trounin.ru

Царь царства царств — наиболее ёмкое отражение посланий, написанных псковским старцем Филофеем Великому князю Василию III и дьяку Михаилу. Перед московским государем ставилось на вид понимание очевидного — нет более в мире независимых христианских государств истинной веры, то есть греческой. А какие оставались ещё после падения Царьграда, те вместила в себя Русь изначальная. Примет ли то князь Василий или возразит — старец Филофей давал понять определённое суждение, будто бы народу русскому свойственное. Но примечательна речь Филофея в продолжении суждений — скажет он, что Москва — есть следующий после Византии Рим, то есть по счёту от первого — Третий. И поныне старца чтят как раз за новый термин, упрочивший самосознание населения Руси, давая право не столько считаться наследниками дел великих, сколько ощущать себя уже достаточно великими.

Есть два послания от Филофея. Первое именуется «Посланием о неблагоприятных днях и часах». Второе — «Посланием Великому князю Василию, в котором об исправлении крестного знамения и о содомском блуде». Одно предваряет другое, напоминая об именовании Иисуса Христа царём царей, рассказывая и о прочих библейских событиях. Тем Филофей и вызвал заинтересованность Василия, обратившегося к старцу за разъяснением. И старец начал послание с главного, называя Москву новым Римом, и утверждая, будто все христианские царства в царстве Василия сошлись. Либо старец ценил заслуги московских князей выше должного, или льстил государю, как то следует делать всякому, не желающему испытывать гнев божьего ставленника над русскими землями. И не князем Филофей Василия называл, а царём, то есть подтверждая мнение его самого, считавшего себя Государем всея Руси.

Примечательно второе письмо вступлением, тогда как прочее в нём — основание для сомнения в датировке послания. Может первое и принадлежит Филофею, но касательно следующего возникают сомнения. Слишком резко судит старец, указывая на совершение крестного знамения. Уверен он — совершается оно неправильно. Подробности в послании не раскрываются. Говорил ли Филофей о двуперстии или нечто иное подразумевал, о том остаётся догадываться. О чём через полтора века станут рассуждать открыто, пока о том ведал лишь псковский старец. И то непонятно, так было сугубо в местности его проживания или повсеместно на Руси.

Объясняет Филофей Василию и греховность содомского блуда. Почему именно Великому князю о том речь ведёт? Так плохо на Руси было? Или он князя в чём упрекал? Или может его окружение? Советовал ещё Василию остерегаться сребролюбия, не забывать наполнять церкви священниками и не вмешиваться в дела тех церквей. Сколько мог, столько и дал старец советов Великого князю. И всё это меркнет, стоит вернуться к предисловию второго послания.

Москва — Третий Рим, Василий — царь царей. За Русью признавалась богоизбранность. Если соотносить послания Филофея со сказанием о князьях Владимирских — определялась особая роль русского народа, находящегося под управлением древнего монаршего рода. Не из обыденных побуждений Василий назывался царём царей, имея на то полное право, управляя не Московским княжеством, а Третьим Римом. Он — славный потомок кесарей Рима первого, возводящий родословную к Августу, а значит и к Цезарю.

Мог умолчать обо всём этом Филофей, чего сделать был не в состоянии. Желалось старцу открыться перед государем, высказавшись о наболевшем. И беспокоило его более неправильное крестное знамение, людьми на Руси совершаемое, и содомский блуд, тогда как остальное оставим в качестве вводного слова, более призванного потешить княжеское самолюбие. Угодил ли старец посланием царю — неизвестно.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Попробуй собрать разбросанное, кем-то объединяемое, будучи изначально разделённым. Таков принцип изучения наследия Мережковского. Активный писатель и исследователь человеческого творчества, Дмитрий распылял внимание, прежде всего лично для себя. Он брался структурировать бывшее ему неизвестным, переосмысливая и созидая на собственный лад. Так выходили из-под пера портреты из всемирной литературы. Особой цельности они не представляли. Тем, кто был знаком с упоминаемыми Мережковским писателями, для тех статьи Дмитрия не представляли интереса. Да и он сам черпал информацию из разных источников, порою опираясь на единственный известный ему факт. И всё же в 1897 году сборник «Вечные спутники» был опубликован.

Подготавливая заметку о «Флобере» в 1888 году, Дмитрий скорее нарабатывал способность отмечать важное. Это если и можно чем назвать, то только набором фактов. К 1889 году, проникнутый произведениями древнегреческих трагиков, он брался за понимание «Сервантеса». Высказавшись изрядно о гениальности «Прометея прикованного» за авторством Эсхила, соизволил перейти к разбору «Дон Кихота». Устав подмечать неточности, пересказал сюжет и сконцентрировался на Санчо Панса, посчитав важным разобраться в смысле существования оруженосца главного героя, найдя в нём достойного любого общества человека, что оного обычно принимать не желает, несмотря на должные быть обретёнными блага.

