trounin.ru

Древнеримская беллетристика — чудо-расчудесное. Переписанная ли она с греческих первоисточников или является самобытным явлением, редкие пережившие века произведения могут и ныне вдохновить писателей на создание схожих, но всё-таки неподражаемых литературных работ. Разве не вдохновился Боккаччо, создавая «Декамерон»? Разве не адаптировала одну из повестей графиня де Сегюр специально для маленьких читателей? Разве не мог Мо Янь ознакомиться с «Золотым ослом», прежде написания примечательного романа о жизни в шкуре разных животных?

Ничего в сущности не меняется. Человеческие нравы остаются без изменений. Это только кажется, будто где-то появляются требования к содержанию литературных произведений, навязанных с высоты некоего понимания морали. Слишком мало нам известно трудов писателей древности, чтобы однозначно судить, как было раньше. Мы видим наше с вами положение, продолжая исходить в требованиях из собственных предпочтений. Практика показала — бульварщина переживёт века, составив компанию серьёзным произведениям. Человеку хочется радоваться и смеяться никак не меньше, нежели предаваться постоянно его сопровождающей пронзительной грусти. Поэтому «Метаморфозы» Апулея бережно хранились, высоко ценились, несмотря на провокационное содержание, дошли в удобоваримом виде.

В своём трагикомическом произведении Апулей поведал читателю, как трудно человеку жить в ослиной шкуре — им помыкают, его бьют и даже сексуально домогаются. Красоту «Метаморфозам» придают внутренние истории, которые главный герой подслушивает. Легко воссоздать картину Римской Империи времён её наивысшей точки развития при Антонинах, увидев не самое процветающее общество, скорее погрязшее в постоянных пороках. Люди боялись спокойно передвигаться из-за обилия на дорогах грабителей, могли утром не проснуться в домашней постели, будучи ограбленными и убитыми. Думается, потчевали в харчевнях посетителей не мясом со скотобойни, а человечиной, что было бы похоже на правду, оговорись о том Апулей.

В «Золотом осле» изрядное количество мистических элементов. Происходящее на страницах можно сравнить со сновидением. Только во сне может подобное привидеться. Убитый на твоих глазах человек не может оказаться после живым. Не может он потом при необъяснимых обстоятельствах умереть, будучи уже живым. Жестокости на страницах произведения Апулея хватает, не порождённой магическими силами, а обыденной, возможной при представленных вниманию читателя обстоятельствах. Хватает физиологических подробностей — от отправлений без свидетелей до испускания нужды непосредственно на них. Про эротическую составляющую произведения можно не упоминать, римляне в этом плане вышли вполне с ожидаемой стороны.

Всегда, говоря о «Метаморфозах» Апулея, упоминают историю про Амура и Психею. Она занимает три главы и продолжается драматическим развитием судьбы связанных с ней людей. Только кажется, будто главный герой «Золотого осла» старается найти средство для спасения, вне собственного желания переходя из рук в руки. Он тесно связан с происходящими событиями. Не стань ослом, давно был бы убит. А так у него есть надежда. Не один он терпит неудачи, случаются беды и пострашнее. Хоть и кажется тяжёлой жизнь в ослиной шкуре, только в человеческом обличье она гораздо труднее.

Судить о «Золотом осле» было бы проще, будь известно об Апулее больше, нежели он сам о себе написал в своих же произведениях. Магическая составляющая книги имела важное значение и в жизни Апулея тоже. Последние главы «Метаморфоз» прямо о том говорят читателю, сообщая о духовном росте главного героя, отринувшего былые устремления в угоду жреческим предпочтениям: он познал радости и несчастья, прошёл путь от безликого странника до набравшегося ума-разума мужа. Надо полагать, таким же образом прошла жизнь Апулея — от «осла» до уважаемого всеми человека.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В последний раз шлёт Лукреций салют, он должен верить — не только глаза Меммия прочтут его труд. Будет пылиться на полках монашеской обители поэма поэта, будет критическая рецензия в стихах ей спета. Сказано многое, ясным стало понимание окружающего, «О природе вещей» — работа философа для современный мир не принимающего. Что терзало душу древних мудрецов, что никак не могло пробиться через заблуждающихся в истине простаков, что пронесено оказалось сквозь века, то и поныне, и в будущем будет беспокоить всегда. Переосмыслят взгляды на действительность учёные мужи, придумают теории, отстоят взгляды от еретической лжи, но верить в исходный смысл бытия не сможет человек никогда. Мир кажется сложным — надумана сложность. Нужно пытаться думать — у людей есть такая возможность.

