Tag Archives: литература россии

Михаил Пришвин «Дорога к другу» (1957)

Пришвин Дорога к другу

Над Михаилом Пришвиным всю его сознательную жизнь довлело одиночество. Несмотря на лёгкий подход ко всему, искреннее дружелюбие, любовь к людям и братьям меньшим, он постоянно находился в поисках своей копии: того, кого можно было бы назвать настоящим другом. Пришвин стал наблюдателем обыденности, постоянно делясь с дневником мироощущением и отношением к тем или иным проблемам, должных получить частицу его размышлений. Так появился сборник мыслей Пришвина под названием «Дорога к другу». У читателя теперь есть возможность лучше понять человека, чья проза прививала любовь к природе у последующих поколений.

Пришвин часто писал, не боясь повториться. В самом повторении заранее заложено многообразие. Весна одного года никогда не напомнит другую весну. Подмечая детали, Пришвин мог в дальнейшем создавать новые заметки. Казалось бы, всё повторяется и оригинальным быть уже на получится. Однако, как нет похожих вёсен, так нет и похожих ситуаций, связанных с этим временем года. Нужно постоянно сравнивать и анализировать, не поддаваясь ложным выводам. Пришвин находил общие закономерности, продолжая осознавать сиюминутность выводов, должных обратиться во прах, стоит планете обернуться вокруг солнца, поменяв положение в пространстве относительно множества факторов, до сих пор неизвестных человеку.

Почему Пришвин писал о природе? Михаил отвечает честно, не придумывая отговорок. Он пытался создавать произведения в других жанрах, но всюду сталкивался с непониманием. Когда в его тексте прославлялись хорошие поступки животных — читатели верили, стоило обратить внимание на доброту людей — Пришвину верить перестали. Не может человек быть бесконечно положительным. Кажется, сам Пришвин и помыслить не мог о чём-то плохом, всегда поступая сообразно ожиданиям. В дневниках Михаила читатель не найдёт чёрных мыслей. Думается, Пришвин, подобно людям, иногда переполнялся злобой и желал грубо устранить препятствия. Он был человеком, а значит сложившееся о нём мнение — ложно. Впрочем, философские размышления Пришвина не выставляют его в белом свете, показывая его обыкновенность.

Читатель видит размышления Пришвина о любви, поэзии, правде, отношении людей к нему. Михаил привык говорить о происходящих в природе процессах, применяя это и на себя лично. В соотношении с окружающим миром формировалась его личность, сделав из него того, кем он запомнился потомкам. Никто и не мог помыслить, будто Пришвину чего-то могло не хватать. Он был окружён верными ему животными, в его рассказах встречаются хорошие знакомые. Странно видеть в записях Пришвина его сожаления о том, что он так и не сумел найти настоящего друга, во всём его повторяющего.

Каждый сам возводит перед собой стену из надуманных представлений о действительности. Человека может многое не устраивать, отчего возникает ряд требований абсолютно ко всему. Мало кто захочет стать губкой, способной пропускать через себя происходящие вокруг события. Нужно быть поистине аморфным, уподобившись адептам восточных практик, нашедших счастье в созерцании пустоты и достигших состояния вечного покоя. Разумеется, Пришвин не мог стать таковым, принимая жизнь без прикрас и поступая сообразно налагаемым на него требованиям общества.

Не мог найти Пришвин друга при жизни. Может его удастся найти после смерти. Не он, так его. Мысли Михаила теперь хорошо известны, хоть и не прозрачны. Читателю был представлен идеализированный образ некогда жившего человека, чьи чаяния оставались при нём, покуда не пришло время сделать их общим достоянием. Отсутствие отрицательных моментов настораживает. Но кто будет специально себя очернять? Может Пришвин действительно был таким, каким он представлен в написанных им рассказах?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Шолохов «Тихий Дон. Том 4» (1940)

Шолохов Тихий Дон Том 4

Как показать читателю конец казацкой вольницы? Думается, именно этот вопрос больше всего беспокоил Михаила Шолохова во время написания четвёртого тома «Тихого Дона». Ничего лучше, кроме сведения в могилу всех действующих лиц, автор не придумал. Постепенно, со смаком, одного за другим, под видом постыдных заболеваний, мучительных душевных переживаний, шальной пули и осознанного убийства, Шолохов облегчает повествование, закрывая сюжетные линии. Несмотря на это, четвёртый том не воспринимается окончанием эпопеи о рождении, юности и взрослой жизни Григория Мелехова. У Шолохова имелось достаточное количество исторической информации, чтобы сделать из некогда удалого казака убеждённого воина Красной Армии или заклятого врага советской власти.

Шолохов уже не повествует с былым азартом, используя каждое действующее лицо сугубо ради необходимости донести до читателя определённые моменты гражданской войны, а также быта населения вне боевых действий. Хватает на страницах четвёртого тома и задорного юмора, разбавляющего общую картину погружения в мрачное осознание отсутствия перспектив. Когда враги повсюду, когда ты сам себе враг, то невозможно принять верное решение. Не определяется и Шолохов, пуская действующих лиц в хаотические передвижения, забывая о цельности сюжета. Тот же Григорий скачет везде, изредка вспоминая об Аксинье, чтобы позволить автору отодвинуть решение основной проблемы под самый конец.

