Category Archives: Классика

Александр Островский «Бесприданница» (1878)

Смешны метания людей, забывших обо всём на свете; им хочешь пожелать добра, но слишком поздно понимаешь тяжёлое положение другого человека, готового в любой момент подвести черту прожитым годам. Островский вновь после «Грозы» предлагает читателю ознакомиться с непростой судьбой русской женщины, не имеющей за плечами ничего, кроме груза переживаний, всё сильнее тянущих за собой на глубину, всё сильнее затягивая петлю на шее. Безусловно, автор предлагает не самую приятную ситуацию, но и окружение для героини создаёт излишне эмоциональное и эгоистичное: из-за чего прямо на глазах моментально развиваются события, где женщина поставлена перед обстоятельствами, требующими решительных мер, но героиня уподобилась другим персонажам пьесы, имеющим чересчур категоричный односторонний взгляд, не принимающий никаких возражений. «Бесприданница» — это яркое представление с трагичным финалом, который показал флегматичность главной героини, склонной к суицидальным мыслям, нежели жертву обстоятельств. Что стоило главной героине улыбаться и плясать, забывшись в танце?

Натура впечатлительная, принимающая на свой счёт весь негатив, крайне резкая в суждениях и живущая по своим внутренним принципам — такой портрет главной героини рисует для читателя автор. Стоит отметить молодой возраст героини, сыгравший важную роль в произошедшем. Не может юный ум спокойно принимать замечания зрелых людей, он просто не в состоянии перебороть свой бунтарский дух, порывающийся сломать неизбежное развитие событий. Пускай, главная героиня влюблена, её любовь не приносит ей счастья, а доставляет только неприятности. Можно сослаться на своеобразный нрав избранника, что не бережётся, и на остальных ему плевать: он может дать стрелять в себя, но также легко стреляет и в ту девушку, которая смотрит на него влюблённым взглядом. Читатель не может спокойно воспринимать безрассудное поведение, хоть избранник главной героини и нравится молодым особам за свою независимость, целеустремлённость и любовь к красивой жизни. Застилает глаза главной героине такой образ, созданный в воображении, мешающий адекватно воспринимать критику окружающих.

Раньше было принято уходить в монастырь по разным причинам, одной из которых являлась неудовлетворённость личной жизнью. Главная героиня отчасти так и поступает, но лишь с той разницей, что отдаёт себя на волю первого встречного, в поступках которого будет присутствовать желание скрасить её оставшуюся жизнь. При этом, главная героиня не накладывает на себя руки, да и смысла жить тоже не видит, плывя по течению. Другое дело, что Островский просто обязан сделать драму драмой, даже если для этого придётся кем-то пожертвовать. Автор не позволит читателю проявить сочувствие к действующим лицам, в числе которых нет достойных уважения людей, а есть лишь живущие своими заботами субъекты, предпочитающие перемывать кости всем, старательно убегая от разговоров о самих себе. Так ли плох был жених главной героини, за чьей душой водились сущие копейки? Но чей эгоцентризм обязательно сделает из него преуспевающего человека, хоть Островский старательно строит юмористические сцены, подшучивая над предприимчивым человеком.

Каждое действующее лицо пьесы ходит с задранным носом, развлекаясь и получая личную пользу от роста чувства собственной важности. Так получилось, что всем везёт и всех ждут перемены к лучшему, а главная героиня продолжает сохранять такую же надменность, но за острым ощущением собственной ущербности у неё не получается порадоваться благополучному устроению личной жизни. Современная медицина поставила бы ей диагноз депрессии в крайне тяжёлой степени, но в те времена на подобное никто не обращал внимания. Жизнь никогда не бывает простой, поэтому Островский основательно утрировал события, вновь сведя всё к стремлению русской женщины облегчить страдания наиболее радикальным образом.

Ежели кто станет говорить о любви, то проявлений любви в поступках главной героини не было. А если кто до конца осознает финал, то ему следует перечитать «Грозу», чтобы задуматься над привычкой Островского недоговаривать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Иван Гончаров «Обыкновенная история» (1848)

«Обыкновенная история» Гончарова — это книга, которую молодые не понимают, а зрелые сожалеют, что не понимали в юности. Наступать на одни грабли, ломая копья, порождая конфликт поколений, возникающий из-за стремления перевернуть мир. Хорошо, если в жизни тебе даётся шанс в виде опытного наставника, способного направить твои мысли и дела в нужное русло, чтобы не растрачивать энергию на давно пройденные этапы кем-то другим. Мягко говоря, дураки не учатся на чужих ошибках: редко какой юноша задумывается над истинными мотивами своего поведения. Всё усугубляется, если человек приезжает из провинции в крупный город, здоровается с каждым на улице, без проблем даёт деньги в долг, лёгок в общении с малознакомыми людьми, влюбляется в подобных ему форменных дурочек, за которыми маменьки обычно строго следят; девушки могут наломать дров, и, в этом случае, у них всё становится гораздо серьёзнее, а последствия практически не влияют на разрушение иллюзорного восприятия мира, сохраняющего изначальное юношеское понимание невесомой поступи на всю оставшуюся жизнь.

Гончаров ведёт повествование преимущественно в виде диалога двух людей: один из которых — племянник, а другой — его дядя. Угораздило же свалиться мягкопушистому снегу на плечи опытного человека, практически — тёртого калача, что давно дал себе установку на едкое циничное отношение к окружающим, стремясь потреблять продукцию социума в умеренных дозах и только себе на пользу. Дядя тоже когда-то был подобным своему племяннику, покуда белизна не подверглась воздействию грязи, а ровная кристаллическая структура не деформировалась вследствие повышенного содержания кислотности в обществе. Дядя — грязный снег весной, готовый стаять, чтобы запустить процессы кругооборота жизни снова. Такого дядю можно слушать и во всём с ним соглашаться, учитывая крайнюю степень категоричности по любому вопросу, ставящему на последнее место души отчаянной порывы, предпочитая им трезвость и холодный расчёт. Если голова пьяна от любви, а в глаза бьёт блеск красоты, заставляющий молодого человека жмуриться или часто моргать, борясь с навязчивым желанием организма отвести взгляд, давая мозгу команду погрузиться на дно новой мечты, в таком случае можно обрести краткое счастье с неминуемым крахом надежд в будущем, либо послушать советы дяди, искореняя в себе проявления романтики.

Молодым людям свойственно желать совершать открытия в жизни, достигая высот и обогащая палитру впечатлений. Нельзя с детских лет, переходя в юность, продолжать считать овец перед засыпанием и вновь ловить ворон за окном: горизонты для приключений открыты, а ограничения взрослого мира ещё не воспринимаются с той же степенью осознания. Гончаров пропускает этап юношеского становления, в котором молодой герой явно наломал дров, желая угодить маменьке; перед читателем уже зрелый юноша — сама наивность и простота, которого обвести вокруг пальца проще простого. Однако, герой не разучился считать овец и ловить ворон, уделяя этому занятию добрую часть свободного времени.

