trounin.ru

Иные сказы у Бажова растягивались более, нежели на два произведения. К таковым относится описание судьбы Данилы-мастера, его невесты Кати и одного из их сыновей. Рассказы соответственно назывались «Каменный цветок», «Горный мастер» и «Хрупкая веточка». Но о сыне сказ публиковался в иных сборниках, нежели в том, что был удостоен Сталинской премии. Поэтому, в основном, читателю предлагается ознакомиться с событиями, руку к которым снова приложила Хозяйка Медной горы. И всё начинается с описания становления Данилы Недокормыша, отданного на обучение к старому мастеру, дабы тот подготовил достойную себе смену.

Отчего плохо быть умелым мастером? На твоём труде будут наживаться другие, тогда как ты обрекаешься на постоянные мытарства, будучи обязанным творить для богатых и власть имущих. Плохо ли это? Настоящий мастер рад браться за любое угодное ему дело, невзирая на последующее. Об этом писал и Павел. Однако, читателю предлагалась более прозаическая трактовка происходящего. Пусть Данила горяч до дела, мастерски изготавливает вазы и погружён сугубо лишь в подобные мысли. Но перед Бажовым стояла задача объяснить едва ли не противоположное мнение. Зачем трудиться на бар и приказчиков? Таким вопросом желал Павел испытать читателя. И сам же на него отвечал, ибо всякий мастер рвётся создавать, насколько не будь заинтересован в результате его труда человек, жаждущий извлечь прибыль или угодить вышестоящим.

К тому и подводил постоянно Бажов, сперва не желая позволить юноше постигнуть камнерезное искусство, а после не дать ему найти требуемого камня. Окончательная роль будет отведена Хозяйке Медной горы, настолько очаровавшей Данилу, что тот пропал без вести. Как раз с этого момента начинается сказ про Катю.

Требовалось вернуть Данилу назад. А как? Повторять сюжетный ход, как то случилось со Степаном, Бажов уже не мог. Недостаточно послать на поиски суженого невесту. Теперь от девушки требуется много больше. Да и идея показать способность к камнерезному искусству и поиску подходящего камня, присущую и женщинам, Павел обязан был использовать. Катя выйдет у него всем на радость, не просто в тоске ожидающая появления сгинувшего жениха, а сама решившая обучиться делу. Катя усвоит навыки горного мастера, прославившись на округу. Ей будет сопутствовать удача, так как находимые ею камни сами по себе имеют великую стоимость. И задумается Катя: а не Данила ли ей помогает?

Написав такого рода предысторию, Павел подводил повествование к всё тому же сюжетному повороту. Опять Хозяйка Медной горы требовала определиться, с нею ли оставаться Даниле, теперь уже навсегда позабыв про Катю и про людской род вообще, или предпочесть невесту, в свою очередь утратив воспоминания о Хозяйке и её владениях. Выбор становился очевидным, поскольку человек не может жить без человеческого, какие бы тяготы тому не сопутствовали.

Насколько позволительно выносить мораль из содержания? Никаких посторонних трактовок Бажов не предлагает. Им рассказанное наглядно читается и прямо понимается, без какого-либо домысливания. Надо ли уточнять, что стремиться к чтению между строк всё равно следует? Возможно и не такое понимание сказов про Данилу и Катю, было бы у читателя к тому желание домысливать. А уж то, что «Каменный цветок» и «Горный мастер» являются единой историей (разделённой сугубо по авторской воле, учитывая необходимость описания действий разных главных героев) — сомневаться не приходится.

Что же, так никто Хозяйку Медной горы и не предпочтёт обыденности?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Два самых известных произведения Бажова — это «Медной горы Хозяйка» и «Малахитовая шкатулка». При этом не всегда удаётся вспомнить, о чём именно в них брался повествовать Павел. А сообщал он сюжет, перетекающий из одного сказа в другой. Это история двух поколений, пропитанная горестным осознанием доставшейся им доли. Как обычно у Бажова бывает, от худой жизни работные люди устремлялись в горы, в поисках малахита проводить дни, сугубо обычно с целью удалиться от мирской суеты. Схожего мнения придерживался работный парень Степан. Ему повстречалось обворожительной красоты создание, в которое он и влюбился. Но у сказа имелся другой подтекст, нежели можно подумать. Бажов ставил перед читателем осознание проблематики необходимости соглашаться жить с грузом ответственности, отказываясь от бесплотных мечтаний, какими бы достижимыми они не казались.