Куда было идти казакам? Их мечты о собственном государстве не оправдались. Кайзер пал. Англичане не смогли внести ясность. Белые усугубили положение. Осталось казакам забыть о своём предназначении и бежать с земель, оплотом которых они были на протяжении долгих веков. Миграция казаков Шолоховым задета не с тем размахом, что, например, у Серафимовича в «Железном потоке», но общее направление движения читателю понятно — к морю или в Грузию. Снова Шолохов использует действующих лиц лишь для отражения данного исторического факта. В числе передвиженцев оказывается и Мелехов.

Читатель не совсем поймёт авторское желание примирить казаков с Красной Армией. Если верить автору, то получается, будто казак — флюгер, поворачивающийся по воле ветра. Их не устроили белые, они не смогли отстоять самостоятельность, поэтому решение влиться в ряды красных оказалось самым естественным выходом, коли надоело бегать по донским землям и захотелось вернуться в родную хату.

Исторически Шолохов должен быть прав. Он в сознательном возрасте застал становление Советского государства, мог принимать активное участие в происходивших тогда процессах, значит всё видел своими глазами. Именно увиденное он отражает на страницах четвёртого тома. Читатель наблюдает за первыми шагами новой власти, сперва одарившей, а затем начавшей душить население экономической политикой. Казак к тому моменту перестал быть казаком, став частью интернационального самосознания. Да и Шолохов перестал описывать бытовавшие ранее нравы. Народившиеся внутренние противники быстро были подавлены.

Шолохов не забывает делать Григория основным участников всех важных событий. Почти всегда позволяя ему оказываться в центре внимания. Читатель и ранее подмечал необычайную притягательность Мелехова, которому всегда всё прощали, каких бы убеждений он не придерживался. Его всюду принимали за своего, а он так и не смог определиться, с кем ему будет лучше всего. Григорий, под пером Шолохова, не воспринимается флюгером; он подобен прибрежному утёсу, разбивающему накатывающие на него волны и со временем, под воздействием водной и воздушной стихий, изменяет облик, утрачивая острые углы и становясь податливым.

«Тихий Дон» нельзя оценивать под видом единого произведения. Каждый том имеет собственное наполнение: осмысление прошлого подаётся автором с позиций всё более осознанного понимания прошлого. Задор от прихода к власти большевиков сошёл на нет. Видимо из-за этого и обрывается повествование так, словно не было смысла бороться за личные убеждения.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Владислав Бахревский «Свадьбы» (1977)

Бахревский Свадьбы

История, рассказанная Владиславом Бахревским, случилась во время царствования Михаила Фёдоровича. Донские казаки, без указания сверху, малым числом одерживали победы над крымскими ханами, бывшими тогда в вассальной зависимости от турецких султанов. Если говорить конкретнее, то описываемые Бахревским события относятся к «Азовскому сидению» (1637-1642), важному эпизоду, о котором мало кто помнит. Храбрость казаков не дала им особых почестей. Азов вернули обратно, побоявшись нового разора в ещё слабом после смуты Русском государстве. Тем ценнее произведение Бахревского, обозревшего ситуацию со всех сторон: в сюжете, кроме царя Михаила Фёдоровича и казаков, задействованы правители Крыма, султан Османской империи Мурад IV, люд низкого происхождения и прочие; что позволяет читателю по достоинству оценить умение писателя отразить в художественной форме беды и чаяния некогда живших людей.

Не ждал никто в Русском государстве, как им удружит казацкая воля, никогда не считавшаяся с чужим мнением, даже царским. Их героические поступки превосходят былинные сказания. Некогда богатыри в одиночку сражались с угрожающими Руси ордами врагов, ежели не пили беспробудно в час лихолетья. Подобным же занимались и казаки, не в одиночку, но числом в пять тысяч человек могли опрокинуть стотысячную регулярную армию. Это кажется сомнительным, но таков закрепившийся в хрониках факт. Казаки всегда пользовались слабостью османов, добиваясь успехов благодаря периодически случавшимся войнам между Турцией и Персией. Не боялись они и ответного гнева, успешно отражая атаки соперника. Азов был полностью разрушен, прежде чем казаки его покинули, так и не покорившись многократно превосходящим силам противника.

Обо всём этом Бахревский пишет подробно, прилагая мысли всех участников случившегося конфликта. Читателю может быть интересно наблюдать за жестокостью крымских ханов, терявших рассудок от желания вернуть часть отобранной у них территории. Процессы разной сложности протекали в их мыслях, направленных на нахождение выхода из сложившегося положения. Аналогичным образом мыслил и Мурад IV, постоянно думавший над необходимостью привлечь к войне с Персией империю Великих Моголов, чтобы скорее развязаться и обратить свой взор на север. Личность Мурада описывается Бахревским довольно живо, вплоть до мельчайших деталей, вроде причины, побудившей султана забыть о религиозных запретах насчёт пристрастия к хмельным напиткам.

Задевает Бахревский и рабскую долю русских пленных, используемых турецкой армией для гребли на кораблях. Один такой эпизод хорошо разбавляет повествование, говоря читателю, как мало он знаком с отечественной историей, никогда не рассматривавшей насколько русские были интегрированы в систему других государств. Бахревский себе такого не позволяет, находя в сюжете место всем, чьё мужество достойно восхваления. Будь персонаж рабом или вольным казаком — особой роли не играет, или лекарем при русском царе — подход Бахревского только усиливает у читателя благоприятное отношение к его творчеству.

