trounin.ru

Невозможно бросить камень в огород Харпер Ли, одно имя которой заставляет трепетать и отдавать дань уважения. В далёком 1960 году была издана её единственная на тот момент книга «Убить пересмешника…» и случилось продолжительное затишье. В 2015 году нашлись рукописи юной поры писательницы, их решили опубликовать, заботясь в первую очередь о получении солидной прибыли. Ожидания издателя в любом случае должны были оправдаться: подобную книгу сметут с прилавков. Однако, разочарование не заставит себя ждать. И странно при этом то, что Харпер Ли решила написать о совести.

Практика показывает — не нужно прилагать усилий, чтобы добиться людского внимания. Необходимо лишь удивить, желательно чем-нибудь неожиданным, либо до жути пошлым. Человек падок до низменностей, ему неинтересна высокая мораль и ему безразлична культурная ценность. Понимание этого углубляет регресс цивилизации, погрязшей в решении неважных для общества проблем. Харпер Ли легко могла обойтись без пошлости, но наполнила повествование самым низменным, что только можно найти в человеческой душе. Не единожды главная героиня будет погружаться в воспоминания, среди которых лишь раз найдётся место процессу над чернокожим, обвинённым и несправедливо наказанным. Чаще дело касается нетривиальных подростковых проблем, таких как совместное купание с мальчиком, с ним же поцелуи и страх от этого забеременеть, а также пример чёрного юмора в виде страстей вокруг накладной груди. Других воспоминаний у главной героини не осталось.

Некогда злой мир, лишь в меру уютный, ныне наполнился более мрачной атмосферой. Действующие лица напрочь утратили былой блеск, став обыкновенными людьми. Даже любознательный ребёнок сбросил с себя тяжкие оковы справедливости, представ перед читателем убогим средним представителем человечества, который в первую очередь заботится о собственном благополучии, пеняя на дурноту других, тогда как у самого в голове кроме дум о чепухе ничего нет. Теперь непогрешимого отца можно обвинить в ошибках и назвать нелицеприятным словом, характеризуя не его вообще, а только себя, поскольку мудрость родителя не смогла найти путь к сердцу, растаяв от агрессивной, разъедающей подсознание, внешней среды.

Читателя интересовать должно другое — нужно ли в очередной раз поднимать тему расовой нетерпимости в мире, где пришло время для решения совершенно иных затруднений? Искать ответы в прошлом можно бесконечно, только не надо забывать о дне насущном. Читатель должен быть готов заново погрузиться в распри, где белые говорят о собственной исключительности и даже об исключительности одних белых над другими, снова присутствовать на судебном разбирательстве против чернокожего и раздумывать о необходимости предоставления людям с отличным от белого цвета кожи прав полноценных граждан. Если сравнивать прошлое и настоящее, то видишь всё ту же борьбу за шанс чувствовать себя человеком, но при других обстоятельствах и на других континентах.

Совесть купить нельзя, её можно приобрести только в детстве. Дети понимают многое, а когда вырастают — находят слова для выражения чувств. Харпер Ли предоставляет читателю противоположное мнение, из которого следует, что нельзя воспитать человека по своему усмотрению. Сколько не пестуй ребёнка, а он, как волк, на других смотрит. Стоит дать ему волю — и он навсегда потерян. Демонстрация отношения главной героини к отцу, окружению и обстоятельствам — наглядное тому подтверждение. Значит, совесть приобрести в детстве всё-таки нельзя. Она даётся человеку обществом, согласно нормам морали. И тут надо понимать то, что мораль в шестидесятых имела коренные отличия от морали других десятилетий. Опять же получается, совесть приобретается в детстве, а когда человек вырастает, реалии уже воспринимаются иначе.

Харпер Ли так глубоко не заглядывала, а может и предполагала найти людей, способных иносказательно понять смысл её произведения.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Никогда не будет существовать двух одинаковых мнений. Любые размышления могут иметь много сходных моментов, но каждый человек в итоге скажет по своему. Допустим, евреи во всём видят ущемляющие их достоинство мотивы. Будь то рассмотрение исторических процессов или некий конкретный эпизод — везде им заметны аллюзии на самих себя. Не будет кощунством, если предположить, что такая же модель ими применима к отдельному индивидууму, где взятая для примера история пропускается каждым евреем через призму собственных ощущений. Так уж получается, кто-то обязательно будет виноват, и, разумеется, это не евреи. Наглядным примером может служить роман Людмилы Улицкой «Лестница Якова».

