Tag Archives: древний мир

Аркадий Крупняков «Амазонки» (1989)

Крупняков Амазонки

Если женщина желает быть амазонкой, она не станет оглядываться на суету домашнего быта, как о том пожелал рассказать Аркадий Крупняков. Военизированное государство, созданное в воображении по подобию Спарты, терпит крушение из-за стремления ряда представителей к будто бы естественным женским обязанностям: воспитанию детей и верности любимому мужчине. Не исключено, что подобное могло быть именно так, поскольку гибель идей соответствует представлению о постоянно накатывающих волнах, неизменно откатывающихся назад, чтобы броситься на берег снова.

Действие начинается на Кавказе. В порту Диоскурии (нынешнем Сухуми) женщины разгружают прибывший корабль. Ими оказываются рабыни-амазонки, взятые в плен после неудачно совершённой ими вылазки. Привыкшие нападать на мирных крестьян, амазонки встретили крепкое сопротивление подготовленных людей. Теперь они смиряются с судьбой, опасаясь стать звеном в цепи перепродаж. Освободиться от ярма им поможет местная жительница, чем спровоцирует все дальнейшие события, так как попустительство в одном провоцирует развитие его же в другом.

Каковы амазонки у Крупнякова? Они придерживаются заповедей. Первой из которых является требование истреблять мужчин. Во главе государства стоят подобие вождя и представитель жреческого культа, постоянно между собой соперничающие. На их противостоянии будет развиваться первый этап повествования. Также Крупняков отвечает на вопрос о размножении амазонок, даруя им особый день, словно кошкам. Но всякая ли женщина убьёт мужчину после интимной близости? Надо быть верным заповедям до конца, иначе не стоит изображать вид их соблюдающего. Поэтому Крупняков обрекает амазонок на раздоры с последующим крахом государственности.

Нет желания говорить, что автор произведения — мужчина, но без этого не обойтись. Более того, автор — представитель советского социума. Вследствие этого, помимо прорисовки образа женщин, сомневающихся в необходимости следования воинственности, в сюжет добавлено обвинение людей в стремлении исходить в действиях от воли божеств, никакой пользы не приносящих. На глазах читателя происходит развенчание мифа о высших сущностях, способных даровать благо и помогать поддержанию якобы угодного им порядка.

Происходящему на страницах вполне допустимо поверить. Почему бы не отдаться фантазиям, представляя Древний Мир, где возможно было и не такое. Пусть в пределах произведения Крупнякова существует государство амазонок, ведь человеку всегда требуется выделяться из окружающей его среды. Только непонятно почему, опираясь на версию об усталости от войны мужчин, женщины сами взяли в руки оружие и пошли воевать. В голове читателя обязательно случится схождение мифической царицы амазонок Ипполиты и Лисистраты из комедии Аристофана, побудившей афинянок отказать мужчинам в интимной близости, пока они не откажутся от непрекращающегося противостояния со Спартой.

Впрочем, произведение «Амазонки» рассчитано на юного читателя, не стремящегося ограничивать воображение реалиями. Автором предоставлена возможность наблюдать за увлекательными приключениями, видеть борьбу интересов и отстаивание собственных взглядов. Кого не станет манить зов древних времён? Хватайтесь за оружие и доказывайте правоту силой! А кто проявит слабость, тому суждено стать вассалом. И так уж сложится, что зависимость падёт именно на амазонок по самой прозаической причине: став сомневаться в себе, они оказались обречены на поражение.

Куда двигаться дальше? Крупняков предложит амазонкам новые приключения. Разуверившись, женщины-воительницы будут искать иное для них счастье. Если им придётся существовать в мире вместе с мужчинами, значит и будущее их окажется не настолько печальным. Народ всегда вымирает, если не имеет твёрдых убеждений и старается распылять себя в разные стороны. Амазонкам хватило первого серьёзного удара по ним, чтобы исчезнуть.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Александр Сумароков «Артистона» (1750)

Сумароков Артистона

На Руси сгорали от страсти князья, они любили и во имя любви убивали соперников и убивали себя. Но подобных до них хватало страстей, во имя любви убивали даже в Древнем Мире царей. Пришедший к власти Дарий, в числе многих Кира на троне сменивший, наравне с прочими властителями красивых девиц любивший, поддался чарам Артистоны, дочери прежнего Персии правителя, стал интересной находкой для развивающего талант Сумарокова: драматурга-сказителя. Вновь в сюжете события не из простых, любовь касается не одних молодых, идёт борьба за власть, ибо на кону у победителя вся страна, понимающего, одержать верх над обстоятельствами — не просто игра. Проигравший умрёт, таковы законы интриг, лучше не касаться власти, если на хитрость идти не привык.

