trounin.ru

Эта история у Саути среди финнов происходила, но Жуковский заветам оссианским верен, ему не так важно, где по легенде действие было, лишь бы стих должным образом оказался оценен. Представить полагалось читателю замок в далёком краю, окружённый водой — глубины неизмеримой: не прятал там жирный пингвин грузную тушу свою, никем из животных за водопой не ценимой. Обходила озеро вся божья тварь, людей мрачность места не пугала, может оттого и сложилась встарь — легенда, как беса сия вода привлекала. Жертвой Доника падёт, дочь замка правителя, в её теле сатана место найдёт, тем заставив сложить легенду сказителя.

Ничего странного, если Саути поэзию знать. Мертвец где-то обязательно сокрыт. Мёртвые среди живых любят обитать, ни какой в том не стыд. Только зачем сила дьявольская решила тело девицы похитить? Отчего девица вмиг умерла? Неужели, просто ради стремления чувство самолюбия насытить? Посмотреть, как в счастье девица жила. Собиралась она семейную радость обрести, к свадьбе приготовления шли, оставалось любимого к алтарю подвести, как потекут благостные в супружестве дни.

Нечистая сила в момент прогулки вмешалась, когда бродили молодые вдоль воды. Девушка упала, может опросталась, её кожа побелела, губы бледны. Стала странной она, замкнутой чрезмерно, иной жизнью зажила: от испуга наверно, неспроста тогда наземь легла. Кожа бледной оставалась, окрасился синим оттенком рот. Тут бы жениху одуматься, да он желает жениться. Любовь в нём с прежней силой живёт, в сей слепоте не может от невесты отрешиться. Станет ясно ему, кто в девице поселился, он на брачной церемонии за руку возьмёт, как беса дух от невесты тут же отделился, была рука холодна как лёд.

Погибла любовь, девушки не стало. Церемония закончилась трауром тогда: тело на глазах угасало, уже не была девица бледна. Несколько недель жил под её обликом бес, был он на редкость искусным кукловодом, в тело он запрет на тление внес, мог пребывать в нём год за годом. Не думали люди, почему девица ест мало, отчего собаки её сторонятся. Теперь всё ясным стало. Как раньше не смогли догадаться?

Тревожит то, как догадаться не могли… Неделей ранее цвела! Делилась планами, плела цветы. Теперь — внезапно умерла. Можно ли поверить… особенно, ежели любил. Как назад время отмерить? Понять, где беду пропустил. Недаром Жуковский взялся за балладу со столь печальным сюжетом, горе сходное он пережил, его муза не простилась с поэтом, он сам её невольно отпустил. Кого винить? Разве свою персону. С прощанья прошёл малый срок. Недавно отъехал от её крова к родному дому, весть пришла: она уже не живёт.

Не живёт она? Возможно, в самом деле? Цвела в благоухании — в ожидании родов пребывала. В её душе птицы ведь пели, столь страшного исхода сама не ожидала. Но смерть пришла, никогда о том не предупреждая, в тридцать лет любовь Жуковского умерла, совсем юная и довольно для него молодая. Тут балладу Саути и следовало начать переводить, таким образом души успокаивая грусть, всё равно никогда не сможет Василий забыть, оказалась утраченной прежней жизни суть.

Да, мрачные воды человека окружают. Никто не селится в водах тех. Воды злобу на людях вымещают. Войти в ту воду — человеку грех. А если воды пожелают, истерзают душу без стеснения. От их влияния души всегда умирают — в том нет у человека сомнения.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Баллада переведена Василием Жуковским в 1831 году

Увы, погибель человека неизбежна. Принять то трудно, но принятие приходит. Когда покидает последняя надежда, в другом каждый утерю находит. Так судить — позиция земных созданий, иное дело, если речь касается богов. Что мы знаем из древних преданий, что сообщает европейской культуры основа основ? Есть богиня плодородия — Церера, дочь она утеряла по воле Плутона, в то и сейчас сильна людей вера, будто ушла в царство мёртвых Персефона: она у римлян Прозерпина. Плачет мать — природа увядает: для матери потеря едина, только когда дочь увидит — всё расцветает. Шиллер иначе на миф решил взглянуть, его сестра недавно умерла в молодых годах. Нужно показать — былое не вернуть. Ответ для того в каких найти словах?

