trounin.ru

К апрелю 1924 года Булгаков написал повесть «Багровый остров», опубликовав её в «Накануне». Что же помешало вынести в заголовок настоящее название острова, принятое местным населением? Они назвали его Багровым, подразумевая Красный. И в том была явная аллегория, приравнивающая страну Советов к туземным островитянам, над которыми на протяжении предыдущих лет укрепляла власть Британия и прочие колониальные державы. В один момент один из их кораблей прибило якобы к земле эфиопов, край с первобытным укладом жизни. Что же случилось дальше? Как то и произошло на самом деле — туземцы в краткий срок обрели способность противостоять всему миру, не считаясь с мнением желающих колонизировать остров.

До британцев остров эфиопов посещали французские и немецкие корабли, да что-то у них не получилось. Об их визитах остались среди местных только предания. Теперь британцы взялись спаивать эфиопов огненной водой, отчего вспыхнули противоречия: общество разделилось, началось брожение. Нарастающий конфликт остановило извержение вулкана, уничтожившее часть острова, убившее монарха и жреца, следом разразилась чума, появился новый лидер, перегнавший маис в огненную воду, тем истощив продовольствие, доведя островитян до голода. Если всё тут сказанное — не аллюзия на падение Российской Империи, то чем же оно тогда является? Приходится сомневаться, будто бы таких мыслей не придерживались сами современники Булгакова.

Продолжение повести — описание горькой судьбы беглецов, искавших лучшей доли, а получивших лишь тяжёлый труд и сомнительные перспективы. Михаил оптимистичен, для него всё только начинается, хоть и неизвестно, чем закончится сражение жителей Багрового острова с колонизаторами. На удивление Британии, туземцы научились отправлять радиограммы, управлять кораблями и даже наносить урон средствами современного вооружения. Но чему они ещё научились? О том читатель догадывается. Михаил же предпочитает остановить рассказ, поскольку продолжение ему ещё не стало известным, потому как истинное противостояние страны Советов в самом начале. Может кто после допишет продолжение за Михаила. Кажется, за его написание уже принялись.

Наконец-то Михаил взялся за то, что от него долго ждали. Вернее, чего ждал потомок, решивший знакомиться с его творчеством с первых написанных им строк. «Багровый остров» выглядит внушительным вкладом в искусство повествования эзоповым языком. Пусть Михаил и говорит, будто бы он перевёл на оный с французского некое произведение Жюля Верна. Тем он снял всякие подозрения, имея право говорить, что все совпадения случайны. Не мог ведь классик приключенческого романа писать о советской действительности, тем более придавая ей настолько вопиющую историческую достоверность.

Конечно, Жюль Верн ничего подобного не мог написать. Да вот неизвестно, какого именно Верна имел в виду Булгаков, называя сего писателя товарищем. Пусть не классик, тогда неизвестное литературным исследователям лицо. Оставим в стороне подобные домыслы. Остановимся на храбром поступке непосредственно Михаила. Он действительно иносказательно поведал о настоящем, увидел происходящее отстранённым взглядом, разменяв трагедию населения Российской Империи на уподобление деградации до уровня первобытного строя. Так яснее получилось рассказать, каких унижений удостоился народ, достойный отныне встать в один ряд с ведущими державами мира.

Булгаков мог и не испытывать таких чувств. Сомнительно, чтобы он радовался за успехи народившегося государственного новообразования. Оно вполне могло съесть само себя, своим воздействием разрушив данную ему под управление территорию, пускай и добившись поражающих воображение промежуточных результатов. В одном Михаил был прав точно — продолжать верить эксплуататорам рабочей силы нельзя, так Багровый остров превратится в сплошную каменоломню, без какой-либо надежды на достойное существование его жителей.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Все мы куём золотую розу, ради которой живём, а после умираем, оставляя вместо себя труд рук своих. Паустовский дал конкретный пример — он рассказал о писателях, то есть о людях, чья жизнь наполнена созданием текстов, продолжающих существовать бесконечно долго, продлевая жизнь покинувшего мир человека. Для лучшего понимания сего утверждения Константин привёл легенду о юноше и его любви к девушке, результатом чего стало изделие, созданное ради одной цели, в итоге нашедшее применение в другом. Так и писатели трудятся во имя личных представлений о должном быть, что трактуется потомками на разный лад, и редко на тот, который стремился вложить сам автор.

