trounin.ru

Джек Лондон — писатель, Джек Лондон — бунтарь. Молодость его ознаменовалась не только увлечением морем, но и бродяжничеством. Будучи шестнадцатилетним, он лично на себе познал все прелести жизни обездоленных. Много лет спустя об этом Джек напишет автобиографический очерк «Дорога», в котором поведает читателю о трудностях передвижения по железным дорогам, отбывании наказания в тюрьме и задаст ряд вопросов, взывая к справедливости.

Для того ли американцы воевали за независимость, чтобы обрести положение униженных? Если у кого-то не имелось стабильного дохода и угла, того ловили и отправляли на тридцать дней за решётку. Лондон подробно описывает, чем заключённых кормят и как они стараются выжить, не понимая, в чём заключается суть их преступления, если им нужно было просто пройти через один из городов, не побираясь и не засматриваясь на достопримечательности. Лондон порицает методы работы полицейских, судей и многих других, чьи служебные обязанности позволяли наказать перемещающихся по стране трампов (американское прозвание бродяг).

Чашу нищенства Джек Лондон испил сполна. Он такой же трамп, как другие встречаемые горемыки. Их нужды никого не интересуют, кроме них самих. В них сомневаются и дают работать только за еду. Устаканить шаткое равновесие получается тем, кто обладает способностью врать и выбивать снисхождение. Но и такие могут погибнуть в результате злого умысла, допустим, работников железной дороги, знающих приёмы по устранению безбилетников. Кому-то мешал человек, рискующий жизнью и едущий под составом? Умирать ему приходилось быстро и мучительно.

Однажды Лондону довелось побывать в числе двух тысяч бродяг, в так называемой армии Келли. Память Джека не подводит, если он с такими подробностями восполняет белые пятна собственной биографии. Ранее он написал про нищих Лондона, ссылаясь на катастрофу рабочего класса. В его же молодости наблюдается больше подвижничества, как стремления двигаться вперёд. Потерять он ничего не сможет, поэтому где у него что-то не получается, там он обещает обидчикам когда-нибудь отомстить. Он так и говорит, что всем им обязательно покажет.

Всё прогнило и нет надежды на светлое будущее. По какому пути шла та страна, гражданином которой являлся Джек Лондон? Чего добивались власть имущие и почему народу приходилось побираться? Легко понять, каким образом Лондон проникся идеями социализма. В той атмосфере каменных сердец и железных пят искать благо было бесполезно. Коли не будешь бродяжничать, умрёшь от голода, истощив имеющиеся ресурсы.

Помимо бродяг на дорогах Америки хватало хватов — мелковозрастного криминалитета. Джек Лондон успел прикоснуться и к их будням. Читателю может быть трудно представить, чтобы сам Джек вёл асоциальную деятельность, грабя и едва ли не убивая людей. Лондон не скрывает этот факт своей биографии, сообщая мельчайшие подробности. Это так твёрдо в нём засело, что и годы спустя он испытывал непреодолимое желание бежать куда угодно, стоит ему увидеть полицейского. Воспоминания о вынужденной тюремной диете дополнительно подсказывали ему не связываться лишний раз с правосудием, для которого понимание правды отличается от понимания истинного положения дел и тех методов борьбы с преступностью, могущих иметь действительный эффект.

Так складывалась жизнь Джека Лондона в последнее десятилетие XIX века — время его молодости и взросления. Социальное напряжение росло и грозило вылиться в крупномасштабные акты неповиновения. После откровений «Дороги» читатель ещё лучше понимает побуждения Лондона, и без того ратовавшего за улучшение условий существования для рабочего класса. Имелась необходимость думать о человеке как о человеке. К сожалению, человек так и остаётся наедине с необходимостью бороться за существование, хоть и не с такими угрюмыми перспективами.

Сборник «Лунный лик» или «Луннолицый» включает следующие рассказы: Лунный лик, Рассказ укротителя леопардов, Местный колорит, Любительский вечер, Любимцы Мидаса, Золотое ущелье, Планшетка. Джек Лондон повествует о хитрецах, чьи проделки направлены не на поиски истины, а ради уничтожения неугодных им личностей. Действующих лиц может что-то раздражать, а порой они просто целенаправленно осуществляют задуманное, ничем не брезгуя.

Части рассказов присуща детективная составляющая. Читатель вместе с автором плетёт замыслы, либо разбирается в уже произошедшем. Действительно, отчего лев откусил голову дрессировщику? Их номер показывался в цирке более двадцати лет, пока не случилось странное. Или почему опытный наездник избежал участи погибнуть, когда у его хорошо подготовленного коня подломились ноги? Возможно тут стоит искать причину в происках потустороннего мира, в чём автор всячески старается убедить читателя.

Есть у Лондона рассказ про таинственных мстителей-социалистов. На этот раз их борьба с капиталистами сводится к постоянному террору — они устраняют людей, заранее уведомляя об этом. В иных рассказах хитрецы проявляют себя по-другому, но обязательно стремятся преследовать определённую цель. Не всем удаётся легко отделаться, кого-то обязательно накажут, для чего «самый справедливый и гуманный» суд будет выносить вполне логичные решения, какими бы странными они от этого не казались.

