Tag Archives: биография

Владислав Бахревский «Савва Мамонтов» (2000)

Бахревский Савва Мамонтов

Избыток наличности — верное средство сформировать для последующих поколений правильный образ прошлого, задав ему направление в будущее. Прозябающие таланты так и будут прозябать, если не поднять их с колен. Требуется малое: сытно накормить и дать возможность творить с удовольствием. Не случись в русской истории мецената Саввы Мамонтова, так говорить, допустим, о Васнецове и Шаляпине не пришлось бы. Упоминать других не требуется — это не так важно. Главное: созданная Саввой атмосфера для творчества, представленное для проживания имение. Мамонтов не предъявлял требований, не собирал картин — он получал от своей деятельности эстетическое удовольствие.

Мамонтов был мечтателем. Его творческие способности ограничивались идеями о благополучии последующих поколений. Он всегда брался за проекты, которые для его современников не представляли интереса и экономически оказывались провальными. При этом все понимали, насколько это будет важно в последующем. Посему Мамонтов постоянно находился в поиске важных решений, не подозревая, как лично на нём его проекты скажутся впоследствии. Об этом и рассказывает читателю Владислав Бахревский.

Представленная вниманию биография Саввы Мамонтова выполнена в той же манере, что и биография Виктора Васнецова. Бахревский создаёт художественное произведение, наполняя текст всеми атрибутами беллетристики. Деятели прошлого думают, ведут беседы и страдают от различного рода неприятностей. Отличие биографии именно Саввы Мамонтова состоит в пресыщении повествования от присутствия разных лиц, на единых правах соседствующих на страницах. Фигура Саввы иной раз теряется и отходит на столь дальний план, будто он сам является второстепенным действующим лицом.

Помимо Мамонтова в те времена вёл активную деятельность меценат и собиратель картин русских художников Павел Третьяков, своими усилиями создавший одну из самых больших коллекций изобразительного искусства в Европе, позже передавший её в безвозмездное пользование властям Москвы. Деятельность Третьякова была отражена Бахревским в биографии Виктора Васнецова. Теперь Владислав раскрывает для читателя новые моменты его жизни. Ныне заслуги основателя Третьяковской галереи неоспоримы — пусть его пример даст повод задуматься всем пресыщенным деньгами людям. Никто не запомнит олигархов, крупных бизнесменов и прочих ветрогонов, думающих о накоплении капитала и вложении средств в любые заграничные предметы роскоши, имеющие необоснованно завышенную стоимость.

Рассказав читателю о Третьякове, Бахревский снова возвращается к Мамонтову, чтобы чуть погодя перейти к другой личности. Часть из приведённых в тексте лиц показана в срезе отношения к ним непосредственно Саввы, ставившего крест на всех, кто его предавал. Одним из утративших доверие Мамонтова был Шаляпин, ушедший от него туда, где могли обеспечить возросшие потребности оперного певца. И как бы Шаляпин тепло не отзывался о Савве впоследствии, Мамонтов так и не смог себя пересилить. Он готов был оказывать помощь, рассчитывая на взаимное уважение. Если к нему относились негативно, то подобное к себе отношение стерпеть мог не каждый меценат.

Читатель может усомниться в заслугах Саввы Мамонтова, да и Павла Третьякова тоже. Их деятельность оказалась бесцельной, поскольку вскоре большевики ликвидировали Империю и основали Союз Советских Социалистических Республик, разрушив былое и словно футуристы переиначили понимание прекрасного. Пусть стало так. Важнее иное — имена выкормленных Мамонтовым и Третьяковым творцов ныне у всех на слуху, самим меценатам за это честь и хвала. Бахревскому спасибо за напоминание о важных заслугах, отчего-то забытых и редко вспоминаемых. Осталось найти меценатов наших дней. Где вы? Кто ваши птенцы? Как они себя чувствуют? Довольны ли вы своим вкладом в искусство?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Леонид Юзефович «Зимняя дорога» (2015)

Юзефович Зимняя дорога

Насколько бы человек не старался быть объективным — у него это никогда не получится. Казалось бы, о чём мог рассказать Леонид Юзефович читателю про события времён гражданской войны на территории Якутии? Оказывается, важными для него стали периодически возникающая тема независимости Сибири и желание обелить белого генерала Анатолия Пепеляева. Именно исходя из этого Леонид приводит сохранившиеся свидетельства тех дней. Он по-своему трактует доставшиеся ему документальные подтверждения для его суждений. А как известно — один и тот же текст у двух людей получит различную интерпретацию, сообразно их отношению к действительности.

Наиболее оптимальным решением для понимая некогда произошедшего лучше обратиться к непосредственным участникам. Юзефович воспользовался документами, опираясь на письма, публицистику и художественные произведения, вплоть до выдержек из романа Софрона Данилова «Красавица Амга». Причём, точка зрения Данилова Юзефовича не интересует, как и многое из того, на что следовало обратить внимание. Леонид рассказывает о Пепеляеве и Строде согласно их возможным мыслям, побуждениям и стремлениям. И не так важно, честны ли они были перед другими в словах. Юзефович верит сам и побуждает верить других, словно он не понимает, как человек осознаёт происходящее и насколько склонен негативные эмоции преподносить в оправдывающих выражениях.