Улицкая строит повествование, исходя из истории своей семьи: в заключении ей будет упомянут Яков Улицкий, который вполне мог послужить прототипом для одного из главных героев повествования Якова Осецкого. Нет необходимости разбираться в хитросплетениях родословной Людмилы, поскольку художественная литература всегда несёт в себе изрядную порцию сторонних мыслей автора произведения, стремящегося показать происходящее с угодной для него стороны.

В «Лестнице Якова» почти нет отрицательных персонажей — все страдают в равной мере, абсолютно счастливых персонажей у Улицкой нет. Сюжет построен неравномерно — читатель вынужден часто перемещаться во времени. Общая повествовательная линия всё равно прослеживается, нужно лишь не забывать о чём автор писал ранее. Начинается всё в семидесятые годы XX века, потом сюжет скачет едва ли не на сто лет назад, чтобы читатель узрел таинства часовых дел мастера, без которых книга итак нормально воспринимается. Улицкая перегружает текст сторонним материалом, сообщая не всегда нужную информацию. Понятно, ей хотелось оставить хронику семьи в доступном потомкам виде. В таком случае, к «Лестнице Якова» претензий быть не может. Главное, чтобы в тексте была правда, а не подтасовка фактов.

Магический реализм быстро пропадает со страниц романа. Улицкая лишь в первых главах позволяет себе давать «давящие на мозг» эпитеты для женской груди. В дальнейшем «Лестница Якова» всё больше напоминает лоскутное одеяло, которое читателю надо будет собрать самостоятельно. Каких только жанров в книге нет! Тут и эпистолярный представитель (ныне это называется старым добрым лытдыбром), и едкий пошлый юмор (почти английский злободневный), и историческая проза (спасибо, что не альтернативная), и трагедия за трагедией (война, ссылка в Бийск, развод, наркотики), и драма на драме (на каждой странице, иногда доходящая до абсурда), и нечто напоминающее нон-фикшн. Будь автор не из России, а из Индии, то можно было бы сказать, что «Лестница Якова» — яркий представитель смеси всего возможного, то есть Масала.

Совершенно неважно, где именно происходит очередное действие. К конкретному месту оно не имеет отношения. Главные герои могут жить в Москве, в США или, опять же, в Бийске или в Барнауле проездом. Улицкая не даёт читателю почувствовать особенности местности. Описываемые ей события оторваны от конкретной привязки и несут в себе только горестные моменты жизни, обыгрывая которые Людмила показывает влияние на них той среды, в которой всё происходит в данный момент. Что такое жизнь в США? Это моральная подавленность от предательства самих-себя-сделавших людей и влияние удручающей социальной деградации населения из-за стремления существовать во имя удовольствия. Что такое жизнь в ссылке? Это постоянная экзема на руках, оторванность от родных и взывание к потухшим инстинктам. Что такое жизнь еврея при царской России? Это борьба за сохранение религиозных убеждений. будь ты при этом хоть агностиком, хоть гностиком. Что такое жизнь при советской власти? Допросы, унижение, стремление сохранить себя.

Так почему же каждый видит в произведении то, что ему хочется видеть? Улицкая сама даёт ответ. Увидеть в Гуигнгнмах аналогии с притеснениями евреев сможет только еврей. И не только в Гуигнгнмах дело — встречаемые на страницах «Лесницы Якова» театральные постановки везде крутятся вокруг разрешения еврейских вопросов, и ничего более. Понятно, написать книгу в широком историческом аспекте нельзя без использования свершившихся фактов. Но зачем же это было делать в те моменты, когда перед читателем мог быть просто человек… не русский, не швейцарец и не еврей?

Автор: Константин Трунин

» Read more

На книжных полках российских магазинов всегда можно найти ту или иную книгу Олега Роя. Причём найти можно произведение на любой вкус. Короткое знакомство с библиографией писателя сразу вскрывает его неуёмную плодовитость: только за 2014 год им написано порядка одиннадцати книг. Безусловно, это слишком большое количество, означающее обязательную потерю качества. Чтение же одной из книг Роя сразу объясняет, почему ему удаётся так много писать и откуда он черпает вдохновение. Для примера предлагаю ознакомиться с разбором первой книги дилогии «Страх» под названием «И небеса пронзит комета».

