Tag Archives: любовь

Жозе де Аленкар «Гуарани» (1857)

Культура народа формируется в процессе долгого развития, затрагивая временный период от одного века и более. Современная Бразилия раскинулась на обширной территории, ранее населяемой индейцами. Не так просто было покорить самобытные воинственные племена, прибегавшие к каннибализму, поедая поверженных врагов — португальцам это удалось. Местное население оказалось если не истреблено, то значительно сокращено. Не каждому племени удалось выжить, а многие смешались с завоевателями, найдя в этом спасение от рабского труда и болезней европейцев. Жозе де Аленкар в своих книгах широко освещал события прежних лет, показывая не только быт коренного населения, сколько возможность существования двух культур на одном пространстве, испытывающих друг к другу закономерное пренебрежение.

Вдохновителем Аленкара мог быть только Вальтер Скотт, использовавший в своих исторических романах точно такой же подход, предлагая читателю изрядно романтизированные образы. Если не кривить душой, то Аленкар один из тех, кто создал латиноамериканские мелодрамы, смешав в своём творчестве именно те элементы, над которыми в будущем станут лить слёзы миллионы людей по всей планете, наблюдая за печальными историями, где обязательно есть место любви и человеческой жестокости. В мире не может быть всё хорошо, и Аленкар старательно воссоздаёт картины тех дней, когда ещё не основали большие города вроде Рио-де-Жанейро, об удобствах говорить тоже не приходилось. На тот момент присутствовало лишь желание эмигрантов из Европы обжить необозримые просторы Южной Америки, а у индейцев была цель сохранить собственную культуру.

Без перегибов в художественной литературе трудно обойтись — иной раз нужно закрыть глаза, чтобы не подвергать суровой критике разворачивающиеся действия. По своей сути, местные племена тупи были довольно мирными людьми, несмотря на привычку есть человеческое мясо. Они, конечно, могли устраивать погромы, отодвигая владения пришельцев назад, но в целом больше предпочитали сами отходить вглубь континента, чтобы лишний раз не вступать в противоречия. Аленкар на такой благодатной почве решил показать возможность любви между европейской девушкой и индейским юношей. Благодаря таким связям сформируется бразильская нация, но на момент происходящих событий в «Гуарани» — это скорее воспринимается негативно обеими сторонами: семья индейца призывает молодого человека образумиться и не отрываться от корней, а окружение девушки просто не допускает саму возможность породниться с чужеродной культурой. Правдоподобие нарушается тогда, когда Аленкар начинает обожествлять европейских эмигрантов, заставляя индейцев трепетать. В одном автор прав, перед любовью не может быть преград — они сметаются тем потоком воды, что ежегодно затопляет пампасы, скрывая земную поверхность, доходя до уровня крон деревьев.

Для индейского юноши красивая белокожая девушка действительно подобна богине: она ему улыбается, помогает понимать своих соотечественников и всегда прибегает к его услугам. Вполне может быть, что девушка просто пользуется человеком по личному усмотрению, являясь ещё ребёнком в душе, в чьи планы не входит какая-либо настоящая привязанность. Аленкар умело создаёт из отталкивающего образа индейца светлый лик любимого человека, за любовь которого действительно стоит бороться. Романтический подход не предусматривает иного, ведь читателю полагается быть под глубоким впечатлением от разворачивающегося действия у него на глазах. Пусть Аленкар излишне всё утрирует и преподносит историю в слащавом исполнении — от исторической правды не уйдёшь: влюблялись девушки в индейцев, бросались к ним в объятья и зачинали бразильскую нацию; это же происходило и с мужчинами, кого могла пленить экзотическая красота туземных женщин. Аленкар исходит в «Гуарани» именно из построения отношений между двумя людьми, против чего выступают абсолютно все. В полном трагических событий повествовании любовь будет только крепнуть, и её не разольёт даже вода, более грозная стихия, нежели табу индейцев и запреты европейцев.

Культуры обязаны смешиваться, приходя к общему виду. В далёком будущем это ждёт всю планету — иного просто быть не может. Нам же представляется уникальный шанс увидеть одно из начинаний этого исторического процесса, находясь в его эпицентре.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Александр Беляев «Взлётная полоса» (1979)

Гениальный человек всегда найдёт своё призвание в жизни: если получается хорошо писать, то выйдет писателем; если есть тяга к совершенствованию окружающей обстановки, то придётся становиться изобретателем. Александр Беляев метко описал процесс становления танкиста с высшим образованием, на чьи плечи легло создание высокоточного прибора ночного видения. Самое главное — не сам герой, а умение писателя донести содержание книги до читателя: у Беляева это получилось превосходно. Читатель-мужчина оценит старание героя создать действительно уникальный инструмент; с придыханием читатель следит за каждым шагом героя, то направляющим танк на горящую цистерну, то с трепетным ужасом ожидающим разговора с некогда обожествляемым профессором, то за его становлением в роли учёного, вынужденным бороться с желанием делать благое дело, натыкаясь на бюрократические препоны. Читатель женского пола оценит умение Беляева строить запутанные любовные линии, настолько изломанные, что иногда хочется пожурить автора за такую бессердечность, но остаётся лишь восхищаться интересным подходом не к возможности обоюдных отношений полов, а сколько к выписыванию индивидуальностей, приближенных к реальности.

Действие «Взлётной полосы» начинается на танкодроме, где командир танка проводит испытания прибора ночного видения, находя в нём больше недостатков, нежели достоинств, отчего приходится едва ли не рисковать жизнью, высовывая голову из люка, лишь бы своими глазами разобрать окружающую обстановку, в которой разработка учёных абсолютна слепа. Этот командир танка лишён предрассудков старшего поколения, что в числе последней волны влилось на поля Второй Мировой войны, не имея должного образования, теперь активно тормозя развитие вооружённых сил, пребывая в иллюзорных представлениях о беспрекословном подчинении начальству, игнорируя возможность инициативных действий. Трудно в такой обстановке служить молодому человеку, имеющему за плечами диплом физического отделения МГУ. Он самостоятельно может разобрать не только предоставленный для обкатки прибор ночного видения, но и предоставить рапорт с детальным описанием недостатков, обосновывая не словами, а формулами, не забывая предложить способы устранения недочётов. Разумеется, такая светлая голова обязательно должна быть замечена высшим начальством, предоставив умному человеку возможность не гробить талант на испытательном полигоне.

Беляев не только отражает будни военных своего времени, он ещё и делится изрядной долей романтического отношения к профессии. Неслучайно на танкодром приедет участвовать в испытаниях инженер из того конструкторского бюро, которое разрабатывает этот самый прибор. И, автор правильно сделал, прислав не просто инженера, а женщину. Военным всегда не хватает внимания слабого пола, они иной раз готовы выстлать дорогу розами для девушки, лишь бы заслужить один её взгляд. Главному герою этот инженер сразу западёт в душу, а читатель на протяжении всей книги будет с придыханием следить за течением их отношений. Отнюдь, никто не окунётся головой в страсть — все сохранят трезвый расчёт. Приехавший инженер замужем, и муж её работает на должности начальника конструкторского бюро. Кажется, получается любовный треугольник, но это только на первый взгляд. В жизни не бывает подобных явлений, а имеется большое количество побочных отношений, мешающих созданию идеальной картины. Так и Беляев, он даёт читателю помимо умного мужчины ещё и умную женщину, чей холодный расчёт и умение держать дистанцию может вызвать у читателя недоумение. Но много ли девушек бросается в объятия молодому человеку, если он им нравится? Такое происходит только в излишне романтизированной художественной литературе, а военный человек смотрит на любую ситуацию объективно, не позволяя себе перегибов.

Можно по-разному относиться к физике, однако её значение бесспорно. Только человек с математическим складом ума видит мир в виде формул, находя им применение для всех сфер в жизни. Кажется, перед тобой прибор, даже пусть используемый повседневно, но он сперва родился в голове изобретателя в виде формул, а уже после нашёл воплощение в дополнительно продуманном дизайне. Над многими задачами могут биться в конструкторском бюро, проводя года над обдумыванием той самой формулы, исходя от которой можно начать работу, поскольку одной ошибки в расчётах достаточно. чтобы пришлось осознать необходимость свернуть работу. Однако, работу не свернёшь, ведь бюро дан заказ и обозначены чёткие сроки для выполнения. Трудно объяснить, почему столь изначально отлаженный механизм требует тотальной переработки. Проблема усложняется не только от невозможности найти общий язык с заказчиком, но и в трудностях взаимного общения самих учёных, готовых горло друг другу перегрызть. Можно с коллегами обсуждать собственные мысли, но никто с чужими доводами никогда не согласится, насколько бы они важными не были, пока не удастся пробить стену между возникшей идеей и руководителем проекта, заинтересованном в улучшение уже имеющихся достижений.