Слово родилось в устах человека для передачи информации. Письменному слову предназначалось оную закрепить. Художественное слово позволило иначе понимать происходящее, вплоть до отражения иных взглядов на действительность. Цивилизованный человек не должен делом демонстрировать устремления, когда достаточно об этом сказать. Побуждение к вооружённому сопротивлению всё равно пройдёт через слова. И когда потерпит крах устное слово, разгорится конфликт с применением силы, но когда и он исчерпает возможности, верх возьмёт слово письменное, преображающееся в художественное, в красках раскрывая представления, побуждая верить, сочувствовать и стремиться помочь. В идеале так, но на самом деле иначе. Покуда одни унижают других, противящиеся им стараются бороться как раз цивилизованными методами, только у Паустовского диким народом представлены европейцы, тогда как филиппинцы — нация благородных людей.

Оставим борьбу за права. Писатель, свободный от ограничивающих его творчество условий, должен стараться создавать новое. Это утверждение, отсылающее читателя к футуризму, понимается иначе, если об этом взялся судить Паустовский. Развивая мысль дальше, видя многое подобие подобий, уподобляющих литературу горе из без смысла исписанных страниц, начинаешь желать свежей порции слов, выделяющей писателей из потока графоманов. Лучше в течение десяти лет молчать, «уйдя в народ», дабы под впечатлениями творить на протяжении оставшихся лет. Таким образом поступали, допустим, Максим Горький и непосредственно Паустовский.

А как же писать так, чтобы оказаться востребованным у читателя? Единого рецепта не существует. Константин привёл в «Золотой розе» разных авторов, чей труд имел мало сходных черт, что не влияло на производимый ими продукт. Пиши хоть по заранее составленному плану или импровизируй. Твори утром, днём, а хочешь и ночью. Выводи слова на бумаге карандашом, ручкой, любым иным образом. Погрузись в тишину, шум или гам. Это не обеспечит успеха, важно содержание создаваемых произведений.

Паустовский мыслит масштабно, забывая про иные материи, которым читатель подвержен сильнее. Писателю важнее состояться в обществе, тогда к нему скорее придёт признание. Ежели он будет творить наедине с собой, никому не показываясь и делясь написанным только с друзьями, то чаще такие писатели ничего не добиваются при жизни (не считая редких исключений). И это при том, что творчество состоявшихся чаще ничего из себя не представляет, а труд обойдённых вниманием писателей способны оценить лишь потомки, не подверженные истерическим симпатиям прежних поколений, вследствие чего некогда популярные авторы уходят в тень и растворяются в безвестности.

Представленные на страницах «Золотой розы» портреты писателей не поражают воображение. Определившийся с собственным мнением читатель, скорее всего, не согласится с выводами Паустовского. Константин поделился собственным частным мнением, симпатизировать которому нужно с осторожностью, дабы не позволить сформироваться личным стереотипам, от чего представление о ком-то создаётся со слов других. Нужно самому вырабатывать мнение!

Автор: Константин Трунин

» Read more

Потомки ничем не обязаны предкам. Жизнь разводит людей, заставляя их искать повод для вражды. И нет лучшего аргумента к возрождению противоречий, каким является память. Именно так случается в действительности. В художественных произведениях иначе — родственная кровь требует сближения и восстановления прежде оборванных связей. На страницах создаётся идиллия, весьма редко встречающаяся в таком же виде на самом деле. Вот и у Паустовского всё начинается с восстания декабристов в суровое для России время и заканчивается в современные автору дни, когда страна оказалась окутанной человеческой дружбой (sic!).

Место действия Константин выбрал далёкое — Аландские острова (архипелаг на юге Финляндии), где располагался Камчатский полк. Через эти земли пробирались в Швецию участники восстания декабристов. В центре повествования оказались Бестужев и Тихонов, офицер и солдат. Ничем не обязанные друг другу, они приняли смерть при разных обстоятельствах, в результате чего их похоронили в одной могиле. Но гибель сих людей всё-таки имела связь, о чём предстоит узнать далёким потомкам.

