Михаил Салтыков-Щедрин – Очерки за ноябрь-декабрь 1863

Салтыков Щедрин Наша общественная жизнь

Нападки Салтыкова на российскую действительность продолжались на протяжении всего 1863 года. Не для того «Современник» получил возможность выходить в свет, чтобы на его страницах размещались статьи в духе тех, автором которых выступал Михаил. Обсуждение польской ситуации сыграло своё значение, так как внимание цензоров усилилось, из-за чего Салтыков перестал писать на острые темы. Всё, за что он теперь брался, представляло малый интерес. Он оперировал материями — излишне спорными. Достаточно ознакомиться с попытками классификации общества, ни о чём конкретном не сообщавшим. Но страницы требовали заполнения, поэтому Михаил находил о чём писать. А так как лучше всего у него получалось размышлять о литературе, то к тому он и возвращался. Уж лучше осуждать нигилизм, нежели подвергать сомнению проводимую властями политику.

В литературе происходило следующее. Представленные вниманию читателя герои произведений мельчали. Они уже не представлялись чем-то значительным. Хотя откуда пошло мнение, будто русские авторы когда-то писала об ином? Зато Салтыков прав, указывая на отказ от следования идеалам. Патриотизм оказался противен русскому народу. От оного прежде отказались дворяне, предпочтя ценить заграничное. В том же направлении двигалась и мысль крестьян, терявших самоидентификацию, начиная забывать, к чему им требуется идти. Тут бы задуматься, насколько свойственно русским отказываться от своего, предпочитая чужое, вместо чего Салтыков вёл в иную сторону, выделяя русских в общем.

Впрочем, всё это взято из ниоткуда. Михаил рассуждал не так. Делал он это осторожно. За ноябрь от его пера были опубликованы следующие очерки: Картина Ге; Несколько размышлений о том, что искусство нередко вызывает на размышления; Милые шалуны, или «Наш арсенал мирных гражданских орудий»; Правда ли, дети, что вы плохо учитесь?; «Ну нет, прыгать я не согласен!»; Второго сорта политики. За декабрь: Несколько слов о современном состоянии русской литературы вообще и беллетристики в особенности, Оскудение творчества и причины этого явления, Почему самые гордые индейские петухи по временам являются фофанами, Примеры, Кашинские торжества, Что лучше?, Любопытный спор между двумя московскими публицистами, Прощание с читателем и надежды в будущем.

Если судить строго, то объективнее понять Салтыкова получается исходя из заголовков, тогда как содержание сквозит пустотой. Ожидая видеть острое, читатель внимал и без того прежде ему рассказанному. Всё Михаил опускал до зачаточного состояния, не давая права воспарить над обыденностью. Всякое стремление к чему-то, он трактовал обязательным упадком. В своих суждениях он прав, но при рассмотрении в определяющих чертах. Человеческая мысль и должна стремиться ввысь, дабы следом перейти точку невозможности постижения новых горизонтов, отчего вернуться в изначальное состояние. Собственно, русское общество, как и русская литература, находились в состоянии падения, чему будто бы и являлся свидетелем Салтыков.

Читатель понимает, пока одни находят оправдание неудачам, другие видят в том достижение успехов. Не имелось ничего, объясняемого угасанием. Просто много проще сослаться на реалии нынешнего дня, не способного дать значительный результат. Нет понимания, каким образом теперешнее положение обернётся значительностью. Но ведь как-то оказывалось так, что в былом имелось примечательное? К сожалению, разглядеть его не представляется возможным. Салтыков то должен был понимать, но почему-то отказывался.

Пока повсюду мерещится упадок, где-то происходит преображение. Михаил сам говорил, как тяжело угодить желаниям читательской публики. А дабы угодить — нужно создать то самое упадочное произведение, не дающее права человеку здравомыслящему то принимать за расцвет писательского мастерства. К сожалению, за ходом лет, в человеческом стремлении видеть ему прекрасное, навсегда исчезло истинно прекрасное, так и не став достойным внимания.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Салтыков-Щедрин – Очерки за сентябрь 1863

Салтыков Щедрин Наша общественная жизнь

Почему прежде Салтыков замалчивал о событиях в Польше? Он говорил о русском нигилизме, сетовал на разное, только не о том, о чём следовало истинно сообщить на страницах «Современника». Может он старался придерживаться нейтральной позиции, не вмешиваясь в политику? Как известно, обсуждать политические процессы современности — последнее из необходимых человеку занятий. Когда сталкиваются интересы — глупо выражать собственную точку зрения, так как она ни на что повлиять не сможет, кроме возможности найти сторонников, и без того уверенных в занимаемой ими позиции. Но вот Польша — тогда одна из её частей относилась к Российской Империи — имела горячие головы, готовые поднять очередное восстание. Собственно, с января 1863 года оно и началось. Теперь пришла пора обсудить позиции русского народа, должного принять факт отторжения или найти средство для усмирения польской гордыни во имя идеи создания единого великославянского государства.

