Морис Метерлинк — Собрание сочинений. Том II (1891-1903)

Метерлинк Пьесы

Побольше мрачности в сюжет пьес, чтобы зритель ёрзал на стуле и с нетерпением ждал развязки. Морис Метерлинк предпочитал наполнять свои произведения истинной драматичной событийностью. Для того он вёл внимающего через бурелом страстей, позволял обходить острые углы и ставил перед очевидной проблематикой сущего: всё случается вследствие имеющегося у человека желания видеть затруднения там, где их нет. Опираясь на исход каждой истории, Метерлинк начинал разворачивать пьесы в примерно пяти действиях, наполнял происходящее утяжеляющими диалогами, заполняя требуемое для постановки время. Зритель извлекал мораль, пьеса подходила к концу, оставалось ощущение избыточности метерлинкнутости.

При желании можно каждую пьесу Метерлинка разбирать отдельно, находя важные для отражения общественных устремлений слова. Требуется ли это? Нет. Метерлинк в редкие моменты писал гениальные произведения, чаще предоставляя внимаю продукт среднего качества полезности. Продукт оказывался одинаковой степени выдержки, содержал в себе один и тот же состав, различаясь наименованием действующих лиц. Сугубо морализирования ради, не преследуя высокой цели, человека нравы понукая, Морис выводил ещё одну пьесу, отображая в ней отсутствие перспектив разумного продвижения в области понимания нравов, отличающихся склонностью к скорой порче. Даже невинный братский поцелуй возводился им в подозрительность сторонних с маниакальным желанием убивать для искоренения разрастающегося поползновения к обязательно ожидаемому порочному разврату.

Человек у Метерлинка изначально виновен. Он стремится возжелать объект страсти, поправ нормами порядочности. Для него не существует десяти заповедей, они воспринимаются им в качестве высокого порога перед полуоткрытой дверью. И если человек этого не осознаёт, это понимают другие. Если же осознаёт и старается отмолить нечаянные прегрешения, то плакать ему сперва кровавыми слезами самому, а потом уже за него начнут плакать статуи святых. Но не будет человеку окончательного прощения, ибо греховен он и не заслуживает прощения, пока статуи сохраняют неподвижность. И тогда статуи оживут, придав мрачности фантасмагоричность.

Любовь у Метерлинка светлая и чистая до наивности. При всей кажущейся добродетели, она сжирает людей без остатка, толкая их на совершение безумных поступков. Любовь тоже города берёт, она способна накормить голодающих и дать надежду страждущим. Просто нужно в определённый момент воспользоваться чьими-то чувствами, располагающими к тому, чтобы быть использованными. Иного не случится, когда тому предстоит свершиться. Только кому станет легче от проявленной простаками добродетели? Наивность и вера в людей приводит человека к собственной гибели. Люди воспользовались чужой помощью, подняли дух и более их уже не интересует тот, кто протянул им руку помощи. Метерлинк наглядно доказывает данное размышление.

Причиной сих рассуждений стали пьесы: Пеллеас и Мелезанда, Смерть Тентажиля, Алладина и Паломид, Семь принцесс, Сестра Беатриса, Монна Ванна, Жуазель. Касаются они разных событий, обычно с упором на историчность настоящую, либо выдуманную. Есть у Метерлинка эпизоды из прошлого Италии, а есть относящиеся к английской мифологии. Обязательно в центре любовный сюжет, чаще с трагической развязкой. Требовательный зритель желал проливать слёзы, пребывая под впечатлением, чем Морис снабжал его в изрядном количестве. Мораль редко случалась полезной для нравственного самосовершенствования, каждый раз склоняя зрителя к воспоминанию о детских страхах. Во славу интересов зрителя невинность замешивалась Морисом на крови действующий лиц, обязанных принять полагающиеся им страдания.

Актуальность пьес Метерлинка в прошлом. Конечно, есть у Мориса вековечные сюжеты, способные вызвать ответное чувство у последующих поколений. Их мало. Они навсегда останутся в душе их узнавшего. Прочее выветрится.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Эрнст Гофман «Майорат» (1817)

Гофман Майорат

Мистического Гофмана в «Майорате» нет, теперь Эрнст предлагает открыть секрет одного дворянского рода, вместе с читателем постаравшись разгадать тайну разрушенного замка. Поныне оттуда, где он располагался, раздаются стонущие и царапающие звуки. Неужели привидения поселились в развалинах? Стоит полагать, что именно так. Чего только не услышишь на берегу, особенно находясь в таком уникальном месте, как Курише-Нерунг, узкой полосе суши между заливом и морем. Эрнст Гофман разобрал близкое его пониманию, дополнив историю семейными дрязгами вокруг наследственного владения родовыми землями.