Судьба складывается на пользу литературных персонажей, оказывающихся в необходимом месте в нужное время. О чём требовалось забыть, то продолжает толкать вперёд. Разросшийся род мог бы забыть предков, умерших вдали от родной земли, но такого не случается. Желание найти пропавшего родственника даёт жизни движение, заменяя собственное существование. Потому у Паустовского всё подходит к тому, что могиле быть обнаруженной, а семьям восстановленными. Но требовалось ли это действующим лицам произведения? Автор за них решил, как именно им мыслить, отложив прочие дела в долгий ящик, с коими пусть не они сами разбираются, а занимаются следующие поколения.

За бурными событиями XIX века расцветает богатый революциями XX век. Поиски приходится продолжать на фоне матросских бунтов, обеспечивающих одному из действующих лиц быстрый рост в званиях. Иначе ему не найти желаемого, покуда он не получит управление над передвижениями корабля. Остаётся сконцентрироваться на единственной задаче — необходимости распутать клубок, завязанный на мимолётной интимной связи Бестужева за два дня до смерти, а после пойти по следам Тихонова, разыскивая его родственников близ Петрограда.

Прошло порядка ста лет с восстания декабристов. Зачем семьям объединяться? Они связаны мгновением, когда более в их истории схожего нет. Разве нет более важных дел, нежели установление уже ставшей бесполезной истины? Безусловно, идея представляет интерес, она прекрасно реализована, но мысли не могут обрести покой, не видя за порывами персонажей настоящей сути, кроме притворного желания помнить о тонкой ниточке, толком ничего и не связывавшей, дабы ныне ей придать вид крепкого каната, способного удержать тех, кто и не думал вспоминать о прошлом.

Если допустить сближение родственников (давайте их называть именно так), то чем это грозит в будущем? Паустовский может считать, будто на данной почве зародится дружба, помогающая сохранять стойкость в трудную минуту. Читатель же будет думать иначе, понимая, как скоро ставшее известным обрастёт домыслами, породив множество допущений, с которыми другие члены семьи соглашаться откажутся, вследствие чего важный эпизод станет основой драмы. Забытому потому и полагается оставаться забытым, дабы не вспомнили, попутно додумав обстоятельства, к действительности не имеющие отношения.

Было ли в реальности нечто похожее, о чём рассказал Паустовский? Обязательно подобное с кем-то произошло. В это не верится, но жизнь человека подвержена парадоксальности, чему сложно поверить, но поверить всё-таки можно. А вот литературным сюжетам доверия нет.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Повесть можно написать всего лишь созерцая некий предмет. Для Паустовского таковым послужила карта Мещёрского края. Он проследил её содержание, чтобы поделиться наблюдениями с читателем. Какой видел он сей край сам, тот отличался от представленного. Причиной тому является прошествие лет — датой съёмки обозначен 1870 год. Многое минуло за столь короткий срок. Ещё больше минуло с давних пор, поскольку некогда Мещёры тянулись с севера на юг и с востока на запад, а не как сейчас — «раскинулись» на малом отрезке между Рязанью и Владимиром.

Нет в Мещёрах примечательного. Не видит в них Константин особенности. Ему они приятны воспоминаниями, по следам которых он и взялся о них судить с высоты достигнутого. Как же получилось так, что понадобилась старая карта, тогда как можно было спросить о интересующем у старожилов? Приходится махнуть рукой. Какой толк от издавна живущих в этом краю людей? Разве укажут они правильное направление, понятное им одним? Лучше вооружиться картой, самостоятельно внося в неё изменения по мере продвижения. Паустовскому лучше судить о работе на местности, нежели его читателю.

Кстати, о читателе. Внимать рассказываемому Константином трудно, если Мещёрский край не был виден лично. Что это за хвойный лес такой? Почему так уважительно к нему относятся? Ведь с первых строк заявлено — обыкновенная природа, без возможности чем-то её выделить. В условиях обыденного созерцания Паустовский плывёт по волнам памяти, нисколько не стремясь взволновать обращённое к его повествованию внимание. Захотелось высказаться, припомнить детали. Ничего не поделаешь — подобным образом Константин написал большую часть книг.

