Tag Archives: мережковский

Дмитрий Мережковский «Вечные спутники. Часть I» (1888-96, 1899, 1913)

Мережковский Вечные спутники

Попробуй собрать разбросанное, кем-то объединяемое, будучи изначально разделённым. Таков принцип изучения наследия Мережковского. Активный писатель и исследователь человеческого творчества, Дмитрий распылял внимание, прежде всего лично для себя. Он брался структурировать бывшее ему неизвестным, переосмысливая и созидая на собственный лад. Так выходили из-под пера портреты из всемирной литературы. Особой цельности они не представляли. Тем, кто был знаком с упоминаемыми Мережковским писателями, для тех статьи Дмитрия не представляли интереса. Да и он сам черпал информацию из разных источников, порою опираясь на единственный известный ему факт. И всё же в 1897 году сборник «Вечные спутники» был опубликован.

Подготавливая заметку о «Флобере» в 1888 году, Дмитрий скорее нарабатывал способность отмечать важное. Это если и можно чем назвать, то только набором фактов. К 1889 году, проникнутый произведениями древнегреческих трагиков, он брался за понимание «Сервантеса». Высказавшись изрядно о гениальности «Прометея прикованного» за авторством Эсхила, соизволил перейти к разбору «Дон Кихота». Устав подмечать неточности, пересказал сюжет и сконцентрировался на Санчо Панса, посчитав важным разобраться в смысле существования оруженосца главного героя, найдя в нём достойного любого общества человека, что оного обычно принимать не желает, несмотря на должные быть обретёнными блага.

Оптимальный подход в критических разборах Мережковского отмечается уже с 1891 года. Он рассмотрел портреты «Кальдерона» и «Марка Аврелия». За испанским драматургом Дмитрий отметил переход от религиозных таинств к согласию с мистическими материями, чем позволял возникнуть гению Шекспира. Кальдерон одинаково позволял появляться на сцене высшим мира сего и простым людям. И по традиции Дмитрий разобрал ряд произведений. Говоря о Марке Аврелии, поведал кратко о печальной участи императора, философа и воина в одном лице. Сказал, что тот стремился к благополучию всех, но осознавал, что империя достанется сыну — жадному Коммоду, чему не стал противодействовать. Не забыл Мережковский и о дневнике Марка Аврелия, разобравшись с некоторыми размышлениями.

В 1893 году Дмитрий обратился к рассмотрению «Монтаня». Главное заключение — тот во всём следовал гуманизму. Тогда же составлен очерк «Акрополь», где было сообщено о желании побывать в Афинах, посему поделился мыслями о Греции вообще, особенно отметив Спарту. К 1895 году составил статью «Плиний Младший», основывая суждения на цитировании сохранившихся писем. Определил Плиния, как жившего в худший из периодов цезаризма. Проникнутый идеями гуманизма сам, Мережковский стремился найти тому подтверждение в трудах живших до него. Потому-то его интересовали Монтань, Марк Аврелий и Плиний Младший. Существенно важно увидеть жестокость Марка Аврелия к христианам, но при сохранении человечности. Так и Плиний мог о чём-то судить, из чего Дмитрий делал вывод, что тем самым он говорил о необходимости щадить рабов.

Сборник «Вечные спутники» предваряет «Введение», написанное в 1896 году, Дмитрий верно определил, какое мнение о литераторах прошлого он не имей, иного мнения будут придерживаться последующие поколения. Но он не учёл такое же переосмысление уже его трудов. И будет наглядно определяться предвзятость суждений. Если ему нечто казалось верным, это не означало, что его современникам оказывалась близка такая же позиция.

Вместе с тем, с 1896 года наблюдается провал в критических изысканиях Мережковского. Он судил излишне навязчиво. Взять для примера статью про «Ибсена», где рост читательского внимания обоснован за счёт стремления писателя потакать патриотическим чувствам сограждан. Прочее в статье — попытка разбора произведений, в основном заключающаяся в их пересказе.

В 1914 году выйдет первое полное собрание сочинений Дмитрия, где в первую часть «Вечных спутников» включат статьи «Трагедия целомудрия и сладострастия» за 1899 и «Гёте» — 1913 год. Первая касалась постановки трагедии Софокла. Вторая примечательна напоминанием читателю о увлечённости Наполеона «Страданиями юного Вертера».

Автор: Константин Трунин

» Read more

Дмитрий Мережковский «Лермонтов» (1909)

Мережковский Лермонтов

Мережковский назвал Лермонтова поэтом сверхчеловечества. Дмитрий разглядел излишне много, нежели могло быть доступно навсегда оставшемуся юным поэту. Он буквально его демонизировал, объяснив раннюю смерть необходимостью понести наказание. В плеяде деятелей пера прибыло и новое имя, поставленное в один ряд с Достоевским, Львом Толстым, Гоголем, Чеховым и Горьким. Но в отношении Лермонтова Мережковский не стал широко распространяться. Он не описывал жизнь, творчество и религиозные предпочтения. Просто не о чем сказывать, когда человек покидает мир не перешагнув с третьего десятка лет на четвёртый. Лермонтов мог сформироваться цельной личностью, однако без проявления личностных качеств, должных вести за собой других.

