Category Archives: Модернизм

Харуки Мураками «Хроники Заводной Птицы» (1995)

Вы варите макароны, у вас пропал кот, вам звонит озабоченная или вы не знаете о вкусовых пристрастиях жены, бродите по окрестностям, вспоминаете события Второй Мировой войны — это и есть «Хроники Заводной Птицы». Доподлинно точно удаётся установить жанровую принадлежность произведения — поток сознания. В остальном же Харуки Мураками на новый лад заводит сказ о своих любимых сюжетах. Вот и вышли у него хроники Заводной Птицы. Почему именно Птицы? Так это прозвище главного героя, постоянно представляющего пружину внутри механизма, случайно обнаруженного во дворе. И ведь завод не кончается. Мураками подходит к истории с разных сторон, будто планировал написать о чём-то определённом, да каждый раз так и не заканчивал начатое. В итоге получился набор завязанных на авторе историй, ничего определённого не рассказывающие.

В очередной раз не можешь понять озабоченность Мураками. Отчего героини его произведений такие падкие на сексуальные действия? Когда в повествовании появляется женский персонаж, то он обречён вскоре начать ублажать главного героя, причём оральным способом. Это наиважнейший элемент в творчестве Мураками, без которого Харуки не обходится. Соответственно, секс превалирует во всём. Можно включить внутренний фильтр и игнорировать подобное в сюжете, но зачем молчать о том, что волнует автора на самом деле. Поэтому стоит ли удивляться, когда главный герой остаётся наедине со своими проблемами.

Допустим, у главного героя пропал кот. Ладно бы пропал, но кто бы его при этом искал. Вместо кота Мураками находит ещё один женский персонаж, также повёрнутый на ранее обозначенной теме. Дальше кот забывается напрочь, изредка проскальзывая в сюжете. Кота всё нет и нет. И Мураками решает разбавить поток сознания деталями из агрессии японцев на Китай, Монголию и Советский Союз. Между делом, просто для того, чтобы это было. Может Мураками задумывал нечто историческое, но предпочёл всё слить в кучу в одной из своих книг. Почему бы и нет.

Весьма доходчиво Мураками повествует о конфликте главного героя с женой — они прожили шесть лет, так и не узнав друг друга. Для чего это было нужно? Ровно в той же степени, дабы просветить читателя касательно проблематики нарушения менструального цикла. Тоже между делом и для почему бы и нет. Мураками многословен, но всё сводится к пустоте. Нет в тексте ничего кроме слов. Если случается возможность поведать истории от левых персонажей, то Мураками этим не побрезгует. Почему бы не рассказать о Мальте, Крите и Корсике? Пусть читатель думает, что читает интеллектуальную литературу.

Если быть честным, то поток сознания жанр настолько специфический, что и отзывов он заслуживает точно таких же, как и само произведение. Нужно писать о ерунде, для чего можно смотреть в окно, открывать книги на случайной странице и заполнять пространство чем угодно, лишь бы было. Может у вас действительно пропал кот и вам после этого позвонила озабоченная незнакомка, а тут ещё жена недовольна цветом купленной туалетной бумаги? Остаётся пойти варить макароны, да посетовать на проблемы с работой, прогуляться по улице и увидеть магическое в обыденном. А если ещё и представить себя на дне колодца, да прыщ на лице принять за катастрофу, то можно написать произведение и посильнее «Хроник Заводной Птицы». Получится у вас не так как у Мураками, ведь не будет же вам каждая встречная снимать штаны и пищать от накатывающего желания.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Кобо Абэ «Вошедшие в ковчег» (1984)

Вся жизнь человека замыкается на ободе унитаза. Такова действительность. Можно говорить про высокие идеалы, утверждая, что для человека важнее достижение поставленных целей, продолжение рода и решение вопросов бытия, но от правды всё равно не уйдёшь, стоит проснуться и осознать желание организма справить нужду. И кому ещё, если только не Кобо Абэ, раскрыть для людей очередную замалчиваемую всеми тему, соединив её со страхом перед концом света.

Кобо Абэ черпает вдохновение у насекомых. Он нашёл жуков, не имеющих возможности передвигаться, поэтому им приходится питаться собственными испражнениями. Их организм устроен таким образом, что они не испытывают никаких проблем. Даже, возможно, получают от такого существования удовлетворение всех потребностей. Никаких намёков в сторону человека Абэ не делает, предлагая читателю самостоятельно проводить параллели.

Долгое вступление не даёт читателю ничего, кроме наблюдения за неким сумасшедшим, что выстроил неподалёку убежище на случай ядерной войны. Он пришёл в магазин и ищет людей, которым сможет вручить билеты на свой ковчег. Он сразу знакомится с основными действующими лицами: продавцом и зазывалами. Все они глубоко проникаются идеей главного героя. Дальше же начинается абсурд.