Других примечательных черт у сборника нет. Лондон много сил отдал для написания «Рассказов рыбачьего патруля» и «Белого клыка», поэтому, думается, «Лунный лик» вследствие этого и пострадал. В части идей проглядываются намечающиеся к пристальному рассмотрению для будущего широкого освещения детали. Пока же хитрецы хитрят. История каждого из них могла перерасти в крупное произведение, чего в итоге не произошло. Джек Лондон решил быть кратким, значит и читателю не стоит излишне придавать значение данным рассказам.

Поднаторевший в писательском мастерстве, Джек Лондон написал цикл рассказов «Сила сильных», дав читателю представление о судьбах людей, вынужденных жить при определённых условиях и успешно с этим справляющихся. Доступны следующие рассказы: Сила сильных, По ту сторону черты, Враг всего мира, Мечта Дебса, Морской фермер, Самуэль. Каждое из этих произведений достойно отдельного крупного произведения, как и добрая часть коротких историй Лондона. Текст воспринимается чётко отграниченным от должного иметься продолжения. Только вот Лондон умел себя ограничить, не распыляя внимание там, где следует оставаться кратким.

На примере общества индейцев Джек Лондон показывает откуда следует вести отчёт гибельной для человечества цивилизованности. Давший название сборнику, рассказ «Сила сильных» повествует о событиях недалёкого прошлого, резко изменившегося, стоило одному из представителей племени озадачиться придумыванием механизма для сдерживания порывов соплеменников убивать друг друга в кровопролитных войнах из-за женщин. Стремление к лучшей жизни привело к ряду новых проблем: стали воевать за обладание властью и территорией. Появилось передаваемое по наследству имущество, деньги и народились служители религиозных культов. Некогда дикое общество столкнулось с проблемами иного уровня, воспроизводящими дополнительные трудности. Ответа на вопрос — благо ли для общества прогресс? — Лондон не даёт.

Помимо прочего, Лондон — летописец своего времени. На страницах его рассказов для потомков оживают картины социальных потрясений. Уже трудно представить революционно настроенных против капитализма людей, разрушающих их порывы штрейхбрейкеров и воинственно настроенных суфражисток, отстаивавших права женщин на участие в политике. Социальных потрясений в начале XX века хватало. Поэтому «По ту стороны черты» всегда кто-то будет. Не одни, так другие. Каждому времени даруются свои собственные затруднения.

С годами возрастала ярость Лондона в его отношении к капитализму. В этом сборнике два рассказа повествуют о грядущей борьбе рабочих и один отражает реалии прожорливости обладателей капиталов. Допустим, каким образом быть северному ирландцу, вынужденному ходить по морям, которые он терпеть не может? И при этом должен находить общий язык с руководством, всегда требующим невозможного. Он, по сути, «Морской фермер». Ему ближе пашня и запах земли. Вместо этого он, получая гроши, отвечает за чьё-то состояние, многократно превышающее его доход. Он берётся следить за экипажем, быстро доставлять грузы и разбираться с конфликтными ситуациями, не находя поддержки. За бережливость не хвалят, а за малую рачительность мгновенно наказывают. Грустно и смешно одновременно. Впрочем, не капитализм тут стоит винить, а жажду извлечь максимум из минимума, к чему стремится каждый, даже социалист.

«Враг всего мира» и «Мечта Дебса» повествуют о будущем. Если врагом всего мира является загнанный в угол человек, детство которого помогло ему превратиться в монстра, а болтуны-журналисты раздували из его работ сенсации, приходя к наиглупейшим заключениям, что дополнительно подтолкнуло главное действующее лицо рассказа к разрушительному применению его изобретения. В духе классической фантастики начала XX века Лондон позволяет одному человеку с помощью мощного оружия диктовать свою волю всему миру. Когда-то такие персонажи под пером Джека действовали во имя личных интересов, но на этот раз, как и иногда в других случаях, представленный вниманию читателя, учёный начинает череду убийств, сталкивая государства и порождая рост напряжения, чтобы в один момент заставить мировое сообщество отказаться от оружия вообще.

«Мечта Дебса» рассматривает вполне реальную ситуацию, что могла быть осуществима, обладай рабочий класс способностью на равных бороться с капиталистами. Читатель должен представить ситуацию, согласно которой появится возможность провести показательный пример неповиновения, доведя население отдельно взятой страны до жесточайшего голода.

В будущем перемены обязаны случиться. Но как быть с прошлым, когда у людей случаются трагедии личного плана как в рассказе «Самуэль»? Где черпал Лондон вдохновение для столь драматической истории про упорную женщину, решившую назвать сына в честь погибшего человека, чьё имя оборачивается для её потомков проклятием. Все мальчики, наречённые именем Самуэль обязательно умирают. Перед читателем загадка, а поскольку Лондон — ладный рассказчик, значит стоит ждать неожиданных сюжетных ходов. Малый объём не останавливает писателя — на страницах развивается жизнь многих людей.