Артистона, дочь Кира, достойна по праву наследования на трон персидский воссесть, не понадобится ей для того сила, уверенность и тем более лесть. Она избрана судьбой для обладания властью, но, как всегда, это становится преградой к личному счастью. Человек желает того, чего нет у него, даже если есть всё, он готов жить без всего. Может не любит Артистона царя, не нужна ей власть? Может Артистона готова ради другого человека в бездну небытия пасть? Может и так, кто бы поверил мечтаниям таким… А кто уверует, значит сумасшедшим станет больше одним.

Готова Артистона, такова судьба, не может наследница трона быть влюблена. И пусть согласится девица с должным произойти, почему так легко благодать должна на неё снизойти? Даже имея право, и отказываясь от борьбы, надо понимать, к цели всё равно будет трудно идти. Власть не даётся — её нужно крепко держать, иначе расстанешься с властью, и жизнь твою могут отнять. При дворе достаточно желающих завоевать внимание царя, кому на голову ляжет тяжесть венца, тот человек приложит руку, он будет неистово злобен, богине злых козней и всего прочего злого подобен.

Тяжела жизнь — отношениями полнится она. Не Дарию, иному Артистона была отдана. Они любили друг друга, желали счастья они. Мечтали, как предаваться любви будут одни. Чему не бывать, тому не случиться, найти бы возможность забыть и забыться. Кто слаб морально, тот решение знает, самоустраниться он всем прилюдно предлагает. В его руках меч, готов вонзить в тело своё, сверкая глазами и лезвием сверкая, вонзая в плоть остриё. Безумию не бывать в начале трагедии! Но напряжение нарастает в каждом мгновении.

Читателю ясно. Всё идёт, как оно должно идти. Артистона мила, она готова на жертвы пойти. Милый её пусть с глаз уходит, ибо не мил он истерией своей. Не для того люди живут, чтобы жить ради оставшихся дней. Человеку полагается во благо других существовать, это должен всякий усвоить и всякий понять. А если омрачится помыслом против благое? Разумных хватает, способных не допустить развитие событий такое.

Трагедия будет! В трагедии счастье! Не вёдро она, но разве ненастье? Мир храним людьми, какие не твори преступления человек. Не краткий миг, жизнь — это долгий забег. Закрыть глаза и пропустить творимые бесчинства. Зачем? На том с происходящим вокруг нас простимся. Завтра откроем глаза, увидим вчерашний день в положенном свете: за творимые преступления виновный будет в ответе. Кому положено, тот станет счастливым, а кто проказничал, станет гонимым. На том закончится действие пятое, все разойдутся, обсудят ещё раз и на понимании прошлого снова запнутся.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Платон «Кратил» (IV век до н.э.)

Платон Кратил

Идея искать смысл в словах возникла не сегодня и не вчера, она владела умами с древнейших времён. Платон предлагает вниманию беседу между Сократом, Кратилом и Гермогеном, сообщая всё известное ему об именах богов, природных явлений и героев эпических сказаний. За давностью лет понимание прошлого всё сильнее стирается. Изменяется произношение и написание, а значит утрачивается первоначальное значение. Некогда каждое имя имело всем понятное понимание, после трансформаций превратившись в ничего не значащий набор звуков и символов. Не знакомому с греческим языком произведение «Кратил» покажется китайской грамотой. Впрочем, суть излагаемого Платоном яснее ясного.

Не так важно, почему всё как-то называется. Важнее осознавать, о чём идёт речь. У человека нет необходимости понимать исходное смысловое значение, так как он может наделять совсем иными свойствами прежние слова. В итоге окажется, что знание — это именно знание, а не слово, обозначающее знание. Допустим, если человека называть лошадью, то перестанет ли он от того в нашем понимании восприниматься человеком? Слово является только инструментом, позволяющим судить о других словах.

Почему бы для примера не разобрать для начала «Илиаду» Гомера? Допустим, в её тексте есть два имени — Астианакс и Гектор: оба имеют одинаковое значение, хотя различны в произношении и написании. Но для Гомера это не просто имена — это характеристика, определяющая поведение героев. Ныне, когда стёрлось былое, о таком не задумываешься. Однако, имя должно служить именно определяющей характеристикой, дающей представление, но никак не оставаться безликим наименованием в угоду чьего-то на то желания. Если имена более ничего не значат, то становятся данью традиции, переходя в разряд личных имён, почти никак не оказывающих влияния на определённое общение с их носителем. В подтверждение тому Сократ разбирает имена собеседников, понимая, толку от этого нет.