Конечно, первая любовь должна быть у каждого. У кого-то она плавно перетекает в брак, но чаще любовь не выходит дальше головы, оставаясь частью приятных воспоминаний о далёком прошлом. Если молодой человек видит в дурашливости эмоционально незрелых сверстниц чудо из чудес, то дядя способен подметить только бородавку на носу её тёти, не придавая красоте никакой роли, осознавая естественный переход милых созданий через волшебных фей к усиленно потом что-то от тебя требующих фурий, по сравнению с чем спасение противной букашки ради последующего безжалостного уничтожения — это, по сути, аналогичная модель поведения, заложенная на уровне подсознания. Гончаров не отводит влиянию женщин на мужчин важную роль, останавливаясь лишь точно на такой же возрастной заматерелости, прошедшей через крах надежд из-за несостоятельности милых симпатичных мальчиков. И как точно подметил дядя — в молодом возрасте женятся ради одной цели, чтобы дома была домохозяйка. Только попробуй убедить в чём-то человека, в чьих жилах кипит горячая кровь, а шишек на лбу, от всюду расставленных грабель, становится всё больше, но собственные поступки всё равно не подвергаются анализу, отчего очень трудно подобрать правильный совет.

Ничего нового: Гончаров всё показал в виде самой обыкновенной истории, но сделал это грамотно, расставив правильные ударения в нужных местах.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Иван Тургенев «Рудин» (1855)

То был бурный XIX век, и был он бурным ровно в той степени, что и любой другой век. Человеческая натура — величина постоянная, не подверженная влиянию поправочных коэффициентов. Если общий слом традиций обхватил Европу железным тугим обручем, то и мимо России намечающиеся тенденции не прошли мимо. Человеку просто необходимо жить идеями, иначе он превращается в обыкновенное животное, деградируя до обезьяны, ведущей спокойный образ жизни с редкими стычками за право на территорию. Овладение языком и большим спектром иных возможностей для общения — благо и бесспорное зло, ставящее под угрозу существование жизни на планете. Идеи бродят, вспениваются и цветут бурным цветом — Тургенев был революционером от литературы

Зачем беспокоить умирающую старость? Именно с такой сцены начинается повествование первого крупного произведения Тургенева, призванного обнажить нарождающиеся язвы общества, рассматриваемые немного погодя, когда основной накал напряжения пошёл на убыль. Хорошо, когда люди идут на баррикады, готовые отдать жизнь ради воззрений; в недалёкой перспективе это воспринимается положительно, но с позиций шахматной партии — скорее негативно. Продумать все шаги от начала и до конца очень трудно, а рассмотреть последующие развития событий, после осуществления задуманного — просто невозможно. Скинуть старый строй и насадить новый, где каждый человек получит личное счастье, безграничную свободу и многомерное понимание правды — мечта каждого революционера. Только отчего же каждая революция приносит больше несчастий, нежели выполняет заранее заданную программу? Правы те, кто желает поддерживать какой-никакой действующий режим, уберегающий от бессмысленных жертв, и такая же правда на стороне желающих насадить свой взгляд на мироустройство. В извечной борьбе двух противоположностей проходит история человечества. И когда критическая масса переходит барьеры терпимости, тогда рождается всё больше людей, похожих на Рудина, готовых взбудоражить общество. Тут дело даже не в том, что человек — это человек, а в одном из жесточайших законов природы, направленном на сокращение популяции видов и навязывании живым организмам правила борьбы за существование.

Так зачем же беспокоить старость? Человек на смертельном одре крайне плохо переносит любые изменения не только в самочувствии, но и в передвижениях тела, вследствие которых смерть наступит ещё быстрее. Убить можно и словом: Тургенев будет много говорить, вкладывая свои мысли в уста героев книги. Если задуматься, то кто же такой Рудин? Этот молодой человек дожил до седин, будучи единственным ребёнком у матери, вырос без отца и был балован вне всякой меры, став острым на язык человеком, что от пресыщенной жизни не знает куда себя деть. Наличие семьи могло внести в его жизнь больше спокойствия, привязать к одному месту, успокоить нрав и заставить переосмыслить жизнь. Но от пустых метаний и невозможности найти для себя избавление от переполняющих идей — Рудин готов ринуться на баррикады, причём неважно на какие именно. Просто нужно выпустить накопившуюся энергию, бесплотно растрачиваемую на доказательства высшему свету своих неординарных взглядов, расходящихся с мнением большинства, покуда большинство никогда ничего не станет менять, даже в случае наступления переломного момента — большинство уподобится стаду без пастуха, приняв новый уклад, огласив пространство легковесными вздохами. И даже если Рудин сможет осуществить задуманное, то куда ему двигаться дальше?

При этом Рудин не такой уж и молодой человек, если его голову тронула седина. Перезревшая яблоня с надломленными ветвями, не сумевшая в жизни найти опоры для своих идей — вот кто такой Рудин. И не может Рудин полюбить женщину, скорее декламируя заумные стихи на неизвестном ей языке, делясь современными достижениями науки и каждый раз улетая выше облаков, начиная мечтать о новых общественных порядках. Впрочем, Рудин варится в собственном соку, не испытывая никаких желаний, остро ощущая личную невостребованность. Он просто не нашёл себя в этой жизни, став чем-то вроде податливого материала, впитывающего чужие мысли. Если бы Рудина изначально окружали другие люди, то и жизнь его могла стать другой. Будь у Рудина отец, не будь он балован и не лежи его путь в Европу, то был бы он не таким потерянным для соотечественников, не готовых к бурным социалистическим переменам западных европейцев. Они не были готовы и через шестьдесят лет после выхода «Рудина» в свет, не были готовы и спустя ещё семьдесят лет. Готовы ли сейчас? Сомнительно и это. Революция делается небольшой группой людей, пока остальная часть безмолвно взирает со стороны. Из Рудина мог выйти прекрасный агитатор для призыва участвовать на очередных выборах в современных странах, половина населения которых активно между собой судачит о плохих условиях жизни, но всё так же ничего не делает ради улучшения положения, игнорируя тот единственный элемент, позволяющий им выбрать желаемое будущее. Но энергия Рудина уходит на разговоры, покуда пассионарный взрыв не толкает его на схватку со смертью.

Тургенев правильно разложил повествование, сперва показав умирающего человека, позже подведя читателя к яркой демонстрации возможностей людей, чей врождённый нрав никогда не даст им умереть собственной смертью в постели. Рудины были и будут: их век короток, их не забывают.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Лев Толстой «Анна Каренина» (1878)

А что собственно делать людям, когда им заняться нечем? От скуки можно удавиться, от пустого времяпровождения недолго застрелиться. Художественная литература всегда описывала и всегда будет описывать настоящее и выдуманное, исходя из лживых представлений о реальности. Достаточно посмотреть на собственную жизнь, чтобы увидеть в поведении книжных героев много несоответствий. И ладно бы опускалась туалетная тема, которая всё равно является важной: действительно душу героев так сильно беспокоят коммунистические взгляды или желание молодёжи выбирать супругов самостоятельно без участия взрослых? А может просто почти каждый персонаж по своей сути тунеядец, не склонный к выполнению работы, существуя вне системы, обходя действительно ключевые моменты. Понятно, что автору проще взять какой-то конкретный отрезок времени героев, отталкиваясь именно от него. Но, чаще всего, герои просто не задумываются о необходимости прилагать усилия к существованию, не вдыхая воздух для дыхания и не питаясь сохранения энергии ради, живя мыслями и поступками. Это главный подводный камень художественной литературы, встающий перед читателем непреодолимым препятствием, легко закрывающий глаза на действительно важные детали, отдавая предпочтение движению слов без учёта изначального импульса. Автор всегда будет прав, просто по той причине, что он будет прав всегда, порождая за тавтологией увлекательную историю.