Обо всём подробно не пересказать — лучше уделить внимание самому автору.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Джеральд Даррелл невольно обозначил собственное одиночество. Вокруг него люди, животные и природа. Но сам Даррелл находится в пустоте, являясь всего лишь участником ещё одной экспедиции. Он знакомится с нравами туземцев, ловит зверей, попадает в передряги и безрассудно рискует жизнью, оставаясь при этом наедине со своими мыслями. Ему помогает способность подмечать детали, а также талант находить смешное в критических моментах, благодаря чему он сохраняет положительный настрой.

«Гончие Бафута» написаны Дарреллом спустя пять лет после экспедиции в Британский Камерун. Он уже был в этих местах, поэтому знал, как избежать недоразумений и с помощью чего добиться поставленных целей. У него с собой имелись пожелания от зоологических садов, поэтому он понимал в каком направлении следует работать. Ему хотелось раздобыть волосатую лягушку, золотую кошку, галаго и летягу. Проблема усугублялась тем, что о существовании некоторых нужных видов не знали даже опытные охотники, подвергая доводы Даррелла сомнению. Вполне возможно, что в перечне у Джеральда были и другие удивительные животные, которых в ходе экспедиции найти так и не удалось.

Примечательно в рассказах Даррелла следующее: он нагнетает интерес, делает из мухи слона и устраивает читателю эмоциональные ловушки. Всё ему даётся в результате приложения огромных усилий, постоянно происходят приятные неожиданности, в том числе и неприятные ожиданности, от чего мир мог бы и не узнать о таком человеке, каковым являлся Джеральд Даррелл. Может и не было никакой змеи, а может и была: читателю доступны для ознакомления яркие впечатления автора, подвергшегося укусу ядовитой змеи, когда на ближайшие километры ни у кого нет сыворотки, а то она и вовсе в Камеруне отсутствует. Читатель вне желания оказывается захваченным чувством сочувствия к попавшему в безвыходное положение человеку.

Без печали не было бы и радости. Умирать на страницах воспоминаний Даррелла могут все, кроме него самого. Беды поджидают охотников и, конечно, объектов их желания. За животными требовался особый уход, только мало кто из них мог адаптироваться к новым условиям. Вновь Даррелл перегружает ковчег, наполняя клетки разнообразными представителями фауны. Он уже не борется с муравьями, и без того рискуя потерять ценные экземпляры. Над повадками некоторых видов ему приходилось ломать голову, так как животные умирали, иногда при полном удовлетворении их нужд, а порой и в силу разных причин, вроде тех случаев, когда Даррелл не мог установить, чем питомцы питаются на воле.

Не обходит Даррелл вниманием обычаи туземцев. Он находится с ними в тесном общении. Для этого он пытается мирно жить со всеми, в том числе и с вождём, чьи помыслы иной раз ставили его в тупик. То он обязывал Джеральда пить непомерно крепкий алкоголь, то предлагал жениться на его дочери. Лишь изобретательность помогала Дарреллу избежать роста напряжения. Залихватский европейский танец можно не вспоминать, он привнёс в повествование порцию приятных авторских впечатлений и позволял разряжать обстановку, если того требовали обстоятельства.

«Гончие Бафута» лишены единой повествовательной линии. Это прежде всего набор занимательных случаев, о которых Даррелл решил вспомнить. В какой-то момент на читателя обязательно навалится ощущение скуки, ведь об особом разнообразии в приключениях Джеральда говорить не приходится. Да и чувство одиночества не позволяет понять радужность авторских похождений. Всё кажется прекрасным, но чего-то постоянно не хватает. Думается, Даррел испытывал нехватку в единомышленниках. Видно, что Джеральд любит природу. Для остальных участников повествования природа — естественная среда обитания, в которой животные добываются сугубо ради пропитания.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В жизни всё получится, нужно лишь не предъявлять к ней высоких требований и получать от неё удовольствие. Легко сказать, а как это осуществить, если человека всегда заедает рутина? За каждым днём кроется повторение предыдущего, растёт недовольство действительностью: ожидающий продолжает ждать милости небес, отказываясь искать лучшие возможности самостоятельно. Ричард Фейнман, нобелевский лауреат по физике и просто удивительный человек, никогда не унывал, предпочитая плыть по течению, разбавляя будни столкновениями интересов со слишком серьёзными людьми, для которых жизнь — швейцарский нож.

Сложное возникает от сложного, простое проистекает из простого. Предъявляя высокие требования и сохраняя надменный вид, человек гордо несёт через века заоблачную мнительность, считая себя умнее прочих. Фейнман разбивал во прах все авторитеты, встречаемые на пути. Не стоит думать, будто Фейнман высоко ставил и себя, подавляя собеседников. Отнюдь, Фейнман всего лишь не умел соглашаться, если ход рассуждений ему казался неправильным. Казалось бы, столь твёрдому человеку не пробиться, но у него получилось. Почему? Фейнман всё воспринимал с юмором или с сердечной болью, понимая невозможность повлиять на ход вещей, поскольку один человек никогда не встанет над большинством, если большинство этого не пожелает.