Поэзия Лермонтова — необычное явление. Она не просто имеет вид рифмованного созвучия. Тут стоит говорить о скрытых смыслах. Дмитрий сам отмечает, как с детства любил его стихотворения, понимая на собственный лад. Каждый может вспомнить, как он неверно воспринимал показываемый ему текст. Например, утверждение на счёт слабости слушателей «богатыри — не вы!» приобретало иное значение. Казалось, словно Лермонтов всего лишь рассказывал, какие прежде на брегах Невы рождались богатыри. Осуждающий оттенок при этом будто и не замечался вовсе. Подобных примером хватает и у Мережковского.

Вместе с тем, Лермонов казался ему понятнее, нежели Пушкин. Но как быть с демонизацией? Лермонтов был одержимым? Допустим. Скорым на подъём в решениях? Без сомнений. Заслуживающим кары за быстроту суждений? Сомнительно. Однако, Дмитрий настаивает на необходимости принять факт загадочности смерти Лермонтова за данность. Не пуля Мартынова его убила, то был неоднократно посылаемый знак, в конечном счёте ставший для него роковым. Не Мережковский один стремился найти виновника убийства, чаще обычного сводя всё к существованию нам неизвестного убийцы. Дмитрий уверен, то было по желанию кого-то из высших сил. И не станет удивлением, если Лермонтова прибрал к рукам непосредственно дьявол.

Мережковский не смущался, одаривая званием поэта сверхчеловечества. Более того, следовало найти нечто такое, о чём прежде никто не смел рассуждать. Дмитрий, в привычной ему манере, взялся искать в Лермонтове богоборца и богоотступника. То есть к чему лежала душа как раз Мережковского. Ведь именно Дмитрий видел необходимость отказаться от Бога, дабы свершилась ожидаемая им революция. И ежели он то отчётливо представлял, значит подобное он должен был искать у других. На беду Лермонтова, именно он и оказался под прицелом Дмитрия, решившего беспокоившие его идеи передоверить другому человеку. Почему бы не Лермонтову?

В качестве вывода Мережковский предложил совместить важность творческих изысканий Пушкина и Лермонтова. Ни один из этих поэтов не должен превосходить другого. Дмитрий не сразу пришёл к такому заключению. Ему потребовалось сперва перешагнуть сорокалетний рубеж, поскольку до того он к творческому наследия Пушкина относился прохладно, и сразу ему стало ясно — нельзя превозносить лишь Лермонтова, как бы он не казался ближе в доступности понимания некогда в той же мере юному Дмитрию.

Опять же, насколько оправдано видеть в воззрениях поэта устремления себя, уже успевшего достигнуть периода формирования окончательных взглядов на жизнь? Мережковский не мог понять задор юности, оттого и искал в Лермонтове демоническое. Думается, значение сыграла поэма «Демон», видимо не зря написанная поэтом сверхчеловечества. Не совсем разумно на основании чего-то одного делать обобщающие выводы.

Дмитрий не мог остановиться на варианте, будто люди существуют, потому как они обязаны дожить данную им жизнь до конца. Хотя, как не рассуждай, это именно так и есть. Всё прочее от чрезмерных дум. Порою нужно смотреть на жизнь глазами человека, не находя в ней более имеющегося.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Дмитрий Мережковский «В тихом омуте» (1908)

Мережковский В тихом омуте

Сборник статей за 1908 год получил название «В тихом омуте». В таком омуте, как известно, черти водятся. В России творилась чертовщина, никак не находящая выхода. Требовалось вытягивать государство из болота, пока же оно продолжало тонуть в трясине. В сборник вошли следующие труды: В обезьяньих лапах, Асфодели и ромашка, Красная Шапочка, Ещё одна великая Россия, Цветы мещанства, Христианские анархисты, Реформация или революция, Христианство и государство, Бес или Бог, Немой пророк, Христианство и кесарианство, Лев Толстой и революция. Дополнительно в сборник вошла статья «Лев Толстой и Церковь», впервые опубликованная в 1903 году.

Мережковский сделал наблюдение: так много рождается талантливых людей, что скоро, чтобы выделиться из толпы, потребуется отказаться от таланта. И Дмитрий оказался прав, если увидеть, как развивалась в дальнейшем человеческая культура, возведшая в культ как раз отсутствие способности к созданию высокого искусства. Но разговор о постороннем. Требуется вернуться в революционное русло.

Стоит ли называть Мережковского человеком, предрекавшим революцию? Он бы отказался от такой формулировки. Дмитрий не мог предрекать то, чему был очевидцем он и остальное население России. Страна не нуждалась в случившейся в 1905 году революции. Это не то, чего ждал народ. Революционный настрой родился задолго до того, особенно ярко прослеживаясь со времени правления Александра II. Пока же русский люд продолжал считать себя русским, за счёт чего не мог добиться требуемых перемен. Революция обязательно свершится полностью, если русские перестанут быть русскими. Пока же население страны уподобилось утопающему, пытающемуся спастись самостоятельным вытягиванием за волосы. Пора русскому человеку обзавестись чувством ответственности перед обществом, обрести твёрдые убеждения, дабы суметь противопоставить собственную волю навязанной сверху необходимости раболепного подчинения.