Олег не скрывает информацию о первоисточнике его очередного замысла. Касательно «Страха» — это творчество двух фантастов: англичанина Джона Уиндема и американца Роберта Хайнлайна. В первой книге трудно найти связь с Хайнлайном, но из произведений Уиндема взято было самое лучшее, и исполнено далеко не так хорошо, как это было в оригинальных историях. Собственно, «И небеса пронзит комета» — разбавленное лишним текстом произведение. Рой взял у Уиндема сюжетные детали, позабыв про лаконичность, которой старался придерживаться автор известных произведений «День триффидов» и «Кукушки Мидвича». Если читатель знаком с этими книгами Уиндема, то знакомство с книгой Олега Роя станет для него разочарованием по той причине, что возникает недоумение. Зачем было пересказывать известные истории своими словами? Говоря проще, вольно писать изложение, используя опорные моменты, выкинув суть и заменив её банальным растягиванием сюжета. Там, где Уиндем был объективен и фантастичен в рамках возможной реальности, Рой позволяет себе смазать повествование несуразной ерундой, низводящей само понимание фантастики до аналогичной ерунды.

Читать книгу Олега Роя на самом деле просто. Достаточно ознакомиться с аннотацией. Отчего-то она содержит в себе краткий пересказ сюжета. Если подобным образом написаны аннотации к остальным книгам Роя, то их либо не надо читать, либо читать и сокрушаться, что тебе наперёд известно содержание. Грубо говоря, водянистый стиль изложения Олега позволяет ему раздувать объём до нужного количества страниц, тогда как текста аннотации достаточно и без углубления в чтение. Особенно когда читатель знаком с первоисточниками. Так ли важно знать, каким образом решил писатель пересмотреть кем-то ранее написанное произведение? Такая литература будет интересна малограмотному читателю или ценителю фанфиков, жаждущему увидеть историю подобную некогда прочитанной и безумно понравившейся.

У Уиндема пролетевшая комета не привела к бесплодию, а ослепила видевших её на небе, как и не она была причиной рождения детей с удивительными способностями, а была замешана так и не установленная сила. Олег Рой не испытывает необходимости предупредить читателя о необходимости быть осторожным с необычными явлениями, думать о последствиях поступков и трепетать перед неизвестностью, когда слабость человеческой натуры может привести к опустошению планеты. Зачем это читателям, никогда не знавшим о произведениях фантастов пятидесятых-шестидесятых годов XX века, писавших не ради того, чтобы писать, а только из побуждения взбудоражить воображение скорыми переменами. Ныне человек приелся и ему нужно лишь внимать тому, как разлагается общество и он сам. Отвратительно думать, что литература начала XXI века по большей своей части не достойна существования — ей суждено сгореть в безвестности. И Олег Рой этому способствует, нивелируя заслуги писателей, творивших до него, пересказывая их произведения на свой лад.

Слог у Олега Роя сухой. Он толкает повествование вперёд, не придавая значения деталям. Ему проще дать читателю аллегорию, чем порадовать живыми эмоциями действующих лиц. Когда писатель говорит неоднозначно, то непонятно — для чего это им было сказано. Допустим, Олег Рой может подметить, что кто-то чувствует себя свободно, как форель в реке. Однако, о какой именно свободе говорил Рой? Форель свободна в выборе доплыть до нереста и умереть или она может быть поймана медведем, отчего её жизнь оборвётся быстрее, нежели она выполнит заложенную в неё природой программу? Ничем непримечательная фраза вызывает у читателя неадекватный отклик. И такое в произведении Роя встречается много раз.

Рой любит делиться полезной информацией. То есть он подробно расскажет читателю о кометах, якобы детям в сюжете это очень интересно. А на деле ребёнком выставляется читатель, чувствующий себя глупцом, коли ему кто-то разжёвывает то, что он сам проходит на уроках в школе. Складывается впечатление, будто Рой излагал мысли не только по поводу чужих произведений, но и совмещал это с выкладками из учебников, преследуя своей целью сделать читателя умнее, если тому по какой-то причине не понравилась конкретность Уиндема, который не стремился повесть превращать в роман, ёмко и по делу сообщая весь нужный для понимания его произведений материал. Но когда полезная информация у Роя кончается, тогда он прибегает к сравнительному описанию с другими писателями, заимствуя из их сюжетов элементы для собственной книги. Например, не раз на страницах первой книги дилогии «Страх» Олег стремится вспомнить сцены из цикла «Гарри Поттер» Джоан Роулинг.