Оптимальный подход в критических разборах Мережковского отмечается уже с 1891 года. Он рассмотрел портреты «Кальдерона» и «Марка Аврелия». За испанским драматургом Дмитрий отметил переход от религиозных таинств к согласию с мистическими материями, чем позволял возникнуть гению Шекспира. Кальдерон одинаково позволял появляться на сцене высшим мира сего и простым людям. И по традиции Дмитрий разобрал ряд произведений. Говоря о Марке Аврелии, поведал кратко о печальной участи императора, философа и воина в одном лице. Сказал, что тот стремился к благополучию всех, но осознавал, что империя достанется сыну — жадному Коммоду, чему не стал противодействовать. Не забыл Мережковский и о дневнике Марка Аврелия, разобравшись с некоторыми размышлениями.

В 1893 году Дмитрий обратился к рассмотрению «Монтаня». Главное заключение — тот во всём следовал гуманизму. Тогда же составлен очерк «Акрополь», где было сообщено о желании побывать в Афинах, посему поделился мыслями о Греции вообще, особенно отметив Спарту. К 1895 году составил статью «Плиний Младший», основывая суждения на цитировании сохранившихся писем. Определил Плиния, как жившего в худший из периодов цезаризма. Проникнутый идеями гуманизма сам, Мережковский стремился найти тому подтверждение в трудах живших до него. Потому-то его интересовали Монтань, Марк Аврелий и Плиний Младший. Существенно важно увидеть жестокость Марка Аврелия к христианам, но при сохранении человечности. Так и Плиний мог о чём-то судить, из чего Дмитрий делал вывод, что тем самым он говорил о необходимости щадить рабов.

Сборник «Вечные спутники» предваряет «Введение», написанное в 1896 году, Дмитрий верно определил, какое мнение о литераторах прошлого он не имей, иного мнения будут придерживаться последующие поколения. Но он не учёл такое же переосмысление уже его трудов. И будет наглядно определяться предвзятость суждений. Если ему нечто казалось верным, это не означало, что его современникам оказывалась близка такая же позиция.

Вместе с тем, с 1896 года наблюдается провал в критических изысканиях Мережковского. Он судил излишне навязчиво. Взять для примера статью про «Ибсена», где рост читательского внимания обоснован за счёт стремления писателя потакать патриотическим чувствам сограждан. Прочее в статье — попытка разбора произведений, в основном заключающаяся в их пересказе.

В 1914 году выйдет первое полное собрание сочинений Дмитрия, где в первую часть «Вечных спутников» включат статьи «Трагедия целомудрия и сладострастия» за 1899 и «Гёте» — 1913 год. Первая касалась постановки трагедии Софокла. Вторая примечательна напоминанием читателю о увлечённости Наполеона «Страданиями юного Вертера».

Автор: Константин Трунин

» Read more

Целью сказания о князьях Владимирских явилась необходимость возвести род Рюриковичей до кесаря Августа, а вместе с тем и до Ноя, тем оправдывая право владимирских и московских Великих князей на доставшееся им в наследство. Московскому княжеству требовалось крепко встать на ноги, чему важно иметь обоснование. Насколько правдиво изложенное в сказании? Есть в нём моменты, заставляющие усомниться в истинности приведённых фактов. Однако, обладая подобным историческим исследованием, московские князья получали право претендовать не только на земли Древней Руси, но и на соседние области, особенно расположенные к западу, принадлежавшие литовским князьям, будто бы безродным.

Вертикаль наследования всегда исходит от Ноя, если речь о государствах, придерживающихся догмата религий, исходящих от иудейских представлений о сотворении мира. Некогда случилась кара божья, означенная потопом. Выжить удалось Ною и его семье, а также собранным им на ковчег тварям. После началось новое заселение земель. Потомки Сима обосновались в Ханаане, они же заняли Египет. Почему критически важен именно Египет? Согласно легенды, сообщаемой в произведении «Александрия», правил тем краем царь Нектанеб II, последний из автохтонных фараонов. Он добровольно отказался от власти и ушёл странником в Македонию, где во время отсутствия Филиппа II, имел связь с женой его Олимпиадой, родившей ему сына — Александра, вошедшего в историю под прозваниями Великого и Македонского, покорившего большую часть тогда известного мира.