Русскому дворянству можно простить многое. В первую очередь, оно никому ничем не обязано, существуя в XIX веке на правах превалирующего сословия, безбедно существуя, предаваясь танцам на бесконечных раутах, создаваемых специально для обеспечения досуга, лишь бы не скучать. Болезненно в обществе воспринимаются измены супругов, но они являются важной составляющей разговоров, поэтому обойтись в жизни без приключений на любовном фронте просто невозможно, а чаще всего будет являться верхом наглости. Каждый светский человек всегда будет думать о самоубийстве, как о важном источнике последующих сплетен, особенно, если удаётся выжить, краснея и закрывая глаза рукой при очередном напоминании. Что вы, что вы, господа и дамы, я просто не мог иначе, вы же меня понимаете, дамы и господа; при ярком солнечном свете, да при вёдре на дворе, просто надо было стреляться, а если не за поруганную честь, то за право сохранить лицо, дабы вы на меня вот так сейчас не смотрели, но в последнюю секунду рука дрогнула: пришло понимание необходимости продолжать жить, ваш лик пленил мою душу именно тогда, когда рука потянулась завязывать узел на шнурке; а как ваш муж, его, я понимаю, схватил удар после вашего появления на прошлом рауте с неким молодым человеком? Во-вторых, русское дворянство — нужный пласт населения, необходимый для управления делами ниже их стоящих по положению. Пускай, Пётр Первый хотел помещиков сделать посредниками между царём и крестьянами, по недомыслию создав национальную трагедию, лишив крестьян последнего шанса на свободу, но только в редких книгах русских классиков встречается тема непосредственного влияния дворян на крестьян.

Лев Толстой строит повествование «Анны Карениной» через диалоги, позволяя читателю ощутить именно тот дух, которым живёт дворянство, привыкшее не закрывать рот, излагая мысли вслух непрекращающимся потоком. Казалось бы, дамам надо заниматься рукоделием, чтобы быть подобными английским леди, не выпускавшим из рук вязания. Однако, дамы в Российской Империи привыкли больше следить за поведением окружающих, сообщая другим о чьём-то дурном поведении. Тут и до измены недалеко, развлекая себя и давая повод другим поговорить. Устоявшаяся традиция при этом отчего-то воспринимается светским обществом скорее негативно, особенно при желании супругов разойтись, но не имеющих возможности для осуществления подобной идеи, наталкиваясь на сложившиеся гражданские и религиозные порядки, не одобряющие разводов. Обойтись без кривотолков позволяет только взаимная измена. хотя бы на словах, но не все могут позволить себе быть в центре подобных разговоров, сведя всё в итоге к самоубийству, невольно всё-таки заставляя людей говорить о себе. Замкнутый круг избавления от скуки вновь и вновь подводит на взаимосвязанные друг с другом измены и самоубийства, чем читателя потчует Лев Толстой, не забывая в очередной раз заставить героев снова и снова наступать на грабли.

На одних диалогах крупное произведение не напишешь, поскольку светские темы очень быстро заканчиваются, воспроизводя себя во время следующего раута, только с другими именами. Лев Толстой регулярно отправляет героев на охоту, а то и заставляет их косить траву с крестьянами или интересоваться процессом родов и секретами воспитания детей, предлагая читателю ознакомиться с мельчайшими деталями, более призванными показать быт русского человека, нежели добавить что-то важное в сюжет. Граф расписывает ручку, иначе читатель не назовёт те моменты книги, где герой участвует в скачках, едва ли не отсчитывая каждый шаг лошади, да все волоски в ноздрях соперничающих кобыл; или уход за умирающим родственником, то приходящего в сознание, то его теряющего; или полный набор танцев от вальса и кадрили до мазурки; или разговоры с художником об его искусстве; подобного в «Анне Карениной» чрезмерно много. Кто-то находит в этом прелесть и радостно внимает автору, а кто-то просто перелистывает, благодаря Толстого за важный вклад в сохранение понятия важности уклада жизни русского человека, что в далёком будущем будут с интересом читать на Марсе марсиане, взирая на Венеру через пространство некогда существовавшей планеты Земля, самоубившейся вследствие измены космического сообщества.

Во многом, Лев Толстой вложил в книгу личную философию, наделив ей не только собственное альтер-эго Лёвина, но и щедро одаривая остальных героев, имевших настоящих прототипов, а то и нескольких, на основании которых Толстой и создавал повествование, ничего особо не придумывая. Если на секунду задуматься, да вспомнить самые важные моменты жизни каждого персонажа, то не всегда до такого можно дойти своим умом, где-то это больше походит на ход мыслей маньяка. Толстой показывает не только влияние роста политических противоречий, усиливающихся во всём мире, связанных с ростом возможного преобладания социалистических воззрений над сложившимся укладом. Может именно поэтому Толстой делится с читателем идеями славянофильства, отправляя героев на село, заставляя читателя сочувствовать крестьянам, изнывающим от барской воли, являющихся при этом чем-то вроде американских чёрных рабов, точно также предпочитающих увиливать от работы, доводя барина до разорения, но стремясь облегчить свою жизнь до максимальной степени, отчего язык никогда не повернётся закрепощённых людей называть ленивыми — они живут по своим понятиям, и им некогда думать о своей жизни, находя больше радости прилечь на стог сена, спрятавшись от помещика, нежели усиленно махать косой.

О лени русского человека можно сложить трактат. Но не надо торопиться. Лев Толстой это уже сделал, предложив в «Анне Карениной» не только самобытную лень крестьянина, но и показав безалаберность высшего света. Можно согласиться, что вышеприведённый текст и без того служит уже громадным подспорьем к подобному заявлению. Однако, стоит обозначить ещё ряд моментов. Некоторые герои «Анны Карениной» видят смысл жизни только в заботе о собственном существовании. И, вроде понятно, если одному хочется иметь верную жену, во всём поддерживающую мужа, оберегая того от сердечных переживаний, то непонятно, когда другому больше нравится подсчитывать собственные финансы, облегчая себе существование, ибо надо заработанное жалованье не прокутить на очередную даму и не спустить на бегах, а грамотно прожить до следующей получки в новом году. При этом Толстой не приводит примеров поступления свежих финансов в карманы героев, даже военного человека уберегая от службы, предоставляя ему возможность спокойно ходить на рауты и уводить от мужей их жён, доводя общественность до истерики и слёз дам, косо смотрящих именно на неблаговерных жён, отчего те тоже начинают задумываться над вариантами самоубийства, вроде принятия большой дозы опиатов, либо упасть на колени между колёс товарного вагона, дабы шокировать всех наиболее ярким способом, далёким от тривиального.

