trounin.ru

Чем «Белая гвардия» не образец современных ток-шоу? Участники действия тем только и заняты, что стараются донести собственную точку зрения, либо говорят будто бы по существу, чаще сотрясая воздух высказываниями низкой степени полезности. Точкой преткновения стала фигура Петлюры, противостоящая и активно действующая, пользующаяся успехом у части населения и одновременно вызывающая у многих противоречивые чувства, вплоть до непримиримого отторжения. Читателю хочется поучаствовать в словесных баталиях с дополнительными сюжетными вставками по теме? Пожалуйста, присоединяйтесь к кругу лиц, ставших причастными к раннему творчеству Михаила Булгакова.

Давайте послушаем действующих лиц произведения. Что становится понятным из ими сказанного? Правильно — ничего понять не получается. А почему? Конечно, Михаил является начинающим писателем, слог его труден, а проще говоря — Булгакову не хватает писательского мастерства. Он, безусловно, будет работать над этим, станет умелым беллетристом. Но пока до тех дней далеко, приходится внимать написанному под тем углом, с которого «Белую гвардию» можно оценить. Пусть и уставшим от словопрений взглядом.

Политическая обстановка времён Гражданской войны была сложная. И со слов Булгакова — невероятно сложная. Интересы людей сталкивались, приходилось из-за этого погибать заинтересованным, а остальным, всем держащим дистанцию, страдать. Проще ознакомиться со сводками, послушать непосредственных очевидцев, продолжая жить прежней жизнью, невольно принимая участие в повсеместно случающихся бедствиях, в том числе и в той квартире, где приходится коротать время. Что происходит вне деяний Петлюры — имеет малое значение. Хотя, если внимать прочим участникам Гражданской войны, то они с едким цинизмом отметят местные интересы украинских представителей, в итоге задавленных весом Красной армии. Только Булгаков их не допустил на страницы произведения.

Худо-бедно обстановка становится ясной. Как-никак четверть «Белой гвардии» посвящено освещению событий Гражданской войны. А в прочем разговоры, разговоры и ещё раз разговоры. Иногда содержательные, чаще о постороннем, практически — о житейском. Нет ответственного человека, способного остановить поток бессодержательных слов, удерживая речи в русле обсуждаемой темы: Булгаков этим не хотел заниматься, предпочитая скорее заполнить страницы текстом, нежели убирать лишнее. Остаётся надеяться, что кто-нибудь проболтается, скажет важное, обычно скрываемое и оттого желанное быть узнанным внимающими, но и этого нет. Всё тонет, не желая всплывать. И это странно. Обычно такая информация не тонет, плавая на поверхности.

Современников Булгакова содержание «Белой гвардии» должно было интересовать, поскольку достаточного количества свидетельств у людей не было, им приходилось опираться на любой источник, даже не беллетристический. Петлюра к началу публикации всё ещё здравствовал, мог опровергнуть содержание произведения, если бы того пожелал. Но это ему не могло потребоваться. Он — связующее звено проблем действующих лиц, выступает в качестве разрушающей их покой силы и заменяет собой фон, на который следует ссылаться при любом затруднении и асоциальных поступках невежественных второстепенных персонажей.

Что до прочего, то в остальных случаях действующие лица подвержены страданиям от игнорируемых ими причин. Не стоит вспоминать про автобиографичность описываемых Булгаковым событий, вполне вероятно имевшим место быть на самом деле. Так всегда проще писать, ежели есть о чём вспомнить. Посему, коли лично приходилось принимать наркотики, едва не умереть от брюшного тифа, быть ограбленным или близко общаться со всё это пережившими, то и отображение получится в рамках реалистичности, на чём действительность заканчивается и вновь диалоги уводят внимание читателя в дебри авторского вымысла.

Отведённое количество слов для выражения мнения закончилось. Заслушаем следующего участника ток-шоу. Напоминаем, тема программы — «Раннее творчество Михаила Булгакова».

Автор: Константин Трунин

» Read more

Привычное это дело — выживать. Не бунтовать и кого-то укорять, а молча терпеть. Ежели не хватает средств на пропитание — добывать их на стороне, трудиться, живота не жалея. Нет смысла надеяться на государство, ожидая милости власть имущих, оно выжмет соки и забудет сразу, стоит достигнуть неработоспособного возраста. Человек нужен для восполнения запасов рабочей силы: он подобен имуществу, на которое можно опереться, не сожалея, если его будет засасывать в болото. Таково отражение закономерностей естественного отбора, способствующих функционированию человеческого общества. И когда одни помыкают другими, тогда возникает желание выразить обиду словесно. Белов написал об этом повесть «Привычное дело».