Основное, чем занимается правительство любого государства, — промывание мозгов. Для каких то делается целей? Естественно не ради достижения высоких идеалов. То совершается сугубо из гордости, из желания взять больше, нежели требуется. В перспективе то не несёт никаких положительных изменений. Скорее произойдёт обострение прежних противоречий. Собственно, извечный противник Руси — Польша — вследствие игры в демократию оказалась разорванной на три части, исчезнув с географической карты. Вполне логично видеть желание поляков вернуть утраченные позиции, ведь не может дух народа, некогда являвшегося представителем сильного государства, обладавшего равными возможностями с ордами кочевников, некогда одолевших Русь, взять и забыть о былом. Как не смирился русский народ с игом монголо-татар, так оное не собирались терпеть и поляки, выступая против власти России над собой.

Что оставалось Салтыкову? Он прекрасно понимал, как важно сплочение народов. Только каким образом это делалось? Ему приходилось сомневаться в проводимой русскими властями политике, не имеющей перспектив. Для решения любой проблемы требуется длительный отрезок времени. Нельзя за несколько десятилетий изменить то, что существовало веками. Удерживай Россия власть над Польшей в течение нескольких столетий, когда у поляков произойдёт изменение в самосознании, тогда может быть и существовать государству, где два народа живут и процветают сообща. Всё-таки, вспоминая времена Ивана Грозного, имелся в истории момент, за которым просматривалось объединение Речи Посполитой и Русского царства с центром в Москве. Как нечто подобное произошло в Смутное время, стоило Владиславу принять русские царские регалии. Да история всегда сложнее, нежели кажется на первый взгляд.

Салтыков признавал за русскими важную особенность попытки влиять на окружающие страны, заключающуюся в обаянии. Ничем другим русский народ не умеет пользоваться, кроме способности уговаривать, дабы малой кровью решать возникающие противоречия. И пока русские договариваются, против них поднимают оружие, не желая поддаваться уговорам. Разве было такое, чтобы Русь, Российская Империя, Советский Союз или Россия вторгались куда-то, не имея для того очевидных причин? Не эти государственные образования развязывали войны, тогда как лишь оберегали занимаемые ими территории или надеялись вернуть утраченное. Собственно, читатель может возразить, вспомнив агрессию государства Советов, будто бы поделившего Польшу с Третьим Рейхом в 1939 году, когда Германия начала свою собственную войну, обернувшуюся крупнейшим в истории человечества конфликтом. Только, опять же, речь идёт о Польше. И тут ничего не поделаешь. Польше, как и России, до скончания лет суждено становиться частью друг друга, покуда не произойдёт вмешательства более глобальных процессов, о чём размышлять — сравни домыслам на грани фантастических допущений.

И всё же нужно думать наперёд, к чему Салтыков не стремился подвести читателя. Глупо кого-то убеждать, объявляя невразумительные лозунги. Всем всё прекрасно понятно. Тут бы остановиться и сказать честно друг другу о претензиях, о невозможности их разрешения и постараться придти к какому угодно худому сотрудничеству, вместо полного разрыва, плодом чего станут новые противоречия, снова ставящие государства на грань вооружённого конфликта. Ведь почему Россия и Польша не сходятся во мнениях? Каждому народу кажется, что проще соперника душить изнутри, навязывая ему собственное представление о мироустройстве. Для того и желается свершить поглощение, оставив на планете всего один великий славянский народ. Пусть затея глупая и лишена смысла, но когда речь идёт об интересах людей — каждый будет добиваться воплощения в жизнь собственных представлений о должном быть, не стремясь понять, чего хотят другие.

За Салтыковым отмечены следующие статьи для сентябрьского выпуска «Современника»: Обращение к читателю, Проявления патриотизма, Заявление студентов Московского университета, Патриотические проекты; О красноречии, как о силе врождённой и независимой; Нечто о необходимости быть предусмотрительным, Литературный поход против современного молодого поколения, Как приходит старость, Одно слову хроникёру «Отечественных записок».

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Салтыков-Щедрин – Очерки за май 1863

Салтыков Щедрин Наша общественная жизнь

Не будите русского, пока он остаётся русским. Можете сколько угодно беспокоить любого другого человека, только если он не из русских. И где таковых можно найти? Где угодно, кроме власть имущих. Там нет относящихся к России людей, сплошь пришлое, нанесённое веками взаимодействия страны с политическими оппонентами. Теперь же, когда русский народ оказался освобождён от оков, перестал быть прикреплённым и получил право на самостоятельное существование, к нему требуется особый подход, иначе случится страшное — он взбунтуется и снесёт всё, до чего дотянутся его руки. Именно так мыслил Салтыков, ещё не понимая, насколько изменится самосознание получивших освобождение от зависимости людей.