Другой важной проблемой высшего общества является склонность ко всему французскому, вплоть до воспитания детей в далёком от русского человека понимании родной культуры, создавая достойное себя продолжение. Русский ли тот, кто с рождения говорит на французском языке, мечтая жить на манер европейцев и при этом остаётся далёким от всего этого? Льва Толстого очень беспокоит данное положение дел. Не зря ведь Толстой подобно Лёвину любил косить самостоятельно, а детям своим он наверное никогда не сказал ни одного французского слова, заставив их уважать культуру того народа, который их кормит и ни в чём не уступает, кроме исторически сложившихся обстоятельств, заставивших сформировать далеко не тот образ для следующих поколений, подменив собой длительный отрезок вольной независимой жизни кратким мигом порабощения. Но для понимания этого надо глубоко изучать историю, либо читать правильную литературу, которой практически не существует.

— Поезд тронулся, господа и дамы: держитесь за поручни, посещайте вагон-ресторан, туалет будет открыт сразу после пересечения границы населённого пункта.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Иван Хрущов «Парашин лесок» (1865)

Самая лучшая сказка для ребёнка — это реальная история, где присутствует не только приятный элемент, но и жестокое отражение реальности, содержащее в себе смерть близких и переживания из-за утраты. Можно бесконечно сюсюкаться и говорить с ребёнком на манер иллюзорного восприятия действительности, но нужно знать ту границу, за которую переходить не следует. Чадо вырастает и обретает самостоятельность, а родители к нему по-прежнему лезут с соской и не спускают с рук, будто не понимая, что ответственность за рождение человека по прежнему лежит на их плечах, только ребёнок уже не чувствует признательности за своё появление на свет. Иван Хрущов в 1865 году издал прекрасную «сказку», отразив в ней быт села, навсегда потерянного, но оставшегося для понимания в виде вот таких «добрых» историй.

Читателя от книги может оттолкнуть упоминание Параши, когда-то популярного имени в крестьянской среде, являющегося краткой формой от Прасковьи. К сожалению, это имя давно приобрело в русском языке другой аналог с резко отрицательным значением, поэтому надо принимать сложившиеся положения действительности. Что касается леса, то это живописное место на склоне горы возле реки Хопер, названное автором в честь девочки, чья судьба типична для крестьянской среды, но само детство неотличимо от точно такого же детства дочерей помещика. Им нравится находится рядом, у них общие интересы и они одинаково сопереживают друг другу: одним словом, девочки — это девочки. Это потом они вырастут, и, может быть, сохранят в воспоминаниях мимолётный эпизод детства с переживаниями о грозе и молнии, плохой погоде, бурном нраве мальчишек и прочих приятностях, а также неприятностях. Пока же они воспитываются в религиозности, не забывая молиться перед сном и совершая поступки, за которые не будет стыдно перед другими людьми.

Иван Хрущов описывает счастливый быт, постоянно разбавляемый горестными известиями, показывая закалку детей к подобного рода переживаниям. Дети не будут плакать, но они будут всё понимать и принимать правильные решения, осознавая неизбежность заболеть от промозглой погоды и не отрицая смерть близких, от чего можно проронить слёзы, но расстраивать психическое самочувствие не следует. Может погибнуть мать, может погибнуть отец, даже любимая подружка может не встать с постели, сваленная шквалом неприятных известий и страдающая от юной прыти бесстрашного исследователя и лучшего друга, которым может оказаться озорной мальчишка, не понимающий поведения девчонок, но желающий познавать мир, покуда не прижмёт осознание вины за безрассудное поведения. повлёкшее за собой опасную хворь. Нет, Хрущов не настолько сгущает краски — он просто кратко излагает события конца одного лета, к которому действительно приятно обратиться, лучше понимая чьё-то чужое детство, отдалённое от тебя на целый век.

Добродетельное отношение к ближним — вот чему пытается научить детей «Парашин лесок». А осознание смертельных болезней и самой смерти подразумевается само собой, так часто встречаемое на жизненном пути каждого из нас. В сознании настолько сильно закрепляется боязнь плохого, что всю оставшуюся жизнь стараешься всеми силами избегать неблагоприятных моментов, находя нужным обманывать и недоговаривать, если считаешь это необходимым, тогда как в дурной вести нет ничего плохого, как и в поступках, случайно повлекших ухудшение чьего-то положения. Люди привыкли закрывать глаза на всё, а ведь корни такого явления стоит пытаться найти в то время, когда психика только формировалась, но в этот момент дети только и слышат елейные голоса взрослых и видят неадекватные выражения обращённых к ним лиц.

Единого рецепта не существует, но избегать лжи следует с самого начала. Правильную сказку написал Хрущов — самую адекватную из бесконечного множества подобных ей, но излишне приторных или чересчур переполненных эзоповым подходом к пониманию реального положения дел.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Эрих Мария Ремарк «Тени в раю» (1971)

Америка — страна счастья. Причём, счастья не в обыкновенном понимании, а в виде некоего образа, к которому нужно стремиться. В Америке никто не задумывается над завтрашним днём, отдавая предпочтение краткости текущего момента. Там живут другие люди, для которых всё выглядит иначе. Культурная изоляция от мира позволила сформироваться уникальному обществу, воспитавшему себя по своему усмотрению. Но было ли до всего этого дело эмигрантам из воюющей Европы, убегающих не от самой войны, а от того, что людей давно перестали считать за людей. Мир рушится, и где-то за океаном существует страна, позволяющая любому чувствовать себя там в меру вольным человеком, что забыл ужасы скитаний от одной границы до другой, желая лишь обрести твёрдую почву под ногами. «Тени в раю» встречают читателя самым последним шагом к обретению обетованной земли, когда за спиной останется ужас прошлого, а впереди наконец-то появится надежда на спокойное будущее.

Главный герой «Теней в раю» — это идеализированный немец, презирающий нацистов, обладающий пытливым умом и не имеющий никаких целей в жизни, утраченных давным-давно вместе с иллюзиями. Куда может податься человек, полностью лишённый семьи, не обладающий ничем, что могло бы пригодиться в новой стране? Он не говорит на английском языке, поэтому ему не суждено стать таким же журналистом, каким он был в Германии. Остаётся перебиваться случайными заработками. При всём уважении к Ремарку, но читатель лишь на первых порах прощает все огрехи сюжета, каждый раз поднимая руку, пытаясь возразить. Можно ли стать гениальным искусствоведом, если за твоими плечами только два года пребывания в брюссельском музее, где была возможность изучать картины каждую ночь, покуда за стенами здания проходили немецкие войска, поставив твоё существование на грань между жизнью и смертью. В такой ситуации обычно трясутся в страхе от каждого шороха, либо постепенно сходят с ума. Стоит ли говорить, что Ремарк создал для книги идеального американца, наделённого той железной хваткой и беспринципностью, без которых невозможно выжить в жестоком мире коммерции. И ведь не картинами приходится заниматься главному герою, а древними китайскими статуэтками, оценивая их на возможность подделки и устанавливая конечную цену. Индустрия культуры поставлена на поток — и Ремарк с удовольствием описывает каждый пункт игры на человеческих эмоциях.

