Category Archives: Классика

Александр Сумароков — Слова похвальные и другие разные случаи (XVIII век)

Сумароков Слова похвальные

Пример Сумарокова — поистине наука мудрого обращения с властью. Умел он говорить так, чтобы сказать нужное, никого не оскорбив. Радищев шёл по пути целенаправленного принижения значения действовавшей государственной системы, тогда как Сумароков никогда в подобном открытом тоне не писал, сместив в своих «пагубных» речах акцент подачи смыслового содержания. Указывая на недостатки в политической системе, он прежде предпочитал хвалить, прикрывая одами и дифирамбами суровую критику бытовавшего в его годы насилия над большей частью населения страны. Не всегда он выражался витиеватыми стихами, порою говорил прозой.

Сумароков прежде всего именно хвалил государей. Он каждый раз создавал благостный фон для восприятия, оставляя действительно важное на конец посланий. Зачем указывать на недостатки, если в целом страна процветает? Имеются мешающие спокойному сну обстоятельства, но кого они заинтересуют, если на них указывать прямо? Скорее интерес будет проявлен к личности, пожелавшей другим открыть глаза на происходящее. Всем понятно, что происходит, и все понимают, как трудно исправить положение, даже имея на то желание. Понимал это и Сумароков, для чего раз за разом, вслед за обильной похвалой, указывал на желаемые перемены в жизни государства.

В строчках Сумарокова Россия всегда представлена ликующим государством. Пётр вывел страну вперёд, его наследники теперь обязаны довершить начинания. Нет нужды воевать, так как не в том будет счастье русскому народу. России не требуется расширение границ: она должна побеждать, чтобы устрашать врагов. Важнее обеспечить следующее: безопасность чести, жизни, свободы и дешевизну нужных вещей. Никакое оружие этого не обеспечит, лишь грамотному государю под силу таковое воплотить.

Екатерине II Сумароков советовал укреплять власть, без сожалений расправляться с беззаконием, награждать добродетель, искоренять пороки, проводить показательные казни для острастки другим, но не наказывать слишком строго, где это не требуется. Будущему императору Павлу подробно описал, каким нужно быть, чтобы прослыть гуманным государем.

Рассказывая о чём-то, Сумароков не забывал упоминать, кому прежде прочих следует заботиться о процветании страны. Чего бы не касалась его речь, всюду он видел продолжение великих начинаний Петра, кои развивают его современники. Так Сумароков похвально отозвался Словом на открытие Императорской Санкт-Петербургской Академии Художеств и Словом на заложение Кремлёвского дворца. Ни строчки сомнений в полезности, только радость за свершения каждого нового дня. Кажется, Сумароков не умел грустить, всегда находясь на духовном подъёме.

Важным может показаться Слово о любви к ближнему. Религиозный мотив ясен уже из названия. Сумароков призывал к добродетели и не терпел любых форм проявления насилия, о чём он постоянно говорил в произведениях. Но он не выходил за рамки дозволенного, ограничиваясь доступным для понимания высшим обществом, ибо только оно умело читать, а значит и оценить послания. Поэтому не стоит удивляться отсутствию в словах Сумарокова упоминаний о происходившем повсеместно насилии над человеческой личностью. Данная проблема была понятна, но её нельзя было решить одним росчерком пера.

Посему, коли речь о Сумарокове, предлагается с воодушевлением смотреть на происходящее, видеть преимущественно положительный момент. Понятно, негатив невозможно убрать, но постоянно акцентировать внимание на нём не следует. Всё в России на протяжении последних столетий обычно зависит от воли определённых людей: это не означает, что они должны проявлять заботу о каждом, так как за те самые последние столетия этого ни разу не происходило и скорее всего в ближайшие столетия не произойдёт.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Александр Сумароков — Оды разные и оды вздорные (XVIII век)

Сумароков Оды

Катастрофа грозила миру, когда брался Сумароков за лиру. Стоило поэту по струнам ударить, как он в лучшем случае начинал Петра славить, в худшем воссоздавал картины страшные, к войне богов против титанов причастные. На дно обречён человек, живущий заблуждением: об этом допустимо сказать одним стихотворением. В строках другого поправимым всё кажется, если кто разумным среди людей окажется. Сумароков мыслями делился, не предупреждал. В воображении сам собой разгорался пожар.

Величие России воспето снова. Славить деяния Россов для поэзии Сумарокова — это основа. Кому подвластно небо и моря? Всё русским подвластно, Петру благодаря. А где иная мысль была, там в подражание древним приводилась строфа. Играть со словами, слоги считать, дифирамбам и одам структуру ритмичную дать: Сумароков не просто красиво писал, о том, что значит быть поэтом он не забывал. Где ловил вдохновение, на том моменте останавливался он, под впечатлением таких поэтов, как Гораций, Сафо и Анакреон.