Но факт рождения Александра Македонского не важен, к нему нельзя подвести наследственную линию. Поэтому в повествовании задействован некий родственник Нектанеба, с которым у Олимпиады также была связь, в результате родился человек, имевший значение в истории о последующем возведении города Византия, в русских источниках обычно упоминаемого как Царьград. Это к слову о праве Москвы называться Третьим Римом, принявшей через Ивана Великого византийство после сочетания браком с Софьей Палеолог, дочери брата последнего византийского императора.

Дополнительно считалось важным обосновать претензии владимирских и московских Великих князей на царский титул. Ежели при Василии III это подразумевалось, то уже Иван Грозный обозначит то непременно. Для определения вертикали наследования внимание знакомящегося со сказанием вновь вернулось в Египет, где разгорелось противостояние вокруг Клеопатры VII, чья жизнь неизменно связывается с противостоянием между Антонием и Цезарем. Политическая борьба закончилась убийством Цезаря, которому наследовал Август, ставший следующим римским кесарем. Как раз у Августа был родич Прус, отправленный управлять землями в пределах Немана. Рюрик был из предков Пруса. Как раз его призвал Гостомысл в земли, ставшие впоследствии новгородскими. Таким образом, вертикаль наследования замыкалась.

Несуразно в сказании смотрится повествование о литовских князьях, где и объясняется их безродство. Сперва упоминается бежавший из плена человек (уже должный быть за то обвинённым в клятвопреступлении), сочетавшийся с женщиной из литовских краёв. Но не от него ведёт родословную княжеский род Великого Княжества Литовского. Беглый вскоре умер, и сочеталась его жена с неким конюхом, от которого и начался род литовских князей. Уничижительный тон должен быть очевиден. На фоне подобных политических оппонентов московские и владимирские князья оказывались в несравнимо выгодном положении, имеющие полное право претендовать на занимаемые литовцами земли, ибо они должны принадлежать потомкам, что по вертикали наследования происходят от Пруса.

Вместе с тем, Великие князья Литовского княжества могли создать сходное по духу сказание, тем обосновывая собственное исключительное право, в том числе и на земли, на которые когда-то распространялась власть племянника Рюрика — Олега.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Без длинных обсуждений и пристального внимания содеянному, обратимся к статьям, так или иначе связанным с 1803 годом. Писал ли их Карамзин анонимно или под своим именем — до подобной конкретики нисходить не будем. Вот, допустим, статья «О русской грамматике француза Модрю» — в оной Николай осуждал специалиста по России, решившего донести до соотечественников особенности русской речи. Суть содержания послания читателю от Карамзина: от незнания не рождается познания. Статьёй «Странность» Николай укорил и русских, выросших и воспитанных во Франции. Они думают, будто умеют говорить по-русски, тогда как от произносимых ими грамматических конструкций коробит сердце исконного носителя языка. И всё же их не переубедить. Они полны уверенности — правильно как раз в их случае.

В статье «Великий муж русской грамматики» показаны страстно увлекающиеся грамматикой люди. Им ничего от жизни не надо, лишь бы лучше изучить язык. Вроде бы в том не было ничего плохого, особенно понимая так ещё и не сформировавшиеся правила записи русских слов. Продолжались споры, как это делать лучше. Читателю оставалось пребывать в недоумении. Ежели обвиняются французы в неверном трактовании русского языка, то отчего такому не быть, если разуму приходилось набираться среди русской челяди, имевшей ещё меньше представлений.

В статье «Письмо сельского жителя» Карамзин показал присущую русскому народу леность. Что будет, предоставь обычного мужика самому себе? Он напьётся и предастся разгулу. Вскоре последует развал хозяйства. При этом не сам русский народ такой — его таковыми сделали обстоятельства. Ведь тягу к крепкому алкоголю завезли на Русь из Европы. Разве прежде не считалось напиться тяжким общественным проступком? Всё течёт и всё изменяется, в том числе и тяга русских к лености. Однако, не в том суть, будто помещик нужен над мужиком. Может дело как раз в том, что ощутив над собою помещика, мужик как раз тогда и разленился? Николай только побудил читателя к размышлению.

Статьи Карамзина о Москве и вовсе следовало мы подавать в единой связке. Так в «Записках старого московского жителя» Николай в очередной раз похвалился отличным знанием древнерусской столицы. Зато иначе смотрится мудрость Карамзина в статье «О верном способе иметь в России довольно учителей». Весьма легко — нужно начать учить таковых самостоятельно. Пора забыть про засилье французских гувернёров — в чей компетентности думающий человек должен сомневаться. И уже в статье «О новом образовании народного просвещения в России» Николай с благодарностью отозвался об Александре I — верном наследнике Великих Петра и Екатерины, продолжателе дел научения россиян. В России принято самостоятельно готовить учителей! Новая радость отражена в статье «О публичном преподавании наук в Московском университете» — Карамзину довелось услышать умных мужей, которых мог прослушать всякий желающий. В сходном духе Николай ещё раз выскажется — согласно текста «Речи, произнесённой в торжественном собрании Императорской российской академии 5 декабря 1818 года».