Иное отношение к богам. Безусловно, ещё раз стоит сказать — стёрлось былое. Боги продолжают почитаться, но никто не задумывается над их прозванием. Оказывается, у Зевса существуют другие имена — Дий и Дзен. Что это значит? Сократ переставляет буквы местами, получая требуемое ему значение. Если взять для рассмотрения имя Афродиты, то при соответствующих подвижках оно принимает вид «пены», из которой родилась данная богиня. В тексте «Кратила» читатель может найти практически весь пантеон греческих богов, на который в наши дни и опираются, полностью доверившись предположениям Платона.

Собеседники не совсем доверяют мнению Сократа. Они не допускают мысли, будто некогда имена писались и звучали иначе. Однако, им приводятся неоспоримые доказательства. Получается, что Сократ оказывается прав, поскольку он близок к истине. Так ли оно на самом деле — понять нельзя, ибо прошлое закрыто от понимания последующих поколений, с какой бы меркой они не пытались воспроизвести былое.

Значит, как бы не прозывалось то или иное, его понимание останется понятным без слов. Играть с именами или упирать на определённое значение — не будет правильным, скорее станет признаком закостенелого мышления. Любое слово обладает способностью развиваться, чего достигает путём постоянных трансформаций, если не изменяясь произношением или написанием, то присущим ему смыслом. Сейчас это понимается именно так. Во времена Сократа оно должно было пониматься иначе. Переводчики могли не уловить нюансов прошлого, передав содержание близким к дню их собственного настоящего. Чтение в оригинале не поспособствует лучшему пониманию, но это и не требуется. Былое осталось в былом — в настоящем всё понимается так, как желается людям современности.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Платон «Менон» (IV век до н.э.)

Платон Менон

Менон поставил перед Сократом вопрос — можно ли научить человека добродетели или это врождённое качество? Сократ ответил, что не знает. А когда Менон настоял на ответе, то получил пространное размышление с доказательствами. Причём не скажешь, чтобы Сократ был достаточно убедительным, поскольку примеры его домыслов ничего, кроме усмешки, не вызывают. Давайте разберёмся почему.

Никто не сможет объяснить понимание добродетели. Для каждого она трактуется на свой лад. Если мужчине полагается одно определение, то для женщины — другое. Менон выразил собственное объяснение — для него добродетель является отражением стремления к благу. Это побудило Сократа укорить Менона в дополнительно вводимых им затруднениях, так как не всё, к чему стремится человек, является благом, одинаково принимаемым всеми. Для кого-то благом будет реализация отрицательных помыслов. Потому нельзя таким образом объяснять добродетель.

Менону осталось сравнить Сократа со скатом, от взаимодействия с которым человек впадает в оцепенение. Теперь уже Сократу пришлось поддерживать беседу. Он предложил в качестве эксперимента провести опыт с рабом Менона. Раб не должен быть сведущ в геометрии, значит не должен знать того, что ему будет объясняться. Методом вопросов и собственных ответов, Сократ убедил раба в верности некоторых задач, чтобы потом таким же методом получать от него самостоятельные ответы. Надо заметить, раб при этом выступал в роли студента-двоечника, вытягиваемого на тройку. Сократ ему давал неприкрытый правильный ответ, вследствие чего раб соглашался, чем позволил сделать важный вывод.

Понимая, каким способом данный вывод был получен, остаётся укорить непосредственно Сократа или описавшего сей случай Платона. Ибо читатель должен себя чувствовать слишком неполноценным, чтобы принять результат опыта в качестве хотя бы немного похожего на правду. Вывод был следующим: душа человека бессмертна, она сохраняет знания потусторонних жизней. Тем же самым способом Сократ мог узнать требуемую ему информацию от камня, ежели сам будет внушать камню то, что желает от него услышать, самолично совершая вышеозначенные действия, ещё и отвечая за объект, должный дать требуемый ответ.

Следовательно, если душа ранее имела добродетель, тогда это качество будет присуще ей в каждой последующей жизни. Но если добродетель является умением, тогда этому можно обучить. Как раз к беседующим подсел Анит. С его присоединением Сократ перевёл разговор на осуждение софистов. Коли обучающийся у врачей сам станет врачом, то перенимающий знания у софистов — болтуном. Но ни в одном из этих случаев человек не приобретёт добродетель.

Может стоит говорить о добродетели, как о качестве, передающемся по наследству? Отнюдь, величайшие мужи почти никогда не обретают продолжение себя в детях. Достаточно вспомнить Перикла, чьи сыновья слишком жалки, дабы их наделять любым подобием возможного трактования добродетели. Дети Перикла слишком прониклись красноречием Протагора, утратив возможность перенять у отца добродетель и как умение.

