trounin.ru

Имя Александра Македонского многое значило и продолжает иметь значение для народов Запада и Востока. Покоритель мира, как принято было прежде считать. И пусть тот мир оказался в границах греческих полисов и Персидской империи. Главное, умами этой территории владели крупные государства, заложившие основы просвещения. Будь то Римская империя, Византия или арабские халифаты. Сквозь время дошла память о деяниях полководца, окружённого тайнами. Имеется труд, неизвестно чьему перу принадлежащий, поэтому обычно приписываемый Каллисфену, либо Псевдокаллисфену. Первоначальный источник текста не сохранился. Приблизительным периодом создания считается II или III век. Значительный интерес имеет сербская редакция, имевшая хождение на Руси. Её создание относится к XIV или XV веку.

Жизнеописание Александра начинается незадолго до его рождения. Те события происходили в Египте, где правил Нектанеб II, последний из автохтонных фараонов. Он укреплял государство, благоволил жрецам, но уступил персидскому вторжению, предпочтя уйти странником в Грецию, пообещав вернуться через тридцать лет и восстановить утраченную власть. Преемственность правителей, ведущих происхождение от богов — особенность мышления монархических держав прошлого. Поэтому читатель примет со снисхождением тот факт, что отцом Александра являлся не Филипп, а именно Нектанеб, пришедший в Македонию и позволивший забеременеть бесплодной Олимпиаде. Даже есть свидетельство, будто тайна раскрылась в тот момент, когда ещё неизвестный отец убеждал юного Александра, будто смерть ему суждено принять от рук собственного сына, как сразу был сброшен с высоты, чем и доказал правоту своих слов.

Становление Александра — действительно похоже на сказку. Он быстро покорил греческие полисы, создал стотысячное войско, продолжил путь в сторону Египта и Израиля, где намеревался отринуть веру в богов-олимпийцев, приняв над собою покровительство единого Бога. С этого момента читатель станет внимательнее относиться к тексту, понимая, такое вкрапление могло попасть когда угодно, в том числе и в момент первого написания, либо посредством арабского трактования легенд об Искандере. Так или иначе, даётся представление об Александре, как о верном духу иудейских, христианских или мусульманских традиций. В дальнейшем никто не сможет заставить его вернуться к вере предков.

Исторически известно, Александр покорит Персию, но остановится перед Индией. Возможно, то связано не с какими-то особыми обстоятельствами, просто его соратники могли потребовать остановить продвижение, дав время для отдыха. Скорая смерть Александра так и не позволила его планам получить развитие. Тогда стали придумываться различные происшествия, будто бы имевшие место после завоевательных походов. Тут у какого народа какая имелась фантазия. Допустим, у арабов Искандер покорил едва ли не всю Вселенную, сумев одолеть живших на севере гипербореев. В «Александрии» более показаны удивительные земли с не менее удивительными существами, в том числе и Райский остров, где некогда жили первые люди — Адам и Ева.

Но как же умер Александр? «Александрия» даст на то своеобразный ответ, будто он принял яд из рук лекаря, которому всегда доверял, даже тогда, когда понимал, что подносимое ему отравлено. Но почему он на то согласился? И тут дана не совсем понятная формулировка. Якобы Александр допустил над собой власть женщины, с чем он никак не мог смириться, предпочтя уйти победителем, но не побеждённым.

Разбираться с подлинно тогда случившимся нет смысла. Достаточно домыслов и предположений. Важен факт завоевания Александром всего известного грекам мира. Удалось сломить сильного соперника, каким являлась Персидская империя. Уже за это имя македонского царя навсегда останется в истории.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Кого с детства любил Аксаков, так это Державина, высоко ценя за поэтическое мастерство. Он не скрывает — знал все стихотворения Гавриила Романовича наизусть. И когда представилась возможность личной встречи, то стало большим потрясением для него самого, но и для Державина то событие оказалось довольно важным, практически роковым. Умелый декламатор, Сергей проникал в душу поэта, завораживая умением проникновенного чтения текста, в том числе и зачитывая с листа. Аксаков не скрывает доступного ему дара, не считая нужным молчать, особенно памятуя о настигшей Гавриила Романовича болезни, связанной лишь с посещениями непосредственно Сергея, чьё декламаторство сводило людей с ума. Потому, как бы Сергей не хотел продолжать видеться с Державиным, на нецелесообразности того настаивали близкие поэту люди.