Фейнман стремился к разнообразию. Он не только занимался физикой, но и изучал языки, играл на музыкальных инструментах, рисовал, вскрывал замки, чинил калькуляторы. До своих открытий Фейнман доходил случайным образом. Ему стало легче искать новое, стоило снять маску серьёзности и исходить из разного рода глупостей. Вращательное движение подброшенной тарелки привело его к выводам, результат которых и принёс Фейнману Нобеля. Впрочем, к Нобелю Фейнман относился спокойно, сожалея, что получил подобное призвание многолетних заслуг. Ему приятнее было концентрироваться, а пришлось бороться с внезапно свалившейся славой.

Каждая история Фейнмана — это детальная внутренняя проработка произошедшего. Таким образом анализировать жизнь должен каждый человек, чтобы не просто провести на планете отведённый срок, а понять, к чему он шёл и каким в итоге стал. Не надо стесняться и скрывать детали — под таким девизом Фейнман подходит ко всем событиям. Взять тот же Манхэттенский проект, явивший миру ядерное оружие. Читателю понятна жестокая цензура и связанные с её деятельностью курьёзы. Но не это главное. Фейнман с улыбкой говорит о безалаберности учёных, чьи секреты легко извлекались из плохо закрытых ящиков, а на сейфы ставили такой пароль, разгадать который было проще простого. Пространные размышления Фейнмана могут показаться читателю скучными и лишними, никак не связанными с его непосредственной работой в проекте. Только так ли важно в жизни то, чему придаётся налёт важности? Думается, проблемы как раз и проистекают из надуманности и твердолобости.

Рассказывает Фейнман о многом: о становлении, выборе профессии, встречах с величайшими физиками, о драках, попойках, девушках, участии в бразильском карнавале, талмудических спорах с евреями, разносе никчёмных учебных программ и составителей отвратительных учебников. Во многом Фейнман оказывается прав. Его суждения будут близки рядовому человеку, ещё не обретшему должный вес, от которого страдает способность адекватно размышлять.

Нужно бежать от рутины, стоять выше предубеждений и всегда ратовать за разумный подход к решению проблем. Такой вывод напрашивается из воспоминаний Ричарда Фейнмана. Пока же происходит следующее: человечество стремительно движется вперёд к пещерному образу жизни, выходя наружу только ради добычи средств на пропитание, возводя вокруг себя преграды из надуманных требований.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Становясь очевидцем происходящих в обществе перемен, человек должен подходить к их интерпретации с холодной головой. Это очень трудно сделать, если в результате произошедшего ты остался без родины на чужбине, не зная какое место назвать своим домом. Ещё труднее написать об этом спустя долгое время. Касательно воспоминаний Ивана Бунина всё оказалось значительно проще — им были объединены заметки разных лет, сведённые под одной обложкой. Начиная с предков и незначительных эпизодов становления, Бунин далее делится с читателем очерками о людях, оставивших след в его душе и имевших огромное значение для общества вообще. Есть среди портретов знаменитые писатели, вроде Чехова, Маяковского, Куприна, Горького, Толстого Третьего, Бальмонта Джерома К. Джерома, так и не таких ярких мастеров пера, как Его Высочество Пётр Александров, романтик большевизма Волошин и Эртель, заслуживший много лестных слов от Льва Николаевича Толстого. Примечательными вышли воспоминания о художнике Репине, анархисте Кропоткине, композиторе Рахманинове, певце Шаляпине.

Обо всех не расскажешь. Для этого не хватит времени и должной усидчивости. Да и достойны ли люди чести заслужить оценку отдельно взятого человека, какими бы гениями они не являлись при жизни? Нужно совершить нечто этакое, дабы появилось желание о них черкнуть хотя бы пару строк. Иван Бунин не стремился ограничивать желание самовыражаться, отдавая предпочтение затяжному полёту мысли, чтобы припомнить все важные детали. Мало кто удостоился положительного отзыва, чаще получая солидную порцию критики. Бунин мог их любить всем сердцем, но не давал себе права приукрашивать действительность. Оттого-то и приходят в восторг потомки от его обличающих выражений касательно непотопляемых авторитетов, часть славы которых крылась за обстоятельно выверенным эпатажем.

Например, чем примечателен для Бунина Маяковский? Конечно, обидно, если из твоей тарелки, да ещё без спросу, кто-то ест. Пусть им будет хоть прославленный футурист и обладатель высокого роста, нашедший отклик в сердцах людей задолго до прихода к власти большевиков. Маяковский был экспрессивен и брал харизмой. И вот он ест из тарелки Бунина, и ест из тарелки Горького, не делая особых различий. Гордый собой, не видя в подобных манерах предосудительного, Маяковский мог встать на стол и произнести речь в присущем ему стиле. Происходящее так и предстаёт перед глазами читателя, будто Маяковский и из его тарелки ест. Выходка Маяковского произвела сильное впечатление на Бунина. Всё остальное, связанное с этим писателем, уже не будет представлять прежнего интереса. Маяковский горел ярко и сгорел быстро.