А что же свадьбы? Бахревский их ставит во главу всего. Жениться было нужно многим действующим лицам, как Михаилу Фёдоровичу, ставшему хворым от больных ног и продолжающему оставаться холостым, так и Мураду IV, чьи политические аппетиты никто не мог утолить, а наследника родить ему никто и не удосужился, вследствие чего «Азовское сидение» стало отягощено медлительными мысленными процессами в верхах Русского государства, а также неопределённостью в верхах Османской империи, где к власти пришёл дотоле томимый в заточении брат скончавшегося от очередной попойки Мурада. Роль властителей Турции могла достаться крымским ханам, но история пошла другим путём.

Покуда властители занимались улаживанием личной жизни, казаки готовились принять в жёны смерть. Как им удалось одолеть столь малым числом такую вражескую орду? Бахревский не скрывает секретов. В ход была пущена хитрость, подкопы, ночные налёты и постоянный эффект неожиданности. Реальность постепенно начинает туманить голову читателя, видящего в словах писателя эпические мотивы борцов с неотвратимым, готовых в порыве отчаяния оставить по себе добрую память, найдя такие силы, которые не по уму потомков-обывателей.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Героический эпос народов СССР. Том 1 (1975)

Героический эпос народов СССР

Национальные эпосы народов СССР, как и эпосы других народов, преимущественно имеют стихотворную форму. Учитывая узкую специфику литературного наследия и интерес сугубо конкретных кругов профессионалов, говорить о блестящей адаптации на русский язык не приходится. Издательство «Художественная литература» и ранее не радовало своей работой, выпуская большое количество переводов с целью повысить уровень понимания чуждых культур, поскольку если не они, то тогда вообще никто и никогда не даст возможность русскоязычному читателю ознакомиться с богатством культурного наследия многочисленных народностей. Понять получается только содержание, тогда как об остальном лучше ничего не говорить.

Составители сборника героических эпосов народов СССР включили в первый том следующие произведения: былины, башкирский эпос «Урал-батыр», бурятский — «Гэсэр», калмыцкий — «Джангар», тувинский — «Мегё Баян-Тоолай», якутский — «Нюргун Боотур», алтайский — «Алтай-Бучай», хакасский — «Албынжи», карельские руны и осетинские, адыгейские, балкаро-карачаевские, абхазские сказания о нартах. Каждое из приведённых произведений достойно отдельного издания, поскольку некоторые из них весьма крупные. К сожалению, читателю предлагаются в основном фрагменты эпосов и сказаний, чтобы можно было получить общее представление. Конечно, кощунственно предлагать к ознакомлению отрывки из разных частей произведений, но выбирать не приходится.

Говорить о богатстве национальных культур, опираясь на фольклор, затруднительно. Хорошо известные русскоязычному читателю былины обрели жизнь благодаря собирателям лишь в середине XIX века, тогда как другие произведения сборника стали принимать единый вид лишь в первой половине XX века. Устное творчество наконец-то было записано и спустя десятилетия читатели всего мира могут с ними ознакомиться. Опять же, выборка фрагментов остаётся на совести издательства «Художественная литература».

Чем примечательны былины? Так ли важны для понимания прошлого те события, которые в них описываются? Читатель в любом случае будет их интерпретировать не так, как следовало бы. Суть былин сводится к осознанию роли алкогольных напитков на разум богатырей. Это и Илья Муромец, убеждённый трезвенник, отказывавшийся от спиртного тридцать лет и три дня, вследствие чего у него отказали ноги, а стоило употребить питьецо медвяное, так вся хворь разом прошла. И Соловей-разбойник, отказывавшийся свистеть при Великом Князе, покуда не напоили, вследствие чего пришлось невольному певцу голову снимать за учинённые при княжеском столе беспорядки. И Василий Буслаевич, что с детства пил алкоголь вёдрами да, возмужав, стал в страхе Новгород держать. А вот Садко пить не звали, на что он постоянно серчал.

Если сравнивать эпосы между собой, то читатель видит в них много сходных черт. Герои обязательно наделены огромной силой, вокруг них происходят сказочные события. Башкирский Урал-батыр пошёл смерть искать, по пути обзаведясь жёнами и детьми. Якутский Нюргун Боотур не прочь сразиться даже с владыкой подземного мира. Алтай-Бучая умертвил любовник жены, из-за чего подросшему сыну пришлось отомстить обидчикам, используя недоступные человеку возможности. Мстит за родителей и герой тувинцев. У эпоса хакасов отчётливой героизации не наблюдается, поэтому читатель будет ощущать недостаток именно сверхспособностей. Ещё одной интересной составляющей является разумность животных, особенно коней, без чьих советов и подсказок ряд богатырей не задумался бы о совершении подвигов.