Коли рассказ про лес, тогда нужно поведать о приметах, поделиться знанием определения сторон света или ещё о чём-то, тем отвлекая внимание читателя, получающего более информации, когда действия на местности возвращают Паустовского к анализированию содержащейся на карте информации. Вот Мшары — покрытые мхом болота. Точно ли они нанесены? В чём их примечательность? Читатель, видевший оные, сверяет собственные представления с точкой зрения на них у Константина. Если сходится — отлично, а если нет — годы не щадят природу, изменяя её лик для каждого последующего поколения.

Паустовский не спешит. «Мещёрская сторона» — скорее не повесть, а несколько собранных вместе очерков, связанных одной темой. Когда карта откладывалась в сторону, перед читателем предстаёт железная дорога или снимаемый Константином дом. Появились новые объекты для выражения мыслей о них, что хорошо вписывается в общий повествовательный фон. Разбираться или укорять автора за им излагаемое никто не станет. Говоря разобравшись, Паустовский умел переносить мысли на бумагу, тогда как основная часть людей их продолжает держать в голове. Взялся бы каждый за писательское ремесло, так переполнилась бы литература от увиденных под разными углами мещёрских сторон.

Обсуждать и понимать содержание не требуется. Оно представляет авторское восприятие природы, проявляемое через рефлексию. Константин разгружался от отягощающих его дум, тем давая творческим способностям лучше раскрыться. «Мещёрскую сторону» можно принять за черновик. Паустовский продолжал развивать писательский талант, умея рассказывать о самом обычном, о чём другой не подберёт текста и на несколько страниц. Нужно только иметь представление о чём пишешь, как образы сами заполнят пустые листы. А когда образы имеют вид Мещёр, то отчего не расписать ручку?

Взять бы читателю да пройтись по краю, описанному Паустовским, после сравнивая впечатления. Но не сразу, а спустя десяток лет. Сойдутся ли во мнении человек нынешний и некогда живший?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Большая книга требует приложения больших усилий для её написания, если автор не является графоманом. Горького не обвинишь в желании писать ради необходимости ежедневно создавать определённое количество печатных знаков. Ему потребовалось два десятка лет, чтобы создать новое крупное произведение. Но о чём оно должно было быть? Писать о новой жизни не так легко, ибо непонятно, к чему она вела советское государство. А вот вспомнить о прошлом было легко, особенно в связи с наконец-то победившей революцией. Требовалось показать, как существовали люди, дожив до отречения царя.

За основу Горький взял семейство, дав ему фамилию Артамоновых. Изначально планировалось представить их в образе вырожденцев. Нужно было построить повествование так, чтобы читатель убедился в гибельности совершаемых ими действий. Это не должно было затруднить рассказ о них, поскольку Горький привык писать о пустых людях, живущих вложенными в них кем-то принципами. Они всегда горят, дабы сгореть, иного для них не предусматривается.

Долгая пора простоя в создании крупных произведений привела Горького к утрате писательского чутья. Он уже не мог ориентироваться на вкусы читателя, так как не мог их понимать. Писать пришлось для себя, отражая некогда им пережитые эмоции. И делать это не в краткой форме, сообщая существенно важные детали. Роман требует приложения иных усилий, выражающихся приложением усилий для придания им объёма. Горький старался работать в данном направлении, нанося ущерб содержанию.

Очень важно видеть изложение истории в доступной пониманию форме. Тогда читатель проникнется интересом и будет сопереживать действующим лицам. Только затруднительно это делать, когда на страницах масло-масляное из бессодержательных диалогов. Тут бы сказать, что Горький придерживался принципов натурализма, концентрируясь на бытовых проблемах представляемых действующих лиц. И было бы оно так, не наделяй он к тому же их чертами, близкими по определению к канонам романтизма. Действительно, кашу маслом не испортишь, но в литературе масло всегда портит впечатление.

Сторонние источники утверждают, Горький задумал книгу задолго до её написания. Сам Ленин был заинтересован в ней, определяя, что её время придёт после революции. Может и Горький думал об этом. Когда же революция свершилась, потребовалось вспомнить о некогда имевшейся у него идее. Только писать требовалось при когда-то возникшем интересе, а не спустя десятилетия, заставляя себя работать над её содержанием, отчего мучение касается не столько содержания, сколько писателя и читателя, не желающих понять, зачем им искать общее мнение о «Деле Артамоновых», ежели книга вышла о пагубе, свершившейся помимо воли действующих лиц.