Также трудно осознавать Голливуд времён Второй Мировой войны. Действительно ли всё было так, как это представляет Ремарк? Настолько американцы были далёкими от происходящих на планете событий? Или Ремарк слишком мягко подходит к повествованию, выдавая фобии главного героя, обыгрывая на их основании некоторые аспекты. Мир шоу-бизнеса имеет свои чёткие рамки для создания успешного продукта, с которыми нужно считаться, если не желаешь утонуть. В своём большинстве публика нуждается в развлечениях: только так и никак иначе. Если что-то не устраивает, то твой продукт не будет приносить прибыль. К сожалению, Ремарк рассказывал, отталкиваясь от представлений главного героя, зацикленного на собственных воспоминаниях, имеющего желание их преодолеть, но смотрящего на мир однозначным взглядом, не допускающим никаких возражений.

Можно ли как-нибудь перебороть ощущение приниженности, чтобы утратить понимание себя в статусе тени человека? В раю существуют свои собственные порядки, когда принято улыбаться при любых неблагоприятных обстоятельствах, а от проявлений старости избавляться при первой возможности. Трудно понять, кто именно смотрит на мир через розовые очки — счастливые люди, не знающие бед, или главный герой, старающийся держаться подальше от наивности окружения? Ремарк создаёт мир, далёкий от реальности. Настолько ли правдиво им изображается Америка, имеющая не так много позитивных моментов, а количество отрицательных черт просто зашкаливает. О многом Ремарк не договаривает, если он действительно хотел об этом говорить. Лучшим выходом для отображения переживаний главного героя стало погружение его в мир богемы, дав в качестве любимой девушки чуть ли не русскую княгиню, в качестве работодателя — успешного дельца, в качестве клиентов — миллионеров, в качестве друзей — рефлексирующих субъектов. На фоне успешных людей, эмигранты просто не могут выглядеть хорошо, а их проблемы становятся очень болезненными для восприятия, давя на совесть читателя и заставляя переживать страданиям других. Вот самоубийство одного, вот самоубийство другого — что-то неладное творится в раю Ремарка, либо Ремарк не с той стороны смотрел на Америку, наделив её статусом чрезвычайной важности оазиса в убивающей жаркой пустыне.

Портит рай только отсутствие двух моментов: нет проституток и общественных туалетов на каждом шагу. Осознание этого факта очень точит мозг главного героя, находящего в этом рост неврозов среди рядовых американцев, в отличии от французов, справляющих обе надобности при возникновении подобной необходимости. Но не сказать, чтобы главный герой испытывал нужду облегчиться или завести с какой-нибудь девушкой любовную связь: он слишком далёк от всего этого, полностью сконцентрированный на воспоминаниях, не видя перспектив. Впрочем, ему ещё повезло, что никто из американцев не помыкал его за то, что он немец. Хотя, о подобном американские писатели никогда не молчали, отражая тяжёлый эмоциональный фон даже тех немцев, что уехали из Германии давным-давно; на них косились коллеги, их чурались на улице. Всё это неведомо главному герою, пребывающему в том образе, который создал Ремарк для Голливуда, где немецкая униформа и концлагерь — это лишь сцена из фильма, скорее фантастического, нежели имеющего место быть на самом деле.

Не тени в раю, нет рая для теней, а есть идеализация Ремарком воспоминаний. Может действительно Обетованная земля… но римляне стёрли её навсегда, а понимание рая осталось. Только рай у каждого свой.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Александр Островский «Гроза» (1859)

Находясь в замкнутом пространстве и не имея возможности найти выход из сложившейся модели поведения, ощущая диссонанс гармоничного восприятия мира, находясь в окружении отрицательно относящихся к тебе людей, являясь при этом молодым человеком, что всем чем-то обязан, а у самого нет ни капли самоуважения, лишь кровь кипит, да порывисто вырывается воздух во время стремительных выдохов от возмущения при выслушивании чужих нотаций. Прощаясь с мужем, устраивай концерт: падай ему в ноги, вой белугой несколько дней кряду, показывай соседям идеал верной жены. Всё это было так недавно, но и очень давно. В голове не укладывается стремление общества сохранять старые традиции, от которых постепенно происходит отдаление, заменяя их на новые, но всегда есть кто-то, желающий вернуть всё назад. И пока в конфликте поколений ломаются копья, а модель поведения в виду скромности главной героини стремится сохранять равновесие между желанием уйти в себя и желанием быть верной женой — не следует ожидать улучшения ситуации. Кем-то заведённые порядки обязательно имеют разные нюансы каждое поколение, лишь человек остаётся человеком.

Островский показывает читателю один из тех городов, быт которых так мил русским писателям, и где они черпают вдохновение. Не надо далеко ходить за сюжетами, достаточно заглянуть к соседям, наблюдая разворачивающееся на твоих глазах батальное полотно из попытки создать ладный вид на фоне военной конфронтации. Если присмотреться повнимательнее, да откинуть любезности, сразу замечаешь несоответствие в улыбках и напряжённом выражении лиц. В каждой семье своё собственное несчастье, из этого и следует исходить, когда перед тобой возникает фигура Катерины: слабовольной девушки с частыми попытками совершить суицид на фоне острых переживаний. Главная героиня ещё в детстве чуть не уплыла в лодке, благо её быстро нашли. Были и другие аналогичные моменты, о которых Островский не стал распространяться. Всё повествование «Грозы» наполнено переживаниями Катерины, видящей во всём тайные знаки, пребывающей в сомнениях и являющейся слишком мнительным человеком, что видит в смерти избавление от всех мук. Ничего нового в образе Катерины нет — таковы многие молодые девушки с формирующейся психикой, для которых важным моментом при общении является попытка запугать собеседников самым печальным исходом, если что-то пойдёт не по сценарию. Можно броситься в слёзы, либо порезать вены или наглотаться таблеток, показывая таким образом не уход в депрессию, а лишь играя на публику, часто имитируя обмороки. Видеть в поведении Катерины нечто особенное нет нужны — она была поставлена в такие условия, где бежать было некуда, пойти против общества затруднительно, а продолжать жить — бессмысленно: такой взгляд также присущ молодым людям, не воспринимающих жизнь во всей полноте в виду малого количества опыта и не имеющих важных сдерживающих факторов, ради которых следует продолжать существование. Проще бросить якорь в море, привязав себя к кромке цепи, уходя на глубь, нежели пытаться оставить после себя хоть что-нибудь.

Ситуация усугубляется строгой свекровью, действительно сворачивающей кровь, и мужем, испытывающим огромное желание убежать от матери к друзьям, где погулять в своё удовольствие, отдохнув душой и телом. Если сын не может терпеть мать, найдя для себя лучшим средством молчаливое поддакивание всем капризам, что говорить о его жене, живущей в доме на птичьих правах, выслушивая каждый день претензии. Катерина в такой семье ничем не лучше Золушки, ей остаётся ждать принца на белом коне или на корабле с алыми парусами. Мечта остаётся мечтой… и она не должна осуществляться. Лишь в сказке всё заканчивается хорошо, «Гроза» же является драматическим произведением, в должной мере хоть как-то отражающим жизнь. Островский выводит всё из под контроля, вводя в повествование молодого человека, что вторгается в чужую семью, не имея никаких иных желаний, кроме возможности воспылать любовью и хорошо провести несколько дней. Как бы не показывал Островский взаимную любовь и свойственные ей метания, но он не даёт никому никаких надежд, заполняя действие таким образом, чтобы каждый почувствовал себя виноватым.

