trounin.ru

Время безжалостно стирает прошлое, делая недоступным прежде важное. Знал ли читатель, как относились к евреям в Российской империи XIX века? А знал ли он, в каком возрасте забирали в рекруты еврейских мальчиков? Оказывается, призывной порог приходился на двенадцатилетие. Да не всё так просто, как того хотелось бы. Достаточно было двух свидетелей, чтобы в рекруты забирали даже семилетних, завышая их возраст до требуемого. Причин тому изрядное количество. Как пример, дети могли ранее проникнуться православием и отказаться от религиозных представлений предков. А учитывая долгий срок службы, своих родителей они чаще всего больше уже не видели.

Особенность службы заключалась ещё и в том, что еврейских мальчиков определяли в далёкие местности, не думая сообщать родителям, куда их чадо было определено. Имелись способы воздействовать на этот процесс, располагая необходимой суммой для разрешения возникающих противоречий. А может были обстоятельства, позволявшие смотреть на происходящее не с такой болью в сердце, каким образом о том сказывал Лесков. Понятно, что христианского мальчика не отправишь служить вместо еврея, потому приходилось евреям договариваться друг с другом. Но не все соглашались расставаться с детьми, с печалью осознавая безысходность влачимой ими бедности, лишающей права жить без потрясений.

Разумно показать страдания отца, чьи душевные муки способны вызывать сочувствие у читателя. Особых стараний для того не требуется. Само положение предрасполагает к выражению желания поддержать отчаявшегося родителя. Никто не захочет стать свидетелем расставания, которому ничего нельзя противопоставить. Единственное средство исправляло ситуацию, снисходить до которого евреи решались в редких случаях, прибегая к нему от крайней степени отчаяния или от стремления жить лучше соотечественников. Оно и поныне зовётся христианством. Крестись, уверуй во Христа, Бога и Святого Духа, прими Святую Троицу без возражений, возблагодари Богородицу: станешь обыкновенным членом общества, более не испытывая давления из-за религиозных предпочтений.

Имелось ещё одно средство, некоторым евреям свойственное. Нужно действовать на опережение, отводя угрозы от собственной семьи, чтобы пострадал кто-то другой. Получается, не только немец немцу рознь, но и еврей еврею. Так можно рассуждать о любом народе, если судить о нём с позиций понимания особенностей поведения человека. Непонятно лишь, зачем делать упор на религию, выискивая неугодных по надуманным причинам. Ведь ясно — еврей не перестанет быть евреем, даже стань он христианином. Просто в этом случае возникает невозможность отделить иудеев от принадлежности к иудаизму.

Лесков скорее показал случай несправедливости, не должный иметь места в человеческом обществе. Но ничего с этим не поделаешь, ежели имеются конкретные установления. Ежели полагается определять еврейских мальчиков с двенадцати лет в рекруты, то против возразить не сможешь, поскольку никто не должен нарушать закон. А вот то, как призывались дети более раннего возраста — это особый случай, требующий пристального внимания, ибо его следует признать за попрание норм морали. Впрочем, мораль — понятие эфемерное, временное и ни к чему в действительности не обязывающее.

Разрешения у ситуации не существовало тогда, нет его и сейчас. Не касательно евреев, так касательно себе подобных. Человек обманывал во имя сиюминутной выгоды, созидая то, что вскоре разрушалось, стоило пройти времени. Доставляя горе другим, вынуждал страдать собственных детей, взращенных при тех же самых условиях необязательности. Когда никто не желает отвечать за поступки, мерой всему служат деньги, до той поры человек останется человеком, либо не перестанет им быть.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Интерес к традициям и нравам других народов никогда не ослабнет. Всегда будут между людьми различия, связанные с множеством всевозможных факторов. Нагляднее то получится понять на примере русских и немцев. Где русские действуют без подготовки и добиваются нужных им результатов, там немцы растеряются, но где немцем всё будет заранее обдумано и подготовлено для успешной реализации, там русский спасует и добиться требуемого результата не сможет. Это не проблема — всего лишь особенность характеров наций. У всякого народа есть своё понимание о железной воле. Лесков решил рассказать сугубо о её понимании в отношении немцев.

Приехал как-то в Россию немец, желая заработать определённое количество денег. У себя дома он договорился с девушкой, что они не поженятся, пока не накопят три тысячи талеров. Не беда, ежели такого никогда не случится. Лучше вообще не сходиться, нежели влачить жалкое существование: так должны были думать они. Но немец немцу рознь! Может быть в Россию приезжали самые упёртые из них, уставшие от невозможности наладить нужный им процесс в землях стран, где всё итак налажено до них. В этом плане Россия обещает заманчивые перспективы. Ещё бы… попробуй организовать там, где никогда ничего крепкого создать не могли, предпочитая жить по наитию, поддаваясь лишь импульсам, растрачивая силы по редко самим понятным причинам.