И как в такой обстановке работать главному герою, привыкшему к беспрекословному подчинению экипажа танка? Очень трудно ему даётся вхождение в коллектив, где помимо общих размолвок приходится участвовать в семейных разборках полюбившегося ему инженера, холодно относящегося кажется ко всем, включая отца, что является самым главным в конструкторском бюро. Спасает главного героя только харизма и умение общаться с людьми, отчего к нему расположены практически все, кроме коллег и полюбившейся девушки. Остро встанет перед молодым человеком получение дальнейшего образования, чтобы занять в бюро более высокие позиции, поскольку никакая гениальность не берётся в расчёт, если у тебя нет должной учёной степени. Даже твоё изобретение могут отдать на доработку другим, если твой уровень не на соответствующей высоте. От всего этого можно спастись только напряжённым рабочим процессом, благо делать дело придётся не поднимая головы, забыв обо всём на свете.

Конструкторское бюро интересно своей структурой. В нём работают не рядовые инженеры, а военные, имеющие звания и соответствующие знаки отличия. Для них предусмотрены и возрастные ограничения. Беляев старается на этом моменте особо акцентировать внимание читателя. Иные бюро буквально из ничего делают достойных людей, а спустя какое-то время обязаны их отпускать на гражданку, набирая вновь неопытных. Разве можно создать что-то действительно до конца завершённое, если проект находится в разработке, а над ним работают всё новые и новые люди, иногда не понимая изначального положения дел? Благо, главный герой молод, ему ещё трудиться и трудиться, но надолго ли хватит ему сил находиться в столь непростой обстановке? Буквально, среди кровожадных до чужих изобретений акул, готовых на всё, лишь бы перехватить чужую идею для реализации под личным контролем.

«Взлётная полоса» изредка переносится на аэродром, где главный герой участвует в испытаниях своего изобретения, понимая на месте, что не всё так просто, как могло казаться на бумаге. Беляев облегчает ему жизнь, предлагая в качестве другого действующего лица — родного младшего брата, более покладистого и менее целеустремлённого, поскольку «родители учли недочёты предыдущей версии». Брат является лётчиком, чётко выполняющим поставленные задачи, иногда рискуя своей жизнью, несколько раз едва не погибая, но до конца отдавая долг своим обязанностям перед окружающими его людьми. Именно на аэродроме Беляев сделал любовный треугольник более расширенным, вписав в повествование ещё несколько действующих лиц, отчего читатель всё с тем же придыханием продолжает следить за развитием отношений. Действительно ли в итоге у всех всё будет хорошо, или Беляев предпочтёт не до конца развивать сюжетные линии, разбив мечты о суровую реальность — вот один из основных вопросов, действительно интригующих и создающих важную составляющую книги.

Если и уделять внимание фрагментам жизни, то хорошо прописанным и лишённым той шелухи, которой потчует читателя современная художественная литература. Беляев строг, его стиль ярок, а герои самобытны — настоящая жизнь без лишних красок.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Лев Толстой «Война и мир» (1869)

«Война и мир» — это рефлексия Льва Толстого, рассматривающего под увеличительной лупой последствия Великой Отечественной войны; в какой-то мере является попыткой переосмыслить случившееся. С 1812 года минуло пятьдесят пять лет, сам Толстой рос и воспитывался в среде постоянных обсуждений, когда речь обязательно заходила о недавних событиях, результатом которых стало взятие Москвы французами, а также реально нависла угроза утраты государственности. Российская Империя сумела перебороть саму себя, противопоставив сопернику именно то, за что никто Россию собственно и не любит: климатические особенности, людское терпение до последнего взрывного момента и способность переварить любую чужую культуру, умело вплетая заимствованное в повседневный быт, не впадая в зависимое положение. Написать обо всём этом книгу было просто необходимо. И чем монументальнее получится полотно — тем лучше. Лев Толстой споро взялся за дело, но выполнил его не очень хорошо. Может тут сказалось не слишком умелое использование собранного материала, либо литературный опыт был недостаточным, из-за чего роман «Война и мир» превратился не просто в окно человеческих судеб, а в нечто сумбурное и чересчур насыщенное лишними деталями.

Русское общество начала XIX века активно пожинало плоды петровских реформ, чей топор пробил рубеж неприятия европейской культурой дикой неотесанной Руси, чьи порядки ничего кроме шока вызвать не могли. Хоть Пётр и не преследовал никаких мыслей об евроинтеграции, поскольку его главной заботой было наверстать разрыв в технологиях, способных в недалёком будущем позволить России занять лидирующие позиции на суше и на море. Достаточно было двадцати с лишним лет, чтобы уже не топором, но молотком заколотить брешь, повернувшись к Европе задом, которая уже сама должна была проявлять инициативу. К сожалению, за великими делами следуют дела разжиревших на харчах людей, предавшихся лени и прожиганию достигнутых результатов. Не получилось у России развязаться с Европой, порвав с ней связи. Интеграция только усилилась, что стало особенно заметно в высшем свете, где даже говорить на русском языке считалось постыдным занятием. На место русской речи пришёл французский язык — этот момент активно будет обыгрывать Лев Толстой в первых томах книги, с сарказмом показывая попытки князей шутить на тему крестьянства, прибегая к помощи языка простого народа, отчего хохочет окружающий люд, а читатель лишь недоуменно смотрит на такое положение дел, за которое надо краснеть, а не с восторгом взирать на бесконечные танцы и рауты.

Кажется, Россия была практически потеряна сама для себя. Высший свет с успехом получает образование за границей, будто Россия уже не уважаемое всеми самостоятельное государство, а данник некой метрополии, откуда возвращаются назад будто в ссылку, чтобы удручённо взирать на так и не достигшее важных результатов общество, продолжающее оставаться на окраине Европы не только географически, но и духовно. Всё это очень тяжело даётся пониманию, но ситуация складывалась именно таким образом. Однако, Россия не была бы Россией, если не умела правильно переваривать чужеродные элементы, превращая их в достоинства собственной культуры. Пусть высший свет говорит на французском, иная часть говорит на немецком, а кто-то вообще на английском — это всё плоды интеграции, наводнившие страну иностранными гражданами, которым было очень трудно усвоить русский язык, отличающийся сложной структурой построения слов и возможностью ставить слова в предложениях в каком угодно порядке. Даже ударение в словах не поддаётся никаким закономерностям. Все эти особенности языка являются прямым результатом развития русского народа, такого же непростого, живущего своим собственным укладом жизни. Война с Наполеоном отнюдь не стала спусковым механизмом для роста славянофильства и самосознания. Дело стоит рассматривать с самой банальной стороны: дети иностранцев уже не так отчужденно смотрели на истинную для них родину, а внуки эмигрантов и того более считали себя именно русскими, а не французами-немцами-англичанами, активно помогая восстановлению величия страны.

Дело Петра закончилось успешно. Но в начале XIX века всё обстояло не так благополучно. Засилье иностранного образа жизни приносит плоды для развития России, но в далёкой перспективе всё воспринимается благополучно. Конечно, Лев Толстой не до конца мог осознать это явление, сводя понимание сложившихся дел в пользу разумеющихся вещей, должных быть в виду того, что это просто должно быть именно так, а никак иначе. Да, жизнь не стоит на месте. Однако, Толстой не старается делиться с читателем какими-либо теориями, предлагая принять тот факт, что если уж мы живём именно в таком мире, то просто иного мира быть не должно. История, в понимании Толстого, это чистая формальность: можно предпринимать любые действия, только результат уже заранее определён. Не зря в «Войне и мире» увесистая часть повествования отводится масонам и разжёвыванию их идей, что сводит с ума читателя, когда не удаётся понять истинное призвание вольных каменщиков, использующих мистические элементы и глубокую религиозность для достижения всеобщего блага. Стоит оставить масонов на совести Льва Толстого, как и тут часть текста, где разжёвываются особенности нумерологии и прочих мистических материй. Толстой сам наглядно показывает, что увидеть число зверя можно не только в имени Императора Наполеона, но и в имени одного из главных персонажей, особенно если взять за основу именно то сочетание букв, которое тебе требуется. Именно это уже доказывает то, что Лев Толстой видел в делах фортуны простую закономерность, где результат зависит от верного сочетания цифр, но это никак не означает чего-то сверхъестественного.