Сумароков славил государей, не ограничиваясь ими: в адрес Потёмкина и Хераскова послания были. В чём их суть, каково содержание? Как всегда — античных тем преобладание. Сумароков не мог обойтись без сравнения с делами мужей прежних лет, богов античных призывая дать за те деяния ответ. Суть пуста, есть только желание хвалить. Адресаты таких посланий точно не смогут забыть. Коли язык подвешен у поэта, а в голове рождаются слова, то значит нет в том скрытого от наших глаз секрета, то значит — Сумароков иначе не думал никогда.

Не может Россия слабой стать — твёрд в убеждениях поэт: будет кому прославлять страну, чьи сердца осветят путь и дадут свет. Иных вариантов Сумароков не искал, на петровы старания он смотреть наказал. Раз сказано вести страну к процветанию — стоит вести. Ослабнут ведущие, тогда нам их предстоит нести. Без отчаяния и пессимизма. Иначе зачем, с пропасть ищущим, вести диалог, не имея совместного плана решения гнетущих проблем?

Говоря о стране, создаёшь положительный настрой. Говоря о себе, покажи, что не владеешь сам собой. Хваля других, не хвали личных заслуг, покажи, каков твой истинный досуг. Пусть цари создают великолепие, соответствуя ожиданиям твоим, ты всё равно в думах истинных на века останешься одним. Лучше не выпускать чертей из миазмов тонущей в болоте души, этих созданий при их появлении сразу души. Но если есть желание одарить чертовщиной, то не сдерживай себя, пусть поймут люди, будто ты лишился царя. Тот царь — твоей головы обитатель, он — мрачной стороны жизни искатель, станет воду из болота в реку переливать, и его надо в том обвинять.

Мир повергается во прах, неизменно каждый раз в человека мечтах. Изнанка принимает вид естества, на вздор потому похожая весьма. Это развлечение — допустимо оно: в его реальность не поверит никто. Посему Сумароков шалость в поэзии небольшую позволял говорить, не опасаясь, как она кому-то заменит представление о том, как надо жить. Однако, следует помнить — не всё то дурачество, о чём думается так. Поэт лишь делает вид, якобы он — простак. Петь оды постоянно устаёшь, в виде ненормального иной раз предстаёшь, когда скажешь серьёзно, не желая шутить, тебе не поверят — не станут искать, к чему повязана истины тонкая нить.

О многом Сумароков оды слагал, им внимать мало кто не устал. А кто устал, тот обрадуется пусть, Сумароков и прозой хвалебной мог блеснуть.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Иван Лажечников «Последний Новик» (1831-33)

Лажечников Последний Новик

Историческая беллетристика от Ивана Лажечникова всегда вызывает нарекания со стороны обывателя. Не мирится сознание со столь вольным обращением с некогда происходившими событиями. Нет погружения в предложенное автором повествование. Действительным воспринимается фон происходящего, тогда как всё прочее подвергается сомнению. Не те образы встают перед глазами. Пусть Лажечников взялся отразить тему завоевания Петром Первым Лифляндии, задействовав для того лица со всех сторон, якобы давая читателю объективное мнение для всестороннего рассмотрения. Не обходится без придуманных деталей, наделённых важнейшим из возможных значений.

Нельзя подходить к чтению произведения Лажечникова с ожиданием узнать правду о минувших событиях. Нужно настроиться на непритязательное чтение, получая удовольствие от внимания разговорам действующих лиц. Только в этом случае действие на страницах оживёт и примет должный вид. Иначе воссоздать перед глазами картину не получится, так как зрению предстоит бороться с сигналами мозга, выступающего против любого отклонения от правды.

Зачем столько лишних слов? Жанром «Последнего Новика» является романтизм. Кто не является поклонником извращения действительно происходившего, тому к сему литературному труду лучше не подходить. Он написан для лиц, чьё познание готово поглощать любую красиво поданную информацию, и адресован лицам, далёким от знания истории. При этом сам Иван Лажечников должен быть достаточно осведомлён об описываемом периоде времени. Но перед ним не стояла задача реконструкции прошлого — ему требовались декорации, внутри которых он разместит желаемое развитие событий, вне зависимости от того, как всё было на самом деле.

Заранее обговорив манеру Лажечникова, допустимо прикоснуться к содержанию романа. Что видит читатель? Развёрнутые сцены с многостраничными диалогами. Беседы кажутся бесконечными. Персонажи могут общаться с извозчиком, узнавая у него любопытные детали о быте лифляндцев, а могут погружаться в мысли ответственных за судьбу региона исторических персонажей, предполагающих прежде поиск лучшей доли для себя. Окажется так, что Лифляндия обязана была стать частью России, ибо её жителям станет от того лучше.