Не даёт человечеству развиваться вера в богов, препоны возникают на протяжении последних тридцати веков. Мысль не может развиться и уйти в необъятное, отчего-то воспринимаемое кощунственным, почему-то неприятное. Ограничил себя человек в познании Вселенной, обязан верить в богов непременно, покоряться решениям творца, во всём видя проявление дел от его лица. Не может человек обрезать пуповину, взбунтоваться и стать независимым, пугает такое развитие кого-то, кто стремится видеть человечество ограниченным. Лукреций то зрел, не разбираясь в сути, не пробовал он вникать, избегал потрясений и социальной мути. Не мог Лукреций кривое слово сказать, понтифик Цезарь мог на него повлиять. Покуда цари держали паству в узде, до той поры вера в богов сохранялась везде.

Осталось уповать на логику, стараясь объяснять, авось найдутся способные истину понять. Кому требуется заявить о взглядах — заявит, обладающий хитростью — лишнего говорить не станет. Что в том, если гром гремит и молния сверкает, когда в небесах некий процесс протекает? Разве люди желают знать, отчего пугает их мир окружающий? Страх, как боль, страждущим ощущения инструмент доставляющий. Земля ходуном, наводнение катастрофическое — всё говорит, что существует нечто мифическое. И чтобы не было на жизненном пути преград, достаточно воззвать к небесам, исполнить обряд.

Как быть с болезнями, откуда они? Почему слоновостью страдают египтяне одни? Почему определённой местности присуще своё отклонение, разве и тут стоит искать божественное проявление? Оставим богов, о них сказано, Лукрецием иное про болезни доказано. Лукреций видит, как ветры, дуя, несут заразу в местность другую, никого не минуя. Подует от Египта на Рим, придёт слоновость к ним, подует на египтян от римских земель, заболеют они болезнями римлян, верь в то или не верь. Никто не упрекнёт Лукреция в лишних измышлениях, он в то верил и не терялся в сомнениях.

Пытайтесь найти всему объяснение, полагайтесь на себя, имейте собственное мнение. Не поможет человеку высшая сила, ибо она, как прочее, от мельчайших частиц всегда исходила. А ежели так есть на самом деле, человек должен понимать, какие ему полагается преследовать цели. Но человек, он тонет в крови, мстительными помыслами осуществляет желания свои, стремится утвердить власть, борется за территорию и ресурсы, лишь бы жить всласть. Мира секреты, тайны Вселенной, вера во что-то, жизнь в оболочке бренной — мало кому хочется думать, многим хочется бездумно жить и редко кому требуется самую малость полезным быть. Радует осознание свершившего факта открытия человеком восприятия, утрата им веры в религиозные наказания и проклятия, в будущее люди войдут, не боясь кары небес, ибо первым словом стало слово «Прогресс».

Автор: Константин Трунин

» Read more

Не устаёт Лукреций слать приветы мужам славным, до сих пор не оставаясь в словах пространным. Кроме частиц понимания, есть у него для Меммия иные послания. Интересно не строение мира лишь, им уже никого не удивишь, нужно говорить о масштабном, прошлом человечества славном. Насколько отмерить поступь назад? Почему прошлое близко, словно не было никогда преград? Может действительно всё возникло в те времена, когда Уран обуздывал Хаос, мифологического отца? Или причина прозаически проста — человек не умел писать тогда? А научившись буквы соединять, смог воспоминания о битве за Трою собрать. Так повелось, более память не подводила, что было до того — увы, невосстановимо.

Уже во времена Гомера, о том давайте говорить смело, в богов не очень верили и одними преданиями их значение мерили. Даже Юпитер, громовержец-небожитель, отошёл от страстных дел, когда Ниобу оплодотворить сумел. Сменило пятое поколение людей четвёртое, оно кровожадное, склочное и до сибаритства охотное. Не касаются боги его судьбы. Боги не касаются прежней похвальбы. Может боги умерли, как умирает всё другое, утратили значение — мнение такое. Пятое поколение обрело способность жить без указки, но в богов продолжает верить, как с детских лет верит в сказки.

Остаются сомнения в происходящем вокруг, вполне нечто божьей волей может оказаться вдруг. Когда заходит ситуация в тупик, человек заботы о себе в другие руки перекладывать привык. Отвечать за происходящее должен кто-то другой, лучше могущественный, властный, большой; кому по силам вершить неподвластное человеческим умам и не быть обязанным при этом нам. Рабская покорность, натура муравья, так проще жить, оберегая себя. Что доступно богам, покорно им, человек способен воспроизводить разумом своим.

Разве могут люди верить в богов? Могут! Как верят в существование полубогов. Верят в химерических созданий, верят чему угодно из собственных мечтаний. Так проще. Труднее объяснить допустимость того, в чём человек не способен разобраться легко. Допустим, как Луна меняет свой вид, что за переменой её стоит? Ясно, богов веление небесному светилу, произведённое однажды и поныне имеющее силу. Эпикур тому дал объяснение доступное, поместив между Луной и Солнцем тело крупное. Загадкой в мире меньше стало, но воображение людей в прежней мере играло.