Понимание действительности японцами довольно своеобразное. Они привыкли рассматривать ситуации под таким углом, от которого, допустим, европеец приходит в недоумение. И это при том, что создаваемая модель имеет чёткую структуру и подчинена определённым законам. Она существует вне времени и вне обстоятельств. Происходящие события будут постоянно повторяться, поэтому стороннему наблюдателю представлена одна история из множества. Подобная модель не может быть разрушена, как бы это не пытались сделать. Действующие лица заранее обречены победить, дабы осознать окончательное поражение. Этому невозможно дать разумное объяснение.

Чем примечателен ковчег «Сакура»? Он представляет из себя благоустроенную каменоломню с расставленными повсюду ловушками. Передвигаться по коридорам без проводника смертельно опасно. Основное действие развивается в одной из пещер. Кроме унитаза в ней ничего нет. Именно к нему приковано внимание автора.

Казалось бы, что такое может происходить, ежели есть только унитаз, пускай и квадратной формы? Можно спустить воду, что-нибудь смыть и, допустим, использовать его вместо стула. Кобо Абэ на этом не останавливается. Он вводит в повествование сторонние элементы: в каменоломне есть ещё кто-то, а также где-то спрятаны школьницы — их следует спасти. Разумеется, чистой воды абсурд, как не нажимай на кнопку слива.

Поскольку унитаз становится средоточием всего, то именно от него стоит отталкиваться, пытаясь объяснить созданную Абэ модель. Решать все возникающие проблемы также предстоит с его помощью. Унитаз — сам по себе является головоломкой и никто не может объяснить принцип его функционирования, как и предугадать последствия, если унитаз демонтировать или испортить трубопровод. Непродуманные действия могут привести к краху отлаженной системы.

Хозяин ковчега должен решить — собирается ли он и дальше стараться сохранить каменоломню или стоит предоставить заниматься этим другим действующим лицам. Какой бы вывод им не был сделан, он не в силах повлиять на происходящие события. Всё развивается не по его плану, поэтому случись настоящий конец света, то спасаться под землёй смысла не будет. Человек всё равно съест человека, какими бы методами он не пользовался.

Идеального сочетания Кобо Абэ добиться не удалось. Основная идея отлично усваивается, чего нельзя сказать про остальной текст. Впрочем, человеческий организм устроен по такому же принципу, усваивая минимум из поступающей в него пищи, отправляя остальное бродить по закоулкам кишечника. Поэтому без унитаза всё-таки не обойтись. О нём можно не думать, но он краеугольный камень всего.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Харуки Мураками «Мой любимый sputnik» (1999)

Сгорела Лайка
в космическом пространстве:
грусть Мураками

Получит ли Харуки Мураками Нобелевскую премию по литературе или так и останется знаменитым писателем без достойных своего творчества наград? Конечно, суждение одного человека всегда выглядит однобоко. Если задуматься, какой формулировки могут удостоиться словесные опыты японского беллетриста, в произведениях которого тонкой линией проходит одиночество с еле уловимыми нотками отдалённого понимания необходимости быть полезным обществу? Харуки к рассмотрению любой проблемы подходит со стороны собственного мироощущения, не давая себе шансов взглянуть на ситуацию иначе. Там, где Кобо Абэ взялся бы отразить чувства растоптанной фиалки, Мураками исходит из радостных моментов, когда цветок не готов быть уничтоженным, а при неблагоприятном моменте он с успехом возрождается к жизни снова, даже при наличии его мистической злобной сущности, выраженной через отторжение себя в страстной любви к некоей субстанции, являющейся им самим.

Японец любил
японку-лесбиянку:
цветёт фиалка

Мураками ныне играет со словами. Допустим, сладкое и благозвучное для японского уха сочетание букв «спутник» приводит главную героиню повествования в чувство глубочайшего восторга. Ей так нравится его смаковать, что Харуки невольно подчиняет текст объяснению его значения. Он вспоминает историю Спутника-1 и Спутника-2, собаку Лайку и всё связанное с русской культурой, подвергая содержание вторжению фамилий известных представителей языка, на котором сочетание букв «спутник» существовало, кажется, всегда: Пушкин, Ленин, Сталин. Эти вкрапления не являются мимолётными, поскольку Мураками пользуется удобным моментом, погружая читателя в таинственную историю, используя в качестве отправного момента судьбу отправленной в космос первой собаки, ставшей жертвой человеческой любознательности. Красок данной истории добавляет европейский фольклор, откуда Харуки выудил понимание естества допельгангера, внедрив его в повествование, создав из ещё одной истории про однолюбов и гомосексуалистов нечто такое, что не поддаётся разумному объяснению.

