trounin.ru

Мудрые слова не задерживаются в одной голове, они становятся достоянием большинства и повсеместно распространяются. Одной из книг, сохранившейся с древности, стала индийская книга притч «Панчатантра», переведённая на арабский язык под названием «Калила и Димна», а после на греческий, уже как «Стефанит и Ихнилат». Перевод был сделан по указанию базилевса Алексея Комнина, переводчиком выступил Симеон Сиф. Ещё позже «Панчатантра» распространилась повсеместно, став в числе прочих знакомой и славянам, адаптировавших текст согласно собственным представлениям о его необходимости. Сообщаемая история начинается с вопроса царя философу, дабы тот ответил, как вероломный муж способен нарушать дружбу. Примером выступил спор между шакалами Стефанитом и Ихнилатом касательно судьбы быка, которого побоялся убить лев.

Произведение изобилует притчами, неоднократно использованными многими поколениями баснописцев. Мудрое слово объясняется другим мудрым словом, воссоздавая картину общего благоразумия. Но мудрые слова не означают возможность скрытой в них мудрости, как и не обязательно ведут к благоразумию. Не зря одно из действующих лиц — шакал Ихнилат — вносит раздор между быком и львом, побуждая осуществляться собственным желаниям, вступающим в противоречие с общими ценностями. Говоря убедительно, следует помнить о скрытой от глаз правде, всегда забываемой, когда представляются более радужные перспективы. Так лев, желая убить быка, а после возжелав с ним подружиться, оказался перед необходимостью умерщвления быка, так как начал опасаться угрозы быть вторым в собственном государстве. Тому поспособствуют речи Ихнилата, что лживостью склонил слабость сильного возобладать над здравомыслием.

Противником помышлений Ихнилата выступил другой шакал — Стефанит — пытавшийся образумить и наставить на иной путь. Он ему говорил, как опасно брать на себя обязанности, когда их полагается исполнять другим. В качестве обоснования он приведёт историю плотника и обезьяны, где обезьяне придётся горько пожалеть за стремление повторить ей не подвластное. Но ведь Ихнилат не собака, чтобы вилять хвостом, и не слон, чтобы его уговаривали отведать угощение, он вполне понимает, что ценности в действительности одинаковы, но возвышаться всё-таки тяжелее, нежели опускаться. Понимал Ихнилат и истину, согласно которой виноградная лоза обвивается не вокруг её достойного, а вокруг близко к ней расположенного. Потому шакал пожелает большего, нежели ему под силу взять.

В череде притч, где каждая убеждает в необходимости действовать, создаётся путь для движения вперёд, обоснованный за счёт надуманности. На самом деле, какую сказку в оправдание не складывай, она всё равно останется похожей на правду, при этом правой не являясь. Так старый лебедь хитростью переносил рыб в горы, где их пожирал, тогда как оставшиеся вне гор рыбы думали, будто попадают таким образом в лучший из миров. Или ворон задумал извести змею, бросив в её нору драгоценный камень и указав туда путь людям, чем добился осуществления желаемого с помощью чужих рук, сам не подвергаясь опасности. Вот и Ихнилат задумает стравить быка со львом, забыв видимо историю про вошь, которая незаметно кусала вельможу, пока не пришла блоха, больно того укусившая, отчего вельможа размахнулся и убил вошь, тогда как блохе удалось спастись от удара. Успокаивало Ихнилата одно, ежели змея кусает за палец, то отрубают палец и убивают змею, поэтому ему нечего терять, кроме того, что он со временем всё равно обречён потерять.

Большая часть повествования отводится сказанию о Стефаните и Ихнилате, но этим вопросы царя к философу не заканчиваются. Ещё он пожелает узнать о тех, кто любит друг друга и всегда неизменен в дружбе; как остерегаться врага, показывающего расположение; отчего кто не умеет сберечь обретённого, теряет его; кому подобен спешащий на дело и не терпящий это узнать заранее; чем лучше сберечь государство — долготерпением, благоразумием или щедростью; как избегать вражды и остерегаться злопамятности. И понял тогда царь, что всякий стремится казаться нужным, ибо пока он нужен, его примечают, иначе оставляя в забвении.

