trounin.ru

«Вестника Европы» ещё нет, но материалы для него уже создавались. Количество переводов Карамзина на ниве публицистики велико, с единственной оговоркой — периодическое издание требовало коротких материалов по существу, либо сокращения оригинальных статей, дабы донести до читателя основную мысль из их содержания. Так ковалось будущее издание, приобщавшее читателя к должному быть интересным, то есть к событиям, терзающим думы европейцев.

Начать, пожалуй, стоит с одной из статей журнала «Minerva», к которому так часто обращался Карамзин. Её содержание соответствует должной быть извлечённой мысли — «История французской революции, избранная из латинских писателей». Вновь нашло применение излюбленное человеком занятие по поиску соответствия между прошлым и будущим. Читатель должен лично узреть слова античных авторов, говоривших будто бы о событиях, случившихся совсем недавно — во Франции. Проще говоря, вырванные из контекста слова способны прийтись к тому месту, к которому их умело приложишь. Вот и тут автором статьи сказывалось так, будто тот же Тацит вполне себе зрел не дела римских тиранствующих императоров, а вполне себе застал разнузданность французов при Робеспьере.

Статья «Новый монумент Вергилия», имеющая подзаголовок «Письмо из Мантуи», содержит радость автора за сохранившиеся свидетельства о Вергилии, каковых совершенно лишён тот же Гомер. В сходном духе звучит перевод рецензии на новое издание поэзии Шенье «О просвещении в Европе», но тут упоминаются деятели пера из европейцев. Почти о том же статья «Трогательное воспоминание», где описывается благородный поступок Поупа, посадившего дерево, что печально погибло от удара молнии.

Для некой надобности Карамзин перевёл статью Ж. В. Пижу «Женские парики», с её неоднозначным содержанием. Автор утверждал, будто мода на парики пошла от революции, поскольку волосы с голов погибших брались носить родственники, отчего и зародилась идея париков, теперь уже утратившая первоначальное значение. Но как их можно носить? — смел возмущаться автор. В них сохранились частицы жизненной силы владельцев. В общем, Пижу выступал против, о чём он кратко и сообщал.

За авторством Д. Флаксмана переведена статья «Народный британский памятник». В оной сообщалось о могуществе британцев на море, коим прислуживает сам Нептун. Посему следует задуматься об установке памятника величию британцев.

Из писем госпожи Дюдеффан о возлюбленной Вольтера «Маркиза де-Шатле» был составлен соответствующий перевод, может для кого в первые годы XIX века и представлявший интерес.

Иной интерес — статья Ж. Жоффруа «Новая политика» (с подзаголовком «Насмешка над французской политикой»). Автор ставил современников на место, смевших говорить о нравственности, приводя в пример древних. Следует ли так поступать? Отнюдь! И среди древних хватало самодуров. То один греческий тиран запрещал селиться близ водоёмов, дабы избежать соблазна увеселения; то другие — проявляли стремление к тотальному аскетизму. Единственное утверждение может быть верно — государство не способно существовать без торговли, тогда в нём нет никакого смысла.

У П. Лемонте Карамзин перевёл индейскую сказку «Истина», имеющую отношение не к индейцам, а к индийцам. В ней сказывалось сперва про факира, раскопавшего в пустыне колодец, откуда вышла девушка, говорившая всем истинные вещи. Под девушкой и следовало понимать Истину. Правда жизнь той девушки оборвалась, стоило ей заметить про кривой нос жены султана. От такой правды на её шею накинули шёлковую нить.

Думается, это малая толика из того, о чём следует помнить, размышляя о начатой Карамзиным переводческой деятельности. Имелись у него и прежде статьи, о которых сказано в подходящем для них месте.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Пьесы Полевого — своеобразное творчество, не совсем удачно выходящее из-под пера Николая. Он честно старается, но всё это остаётся в рамках сумбура, должного восприниматься в качестве сатиры. Нравоучительный тон автора тонет в краткости, может потому и не получая должного развития. Либо и вовсе Полевой стремился поддеть чьи-то чувства, скорее обрушиваясь с критикой, которая и должна была быть понятной современнику.

Первой пьесой, помещённой в третью часть «Нового живописца общества и литературы» стали сцены из обыкновенной человеческой жизни «Три дня в двадцати годах». Николай показал сверстников в разные отрезки их жизни, приведя фактическое начало их дружеские отношений, заканчивая тем, к чему они и должны были придти, что зависело от обстоятельств и изменения социального положения. Уже во втором действии «День второй (через десять лет после первого)» говорится, как прежде была произнесена клятва в вечной дружбе, а теперь их мир не берёт. Соответственно и в третьем действии «День третий (через десять лет после второго)» — некоторые из действующих лиц умерли, иные достигли вершин, а прочие пребывают в жалком положении.

