил. Таковых городов по России множество. Однако, серьёзно на них внимания не обращают. Если есть, то лучше обеспечить их существование хотя бы невмешательством. Про Тарусу Паустовский писал и ранее, теперь же он предлагал посмотреть на город под другим углом. Он призвал взирать на любое место в России, как на особое. Разве в подобных городах не существует дельных людей? Посели в таковые современных Лескова или Салтыков-Щедрина, как их глаз приметит характерные особенности, позволив читателю насладиться чем-то вроде мастерски написанного повествования — как того же «Левши». Но Константин не говорил прямо, что пишет именно о Тарусе. Он стремился дать общее представление о подобных городах вообще.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Куда бы Паустовский не отправлялся, он составлял очерки, чаще короткого размера. Особых творческих изысков не прилагал, говорил по существу, выражая собственное мнение об увиденном. Впервые очерки о странствиях стали выходить в газете «Моряк» — это заметка от 1923 года «С берегов Куры. Тифлис»: описывалась красота природы, отсутствие следов гражданской войны и повсеместно развешанные громадные красные флаги. В том же году в газете «Гудок Закавказья» — статья «В тысячелетней пыли». За следующий год ещё два очерка о странствиях — «Письма с пути» и «Приазовье», опубликованные в «Моряке». Там же за 1925 год размещены статьи «Вишня и степь» и «Керчь» (иначе «На предгорьях Крыма»). Особого смыслового наполнения они не содержали.

Последующие очерки о странствиях выходили время от времени, придерживаясь или не придерживаясь определённых изданий, порою выходя в авторских сборниках, либо оставаясь читателю неизвестными на протяжении длительного времени. Так очерк «Где нашли золотое руно (Абхазия)» за 1928 год заметно отличался от прежних схожих трудов, теперь Паустовский старался шире рассматривать доступное его вниманию. Мало выразить эмоции, требовалось глубже проникнуть в понимание традиций народов, живущих в новом для автора краю. Например, Абхазию населяет множество национальностей, среди которых есть потомки флорентийцев, отчего их не признаешь за издавна тут проживающих. Абхазская почва даёт богатый урожай, а вот дно прилегающего моря хранит опасность — оно отравлено.

Очерки «Ночь в Доссоре» (изначально «Великая Эмба») и «Подводные ветры» — оба за 1930 год — публиковались позже на один и два года соответственно. У читателя тех дней, знакомого с творчеством Константина, возникало чувство повторения. Усвоенное им из содержания ранее опубликованных работ, вроде «Кара-Бугаза» повторялось в после вышедших статьях, без внимания к тому, что они писались задолго до. Читателю скорее следовало думать о созданных заранее заготовках, из которых и сплетались новые литературные труды Паустовского. Как яркий пример: история времён гражданской войны, когда люди были высажены на бесплодный остров, отчего им грозила неминуемая смерть.

В 1932 году Константином написан очерк «Мурманск», представленный для ознакомления лишь в 1958 году при публикации шеститомного собрания сочинений. Только тогда он стал органично сочетаться с тематикой произведений о северных краях России, таких как «Судьба Шарля Лонсевиля» и «Озёрный фронт». Для читателя создавалось впечатление части страны, где по необходимости возник полноценный пролетарский город. Некогда туда вела железная дорога, чей путь преграждало море. Город возник позже, сперва неспешно, а потом бурно разрастающийся. В том городе не селились навсегда. Прожив в Мурманске два года, человек считался уже старожилом. Женщин там и вовсе не встречалось, а мужчины — только трудоспособного возраста. Тем не менее, к 1932 году его одновременно населяли до сорока тысяч человек. Напрямую через океан до Нью-Йорка от него насчитывалось всего шесть тысяч километров. Вот такой вышел Мурманск в представлении Константина, а очерк о городе скорее стал набором любопытных заметок, нигде не нашедших пристанища, кроме хранилища в авторском архиве до лучших времён.

