trounin.ru

Цикл «Четвероевангелие» | Книга №2

Коммуны строились во Франции и тут же разрушались. Но оставались те, кто мечтал заново построить коммуну. Они строили — она разрушалась. И опять оставались желающее повторить. Эмиль Золя решился показать пример очередного строительства идеального общества через понимание коммуны. Идея, заранее обречённая на провал, нашла воплощение в романе «Труд». Всё обязательно рухнет, чтобы возродиться вновь, чтобы вновь рухнуть.

Золя пошёл на создание эпического полотна. Франция погрязла в стачках рабочих. Люди вынуждены голодать. Расцвела борьба принципов. Кому-то требовалось уступить, но на такой шаг никто не хотел идти. Тогда рабочий — обычный рабочий — задумал создать завод на принципах братства. Утопическое развитие повествования способствовало этому. Опуская содержание первой и третьей части, Золя вложил весь смысл повествования в срединную главу произведения.

На глазах читателя начинает функционировать предприятие, где нуждам каждого работника отводится пристальное внимание. Всё начинается со школы, подготавливающей образованных членов общества. Потом наступает время труда, позволяющее человеку осуществлять разную деятельность, лишённую монотонности. Золя не жалел страниц, описывая функционирование завода. И всё для того, дабы показать, почему такое предприятие не может функционировать.

Разве человек создан для труда? Ему полагается добывать пропитание, давать жизнь потомству и в срок уступать место на планете другим. Так решила природа. Потому человек будет недоволен всем, к чему бы он не прикасался. У него обязательно будет вырабатываться отвращение ко всему хорошему, поскольку он должен делать всё для наступления своей скорейшей смерти. Монотонный труд и зловонная река ему приятнее, нежели спокойная деятельность и чистый водоём.

Эмиль Золя именно так не говорит. Он повествует с размахом, описывая будни голодающих рабочих, даёт им надежду, ломает её руками рабочих и снова позволяет надеяться. Рядом с ними располагаются люди, которые без приложения усилий за короткий срок способны заработать более им нужного, чего не достичь прочим и за всю жизнь. Разумеется, между этими слоями населения должно развернуться противостояние.

На Земле нет национальных различий, есть лишь разделение на капиталистов и пролетариат. То есть тех, кто может поделиться, и тех, кто может это принять. Главный герой произведения «Труд» становится на путь поднявшегося в капиталисты представителя пролетариата, решившего прежде заботиться о рабочих, оставаясь с ними на равном положении. Более того, он задумает построить город, расширив коммуну завода до размеров поселения. Проблема в том, что никто не способен понять, каким образом от этого станет лучше жить.

Людям требуются лучшие условия, но не равные возможности. Человек с рождения индивидуален, поэтому его нельзя уравнять с ему подобными. Поднять заработную плату, предоставить жилое помещение, обеспечить безболезненное продолжение рода — программа максимум для любого гуманного общества. Но отнюдь не иметь общее имущество, жильё и, логически продолжая, общих жён и детей. Такая коммуна человеку не нужна, вследствие чего проект завода подвергнется осуждению и враждебным нападкам уже самих рабочих.

В 1901 году рабочим оставалось мечтать о свержении капиталистического ига. Они могли устраивать стачки, побуждать жаркими речами товарищей к подчинению государственных строев, требуя человеческого к себе отношения. Кто-то, вроде Золя, смел предполагать создание идеального общества с победным девизом Великой Французской революции, только с внесением существенных изменений: сперва братство, после равенство и в самом конце предпочтений будет свобода, либо её вовсе не будет. В этом и есть основная проблема утопических представлений — свободу для человека они не подразумевают.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Дата составления Пространной редакции Русской Правды точно не установлена. Очень мало свидетельств, сообщающих о её применении, помимо выдержек из берестяных грамот. В состав вошла почти вся Краткая редакция — с существенным отличием: появился запрет на убийство виновного, заменённый выплатами за нанесённую обиду. Содержание расширилось за счёт урегулирования вопросов по правилам наследования, возврату взятых под процент средств и разрешения ситуаций, связанных с подневольными людьми, особенно беглыми.

Князь в прежней мере получал доход от населения, пользуясь правом сбора части средств, взимаемых с виновного. Судебные издержки также полностью возлагались на виновного, в тексте сообщаются точные суммы, которые он должен заплатить участвовавшим в разборе дела лицам. В качестве доказательства правдивости допускалось испытание водой или железом, оплачиваемые после по утверждённой схеме. Если обвинитель не доказывал вину обвиняемого, платить приходилось ему самому.