Допельгангера
сущность раскрыть под Луной:
утешение

Про главного героя Мураками говорить лишний раз нет необходимости. Это всё тот же лоботряс, живущий одним днём, влюблённый в недосягаемый идеал и ведущий распущенный образ жизни. За какие проступки Харуки его решил на этот раз наказать? Сказать затруднительно. Просто главный герой должен страдать и искать ответ на этот вопрос, покуда всё само собой не станет ясным. Загадка следует за загадкой, пока на читателя не сваливается ошарашивающая правда, за отгадкой на которую вновь предстоит лететь в далёкие от Японии земли. В «Моём любимом спутнике» — это Греция. Вернее, один маленький греческий остров, где разыгрывается основное трагическое действие, должное сломать дальнейшее существование главного героя.

Одиночество:
крепнет с каждым днём
духовная связь

Читатель может верить, а может и нет, но он никогда не узнает, является ли главная героиня единой сущностью и пропадала ли она вообще. Любила ли эта девушка другую девушку и не страдала ли она от какого-либо психического расстройства, вследствие которого её личность могла приобретать иные свойства. Мураками не прибегает к синдрому множественной личности, создавая отвлекающий антураж, наполняя декорации правдивым искажением реальности. Кажется, главного героя одолевают галлюцинации, либо он действительно верит, что в его жизни произошла катастрофа, тогда как перед ним находится совершенно другой человек, а не тот идеал, в который он всегда был страстно влюблён. Такая трактовка повествования может вызвать у читателя недоумение, если он не склонен к размышлениям и скорее поверит в прямолинейность предлагаемого автором текста. Всё не так просто на самом деле — магического реализма нет, есть выход той самой злой сущности, в описании которой запутался и сам Мураками.

Жди, жди, жди, жди, жди
телефонного звонка:
спутника сигнал

В полутонах и полунамёках классическая история о фиалке предстаёт перед читателем в новом виде. Зная о своей судьбе наперёд, она старается избежать нелепой смерти, давая выход необъяснимому феномену, преображая себя в другую сущность, воспаряя к небесам и замечая искажения реальности. Теперь в её руках возможность направить развитие событий по своему усмотрению. Может быть она пропала на самом деле, либо допельгангер закрыл собой её страхи. Понять практически невозможно — проще спросить Харуки.

Сочетание
кратких всплесков мгновений:
слова не нужны

Автор: Константин Трунин

» Read more

Василий Аксёнов «Скажи изюм» (1983)

Не каждый умеет «травить байки», а вот у Василия Аксёнова это получается превосходно. Только вместо лёгких тем для художественных произведений он выбрал описание социальных проблем Советского Союза. Хотелось Аксёнову обнажить действительность, поделившись с читателем собственными наблюдениями, вот и пригодилось ему умение излагать мысли. Но! Одно дело говорить. И совсем другое — писать. Для Аксёнова это не становится затруднением. От него требовалось делиться мыслями, чем он и занимался. Как итог — книга для полки авторов-модернистов.

Главным в формировании мысли у Аксёнова является слово. Именно оно становится исходным материалом. Иногда складывается впечатление, будто Аксёнов сам не знал, чем он закончит предложение. Именно на разборе понимания слова и его возможных значений происходит движение сюжета вперёд. Нет для Аксёнова ничего лучше, чем играть словами ради слов. Ничего не ускользает от внимания автора, начиная с названия произведения и фамилий действующих лиц. Аксёнов будет смаковать слова и те буквы, из которых они состоят. Не так важны описываемые события, как слова, думая о которых страницы сами собой заполняются текстом.

Наигравшись со словами, Аксёнов переходит к другой интересующей его теме — к женщинам. Снова читатель знакомится с обворожительными героинями, на которых капают слюной все вокруг, включая автора. Женщина для Аксёнова — эскимо. А если не эскимо, то другая сладость. И пошлость погоняет пошлостью, пока Аксёнов не вспоминает о необходимости отойти от интимности, чтобы ещё раз поиграть со словами. И вот играет автор, а читатель делает губы бантиком, ибо следует сказать Изюм.

На фоне стиля автора смысл истории постоянно улетучивается. Остаётся понятным, что в центре повествования фотографы, делающие совместную работу, за которую до них в Советском Союзе никто не брался. И вроде бы они мастера своего дела, да имеет ли это значение? Посредством объектива Аксёнов объективно показывает читателю объективность разных объектов, за которыми наблюдают ответственные за наблюдение наблюдатели, делая это очень наблюдательно. Могла получиться лаконичная история, если убрать из текста все авторские отступления, но именно за их счёт она была растянута сверх всякой меры.