Герой его произведения ясно понимает — не трудись он тайно, то не прокормит корову, значит не будет молока и денег, всё это приведёт к нужде. От всего им добытого ему полагается десять процентов, остальное требуется отдать колхозу. Да и то хорошо, что не забирают девяносто процентов молока, хотя могли бы. Трудно в таких условиях жить, ещё труднее выживать. Никто не желает понять проблему рядового гражданина, предпочитая придумать очередной способ изъятия денег. Человек, таким образом, становится рабом общества, не имеющим возможностей для чего-то иного, кроме постоянной необходимости работать.

В пору действующую систему сравнить с феодальными порядками. Крестьянин должен платить налоги деньгами и трудом. Его нужды никем не рассматриваются. Важно обеспечить право на спокойное существование, на прочее надеяться бесполезно. Спокойствие оказывается мнимым — нельзя заметить происходящее вокруг, не отрываясь от рабочего процесса. И если человек умрёт от голода, отдав последнее в качестве платы за проживание и иные навязанные условия, он будет в том сам виноват.

А ведь нужно, помимо себя, кормить семью: хворую жену и детей-оболтусов. Один бы человек может и справился, но, при возрастающем количестве ртов, остаётся трудиться явно и подрабатывать на стороне. И всё равно средств не хватит, поскольку платить будут прежние десять процентов, а за дополнительные доходы нести личную ответственность, принимая наказание за сокрытие от колхоза о том информации, да за неположенную деятельность вообще, до которой человека в любом случае не допустят.

Привычное это дело — выживать. Привычное дело — это всё обсуждать. Но не о том люди говорят. Они обсуждают Фиделя и Кубу, собирают малополезные свидетельства, показывают псевдоэрудицию, забывая сказать о важном. Проще спиться и сном забыться, чем ещё один день плодотворно трудиться. Перспективы на будущее отсутствуют, найти решение никто не собирается, продолжая плыть по течению и показываться типичным деревенским мужиком: малость хитрым и обязательно наивным. Каждый сам в тайне от других заботится о благополучии, заранее обречённый на крах. Объединять усилия было бы бесполезно — необходимо донести проблемы обыкновенных людей облачным сидельцам. Это Белов и делал, причём наглядно.

Печаль в том, что критикуя реалии Советского Союза, видишь схожую ситуацию и в России. Человек строит дом, его облагают большим налогом. Человек решает подработать собственным ремеслом, его также облагают налогом. Получается, за всё плати: чем бы ты не занимался, как бы не улучшал условия существования, человек должен чувствовать себя на прежнем уровне. Нет духовного роста и нет роста эмоционального, а есть обязанность отбывать пожизненную барщину, то есть трудиться даром, получая за это мизер денег, дабы хватило на квартплату и ещё немного осталось на пропитание.

Так было всегда и будет всегда, поэтому предлагается на минуту взгрустнуть и вернуться к выполнению трудовых повинностей.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Цикл «Христос и Антихрист» | Книга №3

Есть такой литературный приём — всегда придерживаться диалогов. Действующие лица постоянно говорят друг с другом, в результате чего страницы заполняются текстом. Через их беседу становятся понятны предпосылки, ныне происходящее и о чём поведёт автор речь в следующих главах. У Дмитрия Мережковского всё именно так, за исключением одного момента, раскрываемого через чтение дневника. Так как произведение разделено на десять книг, то и читателю следует ждать десяти плодотворных разговоров с редкими подключениями второстепенных персонажей, добавленных для пущей острастки, дабы показать зверский облик царя со стороны иностранцев и сектантов раскольнического толка.

Главные действующие лица — Пётр I и его сын Алексей. Согласно Мережковскому, Пётр брал лучшее у Европы и планировал повернуться к ней после спиной, забыв заранее озаботиться укреплением тыла. Тыл же подпирал Алексей, сторонник прежних порядков, готовый развалить начинания отца, повернув жизнь страны вспять. Как с таким наследником сладить? Это является основной причиной раздоров, побуждающих Петра неистовствовать и пытаться найти решение. Конец у истории трагический, как в действительности и следует согласно свершившейся истории. Читателю предстоит пройти через процедуру отторжения великой роли Петра для России, узнать перечень его пороков и придти к самостоятельному решению касательно правильности решений царя.

Жизнь не переделать, свершённого не исправить — остаётся судить о былом, занимая определённую позицию. Толка от того, правда, никакого не будет, кроме бесплотных словопрений. Что было бы, будь Пётр I менее склонным к переменам и более радел за Русь по старинке? И почему ему не придерживаться широких реформ, коли его отец допустил деяния Никона? Обсуждать допустимо и осуждать допустимо, побуждать к обсуждению и осуждению допустимо. Только зачем это делать с той степенью ненависти, которую Мережковский питал к личности царя?