Приходится сделать вывод об изначальной правоте Сократа — ему неведомо понимание добродетели. Он попытался её понять, но так и не смог уразуметь, с каких позиций к ней относиться. Приведённая в текста теория о бессмертии души — слишком поверхностно рассмотренная ситуация, так и не доказанная. Поэтому нельзя опираться на подобного рода предположение, возникшее сугубо по воле на то Сократа.

Сократ искренне заключил — добродетели научить нельзя. Соглашаться ли с этим? Действительно нужно считать, будто бы добродетель является качеством каждой отдельной души? Или добродетели существовать не может, ибо это выдумки желающих видеть хоть какое-то подобие справедливости в обществе?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Платон «Горгий» (IV век до н.э.)

Платон Горгий

Как беседовать Сократу, если участник диалога не отвечает в полном объёме на его вопрос? Вместо определённого суждения, собеседник изрекает нечто несуразное. Сократа интересовала личность Горгия. К кому бы он не обращался, узнавал только о положительных качествах, без точного определения, кем Горгий является. С трудом добился определения — он умеет убеждать. Может быть, Горгий — врач, учитель гимнастики или зодчий? Либо способен убедительно решать арифметические задачи? Нет, никого из них Горгий убедить не сможет. Получается, ему под силу побеждать в споре лишь невежд.

Сократ заключил: ораторское искусство бесполезно, когда дело касается узко специализированных знаний, о которых говорящий имеет общее впечатление. Его доводы разобьются о стену профессионального мнения, однако прозвучат убедительными для всех остальных. Этим пользуются ораторы, потворствуя желаниям основной массы людей, умея их убеждать, пусть и вводя в заблуждение. Чем же полезно такое умение?

Собеседники возразили Сократу. Риторика — это ораторское искусство. Но для такого определение занятий красноречивых людей должен быть зримый результат. Врач покажет избавленного от страданий человека, учитель гимнастики — красивое тело ученика, а зодчий — творение. Что покажет оратор? Он умеет убеждать, то есть произносить будто бы верные слова. Потому Сократ называет риторику именно умением.

Конечно, Сократ не совсем прав, пытаясь обличить красиво говорящих людей в бессмысленности их способностей. Умение убежать — важное для общества умение. Горгий о том и говорит: врач может прописать лекарство, но не сумеет убедить пациента его принимать. Тот же Горгий способен побудить человека заниматься укреплением тела и понимать прекрасным ему указанное. Не стоит говорить про судебные тяжбы, где победителем оказывалась сторона с более убедительно составленной речью. Есть ухищрения, используемые ораторами, часто недоступные многим. Но Сократ не для того вступил в беседу — ему требовалась победа в споре.

Помимо Горгия, оппонентами в данном произведении Платона выступили Калликл, Херефонт и Пол. Каждый из них отрицательно относится к Сократу, не принимая его методов для достижения истины. Убедительнее прочих оказался Калликл, ярко обличавший Сократа. Он начал речь с укора — нельзя разбираться в предмете, пытаясь понять только сам предмет. Что даст понимание риторики без её наглядного применения? Сократ просто не дозволял продвинуться беседе дальше, остановив ход рассуждений на обсуждении самого слова «риторика». Дозволяя собеседникам обсудить связанные с её понимаем моменты, без всестороннего охвата. И это тот самый Сократ, что требует точных ответов на поставленные вопросы.

Калликла не устраивают также те самые ответы на вопросы. Он понял, лучше с Сократом общаться, во всём ему поддакивая. Пусть ему будет приятно придти к выводам, увидев переубеждённого собеседника. Однако, собеседник нисколько не изменит собственному мнению, легко и быстро закончив изначально для него бесполезный разговор.

Из этого следует другое высказывание Калликла, касающееся заложенного в человека природой желания управлять слабыми, но так как законы устанавливаются слабосильными, то каждый стремится искать личную выгоду. Тут нет противоречия, если слабые объединяются, они приобретают способность побороть сильных, навязав необходимые для того требования. Поэтому, и лишь поэтому, позиция Сократа в споре выглядит наиболее слабой, что служит дополнительным подтверждением его неумения переубеждать, когда с ним беседует много людей.

Кроме того, Калликл определил, что философией следует заниматься в юности, после — зазорно. К сему мнению позволительно добавить несколько иное суждение: лучше рассуждать о благе, будучи юным, но будучи зрелым, лучше благо воплощать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Платон «Протагор» (IV век до н.э.)