События книги «Скажи изюм» можно привязать к реальному факту биографии Аксёнова. В 1979 году он в составе группы писателей создавал альманах «Метрополь», вследствие чего в 1980 году покинул СССР, тогда же был лишён гражданства. Аксёнову осталось поменять только детали, чтобы под видом фотографов представить эпизод собственной жизни, где среди аллюзий знающие люди найдут сходство с реально произошедшей историей. Однако, большинство читателей уже не помнит событий того времени, поэтому книгу «Скажи изюм» воспринимают за циничное отношение к той действительности, в которой жил и творил автор.

Аксёнов сумел рассказать так, как умеет. Ему хотелось это сделать. Действительность не стала ужаснее — она укладывается в рамки понимания того, что происходило в последние десятилетия существования Советского Союза. Аксёнов ещё не знал о скором развале страны, поэтому выразил свою боль посредством написания книги. Получилась она у него хулиганской. Надо полагать, так действия группы писателей воспринимало и руководство страны. Аксёнов и сам это понимал. Ведут же его герои себя вызывающе, не придавая значения государственным интересам. Они поступают согласно собственным убеждениям. И за них же должны пострадать.

Конфликт интересов будет всегда. Пока же конфликт у читателя только со слогом Василия Аксёнова.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Кобо Абэ «Человек-ящик» (1973)

«Человек-ящик» — абсурдное и сюрреалистическое произведение, в котором Кобо Абэ предлагает посмотреть на проблему поиска себя в обществе буквально. Он уже создавал рамки, вырвав человека из привычной среды, как это им продемонстрировано с помощью произведения «Женщина в песках». Он же лишал человека основного средства для общения, надев на главного героя маску в «Чужом лице». Двигаясь в своих изыскания дальше, Кобо Абэ решил объединить обе идеи, насильно поместив людей в коробки, создав таким образом уникальную субкультуру.

Пока японцы продолжают оставаться самобытной нацией — проникнуться её духом не получится. В их квартирах европеец будет чувствовать себя неуютно: они слишком маленькие, заставлены шкафами и коробками. Неудивительно, что мужчины предпочитают проводить вечера с друзьями в увеселительных заведениях, где не ощущаешь давления стен. Кобо Абэ решил ещё сильнее уменьшить размер жилой площади, поместив людей в коробки, в нагрузку дав им возможность спокойно в них передвигаться, поскольку их жильё могут занять другие, если коробка останется без присмотра. И получились у Абэ не люди-ящики, а раки-отшельники, свободные в выборе образа жизни и полностью независимые от общественного мнения. А так как в Японии человек ассоциирует себя с семьёй и той организацией, которой преданно служит, то существование обособленных людей скорее вызывает осуждение. Может быть именно поэтому человек-ящик невидим для окружающих. Он может существовать только в искажённом представлении о реальности.

Впрочем, человек-ящик — это всего лишь бомж. Всё своё он носит с собой, бродит по улицам или занимает свободное место, откуда его не гонят. Прячется ли он от других? Может именно коробка способна дать ему защиту от внешней среды? Тогда к её выбору нужно подходить со знанием дела. Оптимальный размер известен, материал предпочтителен влагонепроницаемый, обязательно прорезаются окна практически в самом низу, шторы вешаются обязательно, чтобы никто не заглядывал внутрь. И вот готово жилище, куда отныне можно приглашать гостей. Самое удивительное, благоустроенные коробки вызывают у людей зависть. За такую они готовы дорого заплатить, а то и убить хозяина. Кобо Абэ чересчур категоричен в своих суждениях, его стремление придать описываемому мультяшность превосходит мыслимые пределы. Представить себе такое можно только в аниме, где встречаются создания похлеще людей-ящиков, ведь у человеческой фантазии не существует пределов.

Дав вводную, Кобо Абэ стал наполнять повествование событиями. Позже он признается, что каждый волен сам трактовать, что именно представляет из себя человек-ящик. Получается, автор сам не знал, для чего он писал книгу, ведь логического объяснения происходящему нет, а поиск смысла может завести в непролазные дебри. Экзистенциализм своеобразен сам по себе, особенно если при этом не делать никаких выводов. Скупым оказался Абэ, обделив читателя очередным откровением. Понятно, без лица, а также вне общества, человек утрачивает себя. Но как трактовать облачение в ящик? Нужно делить общество людей на группы, сделав одну из них подобием раков-отшельников? Автор не стал объяснять суть, поэтому любые выводы читателя останутся домыслами.