Снова Дмитрий вспомнил про Бога и его наместника — монарха. Так почему необходимо отказаться от веры в Высшее существо? Тому есть очевидная причина, возникшая ещё при Константине Великом, сделавшего христианство основной религией Римской империи. Христианство на самом деле преобразовалось в кесарианство. То есть монарх был не просто уподоблен наместнику, тогда как он становился равноправным Богу. Но пока сохранялась власть духовных лиц, монарх не мог полностью воплощать собой божественную суть. Тому мешало разделение власти на власть светскую и духовную. В России объединение случилось по указу Петра Великого, вследствие чего христианство уступило место кесарианству. Именно исходя из этого, Мережковский и посчитал необходимым отказаться от Бога, тем противопоставив народ государю.

Примечательным в свете данных рассуждений выглядит факт обособления Льва Толстого, отказавшегося иметь посредника между собой и Богом. Однако, если Толстой верит в Бога, значит и нам полагается верить, а если опровергает его существование, тогда и нам следует с таким мнением согласиться. Тогда, если на Толстого наложить анафему, он не верит в того Бога, которого чтят христиане. Следовательно, пора и нам, если не от Бога, то от такого христианства отказаться. Дмитрий уверен: пока здравствует Лев Толстой — человечество продолжит существовать в неизменном виде.

В свете общих суждений, Мережковский отдельно вывел статью «Бес или Бог». Так ли надо думать, будто добро исходит от добра, а зло — от зла? Почему человеку не предоставляется право выбора? Каждый должен сам решать, согласно чьей воле он совершает деяния. В конечном счёте, как не случись, человек останется при своём мнении, став при этом мучеником, пострадавшим за убеждения.

Всякое мнение — является частным суждением. Как не думай и не размышляй — найдёшь согласных с тобой и противящихся тебе. Мережковский привёл ещё один пример, более близкий к его роду деятельности — из литературы. Критик Чуковский позволил сказать, якобы за прошлый 1907 год не случилось быть написанным ни одному серьёзному произведению. Так ли это? Современники всегда критически относятся к с ними происходящему, не способные в полной мере оценить имевшее место где-то ещё, о чём они не могли никак узнать. Потому и возникают категорические суждения. Нужно всё оценивать в совокупности. А выводы о текущем лучше вовсе делать спустя десятилетия. Так и Мережковский не останавливался на настоящем, оценивая события не одного года, а нескольких десятилетий.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Дмитрий Мережковский «В обезьяньих лапах» (1908)

Мережковский В обезьяньих лапах

Разумно предположить, под обезьяной Мережковский понимал народ. Этот народ возьмёт нечто, потешится вволю, а потом забудет, словно то его никогда не волновало. Такое мнение возникает согласно приведённой для примера сказки об обезьяне, всюду таскавшей за собой ей будто нужное, чтобы следом бросить и уже не проявлять прежнего интереса. Если требуется объяснение, Мережковский предлагает посмотреть на творчество Леонида Андреева и Максима Горького, некогда востребованного и ценимого, теперь никак не воспринимаемого.

Отталкиваясь от сего наблюдения. Дмитрий продолжил размышлять дальше. Вот есть литературный персонаж Базаров — символ молодёжи конца пятидесятых и начала шестидесятых годов XIX века, нигилист. Жить сей персонаж не стремился. Он существовал по доступной ему надобности, нисколько не сожалея, если умрёт. Что он умрёт — это факт. Но какое дальше произойдёт действие? В загробный мир Базаров не верит, ему ближе естественное положение вещей, поэтому его разложившееся тело послужит для рождения новой жизни, допустим лопуха. Значит в том лопухе Базаров получит своё продолжение. Мережковский усомнился, не соглашаясь верить, будто растение способно заменить умершего человека. Но Базарову до того дела нет.

Какой из этого следует вывод? Дмитрий посчитал необходимым допустить возможность уничтожения человечества. Ежели ничего не останется, тогда новые люди начнут иное существование, далёкое от наших представлений о должном быть. Либо можно начать с Бога, сперва убив его, что равносильно уничтожению самого человечества. Мережковский уверен: революции требуется стереть настоящее, создав вместо него до того не существовавшее.

Свергнуть Бога с занимаемой им высоты не трудно, но добраться до той высоты неимоверно тяжело. Так и свергнуть монарха легко, попробуй только сперва встать рядом с ним. Дабы было проще действовать, сразу отрекись от Бога. Должно быть очевидно, власть Бога над людьми, как и власть его наместника — монарха — держится на вере в необходимость этого. Стоит разувериться, и ничто не помешает свершиться революционным изменениям.

