trounin.ru

Не стоит ожидать от книги Игоря Коваленко остросюжетного детектива, рассказывающего о таинственных убийствах в Африке, где советские люди взялись оказать братскую помощь народу, в недрах земли которого была обнаружена нефть. Установление добрососедских отношений для Советского Союза было приоритетным направлением — это хорошо понимали писатели, предлагая читателю различные истории о налаживании контактов. Разумеется, под холодным занавесом враг может быть только один, что будет всеми силами мешать наладить дружеский диалог двух крупных государств, где одно испытывает потребность нарастить своё присутствие в регионе, а другому необходимо максимально быстро оправиться после недавно сброшенных пут зависимости от метрополии. Коваленко со знанием дела рассказывает читателю о быте нефтяников в жарком климате и своеобразных особенностях местной жизни. Только на протяжении всей книги читатель будет остро ощущать нехватку связующих событий среди разорванного там и тут повествования.

Непонятные убийства около советского посольства и внутри самого посольства — это выходящая за рамки понимания запутанная ситуация, требующая разрешения в экстренно короткие сроки. Но кто мог совершить такое коварное преступление, обосновать которое нельзя из-за отсутствия явных мотивов? Коваленко размеренно пытается раскрыть перед читателем мотивы преступника и работу следователей, предполагающих разные варианты, совершая различные действия. Посередине всего этого возвышаются нефтяники, от деятельности которых зависит очень многое. Не совсем понятно, что может вызвать интерес у читателя, когда «Жара в Аномо» — это обычный день одного из африканских государств, раздираемых едва ли не гражданской войной, а связать сюжетные линии невероятно трудно из-за обилия возможных происшествий. Кажется, жара должна поглотить внимание читателя. Однако, если взять за основу подход советских нефтяников, то местная жара во многом уступает условиям труда где-нибудь в Сибири в забытом всеми месте при действительно невыносимых условиях, намного превосходящих по требуемому от людей проявлению мужественности.

Коваленко нагружает книгу диалогами, не давая читателю сконцентрироваться на происходящих событиях. Африканские страсти до конца не осознаются, а действия персонажей получаются схематическими. В постоянных беседах обязано скрываться развитие сюжета, где одни заметают следы, а другие пытаются найти верную дорогу для разгадки. Коваленко не показывает движения, а просто обрисовывает общую ситуацию, концентрируя внимание читателя на далёкой стране, живущей по совсем другим правилам, исповедуя иную религию и не имея даже простейшего желания быть кем-то оценённой. Африканская страна становится в книге Коваленко одним из полигонов борьбы Советского Союза за право закрепиться на чужой для него территории. Редко, но порой довольно метко, Коваленко пытается шутить, и отчасти у него это получается, что вызывает у читателя улыбку. Хочется сказать, что бравые люди могут встретиться в любом уголке мира, и не обязательно где-нибудь в жарком Аномо, поэтому книгу стоит читать с большой осторожностью.

Возможно, «Жара в Аномо» найдёт своих почитателей, кому будет действительно интересно погрузиться в отчасти шпионский детектив, в котором есть место смекалке советских людей и будет прослеживаться желание африканского народа в самоутверждении. Но в общих чертах всё выглядит гораздо печальнее. И это при том, что после распада Советского Союза многое стало совершенно непонятым. Если смотреть с точки зрения истории, то «Жара в Аномо» может подойти ценителям изучения африканских нравов, и пожалуй только им одним. Разбираться в продвижении следствия невероятно трудно, а подойти к общему выводу — необъяснимо легко. Ведь всё кажется довольно очевидным, а проехаться по наболевшим проблемам всегда полезно, особенно если ничего нового при этом не открывается.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Когда-нибудь человечество вырвется за пределы Земли, направляясь в разные стороны с целью изучения космического пространства. Для этого необходим самый важный шаг — собрать волю в кулак. Но о таком люди пока могут только мечтать, зачитываясь фантазиями писателей-фантастов, старающихся показать возможные сценарии развития событий. Не так важно, кто именно мечтал и о чём предполагал, имея разные исходные данные; важен сам факт, и старание помочь человечеству в подготовке к неизбежному. Стругацкие взялись за дело споро, написав «Страну багровых туч» в те времена, когда о полёте человека в космос ещё только мечтали. Но к преодолению атмосферы люди были к тому моменту готовы, а вот осваивать планеты солнечной системы не хватает сил и спустя продолжительное время. В каком месте споткнулись учёные, резко затормозив в своём развитии, разобраться трудно. Существует много факторов, о которых писатели-фантасты тоже пишут. Колонизация небесных тел обязательно начнётся, и там будут свои трудности.

«Страна багровых туч» написана с помощью поиска ответов на поставленные авторами вопросы. Решая их друг за другом, они дают читателю возможность следить за развитием сюжета. Пребывание на Земле вызывает много нареканий, однако для Стругацких важнее было преодолеть бюрократические препоны, мешающие участникам экспедиции выполнить взлёт. Кажется, что не может быть никакой бумажной волокиты в важном для человечества деле. Всё быстро обрисовывается яркими красками, сводящими порывы читателя окунуться в пески Венеры на нет. Если Стругацкие видят источник проблем в дотошных служащих, то современный читатель знает о миллионе других причин, которые не дают вообще никакой надежды, заставляя человечество прозябать среди извечных политических проблем, засасывающих в болотистую трясину суетных дел, где только умелый руководитель сможет в нужный момент вырваться из цепких лап коварной планеты, аналогично звездолёту главных героев, не раз становящемуся на грань уничтожения.