О знакомстве с Гавриилом Романовичем Аксаков написал в 1852 году. Опубликовать воспоминания сразу не удалось. То получилось осуществить спустя годы, когда читатель успел ознакомиться с его автобиографическими произведениями. Тогда-то и стало интересно, чем жил Багров-внук после, с кем встречался, как к нему относились, как сложилась его личная жизнь. Теперь публикация подобных трудов не вызывала отторжения. Наоборот, придавала всплеск интереса при переиздании прежде вышедших книг.

Чем же Державину был близок Аксаков? Не одно умение произносить красиво художественные тексты он должен был в нём ценить. Сергей потому и поясняет. Гавриил Романович чувствовал сходство. Хотя бы в силу похожего прошлого. Державин учился там же, где Аксаков, между имениями их отцов насчитывалось всего лишь порядка ста вёрст. А знал бы стареющий поэт о будущих достижениях Сергея в литературе, так и вовсе нашёл бы необходимость продолжать держаться за жизнь, дабы увидеть красоту прозаического слога. Возвышая себя и Державина, Аксаков создавал должное впечатление у читателя. Других свидетельств о встречах сих литераторов нет, поэтому остаётся доверяться доступному для внимания тексту.

Говорить о природе и о поэтах одинаково трудно. Не передашь созерцание увиденного скупыми словами, требуется наполнить строки эмоциональностью. Державин получил порцию заслуженных восторгов, ибо великий человек встретился с таким же великим человеком, иначе читатель и не подумает. Ежели всё было настолько восхитительно — остаётся порадоваться за нашедших друг друга людей, одинаково ценивших доступное им искусство создавать художественные произведения. Будь Сергей в возрасте в те дни, и ему пришлось бы трудно. И у него могло щемить в груди. Прекрасное очень сильно сказывается на здоровье, когда к нему испытываешь чрезмерное восхищение.

Среди воспоминаний Аксакова есть немного слов о Дмитрии Борисовиче Мертваго. Вернее, практически ничего нет. Сергею был сообщён интерес со стороны Владимира Безобразова, пожелавшего видеть статью за авторством Сергея на страницах «Русского вестника». Аксакову осталось написать ответное письмо, где он в сжатой форме поведал о некоторых обстоятельствах, позволивших ему поучаствовать в нескольких моментах жизни Мертваго. Особой конкретики он не сообщил, более сказав, что встречался с ним тогда-то и тогда-то, а чаще того не получалось. Впрочем, Сергею Дмитрий Борисович приходился крёстным отцом, исходя из чего общество серьёзно могло интересоваться именно его мнением.

Как видно, последние годы жизни Аксакова оказались насыщенными на литературное творчество. Им действительно заинтересовались. И как всегда — признание приходит тогда, когда оно не требуется. Пожинать славу требуется в молодом возрасте, ибо ближе к смертному одру то перестаёт иметь значение, и непременно становится важнейшей причиной наступления скорой смерти. Как некогда волновалось сердце Державина при встречах с Аксаковым, так теперь сердце самого Аксакова усиленно билось от внимания уже к нему.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Когда о Шишкове отзывались негативно, Аксаков находил с ним сходство во взглядах. Их объединяла нелюбовь к Карамзину, чьи рассказы Сергей совершенно не ценил. За это он всегда подвергался нападкам. Так относиться к замечательному творчеству, значит прослыть далёким от понимания прекрасного человеком. Долгие годы Аксаков жил именно с таким ощущением неприятия достойного восхищения результата не ставшей ему понятной литературной деятельности. Тем более приятно разделить ощущения неприятия со знакомым тебе с юных лет. Не вспомнить о Шишкове Сергей не мог, тем более в связи с набирающим популярность славянофильством, у истоков которого стоял в том числе и Александр Семёнович.

Что есть славянофильство? Это любовь ко всему славянскому или же всему русскому? О том Шишков не задумывался. Ему, воспитанному в духе тяготевшего к галломании общества, не желалось продолжать видеть засилье французского языка в родной для него культуре. Он стремился отказаться от использования заимствований в русской речи, к чему побуждал других. Это ли не то самое соперничество с Карамзиным, ценителем европейского быта? Но русская речь — явление особенное, никак не влияющее на жизнь. Потому как Аксаков отметил непонятное ему в Шишкове, так как по нему нельзя было заметить славянофила: женат он был на лютеранке, у него дома все говорили исключительно по-французски.

Сергей сам себе отвечает. Славянофильство зарождалось не в качестве инструмента для пробуждения в русском человеке самоуважения. Требовалось отстаивать имеющееся, не привнося новизны. Вот и всё, о чём следует думать, ни в коем случае не сравнивая мировоззрение Шишкова с мыслями последующих поколений, ставших на путь отчаянных мер. В том для него не было необходимости. Когда он общался с собственными крепостными, то видел в них проявление истинных черт русского народа. С ним говорили таким языком, будто он вернулся во времена Древней Руси. Да и не мог русский мужик перенимать иностранное, редко ему доступное. Если о чём и говорить, то о вкусах высшего света. А вкус высшего света, как известно, редко позволяет оценивать его со стороны благоразумия.