Веское слово Бунин может вставить и Бальмонту, хваставшемуся знанием множества языков, но не умевшему связать пары слов на французском, хотя плодотворно переводил стихотворения на русский. Бунин разумно подмечает, будто Бальмонт и мог переводить лишь с подстрочников, а всё остальное — желание представлять из себя нечто большее, нежели есть на самом деле. В аналогичном духе каждый упомянутый Буниным удостаивается основательного разноса. Не умаляет Бунин даже заслуг Чехова, уважая его как личность, но с сомнением относясь к творчеству. В самом деле, какая может быть прелесть в вишнёвом саде, а в чём логичность наполнения пьес? Ныне можно сказать — мрак, Бунин же основательно анализирует, давая читателю понять обоснованность его претензий.

Одним из самых радостных дней в жизни Бунина стало его награждение Нобелевской премией по литературе. Не имея возможности путешествовать, поскольку имел существенные ограничения для передвижения в виду отсутствия гражданства, он с воодушевлением принял такое признание заслуг. Мельчайшие подробности того дня, включая полный текст его благодарственной речи, читателю доступны и в наши дни. Снова перед глазами воссоздаётся картина награждения шведским королём и банкет в окружении царственных особ.

Закрывает воспоминания Бунина его очерк про Алексея Толстого, прозванного им Третьим, чтобы читатель твёрдо мог его отличить от Льва Николаевича и тёзки Алексея, написавшего «Князя Серебряного» и одного из вдохновителей проекта под именем Козьмы Пруткова. Казалось бы, пресоветский писатель с тщательно выверенной биографией, вызывающей огромные сомнения в благородном происхождении, должен вызывать явные антипатии у Бунина, но отчего-то они были немного дружны, находясь в переписке на протяжении долгих лет, иногда встречаясь. Очерк о нём датируется 1949 годом, а годом позже вышли «Воспоминания».

Прошлое уходит: гложут обиды, жизнь прожита и по другому её не пережить. Впереди смерть и память последующих поколений. У них будет собственная история, но и им предстоит жить с обидами, смиряясь с действительностью или действуя ей наперекор. Всё равно будет мучительно больно. Пусть судят о былом другие. Им никогда не ощутить того, что чувствовали жившие до них люди.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Должны ли люди знать больше о том мире, в котором они живут? Ответ кажется очевидным. Но никто не берёт в расчёт, что удовлетворение любопытства одних вносит разлад в существование других. В случае Джеральда Даррелла дело касается сбора коллекции из экзотических обитателей Камеруна для зоологических садов Британии. Имея за плечами твёрдый интерес и хорошую финансовую поддержку, Даррелл в декабре 1947 года отправился в шестимесячную поездку с целью привезти обратно требуемых животных. Стоит оставить в стороне любовь к природе и посмотреть на деятельность Джеральда со стороны необходимости изучения окружающей среды, к каким бы методам он для этого не прибегал. К чести Даррелла будет сказать, что он любит свою работу и ратует за сохранение здоровья всем своим питомцам, искренне переживая за каждого из них. Если и случались смерти, то не по его вине, а в силу невежества местных жителей и особенностей адаптации каждого вида.

Даррелл сразу оговаривает о чём именно будет рассказывать. Читателю предстоит ознакомиться не со всеми этапами его работы, а преимущественно с тем незначительным процентом занятости, который сводился к поиску и ловле нужных животных, тогда как львиная работа сводилась к поддержанию пойманных представителей фауны в должном состоянии, чтобы их сохранить в здоровом виде до того, как они будут переданы заказчикам. Хоть Даррелл и оговаривается предварительно, он всё-таки не может обойти вниманием важные моменты, о которых читатель должен узнать. Понаблюдать за деятельностью Даррелла следует обязательно — это позволит сформировать собственное мнение о его работе.

Джеральду хотелось погрузиться в настоящую африканскую действительность, для чего он максимально удалился от цивилизованных городов. Люди встретили его с радостью, особенно узнав какие выгоды им сулит сотрудничество с британским исследователем. За пойманных животных Даррелл исправно платил, изредка отказываясь. Иных он добывал своими руками, поскольку не желал упускать ценный экземпляр. В целом его пребывание на африканском континенте свелось именно к знакомству с местными обычаями, довольно необычными и отчасти забавными — читатель об этом, разумеется, будет уведомлён.

Не так огорчала Даррелла смертность, как поведение местных жителей. То, что для него является предметом восхищения, для них всего лишь мясо. Стоит ли говорить о гуманности, когда не выкупи Джеральд животных, как их банально бы съели, особо не задумываясь над их важностью для науки. Конечно, никто бы тогда и не стал специально охотиться, рискуя жизнью, чтобы добыть редкие виды, порой ядовитые, только это уже тема для отдельного разговора. Даррелл сокрушается, описывая гибель храбрецов и постепенное угасание добытых ими животных, доставленных ему посредством калечащих приспособлений.

Джеральду постоянно приходилось бороться с рядом особенностей африканского континента. Один раз он решается рассказать про мигрирующих муравьёв, пожирающих всё, что встречается на их пути. Надо полагать, ему часто с ними приходилось сталкиваться. Может показаться мелочью, ведь всё всегда заканчивалось благополучно. Однако, из подобных мелочей у Даррелла получился отличный рассказ о его поездке в Камерун.