Самый главный недочёт «Войны и мира» — это полное игнорирование низшего сословия русских людей, то есть крепостных крестьян. Лев Толстой подробно говорит о страданиях знати, чья собственность уходит в руки французской армии; он даже говорит о бедах русского войска, что теряет больше людей при отступлении от невыносимых условий. Но где же слёзная доля рядового человека, являющегося главным кирпичиком общества, от чьего поведения зависит благополучие всех вышестоящих сословий? Солдаты — безликая масса, выполняющая волю командования, теряющая головы на поле боя от случайно пролетающих ядер. В общей суматохе на клочки может разорвать и генералиссимуса, настолько кашеобразным представляет баталии Лев Толстой, не сводя всё к подробным описаниям каждого боя, предпочитая ограничиваться думами о манёврах. Хорошо, когда кто-то с умным видом размышляет над ходом войны, считая себя истиной в последней инстанции. «Война и мир» теряет всю свою прелесть из-за чрезмерной документальности, куда автор старается поместить действующих лиц, смешивая их поступки с действиями реальных исторических фигур.

Описать войну изнутри — это отличный художественный приём, позволяющий дополнительно показать те моменты, которых на самом деле могло и не быть. Всем хорошо знаком эпизод, когда оглушённый Болконский взирает на небо, слушая внутреннюю тишину, порождённую долгим желанием побыть наедине с самим собой; но это сделано Толстым только для того, чтобы показать фигуру Наполеона, которая предстаёт перед читателем именно такой, какой её представляет себе автор, но не как раненый Болконский, чья жизнь вот-вот оборвётся, а он лежит в гуще исторических событий, не имея возможности действительно помочь своей стране. Через Ростова Толстой показывает веру молодых людей в непобедимость России и в величие императора, за которого можно и нужно биться до самой смерти, не считаясь с возможными потерями; фанатичность главного героя поражает воображение, однако Толстой никак не объясняет поведение Ростова, считая это вполне обоснованным. Позже через Безухова Толстой приведёт яркий пример отчаянного человека, который от никчёмной жизни «пойдёт на баррикады», будто участник Великой французской революции, готовый принять смерть уже не за императора, а за спонтанно возникшие ценности, кричащие ему о необходимости встать на защиту родного дома; только дальше Толстой из Безухова делает подлинного сумасшедшего, потерявшего разум, едва ли не с факелом отправляя его по тлеющей Москве искать Наполеона, чтобы убить антихриста и принести действительную пользу людям (именно людям, а не государству в целом).

Лев Толстой настолько детально уходит в описание боевых манёвров, что это заставляет его подолгу задерживаться над каждой сценой, не давая читателю что-то пропустить из происходящих событий. Этот приём Толстой активно будет использовать и в последующих произведениях, сводя с ума читателя, в чьи планы не входит подсчёт оставшихся патронов у главного героя, решившего стреляться, да за неопытностью побеждая умелого стрелка. Это же относится и к тем сценам, где Толстой нагнетает интригу, сводя в могилу добрую часть героев: кому-то суждено погибнуть на поле боя, иные погибнут в мирное время, допустим от родов.

Вообще, стоит сейчас вспомнить Безухова, чей идеальный портрет сквозит подобно решету. Хорошим человеком он никогда не был. Наследство ему свалилось с неба, правильно распорядиться финансами он не сумел. Жёны его были женщинами лёгкого поведения, а сам он является типичных примером неповоротливого рохли, эволюцию которого Толстой решил поставить в центр повествования. Жизнь шла для Пьера в виде взлётов и падений, каждый раз давая Безухову возможность реабилитироваться в глазах окружающих. «Война и мир» даже заканчивается самым благоприятным для него образом, давая читателю ощущение недоумения, что якобы активная деятельность перевернула представление человека о мире, заставив забыть обо всём, что было мило его душе. Пускай это будет так. Всё это останется на совести Льва Толстого, показавшего развитие событий далеко не в том виде, который был бы наиболее благоприятен. Пожалуй, на долю Безухова выпало поучаствовать во всех событиях, которые были только возможны. Одно навсегда останется непонятным: каким образом тепличное создание переросло в пламенного человека, в огне которого оно перегорело, утратив весь запал, сведя мироощущение к изначальному состоянию. Был всплеск, растворившийся в пустоте. «Война и мир» становится своеобразной пустотой, не давая читателю никакого конкретного понимания произошедшего, кроме желания Толстого показать свою точку зрения. Граф подвержен рефлексии — это свойственно для тех сорока лет, в которые он взялся за принёсшую ему признание эпопею.

Взятие Москвы французами — хорошая возможность для размышлений, которыми Толстой щедро делится с читателем. Почему всё сложилось именно так при Аустерлице, почему продолжили отступать после Бородина, отчего решили сдать Москву, как вышли из положения: обо всём подробно, невзирая на художественность «Войны и мира». Кажется, Толстой забыл для чего он пишет свою книгу, вновь и вновь подменяя понимание общей проблемы своими личными представлениями. Только читателю гораздо интереснее другое, отчего Наполеон не пошёл на Санкт-Петербург, взятие которого было бы более важным для его армии. Красные стены Кремля не могли послужить образом тряпки для быка, чьи мысли и желания направлены именно на реальный шанс захватить древнюю столицу России, богатой храмами. Толстой невольно желает реабилитировать Наполеона перед самим собой, чьи войска накануне марш-броска на Россию потерпели сокрушительное поражение от Испании, не сумев одолеть не самого грозного противника. Перед читателем не раз будет представать образ Наполеона, а также мысли французского императора, за которого решит мыслить Лев Толстой, проявив таким образом смелость. Привыкший всё детально описывать, Толстой не допустит оставить читателя в неведении касательно фигуры великого человека, в конце-концов нагнав такую скуку, когда уже не имеет никакого значения то, чем именно занимался Наполеон в ссылке, якобы думая о причинах, приведших его политические достижения к полному краху.

Что именно привлекает в «Войне и мире», так это те слова Толстого, в которых он даёт понимание бессмысленности человеческой агрессии. Если всё изначально определено, а продолжение политики в виде войны всё равно приводит к горю и частичному переделу границ между государствами, то стоит ради всего этого нарушать спокойный уклад жизни? Можно с этим утверждением согласиться: идеи Толстого о всеобщем благе и возможности противопоставить любой угрозе мирное решение проблемы — хорошо известны читателю. Позже ярким последователем этих идей станет Махатма Ганди и ряд других политических деятелей, чьи «бескровные» революции позволили добиться желаемого результата. Однако, опять же, это всё трудно осмысливать в рамках короткого размышления над прочитанной книгой, где автор лишь ближе к концу произведения решает подвести подобный итог, вызывая у читателя очередное недоумение. Почему Толстой столь увлекательно давал сухие отчёты о боях, если всё должно решаться мирными способами? Почему персонажи «Войны и мира» более агрессивны, нежели действительно преследуют те цели, о которых Толстой с жаром рассказывал, давая образ определённого деятельного масона? Или Толстой сам был масоном, что сокрушался над невозможностью реализовать замыслы в виду использования тайной организации в угоду личного роста его членов, пользующихся связями входящих в неё влиятельных людей?