Принято думать, будто Михаил видел в русском народе пробуждающуюся силу. Подобно Илье Муромцу, что оказывался лишённым способности встать и воздать за обиду, покуда не обрёл движение в конечностях и не нанёс сокрушительный удар по покусившимся на Русь злодеям. Но насколько это соответствовало действительности? Ещё много лет никто всерьёз не задумывался покуситься на определённый Богом миропорядок. Всё получилось таким неспроста, ибо к тому требовалась некая существенная необходимость. Только не могло проснуться в русском народе за несколько лет стремление повергать во прах устои. Всё это надуманно, в том числе и совершенно зря приписывается суждениям Салтыкова.

Правление Александра II само по себе показательно. Осуществив чаяния подданных, царь облегчал бремя населения повсеместно. Он и Цензурную реформу проведёт, разрешив публиковаться всякому, налагая наказание после, стоит найти непозволительные размышления. То есть получалось так, что позволяя чувствовать свободу, он заставлял каждого внутренне ожидать расставания с оной. Слишком тонкой оказывалась материя, позволявшая существовать без ограничений. Само по себе показательно, как начавшиеся реформы ударили по населению России, привыкшему за три десятилетия до того к суровому режиму правления Николая I. А ведь следуй Александр II политике отца, как продолжили бы молчать писатели, подобные Салтыкову. В том и урок всякому правителю: даёшь волю — ожидай революцию, коли сам таковую свершил для них.

Михаилу пришлось обосновывать своё представление о вольности русского человека описанием присущих ему черт. Получалось, что куда бы не пошёл русский, всюду он таковым останется. Ему не так важно, какие вокруг происходят процессы, он остаётся самим собой. Такого человека не сломишь — в силу невозможности сломить. И кто же русский народ: крепко держащийся корнями дуб или нагибаемая к земле ветром тростинка? Во все времена, каким бы то обидным не казалось, русский человек был нагибаем, за счёт чего и продолжал существовать, не подвергаясь изменениям. Зачем тогда ему приписывать крепость дуба? Понятно желание Салтыкова видеть близкое ему в приукрашенных тонах. Так гораздо приятнее.

Май для Михаила — это следующие очерки в «Современнике»: Горькие размышления о жизни и различных её проявлениях в обществе; Доказывается, что приходить в отчаяние ни в каком случае не следует; Добрые люди, Подвиги русских гулящих людей за границей, Где источник этих подвигов и кто герои их, Скверный анекдот с двумя русскими дамами в столице цивилизованного мира.

Оказывается, достаточно надавить на больное, как жизнь расцветает многообразием красок. Всегда можно говорить о том, что вызывает у читателя ответные чувства. Об этом вполне допустимо и книги писать, которые будут читать и непременно обсуждать. Иного писателю и не требуется. Если бы ещё не публицистика, отбиравшая силы и время, вместо чего следовало озаботиться самовыражением с помощью художественного слова.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Салтыков-Щедрин – Очерки за апрель 1863

Салтыков Щедрин Наша общественная жизнь

Но почему всё так пусто, когда имеется богатый материал для творчества? В России случилось долгожданное, давно планируемое к осуществлению. Речь об освобождении крестьян от крепостной зависимости. Не передать словами, сколько человеческих жизней в одно мгновение надломилось. Терпели крах помещики и купцы, не могли найти себе применения и бывшие крепостные. Общество лихорадило, и ещё не скоро населявший Россию народ успокоится. Пиши именно об этом, забыв обо всё остальном. Возникала другая проблема — крестьяне не умели и не знали средств, дабы заявлять о творимых с ними несправедливостях. Бывшие владельцы крестьян понимали проблему иначе, находя неудовольствие от свершившегося. Приходилось сожалеть, наблюдая за отсутствием возможности придти к согласию. И Салтыков в той же мере негодовал, особенно обозлившись, ознакомившись с записками Фета.

Крепостничество — утраченный рай. Подобное суждение Михаил не мог терпеть. Ему опротивела поэзия, воспевающая в благостных тонах прежде существовавший порядок. Как можно говорить о происходившем, создавая романтические представления о том? И почему радужное восприятие былого оборачивалось человеконенавистничеством сейчас? Позиции Фета окончательно расшатались для Салтыкова, он уже не собирался мириться, высказывая прямо и без долгих размышлений. Осталось предложить поэтам принять вериги, дабы на личном примере показать благость утраченного для России крепостного рая.

Зачем потребовалось изливать столько яда? Михаил понимал, время для написания произведения о тяжести перехода крестьянина от крепостничества к вольной жизни ещё не пришло. Не имелось гарантий, будто такое время вообще наступит. Требовалось сперва провести Цензурную реформу, но пока продолжала действовать необходимость предварительного одобрения цензором планируемого к публикации текста. Может пыл Салтыкова к тому моменту остынет, пока же он не ограничивал себя в словах, продолжая использовать страницы «Современника» для выражения своего суждения, довольно спорного и не всегда верного.