Есть в «Грозе» ощущение новаторства, веющее эпохой перемен. Не в то время жила Катерина, не там искала счастье и не с теми людьми её свела судьба. Краткий отрезок жизни получился трагичным, а героиня вела себя именно так, как немного погодя станут вести себя женщины вообще, становясь независимыми от мужчин, умеющих извлечь пользу из любого дела. Женщины это умели всегда, но не во всех моментах они могли чувствовать себя свободно, наталкиваясь на сложившиеся традиции общества, трактующие твоё поведение однобоко, не допуская перегибов. Конечно, свекровь Катерины всплывает надо всем могучим титаном, чьё слово имеет решающее значение, но тут уже другая ситуация, более связанная с христианской нормой, обязывающей почитать мать. Читатель не зря следит за творческими муками участвующего в пьесе изобретателя, желающего собрать вечный двигатель, но не имеющего для этого средств, всё это и говорит за то, что в скором времени революция произойдёт и в этих местах — не только техническая, но мировоззренческая. Гроза происходит слишком рано, усугубляя внутренние переживания главной героини, не допуская изменений в сложившуюся заранее безвыходную ситуацию.

Читателю не стоит во всем доверять автору, который мог представить далеко не тот финал, что случился. Расследования никто не проводил, но падающее с большой высоты тело, да падающее на камни и имеющее крохотную, едва заметную, метку на голове — это уже само по себе подозрительно. Не пугает автор проломленным черепом, и не даёт совершить полный осмотр тела, и в одностороннем порядке предлагает самую очевидную версию произошедших событий. Если постараться развернуть всю историю с конца в начало, то не Катерина сделала решающий шаг и не гроза оказалась во всём виноватой, а кто-то решил разрешить дело наиболее быстрым способом, наслушавшись мыслей о самоубийстве героини, решив ей помочь сделать этот шаг. Может быть таким человеком стала сестра мужа Варвара… но что произошло на самом деле — тайна.

Хороший шанс создать детектив с расследованием. Мэтры отечественного детективного жанра, принимайте идею для реализации.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Эрих Мария Ремарк «Чёрный обелиск» (1956)

«Чёрный обелиск» — это больше автобиография, исполненная в виде художественной обработки, нежели взятый из личных переживаний автора сюжет. Маститая фигура Ремарка давно вознеслась над безликой массой так называемых писателей, чья жизненная цель состоит в трате бумаги, не несущей никакой смысловой нагрузки; Ремарк блестяще выглядит на фоне заслуженных авторов, каждому из них отведено место в сердце читателя, где Ремарк отвечает за страдания души. В литературе не так уж много примеров, когда представляется уникальная возможность понять автора без лишних биографий и людей, что в них пытаются разобраться. «Чёрный обелиск» охватывает отрезок от окончания войны до начала журналисткой деятельности, когда Ремарк подрабатывал продавцом надгробий и был органистом в психиатрической клинике: всё это оставило отпечаток на авторе не менее сильный, нежели Первая Мировая война. Когда перед писателем встал вопрос о выборе сюжета для новой книги после сдачи в печать «Времени жить и времени умирать», где тема ужасов войны была показана в очередной раз, а снова говорить о выгнанных политическим режимом из Германии людях больше не было сил, тогда Ремарк взял за основу небольшой фрагмент, решив его превратить в полноценный роман.

К удивлению читателя, «Чёрный обелиск» — это бесконечная история в духе Ремарка, но не имеющая в себе повторяющихся элементов. Да, герои кажутся точно такими же. Девушка главного героя по-прежнему страдает недугом, наивна как ребёнок и её любовь — желание расстаться с одиночеством; только вместо физических дефектов для читателя заготовлено душевное заболевание, о котором Ремарк будет долго размышлять, предлагая свои способы лечения, вплоть до эвтаназии, постоянно переосмысливая подход к людям, чьё мировосприятие отлично от нашего. С одной стороны — общество ничего для душевнобольных сделать не может, с другой — нет гарантий, что именно мы смотрим на мир правильно. Стоит предположить, Ремарк действительно мог общаться в психиатрической клинике с пациентам, (возможно) вплоть до любовных увлечений: слишком идеализирует он свои ощущения, не давая конкретной картины заболевания, выставляя на суд читателя девушку с небольшими отклонениями между несколькими личностями, не желающими ужиться в одном теле, что со стороны кажется слишком поверхностным подходом к изучению проблемы. Но Ремарк просто делится переживаниями юности, не стремясь прослыть знатоком среди психиатров — созерцание и так давит на него всей тяжестью среди и без того тяжёлых дней.

Сам главный герой — это всё тот же парень, чьи порывы знакомы читателю слишком хорошо. Они не сильно изменились со времени «На западном фронте без перемен», пока главный герой вместе с «Тремя товарищами» пытался разобраться в разваливающемся мире, погружаясь всё больше в атмосферу декаданса, чтобы потом скитаться по послевоенной Европе в поисках своего угла, переходя границу за границей, дабы «Возлюбить ближнего своего» и сразу следом взирать на «Триумфальную арку» без осознания каких-либо перспектив в мире, выкинувшем тебя на свалку истории, покуда не грянет война, чтобы снова настало «Время жить и время умирать». Теперь пришла пора вспомнить прожитые дни, стараясь выжить в мире гиперинфляции, чтобы позже показать блеск возрождающейся Европы под шум гоночных моторов и под звон бокалов с Дом Периньон, когда безусловно «Жизнь взаймы».

Каждый человек в «Чёрном обелиске» — это именно человек, всем Ремарк даёт вторую жизнь. Никто из них не знает, как сложится судьба в этом странном мире, где всё начинается с тридцати тысяч марок за доллар, а к концу книги цена доллара достигает миллиарды марок. В таком мире просто невозможно существовать, отчего многие заканчивают жизнь самоубийством. Хорошо, если ты работоспособный, имеющий все возможности добыть себе пропитание. Но если ты на пенсии или не можешь работать, тогда стоит ждать голодную смерть, с чем многие не соглашаются, предпочитая досрочно прекратить свои мучения. Каждый герой книги заглядывает в светлое довоенное прошлое, желая вернуть тех умных людей, при которых страна процветала. Ремарку такое до боли противно — он безапелляционно заявляется, что именно то правительство считало себя слишком важным, чтобы толкнуть Германию к развалу, надеясь извлечь выгоду из войны. Стоит более внимательнее приглядываться к голубым тонам неба и к зелёным оттенкам травы, имея нужные пробники, чтобы сказать какое молоко действительно вкуснее — нет простых решений в постоянно меняющемся мире.