Никто не любил жить в замке. Поэтому он почти всегда пустовал. Иногда съезжался весь род, преследуя цель поохотиться и провести время в пирах. Не любили замок и из-за связанной с ним мрачной атмосферы. За замком не следили, посему замок стал приходить в упадок. Дополнительные проблемы заставили членов семьи заново переосмыслить связанный с ним майорат, накладывающий свои особенности наследования, отягощённые возможными наследниками-бастардами, учесть которых не представляется возможным. Всех тяготило владение данным замком — в любой момент это право можно было утерять, посему лучше пусть он разрушается, нежели на него серьёзно рассчитывать.

И где же стоит искать призраков в сей истории? Оказывается, был убит, либо умер сам, сперва старый барон, потом его старший сын — наследство перешло ко второму сыну. Никого такое развитие событий не озадачило. Но именно тогда появились стоны и царапающие звуки. Обозначилась тайна, требующая разгадки. Призраки взывают к отмщению или они плод воображения? Эрнст Гофман намерен разобраться, вжившись в потомка рода, аналогично озадаченным родовым проклятием, желая понять причины и найти виновного в гибели предков.

Бывает так, что виновного нельзя призвать к ответственности. Совершал он проступок вне своей воли, то есть его деяние не содержит состав преступления. Эта особенность расследования является главной составляющей повествования. Догадаться о ней сможет человек с таким явлением ранее сталкивавшийся. Ежели ничего подобного и предположить не получается, значит уровень познания мира был на тот момент недостаточным. Думается, Эрнсту Гофману такое поведение человека казалось необычным, требующим всестороннего изучения. Не одним ведь сторонникам Месмера задаваться вопросами трудно постижимых свойств тела и связанных с ним субстанций. И не постоянно Гофману черпать вдохновение в страшных сказочных сюжетах германских земель, нужно озаботиться проблемами реальной важности.

Речь идёт о сомнамбулизме. Не такая уж серьёзная тема для исследований Гофмана. Эрнст чаще обличал современное ему общество, пользуясь элементами мистических материй, прикрывая явное тайным. В «Майорате» события описываются прямым текстом, предполагая загадку и ответ на неё, что не так типично для Гофмана. Разгадка в действительности не настолько важна, чтобы акцентировать на ней внимание. А так как обойти её стороной никак не получится, по причине её явственной необходимости для отражения некогда разыгравшейся в стенах замка трагедии, читателю приходится принять версию Гофмана в качестве первичной силы, погубившей замок и связанный с ним майорат.

Если ещё раз вспомнить Месмера, рассказанная Гофманом история должна считаться мистической. Кто тогда стонет и царапает? Неприкаянная душа ждёт другой правдивой версии изложения разыгравшихся в замке трагических событий? Сомнамбулизм — одна из возможных версий. Она может оказаться не настолько правдивой, как того хотелось Эрнсту. Ему показалось занимательным озадачить читателя таковой особенностью поведения человека, вполне достойной упоминания и всестороннего изучения. К тому же, отчего не рассказать в реалистичной манере? И Гофман рассказал.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Фазиль Искандер «Сандро из Чегема. Книга I» (1966-89)

Сандро из Чегема Книга 1

Легко идти с улыбкой по жизни: улыбаться направо, улыбаться налево, улыбаться, глядя на солнце, улыбаться, глядя под ноги, улыбаться по диагонали, улыбаться идущим сзади, улыбаться горам, улыбаться морю, улыбаться вождю, улыбаться проблемам, улыбаться, начиная дело, улыбаться, улыбаться, улыбаться, а наулыбавшись, сказав множество искромётных слов в адрес всех, кто их мог быть достоин, кто их не мог быть достоин, сугубо из желания улыбаться ещё раз улыбнуться и, дополнив повествование сквозным персонажем типа Сандро из Чегема, опубликовав все с улыбкой рассказанные истории в литературных журналах, увязав весь накопленный материал в единое издание, будто бы и имеющих единую сюжетную линию, оной вовсе не имея… Не будет конца и края, ибо конец на краю, а край на конце. Так выпей же, читатель, за здоровье Сандро, за всех действующих лиц из сказаний о нём и за самого Фазиля Искандера. Действительность всегда должна восприниматься с осознанием лёгкости бытия. Пусть пьянят тебя, читатель, горы и горный воздух, прочее забудь, проблем нет, их никогда не было.