Ознакомившись с фоном произведения, читатель приблизится к фигуре персонажа, чья историчность сомнительна, — это Последний Новик, являющийся внебрачным сыном царской особы. Возникает вопрос — насколько утверждение Лажечникова о новиках соответствует действительности? По версии Ивана, к моменту воцарения Петра новики перестали существовать. Что они из себя представляли? Новик — это молодой дворянин. Подобие пажа, если читателю требуется яркое сравнение. Такие личности совершенно извелись на Руси, прекратив существование при образовании Империи. Другой вопрос — насколько оправдано называть Последним Новиком того, кто являлся именно подобием пажа? Есть свидетельства, что новики при Петре Первом остались — они совершали заграничные путешествия с целью получения требуемого для развития государства опыта.

Опять же, неправильно подходить к чтению, имея хоть какие-либо требования. Следует проникнуться описываемым: увидеть зарождение чувств между Петром Первым и будущей его женой, понять сложность в отношениях дворян Лифляндии с государем Швеции и стать чуть-чуть осведомлённым в событиях Северной войны. Прочих требований к Лажечникову предъявлять не следует. Он писал, как умел, посему написал так, что его современники с одобрением приняли предложенную им трактовку, значит и читателю из последующих поколений не стоит требовать иного.

Дополнительно стараясь размышлять над беллетристами прошлого и настоящего, приходишь к выводу: кажущееся ныне правдивым, со временем обрастает подробностями с выработкой более-менее единого общественного мнения. Во времена Лажечникова определённых мнений о царствовании Петра Первого ещё не успело сформироваться. Поэтому, спустя триста лет, о событиях тех дней теперь можно говорить с твёрдой уверенностью. Более близкие сознанию времена, продолжающие оставаться без единого общественного мнения, могут описываться беллетристами на разный лад, в том числе и с патриотическим настроем, получая положительные отклики читателей, хотя через триста лет люди будут иначе смотреть на прошлое и высказывать претензии к писателям по их неверной трактовке.

Так и с Лажечниковым. Он был человеком своего времени, но утратил значение для потомков.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Александр Сумароков — Оды торжественные (XVIII век)

Сумароков Оды торжественные

Кто стоит у власти? Да кто бы не стоял. Сыну Отечества он всегда отца родного заменял. А если над всем женщина стояла, значит она не отца — она мать родную заменяла. И всё тогда становится прекрасно, тогда желается пожить, ведь не получится с такими думами тужить. Есть властелин, пропой ему скорее оду, его дела помогут русскому народу. Он для того поставлен надо всеми нами, чтобы сладкими умащивать наш слух речами. Ему достаточно Россию над другими возвышать, за что его и будут восхвалять. Кому не хочется прекрасное увидеть, кто смотрит под ноги свои, того попросим поскорее с наших глаз уйти. Не надо портить впечатление от од: пример Сумарокова — лучший нам того урок.

О чём бы не писал поэт минувших лет, таких ныне не сыскать — таких теперь уж нет. Восхваляющего прошлое, видящего позитивное во всём, где такого сейчас мы найдём? Либо время тогда было краше во множество раз, ежели Сумароков так ушедшему истинно рад. Он хвалил Петра, удивляясь заслугам его, словно Русь из себя не представляла ничего. Покуда Пётр не взялся за страну, не подвёл Россию к Европы окну, в варварском состоянии она пребывала, к закату катилась и постепенно угасала. Всё это так, но с тем ограниченьем, если оду петь одним таким стихотвореньем. Сказать о торжестве Руси не мало можно добрых слов — похвалить мудрость княжествовавших некогда голов, но Сумароков не заглядывал далеко — Россию на ноги Пётр поставил, и больше никто.

Чем занять будни поэту? Почему бы не польстить главе государства? Спеть оду ему, ведь добрый отзыв — не признак коварства. Сравнить с древними властелинами государя своего, отразив рифмой успехи в политике, объяснив торжество. Кто при Сумарокове царствовал? Елизавета Первая, Екатерина Вторая: обе матери Отечества, думали о благе для страны, страной управляя. Жили миром — слава за то от людей, шли войной — за то и славили царей: всюду есть повод оду пропеть, слов прославляющих при том не жалеть.

Поздравить с Новым годом, на Тезоименитство сказать речь, годовщину восшествия на трон в красивые слова облечь, о дне рождения правителя поэмой отозваться, чтобы каждый мог твоим слогом любоваться. Не в том секрет успеха, чтобы только восхвалять — от назойливости правители могут и устать. Не знал Сумароков удержи, одаряя словами, не делая разницы между разными царями. Кому понравится, когда Елизавета матерью была, а после Екатерина то место заняла? Быть последовательным и помнить, что нельзя хвалить в одной поре, ибо не поверят тем же словесам, сказанных тобою об умершем царе. А может дело имело иной оборот — Сумароков верил, как верить мог подобному народ?