Главный герой «Чёрного обелиска» не заглядывает вперёд, не имея никаких представлений о будущем. Только к концу книги Ремарк скажет о том, как сложилась жизнь каждого. Но до того момента читателю предстоит на себе лично почувствовать все прелести разваливающейся экономики, где каждый играет на повышение, а о понижении может только мечтать. Удивительно, что герои Ремарка мало употребляют алкоголь: наверное, им совсем не до него. Хотя, некоторый упор сделан на водку, приведённую в качестве приятного бонуса для развлечения, когда одно из действующих лиц может на вкус определить точное её происхождение. И ведь никто не спивается, исправно выполняя свою гражданскую функцию, поддерживая оптимистичный настрой среди своего окружения. На этом фоне перед читателем всё больше вырастает фигура Гитлера, которая ещё до прихода к власти стала получать всё больше влияния, чьи предлагаемые методы на фоне общего упадка воспринимались людьми с крайним воодушевлением. В такое время, когда каждый пятый лез в петлю, в душу людей могло проникнуть только обещание самых решительных действий, способных возродить очередной германский рейх, на этот раз третий по счёту.

Если в «Трёх товарищах» очень хорошо показываются чувства людей, отрицающих саму возможность лучшей жизни, ожидая всё большего ухудшения дел, то «Чёрный обелиск» дышит верой и надеждой на скорое исправление ситуации. Ремарк описывает утрату патриотизма, заставляя людей негативно относиться к хранителям старого порядка, сжигая флаги и убивая тех, кто за флаг готов погибнуть. Германия в руинах, но Германия готова встать на ноги снова. В непростой среде разворачивается сюжет книги. Остаётся бежать, но бежать не возникает желания. Что-то обязательно произойдёт. Только лишь спустя десятилетия понимаешь всё горе и отчаяние людей, сравнивая с собственным благополучием. Впрочем, нынешнее благополучие тоже шаткое явление. История циклична… и любой подъём всегда заканчивается падением.

Весьма остро задевает Ремарк тему религии и бога. Ремарк смотрит на это не с позиции верующих, а старается взглянуть на паству глазами создателя. Легко понять мысли человека, молящегося за успех мероприятия, особенного военного. Только не может бог встать на чью-то сторону, если что-то не могут поделить между собой нации, обе в него истово верующие. После того, как высший разум от тебя отворачивается, то должен возникнуть конфликт с ним. Почему его не происходит, а вера остаётся всё также сильна? Если человек создан по образу и подобию божиему, то отчего бог не удостаивается порицания? Ремарк будет поднимать один вопрос за другим, заранее понимая бессмысленность любых рассуждений. Редкий читатель причислит бога к отличному поводу для загадок софистов, больше читателей примут слова автора за само собой разумеющийся ход мыслей в голове каждого из нас.

Кажется, продавать ритуальные услуги — всегда будет выгодно. Но были времена, когда даже такое прибыльное дело не давало надежды для уверенности в завтрашнем дне; и надо помнить, что чувство собственной важности и вседозволенности рано или поздно доведёт мир до хаоса снова.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Юзеф Крашевский «Божий гнев», «Дети века» (1857-86)

Крашевский — классик польской литературы, живший и творивший от начала и до конца XIX века. После себя он оставил богатое наследие, включая большое количество книг по художественной обработке истории родной страны. Для стороннего наблюдателя Польша никогда не представляла ничего особенного, находясь где-то в середине Европы, иногда исчезая с карты, иногда заново появляясь, а то и соединяясь с другими государствами в унии, меняя очертания, но не меняясь изнутри. Если и пошли откуда-то демократические поползновения по континенту, то это было не плодом деятельности США, а стало личной заслугой польского народа, издревле привыкшего диктовать волю своему государю, а самого государя выбирать на каждой элекции после смерти предыдущего правителя. Но обо всём этом ниже. Сейчас стоит лишь сказать, что Крашевский просто обязан хотя бы один раз удостоиться внимания каждого читателя, ради поднятия престижа этого писателя в глазах людей, достойного такого вне всякой меры.

Под обложкой восьмого тома собрания сочинений содержатся два произведения: «Божий гнев» и «Дети века» — не имеющие между собой ничего общего, кроме имени автора. Если «Божий гнев» рассказывает о событиях после польской интервенции на Русь до шведского потопа, то «Дети века» — это рассказ о современниках писателя, утративших связь с исторической реальностью. Предлагаю рассматривать в отдельности.

I. «Божий гнев». Юзеф Крашевский строит сюжет книги ровно по тем правилам написания, которые характерны для многих произведений других писателей его времени, впрочем и для всех последующих тоже. То есть взятый за основу сюжет перекликается с историческими реалиями, но придумывается параллельное действие, связанное с любовными похождениями одного из героев. С мужской точки зрения — это просто заполнение свободных мест на страницах, удлиняя таким образом наполнение. Это не критично. Главное — перед читателем разворачивается картина первых лет правления Яна Казимира и чего-то вроде гражданской войны, где роль основного нарушителя спокойствия берёт на себя Богдан Хмельницкий, устраивая постоянные совместные с татарами вылазки для того, чтобы урвать себе кусок получше.

Казалось бы. незадолго до этого, Владислав IV был призван на московский стол, дабы править всей Русью, отчего всё-таки отказался, посчитав такую идею нецелесообразной. Русь немного погодя снова наберёт силы, а Польша, пребывая в составе Речи Посполитой, окажется в весьма щекотливом положении, о котором Крашевский постоянно говорит вскользь, называя его шведским потопом. Произошёл ли он до Яна Казимира, во время или после, но одно ясно — польский правитель желает прибавить к своему титулу наименование короля шведского. Что именно вообще подразумевалось под божьим гневом, прояснить так и не удастся. Им может оказаться не только нависшее завоевание Швецией, но и бунтующий Хмельницкий.

Сюжет плавно перетекает от элекции нового короля до кровопролитных схваток, где на помощь Речи Посполитой приходят военные отряды с разных концов Европы, считающих важным охранять пограничные рубежи, покуда татары не продвинулись к ним ближе. Не скажешь, что описание батальных сцен поражает воображение — это вещь вообще специфическая. Но пыль за зубах читателя будет хрустеть точно, как и мерещиться множество отрубленных конечностей, да головы с вытекающими мозгами — это реальность войны, где Крашевский решил обойтись без излишней романтизации, показывая весь трудный процесс по обороне государства от чужеземных захватчиков.

В книге есть существенный плюс. Читатель лучше понимает вольнолюбивый нрав поляков: «Это была эпоха морального упадка, такого, можно сказать, бесстыдства, что подобные вещи никого не смущали. Каждый без совести и сожаления рвал на клочки злополучную Речь Посполитую, которой нечем было платить войскам». Конечно, каждый имеет право на своё мнение, но когда решается судьба государства, тогда шляхта проводит совещание сама с собой, игнорируя призывы короля к новому нападению на практически добитого противника, решая разойтись по домам. Ян Казимир буквально плачет от такого положения дел, где от его мнения ничего не зависит. Совсем немудрено, что Польша позже практически исчезнет с географических карт, будучи разделённой между соседями.