Занятно было бы посмотреть на реакцию Джона Уиндема, узнай он о том, что «День триффидов» и «Кукушки Мидвича» объединили в одно произведение, да ещё и дав намёк, что в эту же канву вольются сюжеты из книг Роберта Хайнлайна. Скорее всего, он был бы огорчён. Что поделать… времена изменились вместе с нравами.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Цикл «Третье человечество» | Книга №3

Когда основное сказано, лучше всего остановиться, переключившись на что-нибудь другое. Такой вариант отлично подошёл бы к творчеству французского писателя Бернара Вербера, чей талант заключается в придумывании и первичной обработке пришедших в его голову фантастических идей. Если он их старается развивать дальше, то заводит себя и читателя в самую глухую и непролазную чащу. Вербер умеет смотреть на обычные вещи свежим взглядом, однако это не всегда получает законченный адекватный вид, порой скатываясь к абсурду. Превосходно проработав идею создания микролюдей, проведя параллель с атлантами, а затем поселив их на разумной планете, Бернар более не смог мыслить адекватно, изыскивая любую возможность для продолжения запланированной трилогии. Он истощил свой ум, но задуманную работу надо было доделать до конца. Поэтому читатель не должен серчать, увидев на страницах «Голоса Земли» вопли обезумевшей от нехватки интима планеты и истерику сошедшего с ума астероида, возжелавшего с ней слиться.

Фантазии Вербера стали далеки от реальности. Если читатель ранее был готов поверить в разумность планеты, в перерождение души и создание людей атлантами, то ныне довериться уже не получается. Планета действительно обезумела. То ради чего она жила миллиарды лет, теперь не имеет значения. Ей нужно войти в контакт с несущим жизнь небесным объектом. И кажется — это разумно. Да как-то Вербер не задумался, что жизнь в недрах астероида отличается незначительными деталями, что вследствие столкновения она будет в один момент уничтожена. Подобных мелких несуразностей в завершающей трилогию книге о Третьем человечестве великое множество. Говорить обо всём не имеет смысла. Нужно понять — Вербер перешёл за грань: ему нужно было остановиться раньше, когда всё выглядело красиво, свежо и хотелось автору аплодировать. Теперь всё испорчено безвозвратно.

Так ли плоха недосказанность? Писатели привыкли интриговать читателя, сообщая ему сюжет по крупицам, порой прибегая к созданию дилогией, трилогий и т.д. Эта модель хороша сама по себе. По ней писатель работает для расширения повествовательной линии. Приходится с сожалением признать ограниченность такого автора. Конечно, некоторые добиваются высот мастерства, постоянно возвращаясь к определённому сюжету. Не каждый может найти в себе силы для создания оригинальных произведений. Примеров можно найти достаточное количество. Если же брать для примера непосредственно творчество Вербера, то знающий его читатель уже не единожды сталкивался с подобными идеями в его прежних книгах. Цикл «Третье человечество» всё равно имеет свои особенности, но не будет преувеличением, если сказать, что к «Голосу Земли» он стал чересчур абсурдным, так и не дав читателю новой информации. Поставь Вербер точку в первой книге, оставив читателя перед возможностью самостоятельно подумать о будущем и переосмыслить прошлое — было бы превосходно. Надо уметь ставить точку — этого сильно не хватает писателям и не только им.

Не будет преувеличением, если предположить, что в следующих книгах Вербер продолжит вспоминать не только микролюдей, но и добавит к этому лично разработанную теорию о трансформации организмов для адаптации их к различным условиям. Всё так или иначе упирается в муравьёв, исходя о знаниях о которых Бернар выстраивает собственный фантастический мир. Этих насекомых он признаёт за эталон, к которому следует стремиться или хотя бы подражать ему. Как на это будет реагировать Земля — непонятно. Вербер уже показал, что наша планета является весьма непредсказуемым, мнительным и подверженным постороннему влиянию объектом.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Алексей Эрберг лукавит с первых страниц. Читателю произведение «Лирсан» подаётся под видом пьесы, ей на самом деле не являясь. Это скорее сценарий для постановки в театре или для съёмок фильма, но никак не пьеса. Подобный формат весьма удобен, позволяя автору создать растянутую по страницам историю, не прибегая к приёмам художественной литературы. Сама история представляет из себя продукт для массового зрителя, не способного толком объяснить то, что ему показали: впечатления останутся, будут обсуждаться моральные аспекты и, почему бы нет, найдётся место для психологической травмы. Одним словом, в «Лирсан» сошлись в пылу борьбы доброе и вечное со злым и кратковременным. События происходят в наши дни, на дворе кризис, дружная семья вот-вот развалится на части.