Стругацкие поднимают действительно интересные темы: утечка кислорода через микротрещины в обшивке, влияние солнечной радиации на корабли, возможность выйти в открытое пространство на высокой скорости, съедобность человека в глазах жителей иных планет, состояние анабиоза при длительных перелётах, существование разума у небесных объектов. Там, где Станислав Лем только готовился к созданию «Соляриса» и придумывал возможные проблемы космических первопроходцев; там, где Фрэнк Герберт заполнял песками «Дюну» и создавал уникальный мир очень отдалённого будущего; там Стругацкие взяли пальму первенства в свои руки, обозначив для себя объектом колонизации Венеру, а временем событий недалёкий от них год. Самый большой риск среди фантастов — это примерные сроки и место происходящих событий. Оптимально выбрать крайне удалённый объект в бескрайнем космосе, а временную шкалу отодвинуть на сто и более лет. «Страна багровых туч» должна была быть покорена в ближайшее время. Но мечты Стругацких остались мечтами, а их предвидение так никем и не испытано. Конечно, не полетят в космос представители коммунистического государства, и это на самом деле не так важно — в положенное время космос могли штурмовать в своих фантазиях нигилисты, футуристы и косплейщики стим-панка; в будущем человеческая мысль ещё не раз сформирует свой неповторимый кратковременный облик.

Никогда нельзя себе отказывать в возможности поразмышлять над чем-то необычным, самостоятельно находя пути решения. Если не полёт на Венеру, так почему бы не поездка в незнакомый город, в котором для тебя всё новое и необычное, а твой взгляд покажется местным жителям полнейшей нелепостью, но и среди них найдутся те, кто пересилит себя и посмотрит на ранее знакомое с новой точки зрения. Венеру вполне можно покорить — только для этого нужно время и безграничная человеческая фантазия.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Военный конфликт всегда оставляет после себя потерянное поколение, что было лишено мирной жизни на протяжении определённого количества лет, наложивших отпечаток на всю оставшуюся жизнь. Кто-то с достоинством несёт в сердце воспоминания о прошедших событиях, у иных душа черствеет до такого состояния, что человека уже нельзя отнести к представителям рода людского. Анатолий Ананьев постарался передать собственные ощущения от войны, участником которой он был. Его «Танки идут ромбом» — это отражение будней на фронте, где нет места прекрасным чувствам, а есть только боль за случившееся. Ананьев не раз вспоминает Эриха Ремарка и Льва Толстого, апеллируя к ним каждый раз, когда речь будет заходить о влиянии войны на человеческую психику. Самого потерянного поколения в произведении нет — оно ещё не могло этого понять. Читателю предстоит окунуться в жизнь нескольких людей, чьи судьбы были разными, но обстоятельства одинаковыми.

Изначально сухой слог повествования с каждой страницей становится всё более ярким. На самом деле не важно, какой именно эпизод войны описывает Ананьев. Читателю известно, что речь идёт о Битве на Курской Дуге, но это явно не прослеживается, если не брать в расчёт заявлений Черчилля о невозможности открыть новый фронт со своей стороны и не учитывать желание Манштейна начать наступление в обход личного указания Гитлера о запрете начала любых операций. Читателю предлагаются истории простых людей, столкнувшихся с необходимостью выжить в условиях, где всё зависит от случайности. Было ли это действительно где-то рядом с Курском или на ином поле — впечатление всё равно остаётся угнетающим. Колоссальная мощь неотвратимости наваливается на читателя не на смотре войск генералом и не на странствиях слепого бойца, чьи показания были без надобности самоуверенному немецкому командующему, одним росчерком лишившего человека зрения и отправившего его на все четыре стороны; масштабность полотна разворачивается с первых отзвуков гула пикирующих Юнкерсов, сбрасывающих бомбы, оставляя после себя месиво в виде изменённого до неузнаваемости ландшафта и смешанных в кучу фрагментов человеческих тел — кто просто оказался в данную единицу времени не в том месте. Справедлива ирония Ананьева касательно выражения, что на войне не бывает случайных жертв — как тогда иначе называть смерть от сброшенных с самолётов снарядов, когда боец не успел осознать своего участия в бою, будучи брошенным на растерзание, подобно куску мяса?

Ананьев щедро делится чувствами и переживаниями героев книги. Будет первое волнение и первый вырытый окоп, первые мысли о начале сражения и первый проехавший над головой танк, первые метания среди хаоса и первая брошенная граната. Каждый герой жил своей мирной жизнью, пока не оказался поставленным перед необходимостью держать оборону отведенного ему участка ради защиты страны. Солдаты и штабисты смешиваются в кучу, когда те самые Юнкерсы только приближаются. Если кто-то забыл крикнуть: «Воздух!», то это уже ничего не меняет. Ананьев позже расскажет о думах об ошибках, которые всё равно не смогли бы уберечь человеческих жизней. Старания людей сохранить разум — самое главное для участников боя. Если психика будет сломана угнетающим ожиданием шального снаряда, то жизнь будет сломана навсегда. Где калека будет стараться добраться до своих, там лишённый чинов зароет свою обиду на несправедливость под землёй противотанковых укреплений.

Первое личное впечатление Ананьева от войны, за альтер-эго которого стоит принять одно из действующих лиц, это двигающиеся ромбом на его окоп танки. После чего всё смешалось, а впечатления о первых днях той битвы навсегда остались в памяти, чтобы спустя отведённый срок быть опубликованными. Ананьев сохранил разум, остальное — дело случая.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Человек — существо социальное, которое просто обязано ради чего-то жить, заполняя своё сознание активной деятельностью. Будет ли направление позитивное или разрушительное — это зависит от многих факторов. Феликс Дзержинский жил во время глобальных потрясений, сломавших старый уклад жизни, привнося новое понимание смысла бытия. Человек в XIX веке стал приходить к пониманию важности каждого члена общества в отдельности, всё настойчивее требуя для себя лучших условий. Составители сборника «Как нам бороться?» ставили целью показать воззрения Дзержинского от становления до последних дней.

Польский пролетариат с переменным успехом боролся за свои права. Дзержинский был одним из тех, кто его вдохновлял на смелое противостояние предпринимателям, использовавших двенадцатичасовой труд людей практически на рабских условиях. Позже Дзержинский поставит в заслугу социализму тот факт, что отныне рабочий может работать меньше, а продукт его труда будет превосходить по качеству и производительности любую античеловеческую схему эксплуатации незащищённых слоёв населения.