К Юпитеру Церера взывала. Должен он снизойти до мольбы. От причитаний отдохновенья не знала, по всему миру вяли цветы. Но есть ли власть у кого над богом чертогов подземных? Послушается ли кого Плутон? Да не бывает богов примерных. Каждый строптивостью из них наделён. Не соглашался Плутон, воли на то не давал, Юпитер казался бессильным, а мир всё больше увядал, каждый мнил — стал при жизни мёртвым. Земля высыхала и не давала урожай, мрачное время наступало, но Прозерпины образ Церера забывай, навек её не стало. Когда всё поняла она, на срок в шесть месяцев о грусти позабыв, расцвела цветами земля, прекраснее прежнего быв.

Так к чему пытался Шиллер склонить? Он Церере иное дал понимание необходимости смириться. Дочерью любое напоминание может быть, которого видом пожелаешь насладиться. Допустим, цветы, чем не замена дочери юной? Раз не дано вернуть дитя родное. Прошёл пик тоски вчерашней бурной, теперь за память нужно принимать другое. Пусть миф иначе былое трактовал, там мать обретала на краткое время дочь, но ведь из людей ещё никто так не оживал, нужно ожидание сие превозмочь. Потому, отражение умерших следует искать в умиротворении, никого за утрату не кляня. Об этом и прочтём в стихотворении, вспоминая непременно себя.

Как тут не обратить внимание на горе всех людей, должных неизбежное принимать, не знающих, с кем поделиться мукой своей, о чём в злобе к небу причитать. Вот яркий пример — Шиллера баллада, как бы она написана не была, хватило бы понимания её лада, как сразу станет долго нужна. Писал Фридрих о больном, что терзало его, о себе писал самом, что отпустить не могло. Как смириться, получится ли перенести утрату? Чем образ сестры заменить? Где найти силы брату, так привыкшего кровь родную ценить? Он решил: Церера обрела дочь в цветах, ими любование приносило облегчение. У Фридриха другое на устах — покой приносило новое стихотворение.

А как другие? Например, Жуковский в горе неизбывном был. Проклясть бы мир, имей к тому возможность. Погибла та, кого он сильнее всех любил: от родов скончалась, имев неосторожность. Василий чувствами пылал издавно, баллады связывал лишь с ней, но смерть пришла столь странно, пережить теперь это сумей. Оттого, читатель должен заметить, к теме несчастной любви стремился перейти поэт. Может луч поэзии осветит, хотя бы могилу той, кого уж нет. Требовалось найти смирение, как и Шиллер… Василий его находил, рождалось ещё одно в переводе стихотворение, сам себе отвлечение Жуковский находил. И, надо думать, переводчик из другой страны, не из простого любопытства брался «Жалобу Цереры» переводить, он думал, как смягчить муки свои, желая найти образ, способный заменить.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Баллада переведена Василием Жуковским в 1831 году

Говорят, за счастье нужно бороться. И каждый за лучшую долю бьётся. О главнейшем забывая! Получив счастье, отдать должен самое дорогое, пусть будет нечто золотое, иного не предполагая. Но кто согласится, забыв про равновесие сил в природе? Если возвысился, то позабыл о народе. Человек таков: скажут. Если обогатился, нищим не подал. Если преуспел, другим жизнь сломал. Помнить нужно: за такое накажут. Нет, род людской стерпит, ему не судить. Боги будут карой грозить. Тогда померкнут для счастливца небеса. Дабы быть верным, с историей Поликрата надо ознакомить, лучше тогда получиться запомнить. Ибо не пустые тут словеса.

Поликрат — острова Самос тиран, покоритель соседних стран. Властитель, обласканный судьбой. Что ни день, к нему едет гонец, говоря: очередному владыке конец, одолели его мы войной. Не к добру такое положение дел: египетский царь ему сказать смел, в гостях у Поликрата бывший, — сам сына богам в жертву приносил, лишь бы жребий обильного счастья меня отпустил, отдай богам предмет зависти других, тебе он лишний. Здраво рассудил Поликрат, потерять драгоценность он окажется рад, и богам радость доставит. В море перстень бросил дорогой, небывалой ценности: очень большой. Может тем часть счастья убавит. Видимо, должен больше был Поликрат отдать, за один перстень не дано ему богами управлять. Оказалось тщетным старание. Вскоре доставили рыбу ко столу, то подарок рыбака был. Внутри рыбы тот самый перстень жиром заплыл. Таково древнее предание.