Приехав, главный герой произведения Лескова едва не пропал, не понимая быта русских людей. Знать бы ему язык, чтобы выяснить, почему передвижение по стране столь затруднительное мероприятие. Ему приходилось по три дня сидеть на каждой станции, поскольку не мог сам объяснить, его же и вовсе не желали понять. Оставалось сохранять терпение! Рано или поздно подойдёт нужный экипаж, способный довезти в нужном направлении. Не случись встретить ему рассказчика сей истории, так и вовсе мог не добраться до пункта назначения.

Немец «Железной воли» за полгода выучил русский язык, в единый момент заговорив на нём почти без ошибок. Работал он спокойно, обеспечивая производственный процесс. Денег на сторону не тратил, поскольку продолжал их копить. И был постоянно обманываемым, не зная о деталях дел, до того его не интересовавших. Имея терпение, он сносил обиды, не показывая, какие эмоции бушевали в его душе. Тому бы поучиться русским, усвоив умение оказываться в глупом положении, не теряя лица. Разве кто-то кого-то обманул? Отнюдь, всё происходит так, как ему полагается происходить.

И всё-таки немец немцу рознь! Предстоит узнать, как слаба оказалась воля невесты главного героя повествования. Вроде жизнь разрушена и потеряла смысл. Русский человек мог уйти в запой, укорять себя и почернеть от одолевающих дум. Такого не скажешь про немца. Он не поступит на эмоциях, в очередной раз смирившись с происходящим. Зачем укорять судьбу или обвинять обстоятельства? День не уступает ночи, пока светит солнце, достаточно дождаться ясной погоды, как прояснение наступит вновь. Так и немец продолжит жить, корректируя ранее созданные планы, подстраиваясь под происходящие с ним перемены.

Уже перестанет иметь значение, к чему главный герой продолжит стремиться. Безумств с его стороны ожидать не приходится. Всё будет хорошо, поскольку железная воля не позволяет впадать в отчаяние. Три тысячи талеров он сумеет накопить и сам. Прочее он обдумает заранее.

Осталось поставить точку и задуматься, что-то приняв в качестве вдохновляющего момента. В любом случае, действуя на авось, можно добиться таких же результатов, а можно и прогореть, ведь всего предусмотреть не получится.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Созданный незадолго до 1863 года, именно в 1863 году «Свисток» приказал долго жить. Будучи приложением к журналу «Современник», он оказался похоронен как раз в тот момент, когда к коллективу авторов присоединился Салтыков. Под теми же неблаговидными псевдонимами, не претендуя на адекватное восприятие действительности, Михаил предался куражу, забыв обо всех запретах, некогда перед собой поставленных. Он и за стихотворения принялся, публикуя их без особого осмысления. Серьёзность уступила место бесшабашности. Иначе нельзя охарактеризовать помутнение, случившееся с Михаилом в первые месяцы весны.

Остаётся гадать, какой именно материал был подготовлен для «Свитка» Салтыковым. Придётся гадать и о размере участия в трудах, ему приписанных. Сейчас принято считать, что Михаил написал следующие фельетоны и юморески, к созданию которых он точно приложил руку: «Цензор впопыхах», «Московские песни об искушениях и невинности», «Неблаговонный анекдот о г. Юркевиче, или Искание розы без шипов», «Секретное занятие», «Литературные будочники», «Сопелковцы» и заметка о планируемых произведениях к следующим номерам издания.

Для читателя не является секретом понимание стремления писателей говорить о многом, но лишённых такой возможности из-за ограниченности в предоставленном для творчества времени. Какие бы безумные идеи не приходили, нужно о них хотя бы сказать. Так и поступил Салтыков, поделившись желаемыми к воплощению сюжетами, а то и просто своеобразно посмеявшись, ничего подобного излагать не собираясь. Разве получится у кого-нибудь написать произведение, где лесть будет восприниматься грубостью, а грубость — лестью? Достаточно представить такое явление, ведь всему всегда найдётся место, ежели того захотеть.

Не видя ограничений, Салтыков творил, позабыв о реалиях России. Его творчество из «Свистка» ничем не хуже и не лучше работ писателей, массово пришедших в литературу спустя половину века. Когда монархия падёт, тогда прорвутся в мир художественного слова люмпены разного калибра, забивая каждую щёлочку, вооружившись футуризмом, набравшим тогда популярность. Но Михаил не предлагал повергать основы всего и вся, не искал он и новые способы самовыражения. Всё им написанное — укладывалось в рамки сатиры, вроде легковесного балагана, устроенного Алексеем Константиновичем Толстым и братьями Жемчужниковыми, писавшими под псевдонимом Козьма Прутков. Салтыков им вторил, поддавшись на краткий момент возможности отдохнуть от тяжких дум о судьбе России.