Не стоит думать, будто «Зимняя дорога» является романом. Беллетристика на станицах отсутствует. Тут нужно говорить об исследовании исторических документов и личной их трактовки автором, не более того. Юзефович на свой лад пересказывает ему известное, не выходя далее. Поэтому в тексте отсутствует многое из того, о чём читатель хотел бы узнать более подробно. Представленные вниманию Пепеляев и Строд возникают урывками и в разной хронологической последовательности. Тема зимнего похода бедна — состоит из обрывочных свидетельств. Что мог Юзефович изложить — он изложил.

Возможно, следовало понять причины роста напряжения среди якутов, отчего они поделились на белых и красных, как боролись и сколько приложили сил для отстаивания предоставленного им права ощутить собственный контроль над занимаемой территорией. Только зачем этому уделять внимание? Юзефович не стремится разбираться в чём-то ином, кроме имевшегося у него под рукой. Будь он якутом, как Софрон Данилов, то видел бы в противостоянии Пепеляева и Строда иные моменты, а рассказанная им история могла приобрести определённый вес и стать серьёзной аналитической работой. Чего, к сожалению, о «Зимней дороге» сказать нельзя.

Единственное, где Юзефович позволяет себе вольности — это фотографии. Зафиксированные на них моменты Леонид описывает с помощью лишь ему ведомой интуиции. Думается, по такому же принципу он подошёл и ко всем остальным документам, сообразно для себя решая, какие мысли владели людьми и почему всё происходило определённым образом. Остаётся ему верить. Сейчас прошлое понимается в свете наших дней, завтра будет трактоваться иначе. Наглядным доказательством такого утверждения являются аналогичные работы прошлого, под другим углом воспринимавшие тогдашнее противостояние.

Ничего не дав в качестве вводного материала, Юзефович подробно рассказал о жизни Пепеляева и Строда после зимнего похода. Первого посадили в тюрьму, второй стал известным писателем и впоследствии спился. Требовалось ли делать упор на это? Леонид посчитал нужным поступить именно так. Пусть люди боролись за идеалы и горели от повседневности, важнее было показать завершение их жизненного пути, что Леонид и продемонстрировал, посетовав на советскую власть и укорив её.

Хотели одного — получили совершенно другое: в случае главных действующих лиц «Зимней дороги» и в случае самой «Зимней дороги».

Автор: Константин Трунин

» Read more

Владислав Бахревский «Виктор Васнецов» (1989)

Владислав Бахревский изложил перед читателем жизнь Виктора Васнецова в виде художественного произведения. Такой подход нельзя приравнивать к серьёзной исследовательской работе — книгу Бахревского стоит воспринимать в качестве занимательной литературы, рассказывающей о том, что было и чего не было. Причём провести грань между настоящим и выдуманным смогут только люди, собирающие сведения о писателе Васнецове, его картины и факты о нём. Поэтому вариант биографии за авторством Бахревского следует читать в качестве развлекательной литературы. Для Владислава Виктор Васнецов выступает в качестве гвоздя, на который вешается картина рассказываемой им истории.

Васнецов — истинно русский художник. Ему было тяжело существовать в мире, где от творца требуется не самовыражение, а необходимость угождать чьим-то интересам. На хлеб одобрение не намажешь, а деньги за порывы души никто никогда не платил. Нужно было найти своё призвание, чем Васнецов и занимался. Его призванием оказались сказочные мотивы, над которыми смеялись современники и о которых едко отзывались критики. Работа над собой успеха не приносила, стажировка за границей — тоже, лишь помощь мецената Саввы Мамонтова дала ему шанс писать им желаемое. Однако, печальны последние годы жизни Васнецова — его устремления оказались стёртыми в угоду новой волне людей, поставивших своё младенчество выше заслуг живших до них поколений.

Читатель наблюдает за становлением художника с его юных лет. Будучи сыном священника, Васнецов поступил в духовное училище, где очень рано обнаружил пристрастие к рисованию. Иллюстрировать журналы или заниматься иной плохо оплачиваемой работой ему не хотелось, поэтому он решил поступить в петербургскую Академию художеств. Бахревский подробно описывает становление Васнецова, уделяя основное внимание его чувству собственного достоинства. В жизни Виктора случалось много неудач, но читатель не воспринимает их серьёзно, поскольку постоянно остаётся надежда на благополучный исход. А ведь Васнецова всегда угнетали окружающие, не ценили написанных им картин. Даже удивительно, отчего Виктор не лишился рассудка и не совершил безумный поступок. Его примечал, но игнорировал собиратель картин Павел Третьяков. В такой обстановке тяжело творить и почти невозможно самовыражаться. Был в жизни художника и период нужды: он плохо питался, болел.

Надо учесть, Бахревский описывает талантливого человека, оценивая в первую очередь его способность создавать произведения искусства. При этом Бахревский воссоздаёт перед читателем атмосферу непонимания. Сам Васнецов не всегда был доволен получаемыми результатами, продолжая творить и держа в голове задумки сюжетов будущих картин. Так одной из определяющих работ художника стали «Богатыри», идею которых Васнецов вынашивал всю сознательную жизнь, примечая разные детали, должные попасть на полотно. Пока на страницах проходила жизнь художника, Бахревский из мелких кусочков собирал обоснования для создания самых примечательных картин.