О литературной войне Аксаков старался не рассказывать. Всё, что говорит человек, ничем не является, пока его не начинают поддерживать или ему противоречить. Всякая беседа опасна, поскольку вне воли порождает симпатии или противоречия. Порою вне желания человек начинает опровергать свои же представления о действительности, не умея остановиться, в итоге понимаемый далеко не так, как он склонен думать обычно. И был ли смысл в литературной войне? Какой исторический отрезок не возьми, все постоянно спорят, неизменно разделяясь на сторонников сохранения самобытности и их противников, считающих обязательным интеграцию в культурные ценности других стран. Не сегодня это началось, значит не завтра оно и закончится. Лучше не обращать внимания, беря пример с Сергея. Ежели не нравился ему Карамзин, то таково его личное мнение, которого он не скрывал, получая множественные насмешки и упрёки.

Шишков поступал сходным образом. Придерживаясь определённых взглядов, он допускал исключения. Спорить со сложившимся укладом не было нужды, тем более делать это мгновенно, разрушая устоявшееся. Революции обществу не нужды. Зачем литературную войну превращать в бойню с человечески жертвами? Он имел мнение, которое разовьют его последователи. Ему остаётся дожить свой век и спокойно уйти. Только разве бывает так, чтобы тобой задуманное не пошло иным путём? Так произошло и со славянофильством.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Масоны, какими их себе не представлять, объединены общей идеей, тогда как всё прочее, на что они стараются опираться, не подлежит критике. И Аксаков то наглядно доказал. Ему довелось общаться в мартинистами, старательно обходя острые углы. Сергей никак не мог согласиться принять на веру сомнительное, лишённое убедительности. Разве могут скрываться тайны бытия за размытыми фразами? Достаточно понять, что мистического не существует, после этого большая часть человеческих убеждений исчезнет. Причём под мистикой следует считать абсолютно всё, противоречащее доступным человеку материям. Пора преодолеть пережитки пещерного этапа развития, устремившись к поддержанию естественного. А если и говорить о масонах, тогда не следует забывать об Аксакове. Пусть ему довелось встречаться не с лучшими из представителей масонства, но именно таковыми, какими они в большей своей массе являются.

Будучи молодым, Сергей встречался с Рубановскими. Как бы он к ним не относился, по достоинству оценивал их дом, некогда принадлежавший Ломоносову. Аксаков всё в нем ценил, вплоть до чернильных пятен на столе. Величайший учёный оставил по себе столь важное наследие, достойное всяческого почитания. И, как знать, те пятна на столе могли пролиться в ходе записывания мыслей на бумагу. Сами Рубановские не ценили дома и его обстановки. Для них имя Ломоносова ничего не значило. Куда приятнее знакомиться с миром таинственности, который можно раскрыть благодаря переводным книгам. Это ли не пример того, как невежество стремится преобладать над истинным познанием Вселенной? Сергею приходилось мириться, посещая храм науки, оказавшийся в руках далёких от всего научного людей.

Не имея возможности доказать надуманность взглядов мартинистов, Аксаков пошёл на эксперимент. Он самостоятельно сочинил чепуху, придав ей сходный вид с трудами масонов. Когда он зачитывал её мартинистам, те едва ли не впадали в экстаз, готовые благодарить судьбу за представившийся шанс прикоснуться к столь необходимым для познания знаниям. Не стоит думать, будто Сергей открыто посмеялся им в глаза, рассказав об обмане. Отнюдь, Сергей благоразумно предпочёл умолчать, опасаясь стать жертвой оскорблённых чувств. Нет ничего лучше, нежели собственное убеждение! Переубеждать других — дело неблагодарное и практически всегда бесполезное.

Как же указать мартинистам на их заблуждения? Аксаков брал их же книги, тщательно анализируя. Получалось, если слова в предложениях расставить иначе, получаешь вполне обыденную речь, лишённую налёта мистического откровения. Мартинисты в том убеждались, но не имели желания отказываться от считаемого ими важным. Всякое всегда трактуется в угодном человеку виде, так зачем отрицать доступные масонам предпочтения? Важнее видеть в них общество, чьи интересы стоят выше создаваемого ими антуража. Как раз этого Сергей понять и не мог, либо имел дело с людьми, далёкими от истинных замыслов масонства, необходимых сугубо для придания сему движению массовости, где слепо действующий служитель сможет принести требуемую от него помощь.

