Category Archives: ЖЗЛ/Мемуары

Апулей «Апология, или о Магии», «Флориды», «О божестве Сократа» (II век)

Апулей Метаморфозы

Сказано вам — не виноват Апулей. Не был он магом. Жил, веровал, совершал обряды, познавал мир, но не занимался магией. Ибо кто в Римской Империи прибегал к магическому искусству, тех, в лучшем случае, высылали, в худшем — казнили. Не сносить головы и Апулею, не умей он ладно сказывать истории. Время сохранило для нас его «Апологию» — защитительную речь. По ней мы можем судить о таланте человека, сумевшего снять с себя обвинения, оставив в дураках всех, кто был против него.

Следует обязательно сомневаться в увиденном и услышанном. Не Декарт первым задумался о необходимости всё подвергать сомнению. Таких же мыслей придерживался Апулей. Потомки понимают, не так чист на руку Апулей, каким себя выставляет. Никто в здравом уме не станет подтверждать смертельно опасные обвинения. По этой причине пришлось ему измышлять оправдательные мотивы для своих действий. Разве не склонен был к магии Апулей? Был склонен. Но не занимался он магической практикой. Всего лишь старался понять действительность.

Мы лишены возможности вникнуть в суть произошедшей ситуации с Апулеем, в результате которой пострадали интересы ряда римских граждан. Дело коснулось брака с женщиной в возрасте, а также связанной с этим событием финансовой составляющей. «Апология» показывает речь одного Апулея, с иронией разбивающего возводимые против него обвинения. Оппоненты старались выставить его магом, приводя в пример случаи, с обычными людьми случающиеся редко. Как-то ведь он соблазнил вдову, отчего-то рядом с ним упал и забился в судорогах мальчик, зачем-то из Африки прислал знакомому зубной порошок, он даже смотрит на себя в зеркало и потрошит рыбу без цели её съесть.

Пришлось Апулею показывать, настолько он много знает, как стремится знать больше. Не просто существует, а старается понять смысл сущего. Он поэтически одарён, может произносить речи часами, чему потомки и становятся свидетелями, если берутся за чтение сохранившейся искромётной защитительной речи Апулея. Было бы интересно посмотреть на судебный процесс со стороны, понять лучше столкновение интересов. Представить обвиняемого в магии человека действительным магом, манипулирующим сознанием любопытствующей толпы. Отчего-то кажется, что так и было. Спас положение подвешенный язык Апулея. А может и не спас — о вынесенном судом приговоре сведений не сохранилось.

Харизматичной личностью был Апулей. Лучше его удастся понять, дополнительно ознакомившись с произведением «Метаморфозы, или Золотой осёл». «Апология» сама по себе воспринимается подобием художественного произведения, настолько же воспринимаемого новаторским для Древнего Мира, как сказание о похождениях превращённого в непарконопытное животное человека, но всё же остаётся примером речи защищающегося от обвинений. Что выдумано, а что правда — согласно высказыванию Апулея о сомнении — неизвестно.

До нас дошли и другие работы Апулея. Например, «Флориды» и «О божестве Сократа». Они понимаются набором максим, собранных в одном месте. Апулей показал широту знаний, его интересовало абсолютно всё. Мы видим его познания в медицине, осведомлённость о географии Индии, Карфагена, острова Самос. Разбирается он и в поведении попугаев. Знает об осаде Трои. Размышляет об иерархии демонов. Не обходится без философии — упоминает Платона и Лукреция.

Не уставайте познавать мир. Познавайте его так, чтобы вызывать подозрение у окружающих. Говорите окружающим об этом вздорные мысли. Вздор — есть лучшее средство для понимания действительности. Действительность только тогда раскрывается, когда понимается в новом смысле. Смысл важнее домыслов, ибо домыслы предполагают смысл, а смысл — утверждает правоту домыслов.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Булгаков «Жизнь господина де Мольера» (1933)

Булгаков Жизнь господина де Мольера

Михаил Булгаков рассказал о Мольере. Рассказал так, как ему хотелось. Рассказал, что было известно и чего известно не было. Он беседовал с действующими лицами, строил предположения и вёл главного героя по задворкам жизни. Представил читателю самоуверенного заикающегося актёра, автора пьес и новатора в театральном деле, кому суждено выступать перед королём Франции, обеспечить себе успех и умереть, устав от порочащих его слухов.

В жизни Мольера есть достаточное количество неясных моментов, как и неясно, чем он занимался в молодости. Есть предположения и вроде бы ясные факты, притягивающие внимание. Булгаков сообщает читателю сведения о родителях. Показывает, насколько прочно стоял на ногах отец будущего комедиографа — он сумел воспитать шестерых детей, дать образование и смел надеяться на поддержку в семейном ремесле. Мольер поддерживать отца не стал, предпочтя карьере торговца мебелью ремесло актёра.