Платон Протагор

Протагор в Афинах! Один из основателей софистики посетил город. Разве Сократ мог такое пропустить? Он посетил его занятие по красноречию, ничего за него не уплатив. Беседа протекала в обоюдных выпадах, в результате которых Протагор и Сократ пришли к противоположным выводам их начальных суждений: то есть они пришли к согласию с мнением оппонента, получив разногласие с собственным утверждением, чем вновь оказались перед прежним предметом спора, вынужденные его разрешать, отталкиваясь уже от других исходных позиций. На том продолжать беседу оказалось бессмысленным.

Известно, древние греки ценили мужскую красоту. Они между собой могли обсуждать особенности внешности, едва ли не признаваясь в любви объекту обожания. Избранные греки предпочитали дополнительно оценивать красивых не только телом, но и мудростью. Как раз Афины посетил Протагор. Сократ не собирался идти, его же побудил пойти Гиппократ, решивший брать уроки софистики. Данная тема сильно волновала самолюбие Сократа, активно выступавшего за вред от занятий софистикой.

Разве может мудрый человек не быть мудрым? А кто сказал, что его мудрость мудра? Этот мудрец будет нахваливать свою мудрость, стараясь её подороже продать другим. Лишь глупцы ищут внимания, упиваясь умением переубеждать собеседников. Умный человек выставит товар на продажу, как то делал Протагор и ему подобные. Сократу оставалось быть презираемым, поскольку его тщеславия никто не любил, из-за используемых им в спорах доказательств, если с чем и сравнимых, то с силлогизмами, выбивавшими почту из-под ног на протяжении следующих двух тысячелетий.

Сократ увидел Протагора в окружении учеников. Он ходил вальяжно, извлекая сентенции. Вступить в беседу с ним было не трудно, Протагор сам желал говорить с Сократом. Его манера речи отличалась склонностью к построению длинных пространных речей. Сократ испытывал дискомфорт, поскольку в последующем представленный массив информации невозможно разбить на составляющие, так как в ходе разговора возникают новые детали, требующие обсуждения. С другой стороны, Протагор рискует получить в упрёк вырванную из контекста цитату, могущую быть неправильно истолкованной. Собственно, Сократу так и оставалось поступать.

Опрокинуть титана мысли просто, достаточно заставить его проглотить ложь, вместо истины. Древнегреческая мифология приходится впору, ежели вспомнить историю противостояния Кроноса-отца и Зевса-сына. После титан обречён на поражение, не способный противостоять взращенным на его логических суждениях мыслям. Сократ предложил Протагору свой метод вопросов и ответов, при участии неперевариваемых сравнений. Естественно, нельзя назвать продуктивным извлечение должного из надуманного.

Когда титан проявлял заботу о всех, говоря много и дельно, он не ожидал утонуть в бесполезном с практической точки зрении. Протагор не проигрывал Сократу, он всего лишь не понимал, зачем, допустим, добродетель разбивать на составляющие, чтобы понять её сущность, если о добродетели позволительно судить, взирая на неё не сверху, а снизу. Понятно, им изложенное не могло устроить Сократа: душа афинского софиста требовала победы в споре. Для этого он запутывал учеников Протагора, стремясь изменить способ ведения беседы на излюбленный им манер. И когда Сократ того добился, Протагору осталось поддакивать, не имея возможности сказать более, нежели согласиться или усомниться.

Протагор действительно стремился сделать людей лучше. Пусть он и брал деньги за оказание такой услуги. Сократу то неважно — для него человек становился лучше, как от беседы с мудрецом, так и с глупцом. Достаточно уметь размышлять над получаемой информацией, иначе не будет проку, обучайся хоть у величайших умов прошлого и современности. Остаётся поверить Платону, что Сократ действительно так считал. Конечно, не о глупце имелось суждение, но именно это и подразумевалось, коли в беседе упомянуты менее именитые мужи.

Вспомним о лаконцах, известных лаконичной мудростью. Остановимся.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Райдер Хаггард, Эндрю Лэнг «Мечта мира» (1890)

Хаггард Мечта мира

Продолжая тему Древнего Египта, Хаггард обратился к мифологии Древней Греции. В соавторстве с Лэнгом он написал о похождениях Одиссея после его возвращения домой из многолетних странствий. Гнев богов не ослаб, поэтому Одиссею предстоит снова принять удар судьбы: население Итаки вымрет от чумы, жена погибнет, сын исчезнет. Осталось пронзить грудь кинжалом, но впереди ожидает другое: путешествие в земли фараонов с целью найти мечту мира — Елену Прекрасную.

Оставим в стороне вопросы хронологии. Елена действительно провела годы осады Трои в Египте, потом спасена мужем и увезена с африканских берегов. Согласно Хаггарду и Лэнгу, Елена продолжала томиться в ожидании чего-то, исполняя для местных жителей роль божества. История хранит молчание о её встрече с Одиссеем после памятных событий, предварявших её замужество на Менелае. Поэтому не нужно придавать большое значение правдивости происходящего.