Оставив воспоминания о мартинистах на самый последний момент, когда опасаться более нечего, Аксаков посчитал необходимым заполнить пробелы в прошлом. Сообщать подобные сведения было в прежней мере опасно. Но то следовало сделать обязательно. Негоже человеку принимать за истину надуманное, пренебрегая существенными надобностями. Любые измышления, где требуется просто верить, изначально направлены на приобщение к некоему делу многоликой массы, за счёт чего гарантируется продолжение существования созданной организации. О чём бы не шла речь, нужно иметь голову на плечах, способную соотносить действительное с мнимым, не ставя мнимое выше действительного.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Аксаков не был страстным собирателем бабочек. Просто однажды, когда делать было нечего, а между учебным процессом случился перерыв, он с однокашниками поддался увлечению поиска и создания коллекций из пойманных ими бабочек. Дело то не настолько считалось им важным, что написанные про это воспоминания он не публиковал, оставив то на усмотрение наследников. Так всё и обстояло. Прежде Сергей не оговаривался, будто ловил бабочек, чему он всегда предпочитал ружейную охоту, ужение рыбы и собирание грибов. Но ежели из-под его пера вышла работа о некогда с ним случившемся, значит нельзя такому оказаться без внимания.

Особых знаний у Аксакова не было. Как правильно ловить? Главное, не повредить крылья. Как оформить на лист? Наиболее лучшим из доступных фантазии способом. Бабочка должна лечь красиво и радовать глаз. Научить сему увлечению никто не мог. Каждый из описываемых в воспоминаниях делал то согласно собственному разумению. Сергей даже не скрывает, что допускал множество ошибок. Он мог принять за редкий вид бабочку, в действительности широко распространённую. Потому он вскоре с радостью осознавал, насколько бесполезно печалиться, ежели сам сумеет добыть похожий экземпляр.

Друзья Аксакова не останавливались на бабочках. Они собирали абсолютно всех встречаемых ими насекомых. Тут стоит говорить сугубо о соревновательном духе, стремлении показать себя с лучшей стороны, всеми доступными способами превзойти товарищей. Сергей не поддерживал их устремления, не считая нужным нисходить до маниакального преследования всего, что на свою беду обладает способностью передвигаться по земле, воздуху, либо воде. Может о том он просто предпочёл не распространяться. Хватит воспоминаний об определённом, тем более учитывая специфичность увлечения.

Аксаков пытался полностью понять, как устроена бабочка, каким образом гусеница через куколку принимает форму взрослой особи. И опять он честно признаётся в неспособности понять закономерности. Готовый к получению определённой бабочки, он становился свидетелем рождения другой, а то ему представало некое насекомое, никак не похожее на бабочку. В природе достаточно интересного, должного быть познанным. Сергею вовремя сказали, каким образом паразиты проникают в куколки, отчего личинки пожирают её изнутри, после чего они и нарождались на свет, чем безумно огорчали Аксакова.

Одним словом, хватало особенностей, захватывающих внимание читателя, ежели он склонен к проявлению подобной же страсти по собиранию бабочек. Ему окажется полезным чужой опыт, где описываются самые частые ошибки. Вполне допустимо поверить, что Сергей мог совершенствоваться в увлечении, став умелым собирателем коллекций, может не только бабочек, но вообще всего живого. Да не стремился он к тому. Поэтому, стоило учебному процессу возобновиться, он отставил собранных бабочек в сторону, более никогда не думая их ловить. Думается, читателя Сергей не обманул. Ему должно было хватать других увлечений, к которым он привык с детства, к которым пронёс пристрастие через всю жизнь.

Так получилось, что о себе Аксаков стал писать достаточно поздно, будучи уже зрелым человеком, познавшим достаточно, чтобы не скрывать, к кому и как он относился. Пусть его критиковали, выдвигали обвинения и укоряли за недопустимость излишне откровенных суждений, Сергей частично согласился, всё же понимая — возразить ему практически некому. Он — свидетель былого, важного быть сохранённым. Каким бы жестоким оно не казалось — нет причин скрывать происходившее. Как знать, всё ли о себе самом Сергей рассказал правдиво. В откровенности ему не откажешь. Так или иначе, жизнь его подходила к концу.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Мужи прошлого славны прежде всего скромностью желаний. Не стремились они чем-либо владеть и распоряжаться, хватало им удела, ниспосланного на их долю Божьим промыслом. Ещё одним истинным светильником христианской веры являлся Пафнутий Боровский, о чьей смерти поведать решился старец Иннокентий, взявшийся за такое дело с пониманием важности рассказать про сохранившееся в его памяти свидетельство. Не так важен жизненный подвиг Пафнутия, как значение имеют последние дни, по которым он прежде всего и запомнился знавшим его людям.