Отдельного упоминания заслуживает бережное отношение Бахревского к критике современников Васнецова. Картины критиковали многие, в том числе и писатели, например Фёдор Достоевский. Трактовать картины — дело неблагодарное: многое зависит от знания прошлого, умения анализировать настоящее и чёткого представления критиком определённого будущего. И при этом надо видеть не то, что изображено на картине, а иное, о чём не задумывался сам творец. Во времена Васнецова русское искусство стремилось обособиться и заново найти себя. Казалось бы, фольклорные работы должны были способствовать популярности Виктора, но этого не происходило. Не умел Васнецов уловить нужное настроение людей, стараясь создавать по собственную усмотрению, без влияния посторонних.

Жить и постоянно совершенствоваться, когда тебя не понимают — трудно. Успокаивает иное — будущие поколения отказались понимать всех вместе взятых. Значит, нужно творить без надежды на светлое будущее. Всё равно твои мысли и поступки будут трактовать на своё усмотрение, в том числе и создавая беллетризированные биографии.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Андрей Танасейчук «Эдгар По: Сумрачный гений» (2015)

Интерпресскон-2016 | Номинация «Критика, публицистика, литературоведение»

В ранней библиографии Андрея Танасейчука присутствуют работы, анализируя которые можно придти к заключению, что данный автор специализируется на литературе США периода её становления. А ежели его диссертация была посвящена творчеству Амброза Бирса, то написать биографию Эдгара По он был просто обязан, тем более, как говорит сам Андрей — подобного давно никто не делал, за исключением работ раннего советского периода, где не учитывался ряд важных фактов, открытых позднее. Так кем был Эдгар По?

Танасейчук начинает издалека, сообщая свидетельства, относящиеся к его предкам. Не каждый читатель по достоинству оценит желание биографа разбираться в незначительных деталях, когда главного героя с обложки всё нет и нет. Так уж сложилось, что родился Эдгар По в театральной среде, рано потерял родителей и воспитывался в семье шотландца Джона Аллана. Рассказав предысторию будущего поэта и писателя, Танасейчук принимается выгораживать взявшего его на попечение человека, умелого дельца с требовательным подходом ко всему. Читатель ещё не видит, каким Эдгар По станет в итоге, наблюдая за буднями противоречий и столкновений, не дающих раскрыться творческому потенциалу.

Танасейчук так строит повествование, что Эдгар По предстаёт перед читателем в виде мнительного человека, не желающим мириться с обстоятельствами. Ему хочется творить и быть независимым, но он долгое время продолжает зависеть от Джона Аллана, прося того заплатить по карточных долгам и помочь уйти со службы в армии. Далеко не сразу читатель поймёт, откуда начинается поэт, зато истоки беллетриста найдёт сразу. Нужда толкала Эдгара По — без неё мы бы и не знали о том, что он вообще существовал.

Литературные журналы того времени гнули выгодную для них линию. Они объявляли конкурсы, участники которых оставались неизвестными, кроме победителя. Остальные писатели после уже не имели прав публиковать свои произведения где-нибудь ещё, а сами журналы безвозмездно и без указания имени автора печатали их в следующих своих выпусках. Подобные условия весьма несправедливы, однако у Эдгара По не было таланта к другому мастерству, поэтому он писал, оставался в тени и продолжал желать когда-нибудь проснуться знаменитым. Танасейчук умело погрузил читателя в атмосферу середины XIX века.

Эдгар По негодовал, понимая никчёмность обходящих его на конкурсах произведений. Умея критиковать, он нажил врагов среди благодетелей, не говоря уже о писателях и людях, занимающихся литературной деятельностью. Его претензии были обоснованными, но кто же из современников мог признаться, будто его труды действительно отвратительно написаны и смысла для их создания никогда не существовало. Сам Эдгар По совершенствовался в малой форме, создавая уникальные произведения, хотя и преимущественно в мистических тонах. Он стал автором первого детектива и он же создал жанр мистификаций, выдавая за правду то, чего на самом деле не было, или описанное им происходит в настоящий момент.

О личной жизни писателя Танасейчук практически ничего не говорит. У Эдгара По была жена, которая удостаивается упоминаний лишь из-за приступов обострения туберкулёза, сказывавшихся на его самочувствии. В остальном же Эдгар По жил литературными делами, найдя себя в издательском деле и в умении читать лекции. Он имел успех при жизни и когда его миропонимание пошло по новому пути, тогда жизнь его внезапно оборвалась, оставив потомкам в качестве наследства пророческую «Эврику», когда Эдгар По отошёл от мистического в угоду осознания действительных человеческих возможностей.

В целом, у Андрея Танасейчука получилось рассказать про Эдгара По. Пусть и сложно. Однако, вполне в духе того, чьё лицо смотрит с обложки.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Геннадий Прашкевич, Сергей Соловьёв «Толкин» (2015)

Интерпресскон-2016 | Номинация «Критика, публицистика, литературоведение»

Разве можно рассказать о Толкине так, чтобы видно было человека, а не его творчество? Судя по работе Геннадия Прашкевича и Сергея Соловьёва — это практически невозможно. Пусть биографы прибегали к разным ухищрениям, доводя до сведения читателя факты из жизни писателя, но в каждой детали они видят замыслы великих произведений. Начиная с увлечения матери Толкина языками, редких воспоминаний самого писателя касательно детства среди буров, его участие в Первой Мировой войне: всюду имеются предпосылки к «Властелину колец» и «Сильмариллиону». И, конечно, многостраничные цитаты, как отличительная черта работ подобного плана за авторством Прашкевича.