В окончании Горький настолько выматывается, что концентрируется на лишних повествовательных элементах, продолжая мучить себя. Выйдя за рамки повести, он желал дать читателю полноценный роман, имеющий законченный вид. Лишь тогда на страницах произведения появляются осмысленные сцены, где нет разговоров, вместо которых представлено развитие действия. Впрочем, далее смерти не расскажешь, поэтому краски отдаются на преображение похорон и супружеских дрязг, мрачных в действительности и радующих в качестве отдушины сего угрюмого повествования.

Читателя интересует не жизнь персонажей, ему интересно, почему и как отрекался царь. Для революции — это важнейший момент, нашедший отражение и в романе «Дело Артамоновых». Всё прочее бывшее в произведение до — подготовка к сему событию. После уже не имеет значения, чем занимались Артамоновы, они прожили свою жизнь в тексте произведения, и путь им в забытье, как и крупной форме Горького, жившей и умершей вместе с её автором.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Было и будет, пока не убудет. Всему наступит конец, ибо единственный метод решения любой проблемы — радикальный. Что бороться с социально опасными элементами, покуда они не будут выкорчеваны из социума? Решение находится просто — они уничтожаются с их же помощью, для чего применяется выгодное обеим сторонам средство. Так негативный слой истончается и в итоге самоустраняется. Но до изобретения такого средства необходимо бороться всеми имеющимися средствами. Грузинской милиции оставалось по своему умению управляться с наркоманами. Михаил Гиголашвили рассказывает, как именно это происходило. Говорит он жёстко, без цензуры и опасно для всякого, кто не готов поверить в реальность творимых на страницах «Чёртова колеса» бесчинств.

В повествовании нет положительных героев. Все действующие лица преимущественно наделены отрицательными чертами. Принцип — с кем поведёшься, от того и наберёшься — применим тут в полной мере. Покуда наркоманы прожигают жизнь, испытывая свойственные им потребности, то милиция старается найти их и обезвредить. Проблема заключается не в том, что наркоманы мешают, смысл борьбы с ними казался бесплотным из-за системы наказаний, не располагавшей возможностью к изменению их мировоззрения. Тюрьма не сможет исправить наркомана, поскольку здравомыслящий человек понимает, что тут применим другой принцип — горбатого могила исправит.

С первых страниц Гиголашвили погружает читателя в сферу, наполненную мрачными перспективами. Раз в неё попав, никогда не сможешь выйти. Сама по себе наркомания несёт вред лишь наркоманам, тогда как их агрессия к миру вне их сферы связана с необходимостью добывать средства для приобретения наркотических веществ. Казалось бы, ничего не мешает вернуться к порядкам времён Сталина, когда морфин свободно продавался в аптеках. Не стоит тут вспоминать историю начала борьбы с распространением наркотиков вообще, начатую американцами в XX веке, чем они породили гидру. Сейчас нужно о том забыть и внимать происходящему в произведении Гиголашвили.

Всем всё известно. Милиция стоит над наркоманами, осуществляя контроль. И именно милиция расположена контролировать рынок наркотических веществ, чтобы деньги шли непосредственно к ним. На этом Михаил выстраивает повествование. Но такого быть не должно, поэтому милиции остаётся взирать, как положение ухудшается. Милиционерам приходится исполнять обязанности, поскольку распространение наркотиков в любом случае стоит пресекать, дабы не допускать сопутствующей этому процессу противоправной деятельности. Например, Гиголашливи акцентирует внимание на том, как наркоманы грабят квартиру и причиняют людям страдания.

Откуда вообще шли наркотики в Грузию? Если верить Михаилу, то путь начинался с Узбекистана. Более того, читателю показывается процесс сбора будущей наркотической продукции. В тексте он описывается с авторским на то удовольствием, в подробностях и со смаком. Описывает Михаил и мечты наркоманов о более доступном способе получения удовольствий, вроде воздействия током на особые зоны головного мозга. Всему находится место на страницах, кроме появившегося много позже средства, заставившего наркоманов гнить изнутри, что способствовало идеальному способу решения проблемы.