Никто не может верно судить о происходящем, покуда не пройдёт некоторое количество лет. То должен был понимать и Михаил. Уже то заставляло ожидать развитие событий, опасаясь принятия скоропалительных решений. Каким бы всё виденное не оказалось очевидным — таковым оно могло вовсе не быть. Откуда знать Салтыкову, как тяжела доля крестьянина, ежели того не понимали бывшие крепостные? Они мыслили иным образом, порою ничего не требуя, так как редко кто из них умел принять и переосмыслить обыденность, легко отказавшись от казавшегося установленным раз и навсегда.

Требовалось понять, как применимо ко всему происходившему слово — справедливость. Должно быть ясно, нельзя создать нечто, способное всем оказаться по душе. Обязательно найдутся недовольные. Вполне оказывалось и так, что воспринимаемое справедливым для крестьянина, ежели говорить об освобождении от крепостной зависимости, то он сам это мог воспринимать за наказание. Оттого и замечания Фета оказывались справедливыми, когда он говорил о неудобствах новой формы общения с крестьянами. Ему вполне могли вторить сами крестьяне, сожалея об утраченном и желая вернуть крепостничество обратно.

Достаточно привести перечень очерков за апрель 1863 года, чтобы понять направление мысли Салтыкова: Несколько слов о справедливости, Случай с Петром и Иваном, Г-н Фет как публицист, Счастливые поселяне и угнетённые землевладельцы, Нечто о сближениях и общениях. Вполне очевидно, Михаил принимал за истину такое явление, как скорое размытие сословных различий. Не должен был быть далёк тот день, когда бывшие крепостные начнут добиваться прав третьего сословия, а то и вольются в число дворян. Всему своё время — осталось запастись терпением. Пока же приходилось впустую сотрясать воздух.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Салтыков-Щедрин – Очерки за март 1863

Салтыков Щедрин Наша общественная жизнь

Какое не возьми время, современники постоянно сокрушаются над действительностью, лишённой смыслового содержания. Присуще это было и Салтыкову. Нигилизм служил ему в том основанием. Но иное беспокоило сильнее — толстый слой картона. Кажется после случилось переосмысление, но картон от того не перестал оным оставаться. Потому с уст Михаила всё чаще срывалась критика в адрес Фёдора Достоевского, чьи персонажи — тот же картон. Сама жизнь уподобилась картону. И коли так, то возможно ли создать достойное внимания литературное произведение, лишённого черт тогда бытовавшей обыденности? Предстояло это выяснить, только Салтыков сомневался, чтобы что-то смогли изменить вследствие ставшего очевидным мнения.

Что понимать под картонной литературой? В-первую очередь, она пуста содержанием. Во-вторых, сквозит бесплодием. В-третьих, пытается прикрываться взыванием к пробуждению благородства в чувствах читателя. Всё это усугубляется явной бесталанностью авторов и их искажённым мировоззрением. И сам Салтыков не видел необходимости создавать художественную литературу сегодняшнего дня — ему не было о чём писать. А если бы он пробовал, то заранее понимал бесполезность таковых попыток. Толк создавать нетленное, обречённое истлеть тут же, не встретив полагающегося интереса? Качественное на самом деле успешно создавалось, но тонуло от невостребованности.

Осталось трудиться на ниве публицистики. Да требовался ли сей труд читательской публике? Не приходится сомневаться, что Салтыков сомневался и в этом. Не нужна читателю качественная литература, гораздо приятнее ему нечто психопатическое, рассказанное на надрыве надуманных эмоций и представленное под видом очевидности. Даже критики и литературоведы всех мастей подвержены сомнительному восприятию действительности. Они озабочены удовлетворением желания видеть новизну, либо следование установившимся читательским вкусам. И так получается, что картон подходит одновременно одинаково для всех, готовых воспевать худшее из возможного, заражая таковым отношением даже здравомыслящих людей.

Михаил мог и имел право выражать частное мнение. Опираясь на прошлое, человек всегда пытается судить о настоящем. Салтыкову то казалось правильным подходом к понимаю литературы. Его не смущало, что мнение нынешних дней редко имеет значение для будущего. Получится, будто Михаил исходил желчью, требуя от общества чего-то, необходимость чего он сам не понимал. Может он стремился склоняться к реалистическому отражению действительности, отрицая всё прочее? Тогда он был человеком передовых взглядов. Во Франции тех лет только начало зарождаться литературное направление под названием натурализм. Видимо, внимай подобным трудам и Салтыков, произносимые им слова вовсе бы становились перенасыщенными нотками яда.

Мартовское присутствие в «Современнике» обозначилось для Михаила размышлениями над темами, чьё примерное соответствие тут приводится: Оговорка, Несколько слов о благородстве чувств вообще; Картонные кушанья, картонные копья, картонные речи; Благородство литературное в частности, и образчики оного; Примерные повести и примерные драмы, Ваня — белые перчатки и Маша — дырявое рубище, Полуобразованность и жадность — родные сёстры, Сын откупщика, Бедная племянница, Чего можно ожидать от благородства в будущем?, Несколько средств в видах оживления русской литературы, Заключение, Тревоги времени.