Булгаков не говорит, как прошли годы становления. Причина понятна — о том не сохранилось сведений. Остаётся предполагать — Михаил частично это сделал. И надо сказать, именно часть, где Мольер практически неизвестен, лучше всего удалась Булгакову. Он мог вольно обращаться с имевшимся в его распоряжении материалом, домысливая детали.

Шатко-валко шёл Мольер к успеху: жил в нужде, голодал, его представления не пользовались спросом. Он ставил произведения Корнеля, исполняя их в непривычной для зрителей манере. Может потому и не оценили сперва его творчество современники. После успех к нему придёт, тому будут способствовать удачно выбранные места для представлений. Мольер будет стараться давать представления для определённой публики. Например, он всегда отправлялся в те города, где проходили заседания Генеральных штатов.

Чем ближе к власть имущим, тем скорее придёт успех. Не нужно никому угождать, гораздо лучше опорочить. Не прямо, а иносказательно. Кто должен понять происходящее на сцене, тот поймёт, мнение прочих Мольеру без надобности. Поделившись всевозможными слухами, считая основной из них — женитьбу на собственной дочери, Булгаков приступил к сухому изложению достаточно известных моментов жизни Мольера. Рассказывать сверх должного Михаил не стал.

На страницах не хватает описания исторической составляющей. Читателю ясно — умер Людовик XIII, Францией руководит Мазарини, фронда. Булгаков того почти не касается. Неизвестно какими делами занимался сам Мольер, что же тогда беспокоиться о брожении общественного мнения. Важно видеть стремление Мольера к успеху, рост его творческого потенциала. Молодые годы прошли для него быстро. Только Людовик XIV сможет его оценить, приблизить к королевскому двору. К тому времени Мольер достаточно повзрослеет, чтобы поддаваться каждодневным приступам ипохондрии.

В 1660 году Мольер достиг вершины мечтаний. Он ставил собственные произведения непосредственно для короля, к тому же пользовался благосклонностью министра финансов Николя Фуке. И всё равно Мольер продолжал считать доходы и расходы. Ему требовалось стараться удерживать актёров, получавших выгодные предложения. Булгаков не говорит о конкурентах Мольера. Надо полагать, злопыхатели имелись не только среди знати. Читателю более ничего неизвестно — он удостоен слышать про Корнеля, испанских драматургов и более ни о ком.

Булгаков с первых страниц показывает Мольера в качестве величайшего из людей, но никак это утверждение не раскрывает. Любое величие рождается в противостоянии с кем-то, хотя бы с безликой массой несостоявшихся соперников. Допустим, Мольер пересмотрел понимание театрального искусства, но как именно? Всего лишь призывал к естественности на сцене? Может иначе Мольер не умел играть? И тут Булгаков сохраняет молчание. Он просто рассказал о жизни замечательного человека, мало уделив внимания его творческим способностям. А жаль! Дышал Мольер как раз театром.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Владимир Красильщиков «Всех видеть счастливыми…» (1987)

Красильщиков Всех видеть счастливыми

Что до правды, то правда людям не нужна. Людям нужно рассказать красивую историю о целеустремлённом человеке, каковым был товарищ Орджоникидзе. Как было на самом деле — не имеет значения. И если не пытаться узнать больше о Серго из прочих источников, то так и останешься уверенным, будто Григорий Константинович болел сердцем за нужды тяжёлой промышленности Советского Союза. Болел так, что сердце не выдержало и подвело его в начале рокового 1937 года. Владимир Красильщиков создал интересную историю для юного читателя, готового поверить в правдивость изложенного.

Интересно, верил ли Красильщиков тому, о чём сам рассказывал? Он не упоминает никого из партийных руководителей, кроме вечно умудрённого знанием правильного пути Владимира Ленина, но показывает действительность рядовых граждан, пребывавших в острой нужде. Так со страниц на читателя и смотрят голодные люди, питающиеся в столовых водой с сеном. Верит Владимир Красильщиков, верит Серго, верят голодные люди, что наступит день, когда поднимется промышленность, будут накормлены абсолютно все. Кто-кто, а уж Владимир-то знает, насколько поднялась промышленность и насколько изменился рацион рядовых граждан. Советский человек первым вышел в космос, а оставшиеся на земле продолжали есть воду с сеном и жить на тех же казарменных условиях, как во время становления этой самой промышленности.

Орджоникидзе верен идеалам Ленина, он стремится сделать за один год то, для чего англичанам потребовалось тридцать пять лет. И люди хотели того же. Никто не жалел себя, отдавались полностью работе. Самое время вспомнить о Молохе, том самом, пожиравшем приносимых ему в жертву младенцев. Советские граждане отдавали себя без остатка, а после в тридцатые годы появилось движение стахановцев, сумевших из до того непосильных шести тонн выработки за смену добиться цифры, превышающей пятьсот тонн.