В итоге коробка остаётся на свалке. Она будет сперва истрёпана, а потом уничтожена. Никаких следов от неё не останется. Обитавшие в ней люди давно перебрались в другие коробки, а эта всё-таки придёт в негодное состояние. Так ли важно говорить о людях, меняющих постоянно кров, когда их защита от внешнего мира забывается и выбрасывается в угоду новой и удобной? Нужно быть самим собой, а не человеком-ящиком: ты так и будешь человеком, а от ящика всё равно избавишься. Когда нет ценностей — нет и человека. И только поэтому таких людей не замечают, а не по другим причинам.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Чак Паланик «Дневник» (2003)

Покажи рукопись одной из книг Паланика. Вспышка.

Милый-милый Чак Паланик. Его альтернативный взгляд на литературу, именуемый контркультурой, выродился в самый обыкновенный трэш. И всё равно Паланик смеет предполагать, что его книги могут помочь людям не совершать тех ошибок, которые достаются на долю его персонажей. Более того, непосредственно «Дневник» он адресует девочкам, едва ли не обязательным к ознакомлению. Интересно, как часто дети берутся за чтение книг Чака Паланика? А если берутся, то из них точно вырастают психически здоровые люди? Или общество получает в свои члены приток неполноценный граждан, мысли которых невозможно предугадать? Остаётся надеяться, что девочки никогда не возьмутся читать Паланика, пока их психика полностью не сформируется. Иначе не миновать им судьбы главной героини «Дневника».

Стиль Паланика не изменяется, он всего-то пишет каждый раз хуже. И ему это кажется нормальным явлением. Он изначально поставил перед собой цель отпугивать читателя, вызывать у него приступы тошноты и даже доводить до обморочного состояния. Желание похвальное — кто-то должен заниматься и подобной деятельностью. Прежние элементы никуда не делись, Паланик продолжает на свой лад перелагать познавательную информацию из сторонних источников, дойдя в своих изысканиях до трудов Карла Густава Юнга. Читателю должно быть страшно, так как при стремлении Паланика докопаться до самых глубин человеческой души, заполнив образовавшийся провал отвратительной жижей, его интерес к психиатрии может свести с ума порядочное количество людей, не предполагавших в трэше найти философию, разгадывающую тайны подсознания.

Для «Дневника» Паланик решил взять историю художника. А никто не подвержен столь сильной деформации личности, как художники. Почему — неизвестно. Но наиболее известные художники всегда слыли среди современников чудаками, продолжая оставаться такими и в памяти потомков. Ряд писателей аналогично теряет связь с реальностью, не имея возможности найти в себе силы, чтобы оставаться прежними. Для современных деятелей искусства приоритетом является эпатаж: чем более дико их работы выглядят со стороны, тем им лучше. Никто не расскажет о выставке пейзажиста, а вот о некоем художнике, в чьих картинах кроме мути ничего нет, раструбят на каждом углу. Давно стала прописной истина — бездарность одного поощряется бездарностью другого, поскольку никто из них не может создать действительно достойное произведение. Им банально приелась обыденность — так они оправдываются перед обществом.

Люди желают впечатлений, вот и тянутся они к непонятному и для них недостижимому. Им приятно прикоснуться к жизни, о которой можно прочитать. И совсем неважно, что ничего подобного не происходит. Есть лишь ограниченная группа фриков, занимающаяся прозябанием. Им бы устроиться на полезную для общества работу, но подобное ими не рассматривается. Их существование оправдывается необходимостью разрядки, чтобы можно было отличить адекватных людей от неадекватных. И коли кому-то нравится чувствовать себя трэшем, то это данное им право на самовыражение. Только надо помнить, trash означает мусор на английском языке.

Упал Паланик ещё ниже. Казалось бы, ниже некуда. Однако, Паланик находит для этого возможность. Каким-таким образом устроен его мыслительный аппарат, если он продолжает творить подобное? Для какой цели он создаёт такие истории? Зачем ему этот эпатаж? И не планирует ли он в своей жизни совершить безумство? Не каждый художник пишет картины маслом, кто-то это делает спермой или каловыми массами. Кажется, Паланик совершает нечто подобное. Интересно взглянуть на рукописи его произведений. Есть твёрдая уверенность, что предположение окажется правдой.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Мариам Петросян «Дом, в котором…» (2009)

В любом населённом пункте существует такое место, которое все стремятся обходить стороной, а живущих там людей трудно назвать представителями человеческого рода, настолько они одичали и так сильно им претят нормы общепринятой морали. Каждый по своему представит такое место. Во многом это связано с самим человеком и его образом жизни. Вполне может оказаться, что ты живёшь как раз там. Хорошо, если ты способен осознать данный факт. Ещё лучше, если ты можешь рассказать другим об этом. Пускай твоя речь останется далёкой от понимания. Главное — искренность. Тогда слова сами заполнят страницы. Неважно, что со стороны структура текста станет напоминать нагромождение. Внутренний фильтр запрещает игнорировать даже незначительные эпизоды. Именно от этого следует исходить, когда в твои руки попадает «Дом, в котором…» Мариам Петросян.