Любит человек всякое воображать, он может в единую плоть человека с конём связать. И не важно ему, если конь зрелости достигнет, а человек ещё в алфавит не вникнет. И неважно, если конь околеет тогда, когда человек хотя бы отчёт своим действиям научится отдавать иногда. Как мёртвое тело таскать потом за собой? Смерть одной части тут же грозит смертью другой. Нет человеческому воображению предела, вообразить он способен то, чего природа породить не смела. Размышляя около сего нелепого примера, о нелепости многого можно говорить умело.

Судьбою человека управляет человек, так думал Эпикур — неизмеримо мудрый грек. Лукреций его мысли подхватил, о том Меммию в подробностях и поэтично изложил. Природа вещей стала ближе, нежели раньше, о происходящем с нами мы можем говорить без фальши. Всему научился человек самостоятельно: писать, строить, шить, изобретать старательно. И если кому дано вершить его судьбу, то никак не находящемуся вне понимания существу. Фантастические примеры вероятны, только они будут объяснены — они будут понятны. Тогда натура муравья заново переосмыслит себя, найдёт оправдание сущему, научит людей покорности — для человека это к лучшему.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Шлёт привет славным мужам Лукреций снова, первый среди равных он берёт слово. Не всё человеку видеть дано, об этом написал Лукреций давно. Но есть в нашем мире такие явления, вера в которые наводит на сомнения. Понять, как частицы наполняют природу, представляют собой воду, воздух, породу, вполне вероятно, это в рамках разумного. Если попытаться мыслить глубже — сойдёшь за безумного. Отчего бы и нет, кто осудит за то, ведь в человеке они есть всё равно. Не будем мыслить вне рамок доступных, найдём предмет спора для не настолько искусных.

Всякая вещь, человек в том числе, содержит нечто таинственное в себе. Того мы не видим, можем только гадать, по косвенным признакам о присутствии этого знать. Речь о душе и духах предметов, призрачных, в бреду заметных, силуэтов. Они, тоже, состоят из частиц мельчайших, в понимании мира — величайших. Могут такие частицы сознательными быть, если об этом как потомку Лукреция судить. А могут живыми не быть, проекциями призрачными в призрачном мире слыть. Человек их ощущает, потому и предполагает. Пример должен быть простым: от огня — жар, от полена — дым.

Сам человек имеет душу внутри, располагающуюся где-то в груди. Прочему подобно душа из частиц состоит безусловно. Смотрит на мир через глаза человека, стареет с телом, живёт не больше века. Душа телом управляет — с ним рождается и с ним умирает. Мысли ли тут Лукреция или не его? Знакомясь с трудами древних придумаешь себе много чего. О чём будут думать люди потом, обсуждалось задолго философами античных времён. Знать о душе, пытаться понять её суть — это не то, что ныне лишь просто взвешивать труп как-нибудь.

Заболевает душа или тело сначала? Если страдает тело, то и душа бы страдала. Или душевные муки иметь, не значит телом болеть? Связаны вместе, из частиц состоят, при лихорадке обоюдно горят. Душа удручена при отравлении, несварении и при давления повышении. И, прожив достаточно лет, душа и тело покинут сей свет. Всему предстоит умереть — принять смерть нужно уметь. Боится человек расплаты за грехи, боится в аиде продлить мучения свои.

Лукреций уверен — нет жизни после смерти. Если хотите, в оную верьте. Кербер, фурии, тартар — измышления трепетных натур, лично им грозящих прижизненных и посмертных фигур. Выдумано для острастки населения моральное ограничение, чтобы боялись и к разрушению общественных ценностей не допускало их сомнение. Для пущей надобности люди придумали и ввели в употребление смертные наказания и тюремное заключение. Отбыв наказание при жизни своей, бывший преступник должен стать честней, но отчего-то, испив чашу горя раз, гореть обязан под землёю впотьмах.