Автор: Константин Трунин

» Read more

После описания событий Смутного времени и Отечественной войны, Загоскин погрузился в далёкое прошлое, создав произведение о языческой Руси, стоявшей перед принятием христианства. Тогда у власти находился Владимир Святославич, жестоко укреплявший право на великокняжеский стол. Достигнув желаемого, он снова объединил страну. Требовалось понять, что могло его побудить отказаться от верований предков. И Михаил нашёл тому объяснение. Разве откажется правитель от религии, согласно которой народ будет его любить и не допустит помыслов об ином владетеле земель русских? Поэтому язычество падёт, уступив место греческой вере.

В качестве основного аргумента для княжеского страха потерять власть, Загоскин предложил отпрыска из ветви потомков Аскольда. Пусть этот страх необоснованный, ему вполне нашлось место на страницах художественного произведения. Для пущей верности Михаил сделал отпрыска беспомощным существом, росшим под опекой княгини Ольги, после утратив всякую связь с власть имущими, так и не узнав, кем он в действительности является. Вновь приходится говорить о плутовском романе, затрагивая литературные труды писателей первых десятилетий XIX века. Не имея ничего, главный герой повествования оказывается претендентом на всё. И тут-то приходит на помощь христианство, разбивающее смысл борьбы за власть во прах.

Греческая вера требовала молиться за каждого живущего. Особенно необходимо молиться за врагов, прося Бога наделить их благоразумием. Не допускалось мыслей о свержении тирана, либо другом способе разрешения проблем. Только с помощью смирения и постоянных молитв о лучшем должен проводить дни христианин. Имея в качестве подданных именно таких людей, правитель христианской страны обретал спокойствие, твёрдо уверенный в завтрашнем дне. Отпрыск Аскольдова рода не сможет причинить ему вред, поскольку влюбится в гречанку, примет её веру и перестанет представлять опасность.

Читатель согласится, излишне красивую картину создал в воображении Загоскин. Михаил показал рафинированных христиан, подобных жившим в первые века нашей эры. Может он забыл, какой жар коснулся последователей веры Христа, стоило им добиться права на доминирование? Уже не шла речь о покорности, тогда как язычники массово истреблялись. А ведь прошла едва ли не тысяча лет, прежде чем христианство коснулось Руси. В самой Византии не осталось настолько истово верующих, да и сама жизнь во Втором Риме нисколько не напоминала смиренную. Вполне можно допустить, что ретивые христиане переселялись на Русь, обретая покой среди языческих верований, где к ним терпимо относились.

Забыл Загоскин и о бедах, пришедших вместе с христианством, нисколько не оказавшем значения на братоубийственные порывы российских князей. Но обо всём этом сказано слов достаточно в соответствующим сим рассуждениям местах. Читателю требовалось хотя бы как-то обосновать принятие христианства на Руси, что Михаил вполне доступно объяснил. Никто не откажется верить, будто князь Владимир Святославич не стал бы симпатизировать воззрениям, позволившим на краткий миг забыть о распрях. Ведь единоличная власть не подразумевает права на постоянное ею обладание. В свою очередь появился инструмент, позволивший устранить всех неугодных, лишив их жизни за языческие верования.

В исторических источниках почти ничего не говорится, как население Руси приняло христианство. Это не требуется объяснять, зная, что источники сохранились лишь благодаря церковным служителям, постоянно переписывавшим сведения о прошлом. Вполне понятно, никакого умиротворения наступить не могло. Русь будоражило, чему найдётся подтверждение в борьбе детей Владимира за власть. Пока же следует остановиться и принять точку зрения Михаила Загоскина. Всё, совершаемое во благо сейчас, завтра окажется источником неисчислимого количества бед.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Иуда, предавший Христа, из иудеев, предавших Бога. Речь об евреях. Евреи предали Бога задолго до Иуды. И Иуда предал Бога, поступив тем же образом, каким поступали его соотечественники до пришествия Христа и после. Из-за этого за евреями сложился образ иуд, готовых предавать даже самое святое. Но насколько евреи являются иудеями? Этот вопрос тревожит многих, в том числе и их самих. Известно, что евреи относятся к семитам, к которым помимо них ныне относятся и другие народы, вроде их извечных противников — арабов. При этом неизвестно, откуда пришли евреи. Однако, именно евреи теперь считаются иудеями, и никто кроме них. Так правы ли те, кто склонен видеть в евреях иуд? Может всё наоборот? Евреи несли людям доброе и светлое, по закономерности за то пострадав и прослыв в миру людьми с противоположными первоначальным устремлениями. Амос Оз честно пытался найти ответ, для чего написал произведение «Иуда».