Нужно обладать особым чувством такта, чтобы суметь рассказать о больной теме, не задев чьих-то чувств. Что представляет из себя тот Дом, о котором рассказывает Петросян? Это то самое место в городе, которое стороной обходят местные жители. Они это делают не из неприязни — им так подсказывает внутреннее чувство. Или оно так подсказывает самой Мариам, воспринимающей Дом пристанищем отчуждённых. Читатель может воспринять Дом приютом для брошенных детей или для детей-инвалидов, но напрямую из текста данную особенность понять невозможно. Настолько Мариам иллюзорно строит повествование, что читатель запутается с определением жанровой принадлежности. Одни скажут — магический реализм; другие — городское фэнтези; третьи — обыкновенная беллетристика, только автор с максимальной осторожностью обходит острые углы, смягчая действительность.

Дом наполнен жестокостью настолько, насколько жестокость присуща подросткам. И читатель знает, что человек наиболее жесток именно в подростковом возрасте. Любой дефект притягивает взоры сверстников, старающихся сделать на нём максимально возможный акцент, выискивая повод для обидных кличек и делая всё, чтобы стало невыносимо больно. Но как быть, когда в окружении абсолютно все имеют яркие отличительные черты? Акцентировать внимание не получается, тогда в ответ получаешь упрёк посильнее. В Доме живут дети без ног и без рук, кто-то лишён зрения, иные смертельно больны. Всех их объединяет горе, но они этого не чувствуют, воспринимая Дом плоскостью, за границу которой нельзя перейти. Жить можно только при нынешних обстоятельствах, поэтому никогда не получается перепрыгнуть на противоположную сторону где живут другие люди. Если, конечно, вообще существует жизнь вне стен Дома.

Понять проблемы действующих лиц невозможно. Нужно быть частью Дома, чтобы во всём разобраться. Подростки варятся в собственном котле, никого не допуская, кроме причастных. Их жизнь — это их отдельная реальность. Понять её могут только те, кто готов прыгнуть в котёл, приняв на себя чужую боль. Мариам Петросян так и поступила. Однако, редкий читатель оценил порыв её откровенности. Слишком необычно подан материал, слишком сумасшедшей атмосферой наполнен сюжет, слишком далёким от понимания оказывается мироощущение автора.

У книги не может быть финала, однако Петросян решила довести дело до конца. Развитие событий получилось жестоким. Никаких радужных перспектив и надежд на окончание мук с обретением счастья на новой плоскости. Ведь иная сторона у изнанки просто обязана существовать. Не в этой жизни, так в другой. Не в самом Доме, так за его стенами. И если не за стенами, то где-то ещё. Тот способ обретения счастья, который избрала для действующих лиц Петросян был более жесток, нежели подросток способен измыслить самостоятельно.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Василий Аксёнов «Ожог» (1975)

Ко всему можно быть готовым, кроме советского потока сознания. Нет, это невозможно. Поток сознания не мог существовать в советской литературе. Однако, существовал. Он возник одномоментно и сразу всей своей тяжестью закрыл образовавшуюся брешь. Пришёл для того, чтобы занять своё место. И ведь занял. Да как занял! Не какой-нибудь поход по ирландским пабам и не какое-нибудь взирание на мир через гранённый стакан с алкоголем. Нет и нет. Всё гораздо хуже. Неподготовленный мозг советских людей был раздавлен культурными ценностями Запада, вследствие чего размяк и стал выдавать за героизм типичную пустословную браваду. Вот и затеял Василий Аксёнов написать «Ожог» в странном для советского времени стиле, устроив Африку в почти родном Магадане.

Невозможно определить, когда Аксёнов делится с читателем реальными воспоминаниями юности, а где наполняет страницы продуктами лихорадящей фантазии. Возможно, что границы не существует. Отнесение «Ожога» к потоку сознания уже многое говорит, не требуя излишней трактовки описываемых автором событий: с ума на язык, да на страницы и в печать, минуя редактуру. Именно минуя редактуру, которая может испортить первоначальный текст, когда у читающего возникает ряд вопросов, не предполагающих ответов. Не сможет писатель вразумительно объяснить, почему всё написано таким образом и лишено мало-мальской структуры. Радужные перспективы разумности могут иметь место при наличии адекватности, но «Ожог» наполнен абсурдом, усугубляющим его понимание.