В биографии Толкина биографы постоянно говорят чьими-то словами, порой прибегая к трудам предшественников. Они вычленили самое главное, что им могло потребоваться и провели расследование. С первых страниц перед читателем разворачивается масштабное полотно становления будущего писателя, интересующегося сказаниями народов Северной Европы. Причём читал он их исключительно в оригинальном исполнении, для чего предварительно учил соответствующие языки, пусть на них кроме него и нескольких других исследователей уже никто и пары слов связать не мог.

Складывается впечатление, будто Толкин всю жизнь создавал эльфийский словарь. Прашкевич и Соловьёв то и дело помещают в текст соответствующие выдержки. Не совсем понятно, что именно они хотели этим показать, но подобные вставки не дают читателю забыть, что он знакомится с биографией человека, разработавшего с нуля несколько языков для придуманного им мира. Впрочем, биографы скорее склонны искать корни всех слов Средиземья среди известных Толкину языков, где свою роль сыграли африкаанс, финский, различные вариации английского и мёртвых готских наречий и что-нибудь ещё.

С делом жизни Толкина читатель знакомится на протяжении всей биографии, но личность писателя так и остаётся для него загадкой. Он удачно женился, попутно обзавёлся детьми, выпивал в общества Клайва Льюиса и других членов организованного для литературных заседаний клуба — это показывается со стороны, не давая конкретных представлений о буднях писателя. Приводимые биографами цитаты только и сообщают о занятости Толкина, вследствие чего ему никак не удаётся закончить «Властелина колец», а кроме того он сильно переживает из-за отказа издательств уделить должное внимание «Сильмариллиону».

Одно читатель уяснит точно — успех к Толкину пришёл благодаря публикации «Хоббита». После чего с него настойчиво стали требовать написать продолжение. Да! Толкин стал заложником ситуации. Он занимался серьёзным делом, но никому это не было интересно. Так бы и остаться ему автором приключенческих историй, не имей он трезвый взгляд на жизнь и право определяться с тем, что действительно нужно писать. Честное слово, с Толкина должны брать пример все писатели мира: надо не трилогии трилогий о пустом клепать, а думать о монументальном сочинении. Вот поэтому Толкин и выделился среди собратьев по перу: он умел ценить себя и не страдал графоманством.

Как бы не был велик замысел «Сильмариллиона», важным в понимании роли Толкина для литературы был и остаётся «Властелин колец». Именно вокруг этого произведения строят биографию Прашкевич и Соловьёв. И когда дело наконец-то доходит до его создания, тогда биографы особенно постарались разобраться с каждым этапом работы над ним. Кажется удивительным, только Толкин сам не знал, что именно он пишет, и чем в итоге всё должно закончиться. В биографии множество писем, сомнений и разных подходов к построению произведения, отчего «Властелин колец» воспринимается работой, которая действительно вместила в себя годы жизни писателя, став итогом всех его замыслов.

У Прашкевича и Соловьёва портрет Толкина вышел без изъянов. Неужели в его жизни не случилось хоть что-то такое, за что можно пожурить?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Геннадий Прашкевич, Владимир Борисов «Станислав Лем» (2015)

Интерпресскон-2016 | Номинация «Критика, публицистика, литературоведение»

Станислав Лем не любил научную фантастику. Кажется, он не любил фантастику вообще. С младых лет ему нужно было заботиться о пропитании, вследствие чего им были написаны произведения, позже оказавшиеся под авторским запретом на переиздание. Мало того, Лем находился в состоянии ужаса от тонн книг, ежегодно выпускаемых издательствами. Категоричность привела Станислава к неутешительному выводу: цензура не требуется — литература сама себя изживёт. Благодаря стараниям Геннадия Прашкевича и Владимира Борисова, лично знавших писателя, читатель может по крупицам восстановить образ польского фантаста, негодовавшего от падкости людской массы на беллетристику мелкого пошиба, возносимую на литературный Олимп. Лем бушевал: его гнев отчётливо заметен.

Прашкевич и Борисов рассказывают о Леме его же словами — иной раз на многие страницы растягивается цитирование произведений и писем. Читателю, плохо знакомому с творчеством польского писателя, надо подходить к данной биографии с осторожностью, дабы не усвоить вкратце основное содержание практически всех произведений Лема. С одной стороны хорошо — всё изложено в доступной и понятной форме. С другой — излишняя откровенность в таком интимном деле, как пересказывание сюжета, практически никогда не приветствуется. Авторов биографии это не останавливает — им не претит делиться информацией из разных источников, порой создавая из ладно выстроенного понимания наполнения работ Лема — поток откровений, не самого лицеприятного вида.

Говорить о чьей-то жизни всегда следует с осторожностью. Лем сызмальства прочувствовал Вторую Мировую войну, покинув родной Львов и переехав в Краков. Он никак не воспринимался в самой Польше, имея огромные тиражи в Советском Союзе. На протяжении многих страниц Прашкевич и Борисов делятся с читателем болью писателя, не имевшем в родной стране права на внимание. Такое положение объясняется не каким-нибудь поводом к пренебрежительному отношению, а сугубо произрастает из особенностей польского менталитета. Лем для поляков был своим, и на этом всё. Позже придёт черёд для знакомства писателя с фантастами США, от чьего творчества он, говоря современным языком, выпадет в осадок. Вот как раз тогда зародится в его мыслях негодование и придёт к нему осознание духовной бедности нового поколения.