Тем созданием оказалась Хозяйка Медной горы. Надо ли говорить, что нрава она была обыкновенного, женского? Сразу Степану ставилось условие — забываешь прежнюю жизнь и живёшь со мной, либо забываешь меня и возвращаешься обратно к пенатам в родные тебе палестины. И читатель понимал, жизни Степану не будет ни при одном из предложенных вариантов. Отчего-то нет у Бажова традиционной для русских былин возможности выбрать третий путь — более рациональный. Мешает описываемому действию и отсутствие здравого смысла, никак не способного проявиться в подобного рода повествованиях. Да и весь рассказ требовался для какого-то другого сюжета, который будет сложен через два года — речь про сказ «Малахитовая шкатулка».

Степан зачахнет и умрёт, оставив странное потомство, словно кукушка подбросила яйцо в гнездо, не дав ребёнку качеств выносивших его родителей. И такое развитие событий кажется удивительным, особенно беря во внимание, что сам Бажов придаёт ему огромное значение. Если сыновья пошли в отца, то дочь имела иной характер. Почему-то данное начало приведёт к столь же неожиданному окончанию — пострадавшим в сказе окажется барин, доверившийся глазам, тогда как следовало надеяться на чувства. Наделённая качествами Хозяйки Медной горы, дочь Степана проживёт короткую жизнь, оставив по себе глубокий след в памяти, но не дав окружающим ничего, кроме мишуры, принимаемой всеми за истинные сокровища.

Остаётся непонятным, почему основные действующие лица произведений Бажова непременно обречены оставаться несчастными до конца жизни. Или за подобную печаль читатель и проникается к сказам почтением? Познать чужую жизнь, увидеть её обречённость и укорить собственное существование за никчёмность? За невозможность внести коррективы и позволить людям жить в гораздо лучшем мире, нежели им достался? Если иметь такой подход к пониманию сказов Павла, осознавая их от противного, то цельное зерно в них тогда действительно есть. А видеть, как девица попадает в сети сластолюбца всего-то из-за имевшего у неё в распоряжении добра, затем растворяясь в небытие, сбивая морок с барина: не есть повод к позитивному мышлению. Впрочем, Бажов поведал печальную историю, из которой каждый вынесет мораль в меру собственных ожиданий, имеющих тот или иной оттенок личностных предпочтений.

Несмотря на странность содержания, именно за эти два рассказа Бажова больше всего ценят. Точнее, словосочетание Медной горы Хозяйка обладает особым значением, призрачно далёким, напоминающим о неком идеале, который желаем к достижению, однако принимается с боязнью, вследствие понимания должного последовать затем рокового обстоятельства. Ну а под «Малахитовой шкатулкой» понимаются сами сказы, поскольку ныне сборники Павла обычно так и называются, невзирая на наполнение.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Отчего не рассказывать о горах, когда каждый склон полон тайн? Всяко додумаешь так необходимое для лучшего восприятия. А уж фантазия на выдумку у человека богата. Ежели на Алтае вкруг Змеиной горы хватало сказочек, то и к Уралу подобное применимо. Если и нет, тогда кто-то обязательно изобретёт. Хоть за Рифейские горы выдаст, лишь бы увидеть скрытое от глаз величие. Павел Бажов пошёл по пути наименьшего сопротивления, постаравшись описать былое, опираясь на настоящее. Часто писатели поступают именно таким образом, выдавая за действительность им самим близкое. Потому и наполнил он сказы печалью об угнетении рабочего люда, для чего будто бы существуют мифические создания, способные постоять за простого человека. То и обыденно, к тому же… Ведь род человеческий готов поверить и в полную нелепицу, только бы на краткий миг суметь себя уверить в необходимости совершаемого.

Чтобы проникнуться былым, Бажов вспоминал собственное детство. Он ходил по описываемым местам, проникнувшись услышанными рассказами. Получалось, есть в горах Великий Полоз – являющийся верховным божеством сих мест, ему прислуживают ящерицы, отовсюду доставляющие сведения. И есть среди ящериц одна, способная обращаться в женщину, всегда доносящая Полозу, превознося заслуги обижаемых работников и с укором сетуя на зверства бар и приказчиков.

Стоит задуматься, как сказочность рассыпается. Становится очевидным, к чему пытался склонить читателя Павел. Показывал он не стародавние времена, а ему современные. И давал представление не об угнетении рабочего класса, скорее стремясь обещать: класса управленцев существовать не должно. Не за столь ли одиозные взгляды Бажова исключали из партии? Кажущийся социалистическим, рай потому и не выстраивается, поскольку угнетать рабочего способны и приказчики, такие же некогда мастеровые, над судьбою которых Павел всячески печалится.