Искандер сказывает истории толсто, не жалея слов. Одни скажут — писатель льёт воду. Другие — автор графоман, упивающийся возможностью наполнять страницы текстом. Третьи — Фазиль упивался не текстом, а словами, находя упоение от выражения эмоций. Кому-то и в самом деле понравится сборник новелл о похождениях дяди нарратора, названого давным-давно Сандро, местом жительства которого является местечко под названием Чегем, располагающееся в Абхазии. К слову, не всегда истории рассказывает нарратор, порой его место занимают прочие лица, вплоть до морд, причём звериных, принадлежащих тем, кого трудно называть представителями рода человеческого. Не совсем понятно, как Искандер мог узнать мысли мула, но мысли мула он каким-то образом знал, коли даже такое действующее лицо сумел сделать главным в одной из новелл.

А как быть с Сандро? Его имя на обложке, профиль в ряде изданий там же. В тексте всё иначе, Сандро всегда на последних ролях. Он — лицо второго плана, если не третьего и не четвёртого. Фазиль сперва расскажет много о чём, приведёт исторические свидетельства, обоснует предпосылки нынешнего положения, закатит пир горой и наполнит действующих лиц вековечной обидой друг на друга. Только после Искандер вспоминает про Сандро, вводит его в повествование, наполняет содержание юмором, лёгкостью и горным воздухом. Мудрость проливается потоком, улыбки направо, улыбки налево, улыбки товарищу Сталину, улыбки всем прочим, в том числе и читателю.

Нет авторитетов и почитаемых действующих лиц, все они достойны едкого сарказма, высмеивающего их пристрастия. Зачем бояться мёртвых, если они умерли и более не несут в себе опасности? Можно удостоить всех почивших разноплановыми подробностями. И чем выше лицо при жизни занимало положение в обществе, тем лучше оно подойдёт для высмеивания. Например, товарищ Сталин, любивший ловить рыбу на динамит, хорошо провести время на кавказских застольях и чьи кальсоны довелось носить не кому-нибудь, а Сандро из Чегема.

Но первые лица первыми лицами, о них постоянно говорить, значит утомить читателя. Так появляются у Искандера иные обыденные персонажи: дантисты, гаишники и так далее. Каждое новое лицо любит греть руки на несчастьях других. Совокупно с советскими реалиями, нужды рядовых граждан постоянно упираются в необходимость проявлять изобретательность, если всё-таки есть желание получить обещанные золотые зубы или отобранные за нарушение правил дорожного движения права. Сандро не является жертвой обстоятельств и не занимает постыдную сторону вымогателей, он всегда наблюдатель и активный радетель за справедливость, иногда истолковываемую им превратно. Фазиль явно намекает на проблемы общества, предлагая их регулировать исходя из нужд людей.

За лёгкую поступь! А если засосёт трясина, то только в лучший из возможных миров!

Автор: Константин Трунин

» Read more

Антон Чехов «Степь» (1888)

Чехов Степь

Слог писательский ковать — трудная задача. Не всё выходит под пером содержательным и удобоваримым, обязательно случаются будто бы знаковые вещи, лишённые полезного предназначения. Душа писателя просит изливать мысли на бумагу, отчего одни измышления выходят удачными, прочие — поверхностными. Читатель это редко принимает во внимание, закрываясь от действительности надуманными рамками, вроде определённого отношения к литераторам или стараясь придерживаться воззрений определённой группы людей.

Написал Чехов этнографическую заметку, можно о ней смело забыть. Он отразил реалии своих дней. Показал нужды простого народа и тяжести существования евреев. Глаза этим он никому шире не открыл, показав и без того ясное бедственное положение. Впрочем, бедственность Чеховым не осуждается, скорее принимается под видом необходимости. Кажется, имеющееся сложилось в результате жизни прежних поколений, обязанное сохраняться и в дальнейшем.

Молодёжь может рваться к знаниям, либо быть подталкиваемой к ним их родителями. У Чехова получается так, что двигающаяся по степи повозка везёт человека из его необразованности к светлому будущему, обязанному быть лучше, нежели доставшаяся предкам доля. Надеждам приходится проходить испытания на их сохранение, они могут быть разбиты из-за историй некогда тянувшихся к знаниям людей, так и не нашедших призвания, вследствие чего те опустились на прежние позиции, только уже отягощённые осевшими в их головах бесполезными науками.