«Чувствительный и холодный» — статья о характерах. Николай рассказал о двух типах людей: одни всегда полны желания стремиться к свершениям, другие — предпочитают находиться в стороне.

Есть за 1803 ещё две статьи — «Анекдот» и «О счастливейшем времени жизни». Они по содержательности не уступают следующим статьям, установить время написания которых не удалось: «Палемон и Дафнис», «Ночь», «Новый год», «Посвящение Кущи» и «Райская птичка». Из других без даты нужно отметить статью «Флор Силин, благодетельный человек» — про крестьянина, что всем бывшим в горе помогал; статью «Невинность», ибо нет невинности среди людей — она предпочла уйти; и статью «Калиф Абдул-раман» — про человека, пятьдесят лет желавшего власти, а царствовавшего всего десять дней.

Автор: Константин Трунин

» Read more

1802 год — основание «Вестника Европы». Карамзин — самостоятельный творец, вышедший из периода молчания. Он и не молчал, осмысляя дальнейший творческий путь. Мастером художественного слова Николай себя уже не чувствовал. У него могли закончиться сюжеты для произведений, а может его захватила идея работы над историей. Ему предстояло трудиться над переводами. И, тем не менее, статьи из-под его пера всё-таки выходили. Да и как их не писать, если «Вестник Европы» требовал наполнения.

Сразу к статье «О любви к отечеству и народной гордости». Ставилась задача определить, почему всё складывается столь непонятным образом. Отчего жителю северных стран неуютно в жарком климате, ему всегда хочется вернуться обратно. Так и в случае жителей южных стран — им не нравится холодная погода. Множество нюансов можно привести, однако следует обратить внимание на других. Периодически в тех или иных землях рождаются люди, способные влиять на происходящее. Почему не где-то ещё, а только там? Родись они, допустим, не во Франции, а в России — всему предстояло складываться иначе.

В статье «Моя исповедь» Николай собирал камни. Не решаясь говорить от себя, подписавшись графом NN, он подводил промежуточный итог сделанному. Но читатель склонен думать, что не о себе он писал, хотя бы уже на том основании, что в 1802 году он не перешагнул сорокалетний рубеж, пусть в остальном быв близким к истине. То, о чём бьются историки и литературоведы, то им внушил непосредственно Карамзин. Николай без стеснения говорил от лица NN о том, что он является иконой стиля, умеет пленять девушек… и просто красавец с подвешенным языком.

В статье «О лёгкой одежде модных красавиц XIX века» Николай сообщает о меняющихся нравах женщин. Лично он успел застать скромность девушек в быту, умелых хозяек, живущих в дали от шума городов и способных на принятие важных решений. А теперь всё переменилось. Нынешние красавицы пусты духовно, притягивают лишь внешним блеском, тогда как кажутся неприспособленными к жизни. Что же, потомок успокоит Карамзина! Ещё не раз девушка после успеет стать скромной и снова раскрепощённой — данная особенность характерна для смены поколений, причём не только в отношении женского пола.

В статье «От чего в России мало авторских талантов» Николай думал о разном, но не о существенном. Не видел он, что писательство должно приносить прибыль. А ежели нет дохода — не будет и желающих творить. С другой стороны, не для кого писать. Кому читать создаваемое в пылу творческих порывов? Ежели только для малой прослойки населения, обязательно связанной с царским двором. Дворянству более нравилось читать французских авторов, ведь известно — не каждый из причастных к высшему сословию владел русским языком. И тут потомок успокоит Карамзина! Писателей в России будет много, что в пору появиться желанию ограничить их порывы к творчеству. Однако, также Карамзин написал статью «О книжной торговле и любви к чтению в России», где указал на рост количества книжных лавок, за что следовало благодарить издателя Новикова, умевшего находить подход к читательской публике.

