trounin.ru

Очередное вхождение Горького в мир драматургии — пьеса «Дачники». Зритель должен был увидеть тонущий в мраке мир, отчаянно пытающийся найти отблеск былого великолепия. Всякое действующее лицо обязывалось жить иллюзиями прошлого, пытаясь отыскать навсегда канувшее в забвение. Вроде все подобные слова о литературных произведениях — пустой звук. Так в большинстве случаев и оказывается. Но как громче сказать о драматургических изысканиях Горького, если он брался отразить мысль, обволакивая её в разговоры о пустом? Понятно, данный приём поможет ему в наполнении длиннотами крупных произведений. Однако, пьеса и без того коротка, чтобы лишать её содержательности. Если кто и будет вспоминаться при знакомстве с «Дачниками», то всё тот же Чехов.

Обстоятельства постановки пьесы не столь примечательны сами по себе, сколько происходившее в стране. Россия стояла на пороге революционных порывов возмущающегося народа. Вскоре власть открыто выступит против актов неповиновения, устроив кровавую расправу. А тут Горький с «Дачниками». Где же быть спокойствию? Показывать на сцене сомневающихся людей, пытающихся наладить жизнь, забывающих о насущном — было ли правильно? Само повествование сводилось к бесконечным пробам проведения мероприятия, никак не складывающегося. Всё из-за того, что поставить действие брались не совсем готовые к его проведению граждане, хотя вину следует возложить непосредственно на Горького, чьими руками ожидаемая постановка представления терпела крах. В жизни всё могло пойти иначе, но автором истории является один человек, которому и предстоит решать, каким образом будут поступать действующие лица.

Действие внутри действия ломает восприятие пьесы. Успех возможен в случае, когда зритель видит превосходство внутреннего действия над внешним. У Горького превосходства не имелось, причём в оном следовало отказать и внешнему действию. Получалось, написано о посредственностях, пытающихся доказать нечто такое, чему они окажутся рады. Как бы Горький не утрировал, он просто отказал группе людей в их праве на придуманное ими счастье. Ведь разве не мог понять зритель, насколько определённые круги привыкли создавать представление о лучшем из возможного, стороннему наблюдателю представая в убогом виде? Всё могло стать таким же у Горького, в чём действующим лицам сталось отказано. Требовался определённый наставительный тон, свидетелем которого и полагалось быть зрителю.

Можно пробовать читать и перечитывать, либо смотреть и пересматривать, не находя цельного зерна. Обязательно потребуется трактовка кого-то ещё. И чаще находятся те, кто из года в год и из десятилетия в десятилетие повторяет сказанное другими. Да, Горький наполнил произведение «дачниками», обязательно должных быть взятыми в кавычки. Эти ревнители прошлого будут стремиться видеть настоящее без перемен. И будет среди собравших человек, готовый поразить сердце зрителя словами, выдающими в нём передового мыслителя. И на его противостоянии основной массе можно создавать любое угодное суждение, чаще осуждающего характера для большинства действующих лиц.

Горький посчитал нужным оговориться о силе слов писателя. Это мимолётное размышление, как всё прочее, ставило происходящее в узкие рамки. Читатель всегда понимает, повествование складывается, как того желает автор. Станет описываемое похожим на правду или сведётся к явной выдуманности — сугубо проблема восприятия текста. Возразить или внести изменения нельзя, лишь рассудив о допустимости иных вариантов развития событий. И Горький складывал действие так, дабы зритель твёрже убеждался в невозможности продолжать строить мир из того, что уже спешно разрушается. Какой смысл защищать отжившее, способствующее неминуемому краху? Значит, нужно мыслить шире и допускать до существования и то, к чему не всегда есть стремление у ответственных за наведение порядка в стране.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Написав пьесу о мещанах, Горький продолжил создавать драматургию, теперь обратившись к образу нищих, либо люмпенов — как их будет называть правильнее. О подобных людях он писал и раньше. Ничего не изменилось и теперь. Зритель принуждался следить за разговорами о насущном. Всякое действующее лицо бралось рассуждать, отражая определённые суждения. Основные мысли оставались прежними. Снова призыв к необходимости терпеть происходящее, ибо когда-нибудь всё встанет на свои места. Ведь не мог Горький открыто призывать к революции, предрекать кровавые события, просто обязанные последовать в ответ на предпринимаемую царским правительством внутреннюю политику. Любая попытка к этому обрекалась на столкновение с цензурой. Да и не мог Горький видеть, будто революция действительно свершится. До первого всплеска народной ярости оставалось три года — к исходу войны с Японией. Поэтому зритель следил всего лишь за разговорами, и более ничего.

Говорить о тяжёлом положении пролетариата впервые начали не русские писатели. К этой теме стали обращаться давно, что особенно ярко прослеживается по английской литературе. Именно в Англии — колыбели первого крупного и стремительно развивающегося технического прогресса — особенно остро встала проблема рабочего человека, вынужденного уступать своё место машинному производству и умирать от голода на улице. На такие же темы во второй половине XIX века обратят внимание французские и американские авторы. К тому же будут склоняться и русские писатели, но пока продолжавшие быть занятыми осознанием отмены крепостного права. Поэтому люмпены России особые — они стались специально обиженными царской властью, изначально лишённые всего, вне каких-либо обвинений причастности к капитализму.

Немного погодя, в 1903 году Джек Лондон опубликует сборник очерков «Люди бездны», где расскажет об испытанном им во время пребывания среди английской нищеты. А Горький уже с 1900 года задумался над написанием цикла пьес, где ключевая роль будет отводиться тяжести русского народа, загнанного в условия тотальной нужды и осознания беспросветности будущего. Он и писал «На дне», используя для названия более расширенный вариант — «На дне жизни». Ниже человек в России не мог упасть, если не говорить об окончательной деградации личности. Пока имелась возможность проводить дни в ночлежках, до той поры население России могло надеяться на самое малое, пускай и призрачно возможное.