Ковчег действительно оказался перегруженным. Джеральд собрал нужные образцы для британских зоологических садов. И нужно было задействовать множество дополнительных сил, чтобы доставить коллекцию по назначению. Конечно, читать о передвижении до корабля читателю будет уже не так интересно. Однако, почувствовать себя юным исследователем у него получится точно — осталось найти изображения главных героев приключений Даррелла, так как иные их представители до сих пор считаются экзотикой.

Автор: Константин Трунин

» Read more

О чём мы говорим, когда говорим о книгах? Чаще ничего не можем связно сказать, потому как не ставим перед собой такой цели. Есть желание прочитать, перейти к следующей книге и всё на этом. Одно произведение сменяет другое, не давая в итоге ничего, даже не изменяя понимание картины мира. Мало читать — нужно анализировать прочитанный текст. Неважно, если это получается плохо или не можешь найти нужных слов — это отговорки. Никто не требует гениального творения — нужно лишь выразить собственную точку зрения, сформированную благодаря многим факторам, в том числе и списку ранее прочитанной литературы. Любое дело требует к себе внимания, а значит нужно менять приоритеты, выделяя время на осмысление прочитанного. Главное осознать — моё мнение только для меня; не имеет значения, что на этот счёт думают остальные: у каждого должно быть своё личное мнение.

Проза Харуки Мураками специфична. В ней присутствуют не самые приятные для чтения моменты, связанные с авторской особенностью восприятия действительности. Может в них и стоит искать причину, побуждающую многих людей отдавать предпочтение его книгам. Неважно, о чём именно пишет Мураками, если перед читателем лежит книга «О чём я говорю, когда говорю о беге» — дневниковые записи Харуки, в которых он размышляет о главном увлечении, уделяя место и другим фактам своей биографии: как открыл первый бизнес, когда пришёл к мысли о писательстве, каким образом собирает пластинки, чем ещё разбавляет спортивные будни. Знакомясь со столь подробными мемуарами, начинаешь лучше понимать личность Мураками, хотя и продолжаешь гадать касательно наполнения его художественных книг.

Может Харуки притворяется? Он постоянно говорит во флегматичном духе — ему безразлична внешняя жизнь, когда что-то из неё пытаются применить относительно к нему. Мураками не обращает внимания на недовольных его творчеством людей, оставаясь спокойным к негативной критике. Также он не придаёт значения восприятию его личности со стороны, чётко выполняя поставленные задачи. Ему может быть неприятно, когда на него смотрят или толкают в бок при большом скоплении людей, отчего он приходит в недоумение, но старается сохранить невозмутимость. Когда от него отводят глаза, тогда он наконец-то может вернуться назад и разобраться в причинах своих неудач. Пусть все уплыли вперёд, он же вернётся на начало триатлонной дистанции и, будучи дисквалифицированным, спокойно пройдёт её заново. Для Мураками не имеет значения успех — он сам для себя. Если же кому-то нравятся его поступки — значит у людей для этого есть побуждающие к тому причины.

Харуки не просто бегал каждый день, он основательно готовил себя к крупным международным соревнованиям по марафонскому бегу в Греции и США, а также к ультрамарафону на острове Хоккайдо, дистанция которого составляет сто километров. Бегал ли читатель на такое расстояние в течение одного дня?

У читателя может сложиться мнение, будто Мураками действительно нравится бег, раз он им так упорно занимается. Отнюдь, Харуки всегда это делает, превозмогая нежелание и боль на первых километрах пути. Ведь не так важно, бегает ли человек или занимается чем-то другим — нужно совершить первый шаг, пока не наступит смирение от происходящих с тобой процессов. Нет нужды бегать — книга Мураками может научить вставать по утрам. Конечно, Мураками об этом не пишет, но ощутимый заряд мотивации он передаёт.

В любом случае Харуки будет прав, упредив, написанием подобной книги, потуги будущих биографов, способных внести сумятицу в понимание фигуры Мураками для мировой литературы. Да и требуется ли биография вообще? Если сам человек так подробно о себе написал, рассказав о самом основном, что происходило с ним и как он на это реагировал.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Меняются времена, уходят старые поколения: жизнь безжалостно стирает прошлое. Стоило человеку научиться фиксировать происходящие с ним перемены, как появилась возможность анализировать былое. В будущем в этом плане будет лучше некуда, поскольку уже в начале XXI века только ленивый не оставляет каких-либо свидетельств о себе. Ведь истинно так, что археологи будущего будут радоваться не случайно обнаруженным костям, а обыкновенным микросхемам, восстанавливая которые можно будет судить о чаяниях и заботах живших до них людей. Наступит такой момент, когда всё забудется и появится необходимость заново вспомнить собственную историю.

Вадим Шефнер не судит о переменах в стране, хоть и пришлось ему своими глазами увидеть происходившие с обществом изменения. Он смутно помнит царское время, но становление советского государства у него крепко засело в памяти. Ближе к шестидесяти годам ему захотелось упорядочить воспоминания, для чего им была написана книга «Имя для птицы, или Чаепитие на Жёлтой веранде». Надо сразу сказать, никаких оценок происходившему Шефнер не даёт. Он гордится историей своей семьи, не скрывает от читателя своих мыслей и просто рассказывает о юношеских мытарствах по детским домам, вследствие занятости в оных его матери.