Воспринимая Салтыкова, неизменно приходишь к мысли об излишнем обилии слов. Сказав определённое суждение, он начинал расширять его понимание, тогда как этого не требовалось. Формат создаваемых им статей предполагал заполнение определённого объёма, поэтому не приходится удивляться плодотворности Михаила, в том числе и художественной литературе, специально им написанной для подтверждения ранее сказанных слов. Будучи правым в общем, был обязан раскрывать мнение с подробностями, что уже губило его публицистику, становившейся похожей на тот же картон, вроде бы приглядный снаружи, но большей частью с пустотой внутри.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Салтыков-Щедрин — Очерки за январь-февраль 1863

Салтыков Щедрин Наша общественная жизнь

1863 год Салтыков начинал с планов по погружению в общественную жизнь. Писать предстояло много о чём. Общество довольно бурлило, обозначив новое направление в мысли, коему Тургенев дал прозвание нигилизма. Имея корнем латинское слово, прямо обозначающее отсутствие какого-либо точного значения, поскольку само по себе переводится в качестве выражения «ничего». Но требовалось более размыслить, дабы понять, так ли ново данное увлечение подросшей молодёжи, или оно поддаётся объяснению пониманием прежде происходивших процессов. Именно этого преимущественно и касались думы Салтыкова, решившего исходить от самого болезненного — бывшего у всех на слуху.

Обвинений удостаивался прежде всего Тургенев. Не требовалось выдумывать термин для нигилизма. Он мог стать частью современного вольтерьянства или фармазонства. Но раз Тургенев опубликовал имевших успех «Отцов и детей», то приходится с данным фактом считаться. Нигилисты нашли новую опору для суждений, какой бы критике их воззрения не подвергались. Более яснее становится, если это течение понимать более прозаически — молодёжь стремится выделиться, заявив о праве на собственное мнение. В том нет ничего необычного — дети всегда идут против установленных отцами правил, какими бы те для них благими не являлись. Важнее казалось поступить от противного, к чему бы то не привело в итоге.

Ежели смотреть глубже, то русская философия выродилась. Приходится признать, наблюдая за отстранённостью молодого поколения, выросшего с разложившимся от слабых попыток думать умом. Хватило самого факта предоставившегося права на выражение мнения, как пошла обратная реакция, приведшая к отказу от каких-либо суждений вообще, кроме единственного, выраженного нежеланием брать на себя любую ответственность. Разве для того отцы бились за свободу взглядов, чтобы увидеть безразличие в глазах молодёжи? От понимания этого обстоятельства уйти не получится. И приходится всё же задуматься, так ли не прав оказался Тургенев, дав нигилистам их ёмкое прозвание?

Салтыков не собирался мириться, выражая собственную точку зрения. Он понимал временность сего явления. В будущем обязательно произойдёт переосмысление, пока же придётся внимать кислым лицам юнцов, которым всё равно предстоит столкнуться с непониманием уже своих детей, должных стать выше мнения отцов, обретя силы для борьбы за угасшие воззрения дедов. Потому-то он и сравнивал нигилизм с вольтерьянством и фармазонством. Как его не называй — истинная суть не изменится.

Теперь следует сказать про «Современник», где Салтыков публиковал очерки. Это периодическое издание в январе 1863 года возобновило работу, прежде не имевшее выпусков на протяжении чуть больше полугода. Как раз Михаил влился в ряды писателей, внёсших существенный вклад. А если быть точнее, то основная часть статей принадлежала перу непосредственно Салтыкова. Последовательно, сообщив вступление, он стал описывать самые беспокоящие общество темы, в первую очередь выделив нигилизм, нанизывая очерк за очерком: Благонамеренные и нигилисты, Сенечкин яд, Мальчишки, Современная эквилибристика, Происхождение и причины её.

Разбираться во всех нюансах мысли Салтыкова — не есть задача данного труда. Коли стремиться донести суждения Михаила в полном объёме, тогда проще ознакомиться с его очерками самостоятельно. Должны иметься и дополнительные исследования, полнее раскрывающие представления Салтыкова о тогда происходивших в обществе процессах. Нам же следует понять — прежде всего беспокойство вызывал нигилизм, не дающий осознать, к чему следует готовиться. Безусловно, поднимать шум из ничего не стоило, ведь как не нагнетай обстановку — всегда можно посмотреть на проблему с другой стороны, после чего успокоиться и мыслить о происходящем иначе. Салтыков сам подвёл читателя к мысли, что всё временное временно, постоянного же не бывает вовсе.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Фазиль Искандер «Праздник ожидания праздника» (1986)

Искандер Праздник ожидания праздника

Где и как, а главное кто, решится ориентироваться в прозе Фазиля Искандера? Нужно быть достаточно усидчивым человеком, чтобы разобраться во всём богатстве его литературного наследия. Основное затруднение — установить хронологию каждого рассказа. Можно разбирать в общем, но тогда теряется сам автор, чьё творчество представлено в разных сборниках, порою с одинаковым названием. Собственно, похожая ситуация произошла и с трудом «Праздник ожидания праздника», куда вошли детские воспоминания Искандера, а также проза о похождениях Чика и ряд произведений, по внутреннему содержанию относящихся скорее к циклу «Сандро из Чегема». Оставим в стороне лишнее. Читателю важнее сам Фазиль. О себе ли он писал или приукрашивал — никакого значения не окажет. Но вот выделить некоторые из воспоминаний всё-таки лучше отдельно.

