trounin.ru

Минул обильный шестой год — седьмой на краткость не обилен. Протасовой три четверостишия Жуковский написал да песню «Тоска по милом», где дивчина тоскует. Читатель уже не такого от Василия ждёт, не думает, что может оказаться пассивен. Между тем, в иных сферах поэт себя искал, его иная сторона творчества волнует. Порою надо затронуть пределы устоев, чтобы мягче почва для твёрдости мысли стала, избежать в отзывах современников грязи, создав подобие стиха «На прославителя русских героев, в сочинениях которого нет ни начала, ни конца, ни связи»: поистине должна окрепнуть рука. Хочется иногда писать, не чувствуя под собой земли, перо и дано человеку правду искать. Тому читатель тоже внемли.

Восьмой год богаче, чем прежний год: романс «К Нине», песня «Мальвина», аллегория «Монах». Люди у Жуковского вянут в цвете лет. Жизнь не становится слаще, муками страдает людской род, высыхает без любимого дивчина, парень в келье себя ощущает, когда любимой на свете уже нет. Василий изрёк: поэт ныне и хитрый лжец и ложный предсказатель в стихах, сочинённых для альбома некоего М. В. П. Вспомнил и про необходимость сложить «Гимн» во славу Творца. А что Василий Петру Вяземскому в письме сказать мог? Не ожидал того читатель. Прямо написано в поэтических строках, заменить не стесняясь слово на букву Ж. Пётр, прими с воодушевлением: к тебе не жопа Аполлона, но лик бессмертный обращён. С таким стихотворением, Василий явно был чем-то огорчён.

Всё чаще песни Жуковский писал, без названий оставляя. Одна из них про гордость розы, бывшую сорванной рукой дивчины. Есть стихи, вырезанные на гробе А. Ф. Соковниной. Вот басня «Расстройка семейного согласия» за тот же восьмой год. Муж на жену обозлился, щелчка супруге дал. Та сыну дала в ответ, не утомив для того себя поиском причины. И далее до кота очередь дошла, тот за щелчок чижа распорядился судьбой. Это сказано к тому, что в войнах сильных безвинный лишь и мрёт. Ещё одна безымянная песня Жуковским написана в восьмой год. Говорил, что живёт любимою своей, такой жизнью наслаждаясь. Ещё одно обращение «К Нине» в виде послания читателя ждёт, в за сотню строчек растворяясь.

Девятый год начало брал со стиха «На смерть Е. М. Соковниной», затем последовало «На смерть фельдмаршала графа Каменского» стихотворение. Затем «К Эрминии», ибо над грацией грациею рождена. Затем написал «К А*** при подарке Аполлона», в гости сходив. Соответственно, в «В альбом» назывался стих другой. Соответственно, «Плач Людмилы» последовало за девятый год творение. О полёте соловья к цветку ещё была безымянная песня сложена. И, найдя повод грустить, «К Филалету» в стихе себя же утомив. «Счастием» подражать древним грекам решился, «К Делию» направил речь с призывом продолжать игру — умереть успеем, к Фантазии в стихе «Моя богиня» обратился, песней «Путешественник» в странствия решил отправиться — думать смеем.

Год десятый без положительных нот. «На смерть семнадцатилетней Эрминии» им написаны строчки. «К Блудову» послание составил, желая пути счастливый исход. К солнечным часам в саду И. И. Дмитриева надпись в четыре строки и точки. «Песнью араба над могилою коня» Василий читателя озадачил, смерть описал, как бился араб показал, рефлексией всё переиначил, пока не устал, зато рассказал. Юшковой посвятил стихотворение «Свисток». И к дивчине напоследок со слов «По щучьему велению» обратиться смог.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Мудрости чан — кто басни берётся сочинять. Так теперь и про Жуковского можно сказать. Что там прочие, кого терзала правды муза, кому жаркая казалась зимней стужа. Василий не иначе, он подобно прочим смотрел. Говорить о жизни он действительно смел. Желал видеть в зверях людей пороки, наполнял для того он рифмами строки. Становились животные и растения похожими на людей, своими пороками словно отличаясь от диких зверей. Так появилась на сцене «Мартышка, показывающая китайские тени». Вообразила она, способна творить чудеса, для того ведь не надо никакого ума. Кривлялась, чудила, многих своим поведением удивила. Забыла лишь о главном она — про фонарь. Не включила! Остался закрытым для мартышки знания ларь.

«Сокол и голубка» — мудрость для предпочитающих кротко страдания сносить, кто готов до божественности других возводить. Жил голубь, от почитания томился, что однажды здраво мыслить забылся. Он почитал сокола, воздавал ему уважение, не замечая ожидающее его унижение. Сокол — всего бога подобие и вершитель судьбы, может даже олицетворение за справедливость борьбы. И взялся как-то сокол голубя того бить, брюхо своё голубиным мясом думал набить. Что теперь голубю к жалости взывать? Коли почитал — должен и такой участи от выше себя поставленного потакать.

Басня «Мартышки и лев» мягче сталась. Не столь печальной участь мартышек казалась. Забыли звери, насколько цари природы сильны, хоть и кажутся равными: они всё-таки львы. Потому, как не будь мягок к подданным властелин, пока он молод и не дожил до седин, остры останутся зубы и когти правителя сего, невольно поранит всякого, кто не учтёт повадок его.