По типу пьесы были предложены комические сцены из провинциальной и столичной жизни «Рекомендательное письмо». Сия тема должна быть знакома всякому, когда к нему приезжает родственник из откуда-то, неся с собою послание от кого-то там, будто бы просительного характера. Для пущего юмора — ведь сцены комические — Полевой показал товарища, серьёзно намеревающегося найти тёплое местечко в столице, для чего везёт рекомендательное письмо. Как же должен смеяться внимающий сей истории, узнав, что в том письме содержится не рекомендация, а сетование на посылаемого товарища, ибо он тут у всех навяз на зубах и его просто послали куда подальше.

Из прочего в содержании третьей части «Нового живописца общества и литературы» — это один из основных её разделов, именуемый «Всякой всячиной». Основное место отводилось под пародию на юридическую манеру изложения, датированную 1829 годом и названную следующим образом — «Верный список с записки, (поданной столоначальником Цыпкиным стряпчему Неглаголину, о деле купца Шилотычкина с коллежским регистратором Прижимаевым, при посылке дела)». Надо сказать, с той поры юридической слог в русском языке не претерпел изменений, оставаясь точно таким же.

Остальное из «Всякой всячины» — это приказные анекдоты, то есть смешные истории из жизни приказчиков, представляющие опосредованный интерес, особенно с учётом произошедших изменений, согласно которым само понимание профессии приказчика стало архаизмом. В целом, содержание анекдотов несло ценное зерно обывателю тех дней, тогда как суть сводилась к тому, как всякого хозяина лавки стремятся разорить, пытаясь накопленное чужим трудом присвоить методом применения наименьшего усилия.

На этом с третьей частью «Нового живописца общества и литературы» можно заканчивать. Николай Полевой показал новый талант, вполне подтверждающий то стремление, к которому он и прежде продвигался. Становилось понятно, настолько требуется обнажать язвы общества — уже за счёт намеренного вызова на откровенный разговор привлекать внимание общественности. Полевой становился в позу непримиримого борца с творящейся нецелесообразностью, чем вызывал негативные к себе оценки. Остаётся непонятным, зачем он шёл напролом, стремясь говорить без каких-либо аллегорий, стараясь максимально доступным образом объяснить происходящее. Ведь Николай вполне мог предпочесть отвлечённое, хотя бы басни.

Впрочем, должно быть понятно. На баснях поправить финансовое положение не получится. Нужно постоянно писать и без устали создавать тексты для наполнения периодических изданий. А на этом пути — хочешь и ли не хочешь — но требуется говорить очень много.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Есть ещё один любопытный документ, помещённый в конец третьей части «Нового живописца общества и литературы», полностью именуемый следующим образом «Проект, или Предположение (о том, чтобы невесты не засиживались в родительских домах, и не оставались вечно невестами; с присовокуплением практических исследований о том: от чего многие достойные девушки замуж не выходят», составленное С. К. Затейкиным, членом многих сообществ. Проблема понималась однозначно — однозначно, она есть. Её разрешение призывает к необходимости пересмотреть традиции, сложившиеся на тот момент в высшем свете Российской Империи, поскольку среди крестьян таковой проблемы вовсе не имелось.

В тексте предлагалось обратиться к опыту древних законов. Как римляне справлялись с распространением в обществе безбрачия? Дабы остудить пыл горячих голов и призывать их быть остуженными — налагался штраф, ежели человек пребывал вне брака. В противовес этому, ежели женщина имела большое потомство, за то она удостаивалась солидной награды. Но таков опыт прошлого, не совсем применимый к настоящему. Всё-таки нужно смотреть иначе на действительность. Надо озаботиться, как всё-таки сводить людей в брак, делая то для их же блага.

Сейчас получается, что брак изначально не является равнозначным, поскольку супруги в нём находятся на разных позициях. Кажется, один из них должен уступать другому. Так и происходит! Либо жена находится в услужении у мужа, либо муж старается во всём угождать жене. Такой рецепт семейного счастья не кажется автору разумным. Но и не в этом суть. Само заключение брака стало зависимым сугубо от единственного фактора — от приданного. Ежели оным невеста не располагает в нужном количестве, то пребывать ей в девах до самой смерти.

Как же так получается? Девушка красива внешне, талантлива в умениях, но зависти от подруг не испытывает, ежели не располагает приданным, ибо никто на неё всё равно не обратит внимания. А вот будь девушка страшна, неряха, имей солидного родителя в чинах, то такая устанет отбиваться от женихов. Посему очевидно — невестами вполне торгуют, так как иначе и брать их никто не станет. Соответственно, девушкам не нужно ни к чему стремиться — это не придаст им веса в глазах избранника.