Проследить воспоминания Шефнера можно по названиям глав. Всё начинается с первых моментов, запавших ему в память. Ничего плохого он не видел, как не видел и всю дальнейшую жизнь. Конечно, поверить словам Шефнера трудно. Он даже о блокадном Ленинграде рассказывает с лёгкостью, будто ему ничего не стоило жить впроголодь и перебиваться кошками. Думается, за долгие годы воспоминания притупились и окрасились в более радужные тона, нежели всё было на самом деле. Шефнер с той же лёгкостью рассказывает о жестоких порядках детских домов, коих в его детстве было три, да о собственной довольно обидной кличке, казалось бы теперь совершенно непримечательной, а может и совсем уж безобидной. Подумаешь, прозвали его Косой сволочью. Ежели косой, да к тому же и сволочь, то разве можно этому что-то возразить? Смеяться над собой Шефнер умеет — это должно радовать читателя.

С особой гордостью Вадим Шефнер вспоминает о заслугах своего деда, по указанию начальства принявшего участие в строительстве поста Владивосток, доставив нужное на корабле «Манджур», чьё изображение ныне каждый россиянин созерцает на тысячной купюре. Дед служит отправной точкой к последующим изысканиям касательно мыса Шефнера, чьи поиски на карте вызывают у читателя больше интереса, нежели часто встречающиеся в тексте сухие выдержки из различных метрик, чьё присутствие на страницах скорее приятно самому писателю, посчитавшему нужным оставить для потомков эти данные именно в таком виде. Всё-таки «Имя для птицы» обязана быть в семействе Шефнеров одной из самых важных книг, по которой можно восстановить часть прошлого — безусловно достойного гордости.

Яркие детские воспоминания дали Вадиму Шефнеру возможность красочно поделиться с читателем фрагментами прошлого. Но чем взрослее он становился, чем чётче у него фиксировались события, тем распылённей становится дальнейшее повествование. Шефнеру хотелось рассказать о многом, поэтому у него не получилось выстроить главы в единую линию. Читательский взгляд начинает прыгать от одной истории к другой, отчасти важных, но уже определённо сухих, как те метрики, которые Шефнер помещал в текст ранее.

Вадим пообещал читателю не ограничиваться детскими воспоминаниями, поделившись информацией о поздних периодах своей жизни. Читатель, если ему интересно, всегда может ознакомиться с продолжением, ориентируясь при поисках книги на её название — «Бархатный путь».

Дополнительные метки: шефнер имя для птицы критика, шефнер имя для птицы анализ, шефнер имя для птицы отзывы, шефнер имя для птицы рецензия, шефнер имя для птицы книга, шефнер имя для птицы или чаепитие на жёлтой веранде критика, Vadim Shefner

Писать о нынешней ситуации стоит всегда, чтобы оставить потомкам точку зрения на происходящие события от лица очевидца. Подумать только, Иван Бунин скрупулёзно записывал свои мысли в дневник, часть из которых позже опубликовал, а другую — потерял, надёжно спрятав и так и не отыскав, спешно покидая Одессу и навсегда уезжая из России. Его мнение было и останется личным пониманием того времени. Годы прошли, поменялись границы, на карте появились другие страны, а прошлое осталось в прошлом, да на страницах очевидцев, чья боль ощутимее информации из учебников по истории и плодов вымысла беллетристов в реконструкции утраченных страстей.

Царь отрёкся от Империи, большевики взяли власть: понеслась круговерть событий. Поступить правильно не сможешь в любом случае, так как не знаешь — как поступить так, чтобы оказалось правильно. Переступить через себя и согласиться на новые правила игры? Принять смену календарного стиля, основ орфографии — разве можно? Ждать немцев-освободителей или надеяться на успешное продвижение войск белых, с переменным успехом одолевающих красных, тут же теряющих захваченные позиции? А может всерьёз рассчитывать на коренной перелом в сознании людей, готовых не сегодня-завтра взорвать Кремль, родив нечто уродливое и непонятное?

Окаянные и тревожные дни нависли над Россией. Бунин болеет душой, не находя себе места. Его выводы из каждого момента — соединение чувств и эмоций: всплеск взбудораженной пены. В силу своей натуры Бунин язвительно отзывается о действительности, не питая надежд на светлое будущее, но и не вгоняя себя в чёрную хандру. Он пребывает в подвешенном состоянии, готовый покинуть страну в любой момент, для начала переехав из Москвы в Одессу. Он уподобился сарафанному радио, помещая на страницы любые слухи, служащие хоть малой возможностью успокоить его метания. Большевики сдают власть, Россия снова на пороге перемен, Ленин подкуплен немцами? Брожение в обществе отзывается брожением мыслей у Бунина.