Писать очерк «У старого рудника» Бажов мог из необходимости. Требовалось объяснять, откуда к нему пришла информация о сказах. И насколько они соответствуют истине. Для этого Павел устроил для читателя прогулку, показав смену флоры и фауны, стоило перейти ближе к горам. Вспомнил про некогда существовавшие тут рудники, про тяжёлый труд рабочих. В этих местах имелось изрядное количество золота, оказавшееся невостребованным. Всем требовался малахит, до прочего и дела не было. Возможно ли, чтобы золото ногами попирали? Павел категорически настаивает на допустимости этого.

Бажов нашёл объяснение – о золоте никому не рассказывали. Как на Алтае, где золотые и серебряные залежи держались в секрете, сугубо по причине желания на них зарабатывать непосредственно владельцам, без отчисления в государственную казну. На Урале иначе – имелась девица, пожелавшая всем рассказать правду, да была она изловлена и посажена на цепь. После люди покинули места, девица освободилась, и более про неё никто не слышал. И кем же она стала? Читатель уверяется – той самой Хозяйкой Медной горы.

Не зная времени создания очерка, можно подумать, писал его Бажов одним из первых. Может даже самым первым. Так и хочется думать, невзирая на указываемый год написания – 1939. Опубликован он был и вовсе в 1940 году в издании «Уральский современник». Остаётся думать единственное, Павел боролся с мнением недовольных, не желавших видеть в сказах отражение имевшего место быть в прошлом. Что же поделать с тем, что раскрывать секреты гор взялись именно в Советском Союзе, создавая мифологию о не столь уж далёких временах, сугубо царских, когда баре пожинали плоды труда горных рабочих. С другой стороны, где ещё было черпать вдохновляющие юное поколение истории, как не в подобного рода повествованиях?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Из цикла «Благонамеренные речи»

В 1876 году «Благонамеренные речи» завершались. Приехав обратно в Россию, Салтыков более их не продолжал. Став свидетелем политической борьбы во Франции, Михаил мог иначе посмотреть на собственное критическое восприятие. Пока же, в начале того года, он брался понять, как обстоит дело с франко-прусскими отношениями, из каких побуждений стороны ищут возможность объявлять друг другу претензии. Оказывалось, французов раздирала жажда между необходимостью вернуть монархию, вместе с тем продолжая оставаться при республиканской форме правления. Это не могло быстро угаснуть, поскольку Наполеон III пал, оставив страну перед необходимостью самоопределения. Иное дело — Германия. Данному государству требовалось объединять разрозненные германские земли, для чего лучше всего было воевать, причём достаточно иметь вооружённый конфликт с соседними странами, чтобы небольшие государства желали влиться в единую империю. Политика Бисмарка имела ощутимую эффективность.

Сам Салтыков взялся рассуждать о важности государства в качестве инструмента по управлению обществом. Не видел Михаил без государственности возможности соблюдения незыблемыми человеческих ценностей. Ему всегда можно возразить, посчитав мысль о важности государства для общества фикцией. Суть в том, что некая группа людей всё равно будет стремиться к объединению, находя требуемый для того принцип. Обычно государство формируется по национальному признаку, согласно исторических предпосылок. И если государство становится многонациональным — это порождает акты несогласия со стремлением к сепаратизму. Тогда не следует ли искать другой принцип для формирования необходимости обоснования существования государства? Опыт XX века будет иметь примеры такого сотрудничества, опять же рассыпающиеся из-за стремления объединения по национальному признаку. Однако, история знает исключения, поскольку достаточно внести рознь в национальные чувства, вслед за чем последует мгновенное и долгое отчуждение, порою без нового объединения. И такое произойдёт ещё не раз.

К вопросу о формировании отчуждения в национальных чувствах требуется пояснение. Тут нужно говорить о смене поколений. Ежели первое продолжит держаться корней, второе — стремиться к их поддержанию, то третье и все последующие выступят за отчуждение. Это неизбежный процесс — довольно болезненный. Но какое он имеет отношение к очерку Салтыкова «В погоню за идеалами»? Собственно, никакого. Таково замечание на утверждение о кажущемся незыблемым. Своего рода сказано в духе «Благонамеренных речей». Кому-то ведь требуется пояснять! Почему это не сделать на страницах критики и анализа творчества Михаила Салтыкова-Щедрина?

Очерк «Привет» — последний в цикле. Салтыков вернулся в Россию, может таким образом приветствуя сограждан, либо передавая тот кусок информации, сообщаемый всем приезжающим в Россию. А может и вовсе Михаил позволил себе издёвку, отобразив ещё одно значение сего слова, выражающее удивление от несогласия с происходящим или высказываемым. Во всяком случае, «Благонамеренные речи» завершались, хотя ещё в 1875 году Михаил не планировал к ним возвращаться.