Собственно, какими являют себя женихи? Они в той же степени ленивы и не склонны к познанию каких-либо наук, как и не обладают ретивостью на службе. Зачем? Всё это можно решить, стоит удачно сделать партию. А коли жених не найдёт себе девушку с состоянием, то предпочтёт до старости жить без супружества. Так отчего не соединить сердца девушек без приданного и тех женихов, остающихся без так их и не постигшего улучшения благосостояния за счёт женитьбы?

Посему проект г-на Затейкина вполне очевиден — отметить само понимание приданного. Этого проклятия не должно существовать. Оно ломает жизни людей, принуждая жить холостой жизнью, нисколько не способствуя улучшению общественного благосостояния. Но и читателю должно быть понятно, из каких побуждений г-н Затейкин взялся помогать молодым людям. Просто г-н Затейкин — старый холостяк, обречённый умереть, так и не связав себя за жизнь брачными узами.

Теперь можно сказать, насколько Затейкин имел несчастье жить в столь жестокое для него время. Годы спустя его чаяния осуществятся. Уже не будут искать женихи невесту с приданным, да и сами невесты станут искать мужа из любовного пристрастия, нежели заглядывая ему в кошелёк. Сугубо поэтому — и никак иначе — проект г-на Затейкина теперь удел истории.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В третьей части «Нового живописца общества и литературы» были помещены ещё два философских труда, оба приписываемые перу Филиппа Бесстыдова: «Быть и казаться» (философско-морально-педагогическое рассуждение, сочинённое бакалавром гуманистики и бывшим учителем элоквенции и космографии) и «Венец педагогии, или Проект такого воспитания, которое может довести к истинному счастью и благоденствию общество человеческое». Ставилась задача понять, какой толк имеется в умствовании. Приводятся слова великих философов античности, как тот Аристотель, сказавший, будто у него нет друзей, либо как тот Сократ, знающий, что ничего не знает.

Деяния человека оцениваются по результату. В разное время ценность его разнилась. Иногда почёта удостаивался располагающий большими финансовыми возможностями, некогда и за воспитание потомства казалась возможной слава. Но за мудрствование всерьёз никогда не награждали, ежели не считать предвзятого мнения потомков, толком и не представляющих, для чего извлекалась на свет та или иная мудрость. Одно точно — практически ни один из философов богатым не становился. Опять же, если не рассуждать о деятельности древнегреческих софистов, делавших состояния на пустословии.

Однако, такой философ, коим являлся Зенон, несмотря на мучения от подагры, неизменно изрекал, насколько хорошо просто жить. И вообще, просто жить хорошо, несмотря на образ существования, хоть мудрствуя при том, либо сохраняя молчание. Всё не такое — каким кажется глазам, ушам и прочим органам познания окружающего. Посему, постигать мудрость — есть уже мудрость.

В «Венце педагогии» продолжился разговор о счастье, начатый Полевым в труде «Сумасшедшие и не сумасшедшие». Вместе с тем, Николай предложил задуматься, насколько следует понимать действительность, чего даже два человека одинаково сделать не могут. Суть заключается в банальном — каждый понимает жизнь на свой лад, имея собственную точку зрения. Это ли не означает необходимость терпимо относиться к точке зрения оппонента? Разве не является правильным узнавать множество суждений, чем настаивать на существовании единственной, словно бы верной? Как должно быть понятно, верной она будет во всех сопутствующих нюансах только для одного человека — её выразившего.

Следуя сим мыслям, Полевой — или Филипп Бесстыдов, от лица которого составлены сии философские трактаты — предлагает ознакомиться с рядом афоризмов. Сразу рекомендуется никогда не противоречить, ибо ни в чём нельзя быть подлинно уверенным. Следуя этой логике — нужно придерживаться стороны, стараясь не вмешиваться в ссору других. Будет разумным и предположить самое разумное поведение — быть со всеми в мире. К тому же, ни в коем случае не следует противиться воле сильных и богатых. И самое главное — нельзя мешать текущему ходу вещей. Ежели всем этим установлениям следовать — быть человеку счастливым, а то и сумасшедшим. Главное, ничего не изменится, зато душевное спокойствие не так сильно окажется терзаемым, чем с бесплотными попытками навязать свою волю прочим.

Продолжая тему мудрствования, понимая при том невозможность подлинного осознания сущности бытия, предлагается стремиться к обогащению умственным знанием, не делая из этого смысла жизни. Следует обогащаться действительно полезными умениями, к числу которых относятся языки, музыка, танцы и гимнастика. Проще говоря, от человека требуется быть разносторонне развитым. Пригодится в жизни и умение декламации и даже карточной игры.