В середине XX века на политической карте появилось государство Израиль. Это событие стало опасным для стабильности в регионе между Европой, Азией и Африкой. Было очевидно, земли древнего Ханаана вспыхнут от противоречий. Плодородный полумесяц вновь заявит о себе. Так оно и произошло, чему в подтверждение постоянные сводки о происшествиях, раз за разом усугубляющие взаимоотношения близко расположенных к Израилю стран. Амос Оз опустил этот момент, сконцентрировав внимание непосредственно на создании государства.

Следовало ли позволить палестинцам отделяться от самих себя, создав на территории, подконтрольной Великобритании в рамках мандата Лиги Наций, новую страну? Вместо единого осколка, некогда входившего в состав Османской империи, получилось три. Собственно, это Израиль, Палестина и частично Иордания. Общая историческая судьба никогда не позволит данным осколкам придти к общему мнению. И Амос Оз знает почему. Об этом знали и те, кто боролся против создания Израиля. Боролись за то как раз евреи, предвидевшие грядущие проблемы. Была возможность создать нечто вроде содружества под видом общины. Тому не суждено оказалось сбыться. Возобладало мнение группы общества, твёрдо настоявшей на важности отделения Израиля. Так палестинцы разделились по политическому принципу. Причём Амос Оз оговаривается, дабы не возникло недоразумений: палестинцы — это не определение национальной принадлежности, а всего лишь прозвание для населяющих регион людей.

Тогда причём тут Иуда? Амоз Оз рассказывает о событиях конкретного исторического периода, постоянно возвращаясь как раз к проблеме понимания личности Иуды. Только Амос Оз склонен понимать на свой лад, тогда как христиане считают иначе. Иуда предал Христа, получив за то звонкую монету. Но зачем Иуде были нужны те деньги, ежели он в них не нуждался? Амос Оз увидел в Иуде истинного христианина, всегда шедшего следом за Христом, являясь самым преданным его учеником. Сам Христос не задумывался о новой религии. Он родился и оставался иудеем. А вот последователи решили выступить против предателей, обособившись и создав другое учение, пусть и основанное на мифотворчестве иудеев, пронесших его через века, подхватив от более древних культур. Все суждения лучше оставить на страницах произведения Амоса Оза, поскольку они являются его личной точкой зрения, настолько же претендующей на истину, как и любое другое мнение.

События текущего дня кажутся важными. Через столетия никто не станет говорить о них со столь же серьёзным выражением лица. Зато спустя тысячелетия они станут поводом для разного рода толкования, совершаемого в угоду уже того дня, что в будущем окажется текущим. Предал Иуда Христа или нет? Так ли необходимо было создавать Израиль в нынешнем его виде? Ответить крайне затруднительно! Человеку необходимо находить причину для противоречий. Он их создаст там, где можно наладить мирный диалог. Остаётся сожалеть, понимая невозможность людей придти к суждению, насколько они всё-таки люди. Отчего-то обязательно нужно разделяться на национальности и спорить за территорию, порою являющуюся бесплодной пустыней.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Из самой глуши дебрей российских вывел Зотов трёх друзей. Каждому из них он воздал сполна, сделав важными для государства лицами. Один Григорий Потёмкин чего стоит, за заслуги прозванный Таврическим. Об этом читатель узнает ближе к концу повествования, вынужденный на протяжении сотен страниц следить за чехардой событий, где Зотов станет сводить на нет прошлое, ничего не стоящее для случившегося в последующем. С первых страниц всё внимание приковано к молодым людям, решившим оставить родную им смоленщину и податься на службу государству. Путь их будет труден, зато результат превзойдёт все ожидания. Иного и быть не могло.

Рафаил предложил не сетовать на жизнь. Пусть в России не растут чай, кофе и экзотические фрукты, и нет прочей дикости, зато есть золото, но разумеется не на каждом дворе. Пусть дороги прежде в России представляли печальное зрелище, что проще не на карете было ехать, а самому управлять лошадью. Даже архитектура имела жалкое подобие, несравнимое с созданной впоследствии. Этаким образом всё сделанное тем же Петром I нивелируется. Со слов Зотова получается, будто не град великолепный на Неве построили, а подобие деревни, только с административными функциями. Разумеется, при Екатерине II тот город расцвёл и обрёл красоту, теперь способную служить радостью для глаз.