Забывать полезно. Ещё полезнее — не обращать внимание на чинимые тебе препятствия. Коли кому понадобилось выразить мнение против, тому не надо отвечать с полной серьёзностью. Лучше говорить, не оглядываясь на других. А если возникает необходимость спора — доказывать позицию не имеет смысла. Ведь известно — спор служит способом узнать мнение оппонента, но никак не является средством для переубеждения. Иногда лучше дурачиться, не задумываясь о восприятии со стороны. И тогда на помощь приходят какие угодно стихи.

Дабы успокоить нрав и не тушеваться, дабы возразить и победителем казаться, нужно совершить деяние и на нём стоять, никому не собираясь возражать. Это трудно, есть желание речь произнести, в круг здравомыслящих этим войти, но держат за дурака, ума не замечая, для того понимания есть мысль простая. О ней сказано не раз, и сказано не раз ещё будет о ней: тот умнее, кто окажется оппонентов глупей. Не сейчас, много позже, не современник, так потомок сию истину поймёт, соглашаться станет, доказывать правоту некогда глупых слов он начнёт. И окажется, кто говорил умные вещи, тот в бозе почил, словно никогда с разумом он не дружил.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Новое вхождение в публицистику Салтыкова было не особенно спешным. Не случилось пока цензурной реформы, потому опасение публиковать вольные взгляды Михаила издатели опасались, чаще сразу отказываясь. Порою и сам Салтыков это понимал, не давая ход написанным им заметкам. Но не всему суждено отлёживаться, ежели речь не касается происходящих в стране перемен. Позволить себе сказать честное мнение касательно поэзии Михаил мог спокойно. Так он поступил в отношении второго издания сборника стихотворений Кольцова (1856) с предисловием Белинского. Тогда же Салтыков усвоил понимание важности анализа прочитанной литературы, дабы в дальнейшем не ограничиваться поверхностным рассмотрением, заглядывая даже глубже, нежели следовало.

Понимать литературное произведение всегда требуется особым взглядом, похожим и непохожим на написанную прежде на него критику. Каков бы не был авторитет Белинского, опираться на слова такого специалиста нет необходимости, когда доступно право на выражение собственного мнения. Не так жестока цензура, дабы постоянно на неё оглядываться. Пусть Белинский прежде был под запретом, теперь же его имя опять достойно быть услышанным, но минули годы с момента его взгляда на литературу, а значит теперь допустимо иначе взглянуть на минувшее. Собственно, первое издание сборника стихотворений Кольцова практически идентично рецензируемой Салтыковым второй редакции.

В том же году общественность удостоилась ознакомления с трудом «Сказание о странствии и путешествии по России, Молдавии, Турции и Святой Земле постриженника Святыя Горы Афонския» инока Парфения, к нему приложился с анализом и Михаил. Тема раскола продолжала будоражить умы населения России. А тут вышло наглядное пособие, демонстрирующее многообразие старообрядческих общин, среди которых преобладали сектанты, вроде предпочитающих себя оскоплять, либо морить голодом до смерти или подвергаться сожжению. Сохранилось несколько редакций критической заметки Салтыкова, однако ни одна из них при его жизни не публиковалась. Собственно, интерес она вызывает более пересказом труда инока Парфения, чем каким-либо разбором или пробуждением собственных мыслей. Добавить к тексту больше сказанного лицом сведущим Михаил не мог по понятным причинам.

Следующие упоминаемые тут заметки остались уделом внимания потомков. «Заметка о взаимных отношениях помещиков и крестьян» (1858) и статья «Ещё скрежет зубовный» (1860) плод размышлений Салтыкова о подготавливаемой реформе по отмене крепостного права. Логично предположить, насколько общество будоражило ожидаемое событие. Быть в стороне от него не представлялось возможным. Литературные произведения тех времён обязаны были содержать отголоски грядущих перемен, и мало какой писатель обходился без высказывания предположений о должном быть. А так как Михаил любил говорить откровенно, он поделился соображениями с бумагой, ибо надеяться на их публикацию не мог.

Людям полагается быть равноправными: считал Салтыков. Но какое может быть равноправие, если давая людям одинаковые права, бывшие помещики остаются помещиками, а крепостные теми же крестьянами? Что имели имущие, того не иметь неимущим. Правительство предлагало сомнительные решения для реализации задуманных планов. Ведь не возьмёт крестьянин более даваемого, ежели того не пожелает помещик. Разрыв веками сложившихся отношений происходит не по справедливости. Это и огорчало Михаила.