Чем примечательны пьесы вообще? Это уникальная возможность для писателя донести до читателя проблемы общества. Делается это не мимоходом и не вбрасыванием коротких реплик. Нужно останавливаться на нуждах действующих лиц, сталкивая их интересы. В таких ситуациях и находится место для откровенности. В «Лирсан» такого нет. Не нашлось места и для крылатых выражений. Ожидание искромётности себя не оправдало. Эрберг создал две ситуации, на которых базируется всё происходящее: слияние двух компаний для усиления позиций на рынке и автокатастрофа, вследствие которой гибнет связующее звено семьи. Удивительно не то, как среди овец оказалась овца в волчьей шкуре, а то, как быстро меняются приоритеты у главы компании, только вот отстаивавшего духовные ценности семьи и бизнеса, и вдруг в одно мгновение забывшего обо всём на свете перед обстоятельствами, не имеющими действительной важности.

У книги есть начало. Но нет середины и нет окончания. Безусловно, Эрберг может говорить, что важным для него было показать развитие отношений между действующими лицами. Разница в возрасте между ними не чувствуется. Однако, читатель сразу понимает, в какую сторону будет вести повествование автор. Вполне разумно полюбить и добиться ответного чувства, когда твои руки больше не связаны. Всё из-за того, что Эрберг смотрит далеко вперёд, не желая оглядываться назад. А ведь именно сзади вся духовность, о которой говорится изначально. Главный герой ни разу не вспомнил о жизни до автокатастрофы, в которой потерял самого близкого человека, ранее не мысля себя без него. Что же предложил Эрберг? Он заставил его квасить с Русским и страдать от дислексии. Эрберг дал завязку, но полностью разрушил продолжение истории.

Не хватило автору слов. Театральности тоже не получилось. Реплики бросались в пустоту, не имея цели повлиять на продолжение. В памяти ничего из написанного не останется. Стоит обратить внимание на обложку книги — на ней обработанное изображение самого Эрберга, отворачивающегося от читателя, будто он боится взглянуть ему в глаза. Не стоит вешать нос, у него ещё всё впереди. Будут и достойные произведения, если автор продолжит работать над собой и усвоит критику современников. Как знать, может его назовут Островским XXI века. Но для этого нужно брать не иллюзорные ситуации предполагаемого мироустройства, а взглянуть на положение дел в стране с большим осмыслением. Тогда и увидят свет пьесы, где кинематографичность отойдёт на задний план, уступив сцену ощущению боли за падение нравов сегодняшнего дня.

Необходимо возрождать пьесу как литературный жанр. Возможно, её место в прошлом, но ведь и классическая музыка успешно конкурирует с современными инструментами, если за дело берутся талантливые люди. Нужно разрабатывать новые техники подачи материала, тогда и успех придёт незамедлительно.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Если бы всё действительно зависело от подростков, мир давно мог скончаться от разбитых ожиданий: их сердца пылают огнём, душа легче воздуха, от земли исходит только их стебель, а вода каждый раз смягчает падение. Крылья в итоге опаляются, когда неконтролируемый взлёт приводит к возгоранию. Юношество надо держать в клетке, не позволяя ему из неё выходить. Чёткие рамки и ограничение — единственное спасение. Иначе, кроме морального разложения, произойдёт крах всего социума. Однако, нет ничего красивее, чем мечты подростков; ничего поучительнее, чем их тяга к открытию новых горизонтов. Только не стоит создавать ситуации, в которых молодые люди по своей неопытности наломают дров. К сожалению, современные писатели любят наделять подрастающее поколение всем тем, что незаметно разрушает общество. Кажется, перед читателем разворачивается действие с устремлёнными вперёд персонажами, наполненными идеалами справедливости, а на самом деле они стараются утвердиться раньше времени.

Карлос Руис Сафон создал произведение, наполненное мистическими тайнами и детективной составляющей. Главными действующими лицами он сделал подростков. На их плечи легла непомерная тяжесть, с которой не смогли справиться взрослые. Загадочные происшествия могли затеряться в прошлом, да любопытные носы всегда оказываются в неподходящих для этого местах. Спокойная обстановка в один момент оказывается раскалённой до предела, стоило паре подростков откопать скрытое, так тревожащее их естество. И Сафон не жалеет слов, стараясь ошарашить читателя, предлагая одну слезовыжимательную сцену за другой, словно не янг-адалт и не мистика, а типичное латиноамериканское мыло, что, надо полагать, не так далеко ушло от испанских реалий.