Случилось следующее. Умирающий Пафнутий не желал беспокоить братию. Не хотел он, чтобы суета поднялась и нарушен порядок был. Не следует вносить разлад в устоявшееся. Тем более, ежели речь касается человека, чья участь и без того предрешена заранее. Коли положено душе оставить тело, не должно к тому чинить препятствий. И коли душа оставит тело, не требуется никаких почестей, кроме произнесения молитв по усопшему. Тело же, как к нему не относись, не достойно проявления к нему внимания. Потому и завещал Пафнутий похоронить его просто обёрнутым в саван, без прочих трат на погребение. Всё лишнее, что можно потратить, пусть братия нищим раздаст, тем совершив Богу угодное дело.

Свидетелем последних дней Пафнутия оказался Иннокентий. Он внимал мудрости, сохранив и записав всё ему сказанное. Не стал он перечить умирающему, выполнив все его пожелания. Видел он, как ограничивал себя в еде Пафнутий, ничего не вкусив до последнего вздоха своего. Видел, как тот течение воды останавливал, давая пример силы, доступной человеческому разуму. И видел самое главное — смирение Пафнутия с неизбежным. Дано людям приходить в мир, дано им и уходить из него. Не к Богу обращаться, не перечить воле Всевышнего, соглашаясь окончить жизненный путь, когда то ясным становится. Не возносил молитвы Пафнутий, не заботясь о жизни продлении. Согласился и дал случиться необходимому, дав наставление о том всякому его слушавшему.

Не свершалось чудес по смерти Пафнутия, не сказывал Иннокентий, будто имели место оные после. И не могло такого случиться, когда умер светильник особый, наиболее строгий к себе, к оной строгости всякого призывая. Кто жалуется на немощь свою, тому не немощь излечивать полагается, а жалость к себе. Той немощи радоваться следует, как о том говорили мужи, жившие задолго до Пафнутия Боровского. Разве не надевали вериги святые отцы? Не истязали ли тело своё? Одевали ли сверх рубища что? Принимали они им свыше данное, по воле своей находя, чем усмирять желания, за то и ценят их, особого почитания удостаивая.

Пафнутий славен прежде всего к себе строгостью. Умирая, требовал проявления такой же строгости от других. Кто на прочее думал надеяться, тех следовало остепенить, указав на недостойное человека поведение. Незачем показывать заботу, ежели таковое проявление внимания не требуется. Пусть всякий примет смирение, насытив жажду постом и молитвою. Нет нужды брать больше потребного, ибо не от Бога то побуждение, оно скорее от дьявола. Показать требуется скромность, подобную скромности Пафнутия Боровского. Не о власти земной и не о богатстве помышлять, а о душе собственной, ни в чём земном нужды не знающей.

Теперь известно о помыслах светильника истинного, со слов Иннокентия записанных. Следовать ли им, принять с негодованием, либо посчитать словами мудрыми или оной лишёнными — воля каждого. Не наставлял Пафнутий убеждать других, пусть к тому сами придут, увидев деяния мужей ему подобных, за то уважения заслуживающих.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Устал народ новгородский от кровопийц. Не было покоя, покуда не стал архиепископом Иона, с чьим пришествием воцарился мир и наступило успокоение. Не так много лет пробыл в занимаемом сане Иона, пока не умер. А как умер, погрузился Новгород в агонию, вскоре окончательно подпавший под власть Московского княжества. И была та агония подобна суете, имевшая место до архиепископства Ионы. Страдал Новгород от немецких помыслов, нагнетала его литва и князья московские покоя не давали. К чему склонить голову, ухо к чему приложить? Защитить один Иона мог, знавший слово верное, способный и моровую язву заговорить. Сей светильник нёс благо, обращённое во прах, когда становится некому к свету людей направлять.

Пили кровь и ордынцы, не к добру обычно поминаемые. Но где найти силы, когда собственный властитель кровь пьёт? Кого не сади посадником, каждый норовит лучшего для личной нужды добиться. И садятся лица новые, сгоняются и сгорает ими достигнутое. И садятся новые лица, и повторяют до них сделанное. И не видит словно никто, к чему приводят помыслы их, гнилостью отдающие. Раз за разом одно повторяется, из века в век ничего не меняется. Откуда и зачем подобное скудоумие? Кто внушил человеку подобное? Остаётся полагаться на людей Богом избранных. Тех, кто от мирской суеты в пустынные места уходит, ничего для себя не требуя.