Самое удивительное, русский человек всегда возмущался, если слышал о притеснениях. Его ужасали зверства американских плантаторов в отношении рабов-негров, ему были не по душе устраиваемые капиталистами условия труда для пролетариата, тогда как он сам — русский человек — притеснял себе идентичного во всём русского человека. Как тут не поделиться скрежетом зубовным. Приходится сомневаться, будто когда-нибудь такое положение будет исправлено. Салтыков не предполагал, но потомок знает: в России никогда не появится условий, чтобы всё распределялось равномерно — обязательно будут те, кто возьмёт плохо лежащее и объявит своим, и те, кто должен будет этот факт признать, вынужденный смириться со сложившимся ещё тысячу лет назад порядком.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Животный магнетизм исцеляет. Месмеризм оказался оправдан на страницах повести «Эмма». Как бы не понимал влияние человеческого участия Николай Полевой, он сделал всё, дабы читатель думал, будто излечить психически больного человека возможно с помощью проявления к нему внимания особого рода. Как-то случилось ужасное: склонный к нанесению тяжких увечий, всегда прикованный цепями, человек разорвал привычные пасторальные будни девушки, напугав безумным взглядом и обозначив желание дать волю агрессии. Быть бы чему-то ужасному, не знай читатель — страницы повести пропитаны сентиментализмом.

Нельзя не сочувствовать действующим лицам. Эмма испытывает проблемы с социальной адаптацией, поскольку родилась в семье немцев и не может реализовать устремление по проникновению в духовные таинства православных монастырей. Противопоставленный ей сосед, сызмальства испытывающий муки от проводимых над ним медицинских опытов, наоборот ни о чём не задумывается, существуя подобно зверю. Всё изменится, стоит им встретиться. Животный магнетизм вступит в полагающиеся ему права, влияя на психику душевнобольного человека. Метод Месмера окажется действенным, либо то, что ему пытался приписать Николай.

Безумства соседа быстро утихают, стоит Эмме оказаться рядом. Это вызывает недоумение в глазах окружающих, привыкших видеть его каждодневное буйство. Нужно опасаться за жизнь девушки, ведь она общается с человеком, открыто говорящим о ненависти к докторам, умоляющим разрешить ему убить того, кто проводил над ним опыты. Ценою того станет постоянное смирение, только необходимо позволить малую вольность, так беспокоящую пробудившееся сознание в психически нездоровом человеке.

Не приходится удивляться, наблюдая за исправлением чудовища. Сам ли он стал таким — узнать невозможно. Повстречав Эмму, он подвергнется целебному воздействию от её присутствия, наконец-то испытывав желанное обретение себя, коего он прежде никогда не ощущал. Следить за этим должно быть интересно, повествуй Николай более доходчиво. Как-то так случится, ибо сентиментализм того требует, выжатый от эмоций читатель окончательно упадёт духом, встретив типичное завершение истории, так хорошо знакомое по произведениям подобного жанра.

Одной смерти под силу всё излечить. Каким бы человек не подвергался душевным терзаниям, покой он обретает в единственном случае, когда смиряется с наступлением неизбежного. Не стремясь излишне печалить читателя, Николай внесёт в судьбу действующих лиц непреодолимые обстоятельства 1812 года, известные мрачным вторжением армии Наполеона, шедшей к Москве и сжигавшей поселения. Немудрено оказаться на пути французского нашествия месту действия повести, сравняв его с землёй и вымарав воспоминание о прежде наполнявших сии пределы страстях.

Но печалится всё равно придётся, как бы сентиментализм не продолжал будоражить мысли читателя. Осознать конец двух существ, случившийся в разное время и при отличающихся друг от друга обстоятельствах, но обретших одну могилу на двоих: повод излить слёзы вне зависимости от того, о чём желал поведать автор. Может и тут свою роль сыграл животный магнетизм, сохраняющий силу и в умерших телах. Эмма неспроста привлекала безумца, тянувшегося к ней без осознания необходимости. Они просто стремились слиться в одно естество, чему не могла помешать даже смерть.