Статья «О случаях и характерах в российской истории, которые могут быть предметом художеств» должна считаться экскурсом в историю. Николай ясно давал понять — после избавления от ига рост русской культуры начинал спешно подниматься. Статьёй «Приятные виды, надежды и желания нынешнего времени» Карамзин продолжал себе вторить. А вот в статье «О московским землетрясении 1802 года» отразил октябрьское событие, мало кем отмеченное. В виду слабости, оно никого не заставило побеспокоиться. Зато Николай высказал теорию о заполнении горячим воздухом земных пустот, вследствие чего земля и сотрясается. Ещё одна статья «Мысли об уединении» должна остаться без внимания, хотя бы согласно её названия.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Помимо художественных работ, Карамзин проявлял страсть к написанию публицистических статей. Ещё не основав журнал «Вестник Европы», Николай вёл активную деятельность журналиста. А учитывая многообразие написанных им трудов, осознавая сложность обращения с данным материалом, поскольку тяжело определиться, как лучше его рассматривать. Затруднение возникает по понятным причинам: во-первых, не всегда удаётся определить истинного автора; во-вторых, не было такого собрания сочинений, где творчество Карамзина представлено в соответствии с хронологией написания, либо опубликовано в полном объёме. Сообразно этому, принимаясь за дальнейшее изучение наследия Николая, будем стремиться получить в меру удобоваримый результат.

Вернёмся тогда к публицистике за 1793 год. Карамзин написал посмертную речь «Цветок на гробе моего Агатона» по усопшему другу. Сам же Николай сказал — неважно, кем умерший являлся, он не оставил по себе той доброй памяти, чтобы о нём вспоминали потомки. И плохих дел он не совершал, просто не сумел прославиться. Потому давайте считать его Агатоном. А кто такой Агатон? Это современник Еврипида, прилагавший усилие для окончательного нивелирования значения хора и мифологических сюжетов. Да, думается, ничего кроме метафоры Николай не подразумевал.

В статье «Что нужно автору» отражено основное, к чему должен стремиться писатель. Карамзин проявил твёрдую уверенность — важно поощрять многообразие. Каким бы человек не казался плохим или хорошим писателем, прежде всего, он — личность, которой присуща и способность ошибаться. И как не пиши, даже совершая ошибки — писатель сохраняет присущую для его восприятия важность. Пусть лучше человек показывает уверенность в силах и пишет от чистого сердца — прочие качества его не испортят.

В статье «Нечто о науках, искусствах и просвещении» Николай задумался о культуре вообще. Разве несёт понимание возвышенного, способность к проявлению умения существовать в человеческом обществе? Ежели взять для примера Спарту, где не поощрялось иное искусство, кроме физического превосходства; где только власть силы имела значение. Спартанцы не стремились к проявлению уважительного отношения к духовной составляющей социума. Но никто не скажет, что они не умели быть добродетельными. Сколько не говори о культуре — к полному убеждению в необходимости ей следовать не придёшь. Впрочем, до Спарты и Лаконии Пелопоннес прославился богатой мифологической историей. Поэтому, что не говори, спартанцы были прямыми потомками покорителей Трои.

Продолжая размышлять о древних временах, Николай написал статью «Афинская жизнь». Он представил себя древним греком, и отправился бродить по Аттике, побывав и в античных Афинах. Всегда кажется, что лучше понять нечто далёкое — постаравшись к оному приблизиться.

Статья «Нежность дружбы в низком состоянии» (ещё одна написанная в 1793 году) и статья «Деревня» (за 1792 год) проходят мимо читательского внимания.

Предстоит остановиться на своеобразно понимаемом цикле изречения мудрости устами Мелодора и Филолета. Это статьи «Мелодор к Филалету» и «Филалет к Мелодору» (обе за 1794 год) и «Разговор о счастье» (за 1797 год). Карамзин продолжал настаивать на необходимости осознать смысл творимого человеком. Из века в век раздаются призывы о необходимости ценить и превозносить всё им совершаемое. На деле выходит иначе — любое достижение приводит к войне. В приоритете у людей остаётся жадность до удовлетворения политических амбиций, позволяющих получать определённые выгоды, в том числе и культурные достижения соперника. Лучшее доказательство сих слов — Европа. Не её ли народы стремились к просвещению, добивались прав и думали о лучшем для человечества? Итогом их устремлений стала взаимная война. Зачем? Во имя всеобщего благополучия, конечно.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Сам укоряя писателей за написание произведений на историческую тему, Карамзин не мог не попробовать собственные силы в подобном. Как знать, может его подход послужит примером для потомков, должных серьёзнее относиться к имевшему место в прошлом. Николай взял сложный период российской государственности, касающийся окончательного усмирения Москвой новгородской вольницы. Как же сообщить читателю, чтобы развлекательный элемент не превзошёл историческую справедливость? Стоило оказаться содержательнее со стороны фактов, как к повести проявят малый интерес. И Карамзин попытался, всё равно не сумев найти требовавшиеся ему способы подхода к изложению. Несмотря на старания, повесть о Марфе-посаднице вышла излишне исторической, почти не претендующей на право называться полноценной художественной литературой.