Пётр I причинял людям боль, сам боясь боли. Давил всех словно насекомых, боясь настоящих насекомых. Боялся умереть и не передать власть продолжателю, настраивая против себя окружение. Обо всём этом читатель узнаёт из текста, а также о многом другом. Для этого Мережковскому и понадобилось задействовать приём дневника, написанный фрейлиной, чтобы с его помощью отразить реалии петровской России. Кроме того, в повествовании имеется ещё один дневник, якобы написанный царевичем Алексеем, противоположный по содержанию предыдущему.

Алексей у Мережковского — самая противоречивая фигура. Он горький пьяница, живёт в своё удовольствие и ничем не озабочен. Каким образом он в мгновение протрезвеет, возьмётся за ум и станет болеть за отца — непонятно. Пил бы и спился, околев в канаве, согласно построению сюжета, не случись с ним невероятное, поставившее на путь истинный, всё равно приведший к смертельному исходу. Нарисованная картина получилась сочной, берущей за душу. И что с того?

Пропитая страна дурнела и совершала бездумные безумные поступки, запираясь в четырёх стенах и пытаясь показательно себя спалить. Кроме спонтанного поведения царевича и, разрушающего старые порядки, царя, Мережковский дополнил повествование раскольниками, живущими вдали от первых лиц государства и совершающих такие же сумасбродные поступки. Через них, как и в случае с дневником фрейлины, Мережковский осуждает политику Петра I, раскрывая язвы обычных людей, зверевших наравне с правителем, готовых уничтожить делаемое для их блага. Никто и никогда не примет перемены без сопротивления — не принимают их и обыватели. Оттого положение Петра усугубляется.

Кто уговаривает совершить поджог, всегда стремится уйти от ответственности, но в пылу борьбы обречены сгореть все. Сгорит царь, царевич и народ. И пусть на пепелище пробивается молодая трава — источник новых перемен. Человеку не дано спокойно созерцать действительность, вот и страдает, обречённый страдать до скончания времён.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Какой была Москва в начале XX века? Кажется, обычный тихий город, в котором ничего не происходит. Задумаешь писать дневник, а о чём и не найдёшь. Так представляется юному человеку, чьи заботы не доросли до требуемого уровня, чтобы начать понимать окружающий его мир. На самом деле, на улицах Москвы и во всех уголках Империи бурлила жизнь, рос уровень народного недовольства, обильно проливалась кровь и множество людей отбывало наказание в застенках за ведение подрывающей государственный строй деятельности. Для понимания этого нужно было действительно дорасти. Но и это не помешает сохранить тёплые воспоминания о детстве, постоянных переездах и холодных квартирах.

Стиль Бориса Евгеньева определить трудно. Он лирично повествует, в новом свете даёт понимание ностальгии, пишет местами потоком сознания, а иной раз показывает мастерство беллетриста. Если говорить о «Московской мозаике», то нужно упомянуть раскрытие перед читателем портрета города, исторические выкладки и сравнение с настоящим. Касательно повести «Где ты, Лиза?» упоминания заслуживает уже неистребимая тоска по Родине. «В Лондоне листопад…» — иная жизнь с отличным от русского мировоззрением и вместе с тем с неоспоримо важной культурной ценностью.

Во всех произведениях Евгеньев опирается на семью Анохиных. Зачиная от одного из них, он показывает становление его потомства. Безусловно, особо выделяется судьба Лизы, покинувшей страну вместе с матерью, латвийской немкой, после смерти отца. И как бы она не стремилась вернуться обратно в Москву к брату — мечтам не будет суждено осуществиться. Тому есть ряд мешающих обстоятельств, о которых читатель узнаёт из писем. Потерянная для себя, Лиза желает красиво жить, но обустроить быт не может, вследствие чего вынуждена бороться с нуждой, являясь игрушкой сперва матери, потом дедов, мужей и в итоге оказывается всеми брошенной, в том числе и государством.

Прошлым живут и Анохины из «Московской мозаики». Пытаться звонить на телефонный номер бесполезно — никто не ответит. Но не истребить желание набрать на аппарате сохранившиеся в памяти цифры. И нет ответа, лишь гудки. Евгеньев собирал мысли для главного героя повествования, предпочитающего грёзы о былом, как одного из радующих его моментов. Что в его прошлом примечательного? Полуграмотная мачеха, промерзшая квартира с печкой-буржуйкой, с нужником, запасом дров и кадкой квашенной, отвратной на вкус, капусты в соседней комнате. Может прелести женщин лёгкого поведения с Хитровки? Или красоты Арбата и Мясницкой улицы? Что бы не происходило в юные годы главного героя, ему приятно о них вспоминать.

А если Анохины окажутся по туристической путёвке в Великобритании, что им там делать? Они в совершенстве знают английский язык, с пользой проводят отведённое для поездки время и с грустью соотносят оставленное дома с грузом нравов чуждой для них страны. Нравы действительно едва ли не противоположные: ценности советского гражданина не сравнить с представлениями о реальности заграничного человека, готового, ради прибыли, льстивыми речами попрать общечеловеческие нормы морали. Евгеньев мельком упоминает такие моменты, читателю скорее предстоит пробежаться взглядом по списку достопримечательностей.