В чувствах нельзя полагаться на зрение, слух, обоняние и тактильное ощущение. Запах не тот, что в нос проникает, вкус не тот — голова об этом знает, глаза не видят правду окружающего мира: сомнениями полнится человек — в этом его сила. Нужно научиться понимать и всему место отвести, сомнения позволяют правду с вымыслом соотнести. Жизнь надо понимать так, будто человек — моряк, он находится на корабле, плывёт в кромешной мгле, чаще спит, нежели стоит у борта и понимает — кругом суета; ясно ему — корабль в движении, сам человек — в сомнении, покуда не сделает он шаг вне палубы судна, ничего нового ему не будет нужно; стоит оказаться за бортом, на дно пойдёт в самомненье своём, либо с чьей-то помощью достигнет берега, тогда он начнёт жить более уверенно; но вот стоит человек на берегу и понимает — упустил мечту: корабль был воплощением надежды всех, вёл по райской лестнице людей наверх; и увидел после человек, как тонула мечта, напоровшись на скалы, пробило обшивку корабля и никого на нём не стало; лишь тот, кто посмел до берега доплыть, тому суждено дальше жить, он восстал над заблуждениями разнеженной толпы, к тому же должно стремиться человечество — то есть мы.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Второй раз салют шлёт Лукреций славным мужам, снова стремится открыть он истину нам. Для него, поэта античного, наука переполняется светом, доступным пониманию людей при этом. Как смогли древние греки тайны природы уразуметь, отчего римлянам о том же мечтать не сметь? Нет загадок, есть ложные предположения, но потомки исправят и эти досадные недоразумения. Чтобы всё доподлинно постичь, нужно шишек обязательно набить. Лишь ума способности задействовать могли люди прошлых лет, иных возможностей для них нет.

Как получается так, что солнечный свет в мгновение пересекает небосклон? Жар быстро распространяется, сразу чувствуется он? Есть тому объяснение, Лукрецию оно известно, читатель из книги узнает о том, если ему будет то интересно. Но отчего солнечный свет не минует земли твердь, имея намерение её обогреть? Тянет поверхность к себе практически всё: и предметы тянет, и свет, и много чего ещё. Одно непонятным остаётся уму, отчего часть явлений предпочитает высоту. Огонь всегда наверх стремится, может в его основе легчайшая частица?

Мир стремится к разнообразию везде, сходных черт почти не найдёшь нигде. Касается это людей, животных, даже мелочей. Из чего пространство состоит, имеет, безусловно, разнообразный вид. Будут смеяться учёные тысячелетия спустя, сами не зная над чем, сами ничего не найдя. Предполагали древние философы частиц округлые и крючковатые формы, понимая, их версии весьма условны. Округлая частица может быть на вкус сладка, с крючками — вызывает жжение языка. Рассыпаться могла первая из них, другая цепко держаться среди своих. Свойства условны, их не перечесть, достаточно версии Лукреция один раз прочесть.

Применимо понимание о разнообразии ко всему, хоть к жидкому веществу. Легко понять, почему вода столь проста, почему масло тягучее всегда. Не стоит смотреть на вещь целиком, сперва разбери и думай только о частицах потом. Вдруг где-то такое знание пригодится, окажется наполненным скрытого смысла. А если не примут и не поймут, тогда другими средствами наполнение мира найдут. Понятно, не хватит человеку для того двух тысячелетий, погрязнет он в нуждах сиюминутных — ничего ему не светит. Удовлетворятся люди изысканиями древних, умнее прочих из им современных.

Мыслей полёт у Лукреция в книге такой, что не знаешь, подойти к ним со стороны какой. Вроде по делу, но кто бы подумал, в кучу свалить поэт античный всё вздумал. Говорит он, сам утверждает, будто природу вещей доподлинно знает. Многое он самолично решил разобрать, Меммию сущее в подробностях обрисовать. Объяснить меценату, и не только ему, в мире под солнечным светом, что есть к чему. Например, цвет вещей — почему он разнится? И есть ли цвет, может и за него отвечает частица? И почему в темноте цвета нет? Есть ли на данный вопрос в мире ответ?

Не судит Лукреций в масштабе глобальном, он старается говорить об универсальном. Из малого большое произрастает — не поняв малое, никто иное не узнает. Не нужно считать расстояние до Луны, в созвездиях отыскивать приметы судьбы, лучше взирать на вблизи располагающееся, казалось изученное, ничего нового не предвещающее. В том заблуждение людей, они всегда считают себя умней, не стремятся превозмочь лености порок, желая, однако, продлить пребывания в нашем мире срок. Пока человек на Бога будет продолжать опираться, не сможет от невежества он отказаться. И если не сам человек, то кто-то мелкий внутри, заявит ему права на планету свои.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Салют шлёт Лукреций славным мужам, желает рассказать, до чего дошёл он сам. Что побудило его к тому? Настала пора дать объяснение всему. Жил до Лукреция философ Эпикур, был сей грек неизмеримо мудр, его труды восхитили поэта, решил воздать почести он ему за это. Много загадок от нас хранит природа, оставаясь неизменной год от года. Дабы понять суть вещей и значение, нужно изжить вековое сомнение. В шести книгах, к Меммию адресованных, Лукреций обрёл среди потомков заинтересованных, он изложил в стихотворной форме представление о мире, может потому мы их и не забыли.