История сообщает — казнит Поликрата персидский сатрап, будет тиран острова Самос распят. Кому такое пожелаешь? А насколько человек согласен терять? Насколько нечто за счастье он может отдать? Сам того не знаешь. Ответ довольно прост: ничего. Взять согласен же всё. Неумеренный аппетит! Оттого и дорога к счастью сложна, не прощает скупости она, нисколько толком не обогатит. Вздор, конечно, — люди выразят сомненье. Глядя на власть имущих, у них иное впечатленье. Что же, на то подобные легенды и слагаются. Надо к совести хоть самую малость взывать, вдруг действительно — с судьбою не стоит играть. Случается такое, счастьем наделённые даже с жизнью жестоко прощаются.

К слову, царь Египта с Самоса бежал, словно грядущее доподлинно знал. Будет худо, раз боги дар отказались принять. Что оставалось Поликрату… неизбежное ждать, смертью мучительной он будет умирать. Но разве должен был тиран унывать? Легенда не сообщает, насколько Поликрат жизнь сохранить стремился, со сколькими сокровищами простился. Мог и остров пустить на дно! О том не дошло сведений до нас, одна догадка потому родилась: скупость из богов не оценил никто. Что перстень один? Всё должен отдать Поликрат. Он же — гордостью пребывал объят. Жалкий перстень бросил в море. Потому смерть принять в муках приговорён, за прижизненное счастье погибнуть обречён. Нужно ли подобное горе?

Прямо назидание, кому его Шиллер мог направить? Чей пыл так стремился ославить? Оставим то без рассмотрения. История важна, какое бы не жило поколение ныне, лишь бы находилось достоинство в родителя дочери и сыне. Хватит для знакомства и выражения о легенде про Поликрата впечатления.

Что до России, снова Жуковский поэзию Шилллера брался переводить, показывая людям, как нужно за счастье судьбу благодарить. Перевод выполнил точно опять. Особый у Василия к творчеству Фридриха подход, где иным мыслям Жуковский места не найдёт. Следует это непременно помнить и знать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Баллада переводилась Василием Жуковским с 1818 по 1831 год

Кто есть человек — как понять? Это тот, кто способен предать? Или тот, в чьей гибнут люди пасти? Если он решил дорваться до власти. Или тот, кому на всех плевать? Лишь бы златом обладать. Или тот, кто положение поправить желает? Сам себя в водоворот бросает. Всякий человек случается быть. Есть и такой, чью доброту не сможешь забыть. Есть и такой, кто последнюю рубашку отдаст. Но чаще встречается тот тип, который с потрохами продаст. Такова жизнь, полнится различиями она. Одним мир подавай, других манит война. Но кто с рождения никто, тот всего желает добиваться легко, стараний почти не прилагая, однажды в омут с головой ныряя. Говорят, при короле одного из итальянских царств, а Италия — родина коварств, случилось властелину провозгласить: «Кто достанет со дна кубок, будет сладко жить».

Но кто согласится поступить отважно? Весёлые, они стояли вальяжно. Не соглашались со скалы нырять вниз головой, хватит нажитого до старости с лихвой. Положение, слава, имущество, злато? Не надо, при короле и без того живётся богато. И вышел тогда паж, совсем ребёнок. Снял портки, нырнуть был он ловок. Ушёл в водоворот, в себя воду глотавший, и не выплывал, верно смерть от стихии принявший. То жерло реки, разинувшее рот, под скалою существовало не первый уж год. Когда разбегались волны, и судно мимо шло, поглощало без остатка его речное жерло. Щепки оставались на поверхности воды, стоило стихии утихнуть. От зрелища такого, будь свидетель, долго не мог отвыкнуть.

Рано юношу и его смелость хоронить. Иным полагалось удивить. Всплывёт он, поведает, как сумел жизнь сохранить. Король поверит, но предложит ещё раз прыжок совершить. Зачем? Получит тогда дочь в жёны, наследником царства станет. Разве откажется паж? Нет, он в воду камнем грянет. Выплывет? Отнюдь, не видали даже его труп. Видимо, нашёл на дне речном больший уют. Как знать, призвал храбреца подводный король, оценивший ловкость юношескую не скупо столь. Иная мораль у сюжета, ведь для того баллада и спета.

Как понимать? В зависимости от слова, названием послужившим. Шиллер суть в «Ныряльщике» видел, его на стих и вдохновившим. Нырявший человек — судьбы испытатель, о лучшей доле постоянный мечтатель. Из каких бы побуждений жизнью не рисковал, он обрести недоступное ему желал. Здравое рассуждение молодых лет всегда таково: если сегодня не взять, завтра не возьмёшь ничего. Не стал влачить существование паж, богиня удачи даст выплыть и во второй раз. Иной читатель увидит в ныряльщике человека жадного, потому и ему крайне неприятного. Как не трактуй, человек погиб, на риск идя. Не других он обирал, отнимал жизнь сам у себя.