В биографии Прашкевич и Борисов приводят фотографии, опосредованно имеющие отношение к Станиславу Лему. Может за скудностью оставшихся после писателя, связанных с его жизнью, карточек, а может в силу других причин, но читатель не обрадуется снимкам мест, имеющих порой одно упоминание в тексте. Они никак не оказывают помощь в понимании самой биографии. Понятно стремление биографов нарезать цитат, не решающихся остановить поток выдержек из авторской речи, но почему они не придали такое же важное значение фотографиям?

О любом суждении Лема Прашкевич и Борисов отзываются уважительно. Может они не стали бы помещать в текст смущающие их моменты. Каждое произведение Лема — прекрасно. Его мысли — пленительны. Он — неоспоримый авторитет. С годами у Лема обострилось желание критиковать действительность, что также преподносится биографами в виде неоспоримых истин. И ведь как-то так случилось, некогда вольный в словах фантаст пришёл к осознанию, подкравшегося к человечеству, упадка моральных ценностей. Началась инфляция литературы. Так и хочется сказать — гореть ей синим пламенем, если будет продолжать отвращать от себя надуманностью описываемых ситуаций.

В целом, биография Станислава Лема достойна всяческого внимания. Биографы вдумчиво изложили немного своих слов, уступив основную часть на страницах главному герою — польскому писателю, оставившему после себя достаточное количество материала. Во многом Станислав Лем был прав.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Стефан Цвейг «Фридрих Ницше», «Зигмунд Фрейд» (1925-32)

От гуманизма разит гноем разъеденных человеческих душ. Подвергаясь идее тотальной жалости к себе, общество подготавливает почву для будущих социальных катастроф: может разразиться война или произойдут другие глобальные перемены — что-то обязательно случится. До Фридриха Ницше подобное утверждение могло быть оспорено, но после него уже никто и никогда, находясь в здравом уме, не найдёт слов для сомнения в пагубности желания человека видеть окружающую действительность в розовых оттенках. Вбивать неоспоримый стержень придётся сильной рукой. Фридрих Ницше же был твёрд мыслями, но слаб в остальном. Именно о бренности бытия немецкого философа взялся рассказать читателю Стефан Цвейг.

Что за мука, терпеть боль и осознавать старость. Фридрих Ницше страдал и не находил себе места. Его действительно делало сильным то, что не убивало, зато каких мучений ему это стоило. Казалось бы, такого не пожелаешь и врагу. Однако, человек есть человек, а значит всем суждено испытать влияние старения организма. Хоть бей кулаком о стену и кричи в порыве дурноты, а изменить собственное положение ты будешь не в состоянии. Кажется, Стефан Цвейг упивается немощью Ницше, загнавшим себя в угол, откуда не было обратного пути.

Природа немилосердна к себе и к созданным ею существам. Поэтому и Фридрих Ницше не видел смысла допустить над собой чью-то власть. От него не зависело только его рождение, в остальном же он сам был вправе решать каким именно образом жить. Навязанные обществом мораль и правила поведения лишь угнетали. Надо было бороться, если не идя на баррикады, то хотя бы за письменным столом. Сражаясь с недугами и выходя победителем, Ницше создавал труды, выражая на страницах отношение к миру.

Ежедневно болела голова, давно подвело зрение, но Ницше твёрдо верил в верность своих мыслей. Почему бы и нет. Он сам себе Заратустра и ему было под силу одолеть грубую физическую силу. В остальном же Фридрих Ницше оставался подверженным смерти. И более никому.

Владея тайнами души, можешь управлять людьми — так следует из понимания жизнеописания Фрейда. Не бумагу истязая, а работая с действительно страдающими от недугов пациентами, Зигмунд совершал удивительное, приходя к поражающим воображение выводам. Фрейд сумел отыскать бессознательное, разгадать сны и построить теорию, раскрывающую Эдипов комплекс. Он не опирался на прежние наработки, активно продвигая собственные. В краткой форме Стефан Цвейг постарался рассказать максимально подробно о достижениях Зигмунда Фрейда.

Миром продолжали владеть воззрения Месмера, а психиатрия зашла в тупик. Нужно было разрабатывать подходы к продолжению её изучения. Фрейд многому научился у Шарко, активно прибегал к практике гипнотического воздействия на пациентов. Вследствие изысканий перед Фрейдом закрылись двери научного мира, он же стал посмешищем. Ключом к успеху для него явилась разработка психоанализа и более глубокое изучение понимания истерии.

Заслуга Зигмунда Фрейда перед психиатрией ещё и в том, что он отчасти отделил её от медицины, позволив лечить души всем желающим, кто в должной мере будет владеть знаниями о его исследованиях. Главным при этом станет не практика, а теория, поскольку в рассуждениях кроется подлинная истина, суть которой нельзя понять, прибегая только к практическим способам без предварительных грамотных умственных заключений.