Сообразно сказанному, понимаешь, насколько жизнь на Руси регулировалась законами. Совершая преступление, человек знал, каким наказанием это ему грозит. В случае невозможности выплатить, он переходил в холопы. Каким именно образом — Русская Правда точно не сообщает. Единственное упоминание похожей ситуации касается разорённых купцов, чья жизнь зависела от воли пострадавших от его действий: им разрешалось ежегодно получать оговоренные суммы, либо продать купца. Видимо, речь как раз о холопстве.

К физическому насилию на Руси относились отрицательно. Хозяин не мог бить холопа без причины, иначе он сам обязывался платить за то возмещение князю. Если кто убивал без причины, тот изгонялся вместе с семьёй, теряя право на всё имущество. Любое действие, совершаемое без причины, утяжеляло степень ответственности виновного. В ряде случаев оправданное применение физического насилия не порицалось, за исключением убийства — почти всегда влекущего наложение наказания. Имелось три исключения: в результате ответных ударов при самообороне, убийство вора во время совершения им преступления, причинение смерти холопу по причине.

Денежные взаимоотношения регулировались крайне строго. Население само составляло устные или письменные договоры, дабы держать ответ при возникновении спорных ситуаций. Кто брал что-то, не позаботившись о свидетелях, тот обязывался соблюдать предъявляемые к нему требования, ежели не озаботился правильным совершением сделки. Русская правда отдельно оговаривает, как месячный процент привести в соответствие с княжеским законом о даче чего-то в рост.

В Краткой редакции не было понятно, как поступать с украденной ладьёй. Ранее виновный уплачивал обозначенную в Русской Правде сумму, без упоминания об её возврате хозяину. В Пространной редакции это оказалось исправленным. Отныне за украденное следовало платить с обязательным возвратом ладьи. Причём, за любое украденное имущество в княжескую казну платилась сумма в три раза больше, нежели пострадавшему. Более не стоял выбор — купить или украсть. Теперь красть оказывалось невыгодно.

Вопрос наследства разрешался просто. Князь всегда получал часть имущества умершего, если тот не являлся боярином или дружинником. В случае смерти смерда — всё отходило князю, если не осталось у умершего незамужних дочерей, тогда имущество делилось между ними. Дочери всегда имели право получить наследство, если не имелось у умершего сыновей. Отдельно оговаривается жена, получающая наследство только согласно завещания, да и то, обязана возместить истраченное детям в случае замужества. Детям от робы следовало дать вольную, как и их матери. Отчий двор всегда доставался младшему сыну.

Так как наказание по тексту Пространной редакции Русской Правды является денежным взысканием, то основным инструментом для регулирования правовых отношений стало холопство — своеобразный аналог тюремного заключения. Помимо долговых обязательств, холопами становились вследствие женитьбы на холопе или челядине, либо поступления на службы тиуном. Соответственно, требовались законы для решения всевозможных ситуаций обращения между господином и принадлежащим ему человеком, о чём повествует последний раздел Русской Правды.

Как видно, общество само регулировало себя. Несмотря на практикуемое использование рабства, человеческая жизнь имела большое значение.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Верить действующим лицам художественных произведений нельзя, какими бы убедительными они не представлялись на страницах. Допустимо проявлять симпатию или антипатию, но надо сразу понимать — есть единственное заинтересованное в происходящем лицо, коим является писатель. Он испытывает необходимость вызвать ответные чувства, побудив читателя к определённому ходу мыслей. Особенно это полезно знать, когда дело касается разрешения важных общественных заблуждений. Одним из таковых в XIX веке стала борьба медицины за поголовную вакцинацию против оспы, находившая «разумное» сопротивление пациентов, умиравших от «спасительных» инъекций.

Главный герой произведения «Доктор Терн» на склоне лет оказался в непростой ситуации. Он успешно вёл деятельность, пока в 1896 году в Лондоне не случилась вспышка оспы. Теперь у главного героя появилось время заново осмыслить прожитую жизнь, о чём он расскажет пожелавшему ознакомиться с его историей.

Начинается всё в Центральной Америке, куда перебрались обедневшие родители главного героя. Там же читателю предстоит столкнуться с разбойничьим нравом местных жителей, мешающих спокойному продвижению добропорядочных джентльменов. Прошлое рассказывается словно бы для затравки интереса читателя. Какие же таинственные события ожидают впереди? Куда выведет путь беглецов, решивших ускользнуть от головорезов? Согласно Хаггарду, попасть им предстоит в очаг оспы.

Казалось бы, действуй главный герой во имя спасения заблудших душ пациентов, некогда восставших против вакцинации, а теперь пожинающих плоды неразумения. Может их пример станет другим наукой. Ничему не учатся люди, в том числе и главный герой, предпочитающий бежать от ответственного дела, придумывая отговорки, расписываясь в бесполезности его вмешательства. Не так важны для его будущего события в Центральной Америке. Ему предстоит более важное занятие.