Задумаешься на досуге, решив, что Сумароков прав, позитивный настрой от него приняв. Лучше с радостью смотреть на события в мире нас окружающем, чем унывать, словно в государстве живёшь умирающем. Как ты думаешь, так думать следует многим, о благости мыслить, о том, как много мы стоим. Не мыслить о плохом — плохое оставим другим, происходящее радужным воспринимать хотим. Допустим прекрасное в будни, не станем серчать, было бы от чего нам унывать. Посмотрим на главу государства, теперь Федерации, давно не царства, плохих мыслей не скажем о нём, представим его трудящимся ночью и днём, заботящемся о благе каждого из нас, готовящего о свершении очередного блага указ. Кто бы не стоял наверху, для того он и стоит — плохого не сделает, народ за то его не простит.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Денис Фонвизин «Торг семи муз», «Сидней Силли», «Иосиф» (1762-69)

Фонвизин Иосиф

Переводы Фонвизина имели малое значение для русскоязычного читателя. Денис выбирал не тот литературный продукт, который мог быть востребованным. Трудно найти информацию не только о произведениях, но и об их авторах. Не скажешь, какой именно Кригер написал «Торг семи муз», совсем ничего неизвестно об авторе «Сиднея Силли», почти никак не воспринимается творчество Поля Битобе — важного деятеля, переведшего для европейцев героические эпосы Гомера. Само содержание произведений данных писателей ставит под сомнение полезность их вклада в беллетристику.

С баснями Гольберга ситуация обстояла иначе. Хоть Гольберг и поныне никак не воспринимается ухом русскоязычного читателя. Предложенный набор из 225 басен мог иметь важное значение для зарождения в России интереса к коротким завуалированным поучительным историям. На этом фоне не получается в должной мере воспринимать купеческий вояж посланниц Юпитера, в виду отсутствия явного нравственного смысла. Фонвизин решил показать читателю, каким спросом пользуется среди людей приобретение чести. Занимательно и в чём-то полезно, но форма подачи материала не та. Тут требовалась не сухая проза, а нечто в сопровождении музыки.

Про «Сиднея Силли» лишний раз лучше не говорить. Эта английская повесть несёт разрушительный вклад в понимание деятельности Фонвизина. Денис был молод и брался за ему доступное. Лишь при таком подходе получается оправдать его стремления. Остаётся пожурить составителей собрания сочинений. Сам Фонвизин не имел возможности предоставить информацию для итога своей деятельности. Когда собственные работы игнорировались обществом, оставалось браться за нечто нейтральное. Поэтому приходилось растрачивать силы.

Значительнее прочих выглядит перевод Фонвизиным «Иосифа» Поля Битобе — крупного произведения, рассказывающего о библейских временах. Следует оговориться, или Битобе так писал, либо Фонвизин усложнил понимание текста. Читателю приходится тонуть в словах, не понимая главного — о каком именно Иосифе рассказывает автор. Осознание приходит посредством вчитывания, но сомнения продолжают оставаться. Не разойдутся воды Битобе перед читателем, как перед Моисеем. Не будут изгнаны они, как перед Иисусом.

Причина сложного понимания «Иосифа» — форма подачи. У Битобе это произведение обозначается поэмой в прозе. Следовательно, Фонвизин стремился к тому же. Читатель, знающий о возникающих затруднениях при знакомстве с античной стихотворной литературой, испытает подобное и при знакомстве с «Иосифом». О ритмике говорить не приходится: текст доступен читателю в той же прозе, написанной под влиянием произведений авторов Древнего Мира.

Битобе не продвигал повествование, продолжая описывать необходимые ему сцены. Действие не развивалось, и читатель продолжал гадать, кому более уделять внимание. Уж не тому ли персонажу, под которым желается видеть Моисея? Или тому, кого так и хочется заподозрить в качестве несостоявшегося отца Христа? Поэтому предлагается оставить попытки понять произведение, учитывая и то, что подобное наследие Фонвизина почти никого не интересует.

Подводить итоги рано. Фонвизин продолжал творить, не ограничиваясь переводом литературы. Он постоянно сталкивался с необходимость думать над поступками, поскольку не приветствовалось открытое выражение мыслей. Оставалось искать тех людей, чьи слова уже прозвучали, чтобы их сделать достоянием русскоязычного читателя. Переводчика редко ловят за руку, чем необходимо пользоваться, снимая таким образом любую ответственность за собственные мысли в тексте, на языке оригинала отсутствующие. Без дополнительных пояснений или целенаправленного поиска несоответствий — тяжесть за слова ляжет на плечи не подозревающего о том автора.