В приведённый сборник также включены рассказы «Тверской бульвар, осень…», «На склоне наших лет…», «Открытие Москвы». Они могут позволить читателю лучше представить творчество Бориса Евгеньева. Снова идёт речь про Анохиных, либо их семейство оказывается опосредованно связанным с повествованием. Ознакомиться с текстом можно, особенно зная о Москве не понаслышке, а зримо представляя упоминаемые автором места.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Человек привык ждать неизбежного. Вся жизнь — вера в благополучие. А на деле впереди у каждого смерть. И как бы человека не пытались переубедить, он знает точно — для существования в этом мире ему отведён короткий срок. Что будет после — выдумки тех, кто никогда не переступал за грань. Чем не занимайся, существуй разумно или беспутно, поступай на пользу других или веди себя асоциально, старайся сделать лучше, заботься о будущих поколениях, подчиняй действительность себе, либо погружайся с помощью медитации в прострацию: явственно одно — неизбежное наступит. И ежели судьба тебя забросит на охрану рубежей, даст в руки оружие, снабдит уставом и сделает рабом обстоятельств — прими или сопротивляйся: смерть всё равно придёт.

Можешь, перед зияющим пустотой ликом вечности, ознакомиться с произведением Дино Буццати «Татарская пустыня». Его сюжет построен вокруг молодого человека, отправленного служить в крепость на границе с Татарской пустыней. Добровольно туда никого не заманишь. Если год будет идти за два или три, а провести там потребуется не более двух лет, то тогда можно ещё потерпеть… и навсегда остаться при крепости. Она не отпускает: манит, притягивает, заполняет досуг гнетущим ожиданием приближения мифического врага.

Об этой крепости знают все и никто про неё не может знать что-то определённое. Она нужна и в ней нет никакой нужды. На крепость могут напасть, но никогда не нападали. На её стенах служит постоянный дозор, ничего не видящий за бескрайними песками. В её стенах правят порядки устава, должного неукоснительно соблюдаться. И когда случается происшествие, устав соблюдать нельзя, иначе безвинный будет убит. Кто смирится со службой, тот взирает на горизонт и мечтает о враге. Враг же есть в действительности, либо его присутствие мерещится. Где, в происходящем на страницах, сокрыта правда?

Враг в пустыне или враг внутри страны? Внешняя угроза зрима — никто в осуществление пессимистических прогнозов не верит. Внутренняя угроза не поддаётся осмыслению, поскольку убрать преграды кажется оправданным поступком. И если нападение будет совершено, знай о том всякий, истинно в него веровавшие ранее упадут истощёнными, истратив силы на борьбу со слепотой обывателей. Когда уши, глаза и рот забиты песком, о песке таким людям говорить бесполезно — они не способны слышать, показывать тоже бесполезно — они не видят, лишь мычат в ответ непонятное, отрицая наличие песка.

В апреле 1940 года Буццати издал «Татарскую пустыню», в июне Италия объявила войну Великобритании и Франции. Этого факта вполне достаточно, чтобы видеть в произведении Дино нечто большее, нежели допускать сравнение произведения с работами мастеров абсурда. Пески великой пустыни Европа пришли в движение, чего не замечали и чему потворствовали народы её населяющие. Они всматривались в мирно существующие форпосты и не верили, успокоившись после окончания Первой Мировой войны (когда-то прозываемой Великой). Люди всерьёз считали, что никогда в истории человечества не произойдёт повторения подобного противостояния. Отказывались видеть, не хотели слышать и опасались говорить, сокращали бюджеты на военные расходы: делали всё, только бы создавать иллюзию покоя. Буццати иносказательно об этом рассказал, но и он, надо полагать, до конца не верил в реальность вооружённого конфликта.

Дождётся ли гарнизон крепости пред Татарской пустыней войны? Если читатель уже успел ознакомиться с текстом произведения, то он знает ответ. И хоть войны к апрелю 1940 года не случилось, она обязательно разразится в ближайшее время. Пускай она не разразилась через два года, не случилось её и двадцать лет спустя, но нет гарантий, что она не случится ещё через год, например в 1939 году. Но и тогда никто не поверит в передвижения врага, пусть он стал зрим близ границ. Война была поистине Странной, вплоть до мая 1940. Европа сама убивала своих солдат — отдавала части себя под безраздельную власть пустыни. А потом враг закончил приготовления и обрушился тяжёлым сокращающим ударом.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Жить, творить, издать и остаться забытым. Иных слов для творчества Александра Яковлева не подберёшь. Имеется информация о его плодотворной литературной деятельности, переводах иностранных изданий, ряде работ по заказу для издательских серий и в качестве составителя комментариев. Также Александр публикует рассказы в журналах. Надо понимать, сборник «Осенняя женщина» из них и состоит. В 2005 году за подобный дебют он удостоился награждения премией «Ясная поляна». А ежели оценили, значит надо ознакомиться.