Мудрено ли, знакомясь с житиями святых, видеть самоотречение их. Покидают они человеческое общество, предпочитая жить в глуши, куда не дойти человеку волей слабому. Существуют в ограничениях, ничего не дозволяя и предпочитая оставаться строгими к слабостям. Побуждают они тем на подвиг других, не считая оное подвигом. Удаляясь, тем неизменно к людям таковые святые мужи приближаются. Открывают отречением сердца и души, за наставников их принимают отныне. Тогда только выходят к людям они, возводя из пещер монастыри, заводя братию и исполняя мольбы прихожан, к ним обращённые. Всего этого не избежал Иона, ставший впоследствии архиепископом Новгородским, ибо заслужил то право. Неизменно должен был быть брошен жребий перед этим, как тогда среди христианствующих святых отцов полагалось, дабы провидение определило, кому следует стать пастырем по воле на то Божией.

Моровая язва — одно наказание, пришедшее в Новгород при Ионе. Умирали люди тысячами, не зная от неё спасения. От чего она случилась? Чьи грехи обрушили гнев на познавших покой? Пожинали новгородцы урожай тогда богатый, вели дела успешно и бед не знали, всему находя объяснение. Но язву объяснить не могли, если и принимая, то в качестве посланного свыше наказания, дабы веру их испытать. Обратился тогда Иона с молитвою, предпринял ход, после чего более не зверствовала хворь прилипчивая, ушла в небытие и дала от боязни смерти отдохновение.

Есть свидетельства — обладал вещим словом Иона. Если говорил, будто будет определённым образом, так оно и случалось всегда. Не одним этим он в веках славен поныне. Когда умер Иона, то сорок дней не хоронили тело его, а когда решили похоронить, увидели его тело, тленом не тронутое, дурного запаха не источающее, и хоронить не стали, не похоронив и до той поры, покуда «Повесть об Ионе» в летописи записана не была.

Память об архиепископе Ионе могла сохраниться и по причине желания новгородцев хоть в чём-то остаться обособленными от Москвы. Если не правом на распоряжение имеющимся, тогда правом иметь собственную историю и важных деятелей прошлого.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Рассказав про жизнь, творчество и отношение к религии Толстого и Достоевского, Мережковский решил проделать аналогичное в отношении Гоголя. Но всё оказалось сложнее. Дмитрию хотелось отразить мистическую составляющую, показать взаимосвязь между выписанными персонажами и реальной личностью. Всё должно быть представлено, словно Гоголь жил придуманными им людьми, сравнивая их с собой и показывая в качестве отражения тех или иных своих черт. Для начала полагалось соотнести главных героев «Ревизора» и «Мёртвых душ», увидев в них положительную и отрицательную сторону Николая, затем всё подвести к «Вию», где в качестве альтер-эго выступил непосредственно Вий. Так Мережковский сообщил читателю больше вымысла из собственной головы, нежели хоть как-то отразив самого Гоголя.

Что точно относилось к Гоголю — это описание его неистребимой ипохондрии. Николай точно знал: он болен. Источник плохого самочувствия заключался в желудке, либо в кишечнике. При этом все отмечали отличный аппетит, буквально на зависть. Гоголь ел за двоих, а то и за троих, продолжая жаловаться на проблемы со здоровьем. В некой европейской клинике ему даже диагноз поставили, связанный с будто бы аномальным расположением желудка. Во всяком случае, никто не отмечал признаков какой-либо болезни, кроме жалоб самого Гоголя. Но ведь он от чего-то умер, причём имея тот же самый здоровый вид. Мережковский склонялся к мысли: Гоголь умер из-за чрезмерной мнительности, поскольку был твёрдо уверен — смерть к нему близка. Именно это обстоятельство побудило Дмитрия с особенным интересом отнестись к содержанию «Вия».

Уделив внимание творчеству и жизни, Мережковский опять прошёл мимо религии. Громко объявляя о должном иметься в содержании, Дмитрий увлёкся словами, забыв, к чему в итоге намеревался подвести читателя. Он бы и про жизнь Гоголя не стал сообщать, не остановись в нужный момент, должный создать пласт текста о чём-то другом, кроме как стремления показать мистического Хлестакова в реальной обстановке и реального Чичикова — в обстановке мистической. Делясь многим, Дмитрий не смог сказать определённого, каждый раз стараясь найти несущественное в им же надуманном.