О чём-то подобном и попытался рассказать Стефан Цвейг, наполнив повествование дополнительной трудной для понимания информацией. А проще говоря, он загромоздил текст лишними словами.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Василий Аксёнов «Таинственная страсть» (2007)

О, дайте мне, пожалуйста, сил,
всё описать, покуда не забыл.

Жизнь — кладезь информации. Зачем читать выдуманные истории, когда всегда можно ознакомиться с воспоминаниями людей? Каждый выбирает на своё усмотрение. Писателям порой нечего о себе рассказать, тогда их фантазия изыскивает образы из неуловимых пределов собственного естества, либо обращается к человеческой культуре вообще, на новый лад позволяя пересказывать плоды чужих творческих мук. Василий Аксёнов был из тех, кто предпочитал говорить о собственной жизни, подвергнув прошлое соответствующим изменениям, чтобы читатель самостоятельно догадывался о моментах биографии автора. Роман «Таинственная страсть» стал чертой, которую Аксёнов подвёл под своей жизнью. На страницах книги его друзья, реалии действительности и уходящий в минус позитивный заряд настроения.

Нужно с юмором относиться к прошлому. Каким бы оно не выглядело сейчас, нагружать себе депрессией всё равно не следует. Разве может молодость восприниматься негативно? Отчего, некогда лёгкому на подъём, ныне впадать в уныние? Аксёнова окружали замечательные люди, о которых будут помнить и без лишних напоминаний. Василию осталось оговорить игнорируемые обществом обстоятельства их жизни, наложив на советские годы при Хрущёве и Брежневе.

Аксёнов легко играет со словами, продолжая создавать произведения в излюбленной манере. Уже не первый раз этого удостаиваются фамилии действующих лиц, чтобы позже не один раз подвергнуться критическому разбору. Также легко Аксёнов обходится с речью, помещая в текст бранные выражения и не стесняясь выражать эмоции красным словцом, даря читателю возможность ещё раз улыбнуться. Впрочем, наблюдая в «Таинственной страсти» за экспрессией Хрущёва в отношении к современному искусству, получаешь дополнительный толчок к восприятию романа Аксёнова.

Именно на лёгкости строится роман. И когда слог автора становился легче воздуха, текст мгновенно нагружался серьёзным разбором происходящего вокруг. Поступь действующих лиц стремительно возносит их на Олимп всеобщего внимания, сталкивая в противоречиях с властью, не желающей видеть в числе граждан страны им подобных. Всё должно быть чётко и лаконично, а в творчестве преобладать соцреализм. До того ли крылатым талантам, жадно выискивающим рифмы для создания ещё одного нетленного стихотворения?

Аксёнов негативно относится к происходящему в Советском Союзе. Он это видит и открыто об этом говорит, раскладывая по пунктам, что его конкретно не устраивает. Только это совершенно не чувствуется в сюжете, покуда действующие лица переполняются от энергии и совершают безумства, не боясь пострадать. Их время было прекрасно той атмосферой, в которой они жили, какой бы она не была на самом деле. Человек может найти отрицательное и даже будет склонен с ним бороться, но смириться никогда не согласится. Главное не капать желчью и не делиться болью, ведь лучше быть не могло. Значит, нужно осознать прошлое и принять его. У будущих поколений будут другие проблемы.

«Наша цепь — коммунизм» гласит одна из страниц. Есть в таком понимании ощутимая доля сатиры. Ею пронизана вся книга. Грусть приходит лишь когда настаёт пора прощаться с действующими лицами: люди смертны и этого у них не отнять. Аксёнов оставался последним, кто обязан был рассказать о их совместном прошлом. Его сразила смерть «Вертикалова» в сорок два года, также тяжело он перенёс смерть «Роберта Эра». Былое минуло вместе со страной, настало время иной действительности, о которой теперь рассказывают следующие поколения писателей. Для шестидесятников мир казался не таким, каким его воспринимают люди, чья молодость пришлась на девяностые.

Светлое постоянно маячит где-то впереди. Нужно стремиться к стабильности. К сожалению, человека всегда всё не устраивает, включая стабильность.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Стефан Цвейг «Подвиг Магеллана» (1938)

На заблуждениях строится будущее. Нужно сильно ошибаться, чтобы твоим предположениям поверили. И когда верят — ищут искомое и добиваются аналогичного, но правдивого результата. То так ли важно — ошибался ли кто-нибудь вообще? Касательно Магеллана можно сказать следующее — он поверил чужим заблуждениям, уговорил испанского короля на выделение средств для экспедиции и отправился на запад с целью добиться того, чего не сумел осуществить Христофор Колумб, то есть доплыть до Индии. Потомки знают о факте подвига Магеллана, но им неведомы обстоятельства его путешествия. На самом деле, о плавании португальца доподлинно ничего неизвестно, так как документы были уничтожены, а его имя опорочено. Стефан Цвейг взял на себя ответственную задачу восстановить ход экспедиции, поведав читателю о её предпосылках, самом плавании и роли для истории.