Складывается ощущение, что Александр ничего не сочиняет, когда говорит от первого лица или повествование касается детских воспоминаний. Читателю предстоит побывать в непролазных дебрях, испугаться медведя, воспользоваться содержимым найденного кошелька, порыбачить и поговорить обо всём на свете. Описываемое, в первую очередь, интересно самому автору, тогда как читатель может и не понять фрагменты чужой памяти, отчасти забавные, но в большей массе вызывающие стеклянный налёт на глазах.

Рассказывать о жизни можно разное, только в том должен быть определённый смысл. Просто вспомнить эпизоды прошедших дней — не дело. Оттого-то и не пишет рядовой человек, не видящий в том смысла. Пусть личное будет сообщено посторонним, что тогда с ним надо будет делать? Потомки редко вспоминают имена великих литераторов, а подобное и вовсе забудут. Исключение одно, если книге посчастливится не исчезнуть и стать чей-то археологической ценностью.

Главное недовольство высказано. Стоит ли говорить о прочих разочаровывающих моментах? Нет, не всё так плохо. Несколько рассказов действительно способны заинтересовать читателя, об остальных же сказать вовсе нечего, даже критическому разбору их нельзя подвергнуть, так как красивое слово найти для них можно, имелась бы такая цель, но желания не возникает, да и вдохновение в следующий раз отвернётся, когда в нём будет острая нужда.

На то «Осенняя женщина» и сборник, чтобы произведения внутри разнились. Основной контраст составляет рассказ на историческую тему, состоящий из обработанных выдержек и сообщающий читателю житие арелигиозного Голицына, возглавлявшего Священный синод. И поведанное быстрое забывается, поэтому спустя неделю читатель не вспомнит, что именно не устраивало человека и каким образом он всё-таки с ретивостью принялся исполнять порученные ему обязанности.

Там, где Яковлев ставил задачу интересно рассказать, он и рассказывал интересно. А где была поставлена задача писать ради конечного результата, там-то и возникает недоумение. (Хм! Что-что? Э… Э-э… Э-э-э… А это-то зачем?) Получается, сборник вместил в себя лучшее и посредственное, зато получился полнее и производит вид солидного издания. Даже заслужил одну звёздочку в виде интереса к нему «Ясной поляны», а вторую уже в качестве оценки от читателя. На том звёздочки закончились — литература вмиг осиротела.

Впрочем, сборник «Осенняя женщина» — это всё-таки дебют. Надо с осторожностью подходить к таким авторам и не ранить их самолюбие. Мало ли в какого маститого писателя он превратится. К сожалению, в качестве отдельного издания — дебют, а вот в качестве публикующегося автора Яковлев отметился порядочное количество лет назад. Есть у Яковлева ещё один сборник рассказов от 2006 года. С тех пор тишина — Александр трудится на других направлениях, возможно собирая материал для очередного издания с рассказами.

Остался последний незаполненный абзац. Его предлагается заполнить информацией, способной заинтересовать читателя, сказав, кого книга Александра Яковлева не разочарует. Пожалуй, сборник понравится любителям бесконечных разговоров, что случаются в нашей жизни каждодневно, позволяя убить время, после чего в голове удивительная пустота, словно в одно ухо информация влетела, а из другого вылетела. Есть другое мнение?

Автор: Константин Трунин

» Read more

1. «Батальоны просят огня»

И воюет человек, защищается, нападает, побеждает, либо проигрывает. И живёт потом с чувством пройденных испытаний, заново пытаясь переосмыслить былое. Что дала ему война? Что он дал войне? Почему уцелел, а товарищи пали? И приходит к объективному выводу — благодарить нужно не себя, благодарить нужно везение. Его не послали на тот участок, где бойцы должны были погибнуть полным составом, выполняя приказ командования, не зная истинную сторону задания, заключавшуюся в отвлекающем манёвре. Кто-то должен был обязательно погибнуть. Сможет ли человек пережить подобное испытание? Юрий Бондарев попытался дать ответ на этот вопрос.

Не сможет человек принять факт необходимости умереть во имя высоких целей, особенно не зная, из-за каких именно целей погибает. Для него очевидно другое — он предан командованием. Ему не сказали прямо в глаза о необходимости отдать жизнь ради выполнения манёвров, вводящих противника в заблуждение. И он не понимает, почему многосильная армия не желает прислать на помощь войска для сохранения едва сдерживаемого рубежа. Он не в окружении, он просит, но вынужден видеть умирающих товарищей и готовится к смерти сам. Происходящее на страницах логично, кроме реакции действующих лиц.