Красильщиков знает, Орджоникидзе поднимал промышленность страны, дабы опередить гитлеровскую Германию. Серго был уверен, что Третий Рейх обязательно нападёт на СССР. Нужно сделать всё для того, чтобы его армия, в случае нападения, столкнулась с разработанным специально на этот случай танком модели «111» (будущий «Т-34″). И ведь работали советские люди во благо счастливого будущего страны. И все знали, как придётся тяжело жить в годы войны. Красильщиков удивительно пророчески отражает устремления Георгия Константиновича.

Трудный жизненный путь прошёл Серго. Он рано познал вкус воззрений Ленина. Стал его горячим сторонником. Поддерживал и добивался осуществления его идей. Сидел в застенках, читал книги и, конечно же, в каждой из них находил революционные мотивы. Потом каждодневно работал, забыв о праздниках и выходных. Он хотел всех видеть счастливыми… И в итоге сердце не выдержало, согласно официальной версии. Красильщиков не стал говорить, что Орджоникидзе застрелился, либо его убили, как гласят прочие версии.

Читатель волен на своё усмотрение поддерживать точку зрения автора произведения. Красильщиков написал «Всех видеть счастливыми…» в честь столетия со дня рождения Георгия Константиновича Орджоникидзе. Со своей задачей он справился. Показал взросление физическое, душевное и умственное. Отразил на страницах первые увлечения и первую любовь, первые порывы и первые поступки. А после началась жизнь человека, со всеми её страстями, устремлениями и заблуждениями. Излишняя идеализация не является лучшим из возможных средств отражения событий прошлого. Красильщиков не идеализировал жизнь рядовых граждан, но Серго вышел под его пером излишне устремлённым к достижению до того недостижимых вершин. Может иную вершину он хотел покорить? Если есть желание узнать, нужно избрать другой источник: не такой предвзятый.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Андрей Битов «Уроки Армении» (1967-69)

Битов Уроки Армении

Писать не хочется, но писать необходимо — так рождаются вымученные произведения. Что мог Андрей Битов рассказать про десятидневное пребывание в Армении? Сам он говорит, что ничего толкового сказать не может. А сказать надо! Поэтому в течение двух лет он писал «Уроки Армении». Не преследуя целей, просто излагая мысли, Битов создал работу, отчего-то считающуюся важной. Понять причины того просто, достаточно ознакомиться с елейным восхищением от армянской культуры и упоминанием геноцида. Во всём остальном Битов остался критичен.

Как получается у человека чем-то восхищаться, чтобы в том разочароваться? Битов о том прямо не говорит. Он — журналист. Поёт читателю об увиденном. И первым, с чем познакомился Андрей, стал армянский алфавит. Непривычные ему буквы изумили его, поразили своей древностью. Они, буквы, продолжают существовать без изменений, чего нельзя сказать про алфавит русского языка. Зачем Битов вспоминает, как иначе мыслили классики русской литературы? Они, русские писатели, использовали для творчества другой алфавит и другие правила, что ныне доступно вниманию лишь специалистов, когда большинство устраивает адаптированный вариант.

Про сам армянский алфавит Битов ничего плохого не говорит. Он замечает изменчивость непосредственно армянского общества. Сохраняя культуру, армяне живут настоящим моментом. У них не так много осталось нужного — основное утеряно. В качестве примера такого мнения достаточно увидеть архитектуру Еревана. У главного города Армении нет собственного лица. Битов не предлагает озаботиться созданием оного. Отсутствие лица — такое же лицо, подобное прочим.

Читатель себя спросит: куда делась благосклонность автора? Почему с первых страниц восторг, а чем дальше Битов углублялся в мысли, тем всё чаще он собирал всё подряд? Было бы о чём рассказать, как соответствующий текст появлялся на страницах. Не обходит Битов стороной упоминание Арарата, Месропа Маштоца, истории, географии. Андрей повествует вплоть до верности армянок и похода в кинотеатр на «Фантомаса».

Где же цельность предложенного автором материала? Её нет. Битов пишет подобие путевых заметок, не более того. И писать ему было необходимо, иначе зачем ездил в командировку? Мог и не писать. Битов не хотел писать. В итоге написал. Даже издал. В ереванском издательстве, разумеется, издал. Важным человеком после в Армении стал. Как не стать, когда такое внимание к ней приковал. Обласкал, пожурил, дал повод задуматься о будущем. Коли не существовало Армении явной, требовалось её таковой сделать, чтобы действительно Армения, а не социум. сохранивший достижения предков. Мнение стороннего человека везде должно цениться, поскольку только ему под силу оценить, найти отрицательные и положительные моменты. Не без предвзятости, конечно. Битов будет сравнивать прежде всего со знакомой ему средой.