Сам Одиссей — не тот герой преданий, он лишён хитрости и более не плетёт интриг. Если ему сказала Афродита отправляться на поиски Елены, то он не думает этому противоречить. Это совсем не манера поведения Одиссея, никогда до того не унывавшего и обходившегося в своих решениях без воли небес. В случае с Хаггардом всё труднее. Райдеру не так важно, каким был герой его произведения в действительности, поскольку он будет на страницах прописан согласно воле автора, и никак иначе.

В Египте Одиссея ждёт отнюдь не Елена, он попадёт в сети другой властительницы, считающей именно себя мечтой мира. Вот тут и отступится Лэнг, задав сюжету начало и заготовив окончание, остальное предоставив фантазии Хаггарда. Чем будет заниматься Одиссей в промежутке — любопытное заполнение белых пятен в мифологии, созданной как раз писателями древности. Произведение Райдера не внесёт ясность в прошлое, оно способно только развлечь читателя.

Весть о происходящих событиях мигом разлеталась до самых дальних уголков тогдашнего известного грекам цивилизованного мира. На берегах Египта были хорошо осведомлены о Троянской войне, странствиях Одиссея и трагическом убийстве сватавшихся к Пенелопе женихов. Герою повествования Хаггарда придётся скрывать правду о происхождении, стараясь обнаружить присутствие Елены. Если население страны фараонов узнает, что он является Одиссеем, то ничего не случится, но сохранение таинственности Хаггард считал важным моментом.

Не сумел обойтись Райдер без библейских преданий, допустив в мифологию Древней Греции коварные помыслы змея, возжелавшего душу красивой девушки, в обмен на способность очаровывать. Это привнесло в происходящее дополнительный элемент интереса, помимо постоянных физических трансформаций прочих действующих лиц без какого-либо от них ожидания.

Хаггард подводил сюжет под одну из предположительных версий об окончании жизненного пути Одиссея. Райдер мог дать страннику освобождение от проклятия Посейдона, мог позволить спокойно прожить дни и умереть, а мог помочь осуществиться пророчеству, согласно которому сын убьёт отца. Вместе с Лэнгом Хаггарду предстояло решить, как лучше поступить с гонимым героем: продолжать повествование дальше до логического конца или пропустить добрую часть предположений, ускорив конец без дополнительных историй.

Пример Хаггарда полезен всем беллетристам без исключения. Зная ситуацию в общем, писатель способен создать приятное глазу произведение, пусть и с существенными расхождениями с общепринятой версией о прошлом. Не для того существует основная масса художественной литературы, чтобы давать представление о чём-то конкретном. Она позволяет смотреть на привычное привычным же образом, но с осознанием, что в жизни должно быть место такому, чего в жизни никогда не случается.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Платон «Гиппий больший» (IV век до н.э.)

Платон Хармид

Когда два софиста сходились в споре, их разговор неизменно заканчивался обоюдным обвинением в пустословии. Оное произошло и в случае Сократа с Гиппием. Взялись они говорить о делах прошлого, богатстве нынешнего, красоте в сущности и немного о справедливости. Промежуточные итоги представляют интерес, но насколько они оправданы в бессмысленности общего потока информации?

Деяния прошлого не будут прекрасными, случись они в наши дни. Можно хвалиться делами предков, но только принимая их в качестве некогда происходившего. Окажись среди беседующих Дедал со своими изобретениями, его бы подняли на смех, либо окажись некая просветлённая личность с высоким пониманием морали и долга человека перед человеком — обязательно бы возникли подозрения в его неадекватности. Даже окажись среди современных софистов софист прежних лет — никто не сможет понять смысла его занятий. Последнее — упрёк бедного Сократа богатому Гиппию.

Мудрый не тот, кто заработал больше денег. Но почему же Гиппий тогда берёт плату за уроки софистики и процветает, тогда как Сократ нищенствует? Просто для первого примером являлся Протагор (нажившийся за счёт мудрости), а для второго — Анаксагор (от мудрости обедневший). Гиппий пользовался успехом в Аттике и у жителей Афин, тогда как лакедемоняне его на дух не переносили. Сократ успехом ни у кого не пользовался. Мог быть принятым в Спарте, но там не считали нужным перенимать мудрость от чужеземцев, хотя не упускали возможность послушать речи о событиях прошлого и о деяниях героев.