Сочинениями Филиппа Бесстыдова философская нагрузка заканчивалась. На следующих страницах «Нового живописца общества и литературы» приводились привычные для читателя небольшие драматургические произведения, которые для удобства лучше называть пьесками. Как видно, Полевой старался сам быть всесторонне развитым, давая пищу для всевозможного читателя, только бы тот проявил интерес к выпускам издания.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Градус философствования не угасал. Третья часть «Нового живописца общества и литературы» всё больше принимала вид философского труда. Особенно то стало ясно по рассуждению Полевого «Сумасшедшие и не сумасшедшие», заставившее читателя серьёзно задуматься. Правда ли, что лучше статься сумасшедшим, нежели пребывать в здравом рассудке и жить в мире, безусловно переполненным от сумасшествия? Ведь сумасшедшим предстать легко — достаточно отказаться от негативного восприятия действительности. Зачем негодовать на повседневность, находить отрицательное в действиях других людей, тогда как можно просто сделать вид, якобы всё происходящее — есть благо?

Вот взять истинно сумасшедших людей. В чём им не повезло? Они живут в счастливом осознании своего существования, может его и не осознавая, как не понимая и доставшегося на их долю счастья. С другой стороны, чтобы понимать счастье — нужно его действительно понимать. Но понимать следует и сопутствующие тому обстоятельства. Нисколько не трудно быть счастливым в счастье. Хотя, и в счастье счастливым быть нельзя, так как человек всегда стремится разрушить собственное миропонимание, упорно не желая считать, будто он окружён лучшим из возможного. Это нечто вроде болезни, то есть сумасшествия. Сколько не дай человеку счастья, он всё равно найдёт повод для недовольства.

Полевой предлагает другое решение. Пусть человека окружает неблагоприятная обстановка, нисколько не способствующая счастью. Ежели так, то нужно постараться оказаться счастливым именно при данной ситуации. Сложно? А на деле так и выходит, что счастливым может быть только тот, кто способен оказаться выше одолевающего его негатива. В том есть доля сумасшествия. При том, иначе счастье познать нельзя, не обладая знанием про несчастье. Получается, в счастье счастливым способен оказаться только дурак. Вот и должно быть сделано соответствующее умозаключение.

В качестве доказательства Николай предложил жизненную позицию слепого друга. Тот от рождения не способен к зрительному восприятию мира. Он ничего не знает о том, что так тяготит человека, обладающего зрением. Впору выразить сокрушающее суждение, посетовав, насколько бы преобразился мир, будь человечество слепым. По сути, все придирки человека — недовольство от им увиденного. Само понятие красоты портит настроение всякий раз, стоит по отношению к чему-то высказать недовольство. А ежели не воспринимать собеседников по зрительному восприятию, относясь к ним по другим критериям? Точно можно предполагать, насколько всему суждено перемениться, не задействовав совершенно лишнюю шкалу ценностей, когда приходится судить о людях.

Ежели для чего и нужны человеку глаза, то точно не для способности увидеть прекрасное. Не смотрят люди на солнце, небо, природу и прочее, предпочитая использовать глаза не по их назначению. Взирать человек предпочитает на недостатки, неизменно подмечая в прекрасном всё самое ужасное, делая на том акцент. И это лишь малый пример, приводимый Николаем, тогда как помимо глаз у человека есть другие органы чувств, используемые в сходной мере. И ум свой он использует не тем образом, каким бы то следовало делать.

К чему вообще Полевой решил об этом сообщать? Возможно, он беспокоился за супружество. Может не за своё, а за чьё-то другое. Ведь человек выбирает себе в спутники жизни по зову сердца, понимая под этим определением любое другое чувство, кроме истинно того самого зова, выражаемого сердцем. Если бы выбирать спутника жизни иным образом, каковым это делается, то и быть тогда человеку счастливым. Пока же приходится сожалеть, что доводы рассудка в данном деле редко берутся в расчёт, потом уже будет поздно к ним взывать, посыпая голову пеплом.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Проблема образования нависла над человечеством Дамокловым мечом. Установилось нерушимое мнение — нужно обучать человека с азов. Пока не поймёт он, из чего исходит то или иное определение, до той поры он не может продвигаться в обучении дальше. Но и тогда, ибо складывается определённое ощущение, человека готовят для стези, которая ему вовсе не требуется. Казалось бы, зачем молодому человеку в XIX веке учиться классическому варианту латинского языка, изучать язык французский, ни к чему другому в то же время не проявляя интереса? Не нужнее ли молодого человека обучать нормам русской грамматики, танцам и игре в карты? Причём, уроки по карточным играм должны превалировать, поскольку высший свет тогда половину жизни проводил не за чтением трудов античных мыслителей в оригинале, а просиживал за ломберными столами. К тому и вёл Полевой речь, вполне уместно считая, что всему нужному в жизни человеку приходится учиться самостоятельно.