Дельных мыслей могло хватить на несколько увесистых статей. Битов решил расползтись мыслью по древу. Обозначив явное, он ушёл в непролазные дебри слов, излагая уже обстоятельства, никакого значения не имеющие. Он мог рассказать о достойном упоминания, углубившись в реалии Армении и населяющих её людей, чего делать не стал. Битов судил поверхностно, не заглядывая далее доступного взору. «Уроки Армении» уподобились видимости Арарата из Еревана — вроде есть, можно увидеть, нужно дождаться ясной погоды. Но так как его не видно, значит следует представить. И тогда воображение подскажет всё требуемое, обязательно в прекрасных оттенках. Нет мрачности на страницах, есть надежда на прояснение. Кто желает увидеть, тот разглядит Арарат, тот оценит и «Уроки Армении».

Автор: Константин Трунин

» Read more

Джеральд Даррелл «Моя семья и другие животные» (1956)

Даррелл Моя семья и другие животные

Не будем во всём верить Дарреллу, рассказать он мог много о чём, много о чём он мог и умолчать. Книгу «Моя семья и другие животные» он писал, и стоит понимать писал сугубо ради единственной цели, для заработка денег, которые пойдут на организацию экспедиций и создание своего зоопарка. Поэтому и рассказывает Даррелл о собственном детстве, поскольку иного выбора у него уже не осталось. Перед читателем предстал десятилетний Джеральд в окружении семьи, во время их совместного пребывания на греческом острове Корфу.

Что делать на острове ребёнку? Весело проводить детство, изучать фауну и попадать в различные неприятности. Именно этим Даррелл и занимается. Нормального общения со сверстниками у него не получалось, хотя греческий язык он достаточно хорошо научился понимать. Образование Джеральд получал на дому, что также сказалось на отсутствии в кругу его общения равных ему по возрасту. Даррелл об этом не говорит, для него не существует на острове никого, кроме матери, братьев, сестры, таксиста, учителей и приходящих в гости людей. Все встречаемые им на острове оказывались весьма странными, можно смело сказать — помешанными, если сам Даррелл их себе не воображал, если они в действительности существовали. В любом случае, след сих личностей постоянно загадочным образом терялся и лишь Джеральд один может говорить про их реальность.

Это ли сказалось на пристрастии Даррелла к животному миру? По утверждению сторонних источников, первым словом Джеральда было «Zoo». Всё-таки причина пристрастия к животным кроется именно в отсутствии у Даррелла адекватного общения с людьми, вследствие чего он предпочитал приносить домой разнообразных существ, создавать для них приемлемые условия и наблюдать за ними. Сам Джеральд говорит, что во время обучения ему нравилось делать акценты на развлекательной составляющей учебного процесса, вроде запоминания имён слонов из армии Ганнибала и придания значения фактам из серии — какое первое животное увидел Колумб в Новом Свете. А раз так, значит интерес у него проявился с юных лет. Поэтому на всю оставшуюся жизнь он прикипел к единственному делу, ради которого дышал и благодаря которому он стал тем — кем известен потомкам.

Как проходило детство Даррелла? Так как книга «Моя семья и другие животные» автобиографическая, то для ответа на данный вопрос достаточно ознакомиться с её содержанием. Вследствие разных потребностей семья постоянно переезжала. Росли дети, у них возникали новые потребности. Кому-то не хватало места для размещения приглашённых гостей, а одному юному натуралисту и того требовалось более ему необходимого, ведь нужно было создавать условия для питомцев, им и отдельную ванную подавай и комнату бы не помешало выделить. Повезло Дарреллу с матерью, она находила возможности удовлетворять растущие потребности взрослеющих детей. Джеральду осталось беззаботно проводить детство. После семье придётся вернуться в Англию, как говорит Даррелл, наступил момент для продолжения обучения.

Как относиться к творчеству Даррелла? Пожалуй, Джеральд действительно любил природу. Он не испытывал к живым существам отвращения и не делал различий между ними, то есть не считал часть из них важными и полезными, другую часть — бесполезными и вредными. Всему должно быть место на планете — все должны уважать друг друга. Как следует сохранить одни виды, так не допускать уничтожения прочих. Безусловно, в обществе периодически вспыхивают вспышки ненависти, будто мотивированные, но мотивированные сиюминутными интересами. Всё приходит и всё уходит — нужно быть добрее и не обострять. Не только Даррелл этому учит.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Юрий Нечипоренко «Смеяться и свистеть» (2012)

Нечипоренко Смеяться и свистеть

Счастье одного — это счастье многих. Уметь рассказать о собственном счастье, значит сделать счастливыми других. А если поделиться личными мыслями в позитивном ключе, тогда к ним потянутся, кому-то они обязательно понравятся. Не надо обладать широкими познаниями и богатой эрудицией, достаточно наделить прошлое светлыми оттенками увядающей грусти. Больно станет лишь от осознания потерянного безвозвратно. Уже нет рядом родных мест, сменились вокруг тебя люди, ты продолжаешь жить, изредка предаваясь воспоминаниям, что обостряют ностальгию, либо вдохновляют изложить события былых дней в письменной виде.