Осталось упомянуть неоконченные произведения из цикла. Салтыков за них брался, неизменно отказываясь от продолжения написания. Вследствие этого неизвестна их датировка, а о планируемом смысловом наполнении приходится только догадываться. Вот перечень очерков: «Благонамеренные речи. XII. Переписка», «Приятное семейство, «Благонамеренная повесть». Увидеть в содержании нечто определённое безусловно можно, имелась бы к тому необходимость. Даже исследователи литературного наследия Салтыкова теряются, измышляя совсем уж несуразное. Как пример, едкость Салтыкова в отношении начавшейся публикации «Анны Карениной» Льва Толстого. Словно автор исходил из нелицеприятных помыслов, дозволяя действию развиваться по причине необходимости удовлетворения низменных потребностей. Как против такого не выступить? Но, со временем, Михаил понял ошибочность суждения, решив не продолжать составлять столь язвительный очерк.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Из цикла «Благонамеренные речи»

Говорящий, что проблемы отцов и детей не существует — отчасти ошибается. Характерное неприятие позиции отцов всегда есть у подрастающего поколения. Оно же объясняет, как случается, когда жизнь словно замирает, не продуцируя изменчивости. Одно находит на другое, чаще не поддающееся пониманию. Как выходит, ежели у власти находится человек, закрепощающий население, а оно — в своей основной массе — безропотно принимает творимое над ним насилие? И отчего в определённый исторический момент всё выходит из-под контроля, даже учитывая создаваемые для людей благоприятные факторы существования? Можно это связать с циклами, которые и являются свидетельством неприятия между поколениями. Оттого и выработано мнение о старом поколении, таком же пассивном или активном, в зависимости от пришедшегося на него цикла, имеющим общие черты с недавно народившимся поколением. При этом над ситуацией преобладает мнение среднего поколения — тех самых отцов. Своё значение оказывают и текущие процессы, чаще редко воспроизводимые повторно. Их течение зависит от цикла, обычно довольно предсказуемого.

Семидесятые годы XIX века — время расцвета буйства. Достаточно вспомнить родителей этого поколения, впавших в пассивность на рубеже пятидесятых и шестидесятых годов. Разве может жаждущий перемен, невзирая на итак постоянно проводимые реформы, спокойно взирать на происходящее? Отнюдь. Тем более при тех обстоятельствах, заставляющих внимать текущему с особой степенью участия. Освобождение крестьян породило умельцев, способных встать над некогда владевшими ими помещиками. Сами помещики впали в апатию, не имеющие способности удержать от них ускользающее. Про таких людей можно и нужно писать. Чем Салтыков продолжал заниматься. Он создал дополнительные очерки о происходящем на селе, закрывая 1875 год произведениями «Отец и сын», «Превращение», «Непочтительный Коронат».

Не стоит думать, будто помещики сходили со сцены. Нет. Ведь и у них были дети, склонные принимать перемены с радостью. И если воля отца не подавляла волю к действию, тогда на селе появлялись крепкие хозяйственники, без проблем перестраивавшие всё под новые реалии. Такие помещики не уступят крестьянам, с каким жаром те не смей заявлять о праве на труд. Возникает единственное неразрешимое уточнение: нужно ли воспитывать детей под свои представления о должном быть? Пример конфликтности между поколениями показывает бесполезность этого. Если кто и должен заниматься воспитанием, то старое поколение, истинно способное принять нужды юных. Хорошо бы, опиши Салтыков такое. Но для него яснее сталось продемонстрировать переменчивость, нисколько не удручающего характера.

На фоне споров помещиков, находится место крестьянской предприимчивости. Описывать успехи бывших крепостных писатели только начинали. Салтыков шёл в первых рядах. При этом Михаил не склонялся к мысли, будто в людях мог сидеть комплекс, не дающий им покоя. Разве бывший крепостной не способен переступить через прошлое? Для добивающихся успеха то не становилось причиной для расстройства. Впрочем, люди встречаются разные, поэтому немудрено увидеть в человеке с железной хваткой иногда опускающегося до мнительности.

Только как обо всём этом размышлять, не имея перед глазами описываемого? Салтыков уехал за границу, посылая очерки в «Отечественные записки» почтой. Надо сказать, порою отрыв от корней позволяет другими глазами смотреть на приевшуюся обыденность. Даже становится проще рассуждать, не допуская возможного или невозможного. Оно всегда так, как представляется в данный момент. Поэтому Салтыков излагал казавшееся ему важным, пусть и сообщая о том, к чему подводил читателя уже не раз. Не имея свежего материала, приходилось приниматься за использование старого. Правда «Благонамеренные речи» близились к завершению.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Из цикла «Благонамеренные речи»