Когда тема исчерпана и повторять ранее сказанное нет желания, софист предлагает новое обсуждение. Таковым стало понимание прекрасного. Оказалось, всё прекрасно само по себе, но не настолько прекрасно, если сравнивать с иным. Горшок не может быть прекраснее девушки, а та никогда не станет краше богов. Всё ли прекрасное прекрасно? Можно ли тогда найти такое, что никогда не станет восприниматься безобразным?

Не станем осуждать мужей античности. Они практиковались в красноречии, не пытаясь придти к какому-либо пониманию истины. Их споры происходили от необходимости показать умение красиво произносить убедительные речи, ради чего бы они не произносились. Платон это в очередной раз доказал. Пытаться извлечь цельное из цепочки рассуждений — бестолковое занятие, ведущее к созданию ложных предпосылок к дальнейшему пониманию направления развития мысли.

Практика софистов брать деньги за уроки — метод, переживший века, получивший после долгих трансформаций прозвание тренингов. Гиппий пользуется доступным умением говорить, за счёт чего получает деньги, ничему в действительности учеников не обучая. Смысл его занятий — давать информацию сомнительной полезности, чаще о том, как быть софистом. Это претит Сократу, привыкшему понимать всё его окружающее за сиюминутное, подверженное искажению при продвижении вперёд. Это не могло привлечь к нему учеников, так как он всегда внушал желающим у него обучаться, насколько бесполезно учиться у знающего всё, но не знающего ничего определённого.

Диалог двух людей, подходящих к пониманию мудрости с противоположных сторон, никогда не даст им ответа ни на один вопрос, так как они не смогут придти к общему мнению, только укрепившись в прежних представлениях. Описав интересы представленных в беседе лиц, Платон закрепил их убеждения на примере понимания прекрасного. Нет смысла судить о подобном, чтобы доказать правоту именно своего мнения. Никакое красноречие не переубедит человека, привыкшего видеть красивым близкое к его личным представлениям. Касательно взгляда на действительность ситуация схожая — афиняне и лакедемоняне не поймут друг друга, какими бы убедительными не были их доводы.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Платон «Ион» (IV век до н.э.)

Платон Ион

Всё всегда располагается относительно чего-то. Нечто рассматривается не само по себе, а с помощью его окружения. Дабы сказать о хороших качествах, нужно сперва определиться с плохими, и наоборот. Допустимо восхвалять кого-то, но с осознанием объективности такого отношения. Прославляя творчество Гомера и принижая значение других поэтов, чаще оказывается, что знающий произведения одного, не знает настолько же хорошо прочего из им осуждаемого. Именно об этом Сократ решил побеседовать с рапсодом Ионом.

Рапсоды — это странствующие знатоки эпических песен. Уделяя жизнь единственному, они не обращают внимания на прочее. Когда их просят сказать о преимуществах их выбора, они начинают хвалить за счёт принижения значения произведений других поэтов. Сократ на это заметил Иону, что для такого мнения ему полагается хорошо разбираться и не в творческих изысканиях Гомера тоже. Ион не смог подтвердить такую догадку, отрицая знание иных стихотворений, нежели ему известны.

Тогда Сократ иначе посмотрел на понимание творческого процесса. Он представил его результатом божественной воли, переданной через муз непосредственному исполнителю. Лишь богам дано становиться первоначалом всего сущего, в том числе и литературных произведений. Поэтому есть люди, прославившие имя благодаря одному порыву вдохновения.

Как же судить человеку о подобном промысле божественного вмешательства? Нужно самому быть богом, в любом ином случае не получится полностью понять взятое для рассмотрения произведение. Могут ли подобное делать рапсоды, выступая толкователями стихотворений? Такое позволительно допустить. Однако, подходя к пониманию созданного поэтом, чему следует уделить внимание, если взять для примера сцену с возничим? Умению изложения описавшего её или мастерству описанного персонажа? Не лучше ли о данной сцене судить непосредственно возничему или другим поэтам? Ведь рапсод не может достаточно точно понимать, с каких позиций ему следует толковать текст.

Знакомящийся с творчеством Платона может возразить. Почему же Сократ сам примеряет роль толкователя, не имея отношения к рассматриваемому предмету? Для ответа необходимо посмотреть на человеческое общество вообще. Каждый человек мнит о себе больше, нежели он в действительности способен понять. Будучи зодчим, он почему-то лучше знает, каким образом должен лечить врач или преподавать правила укрепления тела учитель гимнастики. Ещё лучше ему известно, как выступать на спортивных мероприятиях или осуществлять руководство государством. Вот и Сократ, никаким конкретным знанием не обладая, судит обо всём за других.