«Ссора плешивых» — с юмором поведанный сказ. Как думает читатель, из-за чего драка между лишённых волос началась? Увидели гребень они, не могли решить, кому достанется он. Впрочем, сугубо ради суеты человек бороться за право обладания навечно обречён. Басня «Кот и зеркало» вторит мнению сему, в оной кот с отражением воевал, мня победу себе одному. Одолеть врага не сумеет, ибо того не может в принципе быть. Останется коту о мышах вспомнить — обиду на них остудить.

В басне «Голубка и сорока» посмотрел Жуковский на житьё-бытьё: как живёт стенающее о горестях зверьё. Сорока жаловаться голубке посмела, мол, хорошо, сама в ссорах с мужем уцелела. Бьёт её сорок, тиранит детей. Разве птица он? Нет же, он — змей. А сама, ты, разве не змея? Могла ответить голубка. От твоих гулянок не меньше воет семья. Прежде, чем поклёп возводить, шла бы порядок в гнезде наводить.

В басне «Сурки и крот» о шалостях пошла речь. Как-то надо сумбур в должную форму облечь. Крот был как бы не при делах, только он и остался на бобах. Пока сурки слепых изображали, роль чужую на себя примеряли, попал в силки вроде бы не столь виновный крот. Хотя, разве когда был виновен тот, кто оказывается не там, где должен в момент определённый быть. Значит, чашу горя суждено ему всё же испить.

«Истина и басня» раскрывает суть мудрости под вуалью, как килограмм сена считают лёгким, сравнивая с килограмма сталью. Ходила истина по свету, всюду никто не радовался ей. Как завидят истину люди, сразу истово кричали: Бей! От правды не скроешься, как она не огорчай. Но разве будет плохо, если на правду накинуть вуаль? Вот правда под вуалью — басней и зовётся, ей всегда место в сердце людей найдётся. Получается, мудрости прост секрет — покрась неугодное в угодный для всех цвет.

Басня «Смерть» — повод порассуждать. Задумался Василий, кого в предводители сената подземного мира избрать. Невоздержание того удостоилась права. Воистину, трудна на сей порок управа. Вот ещё басня — «Цапля» там главный персонаж. Цапле есть не хотелось, но в поисках еды проводила цапля променаж. Это не по нраву, того не желает есть. То есть проявляла птица гордая присущую ей по положению спесь. Да вот живот скрутило, набить бы горло хотя бы чем-нибудь. Съест теперь она и лягушку. Вот такая у басни этой суть.

«Сон могольца» — про то, как выше положенного не суждено стать. И нет важности, насколько благоволит тебе власть. Будь хоть дервишем ты, ходи хоть приближённым к царю. Так или иначе, обречён прикипеть ты к котлу. Об этом и басни «Каплун и сокол» сюжет, кому-то вариться в котле, иного права нет. Просто судить не с руки человеку, потому обратимся к «Старого кота и молодого мышонка» сюжету. Вопила мышь коту — ей нужно подрасти, тогда разжиревшей котят и корми. Но зачем коту ждать, он стар: старики ждать отвыкли давно. Увы, юности того познать не скоро суждено.

Басней «Кот и мышь» Жуковский укорил древних составителей подобных былин. Казалось, будет рассказано один в один. Со времён «Стефанита и Ихнилата» читатель помнил о том, как важно дружить, поскольку тогда каждый будет за счёт друга силён. Василий скепсисом стался полним, оттого и дружба для него — вместо товарищей поиск вражин. Впрочем, есть сюжет обратной величины — басня «Орёл и жук» про сущность птиц и зайцев вражды. Оказалось, жук для зайца — есть кум. Могло ли такое придти орлу на ум? Разорил орёл жучью нору, в которой заяц забился. Вполне понятно, почему жук на орла обозлился. Стали с той поры яйца в орлином гнезде пропадать, причину того не мог орёл никак осознать.

Есть ещё не басня — скорее эклога «Амина и Эндимион». В духе Вергилия о любви пастухов в оной прочтём. Про искусства значение зато басня «Сокол и Филомела», где птица отведать соловья захотела. Говорил соловей, что прекрасно поёт. Только голодному важно ли? Он лучше брюхо скорее набьёт. А вот басня «Комар», про того, кто сладость в вине искал, немудрено — комар тот сгинул и пропал.

Напоследок басня «Похороны львицы». Собрались отправить в последний путь царицу звери все и птицы. Лишь олень почитания не воздал, он от когтей львицы жену и детей потерял. Рассвирепел тогда лев на дерзкого зверя, как не понимает он — какова значения эта потеря. Придумал тогда олень оправдание, якобы видел он царицы увядание, имел с нею разговор и велела львица льву передать, будто будет мужа она во всём великолепии загробного мира ждать. Как к этому читателю относиться? Другим творчеством Жуковского не забыть насладиться.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В страданиях прожить, страданиями преисполняясь, иного не может быть, писал о том Жуковский, стараясь. Брался Василий напоминать, «К ***» — лицу неизвестному обращался. Получится ли счастье тогда разыскать, если с горем ни один человек так и не расстался? В таком же духе в четвёртом году «К поэзии» Жуковский писал. Радость возможной он видеть оказывался способен. Того Василий и не искал, тем путь поэта потому и удобен.