После Константин надолго замолчал. Он продолжил писать очерки о Кавказе, Чёрном море, создавал портреты примечательных людей, но краткой формой не ограничивался. Очерки о странствиях, выражающиеся особым подходом и некоторой отстранённостью, создаваемые словно случайно, дабы хотя бы о чём-то написать, Константин отложил до 1948 года, либо нам о том просто неизвестно, вследствие объективных причин: записи не воспринимались всерьёз, уничтожаемые согласно сомнения в их надобности. В действительности, первые очерки о странствиях Паустовского не содержали важности, но сохранились благодаря публикации в периодических изданиях.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Первой версией истории России принято считать труд Василия Татищева «История Российская». О нём ходили слухи среди образованных граждан государства, однако до 1768 года официальных публикаций не отмечается. Имел сведения о работе Татищева и Фёдор Эмин, но ознакомиться с её результатом не мог, несмотря на доступ к архивным документам. Единственное ему доставшее — предисловие. Потому он взял за основу различные источники информации, особенно предпочитая на страницах дискутировать с Нестором Летописцем и Михаилом Ломоносовым. Он сразу воздал хвалу мудрости Екатерины Великой, посетовал на дикие нравы древности, порадовался нынешнему благополучию страны. К тому же, не выискивая тайных троп, посоветовал читателю не укорять его за обхождение в тексте без мифологизирования. Не станет кормить он русских пращуров амброзией и молоком волчицы, искать божественность среди царей или вести родословную Рюрика от римского кесаря Августа. Скорее он предпочитал опираться на зарубежных историков, выискивая в их трудах упоминание россов. Также Эмин посчитал нужным сказать: не следует искать варягов, пришедших на Русь, так как именно с Руси шли варягами народы и правители в земли Европы.

У истории от Эмина есть полное название — «Российская история жизни всех древних от самого начала России государей, все великие и вечной достойные памяти императора Петра Великого действия, его наследниц и наследников ему последование и описание в севере золотого века во время царствования Екатерины Великой в себе заключающая». Из него следует, что важным для изучения прошлого станет понимание жизни правителей. Истории так всегда и пишутся, за редкими исключениями стран, вроде древней Исландии, управлявшейся посредством издавна сложившихся традиций. Но это присказка. Всё-таки нужно понимать, Россия стала настолько велика, что недавно случившийся военный инцидент на границе с Китаем тот же европеец примет за выдумку.

И всё же Эмин старался определить — откуда пошли россы. Родоначальником в те времена было принято считать Мосоха — одного из внуков Ноя. Может потому и установлено для сельца Кучково прозвание Москвы. А может россы — есть жители Трои, покинувшие погибающий город и отправившиеся в северные земли. Упомянул Фёдор и Александра Македонского, будто бы намеревавшегося воевать славян, да увидев широту их души — отказался покорять столь радушные племена. Активность славян не угасала и до восшествия Юстиниана II — ему помог возвыситься некий славянский князь Тревелий. Традиционно для историков, Эмин рассуждал о созвучии слов. Например, слово «князь» — это с языка немцев может значит «мужик», либо «король». Взяв повествовать издалека, Фёдор постепенно подобрался до Гостомысла, того самого, что решил не допустить в свои владения междоусобицы княжеской, призвав людей со стороны. Собственно, Эмин того не говорит, но жители новгородских земель, вплоть до поражения от Ивана Великого, иначе над собою правителя и не выбирали.

Но вот в тексте ставится первая дата — 862 год: прибытие Рюрика, Синеуса и Трувора во князья. С этого момента основным источником информации для Фёдора стала «Повесть временных лет». Дальнейшее повествование — существование россов в окружении соседних племён и государств. Эмин рассказывал не сколько про годы правления Рюрика, Олега, Ольги, Игоря и вплоть до смерти Ярослава, его интересовали события вне пределов. Особое значение отводилось владычеству греков, владевших Константинополем. Имели значение кочевые племена, а также прочие славянские народности, подпадавшие под влияние российских княжичей. Разве может быть ярче напоминание, как однажды греки решили отказаться платить дань россам, найдя супротив них стотысячное войско, как тогда же пошёл князь Святослав войной, наняв варягов, собрав болгар, хорватов, печенегов и прочие племена, сокрушив греческие города.