Порядки раньше не ахти какие водились. Собравшись служить на благо государства, не сможешь осуществить задуманное. Представленные вниманию друзья желали не офицерских чинов, им требовалось всего лишь встать в армейские ряды. И для того им понадобилась аудиенция Апраксина, согласившегося принять, благо знавал кого-то из их родителей. Иначе предстояло вернуться друзьям домой, сгинув для истории на родной им смоленщине.

Согласно времени случится Семилетняя война. Зотов развернётся, переключив внимание на немецкие порядки, особенно живописуя личность прусского императора Фридриха. Окажется, русские в представлении европейцев того времени являлись дикими, едва ли не предпочитавшими поедать собственных детей. Эти русские настолько воспринимались варварами, что когда пред ними предстанет один из тех самых варваров, они сильно удивятся, ибо акцент тех же немцев среди немцев более ощутим, нежели речь на немецком в исполнении неистовых азиатов, излишне долго пробывших под татарским игом.

Надо сказать, в Семилетней войне русские войска дошли до Берлина, одержав уверенную победу над соперником. В дальнейшем внимание Зотов переключит на следующий военный конфликт России — теперь с Турцией. Читателю предстоит побывать и там, правда не настолько плодотворно. Зато вновь станет ясно, что литературным персонажам легко находить общий язык, невзирая ни на какие преграды, в том числе и языковые. Ежели захотелось писателю создать из персонажей важных исторических деятелей — ничего его в том желании не остановит. Ведь никто не сможет возразить! А если у кого появится к тому надобность, то она всё равно останется вне сообщённого читателю текста.

Перед чтением «Трилиственника» всё же хочется напомнить, как важно творческие изыскания Зотова начинать читать с конца. Главное усвоить, о ком именно взялся повествовать Рафаил. Читатель согласится, насколько интереснее становится сообщаемая информация, когда знаешь, кем в итоге окажутся деревенские пареньки, чья наивность внушает опасение за должное с ними вскоре произойти. В самом деле, разве кто предполагал, каким образом выйдет в свет тот же Потёмкин-Таврический? Впрочем, Зотов больше выдумал, нежели сообщил правды. Зато у него красиво получилось рассказать, подняв часть вопросов, беспокоящих читателя и спустя столетия, ни в чём не уступающие пониманию тех же самых проблем.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Имя Григорий — как нарицательное значение грядущих проблем для России. Оно памятно с периода Смутного времени, периодически проявляясь снова хотя бы раз в одно столетие. Отчего бы таковым не наделить ещё одного персонажа, пускай и вымышленного. Им станет монах Гришка (каким бы странным сие дьявольское сочетание не казалось). Кто он и откуда — никому неизвестно. Но он воспитывался наравне с детьми царя Алексея Тишайшего. И был свидетелем в том числе и стрелецких бунтов. Такого персонажа можно вывести на любой уровень общественной жизни, вплоть до влияния на первых лиц государства. Ежели читателю показан однокашник будущих царей Ивана и Петра, а также их сестры регента Софьи, то должно подразумеваться его определяющее значение на происходившие в стране процессы. И как бы оно так, да больше Григория беспокоила проблема рождения, ибо ему хотелось узнать, чьим сыном он является.

Зотов создал нечто вроде загадки. Некое лицо посылает в дом Хованского мальчика-сироту, упросив дать кров и воспитать. Отказа не последовало. С той поры юность Григория протекала под покровительством влиятельного дворянского рода. Он не знал нужды и имел вхождение в царские палаты. И тот же Григорий будет продвигаем на в меру высокие должности в стрелецких войсках. До развития хованщины читатель не перестанет гадать, какую роль сыграет в первом стрелецком бунте непосредственно Григорий. Неужели сей сообразительный мальчик обагрит руки кровью, истово казня всякого человека, встающего у него на пути?

Может показаться и так, будто Зотов создавал плутовской роман. Ежели родители Григория неизвестны, то допустимо всякое. Но разве в традициях данного жанра с первых страниц делать всё для должных претерпевать страдания? Поэтому плутовство разрушается само по себе, становясь лишь одним из возможных вариантов развития событий. Но читателю всё-таки следует узнать, от кого Григорий происходит. Для интриги Зотов убрал из повествования единственного свидетеля, обладавшего требуемой информацией. Повествование при этом не остановилось, так как история всё равно продолжалась, и главному герою произведения просто следовало хотя бы чем-нибудь заниматься.