На этот раз знакомиться с Искандером предстоит посредством рассказа «Петух». Подумать только, юный Фазиль излишне много размышлял о курятнике. Он так и видел зависть петуха, восседающего на курах, стоило пред ним ему предстать. Соперничество зрело, покуда не кончилось терпение. Слишком долго жил петух, слишком много сил он прилагал для борьбы с Искандером. Таковому созданию место в супе. Зачем так было спешить? Видимо, пришла пора поставить в рассказе точку.

Целостность в историях Фазиля — редкость. Чаще не удаётся выделить основную сюжетную линию, неизменно распадающуюся на множество историй, иногда не связанных друг с другом. Потому не станет странным внимать сказанию о детском саде, где цепочка событий приведёт читателя к первым строкам, позволив в промежутке между началом и окончанием истории случиться разнообразным происшествиям. Понимал это и сам Искандер, пытаясь найти нужное решение, дабы придать повествованию наличие смысла. Допустим, почему бы не поведать о груше и компоте? Из чего Фазилем будет сделан вывод о бесполезности ложной гордости. Пусть так всё снова малость сдвинется в сторону, зато уж лучше, чем остановиться, толком ничего не сообщив.

Искандер в детстве не ел свинину из-за религиозного запрета. Былое спешно минуло, оставив лишь воспоминания. После Фазиль спокойно ел любое мясо, так как однажды осознал, что не те запреты установлены над обществом, не имеющие существенного значения. Важнее ценить иные качества. Толку нет, ежели человек отказывается от той же свинины. А вот если он способен предать или выдать чей-то секрет, такой поступок много хуже.

Впрочем, делясь делами минувших лет, Искандер припоминал и уж совсем неприличное. В одном из рассказов он сообщил о неумении определять время по часам, и тут же сообщил о мальчишке-садисте, который причинял ему боль, будто страдал неким психическим расстройством. Вроде бы и не требовалось обсуждать подобные детали, но Фазиль посчитал обязательным их упомянуть. Да вот читателю понятно, главное для Искандера написать, а там пусть каждый думает в меру собственного на то разумения.

Самокритичность у Фазиля отсутствовала. Он словно любил описывать свои страдания. Мог ведь хвалиться, вместо чего унижался. Примером является история про спектакль, где он начинал с одной из ведущих ролей, а в итоге вышел на сцену в образе задней части лошади. Но мог он вступить и в противоречие с ответственными за соблюдение правопорядка. То есть там, где не надо, предпочитал отстаивать правду. В самом деле, почему держать коров в городе можно, а пасти нельзя?

Иногда читатель вспоминает об особых обстоятельствах взросления Искандера. На годы его детства пришлась Великая Отечественная война, о чём он не очень-то любил рассказывать. Ему оказывалось проще поведать историю сломленной гордости животного, нежели описать упавший дух человека.

Как читатель уже понял, невозможно говорить о сборнике произведений Фазиля в общем, только и выделять каждый рассказ отдельно нет существенной надобности.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Николай Полевой «История русского народа. Том II» (1830)

Николай Полевой История русского народа Том II

Чем ближе по времени история, тем более о ней свидетельств, тем труднее её интерпретация. Гораздо проще оперировать информацией, зная один или несколько фактов из жизни правителя. Там допустимо высказывать любые предположения. Но история русского народа усложнялась, происходившая между князьями борьба оказывалась лишённой здравого смысла. Всякий шёл на всякого, имея целью получить более имеющегося. В перспективе это грозило потерей всего, вплоть до утраты самостоятельности. Такое вскоре случится, пока же в руках читателя второй том истории от Полевого, где происходит самое тяжёлое в понимании канувшего в прошлое: множественные столкновения князей, проследить за которыми не представляется возможным.

Нужно хорошо знать былое, чтобы знакомиться с трудом Николая. Ежели Карамзин давал удобную разбивку по годам, планомерно рассказывая о повсеместно происходящих процессах, то Полевой постоянно спешил, редко на чём-то акцентируя внимание. В и без того сложный период требовался грамотный подход, позволяющий читателю выделить некую сюжетную линию. А так как сказ идёт о русском народе, то о его страданиях или радостях и нужно рассказывать. Так бы и следовало поступать, отстранившись от непрекращающихся княжеских дрязг. Николай почему-то забыл об этом, будто бы боялся упустить важные исторические моменты, всё равно до него рассказанные историками не один раз.