Пока простой рабочий люд желал достойного к себе отношения, среди них пребывали деятельные люди, желавшие сделать мир единым и счастливым, где не будет государств, а население в любой момент сможет настаивать на изменении условий, включая и сохранение такого положения вообще. Не зря Советский Союз был образован при том подходе, что любая страна могла выйти из его состава при появлении такого желания. Дзержинский с гордостью отмечает эту особенность молодого социалистического государства. Конечно, если идеальный мир не должен быть разделён, то для этого нужно пройти определённое количество болезненных переходных этапов, что не даёт права подходить к решению вопроса с позиций анархии. Дзержинский сожалеет о первых шагах Советского Союза, решившего изменить себя в один миг — результатом чего едва не стал крах ожидаемых перемен к лучшему, когда Германия в Первую Мировую войну глотала один кусок земли за другим, нигде не встречая сопротивления.

Молодой Дзержинский призывал к частым стачкам, саботируя производственный процесс. В сборнике приводится его основательная статья, где он не только советует бороться за свои права, но и вести свою деятельность наподобие партизанской, стараясь уберечь каждого рабочего от полицейских расправ. Правительства не жалели средств на стабилизацию экономики, вновь и вновь сталкиваясь с отчаянной борьбой людей, требовавших достойного к себе отношения. Помыслить о таком в рамках империй, где государь был наделён абсолютной властью, — безумство. И в этом безумстве люди черпали вдохновение, создавая объединения, в которых коллективно принимали решения, а иные вставали на путь терроризма, веря лишь в силу запугивания, доводя людей до отчаянного желания принести себя в жертву на благо будущему мироустройству.

Фигура Дзержинского обретает солидный вес тогда, когда читатель получает возможность ознакомиться с агрессивными методами работы Железного Феликса: он мог пустить пулю в голову оппонента, если представления того об исполнении поставленных задач начинали расходиться с его собственным мнением. Упоминание эсеров — боль за прошлое. Бороться предстояло на всех фронтах, для чего никто не жалел средств. Изначально следовавшие друг за другом стачки обостряли ситуацию, покуда всё не стало обретать более чёткий образ, который и служил путеводной звездой.

Кто-то скажет, что развал Российской Империи — это результат правления Николая II, кто-то увидит в произошедшем итог брожения умов, разрушивших политическую карту едва ли не в каждом уголке мира. Начало XX века — действительно новейшее время, историческую оценку которого ещё невозможно до конца осознать. Дзержинский был на той стороне, которой в итоге досталась власть. Теперь для него изменились и правила борьбы — отныне нужно строить благополучное общество и стремиться достичь единства. Очень показательны стремления Дзержинского по искоренению проблемы беспризорных детей, по уничтожению врагов системы, по нивелированию значения организационного фетишизма, когда приоритет отдаётся бесконечным заседаниям и бумажной работе, из-за чего достижение светлых идеалов отдаляется на более продолжительный срок.

Дзержинский тепло отзывается о социализме, давая понять, что только он открыто говорит о внутренних проблемах, не пытаясь скрывать от человека правду. Замечательными были идеалы Феликса, рано покинувшего мир, так и не дождавшись минимальных достижений в решении социальных проблем. Бороться было нужно, и Дзержинский боролся; люди при это остались людьми, погубив одну из самых утопичных идей.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Грузия — страна с богатейшей историей. Своё начало она берёт из библейских преданий, продолжая сохранять самобытность и по наше время. Можно сказать, что Грузия — государство, затерянное в горах, нашедшее в них свою главную защиту, обособившись от соседей, став уникальной культурой, не имея близкого подобия. Всё это так, и всё это заставляет удивляться стойкости традиций, заложенных тысячелетия назад. Григол Абашидзе предлагает читателю познакомиться с коротким отрезком грузинской истории XIII века, когда страна расцвела после реформ Давида Строителя и победоносных войн царицы Тамар; когда всё досталось в руки последнему из великих грузинских царей — Георгию IV Лаша, в чьей власти было устроить крестовый поход на Иерусалим и брать дань с окружающих народов, битых грузинами на протяжении столетия, не имевших шанса избежать разграбления. В то время с мнением Грузии считались Венеция, Византия, Русь и другие государства, когда-то имевшие важное значение на политической арене — Адарбаган, Икония, Рум, Хорезм и Хлат. Многое сопутствовало успеху экспансии грузин на соседние государства, но им суждено было уйти в тень в тот момент, когда монголы стали наращивать потенциал своего могущества, сокрушая абсолютно всё.

Были у Грузии вассалы, исправно платящие дань, мечтавшие в один прекрасный момент сбросить с себя ненавистное иго горного народа. Сама Грузия не очень дружелюбно относилась к Византии, откуда была изгнана династия Комнинов, нашедшая приют в Трапезунде, созданном Тамар специально для них. Бывшие греки, а ныне грузинские данники — вот кем представляет Абашидзе читателю потомков некогда великого рода, для которых отныне культура Грузии становится родной вместе с грузинским языком. Стремились ли когда-нибудь грузины найти частицу себя вне своей страны? Абашидзе не раз показывает читателю бесконечную грусть народа, оторванного от всех культур, чей язык понятен только им самим. Трудно читателю будут даваться имена исторических лиц, перенасыщенных согласными звуками, но это не является проблемой, если хочется узнать о Грузии больше — такая мелочь становится приятной изюминкой, когда на следующей странице ты ловишь себя за милым уху нагромождением букв, так мелодично слившихся в единое слово, будто перед тобою часть скалы, о которую можно сломать язык, но лучше благосклонно принять, находя удовольствие в непривычном.