Эксперименты Николая Полевого продолжаются. Выделить определённые пристрастия не получается. Он вдохновлялся чужим творчеством и пытался создать нечто подобное сам. Говоря об «Эмме», следует сослаться на Шиллера, упоминаемого на первых страницах, как любимого писателя главной героини. Чтобы проводить параллели, нужно иметь соответствующие знания. К сожалению, тянуться ко всему одновременно невозможно, а имея пристрастие ко многому, просто теряешь связующие нити, не добиваясь требуемого. Но Полевой не останавливался на достигнутом, он продолжал творить.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Призвание рождается в человеке спонтанно. Хорошо, если это случается в детстве, тогда с юных лет происходит становление. Ежели позже, возможны разочарования и совсем иное понимание избранного душой предмета. Не должно быть у человека учителя, ибо научит он его не согласно призванию, а иначе, как был обучен сам. Для примера предлагается избрать направление художественного ремесла. Рукою должен двигать не сам человек, некто другой будет управлять его движениями, пробуждая нечто удивительно прекрасное, исходящее единожды и редко повторяясь во второй раз. Без всякой рутины, сугубо по наитию, призвание принимает определённую форму, услаждая органы человеческих чувств. Кому-то удаётся творить от Бога, наполняя строки словами, кому-то лучше удаётся наполнять красками окружающую действительность. Таким предстал и герой повести «Живописец» — трепетным созданием, живущим ради кратких мгновений привнесения в мир частицы своего естества.

Герой повествования выбран богиней удачи. Рождённый вне благоприятной среды, он оказался приближенным к меценату. Живя без хлопот, служа идеалам художества, сей живописец имел твёрдое убеждение, каким должен быть человек, воссоздающий на любой доступной ему поверхности изображения. Он не желает создавать реплики, писать картины, если то не будет продиктовано волей высшего создания, коему каждый живописец и должен служить. Не ради осуществления собственных надобностей, забывая обо всём на свете, должен он творить, ибо душа нуждается в этом.

Легко быть цветком в руках заботливого цветовода. Не менее легко являться персонажем произведения, если автор придерживается романтического представления в изложении. Не существует затруднений, пока человек не сможет понять, настолько трудна жизнь. Не вечно ему испытывать благоприятное влияние мецената, должного когда-нибудь умереть. Что произойдёт с живописцем тогда? Утратив обстановку для реализации творческого процесса, он столкнётся с необходимостью переосмыслить бытие, озаботившись необходимостью сперва накормить себя, дабы суметь найти применение им же создаваемому в последующем.

Желается увидеть крах идеалов, отказ от реализации данного Богом призвания, признание в никчёмности дарованного с ранних лет удела, ведь так и должно быть, когда почва уходит из-под ног, оставляя с осознанием продолжения существования у разбитого корыта. Должны найтись слова для сожаления, взрасти драма на упадке человека, всегда склонного к саморазрушению. Но Полевой не позволит тому случиться. Не для того он представил читателю трепетное создание, не имел цели показать крах всего. Возвышенное должно остаться возвышенным, не изменив представлениям и живя с ощущением исходящей изнутри правды.

Таковы должны быть все живописцы, достойные пристального к ним интереса. Они редко приковывают взгляд при жизни, становясь объектом пристального изучения после смерти. Всякий творец именно тогда удостаивается признания, когда пройдут годы и имя его в прежней мере продолжит оставаться не слуху. Случается и так, что жестокий потомок не знает о достойных памяти, остающихся в сфере интереса малой группы людей. Главное, чтобы хотя бы кто-то помнил, поскольку нет того человека, и он уже ничего не сможет оценить.

Остаётся думать, Полевой подразумевал не одних живописцев, указывая на всякого творца, способного перекладывать внутреннее во внешнее. Таким людям нужно научиться сохранять спокойствие при любых обстоятельствах, продолжая создавать, твёрдо зная о данном им свыше предназначении, обязывающем их трудиться без жалости к себе. Пусть окружающие не смогут понять, выскажут обидную критику и унизят в глазах современников. Лишь бы не оказаться в числе творящих на волне однотипности, истинно обречённых на вековечное забвение.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Пробуя силы в исторической беллетристике, Николай Полевой не забывал о прочих литературных направлениях. Он решил обратиться к мистическим материям, вдохновлённый на написание произведениями Гофмана. Взяв за основу «Повелителя блох», задумал создать нечто подобное. Дабы далеко не отходить, не имея сил и соответствующих представлений, для начала он сообщил читателю через действующих лиц всё, что думал сам и пространно порассуждал над вопросом использования идеи мрачных миров в литературном процессе. Будучи писателем широкого круга интересов, Полевой брался испробовать написание подобных трудов лично, делясь с читателем приходящими мыслями. В том-то и беда, что мало пробовать, нужно стремиться создать качественный продукт. Но желание иметь лавры первопроходца неизменно побеждает умение писать выдержанные произведения, достойные читательского внимания.

По доброй традиции мистических произведений, история рассказывает про некоего знакомого, будто бы выделявшегося чем-то особенным. В случае Полевого не всякий читатель поймёт, чем он выделялся. В памяти останется только имя — Антиох, тогда как прочее поглотит пучина прожорливой памяти, жадной до новых знаний, без жалости расставаясь с прежде накопленной информацией. Потому придётся обращаться к различным ухищрениям, вроде кратких содержаний, либо критических заметок. К сожалению, Николай Полевой — не тот автор, чьё творчество ценят потомки. По данной причине возникает дискомфорт — придётся внимать повествованию самостоятельно, не прибегая к посторонним источникам.