Многое происходит в пути. Истории сменяются в лице постоянно встречаемых рассказчиков. У каждого свои впечатления от жизни, чаще негативного толка. Жизнь становится труднее, происходят события, усложняющие существование, но человек снова горюет о прошедших в терпении годах, ничего не представляющих, когда речь заходит об ожидаемых переменах. Вот где действительно придётся говорить о необходимости запасаться терпеливостью, искать новые силы, чтобы продолжать жить, ведь существовать придётся в любом случае, какие бы трудности не возникали.

Дети смотрят на проблемы взрослых через призму собственных ощущений. Присущая им беззаботность рано разбивается, стоит тяготам коснуться их рук. Учёба не несёт отрицательных свойств, становясь частью детства. А вот как быть с физическим трудом, ограничивающим подростка в возможности получить образование? Конечно, это уже не имеет значения для «Степи» Чехова. Основной авторский замысел ясен. Дополнительные повествовательные линии раскрывают личности других действующих лиц, терпящих неудобства, воспринимая их естественным отражение сегодняшнего дня. Стоит смотреть на то, как живут люди, прежде принятия судьбоносных решений.

Счастья не существует. Нет такого понятия. Есть кратковременные всплески удовлетворения, возникающие в результате схождения благоприятных моментов с желанием видеть их именно такими. И какое же может быть счастье в чеховской степи? Удручающие картины быта, униженные люди, разбитые судьбы. Не может человек претендовать на иное, поскольку всегда разрушал идиллию, видя во всём хорошем плохое. Нет отражения действительности в благостном восприятии, каждый мнит несчастливым лично себя, постоянно о том говорит и всё больше вязнет в трясине ежедневной суеты.

Это видно по героям Чехова. Они рассказывают истории, видят упадок надежд, уже не пытаются добиваться лучшего существования. Проще говорить: обсуждать, рассуждать и осуждать. Ничего кроме! Говорить, говорить, говорить. Сотрясать воздух словами, находить подтверждение в мыслях других, снова загонять себя в угол. Никто не желает довольствоваться малым, всегда есть желание обладать чем-то существенным, редко достижимым. Остаётся на кого-то надеяться — если не помогут, то хоть мешать не будут.

Так и едут герои «Степи» вперёд: думают, верят, хранят надежду. Не встречались бы им на пути люди с их неустроенной жизнью, но встречаются.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Романсеро

Романсеро

История читается приятней, когда в стихах до нас она дошла, и тем нам кажется опрятней, хоть вымыслом подчас она полна. Пусть прошлое напоминает мифы, не сходится с былым поэтов текст, ведь в прозе в строчках тоже элементы правды скрыты, там тоже трактование с аналогичной переменой мест. Не в том вина народного творенья, что сохранились летописи ведших их людей, то не испортит впечатленья, скорее сделает историю полней. Лишь версии поэтов помнить будут, так повелось с давнишних лет, детали обязательно забудут, к прекрасному тянуться должен человек.

О чём печалиться испанцам, коль прошлое их славится давно? Не раз сдавали край родной пришедшим чужестранцам, но возвращали всегда назад своё. О том в народе складывали песни, романсами их принято считать. Одни герои почивали в лести, других приятнее считалось унижать. К чему им было возвышать Родриго, вестготского последнего царя? Его унизили учтиво, любовь его проклятием клеймя. И отчего народу не любить Кампеодора Сида? И почему душевно не сказать о подвигах Гонсалеса Фернана? Вот только позабытой оказалась знаменитая коррида, но и без неё народом песен сложено немало. Жестокий Педро, дель Карпио Бернардо, инфанты Лара — также основные лица. Испанское наследие громадно. Потомкам есть, чем насладиться.

Не должен нравиться Испании Родриго, согласный сжечь страну дотла. Не зря на ум идёт «интрига» — созвучное определение поступкам короля. Он воспылал симпатией преступной, не мог сдержать свой нрав в узде. В междоусобных тяжбах страна ослабла, став доступной, дав путь на север вражеской орде. Нахлынула из мавров высокая волна, вестготы земли потеряли, казалось — это навсегда, обратно завладеть получится едва ли. Испанцы дали слабину, осталось сетовать на неудачи, Родриго приписали всю вину. И не могло быть никак иначе. Сложились обстоятельства такие, не в том была вина его, и до него цари другие, похожие поступки совершали всё равно.