Но вернёмся к содержанию произведения. Оно помещено в третью часть «Нового живописца общества и литературы». Действие происходит между Ванюшей и строгим учителем. Причём, Ванюша высказывает довольно умные мысли, тогда как учитель уподоблен неприступной скале. На его утверждение, будто повторение — это мать учения, Ванюша справедливо заметит о попугае, по данному принципу являющемся самым умным созданием в доме. Ванюша продолжал возражать, недоумевая, зачем тратить жизнь на изучение древних языков, когда доступны переводы. Вместо обучения и качественного роста, он вынужден останавливаться на том этапе, который давно преодолён. Если он должен действительно обучаться и делать требуемые выводы, то обязан всегда двигаться вперёд, оглядываясь назад при острой к тому необходимости. Так зачем изучать древние языки и бесконечно повторять информацию, находящуюся для ознакомления под рукой?

Другая проблема — учитель настаивает на необходимости всегда говорить правду. Ванюша ему возразит: Зачем??? Во взрослой жизни умение лгать пригодится гораздо больше. И в том он оказывался прав, указывая, как много лжи кругом. Да и живёт лучше явно не тот, кто продолжает опираться на принципы соблюдения справедливости. Наоборот, умеющий лгать приобретает все преимущества. Так к чему показывать ханжество, каковое дети будто бы не понимают? Яркий пример, это старание хвалить собеседника. Каким бы тот не был негодяем или отвратительным типом, зато пролив на его душу каплю бальзама лести, как испытаешь нужные тебе перед ним преимущества. Да и вообще, уметь сообщить такое, к чему собеседник тяготеет, гораздо лучше, нежели ему колоть глаза своей ненужной откровенностью. Тут впору вспомнить о мудрости, согласно которой лучше молчать, дабы сойти за умного. Но та мудрость приобретёт лучший вид, ежели сказать, будто важнее красиво приврать, дабы сойти за приятного в общении человека.

Теперь нужно сделать вывод из сообщённой Полевым мудрости. На самом деле, перегибая в некоторых местах, излишне ёрничая, Николай сообщал дельную мысль — человек должен двигаться вперёд, оглядываясь назад при очень редких обстоятельствах. И ведь смотрел Николай далеко вперёд, о чём следовало бы понять и потомкам, продолжающим считать, якобы без знания азов, человек не достигнет большего. Тогда как всё с точностью до наоборот! Пытаясь познать азы, человек так и не успевает перешагнуть дальше тех знаний, ставших доступными для его предков. Это ли не значит, что нужно стремится охватывать большее уже сейчас, вполне доверяясь прежде высказанному? В жизни так и происходит, самостоятельно всё равно предстоит обучаться тому, для чего знание азов оказывается лишним.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В качестве вступительной статьи для третьей части «Нового живописца общества и литературы» Николай Полевой предложил «Письмо к живописцу в Новый год», датированное 1830 годом. Для читателя сообщалась парадоксальная информация, правдивость каковой не хотелось бы принимать человеку со здравым рассудком. В письме живописцу желалось, дабы общество не изменяло своим привычкам, то есть оставалось порочным и несло в себе разрушительное зерно, поскольку тогда будет всегда о чём рассуждать и на какие проступки рода людского обращать внимание. В том же письме сообщалось о единственном нужном человеку умении — считать. Значит, арифметика должна быть признана главнейшей из наук. Для примера предложено рассмотреть жизнь человека, в среднем длящуюся шестьдесят лет. За вычитанием детства, сна, болезней и многих прочих забот, в том числе и времени для зарабатывания денег, на всё у человека — за весь отпущенный ему срок — остаётся жалких полтора года.

Следующая статья — ещё одно письмо, названное «Письмом к живописцу от г-на Тимофеича». Написано оно тяжёлым для восприятия слогом, так как автор стремился подчеркнуть манеру прежней речи, специально оной нагромождая послание. Там же — по отношению к живописцу — произносится хвала. И читатель понимает, уж коли сам Полевой не станет себя хвалить, то кому тем тогда заниматься? Надо ли в очередной раз говорить, настолько деятельность Николая причиняла дискомфорт многим деятелям пера тех лет? В дальнейшем повествование перетекало к разбору понимания слов «острота» и «остроумие», видимо тогда серьёзно разбираемых в обществе. Там же г-н Тимофеич рассуждал о мудрости предков, всегда игнорируемую последующими поколениями.

Третьей статьёй стал «Ответ живописца г-ну Тимофеичу.» Полевой сообщал, насколько приятны ему слова, высказанные в письме. Однако, он — в качестве живописца — ничего не придумывает, показывая действительность без прикрас. Ему даже нет необходимости тренироваться в остроте ума, измышляя нечто такое, чего будто бы нет, зато написано про то красиво. Отнюдь, всё им описываемое — есть данность, которую нужно принимать. Пишет он не из головы, строго перенося на бумагу впечатления с натуры. И ежели кому-то не нравится изображаемое им обличье, то пусть не смотрит на страницы словно в зеркало, пытаясь доказать обратное увиденной им истинности в отображении.