«Марина» — не ужасы. Это городское фэнтези. Сафон населил Барселону загадками, поместив в спокойную среду ряд раздражающих событий, добавив самую малость русской экзотики, изыскав для сюжета исход с восточной стороны злых намерений. Раз за разом на читателя обрушиваются с потолка марионетки, кому-то брызгают в лицо серной кислотой, иным отрезают руки, кого-то убивают, кто-то оказывается сломленным, а кто-то будет смертельно болен. Рыдать и рыдать, заливая страницы книги слёзной жидкостью. Может и всплакнут подростки, осознавая всю несправедливость произошедших с главными героями событий. И ведь не успокоится Сафон до последней страницы, продолжая развивать мыльную тему. Где же счастье? Его, собственно, ожидать не стоит.

Авторский вымысел Сафона приравнивается к фарсу. Смысл происходящего так и остаётся непонятным. Зачем, куда и для чего двигались главные герои? Чего они достигли? Какой следует сделать вывод из данной истории? Можно лишь пожать плечами. Вразумительного ответа на эти вопросы не существует. Скорее всего дело в том, что подобный подход к построению историй является основным секретом успешности. Читатель в своём большинстве такой же, как и средний обыватель. Ему проще предоставить легковесный материал, который легко заметить на поверхности, нежели придётся подходить к пониманию с багажом действительных знаний, дабы их заново скомпоновать после очередной порции размышлений.

Всякие книги важны и, наверное, нужны. Уверенности в этом, разумеется, нет. Ориентироваться в современной литературе очень тяжело. Популярная вещь оказывается пшиком, полезная — недоступной. Потраченного времени не вернуть — можно снова осознать тлен. Кому-то «Марина», при всём ранее сказанном, понравится. У каждого свои вкусы. Поэтому и не произойдёт никаких изменений. Писатели продолжают писать на потребу дня, издатели выпускать ради продаж. Умные люди обществу не нужны, вдруг они на самом деле станут разбираться во всём, как и главные герои «Марины». А ведь это смертельно опасно.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Ситуация с аннигиляцией у Джеффа Вандермеера скорее напоминает стагнацию. Понятно, что автор хотел создать произведение, ничем не уступающее «Хребтам безумия» Говарда Лавкрафта. Но получилось у него нечто более схожее с творчеством Урсулы Ле Гуин. Описываемые им события закручиваются вокруг неких искажений в реальности, суть которых не имеет никакого значения. Автор скажет, что это первая книга трилогии. А читатель ему ответит отрицанием, поскольку история Вандермеером рассказана от начала до конца, и продолжения ей не требуется. Как бы Джефф не пытался разбить повествование на части, выдав вместо одной добротной книги несколько произведений, завлечь с первого захода у него не получилось. И у всего этого есть свои разумные объяснения. Главное из которых, автор не захотел читателю ничего рассказывать, поделившись лишь общими сведениями касательно одного таинственного объекта. Была бы в его недрах скрыта ужасающая читателя сущность грозящей катастрофы в лице подобия возродившегося Ктулху, да ничего даже не просматривается. Лишь голые декорации для фильма ужасов, не более.

Не те биологи в наше время у американских фантастов. Вот раньше биологи были любопытными, постоянно всё классифицировали. Чуть позже они остепенились, но продолжили искать новые формы жизни. И ведь находили, и ведь не унывали. А теперь? Вандермеер предложил читателю невразумительного профессионала, у которого от биолога только профессия, в остальных же случаях он именуется довольно гордо — Кукушка. Думаете, главная героиня с азартом возьмётся за определение неизвестных науке сущностей? Отнюдь, читателю предлагается средний пейзанин, привыкший рассказывать соседям, какой у него получается отличный стейк, да как он умело стрижёт газон на своём участке. И, как бы случайно, он к тому же по образованию биолог, привыкший на работе к экстремальным ситуациям. Соседи улыбаются до ушей, но они никогда не поверят данному краснобаю, какими бы он красками не наделял недавно пережитое приключение, где ему посчастливилось выжить, а объекту исследования осталось только сожалеть, что от него убежал такой кусок мяса.