Терпеть? Кому именно терпеть? Царю? Он дал право гражданам на самовыражение. Он освободил крестьян от рабства, писателей — от цензуры, и далее в таком же духе. А что в ответ? Поднявший голову народ ответил ему неблагодарностью и актами терроризма. Но хотелось больше прав и свобод, вследствие чего появились народники, шедшие в народ и поднимавшие крестьян с будто бы колен. Занимаясь просвещением, народники несли в массы идеи неповиновения власти, необходимости вставать на путь борьбы, а значит и доходить до крайних мер, коими запугивать власть имущих. Мог ли царь подобное терпеть? Он — как и Екатерина II — просто обязан был пожалеть о либеральных помыслах, изначально казавшихся ему необходимыми. Но он пожинал плоды им содеянного, теперь — в 1874 году — сильнее ограничивая полюбивших самоволие россиян. Последовали аресты и репрессии всякого, кто ходил просвещать народ. Салтыков не мог о том смолчать, написав очерк «Охранители».

Михаил представил вниманию читателя село, где сошлись интересы современников. Силам правопорядка приходится сталкиваться с деятельностью лиц, обиженных царской властью. Само собой, в число противников войдут помещики, ныне разорившиеся, там же окажутся криминальные элементы и бывшие представители религиозных структур, от которых предпочли отказаться. Среди защитников пребудут, кто сумел наладить дело, пользуясь ставшей благоприятной средой: как помещики, так и различные дельцы, чьё умение всегда найдёт способ процветать, невзирая на преграды.

В следующем очерке «Ещё переписка» Салтыков вновь возвращался к теме патриотизма, соотнося его с той любовью, какая обычно закрепляется за пониманием семейного счастья. Ведь патриотизм — это любовь к отчеству. Разве не так? Но все любят разным образом. Да и сами определения всегда являются относительной трактовкой, кому-то более угодной. Не зря ведь для понимания сего приводится Наполеон III, в качестве объяснения причин некоторых лиц, решившихся на управление государством. Казалось бы, управлять — это создавать благо, помогая гражданам во всех сферах. А вот и нет. Управление для Наполеона III означало возможность наслаждаться жизнью. Так не получается ли, что и отечество всякий должен любить далеко не так, как о том могло бы подуматься, но обязательно под сходными лозунгами. Получается любить не отечество, а те безобразия, какие вытворяются для населения.

В 1875 году «Благонамеренные речи» продолжили выходить. В январе опубликован очерк «Кузина Машенька». Читатель принимался внимать наблюдениям Михаила за происходящим в стране. И, вполне может быть, ужасаться. Уже появилась привычка видеть помещиков разорённых и преуспевающих, но не остающихся жестокими. Потому на страницах у Салтыкова ожил очередной сатрап, пускай и в женском обличье. Некогда девица, может даже кого-то умилявшая, превращалась в тирана, готового добиваться поставленных целей, не считаясь с нуждами других.

В том же очерке демонстрируется изменение в мышлении людей. Если раньше извозчик пытался угодить всякому, кого брался перевозить, стремясь доставить его побыстрее и получить полагающуюся за проезд плату, теперь всё представало не так. О чём сокрушались русские путешественники прежних веков, посещавшие Европу, теперь коснулось и России. Извозчиком всё стало безразлично, особенно то характерно по их отношению к труду. Спешить нет нужды, особенно при возможности зайти в каждый встречающийся на пути трактир. Что при этом остаётся человеку, передвигающемуся из одного пункта в другой? Скромно промолчать, иначе дальше он вообще не сможет поехать. К нему и относятся, нисколько не собираясь испрашивать позволения, скорее готовые указать на место, с которого ему не полагается вставать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Из цикла «Благонамеренные речи»

Теперь Салтыков предложил поговорить о патриотизме. Причём зашёл он настолько далеко, что по настоянию цензуры выпуск «Отечественных записок», где был опубликован очерк «Тяжёлый год», оказался изъят и подлежал уничтожению. До какой же крамолы снизошёл Михаил? Неужели посмел открыто говорить, высказывая в лицо царской власти, побуждая читателя сменить милость и терпение на гнев и бурю негодования? Конечно же — нет. К такому Салтыков не призывал. Даже можно сказать, в его словах начинало мерещиться такое, чего Михаил мог и не подразумевать. Он бы теперь и басню не написал, не попав под пристальный разбор цензоров. Очерк «Тяжёлый год» и был принят за иносказание — то есть за аллегорию.