Всё доступно объяснению! Это утверждение подлежит постоянному повторению. Пусть римляне не так сильны в научном знании, то не мешает в мира понимании. Греков наследие с недавних времён доступно им, не каждый римлянин в уме своём справился бы с ним. Поможет Лукреций, он протянул руку, популяризировав для соотечественников древнюю науку. По счастливому стечению обстоятельств поэма «О природе вещей» доступна и нам, будем верить, что Лукреций писал её сам. Не добавили и не убивали в тексте монахи ничего своею рукой? Спасибо, что дошла до нас хотя бы такой.

Отрицая значение для человека богов, для Венеры Лукреций не жалел хвалебных слов. Оттого ли, что Венера покровительствовала римлянам с давних дней, обязан был спасением ей бежавший из Трои Эней? Принимая на веру слова Эпикура, Лукреция всё равно бунтовала натура. С прочим он соглашался и верил всему, но из богов продолжал ценить Венеру одну. Создал веру в неё поэт для себя, в том вдохновение постоянно ища, возводя хулу на религию всю, пестовал лишь богиню свою. Кроме Венеры, она ведь любовь, нету богов. Читатель, переворот в сознании готовь! Пока кончать с религии гнётом, предаться насущным нашим заботам. Разве религия способна дать объяснение происхождению мира, без упоминания всюду демиурга-кумира?

Чем религия не причина людских заблуждений, кровавых древности во имя её преступлений? Не ветра ли жаждали аргосцы в Авлиде? Не к богам ли взывали они по этой причине? Не они ли человека хотели убить, чтобы попутного ветра добыть? Пример простой, другие можно не вспоминать, достаточно о прошлом помнить и события прошлого нам знать. Прочь суеверия, нет вам места в мире людей, знающий истину не испугается незримых вещей.

Незримое — есть основа всего. Как знать, может незримое — есть существо? Лукреций не смотрит на сей предмет столь глубоко, ему и без этого хватало всего. Из чего-то видимое состоит? Что за звуки человеку говорит? Запах из-за чего получается нам понять? А тепло и холод как удаётся ощущать? Не частиц ли мелких в том вина? Отчего-то ведь высыхает вода. Если промокла одежда, так отчего? Может делится на что-то ещё зримое нам вещество? Как быть с материей, либо материалом, с течением времени, стираясь, становясь малым?

И если не о частицах будет речь, даже пусть рассыплется спустя десятилетия хоть самый крепкий меч, то разговор коснётся пустоты, понятной должной быть до простоты. Будь мир полон чего-то, как же всё двигалось, не пропуская кого-то? Значит есть пустота, дающая место движениям, в том числе и склонных к передвижению сомнениям. Звук сквозь стены проникает, вода сквозь землю протекает, также и с весом тел — любой бы доказать сие сумел. Возьмём мы для примера шерсти клок и свинца такого же размера кусок, и сразу истину установим, доказанной наличие пустоты постановим. Ведь почему шерсть легче свинца? Более него пустот имеет она.

Есть мельчайшие частницы, невидимые глазу, есть пустота — об этом нам Лукреций рассказывает сразу. А далее пора углубиться в конкретику, не забывая про размер стиха и поэтику. Получилось так, что Эпикур — он, напомнить стоит, был неизмеримо мудр — вложил в уста Лукреция истину новую, до наших дней остающуюся спорною. Согласно трактата «О природе вещей», мельчайшие частицы — Универсумы по натуре своей. Они миры, а более понять живущим не дано, всё сущее ими наполнено, лишь это важно нам одно. Насыщен мир их неизмеримым числом, сам мир не имеет ограничений в развитии своём. Не существует границ, должен понять человек, нет центра у Вселенной, и не будет даже в самый просвещённый век.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Прав был Лейбниц, считая, что нет лучше в философии того, чего коснулись умы древних греков. Они мыслили масштабно и всё покорялось их взору, не нисходили до мелочной суеты и говорили так, как ныне считают потомки. В чём-то можно не согласиться, но это до той поры, пока свежие мысли не опровергнут последователи, вновь готовые отдать лавры первоначальным мыслителям. Наука будет изменять представления о действительности, разрабатывать похожие на правду теории, рождаемые от познания скрытого в космических глубинах. Однако, ещё Эпикур говорил, всё познаётся в сравнении с самим собой, то есть не надо изобретать того, о чём никто не в состоянии помыслить. Любой рассматриваемый вопрос всегда имеет решение под рукой, достаточно рассмотреть его под требуемым для того углом, и далёкое становится близким, а непонятное — логически доказанным.