Национальные эпосы — не просто сказ в стихотворной форме. Это нечто большее, что нельзя перевести и нельзя прочитать — надо слышать из уст носителей языка. Не так просто понять читателю вялотекучесть эпосов бурятов и калмыков. Они, как река в запруде, не желают обновляться, постоянно обыгрывая повторяющиеся моменты. Может именно этим объясняется их объём. Доступные вниманию читателя фрагменты практически ни о чём не говорят. Выводы из их содержания делать бессмысленно. Опять же, «Художественная литература» умеет преподнести материал таким образом, что нельзя получить удовольствие от чтения.

Отдельного упоминания достойны сказаниях о нартах. Этот народ канул в прошлое, оставив о себе предания у всех кавказцев. Изменяются имена и характер историй, но понимание устремлений нартов остаётся прежним. Кем бы они не были и откуда не пришли, они отличаются твёрдой волей, не позволяя кому-либо возвышаться над ними. Нартам проще сгинуть в горных ущельях, нежели покориться. В осетинских сказаниях говорится, что их погубила объявленная богам война. Не стали нарты раболепствовать, предпочтя сражаться до последнего издыхания. Логика этого древнего народа уникальна, заставляет к нему относиться с уважением и стараться нечто подобное привнести в понимание наших дней, где позабыли о человеческом праве на уважение себя, падая ниц перед идолами.

В составе сборника из преданий о нартах выделяются абхазские сказания. Читателю доступна история богатыря Сасрыквы, ставшим сотым ребёнком у матери, рождённый горячим до такой степени, что его охладить смогли только в кузнице. Он питался раскалённым железом и сам качал свою колыбель, проявляя находчивость и высказывая не по годам умные мысли. Дав зачин, составители сборники оставили читателя без продолжения.

Карельские руны представляют собой выдержки из «Калевалы». Этому произведению «Художественная литература» позволила увидеть свет в виде отдельного издания. Подробнее лучше прочитать в соответствующем месте.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Александр Куприн «Олеся» (1898)

Куприн Олеся

Прекрасное рождается спонтанно, без предварительной подготовки. Можно терзаться переживаниями или жить с лёгкой поступью, не подозревая о поджидающих за углом неожиданностях. Жизнь состоит из череды случайных встреч и событий, формирующих моральный облик человека. Хорошо, если отразить этот облик взялся Александр Куприн, значит есть надежда на благоприятное впечатление со стороны читателя. Каким бы не являлся человек на самом деле, он окажется прекрасным представителем своего рода, хоть и заранее обречённым на печальный исход. Против проказ судьбы возводить ограждения бессмысленно: карты предсказали будущее; значит придётся пройти через всё то, о чём они сообщили деревенской гадалке.

Прекрасен деревенский быт: лихой ямщик — чудесный собеседник, местный мужик — неуч с надеждой на лучшую долю, природа — не хватит слов рассказать, а девушки… вернее Алёна, внучка презираемой знахарки, воспитанная в строгости и обладающая непоколебимым характером, мгновенно становится воздухом и пищей для главного героя произведения, от лица которого Александр Куприн строит повествование. Удивительно, но автору веришь без возражений, полностью доверяясь вкусу его героя. Читатель сам не замечает, как он влюбляется в Алёну, переживая за неё и желая обрести долгожданное счастье.

Прекрасны традиции, когда они говорят о гуманности общества. Но гуманность является понятием относительным, раскрывающим пороки ханжества. Покуда человек подвержен предрассудкам, в его окружении будет процветать добродетельное насилие. Тяжесть участи отдельно взятой личности полностью зависит от стечения обстоятельств. Поэтому нет причин удивляться, если читателю предлагается история развития взаимоотношений между человеком извне и одним из членов конкретно взятого социума путём слома установленных порядков, грозящих обернуться трагедией. Читатель заранее знает, чем закончится повествование — тем интереснее ему наблюдать за драматическим развитием событий.

Прекрасна выстраиваемая Куприным повествовательная линия. Она разворачивается перед взором читателя подобно негаданно случившемуся происшествию. Изначально нельзя предположить, для чего автор выстраивает образ главного героя, оказавшегося в тех краях, где происходит действие. Беседы с людьми дают ему пищу для размышлений, а сам он не подозревает, чем обернётся следующий шаг. Любовь не спрашивает, когда ей стоит постучаться в сердце. Привязанность формируется без дальнейшего участия разума. Взаимность способна даровать влюблённым истинное счастье. Осталось разобраться с общественным осуждением, неоправданно ломающим судьбы, не давая право на счастье презираемым.

Прекрасные мгновения обязаны быть разрушенными, если человек желает их сохранить. Короткая история развития отношений тем и радует, что ей не суждено перейти в нечто более продолжительное. Героев могла заесть рутина, отравив первые впечатления. Былое чувство легко растоптать, никогда уже не придавая ему значения. Трактовать иначе не получится — у истории ярко прорисован финал, за которым начинается новая жизнь, где обязательно возобладает угнетающий повседневный быт, разбавляемый воспоминаниями о событиях прошлого, даровавших кратковременную радость.

Прекрасная история состоит из выверенного временем развития событий. Куприн не мог осчастливить всех действующих лиц разом, лишив читателя осознания красоты происходящего на страницах. Нельзя было построить повествование без внесения элементов противоречия и людского невежества. Читатель бы не понял, зачем автору понадобилось описывать чью-то идиллию, слишком радужную, чтобы быть достойной внимания.