Начинает Цвейг издалека. Он желает убедить читателя в важности специй и их высоком значении для обществе того времени. И только после этого берётся рассказать про скромного дворянина Фернана ди Магальяйнша, начинавшего жизненный путь обыкновенным матросом. Фернан был молчаливым человеком, предпринимающим какое-либо решение после долгих раздумий. Каждый его шаг имеет обоснование. Он мог поступать отчаянно, если того требовали обстоятельства. Не раз мог сгинуть в безвестности, но достойно отслужил в Индии и в пределах Малайского полуострова, чтобы к тридцати пяти годам вернуться домой, имея единственную мечту — добраться с западной стороны до Островов пряностей (они же Молуккские острова в составе одной из индонезийских групп островов). И этому есть логическое объяснение, заключающееся в Тордесильясском договоре, одобренном буллой папы Юлия II, о разделе сфер влияния по демаркационным линиям между Испанией и Португалией: одна часть не открытых тогда ещё земель отходила Испании, а другая Португалии.

Скрупулёзно Цвейг разбирает все детали готовящегося путешествия Магеллана, уделяя внимание мелочам. Вот Магальяйнш заручился словами своего короля о вольном самоопределении, что ему не будут чинить препятствий, если тот наймётся на корабли других монархов. С той поры Фернан и стал известен под фамилией Магеллана, ибо его временным домом стала Испания, король которой пообещал мореплавателю золотые горы и открытые им земли в распоряжение, коли тот поплывёт на запад и найдёт по пути определённое количество земель. Читатель ещё не знает, как печально сложится дальнейшая судьба Магеллана и как будут разрушены все мечты, хоть и суждено тому открыть южный проход и первым из европейцев проплыть Тихий океан.

Цвейг дополнительно останавливается на том факте, что Магеллан был португальцем, а команда его кораблей в преобладающем большинстве состояла из испанцев. Это сыграло роковую роль, вследствие которой потомки не знают достоверных сведений о первом кругосветном путешествии. Ныне остаётся гадать, как там было на самом деле. Поэтому не стоит принимать историю Цвейга за правдивую — книга «Подвиг Магеллана» является его предположениями об экспедиции. Её вполне можно принять за беллетризированную адаптацию. Но это не так. К художественной литературе «Подвиг Магеллана» отношения не имеет. Это скорее дань исторической справедливости, где Стефан старается возвысить имя португальского мореплавателя, а членов его команды очернить, поскольку на кораблях был один идеальный человек в окружении предательски настроенных соперников. Не раз Магеллан терпит неудачи. Непонятно каким образом он держал часть команды в узде, когда другая бунтовала. Кто-то самовольно уплыл назад, забрав с собой весь фураж, оставив Магеллана без пропитания перед преодолением бескрайнего Тихого океана.

Кажется, Тихий океан легко переплыть. Он ведь Тихий. Магеллану действительно везло. Он без труда преодолел южный проход (ныне Магелланов пролив), долго плыл и наконец-то достиг земель, отдалённо напоминающие те, где ему довелось в молодости служить. Цвейг акцентирует внимание на преодолении самого океана, давая этому высокую оценку. Читатель может сам в этом убедиться, ведь Колумб плыл всего тридцать дней до Нового Света, тогда как Магеллан более ста дней не мог найти пристанища для кораблей. Казалось, вот-вот под ними разверзнется обрыв, если мир всё-таки не круглый, а плоский. Потомки знают, Магеллан одолел препятствия. Не было ему везения лишь на Филиппинах, где он пал жертвой вождя Лапу-Лапу на острове Мактан. Самое удивительное, Лапу-Лапу был мусульманином: может это и послужило причиной агрессии после попыток экипажа прибывших к его острову кораблей обратить местное население в христианство.

Именно так трактует плавание Цвейг. После смерти Магеллана на команду оставшихся кораблей несчастья сыпались в ещё большем количестве. Им предстояло без захода в порты доплыть до Испании, минуя португальские колонии в Африке. Путешествие вышло примечательным, но о нём известно ещё меньше, поскольку высоких идеалов никто уже не питал, пиратствуя и плывя дальше едва ли не по наитию.

Фернан Магеллан мечтал о многом, но ему так и не суждено было лично стяжать славу. О нём помнят, что он первым обогнул Землю. А тех, кто ему мешал и получил славу при своей жизни, никто теперь не назовёт. Не было счастья и детям Магеллана, они умерли раньше него самого, как и его жена. За великим подвигом скрыто больше горестных слёз, нежели радости. Обогнуть-то Магеллан обогнул, да нужно ли это было людям? Как тащили волоком корабли через Панамский перешеек, так и продолжали тащить. Спускаться до южного прохода решался только Френсис Дрейк.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Ашот Арзуманян «Адмирал» (1980)

Трудно себе представить, чтобы молодой человек из Нагорного Карабаха по имени Ованес Тер-Исаакян смог стать выше мнения многих людей, считавших невозможным извлечь пользу из уроженца Армении на корабельном поприще и отказавших ему в 1914 году в поступлении в Петроградский Морской Корпус. Будущему Адмиралу Флота Советского Союза помешало и отсутствие дворянства, без которого ему бы всё равно отказали при приёме в учебное учреждение. Если бы не нужда Российской Империи в большом количестве подготовленных моряков, то судьба Ивана Степановича Исакова могла сложиться иначе, но в том же 1914 году открылись гардемаринские классы, куда Ованес сразу подал заявление. Ашот Арзуманян взял на себя труд рассказать о своём знаменитом соотечественнике, частично справившись с данной задачей превосходно, но всё-таки не до конца отлично.