Перевод баллады — дело особое. Для опытных поэтов вовсе не новое. Кому-то ныряльщик — это «Водолаз». Его тело утонуло, душа на небо вознеслась. Жуковский суть баллады в «Кубок» заключил. Разве несправедливым Василий был? Кубок — человека беда. Губит людей злато всегда. Не человеком он мыслит своё естество, когда за малое ему обещают отдать всё. Не из помыслов плохих паж возмечтал о благе, ему бы дольше пожить — стать героем в итальянской саге. Да отчего родился в тех краях столь отчаянный воин? Давно Италии такой сын не достоин. А если выплыви с попытки второй… возмужай, улыбку сокрой, стань властелином, жестоким к подданным будь. И кубок со скалы бросать каждый год не забудь!

Автор: Константин Трунин

» Read more

Баллада переведена Василием Жуковским в 1828 году

Всегда читатель вопросом задаётся: зачем написано произведенье, к чему сотворено стихотворенье? Толком смысла ведь не придаётся. Допустим, Шиллер про Трою писал, говорил о важных событиях войны, насколько важны должны быть они. И как он это подавал? Но раз желалось сотворить, падение троянцев до конца показав, новым Гомером отчасти став: тогда можно объяснить. Повержен град Приама наконец, рабами стали Илиона жители, ахейцы теперь для них гонители… принимай род Атридов власти венец. Да возроптал тогда же всяк, горькой судьбой гонимый, мраком души томимый, видевший в случившемся знак. Пусть ясно — пал Илион, Шиллеру надо было дописать исторический момент, использовал он веский аргумент: его точку зрения в балладе прочтём.

Не просто баллада — песня хоровая, как древние греки её на театральных представлениях пели, когда ещё выделить главного героя не смели, в том направлении мысли не прилагая. Петь хору полагалось, прочие лица за ним скрывались, отдельными голосами из толпы певших они раздавались, только так тогда возможным и представлялось. Певцов единство — стройный ряд: кто был среди них как победитель, кто судьбы своей хулитель? Предположишь, но не угадаешь никак. В таком духе решил Шиллер повествовать, отправив одних героев морем плыть, других — по земле следом бродить. На что ахейцы и троянцы могли тогда уповать?

Судьба поверженных понятна, презрения они достойны, за их унижение ахейцы спокойны, плывут с рабами обратно. Да разве следует так понимать? С презренными разве бились… кровью презренной разве в боях омылись? Не стоит, разве, честь погибшим всем воздавать? Тот же Гектор, воин в величии почивший, сражённый Ахилла рукой, так же — как ахейцы — герой, смертью мать с отцом омрачивший. И не Гектор один, всякий троянец, принявший гибель. Кого хулить, Париса, вероятно? Он-де поступил отвратно. Пусть аид ему будет отныне обитель. А разве достойны славы ахейцы сами? Живыми отчего-то оставшиеся. Может за славой вовсе не гнавшиеся. И такие речи произносились хора устами.

Завершилось противостояние, как о нём после судить не пытайся, делать то хоть красноречиво старайся, останется оно для потомков словно древнее предание. Всё-таки, из известнейших войн первая, нашедшая в поэмах и трагиков пьесах воплощение, ровно как и Шиллером не одно сложено стихотворение. Значит, на века легенда рождена верная. Как бы не жил человек потом, довольно про с Троей войну писать, ничего иного вовсе не сочинять, отправив не былое, а новое на слом. Может к тому и вёл Шиллер речь, о чём не сразу догадаться сумеешь, разного наговорить посмеешь, дабы стихотворением разум увлечь. Нет, не из простых побуждений Шиллер писал, представлял последствия войн без прикрас, в каждом поколении касающихся нас, но отказываться от войн никто поныне так и не пожелал.

Пить одно вино победителям и поражение принявших, сейчас они — враги до от нетерпения вражды, будут враждовать и их сыны, а после для далёких потомков преданием ставших. И снова война, речи неизменны остаются: почитания достойны павшие, уважения достойны проигравшие. Новые слова всё никак не найдутся.