Отчего-то Вандермеер создал исследовательскую группу только из женщин. Может уже никто не желает идти в эту зону, откуда ещё никто целым не возвращался, быстро погибая от раковых заболеваний. В своих размышлениях Джефф мог бы напомнить Станислава Лема. Польский фантаст любил использовать в своих сюжетах профессионалов, иногда ограничиваясь только этим, не наделяя именами действующих лиц. Также Лем строил повествование с конца, раскручивая перед читателем картину возможного развития событий, практически предлагая поучаствовать в специфического рода детективном расследовании. Вандермеер так поступать не стал. Может ему было лень, а может он и сам не знал для чего всё это пишет. Его персонажи слоняются по лабиринтам, сталкиваясь с неприятностями. Вместо того, чтобы сесть и подумать, все дружно ударяются в панику, разбегаются по углам и уже в одиночку пытаются разобраться с ситуацией. Логики, разумеется, в повествовании никакой нет. Вандермеер пугает читателя страшилками. Только не триллер это и никак не саспенс.

«Аннигиляция» — это беллетризированный квест, где локации меняются, а читатель находит подсказки, включая постоянные флэшбеки в виде отчётов предыдущих экспедиций. Так и ходит читатель из угла в угол, читая бесконечные вложения, должные пролить свет на разгадку. Только есть ли она, эта разгадка? Впрочем, не важно. Кому действительно интересно, тот будет читать продолжение, а кому нет, тот пусть проявит интерес к творчеству упомянутых в данном тексте писателей — не пожалеете.

Автор: Константин Трунин

» Read more

За скоротечностью жизни не замечаешь мелочей. Они проходят мимо тебя, а ты невольно становишься причиной их ухода в небытие. Всегда трудно выделить пять минут в день для анализа подобных ситуаций. Спустя года память напоминает решето. Казалось бы, время пролетело незаметно, но на самом деле это не так. Аналогичным образом происходит и с прочитанными рассказами, столь короткими, что трудно один отделить от другого. Януш Вишневский поделился с читателем зарисовками от шестнадцати людей: существование каждого из них в отдельности представляет важность, а если слить все истории вместе, то чужие страдания бесследно просачиваются сквозь пальцы. Не хватает акцентов, нет в повествовании развёрнутой картины происходящего; есть истории на несколько страниц, часть из которых является пролитием слёз над бренностью бытия; есть истории, где Вишневский показывает без идеализации жестокость мира к человеку.

С неприятностями надо бороться. Герои Вишневского страдают от разных переживаний. Всех их объединяет надежда на светлое будущее. Неважно, стал ли ты инвалидом, лишившись ног, или ты каждый день ходишь в магазин, любуясь красивым платьем, ожидая сезона скидок, или ты ослепла после операции на головном мозге, являясь ныне любимой девушкой приятного человека, получающая весь спектр удовольствий, или ты изменила мужу, за что он ударил тебя кулаком по лицу, осуждая его за всплеск эмоций, или вся твоя семья погибла в дтп, и ты теперь должен перебороть себя, или ты невероятно красивая девушка, достойная звания победительницы престижных конкурсов, осознающая смену эры силикона в угоду натуральности, или твой отец избивает мать, травмируя детскую психику, или… или… или… Нет радужных перспектив в таких ситуациях. Вишневский же мягко подводит читателя в конце каждого рассказа к мысли, что произошедшее — тлен, случающийся с каждым. Безысходность обязана восприниматься в позитивном ключе.

Безусловно, рассказы из сборника растворятся, не оставив после себя ничего. Может быть Вишневский подобные истории выводил на полях рукописей, когда писал совсем о другом, но всплывшая из недр подсознания история требовала обрести собственное место на бумаге. Вишневский мог не останавливаться на столь малом числе рассказов, увеличив их количество хотя бы до пятидесяти, чтобы книга выглядела весомее. Однако, размер авторского гонорара ныне не зависит от объёма. Аналогичным образом будет стоить труд и в тысячу страниц. Поэтому современные авторы облегчают сюжет до максимума, предлагая читателю от силы двести страниц за сумму в три-четыре раза больше, нежели подобное творение действительно стоит. Вишневский ещё успеет издать точно такие же истории под обложкой другого сборника, отчего будет хорошо ему, а издателю ещё лучше.