Если кто думает тут найти раскрытие текста — надеяться не следует. Наоборот, нужно поддаться интересу и обратиться к первоисточнику самостоятельно. Это нужно для того, чтобы сформировалось собственное мнение, скорее всего идентичное тут сказанному. Мистик из Полевого не получился. Думается, Николай и не пытался создать интересное произведение, создавая очередное исследование, на основании которого он впоследствии сделает требуемые ему выводы. Он прощупывал потребность русского читателя в мистических историях, и может находил отклики, а то и пробуждал подсознание возможных последователей, чья задача сведётся к раскрытию мрачного мира через соотношение привычного с ведомым по сохранившимся сведениям из народных сказаний.

Будучи своим, Полевой не привносил в повествование самобытность. Пропитанный Гофманом, Николай стремился соответствовать сюжетам немецкого прозаика, излишне мечтательного и наглядно доказывавшего, как мала возможность существования им описанного в действительности. Будь Полевой внимательнее к читателю, прояви интерес к беспокоящим людей проблемам, как делал тот же Гофман, быть «Блаженству безумия» близким к пониманию, желаемым к принятию хотя бы за лживую правду, нежели за вымысел без существенной надобности.

Не лучше ли обратиться к «Повелителю блох»? Минуло едва больше десяти лет с написания, как о мистических произведениях задумался Николай Полевой. Литературный мир лихорадило новыми именами, достойными всяческого изучения и безусловного подражания. Русская литература на первых порах всегда черпала вдохновение со стороны, нередко повторяя опыт прежних веков, снова выражая стремление использовать чужое, придав ему вид нужного для русского читателя. Пусть мистика не так далека от представлений о настоящем, подана она должна быть всё-таки в далёком от вымысла состоянии и рассказана лаконичным языком, пробуждающим ответные чувства. Остаётся сожалеть, что изучая интересы читателя, Полевой не прилагал усилий к созданию действительно интересного и нужного произведения.

Начав пробовать, требуется придти к окончательному согласию. Жанр интересный, поэтому так просто с ним нельзя расставаться. Нужно искать сюжеты, давая жизнь прежде невиданным обстоятельствам. Остаётся надеяться обнаружить оные и в творчестве Николая Полевого. Главное, чтобы не пришлось далеко заглядывать, иначе придётся горько разочаровываться.

Автор: Константин Трунин

» Read more

По деньги пошёл Павел Мельников, забыв об остальном, думая более про стоимость написанного им листа. Когда возникает такая ситуация, человек обязательно становится плодотворным, работая в духе французских или английских романистов, бывших дотошными до всякой мелочи. Будучи хорошо знакомым с нравами старообрядцев, не раз о них повествуя, Мельников задумал большое произведение, где отразит имеющиеся у него сведения. Получилось так, что обстоятельства минувших событий послужили главным материалом, позволившим поправить Павлу финансовое благополучие. Читатель должен быть готов внимать потоку льющихся слов, останавливающихся подолгу на чём-то одном, пока тема не окажется исчерпанной. После новый предмет для обсуждения, показанный с тем же усердием.

Мельников разбил повествование на мужское и женское восприятие действительности. Если мужчины видят кругом разврат и прочие нелицеприятные моменты, то женщины верят в святость всего их окружающего. Где юная дочь воспринимается соблазняющейся на замужество, ибо видит отец её горящие глаза, то мать отказывается верить в подобный ход мыслей, уверенная в порядочности воспитанного ею ребёнка. Да и дочь не оправдывает ожиданий, стремясь иметь женихом Христа, уйдя в монастырь. Может мать с тем и согласится, верящая в благость поступка, тогда как отец возмутится, поскольку знает, в каких местах обитают самые гнилые элементы общества, потому и живущие отдельно от мирской суеты, дабы хотя бы тем укрыться от людской молвы. Так два восприятия продолжат бороться, не имея точек соприкосновения, кроме одной — заставляющей их существовать одновременно.

Исторический экскурс — богатая почва для наполнения страниц. Пусть действующие лица разговаривают о становлении кузнеца Акинфия Демидова, сумевшего добиться высокого положения, превзойдя все возможные ожидания. Можно обсудить восстание Стеньки Разина, упомянув моменты из его жизни. О чём угодно можно говорить, лишь бы создать ещё больше текста, тем обеспечивая подкрадывающуюся старость. Но когда речь коснётся быта старообрядцев, там Павла ничем не остановить. Кроме него никто мог и не ведать, не предполагая и не задумываясь, забыв о продолжающих существовать сторонниках непризнания раскола.