Согласно его текста выходило, что некий пустозвон, никакими дарованиями не наделённый, истинный представитель философского термина tabula rasa (чистая доска), добился высокого административного положения, стал брать взятки и наживаться на горестях, нисколько не задумываясь, насколько его действия наносят урон непосредственно государству, в ряды служителей которого он стался записан. Тогда гремела Крымская война, закончившаяся поражением России. Пожалуй, лишь самый ленивый из современников не нашёл причины для объяснения. Лесков в 1881 году обвинит хозяйственную политику царя Николая, забывшего о необходимости совершенствовать вооружение и избавляться от пережитков привычек прошлого. Салтыков пока склонялся видеть неблаговидное в поступках ответственных лиц — они стремились набить собственный карман, полностью наплевав на необходимость способствовать победе государства. Как же так вышло, что отсылка к недавнему прошлому, побудила цензоров увидеть для них современное? Ежели нечто кажется похожим на правду, то не является ли оно истинно правдивым?!

Очерк «В дружеском кругу», опубликованный месяцем ранее, затрагивал сходную тему, но более касался русского патриотизма. А русский патриотизм ничем не лучше любви отечества в любом ином государстве. Только бы он не становился причиной для слепого поклонения тем, кто из неблаговидных помыслов на этом стремится наживаться. В очерке у Михаила сошлись в споре двое — один является сторонником западных ценностей и государственности, другой отстаивает интерес непосредственно русского народа и самодержавия. В их представлениях не складывается общая картина текущего положения, но конечный результат мысли приводит к единому результату. То есть между спорщиками стоит дилемма, обязательно должная иметь схожий окончательный вид.

Как же вести спор, не допуская обвинения противоположной стороны? Очень просто — нужно взять за пример схожую ситуацию в другом государстве. В те годы лучшим примером выступал конфликт между Францией и Германией за обладание Эльзасом и Лотарингией. Совсем недавно — в 1871 году — завершилась франко-прусская война, омрачившаяся падением Парижа. Безусловно, патриотические чувства владели участниками конфликта, ставившими перед собой определённые цели, лишь бы добиться для них желаемого. Для представителей германских земель казалось важным достигнуть им потребного с помощью пролития крови. И они вели активную агрессивную политику, стремясь объединить разрозненные государства. Их проявление патриотизма понятно. Явно никто не ставил личные интересы выше общественных, ибо будь оно так — не сыскать германскому народу победы.

А вот французы, продолжавшие разлагаться под властью Наполеона III, оказались не способны к сопротивлению. И они были патриотами, желавшими победы. Подвело не отсутствие стремления защищать страну, как бы их в том не обвинял Виктор Гюго, а как раз административный ресурс. Примерно в той же мере, из-за чего Россия проиграла Крымскую войну. Получается, что быть патриотом следует, но явно не поддерживать грозящее неминуемым крахом. Ежели так размышлять, современники тебя поднимут на штыки, зато потомки укажут на твою правоту. Впрочем, и потомки поднимут на штыки всех, посмевших укорять уже их. Да, это замкнутый круг губительного для создания людей патриотизма, без которого всё равно не обойтись — людей должно нечто объединять.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Из цикла «Благонамеренные речи»

Проще закрыть глаза на происходящее и принимать текущее положение с отстранённостью. Велика ли разница: бороться за идеалы сегодня или отстаивать их завтра? И как быть с благонамеренными речами? Разве можно перебороть себя и постараться взвешенно подойти к разрешению очередной затруднительной ситуации? Отчего-то — тяжело! Надо обязательно высказать собственное мнение, не принимая противоположную точку зрения. Жизнь человека так и проходит — в постоянной борьбе будто бы за идеалы, тогда нет ничего такого, чему уже в свою очередь не быть переосмысленным. Но с задором молодых справиться довольно затруднительно, особенно если за ними тянется шлейф противоправных действий. Недавнее дело вокруг убийства студента Иванова просто утихнуть не могло… в России нарождались новые организации, готовые к совершению преступлений против всех, кто склонен придерживаться консервативных взглядов.

Салтыков возвращался к острой теме, назвав следующий выпуск «Благонамеренных речей» «Перепиской». Читателю сообщалось о мнимых изменениях судебной системы России, нисколько не испытавшей перемен. Она осталась прежней, разве только более открытой для стороннего наблюдателя. Теперь участниками суда становились — помимо обвиняемых, очевидцев и самих судей — такие отныне важные должности, коими явились прокурор и адвокат. Увидеть полезное в этом распределении ролей Михаил не смог, посчитав необходимым высказаться в шутливом тоне. Читателю становилось понятно и то, что прокурор должен идти по головам, если желает сделать карьеру. Неважно, виновен ли человек на самом деле, всё будет сделано для вынесения ему осуждающего приговора.