Будущее действительно беспросветное. Некоторые действующие лица умрут насильственной смертью, придя к тому без желания или с горьким осознанием совершения именно подобного шага. До этого перед ними не раз возникнет вопрос, ответа не подразумевающий, однако, всегда находимый. Довольно осознать самое обыденное объяснение — никто никому ничем не обязан. Достаточно брать за пример французов, начиная с событий Великой революции то и дело задумывавших строить коммуны, всякий раз терпя крах. Социалистическая идея построения коммунизма продолжала беспокоить людей и в начале XX века. И по век XXI человек смеет думать, будто кто-то обязан потакать его прихотям и проявлять заботу о его благополучии. Что же, пиши хоть об обитателях ночлежек, хоть о влачащих жалкое существование работниках, получающих мизерную плату, философская риторика останется одинаковой — безусловно утопической.

Вот и действующие лица пьесы «На дне» заняты мечтаниями. Впору можно вспомнить Эмиля Золя, писавшего в одном из произведений, как людям хотелось просто работать, хотя бы за кров и еду, лишь бы иметь крышу над головой и не умереть с голода. Как оказывалось, на всех нуждающихся рабочих мест не имелось — не брали даже даром, вследствие чего люди ставились перед осознанием неизбежного.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Максим Горький — драматург. Возможно ли? Его первый опыт на ниве написания пьес оказался очень удачным. Но что в том повинно? Действительный ли писательский талант или особое состояние русской драматургии тех лет? За образчик спешили брать всякое, за оный слепо принимая и в последующем. Только, если иные драматурги пожинают славу без дополнительных домыслов, содержательность пьес Горького отражала сугубо определённый момент, который ему хотелось особенно высказать. Произведением «Сцены в доме Бессемёнова», в дальнейшем получившем название «Мещане», Горький говорил о текущем, воспринимаемом людьми за бесконечное. Можно оценить данное литературное старание иначе, проведя сравнение со смысловым наполнением «Отцов и детей» за авторством Тургенева.

Слава шла впереди Горького. Он стал таким явлением, к чьим словам будут обязательно прислушиваться, стремясь найти во всём им произносимом отсылки к действительному. Стоило «Мещанам» быть опубликованными, как за первый год было продано шестьдесят тысяч экземпляров. Таковые сведения приводит ряд источников. Вскоре пьеса получила Грибоедовскую премию, вручаемую за драматическое произведение, вызвавшее наибольший интерес у зрителя. Для первого опыта написания пьесы — лучшего и нельзя желать. Остаётся ещё раз задаться вопросом: насколько содержание соответствовало должному его восприятию? Что говорить, ежели имя Горького звучало громко. О чём он не поведай — ко всему будет приковано внимание. При этом нет никакого значения, насколько хорошим выйдет изложенный сюжет. При желании возможно найти всё, чего не надумай увидеть.

Самое очевидное в содержании — желание менять устоявшееся. Безусловно, устоявшегося в принципе не бывает. Никаких застойных явлений в человеческом обществе не происходит. Всё всегда развивается и стремится к переменам. Есть единственное исключение — этого можно не заметить, ежели прожил мало, либо берёшь для рассмотрения слишком короткий отрезок времени или излишне утрируешь рамками одной материи. А когда берёшься судить в общем, соотнося местные процессы с глобальными, тогда находишь возможность судить шире. Персонажи Горького тем и спасаются — они верят в наступление должного произойти. Грубо говоря, верят в появление на горизонте «звезды пленительного счастья».

Есть и другие персонажи, иначе смотрящие на жизнь. Своё значение оказывает груз из опыта. Кто-то просто не желает изменять устоявшееся, иные устали ждать, скорее боясь разрушить и без того хрупкое состояние покоя. Как тут не показать проблему конфликта поколений? Впрочем, чего не желают отцы, того всегда хотели деды. Поэтому, беря ситуацию через поколение, не всегда можешь заметить несоответствие взглядов уходящего и нарождающегося человечества.

Трудность работы над «Мещанами» осознавал и сам Горький. Ему требовалось нарабатывать умение создания драматических произведений. Прекрасно известно, насколько пьеса должна доводить до зрителя нужную информацию, всем сценам полагается быть взаимосвязанными и порождать друг друга. Как раз к этому Горький и не стремился. Информацию он, разумеется, закладывал в текст. Про взаимосвязь лучше просто умолчать. Не будет ошибкой привести в пример Чехова, часто грешившего в пьесах длиннотами. Однако, зритель желает зрелища, получая с раскрытием идеи множество посторонних событий. Поделать с этим ничего нельзя — авторитет автора оказывается выше написанных им произведений. В случае Горького понимаешь — его авторитет становился трудно оспорим.

Важен и факт пребывания Горького в заключении, что не могло не оказать побуждающего действия. Имея три написанных акта, испытывающий трудности с написанием четвёртого — заключительного, Горький взялся за дело и довёл «Мещан» до точки. Пьеса вышла вымученной, таковой становясь и для читательского восприятия — её приходится вымучивать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Далее за тринадцатый год нужно сказать о Жуковского стихах хотя бы вкратце. Что-то с рифмой писал, про силлаботоническое изложение Василий помнил в прежней мере. «К Филону» стих, к «Светлане», «К А. А. Плещееву» снова. Протасовых из Орла в Муратово-село зазвать решил. Ничего доброго о каком-нибудь старце, сказочных сюжетов не искал, слагал ему одному угодной ради цели, раз уж хватало у Жуковского и на это сил. Неожиданно слова обронил о цепях, видя как к огоньку из эфира создание впорхнуло. О воле спросил, словно заключённым став. «Узник к мотыльку, влетевшему в его темницу» — этим сердце раздуло. Для чего заговорил?