Таков ранний Денис Фонвизин. Всё у него впереди, в том числе и заграничные путешествия. Узнать предстоит о многом, как и расцвести слогу.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Денис Фонвизин — Басни Гольберга (1761-87)

Фонвизин Басни Гольберга

Начало литературной деятельности Дениса Фонвизина относится к переводу и адаптации басен Людвига Гольберга. Всего было переведено 225 басен, учитывая последовавшие редакции. Сами басни схожи с набором максим: они небольшого объёма, содержат рассказ и дополняются его объяснением. Читателю остаётся усвоить нравственное наставление, не прилагая усилий к осмыслению текста. Этот труд повлиял на мировоззрение Фонвизина: человеку нужно быть человеком, а звери пусть остаются зверями. Нет лучшего примера для отражения пороков, нежели иносказательно их перенести на братьев меньших, которые начинают себя вести подобно зверям, хотя в действительности воплощают собой тот идеал, к которому человек должен стремиться.

Оглашать содержание всех басен бессмысленно, проще переписать заключительные предложения каждой из них. Мораль их более проста, нежели кажется. И вместе с тем, в них изобличаются человеческие заблуждения, являющиеся причиной отрицательного взгляда на жизнь. В качестве примера допустимо привести авторское наставление из одной басни, согласно которому становится ясно, что нет такого места, где человек обретёт счастье, поскольку везде живут люди, а значит горе всюду однотипно. Это излишне утрированное мнение, однако станет бальзамом для тех, кто стремится в лучший из миров, где его и ждёт нечто положительное, да ждёт скорее лишь в мечтах, а не в действительности.

Желающие делать благие дела, думая, как к ним хорошо станут относиться люди, в аналогичной мере познают разочарование, ибо сколько не делай хорошего, тебя всё равно будут гнать отовсюду, словно ты ничего доброго не совершал. Ещё будет хуже тем, кто станет льстить людям сильнее его, надеясь обрести их благосклонность совершаемыми специально для них действиями. Нужно быть преданной собакой и принимать собачье к себе отношение — лучший рецепт для понимания настоящего человеческого счастья.

Надо раз и навсегда усвоить — общество жестоко обращается с людьми. Причина в том, что общество состоит из честных граждан, чем пользуются разного рода хитрецы. Таким образом, общество становится основной причиной проблем, не имея необходимых инструментов для исправления таковой ситуации к лучшему. С другой стороны, хитрецам удобнее управлять именно послушными людьми, чья тяга к справедливости превращает их в кротких овец. Посему кот будет притворяться невинным и пожирать доверчивых мышей, а лиса представится недотрогой, чтобы устроить разор в телеге со снедью поверившего ей купца.

Привык человек доверять людям, надеясь на их честность. А честности по отношению к человеку никто не стремится проявлять. Осёл может прикинуться доктором и лечить будто бы верными средствами, не имея возможности вылечить, так как не смыслит в медицине. А если у некоего козла есть борода, рога и обилие гонора, то таковое животное допустимо назвать философом? Почему бы и нет. Человек привык верить, раз за разом обманываясь.

Стоит ли от этого сокрушаться? Человек — это человек. Другим он быть не в состоянии, как внутренне, так и внешне. Об этом можно говорить, даже допустимо пытаться изменить, заранее понимая бесполезность данного мероприятия. Ежели человек родился — ему полагается принимать происходящее с ним без возражений. Имел определённый замысел произойти случившемуся, значит не требуется искать лучшей доли.

Читателю позволительно обвинить Гольберга в следовании соглашательству. Откуда появятся стремления, если каждая басня призывает к кротости? Почему-то действует обратный эффект: вместо смирения человек приходит к мнению о необходимости борьбы ради лучшего для человеческого общества. Но не противоречит ли это разумному пониманию человеческой природы? Или является побуждающим мотивом к осуществлению того, чего нет, но наличие чего желается? Такая борьба обречена на провал. Впрочем, это способствует поддержанию в обществе желания к благим переменам. И не важно, что сии перемены ведут к обратному эффекту.

Малая порция морали от Гольберга усвоена. Об иных моментах пусть скажут другие.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Денис Фонвизин — Стихотворения (XVIII век)

Фонвизин Стихотворения

Стихотворение — игрушка для поэта. Оно пишется, когда щемит грудь от чувства без ответа. И пишется оно о самом дорогом, в радость или грусть облекаясь притом. Любой поэт способен рифмовать без конца с жаждой творчества мало познавшего юнца. Но совсем уж редкий поэт берётся за форму большую, очень трудную и потому не простую. Фонвизин брался — сил не щадил, малую форму он стороной обходил. Ему важна не красота строки была, он стих содержанием наполнял всегда. Не много их таких дошло, два законченных и столько же незаконченных всего. Доброе наставление оставил Фонвизин нам, об этом он всю жизнь в прочих произведениях говорил сам.