Позволим о Жуковском оговориться. Зачем притворяться… Не его ли переводом баллады Шиллера могли наслаждаться? Никак не забыться. То неизвестно доподлинно, переводил вроде бы он, по его рукописям того не установлено, заметок в той же мере на найдём. И рифма — бледная довольно… Но раз принято считать. Поступим произвольно, Жуковского за переводчика и будем знать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Баллада переведена Василием Жуковским в 1822 году

О как же бились за господство, рубились до смерти Шотландии сыны: трещали латы, панцирь разрывало. Уже минули свар тех кровопролитных дни, мирно жить отныне время настало. Но как не вспомнить про былое? Вернуть великолепие ушедших битв… допустить до легенд исчадие из преданий злое, услышать причитание молитв. Ведь могло такое быть, чтобы мёртвые призраками бродили, желая чашу до конца испить, к живым они во мраке ночи приходили. И был тот эпизод на самом деле, о котором Вальтер Скотт балладу сложил? Кто тот рыцарь, в самом деле, что у маяка в дождливую ночь бродил? Но и хозяин замка кто, отправившийся убивать врага: вернулся, когда стало темно, кровь запеклась на доспехах, но оставалась свежа. Загадками томил читателя писатель, в поэзии сперва признание нашедший, и он стался ваятель, о таком повествовать смевший.

Картина Шотландии даётся. Вроде бы война. Но куда рыцарь несётся? Не знает того и жена. Вроде битва зреет, англичан кровь пора пускать, но рыцарь туда отправляться не смеет, иного думал тогда желать. Чего? Он не бился в бою. Не рубился во славу. Не видел в деле рыцаря Боклю, не отдаст почести бойца по праву. Нет, рыцарь не сражался, но с кем же он бился? От его доспехов лом остался, сам рыцарь весьма утомился. В ранах вернулся… О чём думать тогда? Неужели, сражался за честь англичан? Подобная мысль очень вредна, все подтвердят: не было его там.

Вопросил рыцарь пажа, стоило вернуться, узнавая: где госпожа, когда изволят проснуться? Оне к маяку ходили в ночь, с чёрным рыцарем беседу вели, предлагали сомнения превозмочь, дабы к замку скорее брели. Не будет хозяина дома: ещё говорила мадам, — он в окружении звона, сопротивляется мечам. Что же поделать рыцарю теперь? Рядом с женою возлёг. Заснул и не слышал, как приоткрылась дверь, чёрный рыцарь ступил на порог. Он — призрак! Он сам такую речь недавно вёл. И помыслы его ясны, коли растерзан хозяином замка был. Дальнейшее Вальтер Скотт не учёл, а может жар его остыл. По коже мурашки пошли, тут бы неведомому случиться, но сказано лишь: в монахи они ушли, с мирской жизнь решили проститься.

В мрачных тонах любили поэты Туманного Альбиона творить, призраками наполняя повествование. И верно, таких историй долго не сможешь забыть, поражало воображение поэта старание. Мрачный рыцарь под проливным дождём, он боится к замку идти, слышит колокольный звон, ещё и по мёртвому тризну священник поёт — рыцарю страшно, он думает: справляют поминки по нём. А тут одна госпожа, томимая желанием плоти, в замок на ложе зазывает. И мрачный рыцарь думал, дрожа, всё равно никак не решаясь, пусть и умер — но и мёртвым пожить ещё желает. Но судьбою приставлен к маяку, у которого прикован провидения цепями, способен отойти от них лишь к Иванову дню, не сможет того сделать иными днями. Как раз время свершилось, но вернулся убивший его, тогда то и сердце читателя быстрее забилось, ведь, нагрянув к спящим, мог убить легко.

Позволим отступить от повествованья, напомним о том, кто руку в России приложил. То были умелые старанья. Конечно, Жуковский переводчиком был. Поведал подробно, немного изменений он внёс, но и то было сделать сложно, языком всё-таки другим он балладу донёс.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Бритва Оккама — для ранней поэзии Людвига Уланда нужна. Подобие из Оссиана — дополнит она. Не одной Швабией следует жить, важно смотреть за пределы родного края, потому потребовалось правки вносить, что проделал Жуковский легко, почти играя. Взялся он за молодого поэта всерьёз, убрав из поэзии немца длинноты, да не станет лить читатель слёз. Где ещё такой красоты строки найдёшь ты? До бесстыдства лаконично, душу пронзает неимоверно, словно жить — для человека вторично, а существовать — вовсе скверно. Жизнь будто далась на краткое мгновение, дабы о тебе кто после в малом количестве строк балладу сложил, чтобы родилось стихотворение, которым род людской для себя оправдание умело находил. Мораль всегда едина — за грех обязательно придёт воздаяние! Относитесь к другим терпимо, иначе и вас коснётся такое же страдание.