Стихотворением «Государыне Императрице Марии Фёдоровне» — весь присущий данному выражению мыслей пафос приложил. «К Ив. Ив. Дмитриеву» о Карамзина да Василия Пушкина стихах. «Уединение» и ворох новых Плещееву посланий. «Рай» небесный под охрану поместил, земной — под Бога защиту. «Обет» — на чей-то благодарный взгляд ответ сложил. «Первое июня» — в радости готов быть, до гроба в цветах. «Нина к супругу в день его рождения» — из становящихся традиционными сказаний. «Путешествие жизни», «К А. А. Протасовой», «К Н. П. Свечину» — и это сказано должно быть к ответу.

«Песня матери над колыбелью сына» имеет странный сюжет. Мать колыбельную поёт, видя отца черты в сыне. Надеждами питается, думая воспитать дитя таким же, но другим человеком. В послании «Плещепуну» искать разумного смысла нет. «К А. П. Киреевской в день рождения Маши» такой же сути нет поныне. Следом «Молитва детей» оглашается, Творца деяние озаряет мир светом. «Русскому царю» послание Жуковский сложил, всё о том же, чтобы русский народ крепче пил. Коли крепче будет пить, тем царскую власть поможет укрепить.

Отставь от глаз печаль, смерти не избежать — послание «Тургеневу, в ответ на его письмо». Стих «Эпимесид» про спасённого богами человека, теперь он каждый год спасителям почёт воздаёт. Но славным тринадцатый год для Жуковского должен был по иной причине стать. «Молитва русского народа» — стихотворение принадлежит руке его. «Боже, Царя храни!» — скажут русские не раз в течение следующего века. Жуковского создателем гимна Российской Империи скоро почитать всякий начнёт.

О прочем теперь разве кратко нужно сообщить, забыв про заботу о ритмике. Вот оставшиеся за тринадцатый год стихи: «Надпись на картинке, изображающей три радости и подаренной Е. И. П.», «Авдотье Петровне Киреевской, «Сиротка», «Здравствуй», «К самому себе», «Стихи, читанные в Муратове на новый 1814 год».

Четырнадцатый год обилен, но и там говорить ни к чему. Написаны стихотворения: «Письмо к ***, «Тост», «Кто б ни был ты», «К доктору Фору», «К 16 января 1814 года», «Стихи из альбомов» — к Саше, к Маше, Воейкову, к арфе, к Саше Арбеневу, «29 января 1814 года», «К А. П. Киреевской», послание на триста строк «К Войекову», «Ответы на вопросы в игру, называемую Секретарь», «La Grande pensee», «К А. А. Протасовой», «К Тургеневу, в ответ на стихи, присланные им вместо письма», «Первое апреля 1814″, «Александре Андреевне Протасовой», «Похождения, или Поход первого апреля», «Поскриптум к посланию А. Ф. Воейкову», «К Марии Александровне Протасовой», «Мой друг утешительный!», «И. П. Черкасову», цикл долбинских стихотворений («Добрый совет в альбом В. А. Азбукину, «Библия», «Бесподобная записка к трём сестрицам в Москву», «Росписка Маши»), эпитафии («Моту», «Хромому», «Пьянице», «Грамотею», «Толстому эгоисту», Завоевателям»), «Желание и наслаждение», «Совесть» ,»Смерть», «В альбом баронессе Е. И. Черкасовой», «Послание к Плещееву», «Послания к кн. Вяземскому и В. Л. Пушкину», «Записка к Свечину», «Записка к баронессе», «Записка к Полонским», «Бесполезная скромность», «Феникс и голубка», «К Кавелину», «К Букильону», «В альбом к Нине», «К князю Вяземскому», «К Вяземскому, ответ на его послание к друзьям», «Младенец» (в альбом графини О. П.), «Любовная карусель, или Пятилетние меланхолические стручья сердечного влюбления», «Императору Александру», «Ноябрь, зимы посол…», «Теон и Эсхин», «Древние и новые греки», «К неизвестной даме в ответ на лестную от неё похвалу», «Максим», «В альбом барону П. И. Черкасову», «Плач о Пиндаре» (быль).

Сказать подробно можно, только есть ли в том необходимость? Жуковский даже рифмовать ленился. Пример? Вот самый яркий — к «А. А. Воейковой» писал: Сашка, Сашка! Вот тебе бумажка. — В таком вот духе большинство, была бы у читателя терпимость. Иногда Василий унывал, лишь этим и бодрился. Выдавал тогда стих он жаркий, не в духе «бумажка — Сашка».

Есть стих «Мотылёк» — тонкий на обыденность намёк. Пока не трогаешь ты вещей красивых, не станет меньше их — тем и счастливых. Есть стих «Что такое закон», им Жуковский намекает, насколько обходится часто он. Есть натянутый канат — на закон аллегория. О том и гласит краткая история. Кому надо срочно, тот под ним пройдёт, а кто наглее — иной найдёт обход. Есть стих «Амур и Мудрость», вроде басенного сюжета, про богиню, что людям без нужды оказалась. Зачем мудрость, если из-за любви не одна человеческая жизнь поломалась? Мудрый урок Жуковский преподносил. Жаль, из-за обилия поэзии для личных нужд он внимание читателя вновь утомил.