Читатель увидит главного героя за медицинской практикой, посочувствует безвременной утрате близких людей, столкнётся с наветами конкурентов, чтобы на долгие семнадцать лет забыть о чёрной полосе, пребывая в светлом промежутке. Сей промежуток станет предвестником ожидания неминуемой гибели неразумных людей, нашедших в словах главного героя поддержку своей вере во вред вакцинации.

Хаггард сообщает читателю причину людских страхов. Главный герой стал одним из тех, кто понял, почему последствия инъекции могли быть смертельными — вина за то лежала в недоработанной технологии, в результате чего в спасительный раствор проникали возбудители опасных патологических заболеваний. Главный герой не только способствовал выявлению этого факта, но и сделал шаги, чтобы внести соответствующие изменения.

Жизнь иначе посмотрит на его устремления. А читатель поменяет отношение к главному герою. Всё прежде рассказанное начинает восприниматься всего лишь фарсом, поскольку рассказывающий о себе человек оказывается в очередной раз подвергнутым осуждению. Ежели прежде обвинения в его адрес казались необоснованными, то по мере накопления информации о нём, всё стало занимать должные места.

Трагедия главного героя перестаёт быть трагедией. В представленном им варианте, конечно, он основной пострадавший, признающийся лишь в одной ошибке — обеспечении амбиций за счёт введения в заблуждение людей. Даже обретя богатство, он не сумел отказаться от заработанного общественного веса, слишком далеко зайдя в занимании определённых позиций, коих он сам будто бы никогда не придерживался.

Как знать, правду ли рассказал читателю Райдер Хаггард словами доктора Терна. Главным героем оказался отрицательный персонаж, который обязательно пробудит аналогичные отрицательные к нему чувства, и к самому произведению. Однако, выбранная Хаггардом тема для произведения действительно является наиважнейшей для всего человечества. За год до «Доктора Терна» Герберт Уэллс написал «Войну миров», показав роль мельчайших организмов с полезной для землян стороны. Но это было фантастическое произведение, где о планете позаботились другие её обитатели. Вот с ними и нужно находить общий язык, иначе и человеку не найдётся места на Земле, если он не проявит благоразумие.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Продолжая тему Древнего Египта, Хаггард обратился к мифологии Древней Греции. В соавторстве с Лэнгом он написал о похождениях Одиссея после его возвращения домой из многолетних странствий. Гнев богов не ослаб, поэтому Одиссею предстоит снова принять удар судьбы: население Итаки вымрет от чумы, жена погибнет, сын исчезнет. Осталось пронзить грудь кинжалом, но впереди ожидает другое: путешествие в земли фараонов с целью найти мечту мира — Елену Прекрасную.

Оставим в стороне вопросы хронологии. Елена действительно провела годы осады Трои в Египте, потом спасена мужем и увезена с африканских берегов. Согласно Хаггарду и Лэнгу, Елена продолжала томиться в ожидании чего-то, исполняя для местных жителей роль божества. История хранит молчание о её встрече с Одиссеем после памятных событий, предварявших её замужество на Менелае. Поэтому не нужно придавать большое значение правдивости происходящего.

Сам Одиссей — не тот герой преданий, он лишён хитрости и более не плетёт интриг. Если ему сказала Афродита отправляться на поиски Елены, то он не думает этому противоречить. Это совсем не манера поведения Одиссея, никогда до того не унывавшего и обходившегося в своих решениях без воли небес. В случае с Хаггардом всё труднее. Райдеру не так важно, каким был герой его произведения в действительности, поскольку он будет на страницах прописан согласно воле автора, и никак иначе.

В Египте Одиссея ждёт отнюдь не Елена, он попадёт в сети другой властительницы, считающей именно себя мечтой мира. Вот тут и отступится Лэнг, задав сюжету начало и заготовив окончание, остальное предоставив фантазии Хаггарда. Чем будет заниматься Одиссей в промежутке — любопытное заполнение белых пятен в мифологии, созданной как раз писателями древности. Произведение Райдера не внесёт ясность в прошлое, оно способно только развлечь читателя.

Весть о происходящих событиях мигом разлеталась до самых дальних уголков тогдашнего известного грекам цивилизованного мира. На берегах Египта были хорошо осведомлены о Троянской войне, странствиях Одиссея и трагическом убийстве сватавшихся к Пенелопе женихов. Герою повествования Хаггарда придётся скрывать правду о происхождении, стараясь обнаружить присутствие Елены. Если население страны фараонов узнает, что он является Одиссеем, то ничего не случится, но сохранение таинственности Хаггард считал важным моментом.