Стихотворение «Опустевшая деревня» в пятом году написано. Уже Жуковский говорил не пространно, а о том, что лично испытано. Печаль окружает, от будущего ждёшь огорчения, одни грусть разгоняют мгновения — ушедшие в прошлое, безвозвратно минувшие: они и есть дни человека самые лучшие. Коли так, к басенным сюжетам следовало обращаться, ведь не надо очень с мыслью собираться. Вот в четыре строки «Дружба» сообщается, что между рухнувшим дубом и опутавшим его плющом заключается. Василий кажется изменившимся, словно от горемычных мыслей забывшимся? Он сам это понимает, «Моя тайна» — так стихотворение об этом называет: забвением былое смело назвал, будущее с божьим промыслом связал.

Вторил себе, понимая случившуюся перемену. «Брутова смерть» выходила в поэзии Василия на сцену. Ведь бывают люди, достойные помещения на почитания стену. Им скажешь единое, пускай для них неутолимое, зато вполне объяснимое. Брут хорош там, где быть полагается хорошим ему. Оставим того Брута памятным в достойном имени его краю. Не станем искать славы чужой: если понадобится — найдём свою.

Или вот — стихотворение, в котором призвал Юпитер Мщение, выразил он ему своё суждение. Мол, не желает дозволять прощение. Раз совершено деяние, должно быть за оное наказание, так зачем применять старание, выискивая для преступления оправдание? Карать пожелал Юпитер безбожно, применять кару к оступившимся грозно. Разве это так уж невозможно? Воплотить довольно просто — не сложно. Вступило тогда Милосердие в свои права, угрозы Юпитера с той поры — гроза, пугают людей олимпийца слова, но смертельными они становятся лишь иногда.

В духе насмешливого наставления сообщил Жуковский ещё одно стихотворение. «Антипатия» — поэта впечатления на людское заблуждение. Сложились однажды мгновения, породив недоразумение. Выразила жена страдания, излив слёзы на мужа умирание. Того утомили её стенания, ибо не желал оценить жены старание. Никогда не терпел муж воды пролития, то для него как наказание. Потому он удостоил жену от себя изгнания, хватит и того, какое он сам испытывает страдание.

Год 1806 — всё взрослее Василий становился. Теперь стихи писать усерднее он старался. Месяца не проходило, чтобы силы для сложения строк не находил. Может муза просила творить. «Послание Элоизы к Абеляру» — творениями Руссо Жуковский вдохновился. «Отрывок перевода элегии» — очередной стих темой гроба начинался. «Песня» о том, как некогда любовью себя утомил. «Отрывок (подражение)» — в той же мере не дал счастья испить. «Сафина ода» — у ног любимой быть рад, но с ней простился. «Идиллия» — с девушкой Алиной Василий навсегда распрощался. «Прощание старика» — грусть о той, кого потерял, её всю жизнь любил. Элегия «Вечер» под сотню строк — милый сердцу друг навечно опочил. «К Эдвину» — пока ещё Жуковский поэзией за год не утомился. Отрывок из Делилева дифирамба «На бессмертие души» переводом вроде стался. Под двести строк «Песнь барда над гробом славян-победителей» на суд читателя Василий выносил. «Разговор» — Амура луку и стрелам в ритме жизни теперь на дано любовь для людей находить.

«Мой друг бесценный, будь спокойна!» — для чистых душой стихотворение. Кто верит в чистоту души, тот от Всевышнего ожидает награждение.

За шестой год написал Василий восемнадцать эпиграмм. Говорил об одном, тут же опровергал сказанное сам. «Сонет» о четырнадцати строках по просьбе Лилеты сочинил, тогда на подобные забавы кто только не потратил драгоценных сил. «Эпитафия лирическому поэту» — как некий Памфил жить во славе собирался, но во цвете лет скончался. «Старик к молодой и прекрасной девушке» — мадригал: без надежды ещё никто обожать не воспрещал. «Эльмина к портрету своей матери, писанному её дочерью, которых она в одно время лишилась» — оным стихом рука Жуковского, конечно, укрепилась. Василий показал путь для облегчения страданий, ведь портрет позволяет избежать о безвозвратно потерянном душевных терзаний. Вторит тому же «Руше к своей жене и детям из тюрьмы, посылая к ним свой портрет», когда путь на эшафот скрасит память прожитых лет.

«Младенец» — промелькнул за тот же год стих. Есть среди неуказанного два творения под «***» среди них. Стала пропадать тема гробов, словно Жуковский к другому становился готов. Есть в том зерно истины, ведь не сказано про наследие шестого года вполне. В тот год Василий басни писал, о них приятнее говорить вдвойне.

Автор: Константин Трунин

» Read more

«К Тибуллу на прошедший век» Жуковский заговорил. Что есть человек? — словно Василий вопросил. Что есть старания, живут на свете люди к чему? Сложены о том предания, только ответ не ясен никому. Существует каждый страсти собственной для, не ведая о смерти грядущей. Похоронят всякого, ненавидя иль любя, на статус не взирая, будь власть умершего хоть трижды всемогущей. Пожрут труп черви, есть способны и таких! Не пустит Пётр в ворота рая. Выбор сделан при жизни, он из самых простых. Так зачем тогда жить, себя и других укоряя? Василий строг, ответ в семнадцать лет найден им. Нет важности, человек ты какой! Оставайся лучше собой самим, а память по тебе оставь иной. Кто скажет о былом, что некогда подобно свиньям жили, будто о своём пеклись, на других чихая? Если те предки много добра для людей сотворили, право людей на быть достойными посмертного почитания защищая.