Остаётся сожалеть об утраченных трудах древних, особенно Эпикура. Он излагал идеи доступно и, самое главное, допускал возможность различных мнений. Эпикур скорее рад был видеть несколько предположений предмета обсуждения, нежели считать собственное мнение о нём истинно правильным. Не бывает у предмета одной стороны, как не бывает края у Вселенной — взирая с определённой позиции, должен допускать мысли взирающих из других точек. Есть три дошедших до нас письма, отправленных Эпикуром Геродоту, Пифоклу и Менекею. В них он предельно ясно выразил свои взгляды на жизнь, оставаясь прежде всего приветливым к собеседникам и неизменно стараясь наставить их на путь истины. Суждения о воззрениях прочих не мешали Эпикуру иметь личное мнение.

В «Письме к Геродоту» Эпикур считает, что Вселенная существовала вечно. Новому во Вселенной браться неоткуда. Пространство наполнено пустотой и атомами. Миры бесчисленны. Человек способен видеть, слышать и обонять окружающее, благодаря наполняющим мир частицам. Из подобных таковым частиц состоит душа. Также Эпикур считал, что непонятное порождает в человеке страх, знание же дарует безмятежность.

«Письмо к Пифоклу» непосредственно отражает взгляд Эпикура на Вселенную. Согласно тексту письма Солнце и Луна появились одновременно, разрастаясь путём приращения вихрей более лёгких пород; восходы и закаты происходят от движения небесных тел по небосклону или движения самого небосклона при статичных небесных телах. Форма Луны изменяется от степени её освещённости Солнцем, что может зависеть от заслоняющего тела. Свет Луна заимствует от Солнца. Продолжительность ночи и дня зависит от скорости движения Солнца. Эпикур стремился всё объяснить, не используя для этого влияние божественных сил. Всему находится ответ, если постараться подумать. Поэтому Эпикур склонен объяснять происхождение облаков, грома, молний, звёзд, комет и прочего естественными причинами.

Краеугольным камнем в понимании Эпикура для человечества стало «Письмо к Менекею», в котором содержится информация об отношении к смерти, желаниям, телесному здоровью и душевной безмятежности. Многое последователями оказалось профильтровано, на свой лад истолковано, и с тех времён эпикурейцами считаются люди, живущие ради удовольствия и не ставящие перед собой иной задачи, кроме извлечения наслаждений из им доступного. Каждый судит по себе, пусть эпикурейцы тоже судят по себе. Согласно Эпикуру их точка зрения тоже имеет право на существование, и не имеет значения, если она кому-то непонятна.

Подробно изложение теорий Эпикура можно найти в стихотворном трактате Лукреция «О природе вещей» и в трудах Диогена Лаэртского. К слову, сами письма могли и не сохраниться, не позаботься об этом позднейшие компиляторы, перерабатывавшие произведения предшественников, чем запомнились сами и дали нам возможность ознакомиться с подобием первоисточников.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Аполлодор ли Афинский написал труд, известный ныне под названием «Мифологической библиотеки», или этим озаботился кто-то другой, важно другое — до нас дошёл текст, сообщающий сведения о мифах древних греков. Автором были в краткой и ёмкой форме обобщены существенно важные фрагменты прошлого, собранные им из различных источников, в том числе и того, от чьего имени Библиотека написана. Теперь этот труд состоит из трёх книг, а также дополнительной части, называемой Эпитомой, поскольку она состоит из ссылающихся на Аполлодора других трудов: Ватиканская эпитома, Сиббаитские фрагменты, произведения Зенобия и Цеца.

Прямая хронология в «Мифологической библиотеке» отсутствует. Началом всего стал Уран. Дальнейшая история хорошо известна интересующимся мифами. Важно сразу оговорить, составитель Библиотеки старался придерживаться родословных, то есть взяв чей-то род за основу для изложения, о нём рассказывается от предков до последних достойных упоминания представителях. Так первая книга подводит читателя к походу аргонавтов, вторая — к подвигам Персея и его внука Геракла, третья — обо всём остальном, а вместе с эпитомой оглашает предпосылки Троянской войны, рассказывает о самом противостоянии и заключительных скитаниях участников конфликта.

Внимательный читатель найдёт в тексте ряд удивительных моментов. Например, упоминаемый во многих источниках Древнего мира потоп, получивший у греков прозвание Девкалионова потопа, является не таким сокрушительным катаклизмом, как это принято думать. Кроме «единственного» выжившего Девкалиона, аналогично ему продолжали здравствовать люди во всех уголках мира, что напрямую вытекает из приводимых Аполлодором родословных. Стоит согласиться, что трактовать подобные события можно разным образом, что Аполлодор не может служить источником истинно верного отражения прошлого. Кроме потопа в тексте «Мифологической библиотеки» возникают прочие разногласия, вроде утверждения, будто атриды Агамемнон и Менелай являются внуками Миноса, правителя Крита, после появляясь в более привычных читателю обстоятельствах.