Попробуй, читатель, одолей басню «Лисица-Кознодей». Закрой глаза на реалии суеты, почувствуй себя человеком из толпы. Ты не видишь того, что видеть должен ты. Почувствуй себя розой, вкруг тебя цветы. Над тобою садовник, в руках его нож. Он ласково смотрит, любит тебя всерьёз. Тебя не трогает он, но он срезает других. Ты думаешь, что такая судьба у них. Садовник — царь, властелин над цветами: ему положено добродетельным быть, говоря между нами. О чём пошёл бы дальше сказ? Об оставшихся от розы лепестках.

Теперь иной момент представим — льва над зверями мы поставим. Какой же лев могучий, как красив, как смотрит он, как горделив. О нём хорошее и ничего плохого! Лев не мог совершать прежде злого. Так ли это? Или заблуждается лиса? А может не так видит мир она? Зачем возносит льва в стихах? Не вспоминает лес, возросший на костях. Зверей не помнит, растерзанных жестоко, причём без всякого на то деяние прока. Ослабла память на вельмож, от имени льва на живую содравших множество кож. Даже слон в полях скрылся, испугавшись расправы, а бобра поборы разорили с его же переправы.

Не надо притворяться недалёким умом, чтобы не понять, писал Фонвизин о ком. Без пощады, в форме басни, словно примут его сказку за происходящие в зверином царстве страсти. Такое возможно, если лев над животными поставлен: он же — лев! Его лапою всякий и должен быть придавлен. В мире людей всё иначе, конечно. Человек не ведёт себя так беспечно. Ну а кто не понял, пусть вспомнит о розе, или изложить не в стихах, а доходчиво в прозе?

Такая жизнь. Иной она не будет. Тому существование человека доказательством служит. Обирает он себе подобных, не думая смущаться. Он — человек, не ему быть другим стараться. Писатели знают и пишут об этом, будто чёрное окрасится белым цветом. Отнюдь, такому не бывать. Пора сие в качестве нормы бытия принять. Наставляй людей или давай им советы — никто не послушает, никому не нужные эти заветы. Но Фонвизин старался, ратовал он за благое, «Послание к слугам» составил простое.

Человеку счастье требуется ночью и днём, мыслью такой о сём Послании начнём. Для чего людям счастливыми быть? Работать, детей воспитывать и просто жить? Давайте заменим в воображении человека овцой и представим, как выглядит овечий покой. Представили! И оказалось, что нелегка — жизнь присматривающего за стадом пастуха. Но пастух не будет убит, его не съедят: шкура его не станет украшением чьих-то палат. А вот овцы — их обманом взрастят, но все же накормят, и вот они спят. Жизнь не так тяжела для овцы, её жизнь — человека благие сны.

И вот пробудился человек ото сна, и вот он понял: он — не овца. Он хуже, ему нужно заботиться о себе самому, чтобы быть должным, да не пастуху одному. Каждому должен, под кем он стоит. Никто его не поймёт, никто не простит. Он — жертва обмана. Он сам обманул. Кого? Кому в должном объёме положенное не вернул. Все обманывают — без обмана нельзя обойтись. Такова, к сожалению, человеческая жизнь. Обман ширится — растёт, кто снизу — в конечном счёте обманывает через посредников господ. Деньги кругом, без них не прожить. И пастуху деньги нужны — свою семью кормить.

Таковы мысли Фонвизина кратко — об этом он чаще прочего писал. Не всё стало достоянием общественности — о чём-то современник Дениса не узнал. Слагал Фонвизин «Послание ямщику», слагал «К уму моему» — их назначение осталось ясным ему одному. «Эпиграмма» дошла в пару строк. Вот и всё, чем потомок насладиться смог.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Денис Фонвизин «Выбор гувернёра» (XVIII век)

Фонвизин Выбор гувернёра

Пётр рубил окно в Европу не с целью обрести цензуру, но, вместе с ценностями западной цивилизации, в Россию пришла практика допуска людей только к определённой информации, не способной подорвать доверие к действующей системе государственного управления. В случае России всё получилось ещё проще — русские не привыкли стремиться к большему, предпочитая обходиться минимумом из им нужного. Сказать об этом населению страны позволительно, да редкий человек адекватно воспримет информацию подобного рода. Проще не оглашать мыслей, делясь ими со столом. Сказав за жизнь чрезмерно лишнего, Фонвизин оказался в опале, вследствие чего ряд произведений не увидел свет при его жизни. К числу таких относится пьеса «Выбор гувернёра», повествующая о трудностях на пути к действительно полезным знаниям.

Читателю предложена проблема — родители желают выбрать для ребёнка учителя. Их выбор между образованным человеком, желающим преподавать полезные науки, и неким французом, предпочитающим строить из себя лизоблюда и умеющим научить других точно такому же искусству. Решение кажется очевидным — родители пожелают выбрать образованного учителя, их сын тогда будет иметь вес в обществе и не запутается в хитросплетениях прогрессивных взглядов. Однако, в обществе таковые люди вес иметь не будут. Их скорее уподобят отщепенцам и выставят за пределы страны, нежели станут терпеть среди благородных граждан.