Переходя в 1874 год, Салтыков отмечал происходящие в России изменения. Отмена крепостного права привела к довольно невероятным вещам, прежде казавшимися невозможными. Бывшие помещики, в том числе и Михаил, оказались перед непростыми условиями, вследствие чего продажа имений принималась за единственно правильное решение: продать. Но покупали не другие помещики и не иностранцы — выкупать брались собственные крестьяне. Именно об этом Михаил повествовал в первой части очерка «Столп». Получалось, в России зарождалось иное движение, ранее даже мысленно не допускаемое. С его интересами вскоре придётся считаться. Пока же Салтыков видел необходимость отмечать происходившие в обществе перемены.

Вторая часть очерка позже получила название «Кандидат в столпы». Её содержание продолжалось начатой в первой части мыслью. И вот он парадокс мировосприятия — требуя пересмотреть понимание бытия, Салтыков становился очевидцем, как из среды унижаемых помещиками крестьян, выходили точно такие же люди, продолжающие в той же степени унижать других. Разве возможен какой-либо положительный вывод? Скорее для Михаила найдётся повод для очередного недовольства складывающими обстоятельствами. Что же, обвинять власть — это одно, но попробуй укорить само население. Нет, словом делу не поможешь! Потому и Салтыков мог сотрясать воздух недовольством, от которого положение нисколько не изменится. Не взять ли его опыт на собственное вооружение? И не извлечь ли самый разумный вывод… пусть и окажется он до ужаса неприятным. Читая о подобных исторических процессах, неизменно заключаешь, что счастье человеку даётся только тогда, когда он обрекается на страдания. Никак иначе добиться лучшего из возможного не получится, поскольку лучшее определяется сугубо в сравнении с худшим, обязательно должным присутствовать и превалировать в повседневности.

Пока же Салтыков показывал формирование нового общества, должного заменить предыдущее. Да получится не совсем то, к чему хотелось приблизиться. Наоборот, иным путём сформируется всё то, от чего царская власть пыталась отвести закрепощённое население. Жители России вновь будут порабощены уже другой силой, то есть исторически это неизбежно: такова судьба всех народов, вольно или невольно должных именоваться россиянами.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Из цикла «Благонамеренные речи»

Куда бы не отправлялся Салтыков, всюду для себя он отмечал важное, должное быть удостоенным выражения им мнения. Ежели отправлялся в русскую глубинку, определял не положительное воздействие текущего времени, а всегда неизменно отрицательное. Когда бы и куда бы не отправлялся, всегда и повсеместно Михаил встречал неудовлетворительное. Так уж было настроено его восприятие мира. Не испытывал он положительных побуждений, как не старался. Очерком «В дороге» Салтыков закреплял упадническое настроение. Как же быть, чтобы нечто, делаемое в России, пришлось ему по душе? Похоже, такое нисколько не возможно. Как не пытайся исправить жизнь к лучшему, люди — вроде Салтыкова — найдут причину для недовольства. Казалось бы, отмена крепостного права — благо. Как бы не была проведена реформа, лучше ей скорее всего никак не быть. Возникает вопрос: а нужна ли она была — реформа? Как бы не скупили немцы русские земли, ибо помещики спешно избавлялись от казавшегося им неликвидным, поскольку не умели наладить прибыльность имений без закреплённой за ними рабской силы.

Очерком «В дороге» Салтыков высказывал мнение об упадке деревни. Последующим очерком «Опять в дороге» — то мнение он произносил с ещё большей твёрдой уверенностью. Куда не глянь, всюду развал. Но хочется подумать: а не было ли такового развала и до отмены крепостного права? В те годы Михаил предпочитал видеть скудоумие губернаторов, поставленных для управления. Однако, думать тем же образом Салтыков продолжал и дальше, так как годом спустя увидят свет «Помпадуры и помпадурши». Теперь же определялось повсеместное скудоумие. Опять же, к такому мнению Михаил склонялся всегда. Достаточно вспомнить «Историю одного города». Как был дураком всякий люд в России, таковым и оставался. Сколь больно о том говорить, но разве не скажешь, коли оно так?

Какое ведётся хозяйствование в России? Раньше помещики не думали ни о чём, грабя крестьян и поместья, извлекая средства для беспечного существования. Теперь подобное поведение считается расточительным и постыдным. Помещику полагается стать дельным человеком и вести дело по всем правилам, пожиная успех и извлекая прибыль для дальнейшего улучшения хозяйства. Не быть такому в России! Как результат: помещики разорены, крестьяне пущены по миру, контроль над всем берут немцы. Вместе с тем, пока деревня всё большее оказывается в упадке, отмечается рост промышленности в городах. И было бы оно всё так, не вооружись сведениями о процветании сельского хозяйства, когда и дававшего сбой, то в годы аномальной засухи. Салтыков не собирался мириться и искать оправдания — всё для него плохо и лучше не станет, даже возьмись немцы за поднятие экономики. Кажется, и тогда Михаил найдёт причины для недовольства, окажись Россия наипервейшим по уровню благ государством.