Аксёнов в порыве откровенности позволяет себе переходить на интимные сцены. Действующие лица сперва совокупляются, а только после знакомятся друг с другом. Причём, надо учесть, что соитие происходит в думах о человеке, с которым они ещё никогда не виделись, ожидая его с минуты на минуту. Этакие герои-удальцы, способные управиться со всем, кроме собственных фантазий, оставляя их глубоко внутри себя. Копил их и Аксёнов, решив выплеснуть накопленные эмоции в «Ожоге». Где обычный интим опостылел, там писатель может предаться теме гомосексуализма, допустив грабителей до чьей-то пятой точки. Лихо Аксёнов может обустроить дело хоть в Африке, будто не простые люди перед читателем, а герои голливудских кинолент. Подобная удаль не раз трансформируется, принимая разные формы.

Если и есть в «Ожоге» действительно важные события, то их невозможно обнаружить. Приходится копаться в грязном белье. Учитывая же профессию самого писателя, лишь удивляешься. Казалось бы, врач, а ни асептики, ни антисептики. Никаких санитарных норм на уровне соблюдения приличий. Только мысли-вши, требующие проведения дезинсекции. Обо всём этом Аксёнов не задумывается, предпочитая наполнять «Ожог» тем, что его больше всего беспокоит. И если его беспокоит действительно это, то Это следует читать с большой буквы. Порыв откровений скорее отпугивает, поскольку содержит подростковые комплексы, переосмысленные в зрелом возрасте.

Существует ёмкое слово Ерунда. Под ним принято понимать вздор и чепуху. «Ожог» Василия Аксёнова — это ерунда. Читатель скажет — игра со словами. И будет полностью прав. Аксёнов действительно играет словами. Каждое событие в книге — вздор, каждое происшествие — чепуха. Почему Аксёнов предпочёл привычной форме изложения поток сознания? Ведь хвалят другие его произведения. Значит, там он был последовательным. В «Ожоге» же хаос. Текст от Аксёнова действительно уподобился вшам, вызывая зуд в глазах читателя. Бесспорно, новаторство необходимо. Кто-то должен нисходить до примитивизма, взывая к животному естеству. Аксёнов так и поступил. Читатель обжёгся.

Был ли Магадан? Была ли юность у Аксёнова? Было ли хоть что-нибудь?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Кобо Абэ «Чужое лицо» (1964)

Кобо Абэ даёт очень ёмкое определение для экзистенциализма, вытекающее из текста книги «Чужое лицо». Оказывается, экзистенциализм — это духовная мастурбация. Именно так говорит Кобо Абэ, не выражая стеснения по данному поводу. Японцам, если кто не знает, свойственна откровенность. При кажущейся закрытости, они могут себе позволить такое, от чего у западных людей покраснеют уши. Пока Камю и Сартр пытались найти внутри себя ответы на тревожащие их вопросы, Кобо Абэ занимался тем же делом, но подходил к нему без стеснительности, оговаривая и интимные аспекты в том числе. «Чужое лицо» стало для него порывом рассказать о таком, о чём в обществе обычно не говорят. При этом потерять собственное лицо он не рискует. Представленная им ситуация может случиться с каждым, ежели доведётся стать жертвой взрыва, после которого лицо останется обезображенным.

Лицо — это зеркало души. Не будет лица — не будет души. Стоит изменить лицо, как ты в один момент становишься другим человеком. Любой шрам и дефект — причина для внимания собеседника. Ты уже не можешь оставаться самим собой, подстраиваясь под новые обстоятельства. Кобо Абэ утверждает, что люди с изуродованным лицом чаще других совершают самоубийства. При этом, женщинам свойственно менять лицо, скрывая от людей себя настоящую. А если собраться с мыслями, да представить себя в роли человека без лица, вынужденного пойти на уловку, создав маску, позволяющую улучшить восприятие тебя в обществе. Что будет тогда? Вот с этим Кобо Абэ и разбирается, для чего им была написана книга «Чужое лицо».

Аллегорий нет. Взята конкретная ситуация. Главный герой действительно пострадал от взрыва, у него уцелели только глаза и губы. Однажды он посетил театр масок Но и загорелся идеей создать себе маску, благодаря которой сможет появляться на людях. Начало повествования выстроено лаконично и прямолинейно, прерываемое редкими размышлениями автора. Далее размышления всё больше довлеют над повествованием, превращая содержание в сумбур. Кобо Абэ бросает главного героя в разные обстоятельства, давая повод для новой порции выводов. Происходящее начинает напоминать театральное представление, причём не самое привычное. Возможно, некоторые элементы писателем были взяты непосредственно из репертуара театра масок Но.