К 1906 году произойдёт переосмысление написанного. Тогда уже исчезнет упоминание о жизни, творчестве и религии. Не об этом строилось повествование. Потому-то в дальнейшем сей труд станет именоваться с более ясным значением «Гоголь и чёрт». Вследствие чего, знакомящиеся с этой работой станут иначе соотносить содержание и выражаемую Дмитрием идею. Он действительно искал чертовщину, думая в необычных ситуациях произведений Гоголя найти ему потребное. Для этого всё было сведено под единый мотив, смешав сказочные происшествия из «Вечеров на хуторе близ Диканьки» с последующим творчеством, едва ли опиравшемся на авторское стремление отождествить абсурд повседневности с человеческими представлениями о возможности существования потусторонних сил.

Но как-то требовалось обосновать нарушения психики Гоголя. Откуда они могли возникнуть? Ведь неспроста Николай искал подтверждение проблемам со здоровьем, внутренне ощущая их постоянное присутствие. И умер Гоголь довольно загадочно, из-за чего нельзя к пониманию его жизни относиться с обыденной точки зрения. Поэтому Мережковский искал соответствия и находил им подтверждения, продолжавшие оставаться уделом его внутреннего миропонимания, и ничьего больше.

Впору задуматься, дабы не проронить лишнее слово, вследствие чего потомки начнут о тебе думать разное, далёкое от истинного положения дел. Надо понимать, литературная деятельность — не есть реальное отражение человеческих устремлений. И это важно осознавать, так как писатели всегда воспринимаются через ими созданное, ибо иначе к ним нельзя относиться. Причина того должна быть понятна. Следовательно, нужно быть готовым. Примером является восприятие Мережковским Гоголя.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Жил на Руси юродивый Михаил, по монастырю Клопским названный. Происхождения неизвестного был, а то и происходил от лица знатного. Отрешился от мира, поступив своеобразным образом. Не взял он обет молчания, иначе истолковав необходимость придти к смирению. Стал он повторять слова других, к нему обращённые. Спросят имя его, он спросит в ответ, слов не изменяя. И так во всём, отчего нельзя было понять, что он из себя представляет. Так бы и жил в монастыре, почитаемый за усердие своё, не узнай его однажды пришедший. Да и нет доказательств, будто действительно узнанным юродивый был, ибо молчал о себе, продолжая за другими повторять. Повесть о том сохранила свидетельства, о самом монастыре почти никаких сведений не сохранив. Но память о Михаиле Клопском жива, о том есть сообщения, чудесами прозываемые.

Первое чудо — пришествие Михаила в монастырь. Второе — избавление от разбойников. Сказывают, пришёл нуждающийся в еде, просящий помощи, прося оказать оную и его товарищам. Когда согласись в монастыре помочь, привёл тот ещё многое число людей, и было у каждого из них оружие. Собрались они ограбить братию, сперва всё же еды истребовав. А как наелись — свело животы им. Возопили о целебном напитке каком, лишь бы унять нестерпимое. Нашли для них решение, пусть постриг примут. И свершилось чудо — унялась боль. Так бывшие разбойники приняты были в число монастырских служителей.

Третье чудо — чудо узнавания. Узнан оказался юродивый, Михаилом он звался, как оказалось. И возросло к нему уважение братии, поняли они, какой человек к ним в обитель пришёл, насколько сильна воля его и самоотречение, ежели о жизни сытой предпочёл забыть, отдавшись для дела Бога служению. Это ли не чудо, коли знатный человек отказывается от мирской суеты, предпочитая усмирять плоть и помыслы свои?

Но не всегда Михаил юродивым сказывался. Вёл он и речи разумные, когда того требовали обстоятельства. На запрет правителя земель рыбу ловить, где монастырь находился, сказал он ему предостережение, погрозив рук и ног немощью. И случилось чудо, для князя неприятное, онемели конечности, чувствительность утратив, став недвижимыми. Осталось выпрашивать у монахов прощения. Целый год пришлось слёзно молиться, дабы самому поправиться. Посему ещё сильнее зауважали монахи Михаила, видя в нём человека Богу угодного.

И дабы понять, насколько Михаил являлся божьим человеком, следовало привести свидетельство о его чудодейственной силе, помогающей людям, стоит к нему обратиться с молитвою. Когда умер юродивый, некий купец терпел бедствие на воде, бурей терзаемый. Вот уже судно его должно на дно отправиться, как вспомнил купец про Михаила, к нему обратив молитвы свои. Утихла стихия, вода сгладилась, небо от туч очистилось, стал ясен и светел горизонт. Это ли не чудо, требуемое для признания особого положения Михаила Клопского среди христианских святых.