Воплями отчаяния и постоянными истериками наполнены мысли героев, полных героизма, однако постоянно недоумевающих, почему до сих пор не подошло подкрепление. Гибнут одни — гибнут следующие: Бондарев пишет о каждой смерти в отдельности, показывая истинную отвагу обречённых людей. Им удача улыбнётся лишь в единственном случае — при быстрой безболезненной смерти. Иначе предстоит долго мучиться и изводить себя риторическими размышлениями, внутренне понимая их бессмысленность. И когда уцелевшие крохи окажутся вне опасности, тогда они потеряют контроль над собой и, забыв о героизме, так и не осознав, чего добились, изойдут на немощные сотрясения воздуха перед виноватым за их беды командованием. Так обстоит дело у Бондарева.

Не могут действующие лица Юрия Бондарева принять факт необходимости принесения людей в жертву. Не добиться армии победы, не возложи она на алтарь бога войны требуемые жертвы. Принять сей факт трудно, но это обосновано обстоятельствами. И всё равно действующие лица Бондарева не могут с этим согласиться. А может сам Юрий взывает к чувству справедливости читателя, должного поддержать павших бойцов, принявших смерть, с одной стороны, за правое дело, а, с другой стороны, погибнув напрасно.

Пусть батальоны просят огня — они итак в огне, они горят и быть им развеянными по ветру. Следовало сохранять мужество и достойно принять смерть, ежели иного выбора у них не было. Бондарев решил иначе. Он дал действующим лицам достойную смерть, в прочем же лишил погибающих человеческого достоинства. Более не было веры в идеалы, а были потоки слёз, соплей и разлетающихся от гневных упрёков слюней. Кто выжил, тот бил себя в грудь и надрывно кричал. Кричал, после сойдя с ума, о чём Юрий не стал рассказывать.

Жертва оказалась оправданной. Красная армия одержала локальный успех, позволивший укрепиться на новых позициях, обеспечивающих скорое форсирование Днепра. На чувства подчинённых командование внимания не обращало. Не десятком оно жертвовало во имя миллионов, а сугубо ради выполнения поставленных целей. Люди погибли, ибо люди — расходный материал. Люди сами так захотели. Так зачем давить на жалость, Юрий? Иного быть не может. Только везение позволит выжить, но и у везения есть пределы. Поэтому истерики лишние, хотя без них обойтись тоже нельзя.

2. «Последние залпы»

Со взятием Берлина война не закончилась. В Германии оставались очаги сопротивления. Противоборствующая сторона понимала необходимость продолжения боевых действий. Её пепел смешают с грязью и унесут на сапогах за пределы униженной поражением страны, если она откажется от сопротивления и не погибнет хотя бы в отчаянной жажде призрачной надежды на восстановление пошатнувшего баланса. Советским солдатам это трудно понять — раз они победили, значит врагу полагается капитулировать и сложить оружие. Но враг на это пойти не соглашается. Его солдаты также верны погибшей отчизне, как погибавшие на полях сражений товарищи, как погибали советские солдаты, также верные собственной отчизне. О войне всегда тяжело говорить, особенно рассказывая о проигравших.

Но сопротивляющиеся очаги всё равно следует погасить. Солдаты продолжат погибать, насколько бы им обидно не было. Сама война закончилась, пришло время подводить итоги. Кто отличился, тот достиг высоких званий, иные не переступили доступный им порог соответствия. Вследствие этого, возможен внутренний конфликт несоответствия количества прожитых лет и достигнутого в армии положения. Более взрослые оказываются в подчинении у молодых, что не каждому понравится. Пока данное обстоятельство ещё имеет весомое значение, с которым приходится считаться.

Это же обстоятельство влияет на межличностное общение. Некогда товарищ и друг в мгновение оказывается надменным командиром, ставящим долг перед Отечеством выше, нежели общение с боевыми сослуживцами. А если столкнувшиеся с такой проблемой окажутся ещё и по разные стороны любовного треугольника, как тогда быть? Можно устроить истерику и развести болтологию, переливающуюся со страницы на страницу и не находящую окончательного разрешения, как часто бывает в прозе у Юрия Бондарева. И ежели возникает межличностный конфликт, следует ожидать пробуждение совести, к коей автор произведения начнёт взывать в нужные моменты, а чаще просто так, дабы обосновать очередную истерику действующих лиц.

Война закончилась — война продолжается, никакая это не борьба с очагами сопротивления. Враг продолжает минировать территорию, свои саперы — заняты тем же самым. Разминированием никто не занимается — все спокойно ходят по полям и, если подрываются, то получается — подрываются. Состав Красной армии редеет: люди гибнут, чаще от глупости, ибо идут на смерть осознанно, надеясь на «авось пронесёт». И проносит, разнося на части. Окончания военного времени не видно, Бондарев наполняет повествование множеством мелких трагедий, не объединяя их в одну большую трагедию.