Автор: Константин Трунин

» Read more

К Жуковского поэзии есть значимый укор, не даётся её толкового понимания, промелькнут стихи перед глазами, оставив читателя перед осознанием пустоты. В одиннадцатом году Василий сам на оправдательную речь стался скор, прилагая талант поэтического дарования, ведь не чужими — своими устами, в «Певце» объяснил сколь причины ясными быть должны. Умрёт всякий творец, могилу по себе оставив. А может годы минули? Может нужно исходить из былого? Оттого не затронет поэзия читательских теперь сердец, в представлениях никого уже не ославив. Правда иные из потомков минувшее с удовольствием в поэзию свою вернули, особенно ярко вспомнив к месту должного увянуть Полевого. Как в романсе «Жалоба», где и сказано про цвет увядший полевой. Что же, подходить к пониманию поэзии всегда нужно с отягощённой знаниями головой.

За романсом следовал романс. «Цветок» — об угасающей красоте должного вскоре сгинуть создания. «Желание» — рассказ на любителя. Зато «В альбом 8-летней Н. Д. Апухтиной» сказал Жуковский золотые слова. Даётся каждому ребёнка шанс, дитя всегда есть радости источник и взрослых почитания, и хватает на его непосредственность ценителя. К сожалению, через пять лет схлынет сия, прельщающая юнцов, волна. В тот же год к А. А. Протасовой Василий обратился, как бы белый свет ещё одной из их рода не лишился.

«Стонет витязь наш косматый» — витязь перстень захотел сыскать. «Ода» — про Муратово-село. Безымянная песня, чтобы друг не забывал. Петру Вяземскому послание под сотню строк, где строка в одно или два слова обозначалась. Уже от перечисления читатель может устать, не пожелав узнать про творчество Жуковского хоть что-нибудь ещё, если к тому он вообще тягу проявлял. Впрочем, для того изредка и высказывается в сих строках подобная шалость. Греческая баллада «Елена Ивановна Протасова, или Дружба, нетерпение и капуста» — сменяющая русскую французская речь. «Добрая мать» — двумя ангелочками мать Бог наградил. Ну и под «Стихами, присланными с комедиями, которые К*** хотели играть» можно подводить черту за одиннадцатый год. Кажется, набил Жуковский оскомину до хруста, не пытаясь вовсе поэзией увлечь, да тем себя он и не томил, ведь не думал, что это массовый читатель прочтёт.

Год двенадцатый — великий год. Оружие солдата русского тогда блистало. О чём ещё писать, как не про войну? Писал о том Василий смело. В двести строк в «Послании к Плещееву» до славного Тильзита, где мир царь Александр долгожданный обретёт. «Стихи на потрете» того же Плещеева — перо Жуковского украшало. «Элизиум» — песня о рае древних греков, как об этом было не вспомнить в годину сию. И в семь сотен строк «К Батюшкову» послание писал Василий излишне смело. «Нина к своему супругу» — в день его рождения стих. «Речь» Плещееву неизменно посвятил, практически для него властителю. О Македонском сложил «Пиршество Александра, или Сила гармонии». Снова «К Плещееву», где Плещеев Плещепун для него. Или вот к Вяземскому в строках: Петру, что князь московский, шлёт привет поэт Жуковский, — стался Василий лих. Песня «Мечты», к А. Н. Арбеневой два послания, а к Е. А. Протасовой обращение словно к лицу способному смерть наслать дарителю. Всё это следует читать при единственном условии! Не воспринимать всерьёз ничего.

Укорять нужно нас, кто берётся о былом судить. И укорять тех, кто стремится крупицы собирать. Зачем хранить для потомков, допустим, к А. И. Плещеевой обращение? Явно Жуковский писал не для чужих глаз. Лучше к стихотворению «Пловец» внимание проявить. По нему и значение поэзии Жуковского придавать. Унесло чёлн без вёсел в море провидение, к Богу о спасении осталось возвысить несчастному глас. В стихотворении «Друзья!» слово «прости» — слово святое. А после о войне выразил Жуковский мнение своё простое.

Осушай стаканы смело, русский! Пьяный в бой идёт смелее. Бей француза без закуски! Без закуски бьёшь сильнее. О том сложена «Песня в весёлый час». К тому же в «Певце во стане русских воинов» призыв. Война с Наполеоном с отступления для России началась, уже и Москвы от супостата не сохранив. Жуковский всё равно советует браться за вино, стаканы напитком наполнять, тогда бойцу едино всё, сможет Родину он дальше защищать. Петь Василий продолжал, в поражении не видя причины унывать, тем он пример потомкам подавал, что готовы радеющих за Русь за малый промах с нечистотами смешать.

Осталось назвать: «К N. N. при посылке портрета», «Вождю победителей. Писано после сражения под Красным», «К А. А. Плещееву» стихи. Придётся сказать: кто оценит старания поэта, не останется к его творчеству безучастным, тот достоин сказать людям и мысли свои.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Минул обильный шестой год — седьмой на краткость не обилен. Протасовой три четверостишия Жуковский написал да песню «Тоска по милом», где дивчина тоскует. Читатель уже не такого от Василия ждёт, не думает, что может оказаться пассивен. Между тем, в иных сферах поэт себя искал, его иная сторона творчества волнует. Порою надо затронуть пределы устоев, чтобы мягче почва для твёрдости мысли стала, избежать в отзывах современников грязи, создав подобие стиха «На прославителя русских героев, в сочинениях которого нет ни начала, ни конца, ни связи»: поистине должна окрепнуть рука. Хочется иногда писать, не чувствуя под собой земли, перо и дано человеку правду искать. Тому читатель тоже внемли.