Таков в 1800 году Жуковский. Смотрит на жизнь трезвым взглядом Василий. Пишет о высоком, такого вроде «Платону неподражаемому, достойно славящему Господа»стих. Уже давно не Тредиаковский, однако всё-таки Вергилий. Пока не говорят о нём в народе, такого права юный поэт ещё не достиг. Поэзия — есть то ремесло, — выражал уверенность он, — должное обессмертить творца, к тому желание тот бы имел. Как наездника держит седло, как пономаря — колокольный звон, как жар — кузнеца, так и поэт в сложении стихотворений умел. И нужен поэт — не воспевающий бой, не видящий радость в сражении королей! Не о том поёт его лира. Да, Жуковскому семнадцать лет. Он явно доволен собой, поставил Василий целью своей: проложить стихами дорогу для общего «Мира».

Брался Василий за лиру редко, не так видится наследие его словно. Где ворох трудов? Не найти того. Обращался Жуковский к поэзии редко, писал обычно ровно, оглашал достаточно слов. В том не видит читатель ничего. Академизм пресловутый — дань тех времён. Писал про «Героя» Василий — в последний восемнадцатого века год. Нет, поэт ныне Василий — не раздутый. Достаточно Жуковский пока не прочтён! Скажем набившее оскомину — Вергилий! И скажем — оценит юного поэта впоследствии народ.

Первый год девятнадцатого века — 1801 год. Не забывает юный поэт нужд человека, о том он в «Элегии» в сто пятьдесят строк поёт. Жить он хотел не столь скоротечно, сколь в тишине. Не жить поэту вечно, прожить способен долго он в стихе. Жизнь не для радости дана — уверенно Жуковский утверждал. Страданиями она будет неизменно полна, иного человеку Всевышний никогда не обещал. Вторил себе стихотворением «Человек», напоминая про бытие людей. Русский ты, немец или даже грек, в гробу обязательно кормом станешь для червей.

Второй год нового века — «Элегией» другой памятен он. Нет причин у Жуковского для смеха, в осознание горя Василий погружён. Не возникает радости мотив, доброе переходит в осознание творимого зла. Кручинится поэт, счастья до сих пор не испив, мысли Жуковского вновь и вновь окутывала мгла.

Вот третий год — вот «Стихи, сочинённые в день моего рождения». Неужели радость Василия ждёт? Неужели отойдут на миг грусти наваждения? Тоска и печаль в прежней мере владеют поэтом, их друзья разделяют. Никак не заменяется мрак светом, к тому стремления знакомые Василия не прилагают. «На смерть Андрея Тургенева» Жуковский тогда же написал, говоря, предстоит ещё встретиться им. Он верил в то, о том он утверждал, ведь ради того каждый из нас жизнью томим. Стезя к ничтожеству ведёт: Василий «К К. М. Соковниной» смело сказал. Потомок это ныне прочтёт, ведь и он за привидение жизнь должно быть уже признавал.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Юный Василий — ему четырнадцать лет, он полон надежд, преисполнен ими. Отчего не Вергилий? И он способен нести свет, луч знаний для невежд, славный стихами своими. Пока не стоит забегать вперёд, Жуковского следует постепенно открывать — талант сего человека достоин понимания, было бы просто сообщать о нём. Время его имя потомкам несёт, не позволяет среди прочих поэтов скрывать, вне воли приходится удостоить внимания, только редко где творчество Василия прочтём. Есть возможности, кому желается к литературным изысканиям былого прикоснуться, непременно одолеет души метания, уразумев эту речь. Не встретит сложности, под грузом впечатлений от грёз сможет очнуться, приложив старания, других сумеет увлечь. Жуковского поэзия собственный имеет внутренний ход, Тредиаковский начнёт мниться, авторский слог коснётся до рифмы не сразу, не установилась в те годы поэзия в умах россиян. Годы для восприятия понадобятся — не единый год: стихам Василия предстоит в единый массив слиться, не всё им сказанное покорится глазу, над чем-то читатель обязан задуматься сам.

Год ранний — девяносто седьмой. Забыты игры с друзьями, юности наступал иной срок. Вот время испытаний — пора определяться с судьбой. Заговорил Василий стихами, и делал это как мог. «Майское утро» — первое из сохранившихся творений: силлабо-тоническая игра, академизмом пропитанная и буколиками пышет. До бесхитростности мудро, проявлять дарованный свыше гений, когда рука мастера легка, оценит обязательно кто-то, кто ещё духом прежних лет дышит. Не Сумарокова лира, Ломоносов ни при чём, забудем и остальных поэтов, лишь Тредиаковский пока в почёте. Такова была поэзия мира, ударение в строках коей найдём, тогда не нужно больше ответов. Впрочем, о Жуковском и не такое ещё в неком другом месте прочтёте.