Основная повествовательная линия — необходимость подготовиться к приходу войска Ивана Великого. Прежде не раз князья московские и прочие шли на Новгород, имея целью единственное — разжиться откупными. Новгород потому и стоял крепко, что имел возможность удовлетворять алчность жаждущих обогащения, кто бы не приходил в пределы его государственности. Непосредственно новгородцев на протяжении веков разбирали споры — как нужно существовать, учитывая условия меняющихся политических приоритетов. Будучи Русью изначальной, Новгород отстаивал независимость по праву первенства над россами. Его воли никто не мог сломить, в том числе и золотоордынцы. Но теперь всё сталось иначе. Ивану Великому не были нужны откупные — он вознамерился сделать новгородские земли вотчиной Московского княжества, тем в отдалённой перспективе способствуя росту могущества, прежде всего за счёт облегчения бремени, отказав монгольским правителям в праве считать москвичей данниками.

Новгород оказался в безвыходном положении. Откупиться и нанять войска для обороны не было возможности. Политические процессы шли против них. И тут бы сказать, что Иван Великий, в присущем ему духе, умело подготовился к походу, проведя требуемую предварительную работу, ослабив союзников Новгорода, вследствие чего новгородцы и оказались перед необходимостью забыть о вольнице и перейти в услужение к москвичам. Как раз о создавшемся безвыходном положении и стремился рассказать Карамзин читателю.

Последней посадницей Новгорода была Марфа Борецкая. Как она боролась? О том остаётся гадать. Согласимся с Николаем, она призывала население вспомнить о былых военных успехах. Ведь когда-то удалось новгородцам малым числом противостоять, правда им тогда помогла православная икона. А теперь нет и этого, поскольку значительная часть новгородцев тяготела к католицизму. Не получалось у Марфы найти способ воздействия. Не к тому новгородцы склонялись способу разрешения пограничных споров. Потому читатель внимал безуспешным мерам, где завершение похода Ивана Великого казалось очевидным. Не могли новгородцы выстоять из-за нежелания воевать. Государство, построенное на принципе уважения только к товарно-денежным отношениям, рухнуло при первом проявлении интереса от страны, имевшей иные цели. В частности Московского княжества — это идея собрать земли Руси, став за счёт объедения сильнее.

Все слова о тех событиях кажутся незначительными, если соотносить тогдашние владения Москвы. Лишь кажется, будто Московское княжество обладало существенными ресурсами. В действительности такого не было. По своей сути, завоевание Новгорода — первое крупное достижение московских князей, вслед за чем возникло чувство способности скинуть иго, а затем взять под контроль остальные земли Руси, выступить против татарских ханств, и уже после оспаривать давно утраченные владения россов, оказавшиеся под Литвой, чтобы немного погодя сметь заявлять права на территории, и вовсе к Руси никогда не относившиеся. Но обо всём этом Карамзин ещё напишет в «Истории государства Российского». С 1803 года Николай официально по воле императора Александра I получит титул историографа.

Автор: Константин Трунин

» Read more

От знакомства и привязанности до крепкой дружбы — так можно охарактеризовать отношения между Екатериной и Григорием Потёмкиным. На сегодняшний день известно более тысячи писем и записок, которыми они обменялись. Ещё больше осталось неизвестным — скорее всего истлев от времени, либо и вовсе быв уничтоженным ещё при их жизни. И всё же потомок может проследить, с чего начинаются великие дела. С обыкновенных скромных просьб поверить в способности и позволить постоять за Отечество. Именно так поступил Потёмкин в 1769 году, испросив личного разрешения императрицы, дабы дозволила она ему отправиться на войну. Григорию осталось проявить отвагу, после чего для него случилось невообразимое, приведшее к неувядающей в веках славе.

Есть письма от 1773 года — тогда от Екатерины сохранились ответные послания. Пока ещё разговаривая сухо, в основном благодаря за проявление отваги в боевых действиях. С 1774 года переписка стала сбиваться на французскую речь, появились ноты интимности, за иной месяц отмечается сверх двадцати посланий. Екатерина открыто писала, что «любит своего Гришечку», называла «дражайшим супругом», могла огорчаться, если ночью он её не посетит. Вообще 1774 год отмечается всплеском влюблённости, когда именно за Екатериной заметна болезненная привязанность. И это несмотря на будораживший общественность июль, неприятный продолжавшим бунтовать Пугачёвым. Императрица чрез меры отвлеклась на любовь.