Когда согласие не достигается в стране, тогда рождаются герои, висят их черепа порою на стене иль украшают царские покои. В них бунту благородный дух подвержен, не могут успокоиться они, словно каждый из них Родиной отвержен, что не позволяет им выражать желания свои. Причина не всегда нужна, главнее внутреннее чувство, обида далеко не так важна, как выпирающее буйство. Согласным быть — не тот удел испанского народа, они не думают про вред, порою важной выступает прежде честь их рода, но чаще каждый мнит себя достойным собственных побед.

На том ряд исторических событий построен. Упор на личность был всегда. Тот нам запомнился, как воин, чья мотивация проста. Король в темницу поместил отца, разбойник бросил семя на чужбине. Вот начинается история с конца, имея продолжение в достойном славы сыне. Покуда жажда мести не утихнет, до той поры пылает сердце храбреца, убить он может или пламенем объятый вспыхнет, не пожалев и жизни короля.

События былого нам теперь понятны. Важней считалось честь блюсти. Достойные поступки быть должны приятны, чтобы не хотелось глаз от текста отвести. На то и дан в наследство нам испанский Романсеро — пример для доблести потомков, Читать его беритесь смело — читайте с выражением и громко. А если вдруг желание возникнет читать романсы о простом, скользить не надо взглядом, строчки быстро пропуская, их надо достойно воспринять с умом, поэзия в Испании тогда была такая.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Людмила Сараскина «Александр Солженицын» (2008)

Сараскина Александр Солженицын

А отчего бы и не жить плохо, если всё кругом плохо, ты относишься к этому плохо, и к тебе по этой же причине относятся плохо. Под пером Людмилы Сараскиной получился портрет человека, жившего личными убеждениями и никогда не соглашавшегося жить чуждыми ему идеями. Хотелось молодому Солженицыну всюду носить при себе карточку с изображением Троцкого, негативно отзываться в переписке о Сталине, но не хотелось сидеть в лагерях. Хотелось зрелому Солженицыну воплощать творческий потенциал, писать о проблемах общества и делиться с людьми лично испытанным, но не хотелось быть высланным из страны. Много чего ещё Солженицын хотел, постоянно вступая в конфликтные отношения с властями. Он осознавал это, получал требуемый материал для работы и щедро делился им с читателем. Устали от Солженицына в Европе и США, где он критиковал уже их политические системы. Стоило Советскому Союзу прекратить существование, как нужда в нём отпала и Солженицын вернулся в Россию, продолжая критиковать новое правительство. Тем жил и дышал, о чём Людмила Сараскина подробно поведала читателю.

Сараскина с первых страниц биографии берётся рассказать о многом, упуская из внимания личность описываемого ей человека. Читатель узнаёт предысторию рода Солженицына, получает богатую информацию о годе его рождения. Подобный текст может быть полезным, неси он зерно истины. Понятно, биограф преследовал определённую цель. Допустим, снять с Солженицына обвинения в еврейском происхождении. Таковых отступлений по ходу повествования встречается в обильном количестве. Может поэтому из биографии выпало детство писателя, отмеченное одним лишь упоминанием шрама на лбу.

Биография более построена на принципе привязки к литературным трудам Солженицына, каким образом рождались замыслы и когда им всё-таки было суждено осуществиться. Сараскина говорит, что Александр со школьной скамьи предпочитал литературный труд любому другому, особенно физическому. Он был успешен, периодические издания держались на его способности создавать большое количество текстов одновременно, пускай чаще и в подражание другим авторам. Дальнейшая судьба привела Солженицына на фронт, стоило ему закончить высшее учебное учреждение. Он хотел воевать, не обращая внимания на опухоль. Попав на войну, оказался лишён литературной практики, будучи полностью сосредоточенным на выполнении стоящих перед ним задач.

У читателя биографии возникает много вопросов к Солженицыну. Основной звучит так — зачем? Зачем он с горечью взирал на разбитую жизнь, всё делая для того, чтобы она оказалась разбитой? Зачем продолжал идти против смягчившейся к нему системы, внутренне осознавая грозящую ему опасность? Зачем после со своим уставом затрагивал реалии прочих государств? Зачем не захотел успокоиться и принять жизнь такой, какой она была, постоянно пребывая в поисках очередного обострения противоречий? Сараскина на эти вопросы не отвечает, подразумевая очевидность ответов. Всюду в тексте Солженицын оказывается на позициях правого в суждениях человека, будто он не мог заблуждаться и совершать ошибки.