Большое полотно непростого времени, перегруженное размышлениями Льва Толстого, где мир не может существовать без войны, а война питается плодами мирного времени. Осталось поговорить о цикличности исторических процессов, но Толстой их обошёл вниманием — обойду и я.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Александр Дюма «Две Дианы» (1846)

Главный постулат гугенотов — Бог любит людей, которые успешны и умеют зарабатывать деньги. Можно бесконечно рассуждать на данную тему, но делать этого не следует, поскольку французы сказали всё за нас, и говорили это на протяжении многих веков, покуда Францию сотрясали войны между гугенотами и католиками, которые не могли поделить власть при практически одинаковых требованиях. Всем должно быть понятно, что религия — это один из инструментов воздействия на людей; всё остальное при этом не имеет никакого значения. Главное результат! Александр Дюма никогда не писал для души, полностью отдав свои таланты на переписывание исторических моментов, коренным образом их перерабатывая и выдавая в прямо таки дурном свете. У неподготовленного человека может сложиться неправильное отношение к реальным историческим лицам, которое будет очень трудно из себя вытравить. Рано или поздно к читателю приходит осознание, что добрая часть любой книги Дюма — это фальшь. «Две Дианы» встают глыбой над всем творчеством французского классика, ставя проблему переписывания истории ребром, поскольку нигде и никогда Дюма не менял всё так кардинально, как ему пришлось поступить с событиями, затрагивающими начало главной религиозной войны Франции, разделившей общество на две части.

Достаточно простого анализа, чтобы сюжет «Двух Диан» рассыпался в прах. Дюма утверждает, что главный герой не знал своих родителей, был обвенчан на такой же безродной сироте, а потом они оба узнали о своём завидном происхождении: всё из разряда фальши переходит в фарс, а то и просто в сказку для подростков, привыкших видеть в окружающем мире множество скрытых возможностей, что становятся доступными по мере взросления. Вот и стремится молодёжь быть похожей на взрослых, тайно мечтая самостоятельно строить свою жизнь, где не будет места чьим-то нотациям, а люди будут выступать только в качестве гаранта твоего благополучия. К сожалению, столкновение с реальностью разобьёт все мечты на мелкие осколки, от которых поранится в первую очередь будущий взрослый, и только потом его близкие, знакомые и самые лучшие друзья. Разумеется, такого просто не может быть в книгах Дюма. Конечно, взросление наступает, но для Дюма оно начинается не ранее тридцати лет, тогда как для современников французского классика — этот возраст воспринимался в виде нежданно подкравшейся старости.

Молодой человек у Дюма — это всегда молодой человек: не подросток и не ребёнок, сколько бы лет ему не было. И в девять лет молодой человек способен рассуждать и поступать будто ему уже есть все двадцать. И не важно, молодой человек при этом девушка или юноша, у всех у них в голове опилки, а мозг просто не способен мыслить иным образом, нежели как у жаждущего приключений организма. Нелегко понять мотивы поведения Дианы, когда она в весьма юном возрасте решает порвать с суженным, предпочтя ему другого, чтобы моментально стать вдовой. Эмансипация — скажет читатель, — отныне мыслить нужно не иначе, словно ты уже взрослый. Позвольте, Александр, — ответит критик, — а вас не смущает, что слишком быстро сменяется палитра чувств у главных героев, то готовых на всё ради любви, то уподобляющихся лысым брёвнам, в чей сердцевине жук-древоточец задел новую струну, отчего привязанность навсегда уходит в прошлое? Дюма в задумчивости напишет новый роман, никого не спрашивая: выпуски его произведений покупают, они пользуются спросом, а значит нужно древесину перерабатывать в картон, если не в туалетную бумагу, исписывая свою ручку, перо Маке и прочих литературных работников, чьими силами создавался тот нереальный пласт художественной литературы, размаху которого можно позавидовать.

Описываемые в «Двух Дианах» события не только далеки от реальности, они к тому же пересекаются с другими происшествиями, имевшими место во французской истории. Если бы это было в равной степени близко по духу, но ведь Дюма тщательно изменяет абсолютно всё, подгоняя каждую деталь прошлого под заданный им шаблонный сюжет. И ведь не так важно, были ли вообще в реальности знакомы главные герои, не говоря уже о каких-либо тёплых чувствах между ними; когда более важно, что Дюма всё больше осваивается в писательском мастерстве, чаще концентрируясь на описании сцен, нежели двигая повествование вперёд. Опытный читатель тщательно фильтрует внутри себя любые отхождения Дюма от повествования, поскольку в них ещё больше вымысла, чем в самих исторических событиях. Кто в лес. кто по дрова — гласит народная мудрость. И к Дюма она имеет прямое отношение. Казалось бы, ловко удалось Дюма вплести в одну канву истории разного плана, раздув объём книги — только нужно либо читать Дюма и не интересоваться французской историей, либо забыть о Дюма, сосредоточившись на хрониках… из которых Дюма и черпал вдохновение, не брезгуя мемуарами и всей доступной ему литературой, способной взорвать воображение, перестроив исторически верное на романтично-художественно-желаемое.

«Две Дианы» — это история о начале заката династии Валуа. Можно узнать любопытные детали, опускаемые в учебниках, но не нужно забывать о предвзятости Дюма, под чьим взглядом должна гореть бумага, но отчего-то зажигаются сердца молодых людей, и без того готовых на любые безумства во имя первой любви.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Лев Толстой «Анна Каренина» (1878)

А что собственно делать людям, когда им заняться нечем? От скуки можно удавиться, от пустого времяпровождения недолго застрелиться. Художественная литература всегда описывала и всегда будет описывать настоящее и выдуманное, исходя из лживых представлений о реальности. Достаточно посмотреть на собственную жизнь, чтобы увидеть в поведении книжных героев много несоответствий. И ладно бы опускалась туалетная тема, которая всё равно является важной: действительно душу героев так сильно беспокоят коммунистические взгляды или желание молодёжи выбирать супругов самостоятельно без участия взрослых? А может просто почти каждый персонаж по своей сути тунеядец, не склонный к выполнению работы, существуя вне системы, обходя действительно ключевые моменты. Понятно, что автору проще взять какой-то конкретный отрезок времени героев, отталкиваясь именно от него. Но, чаще всего, герои просто не задумываются о необходимости прилагать усилия к существованию, не вдыхая воздух для дыхания и не питаясь сохранения энергии ради, живя мыслями и поступками. Это главный подводный камень художественной литературы, встающий перед читателем непреодолимым препятствием, легко закрывающий глаза на действительно важные детали, отдавая предпочтение движению слов без учёта изначального импульса. Автор всегда будет прав, просто по той причине, что он будет прав всегда, порождая за тавтологией увлекательную историю.

Русскому дворянству можно простить многое. В первую очередь, оно никому ничем не обязано, существуя в XIX веке на правах превалирующего сословия, безбедно существуя, предаваясь танцам на бесконечных раутах, создаваемых специально для обеспечения досуга, лишь бы не скучать. Болезненно в обществе воспринимаются измены супругов, но они являются важной составляющей разговоров, поэтому обойтись в жизни без приключений на любовном фронте просто невозможно, а чаще всего будет являться верхом наглости. Каждый светский человек всегда будет думать о самоубийстве, как о важном источнике последующих сплетен, особенно, если удаётся выжить, краснея и закрывая глаза рукой при очередном напоминании. Что вы, что вы, господа и дамы, я просто не мог иначе, вы же меня понимаете, дамы и господа; при ярком солнечном свете, да при вёдре на дворе, просто надо было стреляться, а если не за поруганную честь, то за право сохранить лицо, дабы вы на меня вот так сейчас не смотрели, но в последнюю секунду рука дрогнула: пришло понимание необходимости продолжать жить, ваш лик пленил мою душу именно тогда, когда рука потянулась завязывать узел на шнурке; а как ваш муж, его, я понимаю, схватил удар после вашего появления на прошлом рауте с неким молодым человеком? Во-вторых, русское дворянство — нужный пласт населения, необходимый для управления делами ниже их стоящих по положению. Пускай, Пётр Первый хотел помещиков сделать посредниками между царём и крестьянами, по недомыслию создав национальную трагедию, лишив крестьян последнего шанса на свободу, но только в редких книгах русских классиков встречается тема непосредственного влияния дворян на крестьян.