Мережковский всё сильнее убеждался в грядущих переменах. Каким бы не казалось важным сохранение религиозности, нельзя избежать полного отказа от Бога. Вот тут и помогает домысливать необходимое представление народа в качестве обезьяны. Носятся люди с представлением о Боге, верят и сами себе доказывают его существование. Рано или поздно человеку надоест взывать к бесплотным материям, к которым нет телесного и духовного доступа. Тем временем, стоящий над страной монарх очевиден. Он из плоти и крови. Но и он когда-нибудь надоест людям. Придёт к человеку мысль оставить бесполезное, не несущее ничего, к чему человек направляет стремление. Ведь не может наместник не воплощать собой Божественного волеизъявления, не создавая ожидаемых от него благ. Останется единственное средство — придётся устранить мешающих, дабы найти путь к до сих пор не свершившимся небесным благам.

Сила обязательно проявит себя. В 1905 году революция началась, так и не закончившись. Русский народ продолжил жить ожиданиями, сохраняя революционное настроение. Ничего не изменит обязанного случиться, возможно ускорить его наступление. Осталось дождаться, когда вера в Бога ослабнет настолько, чтобы рука народа поднялась на царя. Тому давно пора случиться, останавливает пресловутое мнение, будто государь не ведает о бедах народах, это чиновники-бесы над людьми потешаются, прикрывшись личиной благости. Так может наместнику пора воздать за обиды народные? Или не тот Бог стал ныне, допускающий подобное? Ослаб Бог, не насылающий кару, стирающую города во прах.

Пора перестать верить. Бог должен умереть в сознании человека.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Дмитрий Мережковский «Гоголь» (1903)

Мережковский Гоголь

Рассказав про жизнь, творчество и отношение к религии Толстого и Достоевского, Мережковский решил проделать аналогичное в отношении Гоголя. Но всё оказалось сложнее. Дмитрию хотелось отразить мистическую составляющую, показать взаимосвязь между выписанными персонажами и реальной личностью. Всё должно быть представлено, словно Гоголь жил придуманными им людьми, сравнивая их с собой и показывая в качестве отражения тех или иных своих черт. Для начала полагалось соотнести главных героев «Ревизора» и «Мёртвых душ», увидев в них положительную и отрицательную сторону Николая, затем всё подвести к «Вию», где в качестве альтер-эго выступил непосредственно Вий. Так Мережковский сообщил читателю больше вымысла из собственной головы, нежели хоть как-то отразив самого Гоголя.

Что точно относилось к Гоголю — это описание его неистребимой ипохондрии. Николай точно знал: он болен. Источник плохого самочувствия заключался в желудке, либо в кишечнике. При этом все отмечали отличный аппетит, буквально на зависть. Гоголь ел за двоих, а то и за троих, продолжая жаловаться на проблемы со здоровьем. В некой европейской клинике ему даже диагноз поставили, связанный с будто бы аномальным расположением желудка. Во всяком случае, никто не отмечал признаков какой-либо болезни, кроме жалоб самого Гоголя. Но ведь он от чего-то умер, причём имея тот же самый здоровый вид. Мережковский склонялся к мысли: Гоголь умер из-за чрезмерной мнительности, поскольку был твёрдо уверен — смерть к нему близка. Именно это обстоятельство побудило Дмитрия с особенным интересом отнестись к содержанию «Вия».

Уделив внимание творчеству и жизни, Мережковский опять прошёл мимо религии. Громко объявляя о должном иметься в содержании, Дмитрий увлёкся словами, забыв, к чему в итоге намеревался подвести читателя. Он бы и про жизнь Гоголя не стал сообщать, не остановись в нужный момент, должный создать пласт текста о чём-то другом, кроме как стремления показать мистического Хлестакова в реальной обстановке и реального Чичикова — в обстановке мистической. Делясь многим, Дмитрий не смог сказать определённого, каждый раз стараясь найти несущественное в им же надуманном.

К 1906 году произойдёт переосмысление написанного. Тогда уже исчезнет упоминание о жизни, творчестве и религии. Не об этом строилось повествование. Потому-то в дальнейшем сей труд станет именоваться с более ясным значением «Гоголь и чёрт». Вследствие чего, знакомящиеся с этой работой станут иначе соотносить содержание и выражаемую Дмитрием идею. Он действительно искал чертовщину, думая в необычных ситуациях произведений Гоголя найти ему потребное. Для этого всё было сведено под единый мотив, смешав сказочные происшествия из «Вечеров на хуторе близ Диканьки» с последующим творчеством, едва ли опиравшемся на авторское стремление отождествить абсурд повседневности с человеческими представлениями о возможности существования потусторонних сил.

Но как-то требовалось обосновать нарушения психики Гоголя. Откуда они могли возникнуть? Ведь неспроста Николай искал подтверждение проблемам со здоровьем, внутренне ощущая их постоянное присутствие. И умер Гоголь довольно загадочно, из-за чего нельзя к пониманию его жизни относиться с обыденной точки зрения. Поэтому Мережковский искал соответствия и находил им подтверждения, продолжавшие оставаться уделом его внутреннего миропонимания, и ничьего больше.