Стремление зарабатывать, обретать влияние — вот основа для повествования, рассматриваемая Мельниковым чаще прочего. Не тем интересны старообрядцы, что имеют иные представления об исповедуемой ими религии, поражает их склонность постоянно действовать, улучшая имеющееся. Кажется удивительным, как такие деятельные люди не видели необходимости смириться с обстоятельствами и не выпячивать иное представление о религии. Ведь было понятно, кто стоит над русской православной верой, кому они объявляют негласный протест. Сам император оказывался вынужден мириться с самовольством, отрицающим его право на власть над порученными ему Богом людьми. Может именно из-за этого Мельников не выделял старообрядцев, показав их обыкновенность, словно не имели они других представлений, а воплощали собой типичных для России людей.

Как случилось так, что веря в Бога, верилось и в богатство? Где есть склонность к заработку денег, там не берётся в расчёт нечто, способное помешать извлечению прибыли. Возникает расхождение в понимании старообрядцев, преимущественно показываемых дельцами, но не желающими расставаться с сохраняемыми ими предрассудками. Однако, достаточно привести для примера бани, которые некоторым направлениям старообрядчества противопоказаны. То есть людям запрещается мыться, закрывать тело от гнуса и далее в таком же духе, так как человек рождён для страданий. Мельников открыто говорит, насколько любили старообрядцы омывать тело горячей водой, понимая греховность поступка, не желая становиться доказательством дремучести ума. Так почему не согласились они принести жертву большего размера, стоившую им права на существование в пределах земли русской?

Не давайте в долг: гласит мудрость старообрядцев. Лучше дайте просимое, не требуя возвращения. То кажется правильным — кто бы из старообрядцев того правила придерживался. Не обязательно отдавать денежные средства, даримым могут быть ценности, вплоть до высших материй, вроде веры в божественный промысел. Отдать полагается родителям дочерей, куда бы они не направились. Ежели противиться, смерть придёт раньше положенного ей срока. Начав с гнева отца на выбор дочери, Мельников подвёл конец второй части повествования под неизбежный при конфликтах итог. Осталось дождаться задействования основных сил, ибо печальному результату быть.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Мысль Хераскова сюжет искала, «Владимира возрождённого» очередь настала. Пусть Грозный взял Казань, тем Русь прославил, но не он на путь истинный страну поставил. То был Владимир, что Крестителем зовётся, его деяние поныне в сердцах россов отдаётся. Живя без дум о Боге, не мысля об ином, пока не спустился к нему с небес посланник в дом. Вошёл херувим, взывая ересь отбросить и веру принять, хватит тысячу наложниц и пять жён при себе держать. Задумался Владимир, не способный поколебаться, ибо не мог с языческими богами он просто расстаться. Того не стерпят люди, прольётся кровь, опять вражду испытывать народу, ведь и через реку не идут, не зная броду. В долгий путь отправится читатель, Михаилом ведомый, в восемнадцати песнях с подобным размахом знакомый.

Минуло десять веков, не знали россы христианства, не ведали о Боге едином, не понимали смысл церковного убранства. Их вера об иных печалях тосковала, знали они, чья рука гром и молнии метала, понимали, кто за любовь в ответе, и жили твёрдо с убеждением этим. Поклонялись кумирам, всякого норовя убить, никому не позволяя хулу на идолов возводить. Не принимали и не хотели видеть рядом с собой, ежели кто имел представление о вере иной. И вот Владимир стал таким, он в пользе от кумиров усомнился, почти с верою предков в душе простился.

Борьба начнётся. Биться будут боги. Они полны уже сейчас тревоги. Смутить Владимира, напеть во сне ему сказаний, как падёт Русь, страною станет из преданий. Разрушит христианство княжеский удел, Бог христиан разрушать всегда умел. Он города заливал огнём, до неба топил водою, не оставляя земель, и с Русью то будет, и с целым миром: не сомневайся, поверь. Не желают такого жрецы, сопротивляясь Владимира воле, поют ему они об ожидающей его скорой доле.

Кто скажет о вере праведной тогда? Пошлёт Владимир к чужакам гонца. Явятся к нему хазары, иудеев слово неся, вознося выше прочих только себя. Да есть в них пребольшой изъян, о чём бы не поведали — сплошной туман. Придут рабы сластей, строители палат, в чьи планы входит полонить российский каганат, кто почитает Магомета, книгой книг зовёт Коран: послы из мусульманских стран. В них усомнится Владимир, приметив в каждом слове спесь, словно мир исламу должен принадлежать весь. На силу отвернувшись от в руке зажатого кинжала, Владимир остерёгся — и мусульман не стало. От латинян ещё послы явились, но увидев недовольство князя — испарились.