Не перечесть поднимаемых Гиголашвили тем, над которыми он думал с начала работы над «Чёртовым колесом». Произведение он создал провокационное и мало кому оно придётся по душе, если к нему подходить не как к наглядному пособию по тому, до чего доводит людей приём наркотических веществ. Всё бы ничего, но наркоманы боятся не осуждения общества — им важно мнение родных людей, в чьих глазах они не желают упасть. И понятно почему — наркоман перестаёт быть человеком, он становится подобным зомби. А зомби только на вид люди, внутри они — умертвия.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Подойдём к пониманию творчества Булгакова в 1924 году с его непритязающей ни на что повести «Дьяволиада». Сам Михаил лестно о ней не отзывался, поэтому не следует искать в повествовании сверх сообщённого автором. Ясно другое — первое относительно крупное произведение вышло комом. Осветить бюрократизм краше, чем это было сделано в «Похождениях Чичикова» не получилось. Пусть главный герой оказался зависимым от обстоятельств человеком, стремился с ними справиться и в итоге сошёл с ума от навязчивых мыслей, с толком Булгаков об этом рассказать так и не смог.

Думается, стоит винить творческий кризис, поразивший Михаила. Несмотря на сотрудничество с «Гудком», нащупать интересные сюжеты не получалось. Вплоть до марта Булгаков старался создавать очерки, почти не сообщая ничего оригинального. Может быть причина заключалась в необходимости писать вне зависимости от обстоятельств, поскольку требовалось предоставлять определённое количество материала для очередного выпуска издания. Остаётся просто перечислить сии статьи: «Сильнодействующее средство», «Спектакль в Петушках», «Как он сошел с ума», «Часы жизни и смерти», «Геркулесовы подвиги светлой памяти брандмейстера Назарова», «Торговый дом на колёсах», «Просвещение с кровопролитием».

Исключением стал художественно обработанной очерк «Электрическая лекция». Булгаков критически отнёсся к преподавательскому составу учебных учреждений, особенно в даваемых студентам знаниях. Разве может ученик знать больше учителя, смея обвинять того в плохом знании предмета? Это вполне допустимо. Осталось донести такую мысль до читателя, что Михаил и сделал.

В январе Булгаков сотрудничал с «Вечерней Москвой», предложив для публикации рассказ «Серия ноль шесть №0660243″. Что будет, если человек выиграет в лотерею пятьдесят тысяч рублей? Полёт фантазии обеспечен. Допустимо тратить на своё усмотрение, куда бы не пожелала душа. Разумеется, для острастки сих мечтаний нужно продемонстрировать реалии Советского государства, внеся в повествование горькую порцию правды. Кажется, в Булгакове начал пробуждаться мастер таинственных историй, должных переродиться сперва в фантастические произведения, а после в подлинно мистические.

Для издания «Железнодорожник» в начале 1924 года Булгаков написал очерк «Воспоминание», поделившись своей или чьей-то другой историей. Её суть в том, что приехав в Москву, молодой человек желал прописаться на жилплощади друга и встретил сопротивление надзорного органа, логику которого он не был в состоянии переспорить. Помочь мог лично товарищ Ленин! Но добиться встречи с Лениным из-за такой мелочи кажется небывалой вещью. Может быть получится добиться внимания Крупской? Это такая же небывалая вещь, только кажущаяся более реальной. И ведь у героя повествования всё получится. Мистика? Иногда всё-таки случается чудо без находящихся за гранью понимания материй.

Под конец марта Михаил вернулся к работе с газетой «Накануне», поделившись с изданием текстом очерка «Белобрысова книжка», продолжая серию не самых удачных творений. Благодаря краткости, Булгаков мог рассчитывать на публикацию, позволяя средствам массовой информации заполнять пустующие полосы. Иначе нельзя объяснить, каким образом в печать шёл создаваемый им массив мысленных форм, должный быть забытым, не стань впоследствии Михаил обладателем столь громкого имени, что ныне считается недопустимым обходить вниманием всё им созданное.