Впору задуматься, дабы не проронить лишнее слово, вследствие чего потомки начнут о тебе думать разное, далёкое от истинного положения дел. Надо понимать, литературная деятельность — не есть реальное отражение человеческих устремлений. И это важно осознавать, так как писатели всегда воспринимаются через ими созданное, ибо иначе к ним нельзя относиться. Причина того должна быть понятна. Следовательно, нужно быть готовым. Примером является восприятие Мережковским Гоголя.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Дмитрий Мережковский «Больная Россия» (1908-09)

Мережковский Больная Россия

Кругом бред, однажды уверовал Мережковский. О чём не думай, здравого смысла в том не найдёшь. Допускаются любые предположения, неизбежно лишённые адекватного их осмысления. Если не ты, то кто-то другой найдёт признаки невразумительности. Поэтому допустимо говорить о чём угодно, всё равно будешь принят в штыки. Но найдутся и те, кому твои идеи покажутся близкими к истине или правдивыми. Осознав это, Мережковский приступил к написанию цикла заметок, в 1910 году объединив в сборник под названием «Больная Россия». Вот их перечень: Зимние радуги, Конь бледный, Иваныч и Глеб, Головка виснет, Семь смиренных, К соблазну малых сих, Сердце человеческое и звериное, Елизавета Алексеена, Пророчество и провокация, Свинья Матушка, Земля во рту, Когда воскреснет, Аракчеев и Фотий.

Людям свойственно заблуждаться. Яркий пример — строительство Петром города на Неве. Думая о могуществе страны, он умащивал человеческими костями окрестные болота. Строя на горе современников, Пётр ждал извлечения выгоды в лице потомков. Допустимо таковое деяние охарактеризовать бредом, поскольку будущие поколения найдут, благодаря чему у них удастся в той же мере успешно изводить человеческую плоть, орошая землю кровавыми слезами, так и не сумевших собрать урожай славы, опять же из-за дум о благе для будущего. Круг постоянно замыкается, не позволяя добиться желаемого. Вместо старания улучшить жизнь в настоящий момент, всегда обращают взоры на день грядущий.

Дабы помочь человечеству понять жизнь, существует философия. И это Мережковский принимает за бред. Каких только предположений не найдёшь, неизменно встречая расхождения в понимании действительности. Всякий мыслит угодным ему образом, не приближая людей к познанию настоящего. Кто-то трактует мир исходя из чувств, другой — из виденного, третий — отталкиваясь от самого себя. Какого не возьми мыслителя, каждый норовит обнаружить нечто новое, отрицая прежде измысленное, повторяя тем самым имевшее в суждениях раньше. Не понимают философы — философия умерла, теперь родившись и заново переживая некогда уже имевшее место быть. От этого не спастись, философия постоянно будет приходить к нулю, неизменно начиная новое движение, должное закончиться всё тем же результатом.

И вот Россия в замкнутом круге бреда. Не вырваться ей и не возвыситься над настоящим. Говорят: народ её должен обрести свободу, требуется революция. И революция случится, ибо к тому народ побуждаем обстоятельствами. Как не рассуждай, какие слова не приводи в оправдание происходивших накануне падения Российской Империи событий, всё равно ничего хорошего от этого ждать не следует. Тут можно заметить, что Мережковский как в воду глядел. Никто теперь не скажет, будто он ошибался. Общество бредило лучшей жизнью, осуществив желаемое и утонув в большем количестве крови, нежели пролилось при царском режиме.

Нужно ли прибегать к пророчествам? Предсказанное требует исполнения. Говоря жаркие речи, предвещая неизбежное, человек тем устраивает провокацию. Жизнь меняется, направление движение мысли устремляет к осуществлению должного наступить. Тем самым пророчества несут разрушительную силу, убеждая человека в должном произойти, тогда как ничего тому не способствует, кроме веры людей в необходимость лицезреть исполнение пророчества. Вольное отступление от основного хода рассуждений, но укладывающееся в общее представление. Предсказывая лучшую долю завтра, человек никогда не сможет достигнуть её сегодня.

В истории хватало деятелей, ведших будто бы праведную жизнь или самодурствующих, одинаково желающих видеть им потребное. Каждый хотел разного, иначе трактуя необходимое, нежели то считалось общепринятым. Потому и известны имена радетелей за перемены, тогда как сторонники сохранения имеющегося чаще всего оставались безвестными.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Дмитрий Мережковский «Пророк русской революции» (1906)

Мережковский Пророк русской революции

Мережковский каждый раз оказывался предсказуемым. Прежде он не мог разобраться в религиозных воззрения Достоевского, пока сам не пришёл к выводу касательно необходимого существования Третьего Завета. Складывается ощущение, будто он именно себя представлял в качестве Иисуса Христа, либо пророка, предсказывающего его скорое второе пришествие. Когда сам с этим разобрался, Дмитрий стал исходить в суждениях сугубо из данного обстоятельства. Ежели раньше религиозные представления Достоевского ему оставались непонятными, то отныне всё изменилось. Фёдор Михайлович не стремился к какой-либо вере, кроме как к той, которую теперь проповедует непосредственно Мережковский — то есть Третий Завет.