Прекрасно думать о чужой судьбе, окрашивая её в мрачные тона. Всякая жизнь достойна протекать без горестных вкраплений: чего никогда не случается. Из мучений проистекает счастье, если не своё, то чужое. Череда ярких эпизодов характеризует прошлое. Ошибки следует признать основными достижениями в жизни — они позволяют ярче осознать минувшее.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Иван Бунин «Воспоминания. Под серпом и молотом» (1950)

Бунин Воспоминания

Становясь очевидцем происходящих в обществе перемен, человек должен подходить к их интерпретации с холодной головой. Это очень трудно сделать, если в результате произошедшего ты остался без родины на чужбине, не зная какое место назвать своим домом. Ещё труднее написать об этом спустя долгое время. Касательно воспоминаний Ивана Бунина всё оказалось значительно проще — им были объединены заметки разных лет, сведённые под одной обложкой. Начиная с предков и незначительных эпизодов становления, Бунин далее делится с читателем очерками о людях, оставивших след в его душе и имевших огромное значение для общества вообще. Есть среди портретов знаменитые писатели, вроде Чехова, Маяковского, Куприна, Горького, Толстого Третьего, Бальмонта Джерома К. Джерома, так и не таких ярких мастеров пера, как Его Высочество Пётр Александров, романтик большевизма Волошин и Эртель, заслуживший много лестных слов от Льва Николаевича Толстого. Примечательными вышли воспоминания о художнике Репине, анархисте Кропоткине, композиторе Рахманинове, певце Шаляпине.

Обо всех не расскажешь. Для этого не хватит времени и должной усидчивости. Да и достойны ли люди чести заслужить оценку отдельно взятого человека, какими бы гениями они не являлись при жизни? Нужно совершить нечто этакое, дабы появилось желание о них черкнуть хотя бы пару строк. Иван Бунин не стремился ограничивать желание самовыражаться, отдавая предпочтение затяжному полёту мысли, чтобы припомнить все важные детали. Мало кто удостоился положительного отзыва, чаще получая солидную порцию критики. Бунин мог их любить всем сердцем, но не давал себе права приукрашивать действительность. Оттого-то и приходят в восторг потомки от его обличающих выражений касательно непотопляемых авторитетов, часть славы которых крылась за обстоятельно выверенным эпатажем.

Например, чем примечателен для Бунина Маяковский? Конечно, обидно, если из твоей тарелки, да ещё без спросу, кто-то ест. Пусть им будет хоть прославленный футурист и обладатель высокого роста, нашедший отклик в сердцах людей задолго до прихода к власти большевиков. Маяковский был экспрессивен и брал харизмой. И вот он ест из тарелки Бунина, и ест из тарелки Горького, не делая особых различий. Гордый собой, не видя в подобных манерах предосудительного, Маяковский мог встать на стол и произнести речь в присущем ему стиле. Происходящее так и предстаёт перед глазами читателя, будто Маяковский и из его тарелки ест. Выходка Маяковского произвела сильное впечатление на Бунина. Всё остальное, связанное с этим писателем, уже не будет представлять прежнего интереса. Маяковский горел ярко и сгорел быстро.

Веское слово Бунин может вставить и Бальмонту, хваставшемуся знанием множества языков, но не умевшему связать пары слов на французском, хотя плодотворно переводил стихотворения на русский. Бунин разумно подмечает, будто Бальмонт и мог переводить лишь с подстрочников, а всё остальное — желание представлять из себя нечто большее, нежели есть на самом деле. В аналогичном духе каждый упомянутый Буниным удостаивается основательного разноса. Не умаляет Бунин даже заслуг Чехова, уважая его как личность, но с сомнением относясь к творчеству. В самом деле, какая может быть прелесть в вишнёвом саде, а в чём логичность наполнения пьес? Ныне можно сказать — мрак, Бунин же основательно анализирует, давая читателю понять обоснованность его претензий.

Одним из самых радостных дней в жизни Бунина стало его награждение Нобелевской премией по литературе. Не имея возможности путешествовать, поскольку имел существенные ограничения для передвижения в виду отсутствия гражданства, он с воодушевлением принял такое признание заслуг. Мельчайшие подробности того дня, включая полный текст его благодарственной речи, читателю доступны и в наши дни. Снова перед глазами воссоздаётся картина награждения шведским королём и банкет в окружении царственных особ.

Закрывает воспоминания Бунина его очерк про Алексея Толстого, прозванного им Третьим, чтобы читатель твёрдо мог его отличить от Льва Николаевича и тёзки Алексея, написавшего «Князя Серебряного» и одного из вдохновителей проекта под именем Козьмы Пруткова. Казалось бы, пресоветский писатель с тщательно выверенной биографией, вызывающей огромные сомнения в благородном происхождении, должен вызывать явные антипатии у Бунина, но отчего-то они были немного дружны, находясь в переписке на протяжении долгих лет, иногда встречаясь. Очерк о нём датируется 1949 годом, а годом позже вышли «Воспоминания».