В Советском Союзе против Солженицына выступал Шолохов. И пока он у Сараскиной представлен в негативном свете, иные биографы, непосредственно самого Шолохова, в другом виде будут представлять взаимоотношения писателей, склоняя читателя на сторону описываемого ими человека. Такой подход к отражению действительности называется предвзятым, с односторонним видением ситуации, не предполагающим негативного отражения личности. Сараскина превозносит Солженицына во всём. Один существенный минус был у Солженицына, следуя изложенной биографии, ему не суждено было признать за кем-то правду, если она расходилась с его представлениями о ней. Солженицын мог критиковать Российскую Империю, Советский Союз и Россию, всегда находя для себя негативные стороны.

Каждое поколение не устраивает действительность, зреют революционные мысли, воплощаются устремления, ломаются человеческие судьбы. Человека всегда что-то не устраивает, он постоянно желает изменить мир под себя. Потом приходит новое поколение, видит ситуацию иначе, ломает и перекраивает на свой лад. Так продолжается из века в век и будет продолжаться, пока человек не поставит на себе крест. Солженицын тоже был человеком, хотел перемен к лучшему и старался добиваться их осуществления. Но если предположить осуществление его надежд, то как скоро их смела бы волна очередного недовольства действительностью?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Жорж Санд «Она и он» (1859)

Жорж Санд Она и он

Что может хотеть от жизни человек? Сегодня ему требуется одно, завтра другое. Некогда желаемое оказывается помехой. И не может случиться обретения подлинно нужного, поскольку такового существовать не может. Яркое стремление постепенно сходит на нет, вплоть до полного отторжения. И остаётся человек с разбитым сердцем и израненной душой, укоряя других, подменивших крепкое плечо эмоциональным разладом. Причина обнаруживается не в себе, ибо самообман всегда преобладает. Если любившие друг друга решают расстаться, значит виноват он — думает она, виновата она — думает он. В защиту личного мнения писатель напишет книгу, как поступила Жорж Санд, оправдываясь и выдвигая обвинения.

Редко кто откровенно пишет о личной жизни. Может оказаться, что и Жорж Санд подменяет детали. Всё-таки «Она и он» относится к беллетристике. Автор опирается на известные ему обстоятельства, выдумывая остальной текст. Как бы после Жорж Санд не утверждала и не говорила, будто главная героиня является её альтер эго, а в качестве остальных действующих лиц представлены определённые знакомые писательницы. Читатель обязательно домыслит подразумевающееся, приняв содержание произведения за правдивое изложение действительности. Но надо понимать — мнение одной стороны не может считаться объективным. Даже заслушал второго участника — объективности окажется ещё меньше. Мнения очевидцев более смажут общую картину. Подлинной правды, как известно, не бывает.

Читателю ясно — главная героиня права в собственных суждениях. А разве бывает, чтобы кто-то в них ошибался? Героиня стремится к лучшему, встречается с интересными людьми, заводит связи, вступает в интимные отношения, теряет любовников и снова стремится к повторению прежних отношений с кем-нибудь ещё. Её не интересуют важные персоны, живущие постоянством и не терпящие суеты — они не могут дать ей простора для мысли, ярких эмоций и требуемого для художественной работы материала. Героине нужен человек с бурей страстей, не умеющий согласовывать поступки с доводами рассудка и видящий конец там, где как раз и находится начало. Поскольку развязка наступает раньше осмысления, участники отношений тонут в обидах, не стремясь придти к спасительному решению, предпочитая заявить о приоритете Я, забыв, что союз двоих скрепляется нерушимым договором, редко воспринимаемым всерьёз и чаще нужного разрываемым из-за неспособности следовать его трудным для выполнения пунктам.

Проблема решения о прекращении отношений всегда сопровождает человека. В редких случаях на неё способны оказать влияние сдерживающие факторы: религия, мораль, общественные установки. Ничего подобного во Франции XIX века должного значения не имело, поэтому человек был свободен в праве заводить интимные связи, крутить любовь и бросать, при первом на то желании, объект былой страсти. Он же был в праве принять яд, коли не видел иного пути для продолжения жизни. Ветер гулял в головах людей. Они, обладая чем-то, не ценили этого, а после, потеряв, громко сожалели.