Не латыни полагается учить детей, танцам и вежливому обращению к родителям. Прочее не требуется. Читать ребёнок не обязан, как и блистать знаниями. Поэтому выбор падёт на французского гувернёра — человека вовсе без образования. Как такое может быть? Является ли оправданием этому действие произведения в XVIII веке? Если Фонвизин задался данной проблемой, значит в головах знати наметился перелом. Общество лишь сквозило через петрово окно. Не сбылась мечта прорубившего его человека, поскольку оное нужно было закрыть сразу по достижению должных результатов, чему помешала смерть Петра.

Остаётся смеяться над действительностью. Не зря жанром пьесы обозначена комедия. Причём комедия открытая — высмеивающая нравы общества. Фонвизин давил на больное место, ничем не прикрывая предлагаемое действие. Оценить подобное литературное произведение могли в одностороннем порядке, применив к автору любой из доступных способов наказания, вплоть до ссылки и даже казни. Человек и тогда имел право говорить, что ему хочется, но с осознанием необходимости принять ответную реакцию на тех же условиях — с ним поступят так, как сочтут нужным.

Разумеется, такие мысли — реакция понимания сверх возможного развития истории, случись Фонвизину вольно обращаться с имевшимся у него материалом. Не он первый попал под опалу, и не только правдорубы удостаивались монаршей немилости. Нельзя говорить прямо — нужно найти способы прибегнуть к иносказанию. Допустим, сослаться на чьё-то произведение, будто бы ставшее источником определённого рода информации, хотя оно только способствует появлению определённых мыслей, никак не содействуя их формированию.

Люди старых взглядов, подобные родителям из «Выбора гувернёра», редко знакомятся с проблемами. Они живут согласно прежним представлениям, за осуществление которых боролось их собственное поколение. Посему им предстоит отстаивать кажущееся им правильным. Ежели не ценится в обществе наука, значит нужно выбирать самое приятное, то есть танцы. Пусть ребёнок останется недорослем, может он когда-нибудь осознает заблуждение своих родителей. Разве читатель не согласен с таким утверждением? Редкий человек не ставит родителям в вину огрехи, допущенные при воспитании и последующем доступе к образованию.

Кто желает учиться — выучится. И пожелает изменить имеющееся, сделав выбор за других.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Денис Фонвизин «Корион» (1764)

Фонвизин Корион

Перевод — такая штука: переводить прозу прозой — мука, переводить стихи стихами — задача не из простых, но не знает поэт трудностей таких. А если опыта в литературе мало при том, изменить содержание под себя сможет и тот, кто опытом обделён. Фонвизин не из простых переводчиков был, он текст иностранный под нужды русского читателя подводил. Он сокращал, меняя временами суть, порою иным образом слова слагал, под удары современников подставляя грудь. И выходило из-под пера его такое, отчего бы у автора лицо посерело, стало злое. Такие времена бывали в годы прошлых лет, тогда не мог автор ждать оправданий от переводчика в ответ. Всё это присказка, а сказ ушёл вперёд, переделка «Сиднея» Грессе от Дениса Фонвизина читателя ждёт.

Ту комедию Фонвизин назвал «Корион», в театре её ставил, но никогда не публиковал её он. Она о том, чего смущалась действующая власть, о нужде крестьян Фонвизин выговорился всласть. Что крестьяне собой представляли? Во-первых, работать они не желали. Во-вторых, не нравились им поборы рту одному. В-третьих, сия проблема не интересна никому. И что же помещик Корион? Зачем ему понадобился традиций слом? Нет покоя ему, желает отпустить крестьян. Но если отпустит, за чей счёт дальше будет жить он сам? Задал себе проблему Корион, будучи проблем лишён — из ничего измыслил горе, не может пребывать в покое.

Зачем такому человеку счастье? Разве счастье, когда за окном ненастье? Разве можно спокойно чувствовать себя, если страдания людские видишь из окна? Пока один стоит над всеми господином, поставленный над ними высшим властелином, имеет право мысль иная появиться, чтобы от устоявшегося чем-нибудь забыться? Не подвластно человеку право на то иметь, для него сие право означает клеть. Коли поручено почивать за счёт других, выполняй долг для государства без мыслей о том иных.

Но Корион не мог терпеть, не выносил чувств посаженного в клеть. Он мыслил освободиться от тягостных забот, и лучше яда для решения проблем он не найдёт. Чем примечательным такое мнение Фонвизину казалось? Что с Корионом в итоге сталось? Не умер он. И не умрёт. Пусть такой помещик далее живёт. Сторонник крайних мер, пытатель собственных желаний, создатель тела мук и для души страданий, понять не сможет долг Отечеству, порученный ему, как честный гражданин, к своему стыду, решится понимать тюрьмою поручение царей и начнёт считать количество до смерти ему оставшихся дней.