Не сумел обойтись Райдер без библейских преданий, допустив в мифологию Древней Греции коварные помыслы змея, возжелавшего душу красивой девушки, в обмен на способность очаровывать. Это привнесло в происходящее дополнительный элемент интереса, помимо постоянных физических трансформаций прочих действующих лиц без какого-либо от них ожидания.

Хаггард подводил сюжет под одну из предположительных версий об окончании жизненного пути Одиссея. Райдер мог дать страннику освобождение от проклятия Посейдона, мог позволить спокойно прожить дни и умереть, а мог помочь осуществиться пророчеству, согласно которому сын убьёт отца. Вместе с Лэнгом Хаггарду предстояло решить, как лучше поступить с гонимым героем: продолжать повествование дальше до логического конца или пропустить добрую часть предположений, ускорив конец без дополнительных историй.

Пример Хаггарда полезен всем беллетристам без исключения. Зная ситуацию в общем, писатель способен создать приятное глазу произведение, пусть и с существенными расхождениями с общепринятой версией о прошлом. Не для того существует основная масса художественной литературы, чтобы давать представление о чём-то конкретном. Она позволяет смотреть на привычное привычным же образом, но с осознанием, что в жизни должно быть место такому, чего в жизни никогда не случается.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Когда два софиста сходились в споре, их разговор неизменно заканчивался обоюдным обвинением в пустословии. Оное произошло и в случае Сократа с Гиппием. Взялись они говорить о делах прошлого, богатстве нынешнего, красоте в сущности и немного о справедливости. Промежуточные итоги представляют интерес, но насколько они оправданы в бессмысленности общего потока информации?

Деяния прошлого не будут прекрасными, случись они в наши дни. Можно хвалиться делами предков, но только принимая их в качестве некогда происходившего. Окажись среди беседующих Дедал со своими изобретениями, его бы подняли на смех, либо окажись некая просветлённая личность с высоким пониманием морали и долга человека перед человеком — обязательно бы возникли подозрения в его неадекватности. Даже окажись среди современных софистов софист прежних лет — никто не сможет понять смысла его занятий. Последнее — упрёк бедного Сократа богатому Гиппию.

Мудрый не тот, кто заработал больше денег. Но почему же Гиппий тогда берёт плату за уроки софистики и процветает, тогда как Сократ нищенствует? Просто для первого примером являлся Протагор (нажившийся за счёт мудрости), а для второго — Анаксагор (от мудрости обедневший). Гиппий пользовался успехом в Аттике и у жителей Афин, тогда как лакедемоняне его на дух не переносили. Сократ успехом ни у кого не пользовался. Мог быть принятым в Спарте, но там не считали нужным перенимать мудрость от чужеземцев, хотя не упускали возможность послушать речи о событиях прошлого и о деяниях героев.

Когда тема исчерпана и повторять ранее сказанное нет желания, софист предлагает новое обсуждение. Таковым стало понимание прекрасного. Оказалось, всё прекрасно само по себе, но не настолько прекрасно, если сравнивать с иным. Горшок не может быть прекраснее девушки, а та никогда не станет краше богов. Всё ли прекрасное прекрасно? Можно ли тогда найти такое, что никогда не станет восприниматься безобразным?

Не станем осуждать мужей античности. Они практиковались в красноречии, не пытаясь придти к какому-либо пониманию истины. Их споры происходили от необходимости показать умение красиво произносить убедительные речи, ради чего бы они не произносились. Платон это в очередной раз доказал. Пытаться извлечь цельное из цепочки рассуждений — бестолковое занятие, ведущее к созданию ложных предпосылок к дальнейшему пониманию направления развития мысли.

Практика софистов брать деньги за уроки — метод, переживший века, получивший после долгих трансформаций прозвание тренингов. Гиппий пользуется доступным умением говорить, за счёт чего получает деньги, ничему в действительности учеников не обучая. Смысл его занятий — давать информацию сомнительной полезности, чаще о том, как быть софистом. Это претит Сократу, привыкшему понимать всё его окружающее за сиюминутное, подверженное искажению при продвижении вперёд. Это не могло привлечь к нему учеников, так как он всегда внушал желающим у него обучаться, насколько бесполезно учиться у знающего всё, но не знающего ничего определённого.