Риторика Сократа многогранна. Он верно рассуждает, но всегда подводит собеседников к отсутствию смысла от их деятельности. Рапсод может знать и толковать стихотворения, пока не столкнётся с другим знатоком творчества Гомера. Сократ регулярно использовал сравнения именно из его произведений, строя собственные выводы относительно деяний героев древности, неизменно сводя суждения собеседников к осознанию пустоты любых предположений. Снова диалог за авторством Платона замыкался, не давая понять, какой был смысл от разговоров Сократа.

Поняв это, необходимо снова обратиться к началу беседы с Ионом. Относительно истории произведения Гомера почти правдивы, в плане поэтического творчества — почти искусны. Судить о прошлом бессмысленно, когда оно известно по сохранившимся преданиям, содержание которых оспорить невозможно. Пытаясь порицать Иона за плохое знание творчества предков, Сократ не считает нужным сказать, что он сам плохо осведомлён, скорее всего никого не зная из поэтов древности, помимо Гомера. Ему осталось допустить вольности в суждениях, желая только осудить Иона за узкую область знаний. Это и было продемонстрировано в диалоге Платоном.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Платон «Хармид» (IV век до н.э.)

Платон Хармид

В Древней Греции практиковалось хорошо помогающее лечебное средство — заговоры. Считалось, что боль можно заговорить. Вот с этим-то лучше всех прочих и могли справиться софисты. От чего обычно приходит мучение, на самом деле приносит облегчение. Стоит тогда попробовать обратиться за помощью к Сократу, вот где верное средство от головной боли для его современников, но и причина оной для потомков.

Красавец Хармид измучен головной болью, беспокоящей его по пробуждении. К нему призвали Сократа, дабы тот заговорил беспокоящее Хармида состояние. И так как не имело значения о чём будет идти речь, «лекарю» требовалось отвлечь человека от его проблемы — это и есть обоснование действенной силы заговоров. Сократ сразу приступил к делу, озадачив Хармида, уведомив, что причина боли не в голове, её следует искать в теле и далее в душе. Следовательно, необходимо обратить внимание прежде на душу, потом уже на тело и в конце концов на саму голову.

Душа лечится просто — разговорами. Сократ предпочёл вести беседу на тему умственных способностей. Рассудительностью их назвать или целомудрием? До сих пор исследователи творчества Платона не определились. Вернее будет это понимать под умением человека рассуждать. Сократ добивался того, чтобы не он сам заговаривал Хармида, а сам Хармид вступил в беседу, тем вернее забыв об источнике проблем, даже говоря непосредственно о беспокоящей его проблеме. Как это ныне называется? Правильно — психотерапия.

Как лучше мыслить: быстро или медленно? Прежде нужно осмыслить суть всего, что происходит быстро или медленно. Потом определиться, насколько это хорошо, либо плохо. Не забыть решить, благо это ли зло. Если от подобных речей Сократа у Хармида наступит облегчение, значит метод действительно помогает. Удивительно другое, взирающему за беседой это способно скорее нанести вред. Призвать Сократа для излечения не получится — придётся лечить головную боль с помощью размышлений о «Хармиде» Платона.

Допустимо ли думать о том, как ты думаешь? Нет в этом ничего странного? Движение не способно двигать само себя, а жара сама себя сжечь. Так по силам ли уму понять процесс мышления? Если серьёзно принимать слова Сократа, может сложиться впечатление, будто он отрицает значение философии для человеческого общества. Получается, науки наук быть не может, поскольку нет смысла знать обо всём, не зная ничего в деталях. Одно останавливает — осознание старания Сократа заговорить Хармида, лишь бы он забыл о головной боли.

Важным считается говорить о времени действия произошедшей беседы. Она случилась в 431 году до н.э., то есть в год начала Пелопонесской войны, когда Афины подверглись агрессии Спарты. Сократ принимал участие в битвах в качестве пешего воина — гоплита. Видя данные обстоятельства, затрудняешься представить, почему заговоры излечивали людей от мелких проблем, не способствуя разрешению больших. Ответ кроется в том, что человек способен убедить себя, но не способен убедить настроенных к его мнению крайне отрицательно. Это ещё одна преграда между философией и политикой — риторика исходит от противоположных по значимости исходных данных.

Дополнительно следует пояснить. Проблемы человека не имеют значения перед проблемами общества. Если общество способно излечить человека, то человек излечить общество не может. Пояснение тут прежнее: большинство скорее убедит индивидуума, нежели один индивидуум переубедит общее мнение окружающих его людей. Поэтому согласимся с методом Сократа по заговариванию головной боли Хармида. Человек желал получить облегчение и получил желаемое. Если бы не желал — оставаться тогда ему с больной головой.

Автор: Константин Трунин

» Read more

1 3 4 5 6 7 8