Для примера Полевой привёл сказку о мышином совете. Согласно ей получалось, что мыши пожелали повесить на шею кота колокольчик, дабы всегда слышать его передвижения. Все единогласно согласились с необходимостью этого. Да не было единого мнения, кому тот колокольчик предстояло повесить. Собственно, читатель, внимая такой сказке, под храброй мышью начинал понимать непосредственного Николая Полевого. Тем более, Николай прямо сообщал, что знатность, богатство и чины — не являются гарантией добродетели. Ежели кто-то порочен, то о том нужно иметь смелость открыто говорить.

В ответе г-ну Тимофеичу Полевой призывал преодолевать невежество, часто свойственное тем, кто готов напрасно вешать ярлыки, нисколько не сообразуясь с их целесообразностью. Например, христианство можно бесконечно поливать грязью, ставя ему в вину зверства Варфоломеевской ночи или грехи испанской инквизиции. Но разве то заслужили все христианские деятели? Просто человек — в силу малой осведомлённости — не способен выработать собственного мнения, привыкший опираться на точку зрения, кем-то уже высказанную.

Теперь Полевого следует воспринимать в качестве подобия средневековых поэтов Востока, любивших аллегориями говорить о злодеяниях правителей. Ведь ежели кому-то в иносказании мнится собственный поступок, то отчего это должно колоть ему глаза, когда то ему кажется ложью?

Автор: Константин Трунин

» Read more

И юность способна на мир держать открытыми глаза, для них даётся нравоучительное наставление жизнь познавших людей. Потому пусть прольётся у разумного скупая слеза, но ещё Буало утверждал — нет человека создания на планете глупей. Отчего так? Человек — венец творения! Разве не он — Бога на Земле подобие? Не потому ли нет среди живых существ с ним сходного гения? Или может есть иное, дабы то понять, условие? Возьмёмся за Буало сатиры, благо донёс до русского уха француза мысли Аксаков Сергей. Есть в оных объяснение, звучащее под звуки лиры. Посмотреть стоит, почему человек всех на свете глупей.

Славен человек государством, кругом учредил он в угоду спокойствия своего власти. Только отчего человечество переполняется коварством, от которого страшнее погибнуть, нежели в лютого зверя пасти? Нет среди животных стражей порядка, не бдит никто за стремящимся красть, и нет среди братьев меньших упадка, не станут злой долей они попрекать. Потому как нет среди них воров, как и хладнокровных убийц нет, каждый в зверином царстве пребывает здоров. Где на всё это человек сыщет ответ? В том ли людской ум заключён, ежели сам себя от себя же ограждает? Дрожит за стенами дома он ночью и днём, куда себя от ему подобных умом деть — не знает.

Да, жестокость свойственна зверью. Как свойственны порядки иные. Но не ставит зверь поперёд всего персону свою, во имя её совершая деяния злые. И не за пропитание человек на человека идёт, достаточно и малого предлога. За горсть травы порою смерть он обретёт, либо став жертвой подлога. Всё же человек глуп, несмотря на достигнутое им. Сколько не рви он пуп, всему быть уничтоженным.

Впору басни вспоминать, принимая их за истину во всём. Не зря ведь и в зверях получится узнать, кому положено оставаться ослом. Слишком многое человеку кажется подвластным, берёт на себя он излишек положенного ему по праву, поскольку к достижениям человечества остаётся не причастным, то есть пожинает чужих успехов славу. Оттого несчастья и беды человеческого рода! Каждый мнит свою личность важней, такой же выходец из своего народа, но из некоих теперь царей. Там плюнуть бы да растереть, что был и будет голодранцем, его бы и посадить в ту клеть, коль в глупости кичливой бахвалится он жизнью данным шансом.

К тому Буало вёл речь, и Аксаков вторил ему смело. Смог французский поэт увлечь, да и русский перевод был сделан умело. Что же, о чём читатель мысль заключит по прочтении «На человека» восьмой сатиры? Станет ли урок Буало для него забыт? Или опять потребуется перечитать под звуки сладкострунной лиры? Кажется ясным, должен оказаться усвоен урок, хоть оставайся беспристрастным, но всё нужное читатель, конечно, извлёк.