Обычно тайное становится явным, когда оно перестаёт интересовать. Жизнь Григория станет равномерной, порою прерываемой на события интересные и не очень. Ему бы следовало забыть и не вспоминать, пользуясь и без того дарованными благами склонявшейся к нему Фортуны. Однако, читатель не поймёт, ежели не узнает, за кем следует признать отцовство над Григорием. Пожалуй, из того не следует делать нечто особенное, поскольку, зная наперёд, сюжет от того иным для понимания стать не сможет.

Итак, отцом Григория являлся гетман Дорошенко, причём скорее всего тот, имя которого носил таинственный монах, то есть — Дорофей. Прочие домыслы озвучивать кажется бессмысленным. Достаточно того факта, что информация о гетмане Дорофее Дорошенко скудна. А это, в свою очередь, является привлекательным моментом для беллетристов, любящих заполнять белые пятна фантастическими допущениями. Так отчего не сделать гетмана монахом? А может и сына своего он таким образом продвигал, позволив ему оказаться в числе приближенных к царской власти. Понятно, такие рассуждения бесплотны. Впрочем, бесплотно и произведение Зотова, основанное на допущениях, где всё сказано сугубо читательского интереса ради.

К тому же, читателю требовалось историческое лицо, склонное придерживаться стороны России, особенно когда речь идёт о казацких распрях на землях сечи. Гетман Дорошенко стал нужным звеном, способным сковать в единую цепь народы некогда разделённых русских княжеств, часть которых долгие века оставалась под контролем западных славян и литовцев.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Дабы лучше понять жизнь, надо своими глазами посмотреть на окружающую действительность. И тогда окажется, что всё далеко не так, как о том принято думать. Халед Хоссейни прежде негативно отзывался о режиме советской власти в Афганистане, имея о ней представление сугубо со слов американской прессы. Но вот им написан «Бегущий за ветром», Хоссейни получил возможность побывать в родившей его стране. И что он узнал? Отнюдь! Оказалось, советский режим правления позволил афганцам почувствовать свободу от предрассудков, отказавшись от всего, что связывало по рукам и ногам. Но вот власть советов пала. Кто пришёл вместо них? Сперва моджахежы, затем талибы. Небывалое насилие посетило Афганистан, не знавшего подобного унижения никогда прежде. Процветающий Афганистан уподобился Камбодже, поедавшей себя точно тем же автогеноцидом. Пусть красные кхмеры выдавали себя за социалистов, тем на собственный лад творя безумие. Пришедшая к афганцам язва начала разъедать их разум, порождая чудовищные изменения в общественной жизни. Обо всём этом узнал Халед, стоило ему встретиться с реалиями Афганистана лично, заново осмыслив судьбу проживающих и проживавших на его территории народов.

Не надо ничего придумывать. Достаточно лишь ознакомиться с рассказами свидетелей. Мало ли имеется примеров, сообщающих о горькой человеческой доле? Хоссейни взял в качестве примера несколько семейств, воссоздав на основе их жизни цепочку событий, охватив тем самым историю Афганистана от последнего короля до прямого вмешательства американцев. И получилось у Халеда протяжённое повествование, где основные ужасы коснулись женской доли, обречённой оказаться на последней из доступных ролей. Только при социализме женщины Афганистана обрели право на выражение личного мнения, могли получить образование и устроиться на работу. Тогда как в последующем ничего подобного им никто не давал.

Беда афганцев — в них самих. Они не способны преодолеть доставшееся им в наследство мировосприятие. Они погружены в заботы, от которых следовало избавляться при первой на то возможности. Усугубляет быт афганцев и исповедуемая ими религия. Точнее не сама религия, а её трактование. Прежде над человеком должен властвовать разум, чего по произведению Хоссейни заметить не удаётся. Халед показывал так, чтобы читатель бесконечно возмущался им описываемым. В какой-то момент обязательно возникнет недоверие. Уж ежели всё настолько было плохо, то как афганцы до сих пор не самоистребились, всё-таки продолжая существовать и поныне? Это объясняется стремлением ряда писателей к излишней драматизации, полностью отказываясь видеть происходящее в самую чуточку лучшем свете.