Пересказывать содержание Библиотеки не требуется. Нужно самостоятельно выработать собственное понимание перечисленных в ней свидетельств, тогда получится создать общую картину некогда происходившего на самом деле, либо ставшего результатом народных преданий и многочисленных вмешательств плодотворно работавших над их искажениями драматургов. Однако, общая картина всё равно не сложится, поскольку в обилии имеющихся нюансов, каждый читатель на свой лад будет трактовать текст, принимая ту точку зрения, что окажется ближе его собственным желаниям.

Допустим, действительно изначально был Уран, от него пошёл Крон, после Зевс и олимпийские боги, в пылу постоянной борьбы за власть и удовлетворение похоти творивших мифическую историю. Появились первые люди, стали расселяться. Случился потоп. Начали расцветать очаги культуры на Пелопоннесе, Аттике и Крите. Рождались герои, совершались подвиги. Герои обзаводились детьми, уже их потомство вступало в кровавые распри за право владеть землями предков. И вот теперь можно ознакомиться с доставшимся нам наследием в виде сохранившихся мифов. Обратить внимание есть на что, особенно когда обращаешься к текстам не с целью их прочитать, а изучить и проанализировать. Труд Аполлодора тому послужит одной из исходных точек. Начав с «Мифологической библиотеки», знаешь в какую сторону желаешь двигаться.

Конечно, одной Библиотекой ограничиваться нельзя. Она сама по себе — компиляция ранних свидетельств, в том числе и художественного толка. В той же мере будут полезны трагедии Эсхила, Софокла и Еврипида, эпические поэмы Гомера и, куда же без них, поздние переработки в исполнении римских и византийских авторов. В совокупности будет получен тот вариант видения прошлого, которое пожелает представить себе читатель.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Роберт Грейвс задался написать комментарии к некоему изданию, скорее всего античного автора, для чего ему понадобилось перетрясти большую часть античных же авторов и немного византийских. Трактуемая им версия мифологических сказаний выглядит логично построенной, практически взаимосвязанной. В тексте нет лишней информации, когда речь касается сведения в единое целое различных версий схожих историй, к тому же Грейвс указывает, на кого он опирался. Исключение составляют введение и комментарии самого Роберта, тщательно им увязываемые с его собственной теорией изначального доминирования матриархата с последующим переходом к патриархату, а также обоснование влияния происходивших на Балканах, особенно на Пелопоннесе, процессов социального толка, возникавших вследствие периодически происходившего вторжения чуждых культур.

Предлагается опустить подробности влияния на мифы определённых событий, как и принятие на веру примеров божественного влияния на жизнь населявших Древнюю Грецию народов. Грейвс старается найти предпосылки возникновения сказаний, для чего углубляется в слишком сложные пониманию материи. Не из-за их трудности, а вследствие тонкой границы между реальностью и вымыслом. Роберт может предполагать, почему Зевс был именно тем, кем был, что зевсами прозывали царей, правивших определённое количество лунных циклов, после чего их каким-либо образом приносили в жертву. Всё это вполне могло быть на самом деле, найти своё отражение в мифах. Грейвс идёт по грани, предлагая и доказывая подобные версии.

Важнее в представленных вниманию читателя мифах — сами мифы. Они присутствуют на страницах во всём их многообразии, начиная с версий происхождения бытия. Дальнейшее развитие сюжетов сообщается согласно видению античных авторов, опиравшихся на работы предыдущих поколений. Огромную роль оказали труды древнегреческих драматургов, из которых до нас дошло малое количество. Пробелы теперь заполняются благодаря трудам историков прошлого. Грейвс поступил аналогично, также взяв за основу сохранившиеся свидетельства.

Содержание должно быть знакомо читателю: от свержения Урана Кроном и вплоть до окончания Троянской войны, обозначившей конец четвертого поколения людей и переход к подобию похожих на нас представителей пятого поколения. Обрисованы верховные боги, многочисленное героическое потомство и прописаны главные связующие циклы: Девкалионов потоп, становление критской культуры, возникновение Афин, Фиваида, подвиги Геракла, Атриды, похождения Тесея, плавание Ясона, осада Трои, скитания Одиссея.

Грейвс понимает, он не может быть истинным в предположениях. Предлагаемые им версии развития событий, лишь примерные варианты. Не было единства среди античных авторов, значит и нам никогда не выработать общую позицию. Остаётся остановиться на личной точке зрения, ради которой следует ознакомиться не только с приведёнными в книге выдержками, но и обратиться непосредственно к оригинальным текстам, трактующих одни события согласно Грейвсу, а другие — иначе.