Сие житие знакомит с деяниями мужа древности, отрёкшегося от мира и жившего согласно представлениям о благости. Не делал он большего, нежели требуется человеку. Во всём себя ограничивал, в том числе и в словах, найдя им требуемое для них применение. Положение юродивого позволило совершать всё ему угодное, но никогда не для претворения в жизнь поступков лишних. Всему своё деяние требовалось, о чём Михаил не мог забыть. Правда на его стороне оказывалась. Пусть говорят, что надо подставить вторую щёку, когда ударили. Михаил подставлял, но и в ответных мерах себя не ограничивал.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Укор всем желающим добиться лучшего из возможного. Накал борьбы, уносивший жизни людей, привёл к воцарению тирана, чьи амбиции не имели сходных черт с избранным идеалом. Стоит ли доверяться обещаниям, когда всё в итоге оборачивается в ужас повседневности? Не сейчас, но завтра, не тут, тогда там — приходят к власти люди, повергающие былое себе на пользу, топя в крови всё их окружающее. Это только кажется, будто достижение мечты возможно, на деле к оной человек если и приходит, то встречается с гораздо худшими условиями. Наглядный пример — государство Советов, доставшееся в руки Сталину. Не представляя из себя ничего, Сталин поверг во прах всё. Как? Волкогонов о том и рассказывает.

Кем же был Сталин? Он собирался принять священнический сан, ранее того захваченный революцией и более ни к чему не стремившийся, кроме овладения властью. Сама мысль о том не будоражила его на первых порах. В терпящей крах империи хватало лидеров, способных подхватить регалии правителя из ослабших рук Николая II. Именно наличие силы сгубило всех, позволив человеку без способностей над ними воспарить. Говоря так, Волкогонов безжалостно минимизирует значение умений Сталина. Не получится понять, каким образом могло случиться, чтобы «статист» вышел из-за спин и оказался выше прочих. Дмитрий смотрит на то время только через призму присутствия в ней Сталина. Сама жизнь способствовала устранению сильных, давая дорогу слабым, чьё всё дальнейшее существование сведётся к подавлению любой воли, способной проявлять силу политической мысли.

Первые годы у власти — борьба с сопартийцами. Главный удар следовало нанести по Троцкому. Мнительность приведёт советское общество к скорому краху. Приходится удивляться, как начало тридцатых годов оказалось воспринимаемым в качестве максимального подъёма всех сфер человеческой жизни в государстве, тогда как то основывалось на угнетении населявших страну людей. Было ли то самоотречением, заставлявшим советских граждан ютиться в бараках, создавая мощь для давшей им приют страны? Волкогонов ничего подобного не замечает. Для него важным выступает необходимость принять чистки тридцать седьмого года, благодаря чему он сможет сказать основное, практически никем не рассматриваемое.

Рядовой читатель может испытывать подъём морального духа, стоит ему начать рассказывать об отверженности людей на полях сражений и в тылу в годы Великой Отечественной войны. Невероятных усилий стоило переломить ход противостояния, отодвинув Третий Рейх от Москвы. И тут стоило бы задуматься, почему сорок первый год оказался провальным. Дмитрий тому знает причину, продолжая повествовать про год тридцать седьмой, который похоронил больше генералов и офицеров, нежели унесла война за пять лет. Казалось бы, ни о чём не сообщающий факт, а между тем — без подъёма народных масс Советскому Союзу не одолеть врага, правда в том не стоит искать заслугу Сталина, делавшего далеко не то, что от него требовалось.

Таковое суждение разбивается при упоминании великих советских строек. Могущество страны создавалось на костях. Вполне допустимо утверждать, пускай и кощунственно, человеку жизнь даётся ради всеобщего блага, а не для воплощения личных интересов каждого отдельного лица. Пусть так. Ведь говорят ныне — того требовали обстоятельства, государство очищалась от наносного. Сталин подписывал бумаги со списками из тысяч имён и фамилий, отправляя их в лагеря или ставя к стенке для расстрела. Складывалась непонятная ситуация, согласно которой исчезает понимание необходимости существования вообще. Человек всегда жил, дабы показать свою исключительность другим. В случае Сталина приходится недоумевать, кому он это доказывал, когда устранял всех, включая родственников.

Запущенный механизм требовал продолжения принесения жертв. Убрав с пути внутренних врагов, Сталин получил возможность официально расправляться с карательными органами, чьи перегибы послужили им же на погибель. Так закончится тридцать седьмой год, на нём же завершит повествование Волкогонов, дав читателю время на передышку перед второй книгой, где будет продолжен рассказ о Сталине.

Автор: Константин Трунин

» Read more