В такой уж век родился Бунин. Спокойного времени не существует — человека постоянно сопровождают социальные потрясения: в центре бури всегда штиль. Бунин сожалеет; только было бы ему спокойней, живи он на пятьдесят или сто лет раньше? Будто тогда ситуация могла выглядеть иначе. Не будь он Буниным, был бы Тургеневым и примерял на себя маску эпистолярного борца, а то и Радищевым, страдая за желание показать своё время с максимальной достоверностью. Можно пенять на свой век, называя его окаянным и взывая к утраченным надеждам на спокойное пребывание на данном свете. Отнюдь, трещина от внутреннего разрыва проходит через все слои, поражая органы и больше всего сказываясь на психическом состоянии.

Энергия большевиков не сбавляла обороты, тогда как заряд людей старой формации, убыстряясь, сходил на нет. Бунин навсегда потерял Родину, ничего не сделав для её сохранения. Он отражает происходящее, осознаёт и печалится. За бездействием следует крах. И когда на улицах людей расстреливают на месте, когда лютый голод наваливается, тогда Бунин принимает собственный исход за необходимость. Его всё пуще одолевает тоска и боль — утраченного действительно уже не вернуть.

Позже в творчестве Бунина не раз возникнут аналогичные моменты, где действующие лица будут жить неспешной жизнью, понимая неотвратимость перемен, в итоге смиряясь с неизбежным и продолжая плыть по течению. В этом и есть точка зрения Бунина. Он также всё понимал и осознавал задолго до того, как революция свершилась. А свершившись, революция стала набирать обороты. Обновляться Бунин не пожелал, не имея для этого ни сил, ни желания. Он цинично отразил в дневнике пессимистический настрой: и теперь его мысли доступны потомкам.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Юкио Мисима мог умереть в пятилетнем возрасте, но выжил. Он мог стать золотарём, но не стал. Его могли сделать камикадзе, но ему посчастливилось откосить от армии. Он многое мог, но предпочёл стать экстраординарной личностью. Нечто такое давило на него изнутри, не позволяя спокойно провести даже один вечер. Мисиме жизненно необходим был эпатаж и постоянное внимание. Он горел ярко и всё-таки сгорел, совершив харакири, окропив пол американской военной базы собственной отрубленной головой. В сорок пять лет он ушёл из жизни, а исповедь написал задолго до этого. Может сложиться впечатление, будто не было никакой маски — был лишь псевдоним Юкио Мисима, принадлежавший Кимитакэ Хираоке.

Чем Мисима не экзистенциалист? Его стиль не так уж далёк от манеры Германа Гессе, только Мисима был более цельной личностью и не придумывал каждый раз новое имя. Хотя говорить о цельности Мисимы не приходится — он был подобен переменчивому ветру. Только нескольким страстям Юкио не изменял — гомосексуализму и рукоблудию: они всегда стояли на почётном месте. Благодаря «Исповеди маски» читатель может узнать, каким образом формировалась личность автора, решившего правдиво рассказать о себе. А может Юкио всё наврал? Верить ему нельзя — он ради привлечения внимания мог о чём угодно рассказать.

На глазах читателя вырастает личность, воспитанная суровой бабушкой и в итоге ставшая мнительной и самовлюблённой натурой. Этому человеку не хотелось уподобляться окружению — его устремления всегда вступали в противоречие с общественным мнением. Разве могут дети мечтать о профессии золотаря? А ведь Юкио мечтал. И не только об этом, но и о многом таком, о чём мечтать было не принято. Конечно, японцы ко многому сохраняют толерантность, являя собой чуть ли не единое целое, где роль индивидуума практически не имеет никакого значения. И в этом плане Мисима воспарил над обыденностью, привлекая внимание к своей персоне.

Юкио с детства болел. Едва не умерев, он уже не мог более тридцати минут находиться на солнце. Шаткое физическое здоровье усугубилось психическими расстройствами. Он много читал и фантазировал. Ему нравилось убивать выдуманных героев самыми изощрёнными способами. Про тягу же к мужскому полу лучше Мисимы никто не расскажет. Сама тяга в рамках дозволенного, но внимание Юкио привлекали другие аспекты, довольно извращённые. Он разрушал себя с малых лет, не подозревая о возможности смертельно опасного срыва.

Собрать в одном месте столько отвратительного, не добавив в текст положительных моментов, само по себе подозрительно. Отчего же автор текста так упорно старался рассказать на страницах о себе только в таких оттенках, не стремясь найти ничего нормального? В такую исповедь нельзя верить. Впрочем, читатель волен положиться на честность автора, если ему так хочется. Но стоит ли придавать значение чьим-то мыслям, коли они наполнены фальшью? Говорить о честности тоже не приходится. Не надо позволять вешать лапшу себе на уши.

Эпатаж удался. Публика словам Мисимы поверила. Его вознесли на Олимп и вручили лавровый венок победителя. Он честно бегал по стадиону голым, как то требовалось на олимпийских соревнованиях. Пускай он немного при этом мастурбировал и взирал на собравшихся вокруг мужчин, вдыхая их пот и придавая этим себе ускорение. Главное в жизни ныне не почёт и уважение, а внимание любой ценой. Пускай для этого нужно вылить на себя ведро каловых масс. Не по настоящему, но опосредованно, Мисима золотарём всё-таки стал.

Автор: Константин Трунин

» Read more