Для «Лашарелы» Абашидзе решил избрать в качестве основного момента один из эпизодов жизни царя Григория, влюбившегося в невероятно красивую девушку, коих в Грузии очень много, а истинно красивых ещё больше. Стоит ли винить автора, наполнившего книгу романтизмом и трагедией, смешав вымысел с реальностью, предоставив на суд читателя исход противостояния грузинских и армянских древних царствовших родов, давшего возможность появиться на свет единому наследнику, объединившему в себе былых врагов. Всё это остаётся на совести Абашидзе, поскольку точных исторических свидетельств не сохранилось. Верно одно — народ не одобрял поведение царя, ставившегося себя выше государственных нужд, предпочитая разрешать в первую очередь личные проблемы. Грузинский царь не мог руководить твёрдой рукой, вынужденный искать поддержку среди множества племён, представители которых могли с ним не соглашаться. Шаткое равновесие не нарушилось из-за ранней смерти царя, а после уже было не так важно, когда начался период «Долгой ночи»: хорезмский шахиншах Джелал-Эд-Дин, убегая от монголов, взял приступом Грузию, слишком уверовавшую в свою непобедимость.

У Абашидзе хорошо получается сплетать радость и горе, наполняя сердце читателя нотами счастья, чтобы в следующий момент вытравить их навсегда, показав беспросветность любых благих начинаний. Человеческая жизнь — бесценна: ей нет цены по той причине, что она ничего не стоит. Если сами грузины этого не понимали, предаваясь воспоминаниям, распевая стихи Шота Руставели, то окончательно осознали, когда пришлось дотла сжечь Тбилиси, лишь бы не дать противнику возможность спокойно перезимовать. Всё былое могущество было уничтожено за несколько дней, а сама Грузия разделилась на два государства, обречённая на долгие годы смуты, вынужденная терпеть власть монголов, не знавших снисхождения ни к царям, ни к крестьянам.

Если тема любви переплетается с дворцовыми интригами, когда первые лица государства больше заботятся о собственном благополучии, то тема краха надежд — основной момент «Долгой ночи». Абашидзе показал действительно талантливых людей, способных творить и создавать прекрасные вещи. Читатель будет долго скорбеть, видя жестокости Джелал-Эд-Дина, вынуждавшего топтать икону Божией Матери, но всё это будет лишь подготовительным этапом к более страшному порабощению. Абашидзе не станет развивать тему, сосредоточив внимание на начинающемся упадке страны, показав судьбы сановников и рядовых людей, где не будет никаких позитивных моментов, кроме осознания упущенного времени для противодействия враждебным захватчикам. Человеческая история всегда будет повторяться: достигнув могущества силой предков, потомки начинают пребывать в святой уверенности вечности сложившегося положения, не прилагая усилий к его сохранению. Грузия могла устоять; возможно, смогла бы одолеть монголов, но она уже была поставлена на колени шахиншахом Хорезма.

Долгих лет грузинскому народу, волей судьбы живущему между Западом и Востоком, но сохраняющему свой собственный уклад, не позволяя себе смотреть по сторонам. Хорошо, когда горы закрывают часть картины мира, давая шанс созерцать самого себя вне широких степей. Главное — оставаться самим собой, не позволяя никому диктовать условия. Что было когда-то может повториться снова, и тогда уже ничего не спасёт от новой «Долгой ночи».

Автор: Константин Трунин

» Read more

Необъятная Сибирь, широкий Енисей, суровый север — это центральные темы сборника Астафьева «Царь-рыба». Каждый каждому волк, каждый каждого готов съесть в прямом смысле слова, когда есть больше нечего; кому бороться за жизнь дальше, на то выбор судьбы, распоряжающейся результатами брошенного жребия. Как бы Астафьев не показывал трудности быта людей, заброшенных в отдалённый угол цивилизованного мира, как бы не расписывал особенности русской рыбалки, впитанной им с юных лет, в душе читателя всё равно будет свербеть от первой до последней страницы. В «Царь-рыбе» не существует простых решений и нет ответов на вопросы бытия, но есть отражение реальности поставленных на грань выживания людей, вынужденных каждый день промыслом добывать себе пропитание, либо бежать без оглядки от самих себя по глухой тайге, не веря в возможное спасение, а потому околевающих при самых лютых условиях.

Не скажешь, что стиль Астафьева доступен для понимания рядовому читателю. Скорее через текст придётся продираться. Не каждый рассказ можно осознать, не каждую страницу можно спокойно прочитать. Конечно, всё дело в усидчивости и поставленной цели, иначе «Царь-рыба» окружает мраком омута, грозя затянуть на глубину. Есть у Астафьева и собственная философия, излагаемая автором в самой доступной форме, но всё сказанное им уже было утянуто на дно в далёкие времена, отстоящие от современности на долгие года. Невозможно понять тяжесть условий строителей Норильска, чья счастливая доля заключалась в побеге; побег отнюдь не преображал людей духовно, а взывал к животному началу, заставляя охотиться на себе подобных, после чего отпадала всякая человечность в угоду одичалой ненависти ко всему на свете. Могут ли быть в условиях севера какие-нибудь дружеские альянсы и следование поставленным целям? Да, могут, но только при том условии, что твой друг при тебе только до того момента, когда уже нечего будет есть, а его плоть поможет продлить дни почти иссохшего тела.

Астафьев с крайней степенью сарказма воспринимает идеализацию севера, соглашаясь с его бескрайностью и расположением на дальнем краю, но никаких прекрасных чувств у него не возникает. Читатель видит любовь автора к родной природе, к шуму реки и плеску рыбы за бортом лодки, однако, вместе с этим, Астафьев показывает картины не счастливой жизни, а постоянной борьбы за возможность просто свободно дышать. Не по своей воле пришли сюда люди, вытесненные из благоприятных климатических условий; за ними никто не пойдёт в земли их нынешнего обитания, кроме отчаянных людей, которым в жизни уже нечего терять. Иной рассказ словно острое лезвие ножа рассекает тебя самого, иной же оставляет ощущение непонятной мудрости, до которой надо ещё дорасти, отложив понимание прочитанного до более позднего периода своей жизни.