Кто герои «Последних залпов»? Артиллеристы. Бондарев сам — командир миномётного расчёта. Ему близка данная тема, поэтому часто действующие лица его произведений связаны именно с этим родом войск. Есть свои специфические особенности несения службы, завесу над которыми Юрий изредка открывает. Откроет и в «Последних залпах», а потом случается страшное — солдаты начинают погибать. Не может Бондарев обойтись без нагнетания атмосферы — обязательно ему требуется драматизировать события.

Путь Юрия Бондарева в художественную литературу следует признать удачным. Шёл он уверенной твёрдой поступью, зная, каких сюжетов ждёт от него читатель. Он умел драматизировать и показывать эпизоды войны с непривычной стороны. Он — очевидец описываемого, поэтому любое возражение — лишь возражение. Хочется думать о другом, видеть представленное им в другом виде, самому представлять другими образами, но от правды жизни не уйдёшь — людская крепость рассыпается, стоит столкнуться с настоящими трудностями. Отчего же не изойти на эмоции, когда смерть ходит рядом… Быть уверенным в себе не получится — останется кричать от ужаса, а после второго боя кричать будет нельзя, позволительно только скрипеть зубами.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Капитализм схож с проказой — общество начинает гнить, если долго с ним соприкасается. Не менее он схож с раковым процессом — поглощает всё его окружающее, от него нельзя избавиться, не прибегая к радикальным средствам. При капитализме постоянно растут цены на товары и услуги, как гарантия хорошего самочувствия их производящих и оказывающих лиц. Стоит денежному потоку ослабнуть — случается кризис, служащий разрядкой для переосмысления достигнутого и возможности власть имущим и богатым укрепить достигнутое положение, улучшив собственное финансовое благополучие. По сути, общество само себя обкрадывает, не представляя, каким образом ситуацию можно исправить. В таких случаях всегда появляются доброхоты, желающие открыть людям глаза. Об одном из них Джек Лондон решил рассказать в виде пьесы.

Допустим, у человека есть компромат, способный объяснить гражданам прегрешения избранных ими людей. Кто из народных избранников оного не испугается? Кто согласится стать причиной обсуждения, поношения и неизбежного остракизма? Начнётся борьба, и хорошо, ежели обладателя информации не устранят или превентивно не опорочат. У Лондона проще — разборки происходят на уровне диалогов: случается любовь, разгораются семейные конфликты, каждый из героев минимум по разу оказывается в дураках. В итоге обязательно победит смирение с обстоятельствами.

А так ли важно, обличат власть имущих или позволят им далее работать «во благо»? Они себя считают частью народа, трудятся ради него и в силу необходимости «страдают» от переизбытка денежных средств. Выбери на их место других — ничего не изменится. Джек Лондон это наглядно показывает, Выводы из пьесы очевидны: во-первых, нельзя позволять капиталистам уподоблять пролетариат рабам; во-вторых, лучше обойтись меньшим из зол, нежели опрокидывать страну в хаос.

Компромат уже кажется бесполезным. Чехарда вокруг его обладания — пущенные кругом юмористические зарисовки с обязательными цитатами от имени Авраама Линкольна. Боролись американцы за справедливость, добились её и сами же посеяли семена новой зависимости. Лондон старается усилить впечатление читателя от произведения с помощью фраз о важности человеческого достоинства, до сих пор продолжающего оставаться на бумаге. Позитивных мыслей читателю вынести не получится — останется ощущение непреодолимой стены.

Выше стены только цены. Их неустанный рост приводит в недоумение рядовых людей, не понимающих, почему нельзя остановиться на фиксированных цифрах. Лондон легко объясняет правила подобной экономики. Люди тем хуже живут, чем меньше денег они тратят. И, соответственно, тем лучше живут, чем больше тратят. Сам же народ, богатея, беднеет. Приходится повышать стоимость оказываемых услуг, что приводит к ещё большей нужде в виде нехватки денежных средств. И в этом случае общество само себя обкрадывает. Решение определённо существует, но за всё время существования капитализма оно так и не было найдено.

Поучительная вышла у Джека Лондона пьеса. Читатель обязательно найдёт в ней что-то своё. Кому-то понравится сюжет, а кто-то поблагодарит автора за доступные ответы на всегда беспокоящие вопросы. Простых ситуаций не бывает — очень трудно и касательно капиталистического видения мира. Пусть это и странно, но человек желает видеть мир под аналогом Железной пяты, понимая под ней спокойное существование без зависимости от навязываемых сверху условий. Конечно, свобода зрима во всём, в том числе и в росте цен. На самом деле, человек давно раб системы, ибо погряз в долгах и выбраться из них ему суждено, в лучшем случае, лишь на пороге смерти. Однако, для уныния нет причин — ныне лучше, нежели вчера.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Есть история, имеется желание — этого достаточно. В остальном поможет тяга к сочинительству. Побольше сюжетов в кучу, потолще объём для произведения — вот оно простейшее писательское счастье. А уж если получившийся результат придётся по вкусу читателю и литературным критикам, а также даст возможность претендовать на премии, то это уже настоящий успех. Но если время пройдёт, все забудут, то к чему ворошить некогда радовавшее писателя прошлое? И вот, забыв в своей стране, вспомнили за границей. Произведение перевели на французский и китайский языки, подарив надежду на возрождение читательского интереса. И этому есть объяснение.