Вот «Мщение» — баллада… в двенадцать строк. Давалась человеку награда, иную принять он не мог. Слуга рыцаря убил, замыслив сам оным стать, мыслью о рыцарстве жил, не будут его унижать. Под покровом темноты, вонзив в господина остриё, бросил тело в воды реки, думая: теперь его всё. Облачился в латы, воссел на коня, поскакал. Впереди переправа, править конём верно не смог. Долго читатель не томился — вскоре узнал: конь сбросил седока, тот под мостом и утоп.

«Три песни» — баллада в двадцать строк. Тут давалось представление о нравах севера. По сюжету скальд на смерть конунга обрёк, ибо душа его в справедливость верила. Конунг Освальд песни пожелал, вышел скальд с арфой и мечом. Долго конунг ему не внимал, вскоре стался рассечён. Хватило скальду громогласно заявить, песен так и не сложив, за сметь отца он пришёл конунга бить, его выпады в честном бою отразив. Пока Освальд меч доставал, готовясь порыв скальда остудить, свет в глазах его погасал, сумел убийца главу пополам разрубить. А третья песня сказана была уже над трупом, скальда ослабли уста — в мире мёртвых теперь раскаивается конунг о проступке глупом: совесть сына перед отцом чиста.

Баллада «Геральд» — предание об одном конунге славном, Швецией с Данией он правил. Держал он часто верх в подвиге бранном, но жизнь при странных обстоятельствах оставил. С войском путь через лес лежал: лес, пугающий северян. И Геральд перед его могуществом не устоял, почил навечно там. Явились созданья — духи природы: они приложили старанья — пропал Геральд с войском на годы. Известно лишь, как в таинственности люди растворились, фей поддавшись очарованью. Видно, устав от боя, дружелюбию мира они покорились, дав родиться в народе преданью. Один Геральд не поддался веселью, мрачно он оборону держал, оттого в лесу обрёл он келью, поднимая меч, когда его ветер обдувал. Биться Геральд готов, поныне в том лесу он в забвении бьётся, но кончается поток слов, прекраснее, чем у Жуковского, увы, их не найдётся.

Да, бритва Оккама к месту пришлась. Хотелось бы такое видеть в личного сочинения Василием баллад. Ведь и у него длиннота противная прижилась, придающая объём, но расстраивающая ровного повествования лад. Полезно лишнее отсекать, сколь не жалей трудов, так тяжело поступать: не каждый это делать готов. Ладно прозы сочинитель, допишет без затруднений. Поэту проще стихотворение заново переписать. Только как избавишься от многих сомнений, муза не может вечно в залоге душу держать. В том и беда — чужое готов кромсать без сожаления. Своё же — никогда: никакого в поэте нет на то сомнения.

Автор: Константин Трунин

» Read more

А в жизни страсти место есть? Так отчего не правят страсти миром? Только и слышима весть: буря восстала вслед за зефиром. Не там страсти даётся простор, это чувство сокрылось в сердцах. Нисколько не сойдёт за вздор, проблема — в головах. Но какой поэт скажет о жизни суровое слово? Нет, может теперь и говорят. Для лириков прошлого — было ново, если кто не любовным чувством объят. Умирают не от ран, не от помыслов злых, не погубит обман: нет поводов иных. Лишь любовь! Она томит, заставляя душу трепетать. В её адрес не злословь, худо будет — можешь пострадать. У Андре Шенье есть в творчестве сюжет, как человек в тюрьме пребывал. Сим взялся Жуковский донести ответ, отчего любовный трепет темницею стал.

Не сложно влюбиться. Что для того надо? Дабы забыться, хватит и взгляда. Но полюбить иначе можно, ничего не ведая о том, к кому проникся столь неосторожно: кто тебе не знаком. Почему? Тайна душевных терзаний. Неизвестно никому. Вдруг… от переживаний? Услышал голос — тут же полюбил. Нашёл волос — оказался мил. Трудно сказать… невозможно. Любовь приходит в сердце, поселяясь. Понять очень сложно, либо легко… если говорить, притворяясь. Достаточно полюбить, как любовь через жизнь пронесёшь. Только если с любимым не быть, иначе семена разлуки пожнёшь. Любить получится, не имея любимого рядом, сердце больше не влюбится, отравив душу медленным ядом. Оттого и сложно, очень тяжело принять — нужно любить осторожно, либо от любви умирать.