А есть ли о чём вообще рассказывать? Читатель жаждет мифотворчества, кое ему представлено от Рюрика до увязших в братоубийственной войне сыновей Владимира Крестителя. Следующий всплеск интереса происходит при лицезрении нашествия монголо-татарских орд, где вслед за угнетением обязательно произойдёт преображение в ожидаемое объединение русских земель под властью Москвы. А вот какие события происходили между двумя данными периодами — ни у кого в голове не откладывается. Редкий историк сумеет дать требуемое представление, не вызывая нареканий. У Полевого это не получилось. Основное нарекание понятно: как всё-таки русский народ себя чувствовал?

Чем занимались русские? Ныне говорят о богатстве доступных им технологий. Они стояли на вершине тогдашнего европейского прогресса, славные не одними делами, но и составляемыми ими законами. На первое место неизменно ставилась неприкосновенность человеческой личности. Важное значение отводилось и духовным качествам, где обязательно должно было быть нечто, заставляющее возносить тогдашний народ до уровня высокоморальных представителей когда-либо жившего человечества. Вот об этом следовало рассказывать Полевому, вместо чего он углубился в разбор бесплодных распрей властителей, забывших о необходимости являться грозной силой для соседей, тогда как воля случая не позволяла им кануть в небытие. Очень скоро всё встанет на свои места, а пока допустимо напрасно лишаться покоя, не позволяя жить в мире кому-либо.

За долгий срок преодоления внутренних противоречий созреет очевидное решение — будет выбран достойный правитель, воссевший на киевский стол не по праву старшинства, а согласно общего на то желания. Пусть казалось очевидным, что стоит ему умереть, как начнётся новая борьба за власть, ещё более разрушительная и менее полезная для русского народа. Владимир Мономах не отказался и правил достойно, не сумев изменить доставшегося ему во княжение разрозненного государственного образования. Ему требовалось озаботиться укреплением внутренних стен, помимо дружбы с обитавшими на границах кочевыми народами. Чего он не смог сделать, так как время для того ещё не пришло.

«История русского народа» ещё более растворилась в текстах летописей. У читателя возник вопрос: не лучше ли историю познавать непосредственно по сохранившимся хроникам? Самостоятельно их анализируя и определяясь с тем, что всё-таки на самом деле происходило в прошлом.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Николай Полевой «История русского народа. Том I» (1829)

Николай Полевой История русского народа Том I

Отчего не написать историю русского народа, где главная роль должна отводиться как раз народу? Разве не может человек существовать так, чтобы о нём потомки могли рассказать, не упоминая о находивших тогда у власти правителей? Можно, и крайне затруднительно. Пока от воли одного или группы людей зависит жизнь многих, до той поры не получится поведать о народе отдельно. Такое допустимо, но должно пройти изрядное количество веков, а лучше таковой народ вовсе должен сгинуть в былом, дабы уже не имело значения, кто и зачем им руководил, ежели то не принесло требуемого результата. Думается, Полевой поспешил. Русский народ продолжал здравствовать, даже более того — имел самую сильную армию в Европе. Поэтому, рассказывая историю, нужно упоминать и властителей. Уже первый том заставит Николая переосмыслить начинание, перестроив повествование так, что он, к сожалению, действительно напишет подобие труда Карамзина, только исполненного много хуже.

Откуда пошли русские? То неведомо. Согласно христианских представлений всё неизбежно проистекает от описанного в Ветхом Завете. Если рассматривать более детально, тогда след теряется среди скифских племён. Ежели останавливаться на фактической стороне дела, приходится опираться на летописи, сообщающие хотя бы какую-то версию прошлого, пусть и не факт, будто бы правдивую. Так или иначе, русский народ зародился по приходу к власти над ним варягов. Странным это кажется или нет, да точно известно, каким образом после новгородцы предпочитали избирать над собою правителей, поскольку никто не смел над ними иметь наследственную власть. Призыв варягов на княжение в том и состоял, что их просто выбрали. А будь иначе, тому не сносить головы. Собственно, Полевому следовало сказать об одном из бунтов, связанном с Вадимом. Вероятно, Рюрика не захотели более видеть князем, но тот отдавать власть новому избраннику отказался.

Почему русских прозвали русскими? Николай выдвигает версию, согласно которой выходит следующее. Русами или россами прозывали странствующих варягов. Из этого следует вполне закономерное явление, так как по имени правителей их земли обычно и называются. На Руси случилось похожая ситуация. Уже из этого следует понимать зарождение русского народа именно от пришествия варягов. Странным кажется другое, славяне нисколько внутренне не изменились, кроме перемены самоназвания. Они остались такими же ленивыми, ожидающими добра от неба. Их воинственность сводилась к умению дожидаться благоприятного обстоятельства. Военная тактика заключалась в применении способности застать противника врасплох, возможно с вовлечением на свою территорию, дабы затем поглотить или изгнать. В случае варягов произошло поглощение. Единственный момент, оставшийся занесённым в текст законов, обязательство выплачивать виру за нанесённый вред или убийство.