Диалог двух людей, подходящих к пониманию мудрости с противоположных сторон, никогда не даст им ответа ни на один вопрос, так как они не смогут придти к общему мнению, только укрепившись в прежних представлениях. Описав интересы представленных в беседе лиц, Платон закрепил их убеждения на примере понимания прекрасного. Нет смысла судить о подобном, чтобы доказать правоту именно своего мнения. Никакое красноречие не переубедит человека, привыкшего видеть красивым близкое к его личным представлениям. Касательно взгляда на действительность ситуация схожая — афиняне и лакедемоняне не поймут друг друга, какими бы убедительными не были их доводы.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Всё всегда располагается относительно чего-то. Нечто рассматривается не само по себе, а с помощью его окружения. Дабы сказать о хороших качествах, нужно сперва определиться с плохими, и наоборот. Допустимо восхвалять кого-то, но с осознанием объективности такого отношения. Прославляя творчество Гомера и принижая значение других поэтов, чаще оказывается, что знающий произведения одного, не знает настолько же хорошо прочего из им осуждаемого. Именно об этом Сократ решил побеседовать с рапсодом Ионом.

Рапсоды — это странствующие знатоки эпических песен. Уделяя жизнь единственному, они не обращают внимания на прочее. Когда их просят сказать о преимуществах их выбора, они начинают хвалить за счёт принижения значения произведений других поэтов. Сократ на это заметил Иону, что для такого мнения ему полагается хорошо разбираться и не в творческих изысканиях Гомера тоже. Ион не смог подтвердить такую догадку, отрицая знание иных стихотворений, нежели ему известны.

Тогда Сократ иначе посмотрел на понимание творческого процесса. Он представил его результатом божественной воли, переданной через муз непосредственному исполнителю. Лишь богам дано становиться первоначалом всего сущего, в том числе и литературных произведений. Поэтому есть люди, прославившие имя благодаря одному порыву вдохновения.

Как же судить человеку о подобном промысле божественного вмешательства? Нужно самому быть богом, в любом ином случае не получится полностью понять взятое для рассмотрения произведение. Могут ли подобное делать рапсоды, выступая толкователями стихотворений? Такое позволительно допустить. Однако, подходя к пониманию созданного поэтом, чему следует уделить внимание, если взять для примера сцену с возничим? Умению изложения описавшего её или мастерству описанного персонажа? Не лучше ли о данной сцене судить непосредственно возничему или другим поэтам? Ведь рапсод не может достаточно точно понимать, с каких позиций ему следует толковать текст.

Знакомящийся с творчеством Платона может возразить. Почему же Сократ сам примеряет роль толкователя, не имея отношения к рассматриваемому предмету? Для ответа необходимо посмотреть на человеческое общество вообще. Каждый человек мнит о себе больше, нежели он в действительности способен понять. Будучи зодчим, он почему-то лучше знает, каким образом должен лечить врач или преподавать правила укрепления тела учитель гимнастики. Ещё лучше ему известно, как выступать на спортивных мероприятиях или осуществлять руководство государством. Вот и Сократ, никаким конкретным знанием не обладая, судит обо всём за других.

Риторика Сократа многогранна. Он верно рассуждает, но всегда подводит собеседников к отсутствию смысла от их деятельности. Рапсод может знать и толковать стихотворения, пока не столкнётся с другим знатоком творчества Гомера. Сократ регулярно использовал сравнения именно из его произведений, строя собственные выводы относительно деяний героев древности, неизменно сводя суждения собеседников к осознанию пустоты любых предположений. Снова диалог за авторством Платона замыкался, не давая понять, какой был смысл от разговоров Сократа.

Поняв это, необходимо снова обратиться к началу беседы с Ионом. Относительно истории произведения Гомера почти правдивы, в плане поэтического творчества — почти искусны. Судить о прошлом бессмысленно, когда оно известно по сохранившимся преданиям, содержание которых оспорить невозможно. Пытаясь порицать Иона за плохое знание творчества предков, Сократ не считает нужным сказать, что он сам плохо осведомлён, скорее всего никого не зная из поэтов древности, помимо Гомера. Ему осталось допустить вольности в суждениях, желая только осудить Иона за узкую область знаний. Это и было продемонстрировано в диалоге Платоном.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Человек писал книгу, потом решил перестать её писать, после вовсе не думал о ней, зато потомки с воодушевлением взялись видеть реальность там, где автором подразумевался лишь абсурд. Булгаков сразу сказал — он рассказывает от лица профана, толком не представляющим театральную жизнь. Коли так, то доверимся непосредственно сказанному. Серьёзное отношение к творчеству излишне провоцирует лиц к нему склонных до самоубийства, потому нужно постараться быть проще, и проще смотреть на творчество других.