Так узник от Шенье во строках баллады предстаёт? Тот узник, любовью неведомой томимый. Или Байрона дух в балладе Василия живёт? Судьбою вечно обделён… гонимый. Понадобились долгие годы, Жуковский понять пытался. И вот поднялись всходы, Василий с канвой определялся. Решил он узнику разбавить одиночество, за стеною девицу стали держать, а узник — только разменявший отрочество, начал голосу её внимать. Они не общались, не имели желания к тому, вскоре расстались: покинула девица тюрьму. Но голос девичий, он — в душу проник. Не щебет ведь птичий, всего-то птицы крик. Голос в душу запал, за него юноша девицу полюбил. Теперь снова одиноким стал, свет ему уже не был мил. Когда вышел на свободу, чувство трепета сердце не покидало, словно сам на себя надел колоду… долго не жил — сердце от тоски умирало.

Каким иметь подход к балладе сей? Определить, что человек — по натуре узник сам? Он — жертва собственных идей. Ему лишь мнится, якобы кругом обман. На деле — в думах повинна голова, измыслит ложное себе. Думает, виновата не она, не от неё душа в огне… и сердце не от головы пылает. Так отчего тогда случается беда? Никто зла человеку не желает, он сам и есть причина горестей всегда.

Но как же узник из баллады? Любивший голос, без него истлевший… Да разве ему нигде не были рады? Отчего он столь любил?.. Осатаневший! Значит, проблем в жизни человек не имел, ответственность ни перед кем не нёс. Как только в тюрьме оказаться смел? Или не всё становится по балладе известным? Тогда, что ж… Создан образ, примерно известный по прочим сюжетам, ни в чём не имеет отличий от прочих баллад. Тогда нет нужды находить слова к ответам, всё равно скажешь лишнее, весьма невпопад. А вот мысли… они возникнуть обязательно должны, отличные от даваемого поэтом наполнения. Для каждого мысли будут свои, не бывает однозначных трактовок любого стихотворения.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Баллада переведена Василием Жуковским в 1818 году

О единстве Германии немец мечтает, он не прочь объединить под одно знамя всех, чей говор самую малость его язык напоминает. Усилия к тому он постоянно прилагает, понимая, ждёт на этом пути нацию успех, но тем беду народу предвещает. На Австрию немец постоянно кивает, на Скандинавию смотреть для него нисколько не грех, швейцарские кантоны в уме перебирает. Оттого немец с судьбою постоянно играет, о чём говорит история из разочарований и вех, только тяга к объединению его одолевает. А кто лучший пример для немца являет? Рудольф из рода Габсбургов, ведь пред ним покорился Пржемысл Отакар: чех. Той поры всякий немец возвращения желает. Теперь всякий помнит и знает, многих горестей хватил немец, если не всех, о чём Шиллер в очередной раз напоминает. Хорошо, когда единый властелин повелевает, когда он немец… не англичанин, не — тем более — лех. Да Шиллер о другом сказать желает.

Нужно поведать, как стал Рудольф королём. Баллады для того надо отведать. Певца сказание прочтём. Вот Рудольф — король, радостен чрезмерно. Хоть возвысился он столь, слушать песни велит непременно. Кто праздник украсит, кто решится петь? Почему немецкий народ квасит, тягу к прекрасному необходимо тоже иметь. И вышел певец, и запел о деянии добром, как некий отец, в поступке скромном, стремился к умирающему поспеть, не имея коня, реку не мог перелететь, снимая обувь с себя. Босым пойдёт вброд, выбора не имея, умирающий его ждёт, идти к нему — сил не жалея. Может святому отцу и не поспеть, не предложи некий рыцарь коня под седлом, теперь реку сможет быстро одолеть, благодарным будет притом. После вернёт коня хозяину он, но тот его не примет назад, был конь под святым седоком, уже такой чести хозяин лошади рад. Пожелал тогда отец, дабы славились рыцаря потомки в веках, чтобы королевский венец сопровождал род во всех временах. Тогда всем понятно стало, когда замолк певец, удивление иное настало: пел сам святой отец.

Такой сюжет в балладе Шиллер отобразил. Рассказал известное. Может излишне красноречив был, но послание сложено лестное. Немцу в себя придти пора, довольно свар, жизнь — не игра, Германия — не вечный пожар. Хватит огню разгораться, должен един быть дом, тем более надо стараться, как бы не пришёл Наполеон. Явится Бонапарт, разве не видит Австрию своим наделом? Нет таких карт, во Франции цвет которых не раскрасишь мелом. Да, Германия единой станет… под властью чужестранца-царя. Пусть лучше тогда Германия в омут канет, настолько народ не ценя. Рудольф из Габсбургов — дело иное. Стал Германией некогда править, осуществив дело благое, сумел разрозненный народ возглавить. Такому бы повториться, но мечты останутся мечтами, немцу с братьями не сплотиться, стали друг другу врагами. И ладно, иное теперь желанье, Шиллер хотя бы так его отразил, свежо старое преданье, но саму Германию объединить Фридрих всё же просил.