Ещё юный, но лояльный ко власти, положено ведь дворянину, несмотря кого пребывание не троне славить. Слог на смысл скудный, словно поэт ожидает прожить жизнь во сласти, для горя позабыв причину, себя умея интересов выше ставить. «Ода. Благоденствие России, устрояемое Великим Ея Самодержцем Павлом Первым» — закономерное стремление приблизиться к царю, благо хватало подобных од. Можно сказать — мода. А разве кто при абсолютизме не стремится быть императору верным? В Европе тогда народ королю диктовал волю свою, ибо в праве на то даже народ. Отставим громкое, исторические процессы набирали силу, Жуковский, за молодостью лет, брался изредка за хвалы составление. Мнение это нисколько ни спорное, хватало поэту жара и пылу, да должен был нести завет, в потомках воспитывать ко власти поклонение.

Год следующий — девяносто восьмой. В унынии Василий, смерть мерещится всюду ему. Вроде человек в мире загробном несведущий, уже одолеваемый с мраком борьбой, не прилагающий для победы усилий, предвещающий злое не себе одному. «Добродетель» — стих на восемьдесят строк. Впору плодовитости подивиться. Бродил Жуковский, желая нащупать из лабиринта ведущую нить. Ковал он мастерство, ковал он слог, желал к достижению лучшего стремиться. Не питерский тогда и не московский: воздух не мог ему с погоста ветер заменить. И в тот же год нащупал пятнадцатилетний парень рифму, ещё одну «Добродетель» он сложил, и там он разговор заладил сам с собой, да было то пустым. Надеемся, поймал он вдохновенья нимфу, её к себе пленил, ей обещая обрести покой — и, может, оставаться вечно молодым.

В год девяносто девятый на тринадцать строк «Его превосходительству, господину тайному советнику, Императорского Московского Университета куратору и кавалеру Михаилу Матвеевичу Хераскову на случай получения им ордена Св. Анны 1-й степени, от воспитанников университетского благородного пансиона». Кратко Василий выразить тогда мысли смог, обойдя вниманием конкретику, в полагающемся случаю благолепии, на имя высочайшего в учебном учреждении патрона. Но ода «Могущество, слава и благоденствие России» краткости избежать оказалась должна, порядка двух сотен строк — её содержание, эпитетов Жуковский жалеть не старался: о деяниях россов поведал, Павла и Петра. Чистого академизма поэзия вновь стала полна, иначе не оценят Василия старание, дабы видели: поэтом юный стихотворец стался. Для Жуковского наступала другая пора. Ещё он тогда «Стихи на новый 1800 год» сложил, и может даже утомил, хватило бы лишь сил, сказать, о чём Василий после беспрестанно говорил.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Чем больше знакомишься с художественными литературными сюжетами, тем сильнее убеждаешься в необходимости постоянного повторения. А если говорить точнее, от повторяемости уйти невозможно, поскольку всё так или иначе прежде обыгрывалось. Значение приобретает авторская подача материала. И вот в этом и заключается прелесть некоторых произведений. Впрочем, всякое суждение в подобном духе — есть защита, не должная быть высказываемой вслух. Наоборот, читатель скорее осудит писателя, посмевшего кормиться хлебом за чужой счёт. А ежели хорошо подумать, то и читатель предпочитает не нечто поистине новое, а ранее ему пришедшееся по вкусу. Как же с этим быть? Не питать излишнего негатива.

Для «Преступницы» Погодин выбрал сюжет, возможно знакомый по ряду средневековых произведений. Суть рассказа сводилась к истории, вынуждающей главного героя повествования скрывать совершённое преступление, повинным в котором он был отчасти. Нравственные страдания усиливаются за счёт невольно привлечённого в свидетели соучастника. Михаил придумал, что в девушку был влюблён молодой человек, на свою беду оказавшийся задушенным, когда его прятали от внезапно вернувшихся домой родителей. Дабы избавиться от тела, пришлось звать на помощь дворника. Но не всё настолько просто — требовалось заинтересовать читателя с первых строк. И так сталось, что в городе произошло необычное событие — загорелся трактир, в огне погибли его посетители. Непонимание общественности возникло за счёт безумия девицы благородного происхождения, с истовостью сумасшедшей утверждавшей, будто именно она подожгла питейное заведение, к тому вынужденная. Отчего всё так произошло? Это предстоит выяснить не кому-то, а самой Екатерине Великой, бывшей в том городе проездом.

Другой рассказ — «Петрусь» — собственное изложение Погодиным виденного им театрального представления. В сюжете воплощался образ умелого человека, с детских лет отличающегося пристрастием к труду и дисциплине, живущего идеалами достижения лучшего из возможного. Перед взором читателя показывалось становление сироты, выросшего в купеческом доме в качестве подсобного работника. Талантливый мальчик всё схватывал на лету и сумел поддерживать хозяйство, став незаменимым. Как всегда, значение такого человека не поймёшь, пока его не лишишься. Понравилась юнцу хозяйская дочь, но дать купцу он ничего не мог, посему предпочёл покинуть дом и уйти в другие края, чтобы там стать состоятельным человеком и вернуться с полным веры заслужить право на женитьбу.

Что же, Погодин сказывал так, отчего читатель всё равно сомневался в правдивости излагаемого. Заранее зная о готовящейся участи для невесты — отец думал выдать дочь замуж за другого богатого купца — юнец с этим не посчитался, храня надежду на благоразумие хозяина. И читатель нисколько не удивлялся, когда Петрусь возвращался состоятельным человеком, увидев вполне ожидаемое: невеста стала женой, муж её посажен в тюрьму за долги, она с детьми влачит жалкое существование. Делать нечего, Петрусь поступил вполне благоразумно, отказавшись от прежнего намерения. Он посчитал достаточным, если позволит бывшей возлюбленной поправить финансовое положение за его счёт, о том даже не подозревая. Что до Петруся, несмотря на его кажущуюся незначительность, то именно он являлся ключевой фигурой для действующих лиц повествования. Без него хозяин быстро разорился, а о судьбе дочери уже и без того сказано.