Главный герой мог не раз свести счёты с жизнью. Вместо этого он признаётся, что решил поставить эксперимент, для чего анализирует каждый свой шаг. Приятного мало, когда зеркало твоей души разбито и склеено вновь, а твоё естество было безвозвратно уничтожено. Голова забита мыслями об уродстве. Поэтому любые слова за спиной принимаются за сказанные о тебе, как и чей-то мимолётный смех или бранное слово. Остаётся принимать происходящее без возражений — нужно проводить эксперимент. Если для главного героя маска становится глотком свежих впечатлений, то обыгрывание подобной ситуации для Кобо Абэ явилось возможностью обсудить действительно важную часть тела. Человек не может существовать без лица — он становится обезличенным.

По сравнению с проблемой главного героя, любое недовольство внешностью воспринимается в качестве абсурда. Нужно быть таким, каким ты являешься. Можно изменить себя, став лучше, либо хуже. Можно стереть границы восприятия, представ в другом образе. Становится неважным отличие черт, когда их нет вообще. Национальность тоже перестаёт играть роль. Японец ты или кореец, а может японец, выросший в Китае, или японец, надевший маску: всё подвергается сомнению, когда не можешь увидеть лицо собеседника.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Чак Паланик «Колыбельная» (2002)

Падение Чака Паланика продолжается. Казалось бы, падение и Чак Паланик — единое целое. Без падения не будет Чака Паланика, а Чак Паланик не может творить без падения. Но и падение может достичь стадии упадка. Так и Чак Паланик перестал отличать падение от упадка. Творчество Чака Паланика в упадке. Упадок творчества Чака Паланика не достиг критической отметки. Чак Паланик уверен в силе своего падения, являющегося сильной чертой его творчества, воспринимаемое им в качестве особенности его стиля. Отличить неотличимое — задача из задач. Какие бы книги Чак Паланик не писал, прикрываясь для этого падением, его творчество остаётся в упадке. Пал Паланик! Растерял ростки таланта, прорастив упадок внутри себя. «Невидимки» и «Бойцовский клуб» остались в прошлом — впереди неизвестность. Почитатели американского писателя продолжают ждать нового откровения, а следовательно и настоящего падения. Пока же, упадок.

Не может Чак Паланик обойтись в своих произведениях без использования сторонней информации. Он прямо таки переписывает содержание умных книг, давая читателю право почувствовать себя в роли читающего литературу типа «Сделай сам». Ранее можно было узнать об изготовлении взрывчатых веществ из всем доступных ингредиентов, о правилах уборки в квартире и даже о грамотном приготовлении омара. Теперь Паланик предлагает совершить экскурс в растительный мир Нового Света, а также вынести для себя полезную информацию касательно заблуждений местного населения, привыкшего считать окружающую их флору за извечно сложившуюся. Это так органично помещено в текст книги, что зная Паланика, воспринимаешь его частью, поскольку иначе быть не может. И так ли важна основная идея книги, когда Чак делится такими любопытными сведениями, особенно касательно Перекати-поле.

Так о чём же хотел рассказать Паланик в «Колыбельной»? В один прекрасный момент, когда из задуманного им масштабного произведения о завоевании растениями жизненного пространства на новом для них континенте ничего не вышло, а где-то раздобытая информация, касающаяся внезапной беспричинной смерти младенцев, стала бередить душу писателя гораздо сильнее, тогда и осознал Чак важность разработки сюжета, способного сломать восприятие читателя. Не шизофрения, не внутренние комплексы и даже не религиозные предрассудки теперь двигают повествование — всё отдано идее могущества некоего текста, чтение которого убивает слушающих его людей. Проницательный читатель должен был бы догадаться, что на страницах «Колыбельной» может присутствовать фрагмент данного текста, отчего во время чтения у него могут умереть знакомые. У кого-то они действительно умерли, что возвеличило Паланика в их глазах ещё сильнее. Если же умерла лишь рыбка, плавающая теперь на поверхности аквариума, то это может означать правоту этих слов, либо читатель банально забыл её покормить, чересчур увлекшись чтением «Колыбельной».

Происходящее действие трудно поставить в один ряд с «Именем Розы» Умберто Эко, ещё труднее — с «Хазарским словарём» Милорада Павича и уж совсем невозможно — с ранним творчеством самого Паланика. Всё слишком фантасмагорично и надуманно. Идея была удачной, но представленные реалии — абсурдны. Мысли и поступки действующих лиц более свойственны началу разгадок тайн египетских пирамид, когда подобное могло быть воспринято в качестве гипотезы. Кроме того, Паланик возжелал напугать читателя опасностью чтения и прослушивания неодобренной кем-то информации, предсказывая массовую истерию из-за эпидемии внезапных смертей. Будем считать его слова в защиту авторских прав засчитанными. Если такой инструмент действительно появится в нашем мире, то о пиратстве можно будет навсегда забыть.

Упадок падения творчества Чака Паланика продолжается…

Автор: Константин Трунин

» Read more

1 7 8 9 10 11 15