Добрая часть повествования — это рыбалка: добыть хариуса или осетра — вот основной интерес героев рассказов, решивших устроить себе испытание в глухих местах, взяв за компанию проверенных друзей и познакомившись с особенностями лова аборигенов. Культуры у Астафьев не сталкиваются — они существуют гармонично. Нет нужды сражаться за обладание землёй, если она никому не рада, если у земли есть только потаённое желание изничтожить всех людей, вторгшихся в непредназначенные для них условия. Будут герои и охотиться, особенно на медведей. Если лов осетра может стать для рыбака последним делом, выжав из него все жизненные соки, пока царская рыба будет изводить незадачливого добытчика, то царский зверь в одно мгновение лапой зашибёт; и нет на него никакой управы: пуля срикошетит от покатого лба, тело зверя не пробьёт, нужно целить в спину. Выжить в тайге — испытание. Астафьев на этом не акцентирует внимания, предлагая читателю, кроме богатых описаний природы, содрогнуться от мыслей людей, злым роком которых стало осознание бренности своего существа, обречённого однажды кануть в пустоту, не считаясь ни с чем: дышал когда-то воздухом, приносил семье пропитание, а теперь в лучшем случае закопан в землю, в худшем — съеден дикими животными, что подобно песцам с удовольствием острыми зубами срезают остатки мяса с костей.

Сибирь огромна, большая часть её не знала ноги человека, значит всё ещё хорошо в стране, если нет нужды бороться за выживание, уходя в тайгу.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Гениальный человек всегда найдёт своё призвание в жизни: если получается хорошо писать, то выйдет писателем; если есть тяга к совершенствованию окружающей обстановки, то придётся становиться изобретателем. Александр Беляев метко описал процесс становления танкиста с высшим образованием, на чьи плечи легло создание высокоточного прибора ночного видения. Самое главное — не сам герой, а умение писателя донести содержание книги до читателя: у Беляева это получилось превосходно. Читатель-мужчина оценит старание героя создать действительно уникальный инструмент; с придыханием читатель следит за каждым шагом героя, то направляющим танк на горящую цистерну, то с трепетным ужасом ожидающим разговора с некогда обожествляемым профессором, то за его становлением в роли учёного, вынужденным бороться с желанием делать благое дело, натыкаясь на бюрократические препоны. Читатель женского пола оценит умение Беляева строить запутанные любовные линии, настолько изломанные, что иногда хочется пожурить автора за такую бессердечность, но остаётся лишь восхищаться интересным подходом не к возможности обоюдных отношений полов, а сколько к выписыванию индивидуальностей, приближенных к реальности.

Действие «Взлётной полосы» начинается на танкодроме, где командир танка проводит испытания прибора ночного видения, находя в нём больше недостатков, нежели достоинств, отчего приходится едва ли не рисковать жизнью, высовывая голову из люка, лишь бы своими глазами разобрать окружающую обстановку, в которой разработка учёных абсолютна слепа. Этот командир танка лишён предрассудков старшего поколения, что в числе последней волны влилось на поля Второй Мировой войны, не имея должного образования, теперь активно тормозя развитие вооружённых сил, пребывая в иллюзорных представлениях о беспрекословном подчинении начальству, игнорируя возможность инициативных действий. Трудно в такой обстановке служить молодому человеку, имеющему за плечами диплом физического отделения МГУ. Он самостоятельно может разобрать не только предоставленный для обкатки прибор ночного видения, но и предоставить рапорт с детальным описанием недостатков, обосновывая не словами, а формулами, не забывая предложить способы устранения недочётов. Разумеется, такая светлая голова обязательно должна быть замечена высшим начальством, предоставив умному человеку возможность не гробить талант на испытательном полигоне.

Беляев не только отражает будни военных своего времени, он ещё и делится изрядной долей романтического отношения к профессии. Неслучайно на танкодром приедет участвовать в испытаниях инженер из того конструкторского бюро, которое разрабатывает этот самый прибор. И, автор правильно сделал, прислав не просто инженера, а женщину. Военным всегда не хватает внимания слабого пола, они иной раз готовы выстлать дорогу розами для девушки, лишь бы заслужить один её взгляд. Главному герою этот инженер сразу западёт в душу, а читатель на протяжении всей книги будет с придыханием следить за течением их отношений. Отнюдь, никто не окунётся головой в страсть — все сохранят трезвый расчёт. Приехавший инженер замужем, и муж её работает на должности начальника конструкторского бюро. Кажется, получается любовный треугольник, но это только на первый взгляд. В жизни не бывает подобных явлений, а имеется большое количество побочных отношений, мешающих созданию идеальной картины. Так и Беляев, он даёт читателю помимо умного мужчины ещё и умную женщину, чей холодный расчёт и умение держать дистанцию может вызвать у читателя недоумение. Но много ли девушек бросается в объятия молодому человеку, если он им нравится? Такое происходит только в излишне романтизированной художественной литературе, а военный человек смотрит на любую ситуацию объективно, не позволяя себе перегибов.

Можно по-разному относиться к физике, однако её значение бесспорно. Только человек с математическим складом ума видит мир в виде формул, находя им применение для всех сфер в жизни. Кажется, перед тобой прибор, даже пусть используемый повседневно, но он сперва родился в голове изобретателя в виде формул, а уже после нашёл воплощение в дополнительно продуманном дизайне. Над многими задачами могут биться в конструкторском бюро, проводя года над обдумыванием той самой формулы, исходя от которой можно начать работу, поскольку одной ошибки в расчётах достаточно. чтобы пришлось осознать необходимость свернуть работу. Однако, работу не свернёшь, ведь бюро дан заказ и обозначены чёткие сроки для выполнения. Трудно объяснить, почему столь изначально отлаженный механизм требует тотальной переработки. Проблема усложняется не только от невозможности найти общий язык с заказчиком, но и в трудностях взаимного общения самих учёных, готовых горло друг другу перегрызть. Можно с коллегами обсуждать собственные мысли, но никто с чужими доводами никогда не согласится, насколько бы они важными не были, пока не удастся пробить стену между возникшей идеей и руководителем проекта, заинтересованном в улучшение уже имеющихся достижений.