Нет, не столь глуп человек, каким он видится со стороны. И всё же глуп человек, поскольку глупым рождён. Глуп он снаружи! Глуп он внутри! На глупость с рожденья человек обречён. Встречаются редкие умницы — цвет и слава рода людского. Жаль, растворяют их городские улицы, низводя до существа простого. Горевать приходится, ибо в массе человек от ума чрезмерно далёк, потому и уловка находится, чтобы род людской сам себе навредить не смог. Для того даны ему государство, власть и силы правопорядка, иначе не выжить ему в мире зверья, не устоит и установленная на его же могиле оградка, ибо — не среди зверей, а среди людей — изрядно ворья.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Кто стихов не сочинял? Желание к тому у всякого появлялось. И глаголом каждый труд сей облегчал, чтобы проще на пути данном слагалось. За сочинение брался и Аксаков Сергей, начав путь поэта в годину тяжёлых испытаний страны. Дабы выглядеть весомей и умней, применил в написании басни дарованья свои. Вот вышла басня «Три канарейки», поучительная весьма, как не за три копейки, ссора вышла из-за целого рубля. Это образно, на деле прозаичнее гораздо! Канарейки терпели нужду и к друг дружке жались. Было на их душах гадко, погибнуть вовсе опасались. Так в чём мораль? Мораль ясна без пояснений. Не скажет никто про автора: враль! Ибо хватит ему для познания сообщённых впечатлений. Стоило птицам обрести кров и покой, жить припеваючи и о горе забыть, подняли между собою они вой, не дружбе отныне — вражде между ними только и быть.

В четырнадцатом году Аксаков «А. И. Казначееву» писал, на французов грозно кивая, ведь галломанией кто только в России не страдал, а галлы на Русь войной пошли — свиней напоминая. Годом спустя анакреонтический стих сложил, «Песнью пира» назвав. Гимном веселью он, будучи юным, слегка удивил, и таким себя показав. Тогда же пьянел от любви, «За престолы в мире» — стихотворение тех лет, отразил в нём чувства свои, подивившись, как жить — ежели любовного чувства в мыслях не было и нет. И стихотворение «Юных лет моих желанье» — про мечту. Истинно, старо преданье, но всему есть мысли, хоть в мирное время, хоть в войну. К тем же годам примерно относится стих «Вот родина моя», где певец в Сергея строках проснулся, показал он с той самой стороны себя, и мир ещё на круг вкруг Солнца провернулся.

Вот уже двадцать первый год — «Послание к князю Вяземскому» можно найти, «Элегия в новом вкусе» верный тон познания природы задаёт, а «Послание к Васькову» за эпиграмму способно сойти. В тех же годах сказ про «Уральского казака»: насколько не терпит тот измен близких ему, казнит жену его горячая рука, пойти на заклание предстоит и казаку самому.

В двадцать втором году басню «Роза и пчела» написал. Мудрость пролилась между строк. Разве о печали неизвестного кто-то слезу когда проливал? Пожалуй, если жизни суть понять не смог. Хорошо быть на виду, плоды признанья пожинать, но сложит всегда тот голову свою, кому славу предстоит испытать. Как цветы срежет садовник, выставив их в первый ряд, отчасти и он — виновник, что не пострадали те — на кого не обращают люди взгляд.

Еще через год стихотворение «Послание к брату», об охоте Сергей повествовал, в нём он выразил симпатию к осеннему злату, словно с юности счастья больше ни в чём не искал. В сходной манере на следующий год про «Осень» Аксаков снова писал. Русскую идиллию «Рыбачье горе» мог увидеть народ, если бы Сергей её показал. Продолжил на любимые темы в тридцать втором году — «Посланием в деревню» именовался тот стих. Про охоту он рассказал да про весну, то есть о думах самых частых своих. К Александру Кавелину обратился в «Стансах» — рассказал про совести чистоту, затем «К Грише» о рыбака шансах — тем выразил снова радость свою.

На сорок третий год пора перескочить, увидеть стих со строк «Поверьте, больше нет мученья» начало берущий. В оном сочувствие к Сергею проявить, ибо на рыбу край в его именье оказался дремучий. Прекрасны леса, превосходны поля, горы может видно, либо даже водную гладь, но ходит там Аксаков, будучи от горя вне себя, рыбы никакой нет возможности никогда ему поймать. Потому, или по причине другой, «Сплывайтеся тихо» — про ерша в четыре строки стих. Хоть от такого улова станешь доволен судьбой, каким бы ёрш не был из сложных, а то и самых простых.

Пройдёт год, радость поселится в душе Сергея, стихом «Вот, наконец, за всё терпенье», покажет он, как удалась затея, переменить пустое на рыбное именье. Ещё год пройдёт, уже стихом «К Марихен» будет зазывать прибиться к Уральским горам. Ещё два года, готовым будет стих «Рыбак, рыбак, суров твой рок». Поделится Сергей печалью, знакомой всякому, кто с нею сталкивался сам. Суть её такова: коли подул ветер, то отставь удочку и силок.

Вот год пятьдесят первый. «Послание к М. А. Дмитриеву» составил Сергей. Друзьям Аксаков и на старости оставался верный, с ними грустить веселее скорей. В пятьдесят третьем сложил «Плач духа берёзы», поведав про человека глупую привычку, ведь не страшатся люди от природы угрозы, срубят и ствол старый, пусть и возьмут с него тощую спичку.