Когда-то Армения была большой и имела выход к морю. Были среди армян и мореходы. За давностью событий это забылось, как и восприятие кавказских народов ввиду размаха Советского Союза с преувеличенным значением превалирующей нации. Но в душе многих армян сохранилась такая мечта и до наших дней. Ваник Исаакян мечтал о море страстно, читая книги о приключениях на воде и документальную литературу, поэтому не стоит удивляться, что он для себя твёрдо определил жизненный путь. Ашот Арзуманян о детстве и юношестве Исакова предпочёл сообщить читателю в художественном стиле, красиво описав родителей, предысторию рода и тёплые семейные отношения. Ваник имел богатые традиции — его предки участвовали в важных событиях на Кавказе, применяя свой опыт во время войн с Персией и Османской Империей, начиная с отстаивания в неприкосновенности родного Шуши. Мечты Ованеса о море принимали за шутку, но все всегда были готовы к его достойному будущему. Но и не это самое главное — Арзуманян начинает книгу с совсем другого момента.

Когда Вторая Мировая война закончилась, необходимость заботиться об обороне страны по прежнему была сильна. Собравшийся уйти в академическую и литературную деятельность, Исаков был вызван лично к Сталину, где от него потребовали продолжать служить Советскому Союзу с прежними обязанностями. Для Исакова это было затруднительно, так как во время войны он потерял ногу, но со Сталиным пришлось согласиться. Именно с такого эпизода, когда читатель понял и осознал всё значение Исакова для истории, Арзуманян и предлагает начать чтение книги, написанной в разных манерах, не имея чёткой структуры. Этот труд должен был быть опубликован, поэтому пришлось кропотливо собирать материал, используя обширную переписку Адмирала с его сослуживцами и родственниками, а также проводить дискуссионные собрания с современниками Исакова, чтобы получилась наиболее объективная картина жизни замечательного человека.

Напористый и правдолюбивый человек всегда может достичь высоких должностей, если будет по душе тем людям, с которыми его сведёт судьба. Известная поговорка о том, что всё хорошее тонет, а плохое всплывает — весьма актуальна для людей, отдавших себя полностью морской стихии. С утонувших кораблей хорошие люди никогда не спасаются — это Исаков усвоил ещё во время учёбы, постоянно изучая историю провальной русско-японской войны 1905 года. Время учёбы осложнялось ещё и тем, что общество лихорадило, а до падения Империи остались считанные годы. Исаков всегда старался соблюдать нейтралитет, тем не менее пользуясь авторитетом у сослуживцев, к каждому из которых он умел найти подход. Кажется, может ли кто-то добиться капитанской должности не являясь при этом членом партии? Исаков на личном примере доказал — можно, оттягивая срок вступления на десятилетия, твёрдо заявляя, что в своё время он этот момент пропустил, а теперь не желает оказаться в толпе других.

Читатель практически с головой погружается в приводимые Арзуманяном письма, следя за становлением Адмирала. К сожалению, за тёплым отношением Исакова к людям, нельзя разглядеть самую главную составляющую жизни — отражение того дела, которому Иван Степанович себя посвятил. Во многом, это связано с тем, что Арзуманян имеет опосредованное отношение к морскому делу, и он не ставил себе задачу отражать именно эту сторону. В кратких моментах читатель понимает, что Исаков руководил обороной Ленинграда, вёл активную деятельность на Чёрном море, а потом потерял ногу при авианалёте на Гойтх, когда он думал о действиях для остановки продвижения Германии на Кавказ. Кажется, Крым не сразу покорился немецкому государству, сопротивляясь продолжительное время — это тоже заслуга Исакова, решившего до начала войны убедить всех в необходимости построить оборонительные укрепления: будь они построены полностью, то полуостров можно было отстоять.

Другой причиной, объясняющей читателю скудное отражение военной стороны книги, является иной принцип ведения боевых действий, нежели человечество использовало ранее. Увидеть сражение кораблей в открытом море — редкое явление. Вторая Мировая война внесла определённую ясность, наделив флот новыми для него функциями. Отныне корабли перевозят людей, сопровождают грузы, участвуют в спасательных операциях и являются мобильными площадками присутствия в другом регионе. Взять порт только с моря стало невозможным — для этого нужна помощь авиации и армии. Именно скоординированное действие всех имеющихся сил способно принести успех. Кое-что Арзуманян скажет и о роли подводных лодок, деятельностью которых Исаков очень интересовался, понимая важное значение в изменяющихся условиях ведения войны.

Всем известный крейсер «Аврора», принимавший участие в Цусимском сражении, помогавший спасать людей при землетрясении в Мессине, ставший символом Октябрьской революции, оборонявший Ленинград, к концу Второй Мировой войны был должен списан в утиль, но благодаря стараниям Исакова получил новую жизнь, став музеем. Кроме этого факта, Арзуманян предлагает читателю ознакомиться с интересными рассуждениями Адмирала, хорошо знавшим историю морского дела. Так, например, Российская Империя помогала Северным Американским Штатам в годы гражданской войны с Югом, снимая морские блокады Британии, удивив многих, придя на кораблях одновременно сразу в Нью-Йорк и Фриско, расположенные на противоположных побережьях Америки.

Иван Степанович прожил интересную жизнь и добился поставленных целей, оставив своё имя в истории. Но для художественной литературы у Исакова не хватало времени, а когда оно появилось, то уже не позволило писать здоровье.

Автор: Константин Трунин

» Read more

1 8 9 10 11