Для «Бакинского рабочего» Булгаков вспомнил о проблемах с заселением и регистрацией, написав очерк «Бурнаковский племянник». О наболевшем допускается говорить постоянно, порою без добавления дополнительных деталей. Чаще требуется настойчиво и однообразно о чём-то рассказывать, чтобы тебя услышали, иначе останешься подобием обезвоженного гласа в полной оазисов пустыне.

Как писатель Михаил почти сформировался, осталось начать творить нетленное — опыта он уже набрался.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В августе и сентябре Булгаков писал исключительно для газеты «Накануне». Из-под его пера вышли очерки «Шансон д’Этэ», «День нашей жизни», «Псалом» и «Золотистый город». Краткая форма побеждала крупную, позволяя с сарказмом относиться к происходящему и не давая читателю возможности серьёзно задумываться о имеющем место в действительности. Но темы Михаил выбирал самые примечательные, которым нельзя отказать в праве на вечное их обсуждение. Например, свойственное русским стремление всего бояться, если есть малейший слух, что за это наказывают, или повальный исход людей на дачи в свободное от работы время.

Одновременно с этим Булгаков опробовал манеру изложения ранних советских писателей, любивших наполнять действие эмоциональными криками толпы, представители которой остаются для читателя безликими. Под думы об этом Михаил собирался начать новую жизнь, к чему он так старательно стремился весь прошлый год. Хорошо, что стремление реализовывалось не за счёт творчества, иначе быть прозе Булгакова забытой, как то случилось с основной массой произведений тех лет.

Не чужд был Булгаков и понимания отцовских чувств. Повествуя аллегорически, либо рассказав известный ему случай, Михаил дал читателю представление о ребёнке, оставшемся без родителя. Как такой чудесный мальчик мог быть брошен? Вопрошает со страниц «Псалома» Булгаков. Учитывая верную подачу материала, Михаил скорее всего опирался на с кем-то происходившее, чем он сам лично был заворожён. А может данный мальчик желал прикипеть лично к нему? Так или иначе, Булгаков на мгновение отвернулся от реальности, поддавшись влиянию обыкновенных человеческих чувств.

Личное должно оставаться личным, так как читателя интересует мнение о настоящем, написанное хотя бы малость осведомлёнными в том людьми. Цикл из тринадцати заметок «Золотистый город» закрыл сотрудничество Михаила с газетой «Накануне» в 1923 году. О чём писать? Булгаков писал о свиньях, разделении Москвы на много- и одноэтажную, о цветнике в виде изображения Ленина, об узбеках и прочем, чего касался его взгляд.

С 17 октября начинается плодотворное сотрудничество с «Гудком». В очерке «Беспокойная поездка» рассказчик поведал, как он не может доехать до Ростова из-за каждые десять минут высаживаемых с поезда зайцев. Россия — не Америка, тут могут и обслуживающий персонал во время движения скинуть, посему бороться приходится во избежании подобных инцидентов. С другой стороны, означенная проблема, доставив неприятности, обернулась удачей для Булгакова, наконец-то обретшего стабильное место для публикации заметок.

После Михаил написал «Тайны Мадридского Двора» и «Ноября 7-го дня», предварив ими очерк-расследование «Как разбился Бузыгин». В тексте были размещены телеграммы и сообщения разного рода, подводящие читателя к пониманию того, что Бузыгин не должен был разбиться, но, по сложившей в России традиции, пока нечто ожидаемое ожидаемо не случится, требуется дождаться, пока оное случится, дабы принять меры для предотвращения подобного в будущем. Для закрепления материала Булгаков дополнительно написал очерк «Лестница в рай».

«Гудок», воспринимаемый узкоспециализированным журналом, отныне становился для Михаила площадкой для сообщений обо всём, в том числе и о происшествиях различной степени важности, как то стало понятно по описанию смертельного случая с Бузыгиным. Поэтому очерк «Налёт» не вызывает нареканий, хоть Булгаков и описывает чувства пострадавшего от противоправных действий, сопроводив повествование описанием мучений раненых и обнаружения убитых.