Оказывается, Достоевский предрекал революцию. Хочется задать Дмитрию вопрос: а кто о её возможности тогда не задумывался? Или применение террора в отношении царской семьи являлось прихотью неокрепших юных умов? Нужно было быть истинно слепым, дабы не замечать народного недовольства. А если люди выражают позицию не фрондёрством, используя оружие и не боясь потерять за убеждения жизнь, тогда нужно крепко задуматься о происходящих в государстве процессах. Достоевский это наблюдал, о чём писал и в своих произведения тоже.

Революция произрастает из христианства. Необходим определённый фактор, способствующий человеку переосмыслить существующее отношение к должному быть. Например, католики желают контроль на всем миром передать римскому папе, дабы после произошло объединение человечества. У православных иное понимание: сперва мир должен объединиться духовно, потом уже будет образовано единое государство. Существует риск того, что Европа сумеет воспротивиться и реализовать предпочтения католиков, проглотив Россию. Чтобы этого не произошло, России самой полагает съесть Европу. В таких рассуждениях выясняется, насколько Мережковский являлся космополитом. Но он понимал, ни один из вариантов никогда не будет осуществлён. Разумеется, если речь не о Третьем Завете.

Пока не поглощена Европа, России полагается открыть путь в Азию, пролегающий через Константинополь. Некогда Наполеон желал добраться до сего города, являвшегося первым среди многих, но главным из всех. Это идеи Мережковского или Достоевского? Или всё смешалось в неразделимый массив информации? Скорее думается, основная повествовательная линия оказалась снова забыта, так как речь неизменно возвращалась ко второму пришествию Христа.

Так или иначе — будущее по утверждениям Дмитрия за теократией. Христос ли возглавит Россию или антихрист — особого значения то иметь не будет. Важно другое, какое отношение к этому будет иметь Третий Завет. Но что же такое Третий Завет? Религия это или очередная ветвь христианства? Либо нечто новое, далёкое от всего известного теперь? И оказывается, уже Достоевский имел веру, наперёд зная как раз о Третьем Завете — религии будущего.

Вот так, не имея представления о религиозных предпочтениях человека, Мережковский сообщил их ему самостоятельно. Пусть прошло двадцать пять лет с его смерти, он не сможет возразить, как и подтвердить. Выискав необходимые цитаты, Дмитрий твёрдо уверился в правдивости им изложенного, не принимая возражений. Иного быть не могло. Хотя, задумайся сейчас подойти к изучению творчества Достоевского, вооружившись представлениями нынешнего дня, так найдёшь любое угодное подтверждение. Ведь известно: кто ищет, тот всегда найдёт. Находил и Мережковский, храня твёрдую уверенность в истинности им сказанного.

И всё же, предсказывать падение самодержавия казалось недопустимым. Не мог царь сложить с себя полномочия, устранившись от Богом данного ему земного назначения. Это не смущало Мережковского, ждавшего неизбежного. Монархии предстоит пасть, поскольку народ окончательно утратил веру в Бога. При таком обстоятельстве царь не имел права управлять людьми.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Дмитрий Мережковский «Св. София» (1906)

Мережковский Св София

Сборник статей «Грядущий хам» по дате написания предваряющий сборник «Не мир, но меч», оказался показанным читателю в качестве продолжения. Дмитрий исходил от безбожия, коснувшегося населения России. Начинать в рассуждениях пришлось издалека, погружаясь в историю Древнего Китая. Там, на берегах разлившихся широких рек, никогда не испытывали излишней религиозной духовности, что не мешало достигать требуемых результатов. Человек ставился на первое место, являясь законченным источником божественного волеизъявления, ничем не обязанный создателю, кроме необходимости совершенствовать ему данное. Удалившись от религиозной невежественности, не зацикливаясь на рабстве и раскрывая заложенный в него потенциал, человек стал развиваться, улучшая окружающий мир. Всего этого лишены христианские религии, погрязшие в невежестве тёмных веков.

Краткий перечень статей в сборнике «Грядущий хам» таков: «Грядущий хам», «Желтолицые позитивисты», «Чехов и Горький», «Теперь или никогда», «Страшный суд над русской интеллигенцией», «Св. София», «О новом религиозном действии» (открытое письмо Бердяеву), «Пророк русской революции» (к юбилею Достоевского). Сейчас лучше разобраться с тремя короткими заметками: «О новом религиозном действии» (1905), «Страшный суд над русской интеллигенцией» (1906) и «Св. София» (1906).

Дмитрий был мнительным. Попробуй о его взглядах сказать плохо — получишь порцию критики в ответ. А похвали — удостоишься звания проницательного человека. Кажется сомнительным говорить с полной серьёзностью о нумерологии или вычислять число зверя. Ещё меньше получишь за то одобрительных отзывов. Мережковский в таких случаях негодовал, но стоило кому-то выразиться положительно — Дмитрий сильнее укреплялся в высказываемом мнении.