И как в такой обстановке работать главному герою, привыкшему к беспрекословному подчинению экипажа танка? Очень трудно ему даётся вхождение в коллектив, где помимо общих размолвок приходится участвовать в семейных разборках полюбившегося ему инженера, холодно относящегося кажется ко всем, включая отца, что является самым главным в конструкторском бюро. Спасает главного героя только харизма и умение общаться с людьми, отчего к нему расположены практически все, кроме коллег и полюбившейся девушки. Остро встанет перед молодым человеком получение дальнейшего образования, чтобы занять в бюро более высокие позиции, поскольку никакая гениальность не берётся в расчёт, если у тебя нет должной учёной степени. Даже твоё изобретение могут отдать на доработку другим, если твой уровень не на соответствующей высоте. От всего этого можно спастись только напряжённым рабочим процессом, благо делать дело придётся не поднимая головы, забыв обо всём на свете.

Конструкторское бюро интересно своей структурой. В нём работают не рядовые инженеры, а военные, имеющие звания и соответствующие знаки отличия. Для них предусмотрены и возрастные ограничения. Беляев старается на этом моменте особо акцентировать внимание читателя. Иные бюро буквально из ничего делают достойных людей, а спустя какое-то время обязаны их отпускать на гражданку, набирая вновь неопытных. Разве можно создать что-то действительно до конца завершённое, если проект находится в разработке, а над ним работают всё новые и новые люди, иногда не понимая изначального положения дел? Благо, главный герой молод, ему ещё трудиться и трудиться, но надолго ли хватит ему сил находиться в столь непростой обстановке? Буквально, среди кровожадных до чужих изобретений акул, готовых на всё, лишь бы перехватить чужую идею для реализации под личным контролем.

«Взлётная полоса» изредка переносится на аэродром, где главный герой участвует в испытаниях своего изобретения, понимая на месте, что не всё так просто, как могло казаться на бумаге. Беляев облегчает ему жизнь, предлагая в качестве другого действующего лица — родного младшего брата, более покладистого и менее целеустремлённого, поскольку «родители учли недочёты предыдущей версии». Брат является лётчиком, чётко выполняющим поставленные задачи, иногда рискуя своей жизнью, несколько раз едва не погибая, но до конца отдавая долг своим обязанностям перед окружающими его людьми. Именно на аэродроме Беляев сделал любовный треугольник более расширенным, вписав в повествование ещё несколько действующих лиц, отчего читатель всё с тем же придыханием продолжает следить за развитием отношений. Действительно ли в итоге у всех всё будет хорошо, или Беляев предпочтёт не до конца развивать сюжетные линии, разбив мечты о суровую реальность — вот один из основных вопросов, действительно интригующих и создающих важную составляющую книги.

Если и уделять внимание фрагментам жизни, то хорошо прописанным и лишённым той шелухи, которой потчует читателя современная художественная литература. Беляев строг, его стиль ярок, а герои самобытны — настоящая жизнь без лишних красок.

Автор: Константин Трунин

» Read more

«Град обреченный» — произведение с полки абсурда братьев Стругацких, более похожее по жанру на альтернативу, от которого цензор потеряет разум, столкнувшись с обилием брани, а также с действиями главных героев, что могут побудить читателя к асоциальному поведению. И это фантастика советского разлива, устремлённая своими побуждениями в далёкое будущее, где будет достижимо всеобщее благо для единого человечества. Стругацкие не писали своих произведений спонтанно, тщательно выверяя и взвешивая общую линию, ведущую читателя разными путями к одной цели, а именно к пониманию иллюзорности мира, скованного рамками кем-то навязанного алгоритма поведения. Даже неважно, кто поставил человека именно в такое положение, поскольку Стругацкие в каждой книге пытаются найти ответ на вопрос о поиске смысла в процессе жизни. Читатель видел подход братьев с разных сторон: иногда они делали Землю полигоном для изучения инопланетянами, а порой посылали землян будущего в космические дали, чтобы уже жители нашей планеты могли осуществлять там свои исследования, обязательно обнаружив на других планетах гуманоидные формы. Если быть категоричным, то нужно на некоторое время задуматься, чтобы понять всю глубину философии Стругацких, пытавшихся донести до читателя понимание бренности человеческой оболочки, обречённой на разрушение с последующей возможностью восстановления. Просто когда-нибудь всё подвергнется тщательному анализу, а пока перед читателем «Град обреченный», знаменующий собой эксперимент над невозможным.

Книга наполнена мистическими элементами, основанными на внушении животного ужаса. Стругацкие не просто пугают читателя, а создают выверенный образ, на основании которого возникает первое сравнение с «Повестью о приключениях Артура Гордона Пима» Эдгара Аллана По. После братья наполняют повествование абсурдом, вызывая у читателя непонимание происходящего, ведь так до конца и не будет понятно, где именно происходит действие «Града обреченного». Почему всё настолько фантасмагорично, что Эдгар По встаёт перед взором читателя постоянно? И это не взирая на нереальность происходящего. Не будет лишним упомянуть даже «Голема» Густава Майринка, где основная загадка событий сводилась к таинственному дому, откуда по легенде и происходит мифическое чудовище. У Стругацких всё гораздо запутаннее, хотя и связано с конкретным домом — некой формой портала — открывающим дорогу в земли, сходные чем-то с гиеной огненной, только опустошённой и лишённой каких-либо форм жизни. Там нет ничего, кроме ожидаемых напастей, должных обрушиться на героев в любой момент, но не наступающих. Мистика и абсурд — это определяющие слова для «Града обреченного».

Замкнутая сфера, не дающая возможности выбраться наружу — это не только придуманный мир. Точно в таком же положении находятся все люди, не имеющие возможности открыть в себе способности для взаимодействия с потусторонними силами, связаться с параллельными вселенными и даже вырваться за пределы земной тверди, обречённые пребывать там, где им суждено это с самого рождения. Стругацкие несколько пересмотрели сферу, вписав для её жителей возможность выйти на иную сторону реальности, но для этого надо пройти ряд испытаний. Сама сфера представляет своеобразный «Мир реки», о котором незадолго до братьев начал писать Филип Фармер, позволив умершим людям с Земли попадать в такое место, где переплетаются культуры, нации, религии, а нить человеческих судеб тесно связана с одним загробным миром, далёким от христианских небес и чистилища. Так и у Стругацких — после смерти все попадают в Град обреченный, в котором им отныне жить, подстраиваться под своеобразные законы и, вполне реально такое, бороться с системой. Именно на борьбе с замкнутой системой Стругацкие предлагают читателю сконцентрировать своё внимание: всё будет очень больно, жизненно и вполне по-земному, с той лишь разницей, что в новом мире можно проявить ряд определённых способностей, о которых ранее приходилось только мечтать.