Так говорил Херасков, отвратив взор княжеский от Бога, других страстей коснуться он решил немного. Куда же без любви, она послужит для движенья, заодно наполнив строчки сего стихотворенья. В христианку влюбится Владимир, определив итог, сделает теперь всё, от чего прежде отказаться мог. Но та история тягуча, она скорее утомит, подумается, будто Херасков больше не спешит. Он остановится на месте, наполнит словесами стих, и растворится всё, про нужное читателю забыв. Начнутся испытанья, а позже явится, когда совсем уж сломлен дух, посланник злого мира, чья речь наивных услаждает слух. То сатана, то червь, что сердце человека точит, ещё до принятия христианства он делает с людьми, что хочет.

Херасков много говорит, утратив нить сказанья, в конце концов князь силы отправит, претворять в жизнь свои желанья. Ему нужна царевна греческих кровей, ради неё он Херсонес возьмёт, подарит ей. А после крестится, в купели он омылся, так князь Владимир возродился.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Предания о деяниях предков закончились, пришла пора рассказывать о себе. Лаконичный слог сменился пространными историями, где основное место отведено истерикам представленного главным героем Сергея Багрова и излюбленному им занятию по ужению рыбы. Всё прочее имеет малое значение, уступающее постоянным капризам и восхищению от единения с природой. Полностью верить рассказанному не следует, учитывая количество прошедших лет и тот факт, что рассказчик помнит даже такое, как его младенцем кормила грудью кормилица. Надо настроиться на такой лад, чтобы не допускать полного сходства между Аксаковым и Сергеем Багровым.

Остаётся удивляться, как талантливый рассказчик Аксаков умудрился растерять понравившееся читателю умение. Живые и яркие персонажи уступили место заботам мальчика, живущего переездами из Уфы в принадлежащие семейству деревни, где он занимался различными увлечениями, ему весьма приходившимися по душе. Помимо ужения рыба, доводилось собирать грибы и принимать участие в охоте. Обо всём этом рассказано подробно.

Чувство собственничества пожирало юного Сергея, желавшего видеть приятное во всём окружающем. Он не соглашался расставаться с понравившимися ему местами, строил козни и видел в людях зверей, стоило им сказать слово против. Даже на рыбалке, где каждый способен показать мастерство без посторонней помощи, Сергей умудрялся заботиться о том, сколько рыбы наловит сам, в том числе и в тех случаях, если другим понадобится ему оказывать содействие. Но Сергей замечал подобное старание, огорчаясь будто бы от всего сердца.

Вместо участия в жизни семьи, главный герой повествования занимался наблюдением со стороны. Ему более нравилось смотреть за ледоходом, нежели задумываться о чём-то ещё. Он пока ещё мал, чтобы размышлять. Обыкновенный ребёнок, желающий больше взять, нежели поделиться. Позже он возьмётся за ум и переосмыслит нужды, о чём остаётся думать, наблюдая за упорным чтением всего творчества Хераскова и переживаниями за мать, чьё здоровье опасно пошатнулось и стало причиной для постоянных волнений.

Забавы отойдут на второй план, хотя от ужения рыбы Сергей не будет отказываться. Он поведает о смерти деда, отставке отца и переезде в деревню, теперь уже окончательно. Уфа останется позади, тогда как впереди продолжение наблюдения за бытом семьи. В то же время Аксаков сообщит о сказке про «Аленький цветочек», помещаемый в приложение к рассказу Сергея Багрова, дабы не разбавлять воспоминания прочими сюжетами, к теме повествования отношения не имеющими.

В итоге детство оказалось расписанным едва ли не по дням. Рассказчик помнит о каждой мелочи, уделяет внимание всякой детали, порою совершенно лишней. Опять он отправляется удить рыбу, в новых красках описывая процесс. Удивительно, ведь каждый поход на рыбалку въелся ему в память, нигде не повторяясь. Неужели Сергей настолько был влюблён в процесс ловли, ежели пронёс через жизнь всё то, о чём поведал на страницах. Или он многое домыслил, поведав о других историях, имевших место в недалёкие для него времена? В любом случае, важности от того не прибавится.

Рождённому слабым, чудом поставленному на ноги, Сергею Аксакову было суждено прожить жизнь, имевшую большое значение для литературы Российской Империи. Его имя часто встречается среди отметок цензоров, одобрявших к публикации книги. Причастный к сему искусству, он сам писал. И так стало, что основной интерес представляют его воспоминания, написанные как бы от лица вымышленных персонажей. Он сам создал для себя биографию, не требуя составлять жизнеописание. Кто ещё мог рассказать о себе таким образом, словно ничего не скрыв.

Автор: Константин Трунин

» Read more