И вот в апреле 1873 года Салтыков публикует очерк, позже озаглавленный названием «К читателю», должный создать представление о той публицистической деятельности, какую на ближайшие годы определял для себя Михаил. Основное его содержание — во всём можно найти положительное, ежели о том вести благонамеренные речи. Получалось, что за критическими высказываниями следует искать цельное зерно, служащее поводом для надежды на искоренение ныне худшего. Порою в таком убеждении находят оправдание и те, кому, за им делаемым во вред другим, должна мниться конкретная польза. Есть и такое суждение, гласящее: ежели о человеке думать хорошее, говорить о нём его возвышающее, то и человек тот начнёт поступать благообразно, выступая в соответствии с возложенным на него мнением. Что же… было бы такое суждение применимо к людям, ведь они порою стараются действовать с точностью до наоборот.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Из цикла «Благонамеренные речи»

Среди статей Салтыкова за 1863 год теряется первая из благонамеренных речей — очерк «Семейное счастье». Михаил тогда мог и не знать, к каким мыслям он придёт ближе к середине семидесятых годов. А думать ему предстояло о двойственности жизни. Как так получается, что с виду благонамеренное, на деле оказывается ханжеским? Отчего нечто с добрым помыслом прикрывается далеко не тем, к чему оно должно привести? Как яркий пример — семейные отношения. Можно взять для рассмотрения одну семью, принимаемую за идеальную, таковой её продолжая считать, не прилагая усилий для лучшего понимания. И ежели попробовать разобраться, то за представлением об идеале кроется худшее из возможного. Семья, где дети кажутся лучшими в мире, родители — счастливыми обладателями послушных чад, не станет восприниматься со стороны иначе, нежели с поощрением. На деле же в той семье может царить ханжество и двойные стандарты. Просто члены семьи сохраняют на лице приличие, тогда как они переполняются от страдания. Зато сделано главное — создано требуемое положительное представление у всякого, кто с ними имел или имеет знакомство. Ещё не про двойственность, но, думая, уже вполне об очевидных проблемах общества, Салтыков через десять лет приступит к написанию цикла «Благонамеренные речи».

Наиболее громким и резонансным признаётся очерк от января 1873 года, названный впоследствии «По части женского вопроса». Казалось, только отгремела эмансипация крестьянства. И вот новый виток напряжённости в обществе. О праве на эмансипацию заявили женщины. Бывшие при мужчинах, они захотели выйти из-под попечительства и сами определять жизненный путь. Общество к тому оказалось не готово. Пусть открывались учебные учреждения, но и полемика обострялась при необходимости рассуждать: достойны женщины права на эмансипацию или нет. Думалось, отчего не допустить подобного? Чем женщины хуже мужчин? Отчего им следить за семейным очагом, когда у них не меньше способностей к постижению наук? И жар не мог так легко угаснуть, не пройдя через множественные обсуждения. Становилось ясно, разрешить ситуацию не представляется возможным. И каждый это понимал, заранее зная, для наступления желаемых или противных кому-то изменений, должны пройти десятилетия. Как освобождение крестьян обсуждалось порядком лет от начала царствования Александра II, так и об эмансипации следует размышлять не меньшее количество времени, а то и значительно дольше.

Осталось понять, какую позицию занимал непосредственно Салтыков. Михаил понимал — как всегда, правыми оказываются одновременно все. Вполне допустимо стоять на позициях противников эмансипации, довольствуясь их доводами, так можно выступить и с поддержкой склоняющихся к допустимости женщинам позволить постигать науки и быть склонными к самостоятельности. Получалось, что Салтыков проявлял двойственность суждений, ни к чему толком не склоняясь. Скорее следует думать, будто Михаил призывал придти к мирному разрешению женского вопроса. Вполне казалось очевидным, раз движение в обществе началось, когда-нибудь оно приведёт к неизбежному изменению устоявшегося миропонимания. История человечества тому служит наглядным доказательством. Да и тот факт, что всему отводится своё время, не может не говорить о необходимости перемен, просто должных произойти.

Продолжая мысль Салтыкова, читатель обязательно задумается о происходящем в обществе, согласуясь с принципом допустимости перемен. Ежели сейчас мужчины определяли сущность общества и не дозволяли женщинам заявлять о правах, то не наступит ли когда-нибудь такой момент, когда обозначится гегемония женского пола, и тогда уже мужчины потребуют собственной эмансипации, пройдя через все те испытания, которые во второй половине XIX века пришлось испытывать женщинам. Как бы не хотелось думать, но всему суждено претерпевать изменения, вплоть до обратных значений.

Автор: Константин Трунин

» Read more