В пятьдесят четвёртом — к «Шестилетней Оле» открытку сочинил. А датированным стихом «31 октября 1856 года» прощался с миром, рыбалку вспомнив в раз очередной. В пятьдесят седьмом «17 октября» А. Н. Майкову про осень думы сложил. В пятьдесят восьмом — «При вести о грядущем освобождении крестьян» отразил ход мыслей свой. Сказал Аксаков, как потрясён народ, свобода мнится мужикам. Да не окажется ли тяжёлым законов свод? Не отнесутся ли к ним, словно к дуракам? Всегда в России так — думы вечно о плохом! Может заживём хуже собак, а может ещё как заживём.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Аксаков-переводчик известен плохо, Аксаков-публицист — и того менее. Вернее, его литературные изыскания в этом плане представляют совсем малый интерес. Однако, всё-таки нужно знать, о чём Сергей писал, кроме умелого отражения бывшего ему интересным.

Для начала отметим письмо к редактору «Вестника Европы» от января 1824 года. В оном Сергей хвалил перевод «Федры» на русский язык. Годом спустя — в феврале — Аксаков пишет «Мысли и замечания о театре и театральном искусстве», поговорив с читателем на разные темы.

В 1828 году составил некролог на смерть Писарева. Тогда же составил рецензию на оперу «Пан Твердовский», немного погодя на одноимённое произведение Загоскина, и ещё напишет раз. Кроме того, Сергей рецензировал театральные постановки «Отелло, или Венецианский мавр», «Пять лет в два часа, или Как дороги утки», «Пожарский», «Король и пастух», «Батюшкина дочка», «Дядя напрокат», опосредованно говорил о постановке пьесы «Коварство». Написал заметку «Нечто об игре г-на Щепкина». Стоит отметить и два письма из Петербурга к издателю «Московского вестника», в которых сообщал о желании покинуть Москву.

1829 год — это письмо в Петербург «О французском спектакле в Москве», рецензии на постановки «Севильский цирюльник», «Ворожея, или Танцы духов», «Фёдор Григорьевич Волков», «Механические фигуры», «Разбойники», «Каменщик», «Праздник колонистов близ столицы», «Обриева собака», «Дипломат», «Новый Парис», «Семик». О рецензиях можно говорить подробнее, но они представляют впечатления Аксакова об увиденном, в основном об игре актёров. Ныне, спустя время, невозможно оценить тот восторг или негодование, какими он радовал или печалил современника.

Из других заметок за 1829 год: ответ на антикритику Господина В. У., последний ответ Господину под фирмою «В. У.», ответ Господину Н. Полевому на его выходку во втором нумере «Московского телеграфа», об игре актёра Брянского.

1830 год был примечателен скандалом вокруг имени Аксакова. Сергей опубликовал без подписи статью «Рекомендация министра», подвергшись за её написание возмущению от императора Николая. В тот же год отметился рецензиями на следующие произведения и постановки: «Юрий Милославский, или Русские в 1612 году», «Дон Карлос, инфант испанский», «Посланник», «Внучатный племянник», «Чудные приключения и удивительное морское путешествие Пьетро Дандини». Кроме этого, выступил с критикой издателя «Московского вестника», написав ему о том письмо. Составил заметку «О заслугах князя Шаховского в драматической словесности», сообщил разговор о скором выходе II тома «Истории русского народа».

Далее следовали статьи и заметки за 1832 год. Сперва упомянем таковую — «Испытание в искусствах воспитанников и воспитанниц школы Императорского Московского театра», затем рецензии по произведениям и постановкам «Марфа и угар», Женщина лунатик», «Новый Парис», Благородный театр», «Кеттли», «Горе от ума», «Мельники», «Графиня-поселянка», «Две записки», «Чёртов колпак», «Маскарад», «Рауль Синяя Борода», «Швейцарская молочница», «Домашний маскарад», «Ненависть к людям и раскаяние». Из прочей публицистики: письмо из Москвы и «Антикритика».

После этого перерыв до 1852 года. Тогда последовала заметка «Воспоминание о Михаиле Николаевиче Загоскине». В 1854 году — несколько слов о статье «Воспоминания старого театрала». В 1857 — два письма редактору «Молвы», заметка «Три открытия в естественной истории пчелы» и мнение о романе Ю. Жадовской «В стороне от большого света».

Вполне допустима мысль подробного разбора каждой статьи и заметки Аксакова. Сейчас не ставилось такой задачи, хотя бы за тем объяснением, что основательнее самого Сергея не скажешь, тем более для того не имеется существенной необходимости. Извлекать малое из настолько же малого объёма текста — задача для особого рода литературоведов. Им и оставим сие удовольствием во ими и должное быть исполненным.

Автор: Константин Трунин

» Read more