Юрий Нечипоренко представил себя так, чтобы читатель увидел его с детских лет и до институтской поры. Предложенные им истории будут близки каждому, так как многие из нас испытывали схожие ощущения. Не в точности одинаковые, но близкие по духу. И не обязательно, если речь будет идти о конкретной стране. Таковы дети во всём мире, покуда их не коснулась взрослая жизнь. С годами это понимаешь сильнее, хотя знаешь, будучи ребёнком всё воспринимал без нынешней идеализации. Рассказывай Юрий истории от лица себя юного, он был бы вынужден беллетризировать текст, придавая ему художественную форму. У него же получилось именно рассказать о своём становлении.

Сборник рассказов «Смеяться и свистеть» имеет четыре раздела: Двор, Род, Мир, Волнуемое море. Понятно, сперва читатель узнает об авторе, его взаимоотношениях внутри ограниченного круга людей. После ближе познакомится с ним и его родственниками. И уже потом автор приоткроет завесу над жизнью, периодически покидая маленький город для участия в школьных олимпиадах, проводимых в ещё не ставшей для него привычной обстановке. Последний раздел представляет Юрия студентом, не совсем старательным, но хранимым судьбой для чего-то большего, нежели быть верным сугубо физико-математическим наукам.

Обо всём Юрий рассказывает с теплотой. Он старается придерживаться наивного взгляда, дабы показываемый им период жизни воспринимался читателем действительно наполненным невинными представлениями о действительности. С первого рассказа становится понятно, если отсечь важную составляющую человеческого общения, то все друг на друга обозлятся и не бывать более прежним хорошим отношениям. Поэтому нет нужды настраивать читателя против содержания сборника. Юрий посчитал нужным придать описываемому налёт меланхоличной философии, призывая с осторожностью судить о происходящем и всегда смотреть хотя бы на несколько лет вперёд, стараясь уберечь близких и знакомых от потрясений.

Но как быть ребёнком и не приходить в ужас от происходящего в мире? Сущие нелепицы мерещатся детям, отчего взрослые с трудом скрывают от них улыбку. Кто не опасался есть мясо? Мало ли из чего оно сделано. Кто не боялся ходить под чистым небом? Вдруг тебя пронзят невидимые иголки или заразишься неведомой хворью. Конечно, детские страхи со временем вырастают во взрослые, принимают серьёзный вид и их реальность подтверждается соответствующими инстанциями. Но это выросшие страхи. И как не закрывай глаза, предпосылки к ним надо искать в детстве. Не так наглядно, как хотелось бы, Юрий раскрывает перед читателем свои юношеские заблуждения, которые теперь приятно вспомнить ему самому, даже с той самой усмешкой, невольно желаемую скрыть от окружающих.

Остаётся печалиться факту необходимости вступления в новый период жизни. Дети вырастают, получают профессию, заводят семью и очень редко оглядываются назад. Юрий Нечипоренко тоже вырос, стал доктором наук, попробовал себя на литературной ниве, обретя успех и на ней. Он посчитал нужным рассказать о волнительных моментах прошлого, сделал это лаконично и приятно для чтения.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Теодор Гладков, Николай Зайцев «И я ему не могу не верить…» (1983)

Гладков И я ему не могу не верить

Не может такого быть, чтобы прошлое не имело шероховатостей. Обязательно имелось то, о чём ныне замалчивают, либо не знают. Но как относиться к информации, если знаешь, авторы текста намеренно искажают действительность, будто не понимая, насколько нужно быть глупым, чтобы поверить в представленный ими на страницах радужный задор? Тем более, когда речь касается становления Советского государства. В пору подковёрной борьбы, лабильности населения, отсутствия твёрдого понимания происходящего, не может быть настолько твёрдых убеждений, чтобы чувствовать в своих действиях абсолютную правоту. И всё-таки имелись фанатично преданные делу люди, истово веровавшие в победу пролетариата над капиталистическим миром, согласные пользоваться методами диктатуры, тем подавляя очаги оставшегося сопротивления внутри страны.