Стругацкие населили «Град обреченный» разными персонажами, но сделали это не слишком хорошо. Хоть бывшие русские, китайцы, японцы, немцы, евреи, и говорят на одном языке, однако делают это довольно косноязычно. Может такой стиль у авторов, точно сказать трудно. Перед читателем возникают не вдохновляющие герои, а подобие быдла, собравшегося перетереть пару вопросов, поплевать на пол и обязательно разобраться с мусорными контейнерами и выгребными ямами. Понятно, что существует сложившийся стереотип о простом рабочем, чей язык не столь изыскан, а вполне даже наполнен матерщиной, позволяющей ловко ввернуть любимую словоформу вместо паразитических выражений, свойственных более культурным людям. Даже если всё воспринималось Стругацкими именно так, коли они решили начать повествование с животрепещущих профессиональных тем сошедшихся в одном месте мусорщиков и ассенизаторов. Очень трудно понять особенности мира, когда взгляд постоянно упирается в хамское отношение персонажей друг к другу, вот так вот оказавшихся в центре описываемых событий. Сделать мусорщика героем книги вполне допустимо, особенно, если этот мусорщик окажется с богатой биографией при жизни на Земле сидевшего по лагерям, а теперь всеми силами отнекивающегося от любых форм благополучной жизни, предпочитая выгребать мусор из контейнера, но не получить престижную должность, от которой ему наконец-то будет хорошо.

«Град обреченный» стал для братьев отдушиной советского прошлого, когда не только половина страны сидела в лагерях, но и велась война с Германией. Многие персонажи книги были притесняемыми при жизни, но не все стараются вспоминать прошлую жизнь, чтобы она лишний раз не накладывала отпечаток на совершенно другие условия. В своём роде, нынешнее место обитания персонажей — это райские кущи, где можно реализовать любой потенциал. Пускай даже им окажется мировоззрение нациста, решившего устроить революцию хиппи, обязав каждого любить ближнего своего. Редкий читатель увидит в этом благо, но лишь дальнейшее повествование расставит всё по своим места, когда прикрываясь одной целью, будет осуществляться прямо противоположная. Стругацкие не даруют Граду демократическое управление, а в очередной раз показывают прелести тоталитаризма, от которого человечество никогда не отойдёт, вне своей воли находясь под чужим гнётом, исполняя волю властьимущих.

Читателю предлагается набор историй, показывающих каждый слой населения: не только пролетариат и чиновники, но и судебная система, а также влияние средств массовой информации, заканчивая военными интервенциями. Одно хорошо, что братья не превратили обреченный мир в индуистскую систему перерождений и не воздали каждому по заслугам. Жанр абсурдистики этого не требует, достаточно показать нереальность происходящего, чтобы читатель сам определился с тем, где ему лучше искать правду.

Мир может существовать и без человека. Мир и существовал без человека. И мир будет существовать без человека. А теории и версии — это временное явление на шкале бытия. «Град обреченный» обречён, поэтому стоит ли умирать спокойно, если количество ступеней посмертных жизней равняется бесконечности?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Нет в мире того, что тебя лично не касается. Но уж если тебя заденет что-то действительно серьёзное, то кричи или не кричи, а другим будет безразлично: суровая реальность выглядит именно таким образом. Солженицыну пришлось в своей жизни хлебнуть горя с лихвой, но риск оказаться среди раковых больных — можно отнести к наиболее серьёзным переживаниям. С первых страниц читателю предстоит столкнуться с едким цинизмом писателя, что подмечает каждую деталь, имеющую несчастье расходиться с его личным пониманием мира. Конечно, сделать проблему из корпуса под тринадцатым номером или из-за отсутствия телефона в больнице — можно, но гораздо больше Солженицын старался выписывать характеры людей, наделив каждого из них желанием жить, а также сильной внутренней подготовкой к любым возможным неприятностям, что заставляет героев «Ракового корпуса» вести себя наиболее нахальным образом, принимая лишь понимание собственных проблем, не считаясь с бедами других, покуда рак соседа по больничной койке — это его собственный рак; его рак касается только его самого — всё остальное зависит от склонности понимать жизнь с позиции позитивного или негативного мышления.

Возможно ли вылечить рак? Солженицын не даёт однозначного ответа, но призывает бороться до последнего, сохраняя веру на благополучный исход. И ведь есть в чём сомневаться: медики могут лечить ошибочными на данный момент методами, горько осознавая заблуждения прошедших лет, или рак может оказаться совсем другим заболеванием, но из-за специфичного понимания проблемы, всё в итоге может действительно перейти в рак, хотя никаких предпосылок к нему изначально не было. Гнетущая атмосфера усиливается вследствие узкой направленности лечебного учреждения. Солженицына возмущает, что раковых больных собрали в одном месте, где они вынуждены взирать друг на друга, заранее осознавая собственную обречённость, видя одну смерть за другой, одну калечащую операцию за последующей.