В том же 1923 году Михаил сотрудничал с изданием «Дрезина», опубликовав в нём два очерка: «Остерегайтесь подделок!» и «Арифметика». Денежный вопрос волновал Булгакова не вследствие тяжёлого финансового положения, а более из-за того, что постоянно возрастающее количество нулей на банкнотах ничего хорошего на самом деле не означает.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Обилие публицистических работ Булгакова можно встретить в двух газетах «Накануне» и «Гудок». Если «Накануне» уже стала для Михаила основной площадкой, то «Гудок» ещё нет: в феврале 1923 года была опубликована первая заметка и последовал перерыв до октября. В этой заметке, названной «В театре Зимина», Булгаков написал, как он прежде всего увидел Калинина, а всё остальное в том повествовании осталось для читателя вторичным.

В первой половине сего года в газете «Накануне» размещены следующие произведения: «Сорок сороков», «Под стеклянным небом», «Московские сцены», «Бенефис лорда Керзона», «Путевые заметки. Скорый №7: Москва — Одесса», «Комаровское дело», «Киев-город», «Самоцветный быт» и «Самогонное озеро». Надо сразу заметить, Булгаков всё более переходит на крайне короткие заметки, которые допустимо приравнять к анекдотическим ситуациям, поэтому он объединял их в группы, дабы статьи выглядели весомей.

«Собачье сердце» Михаил напишет через несколько лет, но уже сейчас он нарабатывал материал, описывая примечательную московскую действительность. Москва дышала и менялась, нэпманы продолжали процветать, а простой люд задыхался на отпущенных им шестнадцати аршинах, на которые пытались постоянно кого-то подселить. Оставалось идти на хитрость, лишь бы не лишиться поистине драгоценной жилой площади.

Один раз Булгаков описал суд, разбиравший дело маньяков. Булгаков не понимал, как таких чудовищ носит земля. Может Михаил действительно так считал, или уже забыл, о чём писал в 1919 году? Он же через две недели напишет воспоминания о Киеве 1917 года, где расскажет о горящем доме, вывесках на украинском языке и о Петлюре, не сумевшем ни в одной из четырёх попыток взять город. Ещё Булгаков выскажет утверждение про пристрастие москвичей к американскому, тогда как киевляне оным не обладают.

Прочее, опубликованное в «Накануне», носит развлекательный характер, интересный сугубо при разбирательстве в случае существенной на то надобности.

В «Петроградской правде» Булгаков рассказал «Китайскую историю». Ныне китайцы почти никак не воспринимаются, если речь касается событий гражданской войны, тогда как в те времена они проживали на территории России в довольно большом количестве. Именовали их тогда ходя, благодаря особенностям китайской речи и торговле вразнос. Булгаков отдаёт дань уважения храбрости этого народа, честно и до последнего сражавшегося за Красную армию, не оставляя позиций. Смерть сломит главного героя, пронзённого штыками юнкеров, но поведать о том непременно стоило, дабы в будущем избегали презрения или подобия данного чувства.

В «Голосе работника просвещения» Булгаков разместил три заметки по профилю издания: «Каэнпе и Капе», «1-я детская коммуна», «Птицы в мансарде». Или Михаил всё-таки пересмотрел представления о новой власти, либо стал серьёзно относиться к стремлению советского государства вырастить достойное страны поколение. На глазах читателя проводится отбор кандидатов на должности учителей и воспитателей. Это не так трудно, если не отсеивать многочисленную массу желающих работать, почти не представлявших, что значит обучать детей.

Примером Михаил ставит 1-ю детскую коммуну, организованную и управляемую детьми. Если бы подобные дети выросли и продолжили жить по установленным ими правилам, процветать стране в веках. Удивительно наблюдать, как обычно склонные к агрессии в отношении самих себя, молодые люди живут по общим принципам, избегая проявлений индивидуализма.

Однако, в дошедших до нас заметках Булгакова есть произведение без проставленной даты «В школе городка III Интернационала». Тут уже нет чаяний о будущем поколении: дети учатся в холодных помещениях, стоит думать, что к тому же недоедают и получают знания не в требуемом объёме. Михаил лишь замечает, как таких детей скорее съест туберкулёз, поскольку забота должна быть не только на словах. Видимо, и не только в виде заметок о том, как всё хорошо, когда реальность не соответствует сообщаемой периодическими изданиями реальности.

Автор: Константин Трунин

» Read more