Прошлое уходит: гложут обиды, жизнь прожита и по другому её не пережить. Впереди смерть и память последующих поколений. У них будет собственная история, но и им предстоит жить с обидами, смиряясь с действительностью или действуя ей наперекор. Всё равно будет мучительно больно. Пусть судят о былом другие. Им никогда не ощутить того, что чувствовали жившие до них люди.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Антон Чехов «Чайка», «Дядя Ваня», «Три сестры», «Вишнёвый сад» (1895-1903)

Антон Чехов - Пьесы

Пьесы Антона Чехова можно смотреть в театре или на экране, но никак не читать. От внимания ускользает понимание происходящего — оно теряется за каждодневной рутиной. Представленные автором герои в тексте не имеют ярких отличительных черт, они не воспринимаются живыми действующими лицами. Скорее читатель их примет за декорации. совершающие монотонные движения, покуда не придёт пора вставить веское слово в виде определяющей действительность истины, ради которой Чехов и утяжелял пустотой пространство, чтобы донести до людей несколько дельных мыслей, благодаря которым в его произведениях присутствует чёткое определение происходивших вокруг него процессов.

Читатель понимает, знакомясь с пьесами, что в его руках только сценарий для представления. Чехов указывает к кому направлены слова действующих лиц и когда следует опуститься занавесу, какие декорации должны быть установлены на сцене и как герои будут с ними себя соотносить, а также с теми обстоятельствами, которые недоступны взгляду зрителя, вроде слышимых откуда-то выстрелов, звуков рубки топором и прочих. При достаточно богатой фантазии читатель самостоятельно построит в своём воображении нужные картины, наделив действующих лиц личным видением. Однако, актёры могут представить любой образ, поскольку интерпретировать описываемое Чеховым можно разным образом. Где читатель предполагает ранимую тонкую душу, там зритель может увидеть прожжённую оторву. Возможно, поэтому пьесы Чехова так сильно ценятся и в наши дни — они легко адаптируются ко всевозможным временным отрезкам, ситуациям и национальным особенностям.

При всей неспешности разворачивающихся историй, Чехов изначально создаёт предпосылки к развитию дальнейших событий, помещая в сюжет намёки. То, что события обязаны завершиться трагическим образом, читатель, после нескольких пьес, начинает воспринимать особенностью авторского построения повествования. Метания и довлеющие над действующими лицами желания обязаны привести к непоправимому, пусть и не от тех обстоятельств, так подробно представляемых до этого писателем. Чехов постоянно уводит читателя от основных событий, предлагая размышления на всевозможные темы, вплоть до цирковых представлений, никак на сюжет не влияющих, но позволяющих растянуть отведённое для театрального представления время.

Ещё одной особенностью пьес Чехова является обязательное ощущение упущенных возможностей, особенно остро возникающих после того, как занавес опускается в последний раз. Действующие лица совершали поступки, не предполагая трагического исхода, продолжая надеяться на относительно спокойное будущее или на то, что ничего не поменяется, изо дня в день повторяясь в прежнем виде. Отнюдь, Чехов больно бьёт по их миропониманию, обрывая жизни одних и отравляя дальнейшее существование всех остальных. Действующие лица могут быть прагматичны, мнительны, застенчивы, легки по жизни, но стоит начаться последнему акту, Чехов рушит размеренные будни шокирующими сценами, прежде всего говоря о невозможности повернуть время вспять, исправив допущенные ошибки. Впрочем, читатель уверен, дай Чехов действующим лицам возможность переосмыслить поступки, то они поступили бы снова точно так же, ведь иного быть не может: человеку не дано исправить себя, как бы он не пытался это сделать, навсегда оставаясь глухим к мнению окружающих его людей.

Воспринимать пьесы Антона Чехова стоит подобно вишнёвому саду, относясь к ним с любовью, воскрешая приятными воспоминаниями, но понимая уродливость вишнёвого сада вообще, как он есть на самом деле. Также нужно понимать особенность вишнёвых деревьев — сколько их не руби и не выкорчёвывай, они всё равно будут продолжать расти, являясь таким же сорняком, каким являются малина и хрен, пусть и принято их считать культурными растениями.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Андрей Платонов «Котлован» (1930)

Ознакомившись с «Котлованом» Андрея Платонова, читатель вынесет вердикт — абсурд. Не могут люди работать сугубо энтузиазма ради, хранить вещи в гробах и жить в таких условиях, что трудно назвать человеческими. Опиши Платонов зверствовавший в народившемся советском государстве каннибализм, как понимание абсурда было бы закреплено за «Котлованом» окончательно. Пусть читатель думает, будто такого никогда не было и никогда не будет. Лучше заблуждаться, нежели знать истинное положение вещей. Мозгу проще отказаться верить, чем принять за исходное некогда происходившее. Платонов начал с нуля, решив сперва выкопать котлован. И не беда, ежели усердные работники поставят перед собой цель сделать яму в шесть раз больше запланированной. Жажда рекордов довлела над людьми — лишь в этом они находили упоение.

С первых страниц читатель видит рост безработицы в стране. Квалифицированные специалисты вынуждены голодать, поскольку их услуги никому не нужны. Остаётся перейти в разряд трудовых людей, добывающих пропитание силой мышц. Пришла пора стать человеком работающим, сменившим человека прямоходячего и человека разумного. Отныне социальный статус определяется достижениями. И не имеет значения, если что-то совершается ради совершения очередного свершения. Вся жизнь уподобляется монотонному выполнению одних и тех же обязанностей, не отличающихся разнообразием.