Восьмой год богаче, чем прежний год: романс «К Нине», песня «Мальвина», аллегория «Монах». Люди у Жуковского вянут в цвете лет. Жизнь не становится слаще, муками страдает людской род, высыхает без любимого дивчина, парень в келье себя ощущает, когда любимой на свете уже нет. Василий изрёк: поэт ныне и хитрый лжец и ложный предсказатель в стихах, сочинённых для альбома некоего М. В. П. Вспомнил и про необходимость сложить «Гимн» во славу Творца. А что Василий Петру Вяземскому в письме сказать мог? Не ожидал того читатель. Прямо написано в поэтических строках, заменить не стесняясь слово на букву Ж. Пётр, прими с воодушевлением: к тебе не жопа Аполлона, но лик бессмертный обращён. С таким стихотворением, Василий явно был чем-то огорчён.

Всё чаще песни Жуковский писал, без названий оставляя. Одна из них про гордость розы, бывшую сорванной рукой дивчины. Есть стихи, вырезанные на гробе А. Ф. Соковниной. Вот басня «Расстройка семейного согласия» за тот же восьмой год. Муж на жену обозлился, щелчка супруге дал. Та сыну дала в ответ, не утомив для того себя поиском причины. И далее до кота очередь дошла, тот за щелчок чижа распорядился судьбой. Это сказано к тому, что в войнах сильных безвинный лишь и мрёт. Ещё одна безымянная песня Жуковским написана в восьмой год. Говорил, что живёт любимою своей, такой жизнью наслаждаясь. Ещё одно обращение «К Нине» в виде послания читателя ждёт, в за сотню строчек растворяясь.

Девятый год начало брал со стиха «На смерть Е. М. Соковниной», затем последовало «На смерть фельдмаршала графа Каменского» стихотворение. Затем «К Эрминии», ибо над грацией грациею рождена. Затем написал «К А*** при подарке Аполлона», в гости сходив. Соответственно, в «В альбом» назывался стих другой. Соответственно, «Плач Людмилы» последовало за девятый год творение. О полёте соловья к цветку ещё была безымянная песня сложена. И, найдя повод грустить, «К Филалету» в стихе себя же утомив. «Счастием» подражать древним грекам решился, «К Делию» направил речь с призывом продолжать игру — умереть успеем, к Фантазии в стихе «Моя богиня» обратился, песней «Путешественник» в странствия решил отправиться — думать смеем.

Год десятый без положительных нот. «На смерть семнадцатилетней Эрминии» им написаны строчки. «К Блудову» послание составил, желая пути счастливый исход. К солнечным часам в саду И. И. Дмитриева надпись в четыре строки и точки. «Песнью араба над могилою коня» Василий читателя озадачил, смерть описал, как бился араб показал, рефлексией всё переиначил, пока не устал, зато рассказал. Юшковой посвятил стихотворение «Свисток». И к дивчине напоследок со слов «По щучьему велению» обратиться смог.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Мудрости чан — кто басни берётся сочинять. Так теперь и про Жуковского можно сказать. Что там прочие, кого терзала правды муза, кому жаркая казалась зимней стужа. Василий не иначе, он подобно прочим смотрел. Говорить о жизни он действительно смел. Желал видеть в зверях людей пороки, наполнял для того он рифмами строки. Становились животные и растения похожими на людей, своими пороками словно отличаясь от диких зверей. Так появилась на сцене «Мартышка, показывающая китайские тени». Вообразила она, способна творить чудеса, для того ведь не надо никакого ума. Кривлялась, чудила, многих своим поведением удивила. Забыла лишь о главном она — про фонарь. Не включила! Остался закрытым для мартышки знания ларь.

«Сокол и голубка» — мудрость для предпочитающих кротко страдания сносить, кто готов до божественности других возводить. Жил голубь, от почитания томился, что однажды здраво мыслить забылся. Он почитал сокола, воздавал ему уважение, не замечая ожидающее его унижение. Сокол — всего бога подобие и вершитель судьбы, может даже олицетворение за справедливость борьбы. И взялся как-то сокол голубя того бить, брюхо своё голубиным мясом думал набить. Что теперь голубю к жалости взывать? Коли почитал — должен и такой участи от выше себя поставленного потакать.

Басня «Мартышки и лев» мягче сталась. Не столь печальной участь мартышек казалась. Забыли звери, насколько цари природы сильны, хоть и кажутся равными: они всё-таки львы. Потому, как не будь мягок к подданным властелин, пока он молод и не дожил до седин, остры останутся зубы и когти правителя сего, невольно поранит всякого, кто не учтёт повадок его.

«Ссора плешивых» — с юмором поведанный сказ. Как думает читатель, из-за чего драка между лишённых волос началась? Увидели гребень они, не могли решить, кому достанется он. Впрочем, сугубо ради суеты человек бороться за право обладания навечно обречён. Басня «Кот и зеркало» вторит мнению сему, в оной кот с отражением воевал, мня победу себе одному. Одолеть врага не сумеет, ибо того не может в принципе быть. Останется коту о мышах вспомнить — обиду на них остудить.

В басне «Голубка и сорока» посмотрел Жуковский на житьё-бытьё: как живёт стенающее о горестях зверьё. Сорока жаловаться голубке посмела, мол, хорошо, сама в ссорах с мужем уцелела. Бьёт её сорок, тиранит детей. Разве птица он? Нет же, он — змей. А сама, ты, разве не змея? Могла ответить голубка. От твоих гулянок не меньше воет семья. Прежде, чем поклёп возводить, шла бы порядок в гнезде наводить.

В басне «Сурки и крот» о шалостях пошла речь. Как-то надо сумбур в должную форму облечь. Крот был как бы не при делах, только он и остался на бобах. Пока сурки слепых изображали, роль чужую на себя примеряли, попал в силки вроде бы не столь виновный крот. Хотя, разве когда был виновен тот, кто оказывается не там, где должен в момент определённый быть. Значит, чашу горя суждено ему всё же испить.