«Он готов поддаться Москве, продаться туркам, союзничать с татарами, а душу отдать сатане, лишь бы погубить нас. Домогается Киева, завтра будет домогаться всей Руси и проведёт границу в самом сердце Речи Посполитой» — так говорит Крашевский о Хмельницком, чья фигура опосредованно предстанет перед читателем. А уж как будут понимать такое отношение автора к атаману казацкого воинства — личное дело каждого. Может и хотел Хмельницкий для себя урвать кусок пожирнее, только Крашевский ограничивается лишь уподоблением Хмеля буйной голове, живущей по законам истинного казака — грабить соседей, жить лихо и собираться на новое дело. Кроме внешнего врага на глазах читателя созреет враг внутренний, что подобно Роберу Артуа убежит к сильному соседу, провоцируя того на войну, после чего страна-обидчик практически потеряет суверенитет.

Историей Польши надо интересоваться. К сожалению, читатель больше расскажет о Франции, нежели об исторически важном соседе.

II. «Дети века». Проблема отцов и детей Крашевским поднимается в порядке слома старых традиций, когда застоявшийся уклад жизни пришла пора менять на новый. Трудно представить, чтобы при всей любви к свободным действиям, в Польше могли существовать причины для изменения сложившегося положения дел. Оказывается, Польша в XIX веке испытывала точно такие же проблемы, которые свойственны всем европейским странам того времени: постепенно отпадает нужда в титуле, всё большее значение приобретает владение денежной наличностью, быть ячейкой общества становится всё более тягостным, покуда в каждом молодом человеке всё больше просыпается тяга с собственному благополучию и шансу молвить грубое слово родителю, касательно всех его дум насчёт твоего будущего.

С первых страниц кажется, что автор водит читателя из одной семьи в другую, показывая ни с чем не связанные события. Складывается впечатление, будто Крашевский хотел показать каждый порок в отдельности. Но уже ближе к середине повествования все линии переплетаются, а утерянные связи выходят на поверхность. Если бы не изложение в виде прозы, то в голову приходит ассоциация с добротно построенной пьесой, где каждому акту своё место, а каждому диалогу — свет с нужной стороны.

Псевдогении, что миру дают только псевдогениальность; болезнь души, выраженная ленью и отказом от труда: одна из историй, где приёмный сын выказывает неуважение к приёмному отцу, посылая того лечить кого-нибудь другого, покуда строптивый дух юнца имеет право выражаться стихами и заслуживает более лучшей доли. Круговерть домыслов о происхождении, любовные похождения к богатой незамужней женщине, кичливость собственной важностью — всё это проходит перед глазами читателя. Покуда не станет окончательный расклад наиболее ярко отражать реальное положение дел — никакого конфликта между поколениями не существует: просто от исходных корней побеги бегут на новую территорию, чтобы повторить всё сначала.

Так и протекает повествование «Детей века», где каждый тянет одеяло в свою сторону, стараясь добиться более лучшего для себя, плюя на всех окружающих. Мораль из всего дошла до нас в неизменённом виде, показав наличие надуманной извечной проблемы, которая всё-таки часто портит жизнь, но редко какой родитель умеет грамотно пустить рост своего побега в нужном направлении, а умелых садовников, способных провести грамотную обрезку — никто просто слушать не станет. Молодость — это время для проб и ошибок, уже пройденных предыдущими поколениями, но никто не оборачивается назад. Стоит ли вспоминать поговорку о том, как поступают умные и дураки, учась на ошибках.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Александр Дюма «Двадцать лет спустя» (1845)

Цикл «Три мушкетёра» | Книга №2

Людовик XIII умер, Ришелье больше нет: минуло двадцать лет. Александр Дюма не спешит расставаться с харизматичными героями, придумав для них очередное историческое приключение, наделив каждого новым богатым жизненным опытом, от которого каждый из бывшей единой бравой четвёрки ныне стал скучающим созерцателем жизни. Ровно десять лет назад, до начала сюжетной линии, родился Людовик XIV, он же Король-Солнце, он же человек-эпоха, что позже провозгласит девизом своего правления «один король — одна религия»; вместо грозного и влиятельного серого кардинала теперь вакантное место занял своеобразный Мазарини, чья роль во французских хрониках имеет важное значение. Этот небольшой отрезок примечателен прежде всего фрондой, то есть актами народного неповиновения, выражаемые больше устно и без перехода к активным действиям, используя только в виде насилия редкие незначительные хулиганские выходки. Было разумно, что Дюма решил не ограничиваться Францией, отправляя мушкетёров снова в Англию, где свободолюбивое население поставило себя выше фрондёрства, утопив право короля царствовать в крови. К власти пришёл Кромвель… Франция пока не знает, что ей в будущем светит такой же расклад, но трилогия Дюма в будущее не заглядывает.

Ретивый горячий Д’Артаньян по-прежнему является ключевой фигурой, старающейся собрать своих друзей в единое целое. Только ему сорок лет, пыл его остыл; остальным тоже зрелость напрягает поясничные позвонки, а кто-то едва-едва не перешагнул пятидесятилетний рубеж. Разумеется, Дюма не может дать героям возможность забросить все свои обязанности ради сиюминутного приключения. Да и дружба с годами уходит в прошлое, оставляя вместо себя только воспоминания. Впрочем, Дюма хорошо набил себе руку, не давая читателю почувствовать скоротечность развития событий. Обо всём рассказывается в самых ярких красках, а герои не просто общаются, а по большей части болтают на самые различные темы (и чаще всего на совершенно посторонние). Кроме того, Дюма решает добавить в книгу больше основательности, прописывая приключения новых персонажей, чьё присутствие никак не влияет на сюжет книги, становясь чем-то вроде небольших подсказок насчёт заключительной книги в трилогии о похождениях «Трёх мушкетёров»: заточение герцога де Бофора, взросление Рауля де Бражелона.

Самое главное, ради чего стоит читать «Двадцать лет спустя» — это не только исполнение желания по более близкому знакомству с Мазарини, но и проделки мстительного сына Миледи. Этот славный антагонист по своим возможностям и достигнутым результатам превзошёл все ожидания. Даже непонятно — кому стоит посочувствовать: искателям спокойного образа жизни или матёрому служителю английской революции, существующему только ради желания убивать. Руки по локоть в крови, в трюме пять бочек «динамита», жуткая улыбка через сверлящие тебя глаза и постоянный крикостон — «Она же моя мать!». От всего этого делается дурно, но книга только выигрывает в виду медлительного разворачивающегося действия, где хоть что-то служит активной угрозой для желания отложить книгу в сторону. Нет, с такими героями этого сделать не получится.

Последним важным моментом книги является громадная фигура Кромвеля, противостоящая монарху Карлу I и добившаяся превосходных результатов на волне гражданских войн. Пускай, Дюма не акцентирует на этом внимание, предоставляя основным героям вскользь поучаствовать в событиях. Конечно, весь сюжет вокруг потерпевшего поражение короля, уже смирившегося с судьбой окончательного провала своей политической карьеры, это дополнительная возможность для Дюма показать тягу к необходимости управлять государством специально выбранному для этого человеку, достойного трона по праву рождения и по знатному происхождению. Красивая сцена для благородных поступков с обилием слезливых сцен и всё тех же актов благородства, которые продолжают присутствовать в эту эпоху высшего романтизма духовных порывов.

Достойное продолжение достойного начала, заслуживающее обязательного чтения заключительной части.

Автор: Константин Трунин

» Read more

1 90 91 92 93 94 98