Отчасти, не каждый читатель может быть знаком с подобными сюжетами, очевидно и не подозревая, из каких произведений Погодин черпал вдохновение. Тем будет для него лучше! Истории покажутся самобытными и оригинальными. Это и есть то обстоятельство, благодаря которому всё же приходится считаться с тягой ряда писателей к прямому переиначиванию созданного до них.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Повесть переведена Дмитрием Мережковским в 1896 году

Каков он — классический греческий роман? Наверное, на его страницах боги живут людскими страстями, делая всякого человека игрушкой в своих руках. Так следует из древнейших эпических сказаний, такими предстают и труды древнегреческих трагиков. Но иным стало сказание Лонга — некоего писателя, возможно грека, жившего может быть во II веке, либо позднее. О нём нет никаких данных, он — таинственная личность. По нему осталась память в виде произведения «Дафнис и Хлоя», пропитанного пасторалью настолько, что удивляешься, каким образом с его идиллическими сценами мирилась католическая церковь. Да и каким образом сей роман сумел пролежать втайне от папских прелатов? Не зря ведь он становится широко известным в Европе аккурат к XVI веку. Что до мнения римского понтифика, ежели европейцы нуждались в раскрепощении? В России этот сюжет решил раскрыть Мережковский, питавший особое отношение к религии.

«Дафнис и Хлоя» — это история любви простых сердец, чьему счастью постоянно мешали. Кто они? Отнюдь, не пастухи. Дети богатых родителей, в силу разных причин бывших вынужденными избавиться от чад. Но воспитаны они были в одной бедной крестьянской семье, считая друг друга братом и сестрой. Названные родители не поскупились и дали детям образование. У детей появилась возможность говорить на высокие темы, неизменно чувствуя неразрывную взаимную связь. И они понимали — быть вместе им не суждено, поскольку жизнь разведёт по разным домам. Пока же они находились в окружении полей и лугов, чувствуя хотя бы такое счастье.

Сюжет наполнится горестными событиями. Отношения между Дафнисом и Хлоей укрепятся. Однажды они пожелают сблизиться, не понимая, каким образом удовлетворить возникшее чувство. С этого момента читатель ощутит главное отличие от всего, благодаря чему имел представление о произведениях древних греков — он увидит эротические мотивы. До самого конца произведения Дафнис с Хлоей будут биться над разрешением задачи, чего им не хватает для подлинной близости. Подражание животным не сможет донести до них суть человеческих отношений. Да и содержание произведения скорее выдаёт фривольность авторских взглядов, отчего читатель непременно задумается: а был ли Лонг древним греком? Может и греком, но древним ли?

Разобраться с плотскими утехами Дафнис сможет, только без Хлои. Его соблазнит девица, таким вот способом нашедшая возможность удовлетворить собственную похоть. Что до Дафниса, он толком и не поймёт, правильно ли поступал. Наивность в его глазах нисколько не убавится. Наоборот, он ничего безнравственного в том не найдёт, скорее поблагодарит за преподнесённый урок. Почему же до такового не додумалась Хлоя? Или её саму никто не соблазнил? Остаётся думать, что некоторые ограничения всё-таки владели Лонгом, вполне осознававшим, как мужская неверность малозначительна, зато женская — недопустимый край во взаимоотношениях. Впрочем, пастораль может быть разной. Однако, столь развратной — никогда.

Чем же заканчивается произведение? Всё встанет на свои места. Окажется, родители, отказавшиеся от детей, успели за прошедшие годы претерпеть лишения. Теперь они с радостью согласны принять их назад. И даже сыграют между Дафнисом и Хлоей свадьбу, дадут солидные средства на существование, сделав наследниками. Останется единственное — разрешить интимную сторону повествования. Думается, читатель понимает, каким событием автор сделает завершение сказания. Истинно так! Во имя европейской раскрепощённости, позабыв о допустимости и недопустимости некоторых аспектов человеческого существования на страницах художественных произведений, всему венцом станет соитие. Конечно, это естественно и жизненно. Да кто говорит, будто литература должна вторить всему, имеющему отношение к действительности?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Если бы античная мифология разрабатывалась на основе произведений, написанных европейцами, спустя тысячи лет, быть тем мифам низведёнными до ничем непримечательных баек. Надо ли ставить в пример драматургов Древней Греции? Что нам кажется мифами — есть продукт измышления прежде живших, причём друг с другом соревновавшихся: у кого получится лучше. В результате человечество имеет мифологию с античных времён, тщательно проработанную и продуманную. Теперь человек получил возможность вставлять собственные предположения об ушедшем. Только утеряно понимание необходимости в преобразовании былого. Никто всерьёз и не воспринимает литературные опыты европейцев, чётко проводя границу между уже измышленным и тем, что выдаётся за хоть какое-то подобие.