Солженицына не интересуют причины возникновения рака, хоть он и штудирует книги на данную тему. Чтобы сказать о вине испытаний атомного оружия — ещё мало данных; сослаться на неблагополучный образ жизни тоже нельзя, поскольку добрая часть людей воевала; такая же добрая часть сидела в лагерях, а остальные трудились на благо фронта. В такой ситуации действительно непросто делать какие-то выводы. Остаётся принять коварное заболевание в виде бича человечества, обречённого страдать вследствие ещё неизученных причин. Не зря Солженицын уделяет внимание не только описанию жизни пациентов, он также делится мыслями врачей, сожалеющих о плохо построенной системе раннего выявления заболеваний, сталкивающейся с изначальным нежеланием людей думать о себе, пока что-то сделать будет уже действительно поздно. Можно до последнего оттягивать беспокоящие тебя проблемы, а потом получить не диагноз, а безжалостный приговор, в вынесении которого будут виноваты все. Человек обязательно будет искать виновных, и начать нужно с себя, а потом уже перебирать остальных, не сделавших самого малого для выявления на стадии первых симптомов.

«Раковый корпус» — это набор историй, выстроенных в единый сюжет с помощью пересекающихся линий действующих лиц. Всех их свела судьба в короткий отрезок времени встретиться в одном корпусе. О каждом Солженицын расскажет отдельно, выделяя одних над другими, преследуя целью отразить максимальное количество беспокоящих его самого аспектов. Так читатель познакомится не только со счастливчиком, чья опухоль будет не такой страшной, как это могло показаться на самом деле; читатель прослезится над печалью мальчика — обречённого на ампутацию конечности, девочки — чья предыдущая жизнь была слишком ветреной, чтобы с ней примирилась советская цензура; читатель будет недоумевать от халатности мужчин, где один запустил язык, а другой слишком поздно прочитал плакат на стене в поликлинике, призывавший выполнять пальцевое исследование прямой кишки.

Солженицын не ограничивается темой рака, позволяя вмешиваться в происходящее и другим своим воспоминаниям, где будет уделено много места лагерному прошлому. Понятно, что прописать такие моменты просто необходимо, без них книга не получила бы той важной огласки, которая требовалась автору. Советского человека тема рака сильно не касалась, но прочитать между строчек о замалчиваемом прошлом страны просто необходимо, ведь это действительно коснулось многих. Солженицын не подведёт читателя, наполняя книгу ровно тем, о чём писать было противопоказано. И за эту смелость данного автора принято уважать — он кинул вызов закостеневшей системе, слишком долго пребывавшей под властной рукой диктатора.

Дать яд умирающему — это благо или нарушение основ гуманности? Но почему-то современная медицина позволяет себе мариновать людей в очередях до полного созревания рака, а чиновники не решаются дать право умирающему на достойное к себе отношение и отказывают в возможности облегчить страдания.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Четвёртый разворот — это последний манёвр самолёта перед посадкой. Но если не работает двигатель, если на борту нестандартная ситуация и если между членами экипажа пробегает искра давно назревавшего конфликта, то как выполнить четвёртый разворот без погрешностей — вот проблема из проблем. Пётр Кириченко не предлагает читателю с напряжением вчитываться в строчки своей книги, а лишь ровно повествует о своих воспоминаниях, причём чаще далёких от авиации, рассказывает чужие истории и предлагает ознакомиться с «Бегством из круга», где любовный треугольник содержит в себе слишком большое количество противоречий, чтобы окончание истории получилось позитивным.

Стиль автора тяжёл для восприятия: перегрузка знаками пунктуации, хоть и грамотно расставленными, иной раз отвлекает внимание от повествования. Нет в тексте завлекательных поворотов сюжета, лишь следование одной истории за другой. Вот автор едет в родную деревню, вспоминая важные события, вновь знакомясь со старыми друзьями и близкими подругами, от шарма которых он не может устоять, являясь женатым человеком. Зацикленность на эротическую тему сквозит через каждый рассказ, порой становясь центром происходящих действий. Можно всё свести к особенностям профессии лётчика, чей жизненный ритм не располагает к постоянному пребыванию на одном месте, бороздя небо между грозовыми облаками, находя на земле покой и умиротворение — ведь пока ещё не случалось такого, чтобы самолёт остался в небе навсегда, не вернувшись назад.

Каждый рассказ — это эпизод чьей-то жизни, где автор часто уступает своё место другим. Читателю предстоит узнать истории далёких обид и нравоучительные заметки о тяжёлых людских характерах, не находящих поддержки даже у самых близких. Надо быть терпимей к окружающим — постоянно приходишь к такому выводу, читая книгу Петра Кириченко. Нрав отца не могут терпеть дети, предпочитая покинуть родной кров, найдя приют в более спокойной обстановке; желание всех воспитывать и делать на благо — изначально кажется хорошим качеством, только отчего школьный преподаватель не может добиться от мужа понимания, угнетаемого каждодневным понуканием; либо автор останавливается на подозрительности ревнивого мужа, чьи претензии обоснованы, но слишком портят жизнь обоим супругам. Лишь к концу книги читатель найдёт упоминания о самолётах и лётчиках.

«Бегство из круга» — главное произведение сборника. Кириченко начинает со сцены конфликтной ситуации в кабине пилотов, где между двумя мастерами своего дела — капитаном самолёта и штурманом — возникает ненавязчивое разногласие вследствие желания проявлять симпатии к новенькой стюардессе. Простой любовный треугольник обрастает множеством подробностей, которые Кириченко будет скрупулёзно подавать читателю, удерживая интерес к произведению (а ведь интерес так и желает угаснуть, не находя опоры для обоснования мотивов поведения каждого персонажа). Но и тут Кириченко не оплошает, вводя главную интригу ровно в тот момент, когда начинает возникать желание отложить книгу в сторону. Краткий всплеск больше основан на недоумении логикой автора, решившего развести любовные нити именно таким образом.

На личных трагедиях построено каждое произведение сборника. Судьбы ломаются, но жизнь от этого не останавливается, предоставляя участникам возможность осознать произошедшие события, делая из них определённые выводы. Простого рецепта не существует, да и выписать такой рецепт никто не сможет. Нужно менять обстановку. Лётчику это сделать проще всего, набирая высоту и отправляясь к новым горизонтам.

Было бы интересно узнать про автора хоть что-нибудь: нигде нет о нём информации. Похоже, только случайные находки в книжном шкафу дают возможность ознакомиться с творчеством многих из тех, чьи имена ныне забыты.

Автор: Константин Трунин

» Read more