Теодор Гладков и Николай Зайцев взялись рассказать читателю о деятельности Артура Артузова, сотрудника советских органов государственной безопасности. Ими был показан путь сына швейцарца итальянского происхождения Христиана Фраучи и Августы Дидрикиль до одного из влиятельных лиц государства, о котором Феликс Дзержинский заметил — И я ему не могу не верить. Именно Артузову принадлежала основная роль в обезвреживании контрреволюционеров Бориса Савинкова, Сиднея Рейли и атамана Анненкова. Устранив угрожавший стране «Национальный центр», Артузов в дальнейшем предпочитал заманивать враждебные элементы на территорию Советского государства путём создания фиктивных контрреволюционных организаций. Таковыми были «Трест» и «Синдикат-2″.

Защита интересов государства подразумевает устранение угрожающих его безопасности людей. Артузов предпочитал не просто обезвреживать, он добивался раскаяния. Не так важно наказать человека, как добиться от него признания в заблуждениях. Доказательством успешной работы Артузова стало осознание контрреволюционерами бесплотности борьбы с государством, чьё население не желало видеть над собой никого, кроме советского правительства. Письменные свидетельства об этом наглядно демонстрируют успешность борьбы органов государственной безопасности. Гладков и Зайцев действительно считают, что всё написанное — есть акт чистосердечного порыва откровенности?

Повествование лишено важной составляющей — не описан итог жизни Артузова. Авторы не сообщают о том, что его в 1937 году расстреляли. Артузов погиб за то, против чего боролся. Его обвинили в сочувствии к троцкизму, организации антисоветского заговора и в подготовке терактов. Будь в тесте соответствующая глава, читатель обязательно бы задумался, насколько оправдана борьба за идеалы, когда они легко разрушаются, стоит кому-то захотеть видеть иное о них представление. Нельзя предсказать будущее, но можно увидеть в сегодняшнем дне предвестники грядущих перемен, выражающихся изменением прежних устремлений. При таком понимании защита Артузовым молодого Советского государства привела к его собственной ликвидации, ибо он стал опасен для тех, кто оказался свободным от страхов и волен был далее строить политику по личному усмотрению.

Также повествование лишено самого Артузова. Гладков и Зайцев мало уделяют ему внимания. Более на страницах раскрывается осуществление его планов руками других и воссоздаются портреты оппонентов. Представленные перед читателем личности Савинкова и Рейли показываются в их желании бороться с советской властью. Упор авторами сделан на непоколебимость и отчего-то присущее им ощущение собственной незаменимости. Получилось так, что одиночки всерьёз считали возможным найти ниточки, способные привести к быстрому перевороту. Они, подобно мотылькам, летели на разведённый для них огонь, сгорали, тем очищаясь от заблуждений.

Стоит ли говорить, что аналогично позже сгорит сам Артузов. Его манило пламя счастья для всего человечества. Во имя этого он работал, устранял преграды и истинно верил в лучшее. Но не сбылись надежды, сожжены оказались почти все, кто помогал ему в приближении радостного дня. Артузов был одним из первых.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Джеймс Хэрриот «О всех созданиях — больших и малых» (1972)

Хэрриот О всех созданиях больших и малых

Позитивное мышление — не для настоящих врачей, даже ветеринарных. В случае ветеринарных врачей позитива ещё меньше, ибо клиента вольны усыпить, вооружившись формулировкой «облегчения мучений ради». Нет нужды продолжать видеть беспокойную лошадь, стараться бережно извлечь телёнка из рожающей коровы, наблюдать мучимую раковой опухолью собаку: всё решается в момент, достаточно получить на то согласие владельца. Чаще животные страдают от нерадивости хозяев. Если читатель считает, что Джеймс Хэрриот взялся рассказать именно об этом, он ошибётся. Хэрриот писал про взаимоотношение человека и его подопечных, а прочее имело место, поскольку рассказчик был практикующим ветеринаром, умевшим вовремя диагностировать заболевание и применить нужное средство для спасения, либо окончательного успокоения.

Не будем оговаривать социальный аспект. Стоит лишь упомянуть, что накануне Второй Мировой войны в Англии ветработники нанимались за содержание, трудились за идею и надежд на будущее не питали. Хэрриоту повезло, его пригласили в качестве помощника. Спустя годы он опишет свою жизнь, начиная с окончания учёбы, расскажет, как вторгся в мир крови, боли, грязи и бессонницы, вместо чистоплотной деятельности на благо фермеров. С тем же самым сталкивается читатель на страницах его рассказов, он видит страдания больших и малых созданий, чья судьба обречена прерваться в следующее мгновение, так как мир к ним жесток, а медицина не знает, каким образом оказать паллиативную помощь.

Концентрация внимания на суровых аспектах работы изначально воспринимается чрезмерной, а может Хэрриоту просто хронически не везло. Но чем дальше продвигается сюжет, тем более читатель становится расположенным к автору. Уже не бедствующий врач представлен, скорее человек, желающий обзавестись друзьями, семьёй, заслужить уважение населения и стать подлинным специалистом, способным найти экстренное решение в сложных ситуациях и не опростоволоситься перед министерством сельского хозяйства, когда периодически будут случаться заражения ящуром на какой-либо ферме поблизости.