Конечно, история древней России представляет отдельный интерес, в основном из-за обилия сохранившихся мифов. Но так ли важно, что происходило до монгольского завоевания? Тогда Новгород оказался сам по себе, Киев отошёл к владениям галицийских князей с последующим отторжением в пользу Великого Княжества Литовского. Всё внимание должно быть приковано к Москве, боровшейся с игом и ставшей сильнее политических оппонентов. Впрочем, пока Эмин остановился на событиях 1054 года, когда Москвы для истории ещё не существовало.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Двадцать четыре года прошло с войны 1812 года, прежде чем Зотов решил поделиться с читателем собственными воспоминаниями. Было ему тогда семнадцать лет, и он горел желанием пойти защищать родной край от вторгнувшейся армии Наполеона. Москва уже сгорела, потому растаяла надежда схлестнуться с супостатом на поле битвы. Но армия Наполеона отступала с боями, вступая в жаркие схватки с гнавшими их за пределы страны русскими. Зотову всё-таки довелось поучаствовать в сражении, ибо шла армия тогда к Полоцку, вполне готовая снова сразиться при этом городе. Там и прошёл Зотов боевое крещение, тогда же раненный. Особых изысков Рафаил в описании не предложил, ограничившись сугубо личными впечатлениями.

Сражения тех дней — особого вида бои. Это не оголтелая атака с острым оружием наперевес и не залпы лучников. Отнюдь, от солдат требовалась выдержка. Всё происходило по определённому сценарию. Чаще смерть приходила внезапно — от обрушившегося сверху пушечного ядра. Собственно, множество солдат и офицеров погибало на глазах, павших жертвой по воле слепого случая. Видел и Зотов такие случаи, нисколько не впадая в панику. Наоборот, у него появилось чувство презрения к смерти. Более того, будучи раненным, его несли люди, которые умирали прямо во время переноски, сражённые всё по той же воле слепого случая. А что сам Зотов? Он едва не лишился ноги. Правда не от досадного ранения, а от ретивости лекаря, посчитавшего, что лучше сразу отрезать, нежели допустить возможность последствий.

Как же Зотов избежал ампутации? Ему попался другой лекарь, усомнившийся в необходимости отнимать ногу. Он не увидел повреждения костей, отчего не понимал, какие могут быть последствия. Собственно, потому Зотов и сохранил ногу. Как же тогда относиться к смерти выносивших его с поля боя людей, принявших смерть зазря? Нет, и ещё раз нет. Зотов мог погибнуть, оставленный умирать при нанесённом ему ранении. Тогда читатель потерял бы Рафаила и не стал внимать его литературным трудам. Хотя, как знать, каких деятелей пера русская литература тогда потеряла, включая и из тех, кто помогал непосредственно Зотову.

Осталось Рафаилу рассказать про сражение на Березине. Он слышал крики тонувших солдат. Тонувших в ледяной воде, чтобы читатель лучше понимал обстоятельство их смерти. Что до Наполеона? То Зотову едва ли не представлялись его сверкающие пятки. Наполеон спешно покидал Россию, а русская армия, переходя через Березину, готовилась к заграничному походу. Предстояло преследовать французов вплоть до Парижа. Сам Зотов участвовать в боевых действиях не продолжил, чему причиной полученное под Полоцком ранение.

Одно не давало покоя Рафаилу. Почему Наполеон не был остановлен ещё в 1812 году? К тому была возможность. Он мог быть пленён, вместо чего бой следовал за боем, а французский император постоянно ускользал. Вместо этого русская армия оказалась вынуждена идти следом, встречая постоянное сопротивление. Прежде, в романе «Леонид», Зотов оглашал необычайный дар Наполеона к убеждению людей. Растеряв армию в пятьсот тысяч человек, он за короткий срок нашёл ещё двести тысяч, с ними выступив против шедших за ним армий России и её союзников.

Личное воспоминание о былом — важное свидетельское показание для будущих поколений. Хорошо, что Зотов таковое оставил, хотя мог сделать это ярче, составив более подробное описание с ним происходившего. Впрочем, наверстать это он смог в художественных произведениях. О Наполеоне он ещё не раз успеет рассказать.

Автор: Константин Трунин

» Read more