Пойти против большинства — гласит строка Фонвизина стиха. И в чём Денис увидел волю многих? Где он увидел множество голов стольких? Их было меньше — унижателей толпы, если смотришь на проблемы в масштабах всей страны. Не о том слагал комедию Фонвизин нам, он показал довольно, чем доволен оказался сам. Крестьян приниженных Денис обозначил быт, показав, что человек подневольный не всеми забыт. Есть ответственные люди — они человеки, готовые скинуть с крестьян иго порученной над ними опеки. В том смысл существования некоторых представителей рода людского, без желания осуществления перемен они не протянут много, пойдут на баррикады: возопят! А то и тихо, чтобы не мешать, спокойно примут яд.

Как бы не не хотелось жить, о жизни трудно при жизни забыть. Отойти от всего — не решение проблем, нужно жить, ибо живёт человек не затем, ибо живёт для поддержания достигнутого всеми, чего желали предки, стремления к чему потомки оценить не сумели. Яд не решение — выпейте лучше воды. Выпейте и задумайтесь, решение менее радикальное проблемам постарайтесь найти.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Николай Лесков «Расточитель» (1867)

Лесков Том 1

Жадным до денег Лесков посвятил отдельное произведение, написанное для постановки в театре. Это пьеса «Расточитель» — драма в пяти действиях. Читатель становится свидетелем трагедии, как человек убивает и клевещет на других, оставаясь оправданным обществом. Для Николая нет ничего невозможного, даже при описании событий, далёких от желаемого соответствия действительности. Самое страшное, все действующие лица знают об особенностях представленного им дела, полностью его одобряя. Получилось так, что подобное не осуждается у себя, но подвергается критике у других.

Будь Леди Макбет Мценского уезда умнее, не быть ей осуждённой на каторгу. Она бы взяла ситуацию в свои руки, обогрела наследника и после выставила его в невыгодном свете, отправив в Жёлтый дом. Почему бы и нет. Только кажется, что такое не получится осуществить. Человеческое общество чаще проявляет слепоту и глухоту к очевидному, отрицая разумное понимание происходящего. Достаточно подтасовать факты, как законный наследник обвиняется во всех смертных грехах, никогда оные не совершив, а тот, на чьём счету убийства и клевета, становится в глазах людей наилучшим из них.

Ока Волгу питает, а та до Каспия воды несёт, говорит Лесков. Подразумевая, что тайное становится явным для всех. Но всё ли впадает в Каспий из приносимых ему Волгой вод? Не случается такого, чтобы воды по пути следования изменили своё содержание на прямо противоположное? У Лескова случается именно так. Верящий в собственную правоту, человек не может доказать этого перед другими. Каким бы он не был положительным, сколько бы не сделал хороших дел, при умелом подходе будет подвергнут сомнению и лишён заслуженных им прав. Этот человек продолжит недоумевать, поздно осознав, насколько напрасными были его ожидания встретить понимание, думая, якобы в предъявленных ему обвинениях нет ничего кроме глупости.

Читатель будет негодовать, а Лесков продолжит усиливать давление. Происходящее кажется фарсом. Так хотелось Лескову, чтобы его пьесу понимали именно таким образом. Сделай Николай главного героя подобием Апулея, как пали бы обвинители перед ним и оказались бы опозоренными. Но в сюжете нет Апулея, главный герой воплотил собой осла, на котором едут, который понимает, что на нём едут, и который думает, стоит ему взбрыкнуть, как седоки свалятся с шеи, а он продолжит идти без отягощающей его плечи ноши. Лесков старался сделать акцент на другом, и читатель вполне понимает, почему происходит именно описываемое.

Главные герои Лескова не умеют защищаться. Они принимают должное, не стараясь этому возражать. Их смысл существования — плыть по волнам судьбы, не задумываясь, куда вынесет. Они могут наложить на себя руки или созерцать действительность, но не будут пытаться исправить ситуацию к лучшему. Некоторые из них пытаются, но заканчивают ещё хуже, нежели просто уступи они требованиям общества. Осознание приходит к ним поздно, когда всё уже случилось. И даже тогда они не прилагают усилий к борьбе, окончательно смиряясь с неизбежным.

Лесков решил воздать каждому действующему лицу по его заслугам. Не долго радоваться нарушителям спокойствия достигнутой победе, беда придёт и на их голову. Должна ведь пьеса заканчиваться положительно, чтобы читатель негодовал от несправедливости, смиряясь с произошедшим, так как все злодеи в итоге будут наказаны. Однако, Лесков внёс одно допущение — основной зачинщик, подбивавший персонажей на злодеяния, продолжит здравствовать и безбедно жить. Почему он остался в выигрыше? Кому-то ведь требовалось выйти сухим из воды.

Автор: Константин Трунин

» Read more

1 71 72 73 74 75 98