Лев Толстой строит повествование «Анны Карениной» через диалоги, позволяя читателю ощутить именно тот дух, которым живёт дворянство, привыкшее не закрывать рот, излагая мысли вслух непрекращающимся потоком. Казалось бы, дамам надо заниматься рукоделием, чтобы быть подобными английским леди, не выпускавшим из рук вязания. Однако, дамы в Российской Империи привыкли больше следить за поведением окружающих, сообщая другим о чьём-то дурном поведении. Тут и до измены недалеко, развлекая себя и давая повод другим поговорить. Устоявшаяся традиция при этом отчего-то воспринимается светским обществом скорее негативно, особенно при желании супругов разойтись, но не имеющих возможности для осуществления подобной идеи, наталкиваясь на сложившиеся гражданские и религиозные порядки, не одобряющие разводов. Обойтись без кривотолков позволяет только взаимная измена. хотя бы на словах, но не все могут позволить себе быть в центре подобных разговоров, сведя всё в итоге к самоубийству, невольно всё-таки заставляя людей говорить о себе. Замкнутый круг избавления от скуки вновь и вновь подводит на взаимосвязанные друг с другом измены и самоубийства, чем читателя потчует Лев Толстой, не забывая в очередной раз заставить героев снова и снова наступать на грабли.

На одних диалогах крупное произведение не напишешь, поскольку светские темы очень быстро заканчиваются, воспроизводя себя во время следующего раута, только с другими именами. Лев Толстой регулярно отправляет героев на охоту, а то и заставляет их косить траву с крестьянами или интересоваться процессом родов и секретами воспитания детей, предлагая читателю ознакомиться с мельчайшими деталями, более призванными показать быт русского человека, нежели добавить что-то важное в сюжет. Граф расписывает ручку, иначе читатель не назовёт те моменты книги, где герой участвует в скачках, едва ли не отсчитывая каждый шаг лошади, да все волоски в ноздрях соперничающих кобыл; или уход за умирающим родственником, то приходящего в сознание, то его теряющего; или полный набор танцев от вальса и кадрили до мазурки; или разговоры с художником об его искусстве; подобного в «Анне Карениной» чрезмерно много. Кто-то находит в этом прелесть и радостно внимает автору, а кто-то просто перелистывает, благодаря Толстого за важный вклад в сохранение понятия важности уклада жизни русского человека, что в далёком будущем будут с интересом читать на Марсе марсиане, взирая на Венеру через пространство некогда существовавшей планеты Земля, самоубившейся вследствие измены космического сообщества.

Во многом, Лев Толстой вложил в книгу личную философию, наделив ей не только собственное альтер-эго Лёвина, но и щедро одаривая остальных героев, имевших настоящих прототипов, а то и нескольких, на основании которых Толстой и создавал повествование, ничего особо не придумывая. Если на секунду задуматься, да вспомнить самые важные моменты жизни каждого персонажа, то не всегда до такого можно дойти своим умом, где-то это больше походит на ход мыслей маньяка. Толстой показывает не только влияние роста политических противоречий, усиливающихся во всём мире, связанных с ростом возможного преобладания социалистических воззрений над сложившимся укладом. Может именно поэтому Толстой делится с читателем идеями славянофильства, отправляя героев на село, заставляя читателя сочувствовать крестьянам, изнывающим от барской воли, являющихся при этом чем-то вроде американских чёрных рабов, точно также предпочитающих увиливать от работы, доводя барина до разорения, но стремясь облегчить свою жизнь до максимальной степени, отчего язык никогда не повернётся закрепощённых людей называть ленивыми — они живут по своим понятиям, и им некогда думать о своей жизни, находя больше радости прилечь на стог сена, спрятавшись от помещика, нежели усиленно махать косой.

О лени русского человека можно сложить трактат. Но не надо торопиться. Лев Толстой это уже сделал, предложив в «Анне Карениной» не только самобытную лень крестьянина, но и показав безалаберность высшего света. Можно согласиться, что вышеприведённый текст и без того служит уже громадным подспорьем к подобному заявлению. Однако, стоит обозначить ещё ряд моментов. Некоторые герои «Анны Карениной» видят смысл жизни только в заботе о собственном существовании. И, вроде понятно, если одному хочется иметь верную жену, во всём поддерживающую мужа, оберегая того от сердечных переживаний, то непонятно, когда другому больше нравится подсчитывать собственные финансы, облегчая себе существование, ибо надо заработанное жалованье не прокутить на очередную даму и не спустить на бегах, а грамотно прожить до следующей получки в новом году. При этом Толстой не приводит примеров поступления свежих финансов в карманы героев, даже военного человека уберегая от службы, предоставляя ему возможность спокойно ходить на рауты и уводить от мужей их жён, доводя общественность до истерики и слёз дам, косо смотрящих именно на неблаговерных жён, отчего те тоже начинают задумываться над вариантами самоубийства, вроде принятия большой дозы опиатов, либо упасть на колени между колёс товарного вагона, дабы шокировать всех наиболее ярким способом, далёким от тривиального.

Другой важной проблемой высшего общества является склонность ко всему французскому, вплоть до воспитания детей в далёком от русского человека понимании родной культуры, создавая достойное себя продолжение. Русский ли тот, кто с рождения говорит на французском языке, мечтая жить на манер европейцев и при этом остаётся далёким от всего этого? Льва Толстого очень беспокоит данное положение дел. Не зря ведь Толстой подобно Лёвину любил косить самостоятельно, а детям своим он наверное никогда не сказал ни одного французского слова, заставив их уважать культуру того народа, который их кормит и ни в чём не уступает, кроме исторически сложившихся обстоятельств, заставивших сформировать далеко не тот образ для следующих поколений, подменив собой длительный отрезок вольной независимой жизни кратким мигом порабощения. Но для понимания этого надо глубоко изучать историю, либо читать правильную литературу, которой практически не существует.

— Поезд тронулся, господа и дамы: держитесь за поручни, посещайте вагон-ресторан, туалет будет открыт сразу после пересечения границы населённого пункта.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Эрих Мария Ремарк «Тени в раю» (1971)

Америка — страна счастья. Причём, счастья не в обыкновенном понимании, а в виде некоего образа, к которому нужно стремиться. В Америке никто не задумывается над завтрашним днём, отдавая предпочтение краткости текущего момента. Там живут другие люди, для которых всё выглядит иначе. Культурная изоляция от мира позволила сформироваться уникальному обществу, воспитавшему себя по своему усмотрению. Но было ли до всего этого дело эмигрантам из воюющей Европы, убегающих не от самой войны, а от того, что людей давно перестали считать за людей. Мир рушится, и где-то за океаном существует страна, позволяющая любому чувствовать себя там в меру вольным человеком, что забыл ужасы скитаний от одной границы до другой, желая лишь обрести твёрдую почву под ногами. «Тени в раю» встречают читателя самым последним шагом к обретению обетованной земли, когда за спиной останется ужас прошлого, а впереди наконец-то появится надежда на спокойное будущее.

Главный герой «Теней в раю» — это идеализированный немец, презирающий нацистов, обладающий пытливым умом и не имеющий никаких целей в жизни, утраченных давным-давно вместе с иллюзиями. Куда может податься человек, полностью лишённый семьи, не обладающий ничем, что могло бы пригодиться в новой стране? Он не говорит на английском языке, поэтому ему не суждено стать таким же журналистом, каким он был в Германии. Остаётся перебиваться случайными заработками. При всём уважении к Ремарку, но читатель лишь на первых порах прощает все огрехи сюжета, каждый раз поднимая руку, пытаясь возразить. Можно ли стать гениальным искусствоведом, если за твоими плечами только два года пребывания в брюссельском музее, где была возможность изучать картины каждую ночь, покуда за стенами здания проходили немецкие войска, поставив твоё существование на грань между жизнью и смертью. В такой ситуации обычно трясутся в страхе от каждого шороха, либо постепенно сходят с ума. Стоит ли говорить, что Ремарк создал для книги идеального американца, наделённого той железной хваткой и беспринципностью, без которых невозможно выжить в жестоком мире коммерции. И ведь не картинами приходится заниматься главному герою, а древними китайскими статуэтками, оценивая их на возможность подделки и устанавливая конечную цену. Индустрия культуры поставлена на поток — и Ремарк с удовольствием описывает каждый пункт игры на человеческих эмоциях.