Самое интересное начинает происходить во время вынужденного простоя, выбивающего людей из ритма. Они желают поскорее приняться за углубление котлована, но биржа не присылает работников на свободные вакансии, которым полагается в этот отрезок времени совершать иные действия. Постепенно участники повествования приходят к осознанию забытых бытовых проблем, вроде поиска съевшего петуха, вследствие чего куры не несутся, или становятся причастными к судьбе девочки, знающей про умершую матерь лишь то, что она — буржуйка, не зная ничего кроме этого. Когда человек работающий не трудится — он уничтожает собственный потенциал, забивая голову лишней информацией. Поэтому простои при рытье котлована сказывались на них негативно, побуждая к мыслям о чём-то ином, никак не связанном непосредственно с рытьём.

Котлован должен быть подготовлен в срок для возведения на нём строения. Чётких представлений о сроке ни у кого нет. Никто не знает, какой лучше котлован вырыть. Не будет хуже, если его без дозволения углубить или расширить. Впрочем, дозволять некому. Каждый представлен сам себе, имея чётко поставленную задачу — трудиться и ещё раз трудиться. Не имел конкретных представлений и Андрей Платонов, рассказывая историю о человеке, что обрёл счастье в бараке, постигая премудрости ремесла, чтобы хотя бы не быть в числе худших работников. Читатель видит муторный процесс, сопряжённый с отступлениями из-за частных простоев. Определённого завершения у «Котлована» нет. Платонов дал представление о начале великих строек и свершений, не стремясь прикоснуться к ожидаемым в обществе переменам.

Писателя можно понять, он написал произведение в конце двадцатых годов, не подозревая, чем обернутся былые несчастья для будущих поколений. На краткий миг всё станет похожим на сказку: будут осуществлены величественные проекты, более крупные не успеют реализовать. Рывшие котлован найдут себе применение на других объектах. У них не будет свободы выбора. Их выбор сведётся к необходимости работать. Человек работающий не должен заниматься чем-то иным, валясь от усталости в конце смены, дабы на следующий день всё повторилось. Позитивного восприятия такой реальности у читателя возникнуть не может, поэтому, кроме абсурда, «Котлован» заслужил жанровую принадлежность к антиутопиям. Но стоит задуматься — разве та утопия не была сбывшейся мечтой рабочих страны, мечтавших об уважении своего труда долгие годы до этого, понукаемых царским режимом?

Желающие перемен, получите наглядное представление о достижении светлого будущего. Желая увидеть справедливое распределение благ, вам в первую очередь придётся рыть ямы, покуда не воспрянет над вами Человек с собственным видением ситуации, далёким от того, о чём вы робко смели мечтать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Пришвин «Лесной шатёр», рассказы (1941)

Вокруг так много прекрасных моментов, мимо которых люди проходят, никогда о них не задумываясь. Порой достаточно ограничиться парой строк, позже собрав их в одном месте под видом сборника очерков. Особого смысла при этом не требуется. Поводов существует великое множество: пошёл снег в середине мая, планово отключили горячую воду, мёрзнут ноги и засопливил нос. Почему бы об этом не рассказать? Не имеет значения, если подобное не найдёт отклика в сердцах читателей. Разве играет существенную роль чьё-то мнение, когда желаешь оставить о себе память, поделившись позитивным восприятием реальности? Думается, у Михаила Пришвина в жизни хватало горя, но он старался во всём находить прекрасное. Именно за это ему спасибо.

Представленный для внимания сборник рассказов «Лесной шатёр» разделён на четыре части: Лисичкин хлеб, В краю дедушки Мазая, Дедушкин валенок и Золотой луг. Перечислять их содержание особой надобности нет, частично оно встречается в других сборниках, а некоторые рассказы укладываются в считанные строки. Пришвин подмечает детали, умело увязывая их в единое целое. Казалось бы, уже полюбившиеся читателю герои произведений могут являться второстепенными участниками других историй, позволяя чувствовать приятное ощущение, будто встретился со старыми знакомыми.

Более других выделяется сборник рассказов про край дедушки Мазая. Пришвин попал в такое место, где иных ассоциаций не возникает. Впору садиться на лодку и плыть спасать зайцев, чем, кстати, писателю иногда и приходилось заниматься. Пока он спасал зазевавшихся ушастых, попутно подмечал другие детали, крепко запоминания мельчайшие подробности, чтобы потом всё изложить в письменном виде, где-то приукрасив действительность. Но так ли это важно, когда он стремился видеть во всём положительные стороны?

От некоторых очерков Пришвина читатель может придти в недоумение. Да, у автора прекрасный слог. Однако, чаще в тексте им рассказывается очевидное, без дополнительного приукрашивания: растёт сосулька, бегают муравьи, стучит дятел, полетел днём филин. Читателю хочется сесть и расплакаться, если он не может выехать из города на природу. Пришвин до того любит находиться на свежем воздухе, что, созерцая лосят, может думать не о красивом облике, а о том вкуснейшем студне, который можно из них сварить. Прекрасных моментов даже больше, нежели можно подумать. Всё создано для того, чтобы человек никогда не горевал, наслаждаясь жизнью.