Оставим это всё на совести автора. Основную мысль читатель вынес. И эта мысль достойна одобрения. Необходимо сохранять положительный настрой в любых ситуациях. Пускай, твои поступки изначально направлены на разрушение моральных норм. Это не повод для упаднических мыслей. Стоит выше поднять нос, так целее будет череп при падении. И падают герои Вишневского по разным причинам: кто-то сам наступил на грабли, а кто-то пострадал по чужой вине. Выбираться из сложившихся обстоятельств всё равно придётся. Как бы ты не хотел уничтожить свою суть, то, если не ради себя, жить стоит ради других, какими бы окружающие тебя люди не были. Может ты им не нужен, но чаще более нужен, нежели наоборот. Из этого и проистекает философия современности — человек должен жить, не думая о смысле существования.

Автор: Константин Трунин

» Read more

О литературе начала XXI века потомки не будут отзываться положительно. Экзистенциализм был расшатан до пределов. Теперь не принято искать себя, чтобы соотнести с окружающим миром. Ныне человек не является важным объектом бытия, он уподобился отщепенцу, за поступками которого кроется какое-либо моральное уродство. И это уродство пестуется, оно возносится на Олимп, ему поют дифирамбы, им восхищаются. Была бы великая важность. Давно человечество не подвергалось глобальной встряске, всё более разлагаясь и подвергая разложению тех людей, что сохраняли стойкость до последнего. В страшном сновидении нельзя себе представить, чтобы серьёзный писатель вроде Умберто Эко уподобился слюнявым россказням от первого лица, наделив главного героя повествования тупоумием, а все его помыслы направив к постижению банальных вещей, за открытием которых следует лишь заполнение пустоты пустотой. Но Умберто Эко именно так и поступил. Может он наконец-то решил написать книгу, которую смогут без проблем экранизировать? Скорее всего это именно так.

Умберто Эко пишет книгу о книгах вообще, концентрируя внимание читателя не на самих книгах, а скорее на средствах массовой информации. Он уподобляет читателей недальновидному быдлу, готовому питаться отбросами и лишённому вкуса. На примере одной газеты Эко воссоздаёт «рыбу» для успешного стартапа. Нужно наполнять статьи слухами, добавлять гороскопы, ребусы и кроссворды. Никаких высоких материй. И чем больше провокаций, тем лучше. А ведь «Нулевой номер» с первых страниц позиционировал себя, как газета о завтрашнем дне с чётко выверенной схемой предугадывания событий. Умберто Эко быстро забыл об изначальных планах, дав возможность наблюдать за деятельностью литературных негров, чей труд востребован, но достойно не оценивается.

«Нулевой номер» можно поделить на фрагменты, в каждом из которых есть определённая тема. При этом нет связи между событиями. Хотя сюжет линейный. Читатель последовательно знакомится с обстоятельствами и продвижением главного героя по локациям, начиная с его квартиры, в которой отчего-то отключили воду… всего-то повернув вентиль. Потом горе-сантехника нанимает важное лицо для написания компромата. Далее возникает идея газеты завтрашнего дня. Пока перед читателем не разворачивается расследование о побеге Бенито Муссолини. Каждая сцена вступает в противоречие с содержанием предыдущих страниц. Читатель понимает: автор сам не знал, для чего именно пишет книгу. После появления в ней Муссолини, она моментально превратилась в нечто иное, лишённое связи с ранними событиями. Эко вступил на тему мировых заговоров, реалистично описав спасение итальянского фашиста №1, не побрезговав подробнейшим описанием вскрытия тела его двойника.

Не хочется думать, но складывается впечатление, будто «Нулевой номер» — это работа тех самых литературных негров, перед которыми была поставлена задача написать книгу о самих себе в антураже Италии конца XX века. Умберто Эко определял лишь темы для глав, а дальше ребята применяли все свою недюжинные таланты, лишь бы получилось похожим на ранние работы их нанимателя. Конечно, такого быть не могло. Стать похожим на Умберто Эко очень трудно. Только вот «Нулевой номер» не похож на те книги писателя, к которым читатель привык. История Муссолини не является проблемой для всего мира. Подобными материалами, но о спасении Гитлера, давно завалены книжные шкафы.

Финал у книги такой же несуразный, как и весь текст до этого. Случилось событие — все взялись за ум Не серчай читатель, ведь всё должно было именно этим и закончиться. Не суй нос не в свои дела, тогда будешь цел. А Эко бояться нечего — ему восемьдесят три года.

Автор: Константин Трунин

» Read more