Перед читателем «Записки покойника» — другое название «Театрального романа». Сразу ясно, автор записок уже умер. Как становится известным от рассказчика — наложил на себя руки, спрыгнув с моста. Описание обстоятельств получения рукописи, интерес к судьбе её незадачливого автора — самое цельное, выделяемое из повествовательной канвы. Прочее — яд, вредный для посторонних лиц. И так как сей труд стал достоянием общественности — нужно постараться не отравиться авторским сарказмом.

Дальнейшая суть произведения — никто не понимает будущего покойника. Он вроде делает правильно, но никого это не устраивает. Всё начинает казаться абсурдным, когда логически верное отрицается. Привязать к особенному мировосприятию работников театра — не получается. Просто кто-то сошёл с ума, либо у него превалирует чрезмерное отношение к собственной личности. Как в такой обстановке самому не тронуться? Потому главный герой и пошёл на решение, казавшееся ему самым очевидным.

Не стоит излишне разбираться в происходящем на страницах, как и искать адекватных действующих лиц. Люди живут личными интересами, пытаются наладить уважительное отношение к ими делаемому, всё прочее им безразлично. Если у кого лопнет терпение внимать написанному или не получится усвоить события, то нужно вспомнить об истории самого произведения — тогда всё станет гораздо понятнее.

Безусловно, без надобности к недописанной работе Булгакова читатель не притронется. Нужно иметь причину. Например, задавшись целью познакомиться с ещё некоторыми трудами Михаила Афанасьевича, помимо «Мастера и Маргариты». Либо иная цель — понять театральную кухню, ежели найти смысл в ней не получается. Другая цель — что-нибудь почитать о театре. Какие ещё могут быть цели? Просто по совету, а то и наперекор мнению какого-нибудь критика, толком не разъяснившего, чем ему не угодил «Театральный роман».

И вот книга в руках читателя. Он ознакомился с предисловием автора, понял, что держит в руках сразу две книги. Одна — «Записки покойника» неизвестного ему писателя, вторая — «Театральный роман» Булгакова. Они оказались под одной обложкой, обе отредактированы непосредственно Михаилом. К удивлению, книгу следует считать дописанной, так как добротное произведение всегда предоставляет читателю право самому предполагать, чем всё в итоге закончится.

А дабы читатель прикипел к «Театральном роману, Булгаков поступил тем же образом, каким озадачился Чернышевский в «Что делать?», то есть убил человека, тем привив интерес. Странно думать, чтобы читатель загорелся узнать об истинной причине самоубийства автора «Записок покойника», ведь она читается между строк. Да то и не имеет к повествованию существенного отношения. Булгаков высмеивал театральные порядки, чем и обеспечил читательское внимание.

Не станем поступать подобно Михаилу — не оборвём мысль на интересном месте. Подведём внимание к заключению. Более сказанного поведать не получится, не разбирая сюжет на составляющие его элементы. Таковой задачи не ставилось, ибо отношение к повествовательной канве было сразу обозначено. Из текста усвоено, что не зря Булгаков оставил произведение недописанным. Он выговорился, излил обиды на бумагу и успокоился. Нужно уметь смиряться с неизбежным.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Кем были предки, при каких обстоятельствах родился, с кем контактировал, как воспринимался обществом: золотой перечень биографов. Подход Варламова аналогичный. Представленный им портрет Алексея Толстого — набор комплексов, взращенных на его личности обществом: сомнительное происхождение, халтурное творчество, двойственное отношение ко всему. С этих позиций и предстоит понять, чем жил и дышал Красный граф.

Говоря про Алексея Николаевича Толстого, негоже называть его Третьим, лучше — младшим. Старшим пусть будет прозван литератор Алексей Константинович Толстой, автор «Князя Серебряного» и одна из ипостасей Козьмы Пруткова. Впрочем, Толстой-младший имел достаточное количество «наименований», вследствие чего он легко выделяется среди «однофамильцев». Тут нет грубости, всё это упоминание основной гордости человека, сделавшего себе имя за счёт такой подачи. Варламов об этом говорит прежде всего — останься Алексей с фамилией «отчима» Бостром, то никогда ему не пробиться на литературный Олимп.

Акцент в биографии Толстого-младшего поставлен ясно — он из рода Толстых, следовательно — граф. При том, что по поведению Алексей был далёк от благородных черт. Он оттого и прижился в советском государстве, ибо стал графом Красным. Двойственность объекта исследования Варламовым показывается с первых страниц. Через упоминание отношения к дворянству, перед читателем проходит вся жизнь Толстого-младшего. Чем бы он не занимался, прежде всего его следовало воспринимать в качестве графа, и только потом кем угодно, лишь бы относились благосклонно.