Также трудно осознавать Голливуд времён Второй Мировой войны. Действительно ли всё было так, как это представляет Ремарк? Настолько американцы были далёкими от происходящих на планете событий? Или Ремарк слишком мягко подходит к повествованию, выдавая фобии главного героя, обыгрывая на их основании некоторые аспекты. Мир шоу-бизнеса имеет свои чёткие рамки для создания успешного продукта, с которыми нужно считаться, если не желаешь утонуть. В своём большинстве публика нуждается в развлечениях: только так и никак иначе. Если что-то не устраивает, то твой продукт не будет приносить прибыль. К сожалению, Ремарк рассказывал, отталкиваясь от представлений главного героя, зацикленного на собственных воспоминаниях, имеющего желание их преодолеть, но смотрящего на мир однозначным взглядом, не допускающим никаких возражений.

Можно ли как-нибудь перебороть ощущение приниженности, чтобы утратить понимание себя в статусе тени человека? В раю существуют свои собственные порядки, когда принято улыбаться при любых неблагоприятных обстоятельствах, а от проявлений старости избавляться при первой возможности. Трудно понять, кто именно смотрит на мир через розовые очки — счастливые люди, не знающие бед, или главный герой, старающийся держаться подальше от наивности окружения? Ремарк создаёт мир, далёкий от реальности. Настолько ли правдиво им изображается Америка, имеющая не так много позитивных моментов, а количество отрицательных черт просто зашкаливает. О многом Ремарк не договаривает, если он действительно хотел об этом говорить. Лучшим выходом для отображения переживаний главного героя стало погружение его в мир богемы, дав в качестве любимой девушки чуть ли не русскую княгиню, в качестве работодателя — успешного дельца, в качестве клиентов — миллионеров, в качестве друзей — рефлексирующих субъектов. На фоне успешных людей, эмигранты просто не могут выглядеть хорошо, а их проблемы становятся очень болезненными для восприятия, давя на совесть читателя и заставляя переживать страданиям других. Вот самоубийство одного, вот самоубийство другого — что-то неладное творится в раю Ремарка, либо Ремарк не с той стороны смотрел на Америку, наделив её статусом чрезвычайной важности оазиса в убивающей жаркой пустыне.

Портит рай только отсутствие двух моментов: нет проституток и общественных туалетов на каждом шагу. Осознание этого факта очень точит мозг главного героя, находящего в этом рост неврозов среди рядовых американцев, в отличии от французов, справляющих обе надобности при возникновении подобной необходимости. Но не сказать, чтобы главный герой испытывал нужду облегчиться или завести с какой-нибудь девушкой любовную связь: он слишком далёк от всего этого, полностью сконцентрированный на воспоминаниях, не видя перспектив. Впрочем, ему ещё повезло, что никто из американцев не помыкал его за то, что он немец. Хотя, о подобном американские писатели никогда не молчали, отражая тяжёлый эмоциональный фон даже тех немцев, что уехали из Германии давным-давно; на них косились коллеги, их чурались на улице. Всё это неведомо главному герою, пребывающему в том образе, который создал Ремарк для Голливуда, где немецкая униформа и концлагерь — это лишь сцена из фильма, скорее фантастического, нежели имеющего место быть на самом деле.

Не тени в раю, нет рая для теней, а есть идеализация Ремарком воспоминаний. Может действительно Обетованная земля… но римляне стёрли её навсегда, а понимание рая осталось. Только рай у каждого свой.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Габриэль Гарсиа Маркес «Любовь во время чумы» (1985)

Слышите? Дует ветер. Да, дует ветер, но прислушайтесь повнимательнее. Не слышите? Свист?! Определённо, свист. А откуда свист? Это свистит грыжа мошонки. Грыжа мошонки? Конечно. Но разве может грыжа мошонки свистеть? Поверьте, у Маркеса не только может грыжа мошонки свистеть: у него своеобразное чувство «магического реализма», порождающее дикие образы, которые разнятся от книги к книге.

Всегда трудно писать книгу. Особенно, если писать книгу хорошую. Для такой книги нужен сюжет, необходимо большое количество слов, да какая-то важная идея. Для Маркеса в очередной книге всё сошлось вокруг любви, пронесённой сквозь года, ставшей для главных героев самым главным чувством, не утратившим значения и в глубокой старости. Не стоит воспринимать жизненный путь каждого из них с какой-либо осуждающей стороны — может просто мы не очень понимаем особенности жителей Южной Америки, живущих совсем в другом психологическом климате — они окружены иными проблемами, своеобразными заботами и придерживаются другой модели поведения. Только — вот только… Южная Америка известна всему миру фанатичной приверженностью к католической церкви, чьи позиции — если судить по книгам Маркеса — в Колумбии наиболее слабы. Вполне может быть и так, что запретный плод всегда сладок, а это легко порождает в думах людей затабуированные желания, которые Маркес открыто изложил на бумаге.

Любовь во время холеры — таково название на всех языках мира, кроме русского. Холеры в книге нет. Любви в книге нет. Есть быстро летящая жизнь. Есть множество случайных связей. Есть романтическая привязка к юношеской любви. Более в книге нет ничего: лишь дикие ассоциации Маркеса позволяют разбавить чтение короткими усмешками, возникающими в виде ответной реакции на несусветную глупость, лишённую реальной привязки к действительности. Неужели конская струя обладает мощным воздействием на стенки унитаза и так ли приятно делать друг другу клизмы на старости лет, достигая таким образом высшей точки удовольствия? Безусловно, стимулирование простаты доставляет удовольствие мужчинам, способным получить его и без задействования иных органов, только не обязательно для этого прибегать к сомнительного вида процедурам. Надо относиться ко всему гораздо спокойнее, растаскивая слова Маркеса на афоризмы, не имеющие никакого отношения к жизни.

Симптомы у любви и холеры одинаковые? Вполне может быть и так. Редко какой писатель не старался сравнить любовь с разными заболеваниями, не заботясь о достоверности. Если во времена Льва Толстого принять страдания от любви можно было за туберкулёз, то, учитывая уровень медицины XIX века, это неудивительно. Но Маркес жил в наше время, и уж ему-то должно быть хорошо известно, что холера — это болезнь грязных рук, возникающая среди социально незащищённой части населения. Кроме того, холере присуще бесконтрольное неудержимое излитие жидкости, что больше характерно для волнительных моментов, но не для любовных мук. Всё это, на самом деле, лишь дождевая вода на побережье, выпавшая во славу корабля, капитан которого решился вывесить флаг опасного заболевания, что позволяет ему уходить от досмотра таможенников, провозя любую контрабанду, даже в виде любви. Почему бы и нет. Любовь действительно будет во время холеры, но в самый короткий миг, порождая мучительные позывы сделать очередную клизму, пытаясь вызвать хоть какое-то подобие искомого заболевания.

Стоит признаться самому себе, что между поздним Маркесом и Маркесом ранним можно поставить знак равенства. Замечательный стиль нобелевского лауреата увидел свет благодаря сумбурным невообразимо-непонятным литературным стараниям, после чего всё стало возвращаться в исходную точку. Заматеревшему писателю не так просто растратить весь талант, поэтому в повествовании ещё остаются нотки разумности, плавающие подобно продуктам жизнедеятельности той птицы, что случайно обронила их на влюблённых в момент первого зрительного контакта. А дальше всё стало плавать… и плавало, и не тонуло. Как тут не закончить последним словом полковника, которому никто не писал?!

Автор: Константин Трунин

» Read more

Александр Островский «Гроза» (1859)

Находясь в замкнутом пространстве и не имея возможности найти выход из сложившейся модели поведения, ощущая диссонанс гармоничного восприятия мира, находясь в окружении отрицательно относящихся к тебе людей, являясь при этом молодым человеком, что всем чем-то обязан, а у самого нет ни капли самоуважения, лишь кровь кипит, да порывисто вырывается воздух во время стремительных выдохов от возмущения при выслушивании чужих нотаций. Прощаясь с мужем, устраивай концерт: падай ему в ноги, вой белугой несколько дней кряду, показывай соседям идеал верной жены. Всё это было так недавно, но и очень давно. В голове не укладывается стремление общества сохранять старые традиции, от которых постепенно происходит отдаление, заменяя их на новые, но всегда есть кто-то, желающий вернуть всё назад. И пока в конфликте поколений ломаются копья, а модель поведения в виду скромности главной героини стремится сохранять равновесие между желанием уйти в себя и желанием быть верной женой — не следует ожидать улучшения ситуации. Кем-то заведённые порядки обязательно имеют разные нюансы каждое поколение, лишь человек остаётся человеком.