Что остаётся? Как нужно поступать? Смогут ли афганцы сами ответить на эти вопросы? Если Хоссейни не приукрашивал, говорил существенно важные вещи, тогда необходимо задуматься, как всё-таки нужно жить, каких устремлений придерживаться. Конечно, всякое общество имеет право на существование, покуда находятся его приверженцы. Отказывать в том праве никому нельзя. Должна быть единственная оговорка. Она гласит: когда хочешь жить по своим правилам, тогда позволь другим жить по правилам, которые по нраву окажутся им. Такое получится когда-нибудь осуществить? Ответить можно положительно, но с той же единственной оговоркой, означающей развязывание войны между всяким, чьё мнение не может сойтись.

Хоссейни отмечает благость пришествия американцев в Афганистан. Наконец-то афганцы заживут достойной их существования жизнью. Но понимает ли Халед, как велики противоречия, не скоро способные утихнуть? Ведь будут среди афганцев рождаться люди с иным мышлением, считающие противным жить по американским нормам поведения. И тогда будет новый виток конфликта. К сожалению, с противоречиями быстро сладить нельзя, для этого нужны решительные меры. Однако, спешка скорее даст отрицательный результат. Как не удержался социализм, так может не удержаться и любой другой режим.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Один из крупнейших трудов Тредиаковского — перевод «Приключений Телемака» за авторством Франсуа Фенелона. Делал то Василий с желанием пробудить в русскоязычном читателе стремление к познанию прекрасного. Перевод был подан в виде героического сказания о деяниях сына Одиссея, отправившегося на поиски отца, о странствиях которого написал Гомер. В качестве формы подачи было выбрано подобие античного стихосложения, будто должное приблизить к примерному осознанию величия искусства древних греков. Единственный момент мешает насладиться творческими изысканиями Тредиаковского — нежелание вникать в кропотливый труд Василия, что услужливо предварял каждую главу её кратким пересказом. Ознакомившись с должными стать известными событиями, попытавшись вчитаться в стихотворство без каких-либо намёков на само стихотворство, читатель ещё при жизни Василия разводил руками, считая «Тилемахиду» способом для наказания нерадивых учеников.

Нет нужды разбираться непосредственно в приключениях Телемака. Это плод человеческой фантазии, угодный к трактованию любым способом. Можно отправить сына по следам отца, а можно проложить для него другой путь. Проще, разумеется, пустить как раз по следам, иной раз действуя на опережение. До наших дней дошло достаточно художественных произведений, где хорошо удаётся проследить за множеством нюансов, и где важнее всё-таки судьба участвовавших в Троянской войне лиц, нежели опосредованно к ней причастных персонажей. На беду Телемака, он из числа причастных, поэтому любой его шаг — оторванный от основной канвы сюжет, обречённый на вечное следование рядом с событиями, не способный на них оказать существенного влияния.

Тредиаковский переводил Фенелона, но насколько точно — судить сложно. Для этого надо уделить время и ознакомиться с прочими переводами произведения. Ежели кто решится исполнить такую задачу, то он заранее готов к отсутствию интереса со стороны читателя. Объяснение тому очевидно — мифотворчество последующих веков пошло по другому пути, предпочтя забыть мифологию древности, сделав выбор в пользу верований тёмных и средних веков, всё согласно тому же неувядающему романтизму, так и не ставшему для Тредиаковского близким. И тут причина такая же понятная! Василий просто не успел стать свидетелем смерти академических пристрастий, довольно быстро уступивших место новому поколению литературных предпочтений.

Несмотря на важность, поэтика античных авторов чаще всего претерпевает отторжение. Русскоязычный читатель не может её принять, не имеющий возможности для адекватного восприятия, связанного с языковым барьером, мешающим даже адекватной возможности создать хотя бы подобие. Остаётся слагать в возвышенных тонах, уповая на заложенную в повествование гордость действующих лиц, вещающих о доставшемся им для свершения важном деле. Только в таком духе получается говорить про античные поэмы, тогда как никак иначе того сделать нельзя. И никакой гекзаметр не станет помощником, излишне противоестественный уху человека, привыкшего к русской речи.