Несколько раз бывавший в Константинополе, Мережковский не находил ничего ему интересного, кроме сохранившегося собора «Св. София». Уже не христианский, он использовался для проведения религиозных служб мусульманами. Восхищаясь, Дмитрий не забывал отмечать действительность. Оказывалось, люди насквозь прогнили, вне зависимости, насколько они проникнуты той или иной верой. Турки и русские оказывались в одинаковой степени нечистыми на руку, на каждом шагу обманывая Дмитрия. До чего бы он не желал прикоснуться, всё извращалось и предоставлялось в отвратном виде. Человек одинаков в своём невежестве: такой должен быть сделан вывод. И когда рядом располагается «Св. София» нужно оставаться хотя бы немного человеком. Да вот ничего подобного не происходит. Сомнительно и то, чтобы вошедший в стены храма человек изменялся духовно — он остаётся таким же бездушным, живущим ради цели прокормить себя и окружающих, забыв о нуждах других. И Бог такому человеку нужен с одной целью — помочь обмануть как можно больше людей.

Не испытывал Мережковский радости. Он проникался духовностью святого места, восхищённый величием и убранством храма, готовый описывать «Св. Софию» во всевозможных красках, если бы не постоянная нужда прибегать к чёрному цвету, преобладающему над яркими оттенками бытия. Данным цветом следует закрасить делаемое человеком. И окажется, что картине не суждено быть нарисованной, если только не в качестве абстрактной фигуры типа «Чёрный квадрат», пока ещё не созданной Казимиром Малевичем.

Дмитрий видел в Константинополе в основном повсеместную грязь, нисколько не способствующую пробуждению благих мыслей. Видимо потому-то Мережковский постоянно обращался к идее о Страшном суде. Когда-нибудь на человека должен обрушиться очередной потоп, поскольку существовать в столь грешном мире становится невыносимым. Даже можно сказать, что человек потерял смысл жизни, занимающийся далеко не тем, чем ему полагалось изначально. Не для того Бог создал Адама, дабы после взирать на постоянную деградацию его морали. Когда-нибудь Бог махнёт рукой на человечество, забыв о нём навсегда. Объяснение очевидно: ежели нельзя исправить, проще уничтожить.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Дмитрий Мережковский «Теперь или никогда» (1905)

Мережковский Теперь или никогда

Проблема любого человека — стремление видеть представления о действительности подверженными реализации. Если мнится, будто обязательно случится Страшный суд и всякому воздастся по заслугам его, то переубедить будет непросто. Требовалось ли вообще строить понимание происходящего через религию? Мережковский желал видеть настоящее в качестве предвестника пришествия в мир людей Христа. Он с полной серьёзностью рассуждал о материях, изначально сомнительных и переполненных неограниченным количеством допущений. 1905 год стал потому для него особенным. Дмитрий задумался, что неизбежное грядёт уже теперь, ибо иначе оно никогда не наступит.

Давайте считать католическую церковь царством дьявола. Вспомните римских пап, готовых принять положение Христа, заменив образ божьего сына собственным. Но и православие не лучше — со времён Петра подпавшее под влияние русского государства. Пропало истинное волеизъявление, вынужденное подчиняться текущему положению дел. В такой ситуации проще сбросить имеющееся, согласившись принять революцию в лице социализма, отрицающего существование Бога вообще. Уж это ли не приблизит Страшный суд? Повергнув догматы, приняв кару, человечество обретёт шанс на исправление. Чего Мережковский как раз и ждал.

Безверие набирало в России силу, начиная от середины XIX века. Стремление к атеизму выродилось в нигилизм. Дмитрий отводил особую роль Белинскому, прилагавшему для того значительные силы. Теперь стало очевиднее, поскольку социализм подразумевает аналогичное, только претендующее на большее. Не просто жизненная позиция, выраженная отказом от установившихся ценностей, а переосмысление, не позволяющее опираться на прошлое. У человека может быть лишь завтрашний день, о минувшем ему полагается забыть.

Мережковский выражал уверенность в необходимости русских проникнуться хоть какой-нибудь религией, которой им не хватает. Из каких источников Дмитрий черпал такую информацию? Поставив перед собой за основу мысль о Страшном суде, он не допускал иных вариантов. Всё должно произойти согласно предсказанному. Только отчего задан категоричный тон? Ежели не случится божьего гнева теперь, то разве допустимо, что этого никогда не произойдёт? И причём тут русские? Сугубо из-за свойственного им стремления к отказу от веры в Бога?

Нужно готовиться к пришествию Бога, этому предстоит произойти в ближайшее время: считал Мережковский. Следуя сообщаемой логике, иного вывода сделать нельзя. Действительно, если где-то безбожие превышает мыслимые пределы, там велика вероятность появления праведника, способного словами возвращать людям мысли о божественном промысле, направленном на достижение всеобщего благополучия. Останется понять, за счёт чего то становится достижимым. Ответ получается обыденным — полагаться приходится на веру. Никакое другое средство не окажется действенным. И Бог для этого совершенно не обязателен, он способен послужить элементом устрашения, дабы пробудить страх и заставить человечество трепетать перед Страшным судом.