«Истина и басня» раскрывает суть мудрости под вуалью, как килограмм сена считают лёгким, сравнивая с килограмма сталью. Ходила истина по свету, всюду никто не радовался ей. Как завидят истину люди, сразу истово кричали: Бей! От правды не скроешься, как она не огорчай. Но разве будет плохо, если на правду накинуть вуаль? Вот правда под вуалью — басней и зовётся, ей всегда место в сердце людей найдётся. Получается, мудрости прост секрет — покрась неугодное в угодный для всех цвет.

Басня «Смерть» — повод порассуждать. Задумался Василий, кого в предводители сената подземного мира избрать. Невоздержание того удостоилась права. Воистину, трудна на сей порок управа. Вот ещё басня — «Цапля» там главный персонаж. Цапле есть не хотелось, но в поисках еды проводила цапля променаж. Это не по нраву, того не желает есть. То есть проявляла птица гордая присущую ей по положению спесь. Да вот живот скрутило, набить бы горло хотя бы чем-нибудь. Съест теперь она и лягушку. Вот такая у басни этой суть.

«Сон могольца» — про то, как выше положенного не суждено стать. И нет важности, насколько благоволит тебе власть. Будь хоть дервишем ты, ходи хоть приближённым к царю. Так или иначе, обречён прикипеть ты к котлу. Об этом и басни «Каплун и сокол» сюжет, кому-то вариться в котле, иного права нет. Просто судить не с руки человеку, потому обратимся к «Старого кота и молодого мышонка» сюжету. Вопила мышь коту — ей нужно подрасти, тогда разжиревшей котят и корми. Но зачем коту ждать, он стар: старики ждать отвыкли давно. Увы, юности того познать не скоро суждено.

Басней «Кот и мышь» Жуковский укорил древних составителей подобных былин. Казалось, будет рассказано один в один. Со времён «Стефанита и Ихнилата» читатель помнил о том, как важно дружить, поскольку тогда каждый будет за счёт друга силён. Василий скепсисом стался полним, оттого и дружба для него — вместо товарищей поиск вражин. Впрочем, есть сюжет обратной величины — басня «Орёл и жук» про сущность птиц и зайцев вражды. Оказалось, жук для зайца — есть кум. Могло ли такое придти орлу на ум? Разорил орёл жучью нору, в которой заяц забился. Вполне понятно, почему жук на орла обозлился. Стали с той поры яйца в орлином гнезде пропадать, причину того не мог орёл никак осознать.

Есть ещё не басня — скорее эклога «Амина и Эндимион». В духе Вергилия о любви пастухов в оной прочтём. Про искусства значение зато басня «Сокол и Филомела», где птица отведать соловья захотела. Говорил соловей, что прекрасно поёт. Только голодному важно ли? Он лучше брюхо скорее набьёт. А вот басня «Комар», про того, кто сладость в вине искал, немудрено — комар тот сгинул и пропал.

Напоследок басня «Похороны львицы». Собрались отправить в последний путь царицу звери все и птицы. Лишь олень почитания не воздал, он от когтей львицы жену и детей потерял. Рассвирепел тогда лев на дерзкого зверя, как не понимает он — какова значения эта потеря. Придумал тогда олень оправдание, якобы видел он царицы увядание, имел с нею разговор и велела львица льву передать, будто будет мужа она во всём великолепии загробного мира ждать. Как к этому читателю относиться? Другим творчеством Жуковского не забыть насладиться.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В страданиях прожить, страданиями преисполняясь, иного не может быть, писал о том Жуковский, стараясь. Брался Василий напоминать, «К ***» — лицу неизвестному обращался. Получится ли счастье тогда разыскать, если с горем ни один человек так и не расстался? В таком же духе в четвёртом году «К поэзии» Жуковский писал. Радость возможной он видеть оказывался способен. Того Василий и не искал, тем путь поэта потому и удобен.

Стихотворение «Опустевшая деревня» в пятом году написано. Уже Жуковский говорил не пространно, а о том, что лично испытано. Печаль окружает, от будущего ждёшь огорчения, одни грусть разгоняют мгновения — ушедшие в прошлое, безвозвратно минувшие: они и есть дни человека самые лучшие. Коли так, к басенным сюжетам следовало обращаться, ведь не надо очень с мыслью собираться. Вот в четыре строки «Дружба» сообщается, что между рухнувшим дубом и опутавшим его плющом заключается. Василий кажется изменившимся, словно от горемычных мыслей забывшимся? Он сам это понимает, «Моя тайна» — так стихотворение об этом называет: забвением былое смело назвал, будущее с божьим промыслом связал.

Вторил себе, понимая случившуюся перемену. «Брутова смерть» выходила в поэзии Василия на сцену. Ведь бывают люди, достойные помещения на почитания стену. Им скажешь единое, пускай для них неутолимое, зато вполне объяснимое. Брут хорош там, где быть полагается хорошим ему. Оставим того Брута памятным в достойном имени его краю. Не станем искать славы чужой: если понадобится — найдём свою.

Или вот — стихотворение, в котором призвал Юпитер Мщение, выразил он ему своё суждение. Мол, не желает дозволять прощение. Раз совершено деяние, должно быть за оное наказание, так зачем применять старание, выискивая для преступления оправдание? Карать пожелал Юпитер безбожно, применять кару к оступившимся грозно. Разве это так уж невозможно? Воплотить довольно просто — не сложно. Вступило тогда Милосердие в свои права, угрозы Юпитера с той поры — гроза, пугают людей олимпийца слова, но смертельными они становятся лишь иногда.