Уделив внимание себе, Хэрриот переменит мнение о людях. Они, в той же мере, были и навсегда останутся безалаберными, призывая врача, стоит кончиться терпению наблюдать мучения животных, чаще часа в три ночи, пусть и страдают они с недельку-другую. Но и среди людей будут появляться такие, кто достоин всяческого сочувствия, в силу чрезмерной привязанности к питомцам. Не всякий из них готов был выдержать печальный исход, накладывая на себя руки или становясь на кривую дорогу асоциального поведения.

Удручает Хэрриота ещё и то, что животноводство из уютных хозяйств перерастает в крупные зверокомплексы, где вместо имён для животных используются порядковые номера. Обезличивается и сама ветеринарная профессия, как любая другая медицинская профессия. Врач становится инструментом, обязанным выполнять требуемые протоколы. Впрочем, это разговор о временах, которые наступят позже. Однако, книга Хэрриота к тому и подводит повествование, словно техническая революция добралась до новой отрасли, куда запустила жадные лапы, оставив специалистов контролировать процесс, не позволяя им на него влиять.

Всё для Хэрриота складывалось удачно. Он редко ошибался, действовал квалифицировано, сумел добиться того, чего желал. И жизнь преподнесла для него новый сюрприз, предоставив военную форму для защиты Англии от агрессии Третьего Рейха. О том периоде жизни Хэрриот тоже расскажет, но не в этом произведении, а в последующих. Ему есть чем поделиться с читателем. Стоит надеяться, не одному англоязычному читателю доступны воспоминания Джеймса, есть толковый перевод и на другие языки.

На белых страницах не хватает капель физиологических жидкостей и фрагментов сорных трав…

Автор: Константин Трунин

» Read more

Алан Маршалл «Я умею прыгать через лужи» (1955)

Маршалл Я умею прыгать через лужи

Автобиографическая трилогия | Книга №1

В действительности многое зависит только от способности человека воспринимать окружающий его мир. Если видеть грязь и невзгоды, значит ничего другого разглядеть не получится, а если знать про существование верных друзей, мудрых родителей, хороших людей, то среди них не получится обнаружить сторонников негативного понимания жизни. Разве Австралия может считаться образцом для подражания, где к человеку относятся как к человеку? Судя по мнению Алана Маршалла — может. Если брать для рассмотрения творчество иных австралийских писателей — всё обстоит с точностью до наоборот. Соответственно и читатель, в зависимости от присущей ему способности мыслить, примет книгу «Я умею прыгать через лужи», поверив писателю, либо усомнившись в правдивости приведённых в тексте слов.

Главный герой произведения — это автор. Он вспоминает о детстве, каким здоровым родился, после заразившись полиомиелитом, навсегда утратив возможность передвигаться на ногах без сторонней поддержки. Все относились к нему с пониманием, никто не акцентировал внимание на его физическом недостатке. Маршалл представил Австралию идеальной страной, где каждый житель наделён равными возможностями, поэтому главный герой уверенно участвует в забавах со сверстниками, совершенствуется и воспринимает присущую ему уникальность. Он может без боязни ходить в школу, драться с мальчишками и не воспринимать себя ущербным, ведь бить его или быть побитым им, не считалось зазорным. Конечно, Маршалл о многом недоговаривает, представив читателю скорее сказку, нежели отразив происходившие с ним на самом деле события.

Становление автора происходило постепенно. Он сожалел о невозможности пойти по стопам отца — стать объездчиком лошадей. Ему пришлось принять долю страданий, так как родители хотели вылечить сына, чем причиняли Алану невыносимую боль. Других серьёзных проблем у главного героя произведения не было. Если ему хотелось оседлать лошадь, то практиковался на пони. Если научиться плавать — шёл на озеро и учился. И однажды стало ясно, что профессия отца не настолько хороша, чтобы ей уделять внимание — население Австралии массового пересаживалось на автомобили. Получилось лучше, нежели можно было желать. Мехи из громадного несчастья позволили начать ковать писательский талант.

Читателю было бы полезно познакомиться с творчеством Алана Маршалла. Не в силу стремления подражать в воспитании детей, а дабы сделать общество похожим на предлагаемое автором. Ведь почему возникают сомнения в правдивости изложенного Аланом? Именно из-за несоответствия имеющегося в повседневности с похожим на утопию австралийским обществом. Всё чрезмерно идеализировано, заставляет сокрушаться над неимением схожих моментов в обыденности и намечает тот путь, по которому человечество когда-нибудь всё-таки начнёт движение.