Оставим в стороне реалии тех дней. Тогда принято было иметь отношение к чему-нибудь важному. Если Алексей Толстой выбрал путь графа, значит посчитал это наиболее целесообразным. Варламов упомянул иной важный факт биографии — склонность к халтуре. Чем бы не занимался Толстой, он всё делал ради возможности заработать. Ему было безразлично, чем станут его работы для будущего, как и то, как он будет восприниматься потомками. Не для того человек живёт, чтобы остаться в памяти: сперва надо насытить желудок.

Халтура или нет — каждый читатель творчества Алексея Толстого то сам решит. Редко какой писатель не пишет на потребу дня, если желает зарабатывать. Отчего-то после люди серьёзно погружаются в их творчество, пытаясь найти нечто важное, чего автором туда не вкладывалось. Варламов честно говорит о Толстом-младшем, не думая его защищать. Излишне много двойственного подхода допускал Красный граф, поэтому и биографу следует рассматривать личность исследуемого объекта с отрицательных и положительных позиций.

Так ли много интересных моментов было в жизни Алексея Толстого? Не очень. Иначе Варламов не стал бы упоминать многое из им сказанного. Не всякая история достойна читательского внимания, ничего из себя не представляя. Не обходил вниманием Варламов и воспоминания современников. Особую роль среди них занял Иван Бунин, хорошо известный описанием эпохи заката Российской Империи. Смело можно сказать, что для понимания личности Толстого-младшего, достаточно небольшой заметки, написанной именно Буниным. Варламов только расширил её, добавив необходимые на его взгляд детали.

Судить о прошлом предлагается так, как к тому располагает сегодняшний день. Завтра Толстого-младшего станут воспринимать иначе, подход к изложению Варламовым биографии подвергнется восхвалению или осуждению, а может в будущем забудут и того, и другого. Может будут помнить кого-нибудь иного (третьего). Но точно будут смотреть, исходя из совершенно иных данных, где жизненные обстоятельства станут восприниматься не тем образом, каким их видит, допустим, человек начала XXI века. Только о двойственности Толстого не забудут точно. Да и о стремлении писателей к халтуре — не забыть: она останется с человеком до последнего.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В Древней Греции практиковалось хорошо помогающее лечебное средство — заговоры. Считалось, что боль можно заговорить. Вот с этим-то лучше всех прочих и могли справиться софисты. От чего обычно приходит мучение, на самом деле приносит облегчение. Стоит тогда попробовать обратиться за помощью к Сократу, вот где верное средство от головной боли для его современников, но и причина оной для потомков.

Красавец Хармид измучен головной болью, беспокоящей его по пробуждении. К нему призвали Сократа, дабы тот заговорил беспокоящее Хармида состояние. И так как не имело значения о чём будет идти речь, «лекарю» требовалось отвлечь человека от его проблемы — это и есть обоснование действенной силы заговоров. Сократ сразу приступил к делу, озадачив Хармида, уведомив, что причина боли не в голове, её следует искать в теле и далее в душе. Следовательно, необходимо обратить внимание прежде на душу, потом уже на тело и в конце концов на саму голову.

Душа лечится просто — разговорами. Сократ предпочёл вести беседу на тему умственных способностей. Рассудительностью их назвать или целомудрием? До сих пор исследователи творчества Платона не определились. Вернее будет это понимать под умением человека рассуждать. Сократ добивался того, чтобы не он сам заговаривал Хармида, а сам Хармид вступил в беседу, тем вернее забыв об источнике проблем, даже говоря непосредственно о беспокоящей его проблеме. Как это ныне называется? Правильно — психотерапия.

Как лучше мыслить: быстро или медленно? Прежде нужно осмыслить суть всего, что происходит быстро или медленно. Потом определиться, насколько это хорошо, либо плохо. Не забыть решить, благо это ли зло. Если от подобных речей Сократа у Хармида наступит облегчение, значит метод действительно помогает. Удивительно другое, взирающему за беседой это способно скорее нанести вред. Призвать Сократа для излечения не получится — придётся лечить головную боль с помощью размышлений о «Хармиде» Платона.

Допустимо ли думать о том, как ты думаешь? Нет в этом ничего странного? Движение не способно двигать само себя, а жара сама себя сжечь. Так по силам ли уму понять процесс мышления? Если серьёзно принимать слова Сократа, может сложиться впечатление, будто он отрицает значение философии для человеческого общества. Получается, науки наук быть не может, поскольку нет смысла знать обо всём, не зная ничего в деталях. Одно останавливает — осознание старания Сократа заговорить Хармида, лишь бы он забыл о головной боли.