Жорж Санд так и не смогла осознать собственных ошибок. Написанный в защиту, роман «Она и он» не смягчил отношения к её проступкам. Писательница хотела показать, насколько ей нужно было проявлять заботу о других, усмиряя свой гордый нрав, дабы излишне не навредить партнёрам по отношениям. Святость поступков главной героини произведения будет трактоваться читателем согласного его личного опыта и способности правильно интерпретировать бытующие среди интимных партнёров отношения. Проблематика отношений действительно сложна для осознания, пока один из двоих не научится поступать согласно желаниям второго, иначе последует разлад и смертельная вражда в последующем. Она не хотела идти на уступки, он — тоже. Правых нет, виноваты оба.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Сергей Лукьяненко «Рыцари Сорока Островов» (1992)

Лукьяненко Рыцари Сорока Островов

Придуманный Сергеем Лукьяненко мир на сто процентов представляет из себя иллюзию. В происходящем нет ничего настоящего, в том числе и действующих лиц, не являющихся людьми в обыденном понимании. Представленные на страницах персонажи — это проекции, копии. Их жизнь им не принадлежит — они не имеют на неё права. Отныне всем собравшимся на полигоне Сорока Островов необходимо выполнять две требуемые от них функции — выживать и доминировать. В качестве стимула проекциям обещано возвращение домой, но только тем, кто сможет подчинить себе все острова. Инопланетян можно в расчёт не принимать — они тоже иллюзия.

Действующие лица не знают о своей судьбе. Они — продукт массовых заблуждений. Не дано им иначе воспринимать окружающую действительность, нежели в том виде, в котором её принимает сложившееся на островах общество. Божественный промысел Лукьяненко заменил на вмешательство представителей инопланетной цивилизации, обладающей соответствующими технологиями, чтобы развернуть в космосе проект по изучению представителей Земли. Действующие лица произведения верят в инопланетян, знают их цели, соблюдают установленные ими законы и не думают о возможности заявить о своих правах.

При продуманной структуре мира Сорока Островов, Лукьяненко остановился на иной идее. Ему хотелось показать агрессию подростков, жестоких к себе и к окружающим, не умеющих делать правильные выводы и совершающих недальновидные поступки. Действующим лицам не хватает опыта и знаний, потому они всегда выполняют навязанные им установки, не гнушаясь убивать, даже не пытаясь осознать смысл необходимости лишать людей жизни. Будучи поставленными в рамки определённой модели поведения, действующие лица следуют указаниям инопланетян, не оглядываясь на моральные ценности человечества. Подростки всегда были податливым материалом в руках взрослых, оттого именно этот возраст был важен для рассмотрения различных моделей поведения в условиях полигона.

Дети воют с детьми на протяжении всего произведения. Обеспечить доминирование другим способом не получится. Так продолжается длительное время. На полигон попадали деятельные подростки, думавшие избавить мир Сорока Островов от насилия, но никогда ещё среди рыцарей не оказывался человек, способный принять роль пророка, открыв проекциям их истинную суть, образумив воинственные головы, лишая смысла к дальнейшему существованию, ибо надежда на возвращение домой оказывается бесплотной. В таком случае остаётся одно — разорвать связь с прежними ошибочными представлениями о реальности, не боясь удостоиться кары небожителей. Человек никогда не восставал на своего создателя: пророки лишь служили проводниками его воли. Сергей Лукьяненко дал действующим лицам лидера с новым осмыслением ситуации.

Поскольку «Рыцари Сорока Островов» раскрываются для читателя приключенческой составляющей, философия произведения оказалась загубленной. Автор не стал лишать проекции веры в лучший исход. Пусть в него никто более не верит, однако в душе веру в благополучный исход искоренить невозможно. Да и не понял бы читатель, оборви Лукьяненко повествование, разрушив мир, будто это могло быть в действительности, если бы он не самоликвидировался. Сергей предпочёл свести противостояние молодых людей к отражению точно таких же эпизодов взаимной ненависти, возникающей на почве привязки к определённому месту, то есть к подобию ура-патриотизма с надуманными обоснованиями превосходства и исключительности.

Так уж получилось, что писатель говорил об одном, читатель внимал о другом, а критики пришли к собственным выводам. И коли это так, значит у Лукьяненко получилось написать произведение, заставляющее задуматься. Впрочем, читатель в основной массе думать не привык, поэтому, для удержания его непритязательного внимания, в «Рыцарях Сорока Островов» есть многое из должного присутствовать в беллестристике.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Пу Сунлин «Рассказы Ляо Чжая о необычайном» (1740)

Пу Сунлин Рассказы Ляо Чжая о необычайном

Необычайное случается — его обязательно надо объяснить. И ежели не хватает сообразительности, придумываются таинственные материи. Действительность отдаётся на откуп существам другого порядка, привыкшим вмешиваться в жизнь людей. В Поднебесной за таковых считали духов мертвецов и проказничающих лис, умеющих принимать обличье человека. Сосед внезапно разбогател, ему везёт в делах, значит он пользуется благосклонностью потусторонних сил. Даже начни сосед чахнуть, беднеть и претерпевать неудачи, тут тоже не обошлось без чуждых материй. Всё поддаётся осмыслению, достаточно проявить фантазию. Так и рождался в китайских сказаниях мир неподвластных человеку созданий, умеющих более должного, одаряющих всем по желанию и лишающих всего в определённое время.