На долю Рюрика пришлось основание Ладоги и Новгорода. Аскольд и Дир — другие варяги — основали Киев, откуда совершали грабительские набеги на Царьград: византийские греки предпочитали откупаться золотом, избегая таким образом боя и военных потерь. И как же сказывать о совместном существовании этих двух схожих, но всё-таки различных сопредельных государств? Полевой пошёл по проторенному пути, переключившись на деяния князей. В первом томе он доведёт повествование до Владимира Крестителя, а во втором — до Владимира Мономаха, известного оставленным потомкам «Поучением». Оба властителя призывали жить в дружбе и избегать противоречий. Как известно, добиваясь власти, никто не желает оную терять, советуя всем жить в мире и согласии, ибо не существует иного безболезненного способа удерживать достигнутое.

Итак, «История русского народа» отныне неизменно будет ассоциироваться с «Историей государства Российского». Ничего с этим не поделаешь.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Павел Мельников-Печерский «В лесах. Части III и IV» (1871-74)

Мельников Печерский В лесах

Прежде сказанное нисколько не изменяется, оставаясь тем же. Мельников продолжил писать, ожидая солидной оплаты за каждый отдельный лист. Для этого он щедро описывал особенности староверов, вне всякой меры углубляясь в детали. Понятнее от того они не станут. И для этого Мельников приведёт историю, озадачив пониманием, что особых отличий не имеется, всё сводится к разным образом исполняемым обрядам. Тогда какова суть рассказываемой истории? Её уже итак не осталось, поскольку читатель должен был запутаться, потеряв нить повествования. Сомнительно, чтобы Мельников вообще чему-то придавал значение, кроме необходимости наполнять текст ещё большим количеством слов. Заданный ритм он не нарушит и после поставленной точки. Впереди его ожидала работа над не менее масштабным произведением «На горах».

Некоторые суждения кажутся читателю надуманными. Порою Мельников принимался описывать такое, чему сложно поверить. Одним из таких моментов стало упоминание женской терпимости. Окажется так, что как не веди себя мужья — жёны всё стерпят. Ежели бросит и оставит на прозябание, так они и рады тому будут, ибо так лучше для мужа станет. Где это найти в тексте? Скорее следует говорить о выхваченном из повествования эпизоде, существенной роли ни на что не оказывающий. Впрочем, с таким суждением можно подойти к любой представленной на страницах сцене. Имеется лишь незначительное количество исключений.

Знает ли читатель, как тяжела доля сироты в поселениях староверов? Он становился хуже раба, всеми понукаемый и исполняющий прихоти каждого. Мельников с удовольствием описал страдания такого человека, сумев найти продолжение, более ему полезное, нежели просто отправить на армейскую службу и с тем закончить сказ. Кем мог стать сирота, прояви малейшее усердие? Например, вполне мог оказаться знающим письмо. А коли наделён такой способностью, значит должен занять важное положение в тамошнем обществе. И, вполне логично, получит возможность избавиться от прежних обязательств, налагая обязательства уже на других. Получается, Мельников рассказал поучительную историю, заодно обеспечив собственный заработок за каждый отдельно взятый лист. И было бы то хорошо, придерживайся схожего повествования он в дальнейшем, не возвращаясь опять до обрядов староверов.

Отчего не упомянуть на страницах сказание про град Китеж? Особенно учитывая, что про сей город все давно забыли. Некогда, когда татарское иго разлилось по Руси, Китеж ушёл под воду, не уступив завоевателю своих земель. С той поры в народе появилась вера, что когда-нибудь град станет вновь доступным, стоит уйти татарам восвояси. Но те ушли, а Китеж так и не появился, став одной из легенд староверов. Пусть тому имеется более рациональное объяснение, только Мельников не для того о нём взялся рассказывать. Он хватался за всякую возможность, позволяющую заполнять страницы. Даже кажется, не будь сего подводного града — Мельников всё-равно мог найти, о чём другом написать.

Известно ли читателю, каким образом староверы писали тайные послания? Они могли использовать молоко, тем вводя в заблуждение. Порою кажется, отчего Мельников не создавал произведения схожим способом? Или он всё-таки использовал приёмы, не совсем схожие с правдой? Зачем-то ведь он решил свести понимание верований староверов на нет. Долго показывая их людьми с особым складом мышления, живущими подобно христианам, но с некоторыми отличиями. Теперь же выходило так, будто не стоило то никаких забот. Всё отличие сводится к иллюзорности. Потому и вспоминается град Китеж — обыкновенный город для одних и элемент сказания для других. Он как бы есть и его как бы нет — остаётся лишь верить. А Мельникову оставалось продолжать писать — стоимость печатного листа возросла.

Автор: Константин Трунин

» Read more

1 141 142 143 144 145 356