Екатерина старалась выполнять желания Потёмкина. Она не раз извинялась перед Григорием, вспоминая о его неприятии длинных посланий. Но говорить ей хотелось, поэтому она всё же не всегда себя сдерживала. К 1775 году переписка приняла взвешенный вид. Эмоции успели остыть, теперь Потёмкин и Екатерина общались как два хорошо знающих друг друга человека, готовые помогать при любых затруднениях. Становилось очевидно, вслед за пылкими чувствами, всё-таки понимая, какая возникает ответственность, ведь за Екатериной стояла Россия. Можно даже сказать, что страна воплощала собой домашнее хозяйство, о котором требуется проявлять не меньше забот. Потому письма наполняются не «люблю-люблю», а взвешенным отношением к быту. Государственные дела казались отныне важнее. Но обиды всё же сохранялись. Не настал пока тот момент в отношениях, когда рациональность преобладает над эмоциональностью.

С 1778 года переписка переполняется от разнообразных тем, только вплоть до 1781 года Екатерина продолжала извиняться за длинные послания. С наступлением 1782 — из переписки исчезло личное, уступив место политике. Потёмкин далее напоминал крепкого хозяйственника, самостоятельно решающего, к чему следует проявить особое внимание. Так он указал Екатерине на необходимость России прирасти Крымом, для чего отобрать его у турков. И не из простых побуждений он о том задумался — Григория печалила политика европейских держав, продолжавших разрастаться колониями. России следовало поступить сходным образом, и нет ничего лучше Крыма.

Переписка последующих лет отражает вынашивание совместных планов. Екатерину и Потёмкина беспокоила ситуация на границах. Они обменялись мнением от происходящих в Китае и Грузии процессах. Им не нравилось возможное обострение внутренних противоречий в соседствующих с Россией странах. До 1791 года в переписке отражены обстоятельств войн России, упоминается и путешествие Екатерины в Тавриду. Не обходится без осуждения дышащей в спину Швеции, готовой предать интересы европейцев, договариваясь с Турцией. Есть и мысли об обязательном разделе Польши.

В 1791 год переписка заканчивается в связи со смертью Григория Потёмкина. На протяжении всего года он писал о дискомфорте в области сердца, серьёзно думая о скором наступлении смерти. Екатерина очень переживала, её здоровье давало сбои: она мучилась постоянными коликами и ветрами. В октябре Потёмкин умер по пути из Ясс.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Когда сказать совсем нечего, начинается академизм. То есть вспоминаются материи, далёкие от основного смысла содержания. Наполнение происходит за счёт отсылки к древним временам, порою библейским. Иногда иного не остаётся. О чём же можно было рассказать, сообщая нечто о Пушкине? Казалось бы, рассмотренного прежними поколениями достаточно. Но дух исследовательский остановить нельзя. Тогда можно заново раскрыть темы, уже относительно современного дня, потому как всё связанное с исследуемым объектом трактуется в ином свете. Ежели за дело брался советский пушкинист — он поступал согласно социалистических представлений, с удовольствием находя подтверждение утверждению типа: главным героем в «Борисе Годунове» является народ. Но нужно стоять выше этого — решал Валентин Непомнящий, предпочитая, вместо проведения параллелей между Марксом и наследием Пушкина, обращаться к библейским мотивам, причём начиная сразу с сюжета об Адаме и Еве.

Содержание «Русской картины мира» создавалось на протяжении нескольких десятилетий. А итоговый вариант был удостоен Государственной премии Российской Федерации. И важно увидеть не наполнение исследования, а сказанное Валентином на вручении премии. Ему сталось обидно за культуру россиян, забытую властными структурами. И это Валентин говорил накануне реформы премии, ещё не подозревая, как уже с 2004 года всё станет много хуже. Государство словно забудет о необходимости придавать значение созидающим культуру людям. Но Валентин о том и говорил, что именно государству требуется создавать культуру. А рассуждая далее — государству важно воссоздавать культуру в качестве оценки смысла собственного существования. Достаточно взглянуть на прошлое — прославлявшее достижения социализма в Советском Союзе. Что же, теперь на государственном уровне решено действовать от противного. Может в том и есть смысл, ежели предполагать, будто как раз культура подтачивает основы существования действующего политического режима. А значит культуру нужно уничтожать. Иных мыслей просто не может возникнуть.

И всё-таки вернёмся к пушкиноведению. Валентин сообщает без утайки — оно в кризисе. Есть два ежегодных журнала на Россию, посвящённых жизни и творчеству Александра Сергеевича. Немного задумавшись, видеть даже один журнал — не кризис. Впрочем, пушкинистам в любом случае обидно. Да и всякому было бы обидно — не воспринимай всерьёз его увлечение. Только как серьёзно относиться к людям, посвящающим существование поиску смыслов в чужих текстах? Нельзя с остервенением биться с коллегами за правду, ежели она касается вопроса постановки того или иного знака препинания, будто тем в корне меняется смысл фразы. И Валентин объясняет причину. Оказывается, произведение пушкинист оценивает не столько в комплексе, сколько разбивая его на главы. Думается, вплоть до отдельных предложений. Всё делая для того, дабы найти другими ещё не найденное. Уж такова пушкинистика по своей сути.