Пу Сунлин бережно собирал старинные китайские предания, придумывал собственные и приглашал знакомых поделиться таинственными историями. Первая их публикация случилась уже после его смерти. Рассказы были поделены на четыре раздела: Лисьи чары, Монахи-волшебники, Странные истории и Рассказы о людях необычайных. За редкими исключениями повествование всегда касалось сказочных происшествий, виной которым были если не лисы и духи мертвецов, то странствующие даосы. Чаще всего владельцы таинственных сил пользовались мастерством иллюзии, обращая наваждения вспять, когда в смысле проделок отпадала надобность.

В рассказах Пу Сунлина постоянно возникает соперничество: лисы, воплощающие благо, не переносят духов мертвецов, высасывающих жизненные силы. Они не могут влиять друг на друга. Борьба происходит через человека, должного лично принимать решение, кому он склонен доверять. Но доверять он должен лишь себе, поскольку будет обманут лисами и мертвецами, насколько бы тепло они к нему не относились. Не у каждого получается устоять перед обещанием сытой жизни, богатства и высокого положения в обществе. Достаточно проявить упорство и подозрительность, как морок рассеивается и вместо хором он видит заброшенное строение, вместо вязанок с монетами — камни или листья.

Третья действующая сила — даосы. Стоит предполагать, что под ними подразумеваются некие иные монахи, настолько их поведение отличается от всего того, что стоит понимать под исповедующими дао, либо это истинные волшебники, не являющиеся людьми, скорее предстающие отражением скрытой от понимания стороной должного быть, то есть у Пу Сунлина они позволяют миру находиться в равновесии: в противовес мира людей воплощая в себе мир потусторонних существ. Их проказы нельзя отнести к положительным или отрицательным, скорее их поступки построены на желании озорства. Они могут наказывать хитрых, обманывать доверчивых или спокойно созерцать действительность, позволяя раскрыть свой секрет после того, как они оставят телесную оболочку.

Усугубляет положение людей желание потусторонних сил вступать с ними в тесные связи, преимущественно с целью продолжения рода. А так как закономерность геометрической прогрессии отменить нельзя, Ху (созвучно китайскому слову «лиса») успешно плодятся и передают детям зачатки хвоста. Не сразу наследственность выветривается, что позволяет нескольким поколениям использовать в жизни ряд нечеловеческих способностей. Эта особенность накладывает свой отпечаток на их существование. Не являясь истинными воплощениями потустороннего мира, они вскоре утрачивают повадки предков, уподобляясь окружающим их людям.

В историях, рассказанных Пу Сунлином, кроется надежда китайцев на существование силы, способной дать им такое, чего нет у других. Пусть такой силой оказываются лисы, духи мертвецов и монахи-волшебники. Всё-таки не дьявол, заставляющий расписываться кровью, и не боги, играющие судьбами людей по наитию чесоточных пяточных паразитов. У китайцев за человеком остаётся право прогнать наваждение, будто ничего не было. Люди всегда остаются главной действующей силой.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Китайская классическая литература: критика

Учитывая количество имеющихся на сайте trounin.ru критических заметок о китайской классической литературе, решено создать данный раздел.

«Суждения и беседы» Конфуция
«Записки о поисках духов» Гань Бао
«Троецарствие» Ло Гуаньчжуна
«Речные заводи» Ши Най-аня
«Путешествие на запад. Том 1», «Том 2», «Том 3», «Том 4» У Чэн-эня
«Двенадцать башен», «Полуночник Вэйян» Ли Юя
«Рассказы Ляо Чжая о необычайном» Пу Сунлина
«Неофициальная история конфуцианцев» У Цзинцзы
«Сон в красном тереме» Цао Сюэ-циня
«Цветы сливы в золотой вазе» ланьлинского насмешника
«Цветы в море зла» Цзэн Пу
«Повести и рассказы» Лу Синя
«Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии»

1 240 241 242 243 244 356