Собственно, Херасков продолжил писать прозаические произведения о жизни древних. «Полидор» стал прямым продолжением «Кадма и Гармонии». Да и полное его название звучит как «Полидор, сын Кадма и Гармонии». Следуя логике, можно было предположить разное. Но Полидору следует стремиться в Фивы, поскольку по сведениям он являлся главой города. В действительности Хераскова этот мифологический аспект нисколько не занимал. Он стремился созидать то, о чём прежде никто не писал. И получилось у него на самое деле собственное творение, ни в чём не схожее с жизнеописанием Полидора. Вновь у Михаила разыгралась фантазия. В каких только местах не предстоит побывать главному герою, много чему он станет свидетелем. И вот бы обогатить этими сведениями историю, выдав похождения Полидора за якобы истинные. Всё-таки этому не бывать. Нет, Херасков не создавал мифологию, он писал по очень далёким от мифов предположениям.

Современники могли увидеть в произведении Михаила всякое. Может кому-то мерещились отголоски Великой Французской революции, тогда разгоравшейся. Немудрено найти то, что желаешь увидеть. Так оно всегда и происходит, в чём переубедить не получится. А что же сам Херасков? Неужели он заложил в «Полидора» нечто схожее с революционными порывами французов? Может оно и так, о чём приходится лишь догадываться. В целом, особого значения это не имеет, учитывая малый интерес у потомка к литературному наследию Михаила, особенно по части прозы.

В чём же затруднение? Херасков не позволял читателю легко знакомиться с содержанием. Приходится постоянно продираться через нагромождения слов, вследствие чего массив текста воспринимается непреодолимым пластом содержания, понять суть которого способен истинно усидчивый человек. Осталось разобраться, зачем читателю тратить время и внимать тому, чему удел — быть достоянием литературоведов, тем себя и утешающих, будто их разборы кому-то пригодятся. Ежели читатель не знаком с оригинальным произведением, то ему ничего не скажут и исследования. Разумеется, ежели не считать исследования в качестве первичного источника информации, тогда как само произведение останется всё тем же непреодолимым пластом.

Читатель может сказать — непосредственно о «Полидоре» тут ничего нет. Критика и анализ не подразумевают подробный пересказ. Достаточно сообщить в общих чертах, чтобы сложилось определённое мнение. А ещё лучше найти оригинальный текст и приступить к ознакомлению. Ещё лучше будет адаптировать прозу Хераскова под современные читателю языковые нормы — может после творчество Михаила станет гораздо понятнее. Правда, далеко не обязательно, если так оно и окажется. Скорее ничего не изменится — «Полидор», как и прочая проза Михаила, останется всём тем же неприступным нагромождением текста.

Кажется, вольных фантазий Хераскова хватило ещё в «Кадме и Гармонии». Славяне найдут себе применение и на страницах «Полидора». А вообще было бы интересно, случись потомку узнать, например, о роли славян хоть в той же осаде Трои.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Если иметь привычку подмечать несущественное — получится стать замечательным писателем. Вместе с тем, замечательность пропадёт втуне, ежели её не обрамлять длиннотами. Не получается у читателя усвоить кратко поданный текст, не содержащий множественных отступлений и водянистого изложения. В том и беда большей части прозы Погодина — он старался оказываться кратким, говоря существенно важное. А раз так — всё им сообщённое приравнивалось к мудрому, но излишне краткому. Из этого выходило, что стать выше для него доступного — Михаил не мог. По идее, объедини он свои рассказы, придумай для них общий сюжет, да хоть публикуй в виде многопланового полотна, как его имя осталось бы на устах потомков. Теперь же поздно о том судить, остаётся сказывать для круга избранных ценителей литературы первой половины XIX века.

К 1832 году будут изданы «Повести» в трёх частях. В них войдут и такие произведения, имя которым «Психологические явления» и «Дьячок-колдун». По содержанию друг от друга они не отличаются — это нарратив, сообщаемый постольку-поскольку. Дело в намётанности глаза, способного видеть обыденное. О том проще станется рассуждать, если понять, о чём же Погодин писал. Как пример, первый сказ из «Психологических явлений» — «Убийца». Ставилась задача определить, почему муж, убивший жену и тёщу, не может найти себе места. Он не откажется от содеянного, только бы читатель узнал обстоятельства произошедшего. На жене вины не имелось — всему поводом оказалась безосновательная ревность, либо Михаил сообщил в тех чертах, в каких узнал сам.

Второй сказ: «Возмездие» — предупреждает о необходимости вести дела честно, не подставляя подельников, либо лиц к твоим прегрешениям вовсе не причастных. Как так? Задумал один хитрец заменить новые кружева на старые, упросив сторожей его не выдавать. В итоге, согласившиеся молчать оказались голословно обвинены. Возмездие же грянуло спустя год. Воистину, не рой другому яму…

Переполненным драмой был третий сказ — «Корыстолюбец». Некий купец спрятал солидный барыш в старый сапог и закинул его под лавку у перевозившего его ямщика. Случилось им после разминуться, отчего купец тот переживал. И когда разыскал ямщика — детально всё ему объяснил. Что же было далее? На следующий день ямщик наложил на себя руки.

В том же духе сообщён сказ «Неистовство». Дело было в Малороссии. Дядя с племянником заработали денег честным трудом и разошлись. Дядя своё быстро истратил на выпивку и пошёл просить у племянника одолжить ему хоть малую толику. Ему было отказано. Тогда и случилось неистовство. Дядя убил племянника, его жену и всех его детей удавил. Он так и скажет — мол, рука разошлась.