Опять же, не нужно быть настолько серьёзными, чтобы в дошедших до нас трудах искать всё определяющую истину. Не стоит забывать про вклад древнегреческих драматургов, римских и средневековых переписчиков. Каждый преследовал определённую цель, требуемым образом искажая известные ему истории, после обязанных измениться до искажения первичного варианта. Грейвс скорее серьёзно рассматривает окружающую его информацию, находя её применение в закреплении достигнутых им воззрений.

Если же забыть сказанное ранее, необходимо отметить проделанную Грейвсом работу. Он обработал едва ли не все доступные произведения древности. В том числе он уделял внимание схолиям. Получившийся результат достоин права претендовать на звание одного из полных справочников по мифологии Древней Греции. Есть у него ряд недостатков, но они имеют значение для серьёзно увлечённых темой. Просто любопытствующий читатель удовлетворится и этим.

Автор: Константин Трунин

» Read more

При внимательном чтении трагедий античных авторов читателем определяется важная особенность — сюжеты повторяются, либо взаимно дополняются. Благодаря этому потомкам проще ориентироваться в событиях Древнего Мира. Может оказаться, что до нас дошли именно те трагедии, эпические моменты которых наиболее нравились поздним составителям сборников наследия предков. Прочие трагедии были навсегда утрачены. И это при обилии написанного! По плодотворности ни Эсхил, ни Софокл, ни Еврипид друг другу не уступали. Только Еврипиду повезло более, нежели двум другим великим эллинским трагикам: сохранились в полном объёме восемнадцать произведений, в виде кратких фрагментов или только упоминаний о них ещё семьдесят.

Как Эсхил и Софокл, Еврипид также уделял внимание сказаниям о событиях Троянской войны и её последствиях, особенно выделяя линию Атридов, начиная с заклания Ифигении в Авлиде, вплоть до окончания мытарств Ореста в Тавриде. Им же дополнительно проработан образ Электры, вышедшей замуж за пахаря и воинственно взиравшей на мать, самолично готовой свести с ней кровавые счёты за убитого отца. Точка в предположениях о судьбе героев прошлого была поставлена окончательно. Прояснилась вся цепочка происшествий, завязавшаяся вследствие божественного вмешательства. По сохранившимся трагедиям Еврипида к такому выводу придти нельзя, необходимо дополнительно читать труды старших поколений трагиков.

Тесно связана с темой Атридов история Елены. По Еврипиду с неё снимается ответственность за главную роль развязывания Троянской войны. Вновь боги играют судьбами людей, обманывая их и меняя действительность на своё усмотрение. Так, оказалось, Елена провела годы противостояния в Египте, подобно Ифигении, перенесённая за пределы конфликта интересов между микенцами, связанными клятвой воспитавшего Елену Тиндарея, и троянцами. О её судьбе Еврипид рассказывает и в трагедии про Ореста, делая неповинную жену брата отца жертвой неистового гнева.

Не будь Трои, о чём тогда было писать античным трагикам? Есть ещё вдохновляющие эпизоды из истории города Фивы, тесно связанные с царём Эдипом, невольным мужем собственной матери, породившим детей, чьим проклятием стала братоубийственная война, получившая прозвание в трагедии Эсхила «Семеро против Фив». Еврипид раскрывает причины, побудившие сыновей Эдипа стать непримиримыми врагами, а после уже о том, как лучше похоронить тела погибших участников осады, дабы не стали они кормом животных, а были погребены по бытовавшим тогда правилам.

Построение всех трагедий Еврипида имеет сходные черты. Неизменны: раскрытие сути действия в прологе, развитие истории, отвлекающие хоровые партии, поясняющие речи корифея и сообщающий известия вестник. Этого вполне достаточно, чтобы предположить, что в сходной манере были написаны утраченные трагедии. Впрочем, потомкам важнее не манера изложения, а содержавшиеся в них события прошлого, ныне принятые за негласную историю. У любого мифа имеются настоящие предпосылки, прочее же не столь существенные детали, поэтому-то и важно, о чём писали древние авторы.

Написано на основании трагедий: Электра, Елена, Финикиянки, Ион, Орест, Вакханки, Ифигения в Авлиде, Просительницы, Троянки. Часть из этих произведений не удостоились упоминания. Например, «Ион» схож с историей про Эдипа в плане запутанности, главный герой озабочен поисками неизвестных ему родителей. «Вакханки» повествуют о Дионисе, виновном в буйстве девушек.

Таково наследие Еврипида. Остаётся надеяться на случайные находки. Вдруг где-то мирно покоятся тексты авторов древности. И вдруг когда-нибудь случится возможность ознакомиться с полным собранием сочинений Еврипида, Софокла и Эсхила. Но, увы, читатель начала XXI века, скорее всего, останется с уже имеющимися трагедиями. Может оно и к лучшему, не придётся расстраиваться. Утраченное может оказаться посредственным.

Автор: Константин Трунин

» Read more