Другой аспект — постоянное восхваление Александра Сергеевича. Пусть он — солнце русской поэзии, либо кто другой, но панегирик — это не всегда хорошо. Во всём Пушкин оказывался уникальным. Писал так, что ныне не получится заменить одно слово другим. При таком подходе забывается главное — человек, исследующий другого человека. Вместо Валентина Непомнящего приходится видеть восхищённого читателя, к тому же и склонного к раскрытию творчества любимца через религиозные откровения. Потому и было упомянуто про академизм. Для примера можно взять работы всякого поэта былых веков, писавшего оды российским императорам — вот где полное отсутствие связи с действительностью, при полном уходе в предания предков, причём не собственных, а глубоко мифических. И как-то не очень оказывается удобным соразмерять Пушкина с канувшей в Лету архаикой.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Московское княжество к 1510 году ещё не собрало всех земель русских. Но и со взятием Пскова объедение не было завершено. Ещё оставалось найти лад с рязанцами, жителями древнейшего форпоста на границе между Русью и южными пределами. Пока же к Москве пожелал отойти Псков, чьи граждане устали от противостояния между славянами и рыцарями с запада. Не проходило и пяти лет, чтобы к воротам псковитян не подходила волна очередных горе-завоевателей. Да и сам Псков — республика с подобием новгородского устава, желавшая видеть во главе избираемых населением города князей. Были среди них князья из Рюриковичей, но порою власть доставалась выходцам из литвы. Кто же не вспомнит Довмонта, пришедшего извне, но закрепившего за Псковом право на самостоятельность от Новгорода. Спустя два столетия псковитянам пришлось задуматься — оказаться пленёнными силой или добровольно покориться московскому князю.

Есть разные точки зрения очевидцев на произошедшее отторжение жителями Пскова на право независимости. Одни источники утверждали несправедливость произошедшего, где впору взывать к божественному вмешательству, дабы усмирил алчные порывы Москвы. Говорилось то от чистого сердца, или исходя из невозможности воплотить собственные алчные порывы псковитян? Рационально взиравшим на бедственное положение республики казалось иначе — ежели не согласиться добровольном встать под власть Московского княжества, тогда к тому же принудят рыцари Тевтонского ордена, либо воплотит мечтания шляхта Речи Посполитой. А так как Новгород уже пребывал под Москвой, помощи ждать было неоткуда.

Судьба Пскова не так проста. Повесть о его взятии не заглядывала вперёд. Там достаточно событий, связанных с положением города между враждующими лагерями. Ещё успеют сойтись в праве на владение землями псковитян войска Стефана Батория и Ивана Грозного. Пока же, в год 1510, Псков становился частью Московского княжества, с покорностью снимая вечевой колокол и навсегда забывая о свободомыслии. Данное историческое событие находило множество откликов, есть о нём упоминание и в летописях. Частью которых как раз и является так называемая «Повесть о Псковском взятии». Сама по себе она не воспринимается оригинальным произведением, скорее следует говорить об её особом положении среди текстов. Согласно содержания получалось, что власть Москвы псковитяне признавали.

Что значит для жителей Руси кого-то признать? Это делалось с помощью крестоцелования. Ежели кто после отказывался от совершённого деяния, того признавали клятвопреступником. Насчёт сего есть мнение — не было ничего для русского человека тяжелее нарушения клятвы через целование креста. И тут возникает необходимость видеть в псковитянах сторонников веры во Христа греческого толка. Если касательно Новгорода хорошо известно, как тяготели новгородцы в последние десятилетия существования их республики к католицизму, то касательно населения Пскова остаются сомнения. Хотя, свойственное Новгороду должно было быть присущим и псковитянам. Но ведь не станет летописец, особенно ориентированный на Москву, тем более после свершившегося факта признания Псковом власти москвичей, предполагать иное. Как раз в данном случае и можно сказать, что историю пишут победители.

Играл ли Псков вообще значение для исторических процессов? Он всегда рассматривается в качестве промежуточного звена конфликтов Руси и её западных соседей. На его землях происходили важные события, тогда как сам Псков не ставился во главу угла. Однако, стоит признать, Псковская республика существовала ровно до того момента, когда население не перестало понимать — дальше без помощи они обойтись не смогут. Выбором большинства оказалось Московское княжество. О том повесть и сообщает.

Автор: Константин Трунин

» Read more