Островский показывает читателю один из тех городов, быт которых так мил русским писателям, и где они черпают вдохновение. Не надо далеко ходить за сюжетами, достаточно заглянуть к соседям, наблюдая разворачивающееся на твоих глазах батальное полотно из попытки создать ладный вид на фоне военной конфронтации. Если присмотреться повнимательнее, да откинуть любезности, сразу замечаешь несоответствие в улыбках и напряжённом выражении лиц. В каждой семье своё собственное несчастье, из этого и следует исходить, когда перед тобой возникает фигура Катерины: слабовольной девушки с частыми попытками совершить суицид на фоне острых переживаний. Главная героиня ещё в детстве чуть не уплыла в лодке, благо её быстро нашли. Были и другие аналогичные моменты, о которых Островский не стал распространяться. Всё повествование «Грозы» наполнено переживаниями Катерины, видящей во всём тайные знаки, пребывающей в сомнениях и являющейся слишком мнительным человеком, что видит в смерти избавление от всех мук. Ничего нового в образе Катерины нет — таковы многие молодые девушки с формирующейся психикой, для которых важным моментом при общении является попытка запугать собеседников самым печальным исходом, если что-то пойдёт не по сценарию. Можно броситься в слёзы, либо порезать вены или наглотаться таблеток, показывая таким образом не уход в депрессию, а лишь играя на публику, часто имитируя обмороки. Видеть в поведении Катерины нечто особенное нет нужны — она была поставлена в такие условия, где бежать было некуда, пойти против общества затруднительно, а продолжать жить — бессмысленно: такой взгляд также присущ молодым людям, не воспринимающих жизнь во всей полноте в виду малого количества опыта и не имеющих важных сдерживающих факторов, ради которых следует продолжать существование. Проще бросить якорь в море, привязав себя к кромке цепи, уходя на глубь, нежели пытаться оставить после себя хоть что-нибудь.

Ситуация усугубляется строгой свекровью, действительно сворачивающей кровь, и мужем, испытывающим огромное желание убежать от матери к друзьям, где погулять в своё удовольствие, отдохнув душой и телом. Если сын не может терпеть мать, найдя для себя лучшим средством молчаливое поддакивание всем капризам, что говорить о его жене, живущей в доме на птичьих правах, выслушивая каждый день претензии. Катерина в такой семье ничем не лучше Золушки, ей остаётся ждать принца на белом коне или на корабле с алыми парусами. Мечта остаётся мечтой… и она не должна осуществляться. Лишь в сказке всё заканчивается хорошо, «Гроза» же является драматическим произведением, в должной мере хоть как-то отражающим жизнь. Островский выводит всё из под контроля, вводя в повествование молодого человека, что вторгается в чужую семью, не имея никаких иных желаний, кроме возможности воспылать любовью и хорошо провести несколько дней. Как бы не показывал Островский взаимную любовь и свойственные ей метания, но он не даёт никому никаких надежд, заполняя действие таким образом, чтобы каждый почувствовал себя виноватым.

Есть в «Грозе» ощущение новаторства, веющее эпохой перемен. Не в то время жила Катерина, не там искала счастье и не с теми людьми её свела судьба. Краткий отрезок жизни получился трагичным, а героиня вела себя именно так, как немного погодя станут вести себя женщины вообще, становясь независимыми от мужчин, умеющих извлечь пользу из любого дела. Женщины это умели всегда, но не во всех моментах они могли чувствовать себя свободно, наталкиваясь на сложившиеся традиции общества, трактующие твоё поведение однобоко, не допуская перегибов. Конечно, свекровь Катерины всплывает надо всем могучим титаном, чьё слово имеет решающее значение, но тут уже другая ситуация, более связанная с христианской нормой, обязывающей почитать мать. Читатель не зря следит за творческими муками участвующего в пьесе изобретателя, желающего собрать вечный двигатель, но не имеющего для этого средств, всё это и говорит за то, что в скором времени революция произойдёт и в этих местах — не только техническая, но мировоззренческая. Гроза происходит слишком рано, усугубляя внутренние переживания главной героини, не допуская изменений в сложившуюся заранее безвыходную ситуацию.

Читателю не стоит во всем доверять автору, который мог представить далеко не тот финал, что случился. Расследования никто не проводил, но падающее с большой высоты тело, да падающее на камни и имеющее крохотную, едва заметную, метку на голове — это уже само по себе подозрительно. Не пугает автор проломленным черепом, и не даёт совершить полный осмотр тела, и в одностороннем порядке предлагает самую очевидную версию произошедших событий. Если постараться развернуть всю историю с конца в начало, то не Катерина сделала решающий шаг и не гроза оказалась во всём виноватой, а кто-то решил разрешить дело наиболее быстрым способом, наслушавшись мыслей о самоубийстве героини, решив ей помочь сделать этот шаг. Может быть таким человеком стала сестра мужа Варвара… но что произошло на самом деле — тайна.

Хороший шанс создать детектив с расследованием. Мэтры отечественного детективного жанра, принимайте идею для реализации.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Эрих Мария Ремарк «Чёрный обелиск» (1956)

«Чёрный обелиск» — это больше автобиография, исполненная в виде художественной обработки, нежели взятый из личных переживаний автора сюжет. Маститая фигура Ремарка давно вознеслась над безликой массой так называемых писателей, чья жизненная цель состоит в трате бумаги, не несущей никакой смысловой нагрузки; Ремарк блестяще выглядит на фоне заслуженных авторов, каждому из них отведено место в сердце читателя, где Ремарк отвечает за страдания души. В литературе не так уж много примеров, когда представляется уникальная возможность понять автора без лишних биографий и людей, что в них пытаются разобраться. «Чёрный обелиск» охватывает отрезок от окончания войны до начала журналисткой деятельности, когда Ремарк подрабатывал продавцом надгробий и был органистом в психиатрической клинике: всё это оставило отпечаток на авторе не менее сильный, нежели Первая Мировая война. Когда перед писателем встал вопрос о выборе сюжета для новой книги после сдачи в печать «Времени жить и времени умирать», где тема ужасов войны была показана в очередной раз, а снова говорить о выгнанных политическим режимом из Германии людях больше не было сил, тогда Ремарк взял за основу небольшой фрагмент, решив его превратить в полноценный роман.

К удивлению читателя, «Чёрный обелиск» — это бесконечная история в духе Ремарка, но не имеющая в себе повторяющихся элементов. Да, герои кажутся точно такими же. Девушка главного героя по-прежнему страдает недугом, наивна как ребёнок и её любовь — желание расстаться с одиночеством; только вместо физических дефектов для читателя заготовлено душевное заболевание, о котором Ремарк будет долго размышлять, предлагая свои способы лечения, вплоть до эвтаназии, постоянно переосмысливая подход к людям, чьё мировосприятие отлично от нашего. С одной стороны — общество ничего для душевнобольных сделать не может, с другой — нет гарантий, что именно мы смотрим на мир правильно. Стоит предположить, Ремарк действительно мог общаться в психиатрической клинике с пациентам, (возможно) вплоть до любовных увлечений: слишком идеализирует он свои ощущения, не давая конкретной картины заболевания, выставляя на суд читателя девушку с небольшими отклонениями между несколькими личностями, не желающими ужиться в одном теле, что со стороны кажется слишком поверхностным подходом к изучению проблемы. Но Ремарк просто делится переживаниями юности, не стремясь прослыть знатоком среди психиатров — созерцание и так давит на него всей тяжестью среди и без того тяжёлых дней.

Сам главный герой — это всё тот же парень, чьи порывы знакомы читателю слишком хорошо. Они не сильно изменились со времени «На западном фронте без перемен», пока главный герой вместе с «Тремя товарищами» пытался разобраться в разваливающемся мире, погружаясь всё больше в атмосферу декаданса, чтобы потом скитаться по послевоенной Европе в поисках своего угла, переходя границу за границей, дабы «Возлюбить ближнего своего» и сразу следом взирать на «Триумфальную арку» без осознания каких-либо перспектив в мире, выкинувшем тебя на свалку истории, покуда не грянет война, чтобы снова настало «Время жить и время умирать». Теперь пришла пора вспомнить прожитые дни, стараясь выжить в мире гиперинфляции, чтобы позже показать блеск возрождающейся Европы под шум гоночных моторов и под звон бокалов с Дом Периньон, когда безусловно «Жизнь взаймы».