Таков всё подмечающий Пришвин. Гораздо больше у него рассказов про его животных, с которыми он ходит на охоту, а также о тех, что содержатся на его подворье. Особое место в симпатиях писателя отводится собакам, но и птица пользуется у него почётом. Пришвин с одинаковым удовольствием рассказывает об особенностях и тех и других. Где не справится собака, там в дело вмешается хромая утка или грозная курица, имеющие собственные черты, позволяющие их выделить из общей массы. В их делах Пришвин видит особый смысл. Для него не существует усреднённых представителей животного мира — все они умеют размышлять, принимать решения и совершать осознанные действия, будто действительно выполняют заранее осмысленное.

Огорчает Пришвина людская склонность обо всё говорить в общем. Никогда не сходив в настоящий лес, человек предполагает наличие страшного. Он боится, заражая боязнью других. Как знать, может и среди медведей ходят подобные слухи о зверски настроенных против них людей, бродящих по лесу специально, чтобы с ними столкнуться и причинить им вред. Боится человек медведя, медведь в свою очередь боится человека. Так и разойдутся их пути на лесной тропе. Пришвину хочется верить, но почему-то не верится. Впрочем, встречаться с медведем в лесу всё равно нет никого желания. Лучше ещё раз перечитать сборник рассказов о природе, прикоснувшись к прекрасному через творчество сведущего человека, нежели рисковать здоровьем и идти туда, где тебя не ждут. Ведь есть у Пришвина предостерегающая сказка-быль «Кладовая солнца», как раз и повествующая о добрых желаниях и печальных последствиях.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Шолохов «Тихий Дон. Том 3» (1932)

Сломаться может каждый. Сломался и Михаил Шолохов. Его слог утратил прежний блеск, а представленное им для читательского внимания повествование служит тому наглядным доказательством. Почему такое произошло? Во-первых, Шолохова очень хвалили, что редко сказывается положительно. Во-вторых, Шолохов переосмыслил прежде написанное, решив сконцентрироваться на описании роста влияния большевиков, ничего толком не объясняя. Он мешает с грязью казаков, не делая между ними особых различий. Получается, казаки выполнили своё историческое назначение и теперь в них нет необходимости. Страшно это осознавать, но иного для них не предусмотрено, если верить именно Михаилу Шолохову.

С давних пор казаки стояли на охране рубежей Руси, не давая иноземным захватчикам вторгаться далее стен своих застав, а порой и сами шли, без царского дозволения, наводить страх на ближайшие и дальние государства, не гнушаясь, весьма часто, устраивать разбой и у себя дома. Минуло множество смут, а казаки продолжали стеречь границы. Вспыхнувшая в начале XX века гражданская война на обломках Российской Империи дала казакам уникальную возможность отделиться и стать самостоятельными. Казалось бы, такое противоречит казацкому духу. Однако, казак выродился, как и все остальные слои населения, решившие начать совершенно новую жизнь, забыв о старых порядках.

Не с самого приятного момента Шолохов начинает повествование. Казаки словно устали воевать, желая обособиться и присоединить к себе недостающие города руками германского кайзера. Быть такого не может — подумает читатель. Не посмеют казаки просить кого-то со стороны оказать им военную помощь, помочь деньгами и снаряжением. Только ничего не изменишь — так было на самом деле.

Неспроста главный герой «Тихого Дона» Григорий Мелехов оказывается на стороне большевиков. Если раньше он озлобился на царскую власть, поскольку она заботилась лишь о себе, отправляя солдат погибать вследствие неразумного мышления, то ныне ему претит находиться среди людей, чья основная страсть сводится к грабежам. Ему противно видеть осатаневших казаков, ведущих бой ради последующей за ним добычи. Он более не чувствует себя казаком, исповедуя совсем другие ценности. Как-то это не мешало раньше Григорию быть отчаянным человеком, почему-то именно теперь у Григория проснулась совесть.

Обосновать упадок казацких нравов у Шолохова получилось. Казаки стали пережитком прошлого. Если они и будут существовать в дальнейшем, то на их долю выпадет сугубо декоративная функция, не связанная с их прежними обязанностями. Новое время смололо во прах абсолютно всё, не оставив ничего существовавшего прежде. Хотелось бы подробнее об этом узнать из «Тихого Дона», но ничего подобного читателю понять не получится, так как автор сосредоточен на резне, разговорах и посторонних занятиях, вроде охоты. Повествованию необходимо движение вперёд, чему Шолохов не удосужился придать значения. Читателя ждёт мясорубка с заранее известным результатом. Кто встал на сторону будущих победителей, тот уже сейчас обязан быть показанным на страницах во всём блеске.

Всё это кажется понятным сейчас. Сомнительно, чтобы сам Шолохов это осознавал. Возможно, он ничего плохого о казачестве и не хотел сказать, сообщая читателю известные в его время факты, согласно которым часть казаков действительно желала обособиться, пока остальные искали лагерь, к которому лучше всего примкнуть. Симпатии читателя в любом случае будут на стороне Григория, какие бы пути он не выбирал. Он представлен сугубо в положительном ключе, каким хочется видеть людей вообще. Таковым он стал именно сейчас, претерпев необъяснимую трансформацию, чему причиной стала авторская воля.

Автор: Константин Трунин

» Read more

1 192 193 194 195 196 218