Не будь в центре повествования, при всём этом, человека, отличного от прочих, то как тогда книга могла восприниматься читателем? Вполне возможно, что автору пришлось бы сконцентрироваться на других проблемах общества, по очевидной причине оказавшихся вне его дум. Над главным героем постоянно довлеет понимание необходимости преодолевать боль, он осознаёт непохожесть, старается достигнуть поставленных целей, реализует себя по мере возможностей, обретая навыки, которыми обделены его знакомые, видит положительное отношение, принимает за должное и продолжает совершенствоваться. У него нет времени на иное, да и мал он для критического понимания.

Неспроста творчество Маршалла тепло приняли в Советском Союзе. Куда бы не двигалось его население, оно видело будущее примерно таким, каким оно показано в книге Алана. Задумался ли тогда советский читатель, почему рассказанная история случилась не в той стране, где должна была произойти на самом деле? Впрочем, общество живёт не по тем законам, по каким желает, а подчиняется выполнению установок избранной группы людей. И ежели некая группа сумеет реализовать модель из произведения «Я умею прыгать через лужи», значит Золотое время наконец-то наступит.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Василий Голованов «Остров» (1997-2002)

Голованов Остров

Была у Василия Голованова мечта — он очень хотел посетить какой-нибудь остров. Манили его маленькие кусочки суши, отделённые водой от большой земли. Годы шли, мечта продолжала оставаться нереализованной. Мешала то одна причина, то дефолт, то разногласия с начальством. И вот, наконец-то, Василий сумел вырваться, оформил командировку и отправился на север, практически в случайно выбранное место на карте. И попал он туда, откуда спешно захотел бежать, ибо пик расцвета закончился вместе с крахом Советского Союза, оставив после себя опустошённых местных жителей, ныне желающих только бездумно существовать. Осталось дождаться вертолёта и вернуться домой, чтобы рассказать читателю обо всём, что придёт в голову.

Итак, точка злоключений — остров Колгуев, омываемый Северным Ледовитым океаном. Чем данный остров примечателен? Сейчас ничем. Раньше процветал. Как туда добраться? Трудновато. Но попытаться стоит. Печальное течение северных рек должно завораживать. Про открывающиеся взору виды с борта воздушного судна можно не упоминать — сам Голованов сравнивает с картинами Кандинского. Чем заняться на острове? Предаться самобичеванию, укоряя людей за свойственную им отрешённость от бытия и излишнюю надежду на помощь сверху, не прилагая от себя и крупицы усилий. Таков Колгуев в момент его лицезрения Василием. Об этом острове если и писать, то о прошлом, ибо настоящее удручает, будущего же и вовсе нет.

«Остров» Голованова неоднороден. Сперва автор рассказывает о разном: о поездках в Париж, о поисках единых с ним по духу, размышляет о бессмысленных путешествиях. Далее — про собственную поездку на остров. После — обо всём. Читатель узнает про открытие острова, кто его населял, какие события на нём и вокруг него происходили. Также Голованов прикоснётся к народным сказаниям, перескажет чужие истории. Обязательный элемент повествования — обращение к людям. Например, к знакомому Василию Пете или к побывавшим до него на Колгуеве людям.

Голованову было необходимо отразить былое великолепие. Иначе не получится дать читателю осознание основной проблематики, выраженной в непонимании апатии местных жителей. Некогда условия жизни на Колгуеве если и не были хорошими, однако никто не чувствовал себя живущим на краю света. Сейчас Колгуев не просто край света, по нему скорее проходит черта, обозначающая конец цивилизации. И недалёк тот день, когда черта уже не будет касаться острова вообще.

Почему тогда Голованов выбрал для посещения обитаемый остров? Его детская мечта скорее выросла на посещении книжными героями как раз тех островов, где до того не ступала нога европейца, либо оставляла после себя непримечательные свидетельства. Похоже, Василий даёт читателю представление как раз того острова, где если и останутся жители, то точно не те, что имеют отношение к европейцам. Впрочем, ранее с Колгуевым имели дело разные народы: голландцы, англичане, потом уже русские. А как же ненцы? Они появились на острове позже. Значит, некому будет остаться на острове. Рано приехал Голованов, ему следовало сделать это позже.

История острова Колгуева написана полностью. Большее количество подробностей не требуется. Стали известны имена храбрых и отважных людей. Обрели известность легенды и детали местных верований. Что-то ещё необходимо? Пожалуй, следует рассказать о других северных территориях. О каждой из них можно написать книгу, нужно лишь иметь к тому желание. Да вот где найти силы, чтобы созерцать повсеместно распространившийся упадок? Отпала нужда в прежних свершениях, покорение севера интересно по причинам политическим и сырьевым. Об этом лучше писать уже политологам и вахтовикам.

Автор: Константин Трунин

» Read more

1 26 27 28 29 30