Каждый человек в «Чёрном обелиске» — это именно человек, всем Ремарк даёт вторую жизнь. Никто из них не знает, как сложится судьба в этом странном мире, где всё начинается с тридцати тысяч марок за доллар, а к концу книги цена доллара достигает миллиарды марок. В таком мире просто невозможно существовать, отчего многие заканчивают жизнь самоубийством. Хорошо, если ты работоспособный, имеющий все возможности добыть себе пропитание. Но если ты на пенсии или не можешь работать, тогда стоит ждать голодную смерть, с чем многие не соглашаются, предпочитая досрочно прекратить свои мучения. Каждый герой книги заглядывает в светлое довоенное прошлое, желая вернуть тех умных людей, при которых страна процветала. Ремарку такое до боли противно — он безапелляционно заявляется, что именно то правительство считало себя слишком важным, чтобы толкнуть Германию к развалу, надеясь извлечь выгоду из войны. Стоит более внимательнее приглядываться к голубым тонам неба и к зелёным оттенкам травы, имея нужные пробники, чтобы сказать какое молоко действительно вкуснее — нет простых решений в постоянно меняющемся мире.

Главный герой «Чёрного обелиска» не заглядывает вперёд, не имея никаких представлений о будущем. Только к концу книги Ремарк скажет о том, как сложилась жизнь каждого. Но до того момента читателю предстоит на себе лично почувствовать все прелести разваливающейся экономики, где каждый играет на повышение, а о понижении может только мечтать. Удивительно, что герои Ремарка мало употребляют алкоголь: наверное, им совсем не до него. Хотя, некоторый упор сделан на водку, приведённую в качестве приятного бонуса для развлечения, когда одно из действующих лиц может на вкус определить точное её происхождение. И ведь никто не спивается, исправно выполняя свою гражданскую функцию, поддерживая оптимистичный настрой среди своего окружения. На этом фоне перед читателем всё больше вырастает фигура Гитлера, которая ещё до прихода к власти стала получать всё больше влияния, чьи предлагаемые методы на фоне общего упадка воспринимались людьми с крайним воодушевлением. В такое время, когда каждый пятый лез в петлю, в душу людей могло проникнуть только обещание самых решительных действий, способных возродить очередной германский рейх, на этот раз третий по счёту.

Если в «Трёх товарищах» очень хорошо показываются чувства людей, отрицающих саму возможность лучшей жизни, ожидая всё большего ухудшения дел, то «Чёрный обелиск» дышит верой и надеждой на скорое исправление ситуации. Ремарк описывает утрату патриотизма, заставляя людей негативно относиться к хранителям старого порядка, сжигая флаги и убивая тех, кто за флаг готов погибнуть. Германия в руинах, но Германия готова встать на ноги снова. В непростой среде разворачивается сюжет книги. Остаётся бежать, но бежать не возникает желания. Что-то обязательно произойдёт. Только лишь спустя десятилетия понимаешь всё горе и отчаяние людей, сравнивая с собственным благополучием. Впрочем, нынешнее благополучие тоже шаткое явление. История циклична… и любой подъём всегда заканчивается падением.

Весьма остро задевает Ремарк тему религии и бога. Ремарк смотрит на это не с позиции верующих, а старается взглянуть на паству глазами создателя. Легко понять мысли человека, молящегося за успех мероприятия, особенного военного. Только не может бог встать на чью-то сторону, если что-то не могут поделить между собой нации, обе в него истово верующие. После того, как высший разум от тебя отворачивается, то должен возникнуть конфликт с ним. Почему его не происходит, а вера остаётся всё также сильна? Если человек создан по образу и подобию божиему, то отчего бог не удостаивается порицания? Ремарк будет поднимать один вопрос за другим, заранее понимая бессмысленность любых рассуждений. Редкий читатель причислит бога к отличному поводу для загадок софистов, больше читателей примут слова автора за само собой разумеющийся ход мыслей в голове каждого из нас.

Кажется, продавать ритуальные услуги — всегда будет выгодно. Но были времена, когда даже такое прибыльное дело не давало надежды для уверенности в завтрашнем дне; и надо помнить, что чувство собственной важности и вседозволенности рано или поздно доведёт мир до хаоса снова.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Чарльз Диккенс «Холодный дом» (1853)

Главный герой Диккенса просто обязан пройти в своём жизненном пути через пансион, без этого у Диккенса не будет клеиться повествование. Совершенно неважно, чем жил человек до пансиона, чем он будет жить после пансиона; главное — это любыми путями заставить главного героя поступить в пансион. Желательно при это лишить человека всего, посулив доверчивому читателю множество бед для хорошего члена общества, никогда не строившего планов по наживанию состояния на чужих бедах. Жизнь изначально настроена против любых проявлений радости, в этом Диккенс из книги в книгу пытается убедить каждого. Делает он это крайне настойчиво, не изменяя самому себе, облекая каждую историю в рамки аквариума с толстыми стенами, где все что-то говорят, но если прислушаться, то понимаешь лишь наличие пустоты без какой-либо конкретной мотивации поступков. Просто люди находятся внутри заданных рамок, совершая красивые движения, делая это размеренно, не придавая значения чему-либо кроме замыслов автора, старавшегося в несколько глав обрадовать читательский мир новым выпуском журнала с продолжением очередной истории. Пришла пора познакомиться с «Холодным домом» — сказкой о Золушке, чья печальная доля начинается со смерти благодетеля, продолжается практически у злой мачехи, половину книги героине предстоит бороться за чистоту рассыпанных злаков, чтобы под конец в стиле Чарльза Диккенса наконец-то обрести счастье. Думаете — это раскрытие сюжета? Отнюдь — это краткое описание практически всех книг писателя.

Как любой писатель, что заботится об отражении собственной жизни в произведениях, давая таким образом более лучшую возможность для понимания происходящего в повествовании; Чарльз Диккенс, кроме введения пансиона, даёт читателю возможность погрузиться в быт судебных разбирательств, к коим и сам писатель был когда-то причастен. Хорошо с этим можно ознакомиться в «Дэвиде Копперфилде», где Диккенс решился вскрыть очередную кровоточащую язву, не дающей покоя, покуда в одном государстве существует несколько судебных систем. «Холодный дом» в этом плане гораздо легче — в сюжете есть только одно толковое разбирательство, которое длится более пятидесяти лет, где всё перемешалось, а количество томов по рассматриваемому делу перевалило едва ли не за восемьсот. Разумеется, всё это касается центрального места книги — Холодного дома, названного так скорее за его печальную участь, сделавшей примерную стоимость много ниже грозящих судебных издержек. Подумать только — пятьдесят лет… эпическая история, о которой Диккенс при всём желании мог рассказывать сто пятьдесят лет, но решил ограничиться лишь самым поверхностным, если, конечно, слово «поверхностно» можно применить к творчеству писателя.

Трудно сказать, действительно ли «Холодный дом» является поворотным моментом в писательском деле Диккенса? Кажется, что ничего не меняется — годы идут, а Диккенс не сходит с проторенного «Посмертными записками Пиквикского клуба» пути. Одно остаётся на месте — это большая форма любого задуманного писателем сюжета. Совсем не имеет значения, что всё это больше напоминает бесконечную историю c меняющимися декорациями, где создатель ничего толком не меняет, пытаясь в меру своих сил отразить происходящие вокруг события. Можно ли назвать «Холодный дом» попыткой написать историю в духе «женских романов»? Опять же нет. Книга настолько пропитана самим Диккенсом, что невозможно пытаться примешать сюда что-то иное, поскольку совершенно понятно — такое творчество нельзя разбавить: оно наработано долгим кропотливым трудом каждодневной работы над собой. Пускай, что такая работа не несла цели что-то изменить, ведь Диккенс был популярен и без этого, а значит нужно было писать в том же духе. Этим Диккенс и занимался.

Жаль, нет центрального отопления. Жаль, нет в книге зимы. Жаль людей, чья книжная полка не раз ломалась от полного собрания сочинений Чарльза Диккенса — для них нужен отдельный стеллаж.

Автор: Константин Трунин

» Read more

1 14 15 16 17 18 20