Что до российских палестин, там восседал отлично господин Жуковский, умелый переводчик Шиллера один, или не один: пожалуй, самый ловкий. Сущую малость изменений Василий внёс, существенными их назвать нельзя. Всё равно сомневающегося в этом найдёшь: кто ругал поэта, персону свою больше любя. Что до России, то трудно сказать, к чему баллада попалась Василию в руку, вдруг с рифмой тренировался, варианты думал подбирать, чем бы разбавить апрельскую скуку.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Баллады переведены Василием Жуковским в 1818 году

Человек слаб, куда и как он не иди. Человек — раб, могущества в нём не ищи. Создание природы, обязан вернуться назад. Возвышались и раньше народы, но следовал спад. В ничто человек обращался, ничтожеством представая в итоге. Он обязательно унижался, хотя и унижал других вроде. Всё временно в мире, проблем не явится свыше покуда. Смотреть нужно шире, не замыкаясь образом круга. Выйти за пределы понимания, забыть о человеческом… Разве трудно к тому приложить старания? Пусть и живя в Земли лоне отеческом. И пока человек остаётся природы созданием, боится могущества неясных сил, до той поры познакомимся ещё не с одним преданием, подобие чего Гёте сложил.

«Рыбак», «Лесной царь» — две баллады, они не разнятся сюжетом. Спеты на схожие лады — одним и тем же поэтом. Неважно, откуда Иоганн вдохновение черпал, показал наглядно он, как бы человек природой не повелевал, всё равно погибнуть обречён. Кто бы не мнился человеку, продолжает род людской трепетать, могло то казаться и древнему греку, любившему силы природы в богах представать. Но схлынула вода с прежних веков, человек невежественным стался, позабыл всех разом богов, обособиться от чуждого могущества старался. Он измыслил другое — тьму на судьбу. Теперь его преследует злое: видит погибель от зла он свою. И не дьявола помысел ему страшен, природы больше боится, оттого и природы лик приукрашен: в мраке неясного опасность таится.

Вот рыбак, он взирает на водную гладь. Он рыбачить мастак, не прочь больше рыбы сетями достать. Но страшится глубин, человеки там обитают, каждый там рыбам господин, ведь сказки о том вещают. И вот девица на гладь выплывает, туманит взором, внимание рыбака привлекает, награждает укором. Она вопрошала, отчего голоден настолько рыбак, ведь знала, не едят люди много так; если пищи не хватает, со дна рыб собирай. Так с рыбаком играет, подсказывая: дно — сущий рай. Воля ослабнет, поддастся рыбак уговорам, потому человеком меньше станет… может поддался он девицы укорам.

Другое дело — образ лесного царя. Он страшит, отказа не принимая. Кто ходит ночью в лес… поступает так зря: подозревая, судьба ждёт какая. В ночном лесу, где нет для путника защиты, там бродят призраки, желающие убивать. Не могут человеком пещерные предрассудки быть забыты, он будет стараться себя ободрять. Но так умеет делать человек в годах, успевший пожить. Юный разум — другой разговор. Разве страх может нести опасность… способен убить? Успевшему пожить то за вздор. А вот юное создание, не познавшее мир, поверит в любое предание, поскольку опытом сир. Оттого представит, будто душит его лесной царь, тогда как гибельным окажется только страх. Да разве приоткроешь незнающему мудрости ларь, когда мина смерти уже запечатлена в юных глазах.

С Гёте спорить смысла нет, человеку нужно лучше познавать тайны Вселенной. Нужно всегда знать твёрдый ответ, не допуская провидения участи, даже непременной. Когда человек осознает — нет для него в мире угрозы, тогда властелином обязательно станет, но всё равно будет лить слёзы, ибо не дано людям превозмочь природы дарование, останется человек существом, оттого в страхе его на свете пребывание, будет жить в невежестве своём.

Отчего и зачем, ради помыслов каких, однажды Жуковский решил, что потребен для перевода Иоганна Гёте стих? Василий переводил, к сердцу крепко прижимал, при жизни он не допустил, чтобы кто-то лишний о его данном пристрастии знал.

Автор: Константин Трунин

» Read more