В духе насмешливого наставления сообщил Жуковский ещё одно стихотворение. «Антипатия» — поэта впечатления на людское заблуждение. Сложились однажды мгновения, породив недоразумение. Выразила жена страдания, излив слёзы на мужа умирание. Того утомили её стенания, ибо не желал оценить жены старание. Никогда не терпел муж воды пролития, то для него как наказание. Потому он удостоил жену от себя изгнания, хватит и того, какое он сам испытывает страдание.

Год 1806 — всё взрослее Василий становился. Теперь стихи писать усерднее он старался. Месяца не проходило, чтобы силы для сложения строк не находил. Может муза просила творить. «Послание Элоизы к Абеляру» — творениями Руссо Жуковский вдохновился. «Отрывок перевода элегии» — очередной стих темой гроба начинался. «Песня» о том, как некогда любовью себя утомил. «Отрывок (подражение)» — в той же мере не дал счастья испить. «Сафина ода» — у ног любимой быть рад, но с ней простился. «Идиллия» — с девушкой Алиной Василий навсегда распрощался. «Прощание старика» — грусть о той, кого потерял, её всю жизнь любил. Элегия «Вечер» под сотню строк — милый сердцу друг навечно опочил. «К Эдвину» — пока ещё Жуковский поэзией за год не утомился. Отрывок из Делилева дифирамба «На бессмертие души» переводом вроде стался. Под двести строк «Песнь барда над гробом славян-победителей» на суд читателя Василий выносил. «Разговор» — Амура луку и стрелам в ритме жизни теперь на дано любовь для людей находить.

«Мой друг бесценный, будь спокойна!» — для чистых душой стихотворение. Кто верит в чистоту души, тот от Всевышнего ожидает награждение.

За шестой год написал Василий восемнадцать эпиграмм. Говорил об одном, тут же опровергал сказанное сам. «Сонет» о четырнадцати строках по просьбе Лилеты сочинил, тогда на подобные забавы кто только не потратил драгоценных сил. «Эпитафия лирическому поэту» — как некий Памфил жить во славе собирался, но во цвете лет скончался. «Старик к молодой и прекрасной девушке» — мадригал: без надежды ещё никто обожать не воспрещал. «Эльмина к портрету своей матери, писанному её дочерью, которых она в одно время лишилась» — оным стихом рука Жуковского, конечно, укрепилась. Василий показал путь для облегчения страданий, ведь портрет позволяет избежать о безвозвратно потерянном душевных терзаний. Вторит тому же «Руше к своей жене и детям из тюрьмы, посылая к ним свой портрет», когда путь на эшафот скрасит память прожитых лет.

«Младенец» — промелькнул за тот же год стих. Есть среди неуказанного два творения под «***» среди них. Стала пропадать тема гробов, словно Жуковский к другому становился готов. Есть в том зерно истины, ведь не сказано про наследие шестого года вполне. В тот год Василий басни писал, о них приятнее говорить вдвойне.

Автор: Константин Трунин

» Read more

«К Тибуллу на прошедший век» Жуковский заговорил. Что есть человек? — словно Василий вопросил. Что есть старания, живут на свете люди к чему? Сложены о том предания, только ответ не ясен никому. Существует каждый страсти собственной для, не ведая о смерти грядущей. Похоронят всякого, ненавидя иль любя, на статус не взирая, будь власть умершего хоть трижды всемогущей. Пожрут труп черви, есть способны и таких! Не пустит Пётр в ворота рая. Выбор сделан при жизни, он из самых простых. Так зачем тогда жить, себя и других укоряя? Василий строг, ответ в семнадцать лет найден им. Нет важности, человек ты какой! Оставайся лучше собой самим, а память по тебе оставь иной. Кто скажет о былом, что некогда подобно свиньям жили, будто о своём пеклись, на других чихая? Если те предки много добра для людей сотворили, право людей на быть достойными посмертного почитания защищая.

Таков в 1800 году Жуковский. Смотрит на жизнь трезвым взглядом Василий. Пишет о высоком, такого вроде «Платону неподражаемому, достойно славящему Господа»стих. Уже давно не Тредиаковский, однако всё-таки Вергилий. Пока не говорят о нём в народе, такого права юный поэт ещё не достиг. Поэзия — есть то ремесло, — выражал уверенность он, — должное обессмертить творца, к тому желание тот бы имел. Как наездника держит седло, как пономаря — колокольный звон, как жар — кузнеца, так и поэт в сложении стихотворений умел. И нужен поэт — не воспевающий бой, не видящий радость в сражении королей! Не о том поёт его лира. Да, Жуковскому семнадцать лет. Он явно доволен собой, поставил Василий целью своей: проложить стихами дорогу для общего «Мира».

Брался Василий за лиру редко, не так видится наследие его словно. Где ворох трудов? Не найти того. Обращался Жуковский к поэзии редко, писал обычно ровно, оглашал достаточно слов. В том не видит читатель ничего. Академизм пресловутый — дань тех времён. Писал про «Героя» Василий — в последний восемнадцатого века год. Нет, поэт ныне Василий — не раздутый. Достаточно Жуковский пока не прочтён! Скажем набившее оскомину — Вергилий! И скажем — оценит юного поэта впоследствии народ.

Первый год девятнадцатого века — 1801 год. Не забывает юный поэт нужд человека, о том он в «Элегии» в сто пятьдесят строк поёт. Жить он хотел не столь скоротечно, сколь в тишине. Не жить поэту вечно, прожить способен долго он в стихе. Жизнь не для радости дана — уверенно Жуковский утверждал. Страданиями она будет неизменно полна, иного человеку Всевышний никогда не обещал. Вторил себе стихотворением «Человек», напоминая про бытие людей. Русский ты, немец или даже грек, в гробу обязательно кормом станешь для червей.