Тредиаковский это отлично понимал. Но он понимал и то, что сложная для усвоения поэзия — это признак, должный ставить высокое искусство над лёгкостью народного стихосложения. У него получалось, будто героическая поэма должна звучать громко, надменно и становиться испытанием для стремящегося понять её содержание. Тогда как сами древние греки ни о чём подобном не мыслили, создавая поэтические произведения, дабы петь их под музыкальное сопровождение. Возможно ли такое проделать с «Тилемахидой»? Лучше и не пытаться.

«Приключения Телемака» стали непреодолимой стеной, в очередной раз отгородившей Тредиаковского от читателя. Василий не стремился создать искусство для всех, специально находя способы его усложнения. Потому становится непонятным, зачем Тредиаковскому вообще требовалось задумываться над структуризацией русского языка.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В разные годы сборник «Замороженное время» издавался в зависимости от написанного Михаилом Тарковским материала. К 2018 году в него вошли семь повестей и горсть рассказов, созданных в разное время и посвящённых преимущественно теме жизни в далёкой от цивилизации Сибири. В тех местах мужики удят рыбу и отправляются на охоту, в тех же краях они мужают, набираются опыта и становятся достойными российского общества людьми, ибо уподобляются ему во всём, становясь участниками повседневности, где рыбалка и охота остаются далеко позади, иной раз пробуждая душу вспомнить о прежних увлечениях. И обо всём этом Михаил Тарковский писал присущим ему слогом. Чаще он оставался понятным лишь для себя, в очень редкие моменты умея достучаться до читателя.

Жизнь сибиряка — не так сложна, какой она кажется на первый взгляд. Что в том, ежели с детских лет человеку приходится испытывать переживания, свойственные данной ему для свыше доли? Он может жить у реки, внимать поступкам отца, противиться настойчивым просьбам матери: всё равно вырастая в того, кем ему предстоит стать, вне зависимости от побуждавших к тому причин. Он может полюбить сибирские реалии, а может восстать против и действовать наперекор складывающимся для него обстоятельствам.

Куда бы не шёл Тарковский, тот выбор является личным правом Михаила. След в русской литературе он всё-таки оставил. Есть у него такое — жизненное и важное — отчего понимание Сибири не будет складываться. И это не из-за того, что жизнь в Сибири — обыденная действительность, особо ничем непримечательная. Дело именно в духе, сообщаемом с налётом грусти. Сибирь — необъятна, пусть и сосредоточена большая часть её населяющих людей на юге, вдоль железной дороги, тянущейся от уральских гор до Владивостока. Но севернее — тут и там — живёт достаточное количество людей, о которых чаще забывают. Но благодаря ряду писателей, в том числе и Михаилу Тарковскому, приходится вспоминать, насколько трудно сломить обстоятельства и отказаться от былого, когда волей случая твоей родной стороной становится как раз Сибирь, и особенно те её места — далёкие от внимания, затерянные от всех, известные только тем, кому приходится там жить.

Должна появиться боль в груди от щемящего чувства горести. И вот боль появляется. И боль эта тяготит. Она туманит сознание, влияет на способность видеть и слушать. Но говорить та боль не мешает. Кажется, будто всему суждено оборваться, настолько беспросветным воспринимается существование. Отчётливо возникает понимание: жизнь даётся для страданий, но жить нужно, не соглашаясь принимать неизбежное за должное быть. Отнюдь, представления сибиряков о жизни сравни ипохондрии. Надо просто усвоить — боли никакой нет, если не говорить об одной душе. Вот душа действительно болит, тогда как сердце продолжает биться без перебоев. Осталось научиться забывать о душе, хотя не родился ещё сибиряк, способный оказаться бездушным.

Сборнику дал название последний рассказ «Замороженное время». Конечно, это мнительность, тогда как ничего не останавливается, продолжая бесконечное движение вперёд. Это только кажется, словно жизнь остановилась, отказываясь изменять имеющееся. Разве над обществом царствуют прежние нравы? Отнюдь! Сибирь прошлого века и Сибирь нынешняя — сходны малым, тогда как различий масса. Но Тарковский закрепил для читателя промежуточное состояние, воспринимаемое за имеющее быть постоянно. Где-то так и осталось до сих пор. Но, думается, в большей части уголков России случились радикальные перемены, ухудшившие положение на периферии и улучшившие в региональных центрах. Ведь было когда-то время, когда жизнь кипела как раз в глубине «сибирских руд». Но надо ли, чтобы всё повторилось опять?

Автор: Константин Трунин

» Read more