Ещё один сказ — «Искушение». Дабы читатель понимал, насколько случается с людьми разное, отчего самый надёжный и проверенный товарищ может подвести. Вот жил купец, перевозил в тёмную ночь да по глухим местам солидные барыши, нисколько не опасаясь, ибо верил извозчику — тот его прежде более двадцати лет возил. Но в это раз купец уже не проснётся, ибо пришёл такой момент, наступление которого всегда должно быть ожидаемо. Ведь понятно, оказавшись в нужде, извозчик отказался от прежней дружбы.

Немного иным вышел сказ «Любовь». Он про двух ссыльных, полюбивших друг друга. Им предстояло отбывать наказание в разных местах, поскольку степень вины в ими содеянном была разная. Тогда один из них совершил ещё проступок, тем усугубив свою долю, зато получив право не разлучаться с любимым. Когда же для того наказание решили смягчить, то он не воспользовался, придумав способ, чтобы отправиться туда, куда ему и следовало отбыть.

Рассказ «Дьячок-колдун» в том или ином виде встречается в русской литературе у разных авторов. Не так важны обстоятельства происходящего, как описываемая удаль падких на хитрость людей. Для своего читателя Погодин дал представление, будто действие происходит во времена начала правления Екатерины Великой, когда она будто бы отобрала земли у церкви, отчего служителям пришлось побираться, кто чем сможет. Вот герои рассказа и задумались о проказах — представ в образе сведущих в колдовском деле. И если первый их шаг — чистой воды обман, то последующие действия явились счастливым для них стечением обстоятельств. Однако, знакомясь с рассказом, читатель его принимал в качестве продолжительного анекдота.

Автор: Константин Трунин

» Read more

На этот раз Погодин предложил переписку четырёх лиц. Касается она темы зарождения любви. Как вообще возникает это чувство? Важное значение отводится появлению симпатии, тогда как остальное становится сопутствующим. Сама любовь — это симпатия, никак не оставляющая человека. И сам человек это понимает, в зависимости от жизненного опыта способный провести черту между влюблённостью и привязанностью. Для героев Погодина такой черты не существовало. А может Михаил излишне надумал, для чего измыслил ещё двух действующих лиц, будто бы знакомых друг с другом, притом являясь теми, с кем влюблённые переписываются. Так как же всё начиналось?

Молодой человек прогуливался в Сокольниках. Его взгляд коснулся образа симпатичной девушки, чем-то его пленивший. Ему следовало прильнут к забору того сада, где та дриада обитала. Состоится полумолчаливая беседа. А после молодой человек не раз наведается в сторону сада, однажды промокнув под дождём. Заметив вымокшего, приняв его за прохожего, хозяин сада пригласит его войти и обогреться. Окажется, хозяин является отцом девушки. Так начинается история отношений, в которой действующим лицам не получается понять, зачем они так себя ведут. Может Погодин так шутил с читателем или стремился потешить девиц, желающих обретения счастья в примерно схожей ситуации?

О произошедшем приходится узнавать спустя время. Письма писались не сразу. Потому и не так понятно, когда Михаил работал над рассказом. В тексте письма датированы 1825 годом, публикация произведения состоялась четыре года спустя. Более того, датировка с каждым письмом становится всё менее точной, отчего можно считать, будто события развивались не столь стремительно. Не сразу молодые люди поймут, какое чувство их захватило. О том им будут говорить друзья, советуя из лучших побуждений задуматься, поскольку явно не просто складываются именно такие обстоятельства. И по содержанию посланий друзьям ясно — их собеседники влюблены.

Как же молодым людям объясниться? Вроде понятно, не из обыкновенных побуждений они встречаются в сокольницком саду. Что-то определённо на них сказывается. Они полны воодушевления, рассказывая об отношениях друзьям. Те внимают, недоумевая. Всё должно быть доступно и без лишних объяснений. Ежели кто-то говорит о ком-то, значит испытывает к нему некое чувство. И уж точно речь не о ненависти, каким бы сие чувство не казалось похожим на любовь, только в противоположном значении.

Свадьбе всё-таки быть, если ей суждено произойти. Погодин не уверен в итоге встреч молодых людей. Он сам не знает, и нигде не мог о том прочитать, но слышал, причём разное. Вроде как молодым пришлось пройти через испытания, прежде получения согласия родителя невесты. Либо всему был сразу дан ход, отчего молодые обрели семейное счастье и жили в дальнейшем согласно заповеданному супругам положению. В том и заключается суть не полностью сообщаемой истории — читатель самостоятельно домыслит более угодный ему финал. Разумеется, свадьбе быть! И семейной жизни быть! И всему прочему, в том числе и ссорам, только это не касается содержания данного произведения.

Чем «Сокольникий сад» интересен? Представлением о чувстве любви, возникающим так, отчего не всегда ясно, особенно молодым, чем именно им считать народившееся у них чувство. Чаще получается, что за слепым выбором, произошедшим по воле случая, могут скрываться подводные камни, редко кем затрагиваемые, если писатель не желает испортить читателю настроение. Всё-таки кому-то следует производить вид счастливого, за кем другие смогут наблюдать, тем воодушевляясь, позабыв о собственных горестях.

Автор: Константин Трунин

» Read more