Второй год нового века — «Элегией» другой памятен он. Нет причин у Жуковского для смеха, в осознание горя Василий погружён. Не возникает радости мотив, доброе переходит в осознание творимого зла. Кручинится поэт, счастья до сих пор не испив, мысли Жуковского вновь и вновь окутывала мгла.

Вот третий год — вот «Стихи, сочинённые в день моего рождения». Неужели радость Василия ждёт? Неужели отойдут на миг грусти наваждения? Тоска и печаль в прежней мере владеют поэтом, их друзья разделяют. Никак не заменяется мрак светом, к тому стремления знакомые Василия не прилагают. «На смерть Андрея Тургенева» Жуковский тогда же написал, говоря, предстоит ещё встретиться им. Он верил в то, о том он утверждал, ведь ради того каждый из нас жизнью томим. Стезя к ничтожеству ведёт: Василий «К К. М. Соковниной» смело сказал. Потомок это ныне прочтёт, ведь и он за привидение жизнь должно быть уже признавал.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Юный Василий — ему четырнадцать лет, он полон надежд, преисполнен ими. Отчего не Вергилий? И он способен нести свет, луч знаний для невежд, славный стихами своими. Пока не стоит забегать вперёд, Жуковского следует постепенно открывать — талант сего человека достоин понимания, было бы просто сообщать о нём. Время его имя потомкам несёт, не позволяет среди прочих поэтов скрывать, вне воли приходится удостоить внимания, только редко где творчество Василия прочтём. Есть возможности, кому желается к литературным изысканиям былого прикоснуться, непременно одолеет души метания, уразумев эту речь. Не встретит сложности, под грузом впечатлений от грёз сможет очнуться, приложив старания, других сумеет увлечь. Жуковского поэзия собственный имеет внутренний ход, Тредиаковский начнёт мниться, авторский слог коснётся до рифмы не сразу, не установилась в те годы поэзия в умах россиян. Годы для восприятия понадобятся — не единый год: стихам Василия предстоит в единый массив слиться, не всё им сказанное покорится глазу, над чем-то читатель обязан задуматься сам.

Год ранний — девяносто седьмой. Забыты игры с друзьями, юности наступал иной срок. Вот время испытаний — пора определяться с судьбой. Заговорил Василий стихами, и делал это как мог. «Майское утро» — первое из сохранившихся творений: силлабо-тоническая игра, академизмом пропитанная и буколиками пышет. До бесхитростности мудро, проявлять дарованный свыше гений, когда рука мастера легка, оценит обязательно кто-то, кто ещё духом прежних лет дышит. Не Сумарокова лира, Ломоносов ни при чём, забудем и остальных поэтов, лишь Тредиаковский пока в почёте. Такова была поэзия мира, ударение в строках коей найдём, тогда не нужно больше ответов. Впрочем, о Жуковском и не такое ещё в неком другом месте прочтёте.

Ещё юный, но лояльный ко власти, положено ведь дворянину, несмотря кого пребывание не троне славить. Слог на смысл скудный, словно поэт ожидает прожить жизнь во сласти, для горя позабыв причину, себя умея интересов выше ставить. «Ода. Благоденствие России, устрояемое Великим Ея Самодержцем Павлом Первым» — закономерное стремление приблизиться к царю, благо хватало подобных од. Можно сказать — мода. А разве кто при абсолютизме не стремится быть императору верным? В Европе тогда народ королю диктовал волю свою, ибо в праве на то даже народ. Отставим громкое, исторические процессы набирали силу, Жуковский, за молодостью лет, брался изредка за хвалы составление. Мнение это нисколько ни спорное, хватало поэту жара и пылу, да должен был нести завет, в потомках воспитывать ко власти поклонение.

Год следующий — девяносто восьмой. В унынии Василий, смерть мерещится всюду ему. Вроде человек в мире загробном несведущий, уже одолеваемый с мраком борьбой, не прилагающий для победы усилий, предвещающий злое не себе одному. «Добродетель» — стих на восемьдесят строк. Впору плодовитости подивиться. Бродил Жуковский, желая нащупать из лабиринта ведущую нить. Ковал он мастерство, ковал он слог, желал к достижению лучшего стремиться. Не питерский тогда и не московский: воздух не мог ему с погоста ветер заменить. И в тот же год нащупал пятнадцатилетний парень рифму, ещё одну «Добродетель» он сложил, и там он разговор заладил сам с собой, да было то пустым. Надеемся, поймал он вдохновенья нимфу, её к себе пленил, ей обещая обрести покой — и, может, оставаться вечно молодым.

В год девяносто девятый на тринадцать строк «Его превосходительству, господину тайному советнику, Императорского Московского Университета куратору и кавалеру Михаилу Матвеевичу Хераскову на случай получения им ордена Св. Анны 1-й степени, от воспитанников университетского благородного пансиона». Кратко Василий выразить тогда мысли смог, обойдя вниманием конкретику, в полагающемся случаю благолепии, на имя высочайшего в учебном учреждении патрона. Но ода «Могущество, слава и благоденствие России» краткости избежать оказалась должна, порядка двух сотен строк — её содержание, эпитетов Жуковский жалеть не старался: о деяниях россов поведал, Павла и Петра. Чистого академизма поэзия вновь стала полна, иначе не оценят Василия старание, дабы видели: поэтом юный стихотворец стался. Для Жуковского наступала другая пора. Ещё он тогда «Стихи на новый 1800 год» сложил, и может даже утомил, хватило бы лишь сил, сказать, о чём Василий после беспрестанно говорил.

Автор: Константин Трунин

» Read more