Важным считается говорить о времени действия произошедшей беседы. Она случилась в 431 году до н.э., то есть в год начала Пелопонесской войны, когда Афины подверглись агрессии Спарты. Сократ принимал участие в битвах в качестве пешего воина — гоплита. Видя данные обстоятельства, затрудняешься представить, почему заговоры излечивали людей от мелких проблем, не способствуя разрешению больших. Ответ кроется в том, что человек способен убедить себя, но не способен убедить настроенных к его мнению крайне отрицательно. Это ещё одна преграда между философией и политикой — риторика исходит от противоположных по значимости исходных данных.

Дополнительно следует пояснить. Проблемы человека не имеют значения перед проблемами общества. Если общество способно излечить человека, то человек излечить общество не может. Пояснение тут прежнее: большинство скорее убедит индивидуума, нежели один индивидуум переубедит общее мнение окружающих его людей. Поэтому согласимся с методом Сократа по заговариванию головной боли Хармида. Человек желал получить облегчение и получил желаемое. Если бы не желал — оставаться тогда ему с больной головой.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Всё человеком делается во имя собственной славы. Тот же Платон возвеличил своё имя, рассказывая о деяниях Сократа. В положительных ли чертах он о нём отзывался или в отрицательных — не имеет значения. Платон мог ничего за жизнь не сделать, оставив вместо себя образ другого человека. Ему повезло: прославляющие людей со временем уходят в их тень, не считая редких исключений. Созданный кем-то образ способен полностью заменить некогда жившего человека, наполнив его жизнь подобием преданий. Оных удостоился и Сократ. Таких же почестей удостаивались многие люди, прижизненных свидетельств о которых не сохранилось.

Монолог «Лисид» ведётся от лица Сократа. Он рассказывает о Гиппотале, сделавшем из Лисида кумира. Такое отношение к человеческой сущности похвально. Однако, насколько Гиппотал действительно склонен превозносить деяния симпатичной ему личности? Сократ прямо говорит об этом Гиппоталу. Всякий любящий идеализирует объект почитания, тем обеспечивая славой своё имя. Но где провести черту между преданностью и тщеславием? Получилось, что Сократ отрицал возможность подлинной привязанности, отзываясь о ней, как об инструменте значимости непосредственно распространяющему сведения об определённом человеке.

Таково частное понимание отношения Гиппотала к Лисиду. В прочих случаях ситуация может рассматриваться иначе. Не всякий станет заботиться о своих интересах. В данном конкретном случае речь о хвале из уст поэта. Лирично настроенный напрасно не станет терзать струны души и призывать к проявлению внутренних демонических сил для создания красивого слога. Ежели поэтика исходит не забавы ради, только тогда и нужно говорить об удовлетворении обеспечения признанием, значимо потребного творческим личностям.

Сделав упрёк Гиппоталу, Сократ встретился с объектом его обожания. Лисид предстал перед ним для диалога об отношении родителей к детям и о дружбе.

Почему любящие родители относятся к детям так, словно их отпрыски хуже рабов? Рабам позволено больше, нежели детям. При этом родители тем самым желают им добра. Дети оказываются ограждаемыми от любой опасности, в том числе от исполнения присущих им желаний. Считается необходимым уберегать от всего, с чем дети не были до того ознакомлены. Лучше обеспечить более спокойный досуг: позволить приобретать знания, играть на музыкальном инструменте или заниматься гимнастикой для укрепления тела.

Как к этому относится Лисид? Он никак себя не проявляет. Его присутствие в монологе служит для разделения абзацев. Такая отстранённость приводит к тому, что Сократ от разумных мыслей переходит к безрассудным предположениям, вдаваясь в примеры тупиковых логических рассуждений софистов. Например, человек может любить лошадь, лошадь не может любить человека, значит человек не любит лошадь. Не подразумевал ли тем Сократ, что если дети не относятся уважительно к родителям, то из этого не следует, будто родители проявляют неуважения к детям?

Ещё меньше объективности в понимании Сократом дружбы. Лисид так и не поймёт, что означает слово «друг». Разговор лучше строить с конечных выводов, чтобы было понятно, к чему ведут речь собеседники. Сократ наоборот предпочитал получать выводы в ходе размышлений. На этот раз он ни к чему не пришёл, измучив собеседников и того, кому это взялся донести Платон.

Не так просты человеческие взаимоотношения, как они кажутся. Имеется множество сходных черт, применимых в общем, но совершенно лишних при понимании частных случаев. Ко всему требуется подходить с осознанием уникальности человеческого миропонимания. Пусть Гиппотал воспевает кумира, родители ограждают Лисида от всего ему интересного, а Сократ о том пытается рассуждать.

Автор: Константин Трунин

» Read more