Бога нет и не было в русских сердцах. Восприятие этого кажется искусственно навязанным. Чтения исторических хроник достаточно, чтобы понять, сколько горестных событий произошло, стоило христианству стать основной религией. Именем Бога с той поры совершилось порядочное количество злых поступков, направленных сугубо на удовлетворение человеческих грехов. Далее это продолжаться не может. И, вдруг Бог всё-таки снизойдёт до людских страданий, слушать его не посчитают нужным.

Трактовать слова Дмитрия лучше с позиции древних нартов, народа, считавшего богов обязанными людям, должными соответствовать чаяниям человека, иначе им отказывалось в праве на веру в них. Когда Бог не угождает, тогда он не нужен. Именно таким образом складывается отношение и в России. Христианство противится такому пониманию, лишаясь возможности влиять на паству. Но Мережковский этого не понимал. Он с нетерпением ожидал второе пришествие Христа.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Дмитрий Мережковский «Чехов и Горький» (1905)

Мережковский Чехов и Горький

Чехов и Горький — следующее поколение писателей, пришедших на смену Толстому и Достоевскому. О них Мережковский кратко рассказал, воспользовавшись прежде наработанной схемой. Сперва о жизни, после о творчестве и об отношении к религии.

Взять для примера Чехова — писатель-реалист. Он не писал о прошлом и будущем, сугубо о настоящем дне. По прозе Чехова можно восстановить картину быта России конца XIX века. И даже случись такое, что Россия исчезнет, то произведения Антона Павловича позволят восстановить сведения об утраченном государстве. В этом особенность стиля изложения Чехова, он стремится отражать повседневность, не используя больше, нежели ему даётся самой жизнью. Достаточно взглянуть на окружающую обстановку, как герои оживают на страницах, сообщая всё с ними происходящее, без лишней информации.

А вот Горький — бытописатель существования босяков. Но не абы каких, а пропитанных духом аристократизма. Каким бы не был босяк у Горького, внутри он едва ли не с барскими замашками. И при этом герои его произведений схожи с персонажами Достоевского. Являясь чернью — они презирают чернь. В бесконечном пространном монологе, заменяемого пространными монологами других лиц, Горький плетёт произведения, не добавляя лёгкости и не убавляя тяжести. Одно плохо — Горький составлял поэтические вирши. Дмитрий за то его осуждает, предлагая не воспринимать его поэзию всерьёз, лучше просто о ней умолчать.

Анализ произведений в исполнении Мережковского вновь не выдерживает критики. Нельзя пытаться за цитатами увидеть содержание, тем более стремиться его понять или, не случилось такого, выдавать за истину в последней инстанции. Получается так, что писатель, о чём бы он не рассказал, автоматически становится приверженцем им оброненных идей. Именно за слова из произведений Дмитрий каждый раз хватается, давая характеристику описываемым им людям. Понятно, ежели иного измыслить невозможно. Будем считать, единственный шанс познать Чехова и Горького — разобрать их на цитаты. И если с Чеховым это ещё получится сделать, то в потоке текста Горького — это равносильно черпанию воды ладонью с растопыренными пальцами.

Таким образом Дмитрий выяснил, что Чехов постоянно проявлял склонность тянуться к религии, однако не получал требуемого в необходимом ему объёме. Почему? Где-то он об этом оговорился, либо такими мыслями наделил одно из действующих лиц. Раз написано, значит неспроста: логика Дмитрия. Откуда-то зародились такие предположения. Тогда нужно поразмыслить и выдать желаемое за действительное. Так Чехов начинает тянуться к религии и ему её очень даже не хватает. Всё в силу очевидных причин. Мнение Мережковского не оспоришь — он опирается на доступное вниманию каждого читателя.

О Горьком столь подробно Дмитрий не рассказывал, постоянно сбиваясь на Достоевского. Проведя чёткую параллель, он не находил сил сконцентрироваться только на Горьком, неизменно забываясь и вновь касаясь темы излюбленного им Фёдора Михайловича. «Тварь ли я дрожащая или право имею?»: склоняется к решению сего вопроса Мережковский. Он истинно думал про Горького, воспринимая его в качестве Достоевского. Про Чехова же в отношении Толстого Дмитрий в таком духе говорить не решался. Слишком сложно ставить в один ряд автора монументальных трудов и создателя рассказов. Да и схожего было всё-таки мало. Толстой писал о прошлом и порою от лица животных, чего за Чеховым Мережковский не замечал.

Интересно, а с кем следует увязывать самого Мережковского? Кто ему предшествовал? Очень интересно услышать варианты, дабы постараться это проверить и придти к мнению, так ли это на самом деле.

Автор: Константин Трунин

» Read more

1 2 3 4 5 6