Антон Уткин взял за основу для «Хоровода» события XIX века. Если говорить точнее, то он рассказал читателю о гусарских буднях и прочем, увязав тонкой ниткой повествование в единое полотно. И не скажешь, чтобы события могли приковать внимание читателя — слишком водянистая у автора манера изложения. Текст изобилует содержанием ради содержания, действующие лица занимаются сами собой, сюжет иллюзорно продвигается вперёд. Захочется задуматься, да не о чем.

Так какое же объяснение успеха произведения? Если не погружаться глубоко, то Уткин пишет так, словно вернулся Александр Дюма и решил взяться за былое: прошлое попирается в угоду нужд на то писателя. При этом ощутимо не хватает самого главного — живо прописанного главного героя, совершающего действительно важные поступки, а не всего лишь проходящего службу в гусарах. Да и гусары не совсем те гусары, на которых смеет надеяться читатель. Скорее, это солдаты в форме розового цвета, никогда не впадающие в крайности и проходящие службу без отклонения от норм поведения.

Пока гусары ходят к гадалке и проводят самоидентификацию, Уткин продолжает о чём-то ещё сказывать. И сказывает, и сказывает, словно действительно решил закружить читателя хождениями вокруг да около. Хорошо, что кавказская война смогла разбавить дни главного героя, но и она не внесла существенных изменений. Скажете, а как же пленение и побег? Если бы не сказочность мотивов кавказцев, чья участь в действительности могла пострадать от внутренних разногласий, то всё могло сойти за правду. Не зря Дюма постоянно вспоминается.

Не рвутся пуговицы с груди и нет намёка на браваду: одуванчикам такое поведение несвойственно. Тихо и размеренно будет протекать жизнь на службе, прерываемая необходимостью посещения разных мест. После прочтения не удастся вспомнить, чем именно занимался главный герой, для чего он совершал свои поступки — это забывается по ходу чтения. Поэтому, если читатель желает, то может вернуться назад. К концу произведения окажется, что проще «Хоровод» перечитать сначала. Возможно, при повторном прочтении содержание усвоится лучше. Только надолго ли?

Общую канву разбавляют вставки иных времён и жизней. Они также оторваны от происходящего, запутывая и без того запутанного читателя. Обрывки чужих судеб туманят разум главного героя, и так живущего фантазиями автора. Воля писателя писать так, как ему нравится. Не стоит забывать, что «Хоровод» тепло был принят и получил ряд наград. Значит были для того причины. Значит понравилось произведение читающей публике. И не всё ещё потеряно — будущее полнится от неясных перспектив, способных в любой момент снизойти и одарить долгожданной благодарностью потомков.

Будут и те, кому «Хоровод» не понравится. Минует он пристальный разбор — не возникнет желание разбираться в происходящих на страницах событиях. Покажется, будто автор ведёт беседы с собой и не обращает на окружающих внимания. Он сосредоточен на описании рутины действующих лиц и топит сюжет в обилии слов.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Какая-такая башня под видом фаллоса Ходжи? Всё можно понять и простить самому Насреддину, но не авторам, которые его именем пользуются для пропагандирования собственных мыслей, замешанных на презрении к Советскому Союзу и любви к теориям Зигмунда Фрейда, используя для их выражения трудно усваиваемые междометия. Когда речь заходит о Ходже, то читатель готовится внимать занимательным случаям, построенным на умении Насреддина извлекать выгоду с помощью слов. Это не так просто, а очень даже трудно. Однако, Тимур Зульфикаров создал множественное количество «притч», не раскрыв ни в одной из них образ того Ходжи Насреддина, каким он до того представлялся.

Что говорит сам Зульфикаров? Ему без разницы, рассказывать о Ходже или о Дон Кихоте, он может поведать о ком угодно, если ему самому этого захочется. А так как герой восточных сказаний Тимуру ближе, нежели испанский борец с мельницами, то, получается, тень горя упала, к сожалению, именно на Ходжу. Впрочем, стоит изменить имена и ряд деталей в «притчах», как тот же Дон Кихот будет смотреться будто к месту. Только вот Дон Кихот — образ на века, а Ходжа Насреддин — явление временное, он появляется в периоды особых страданий и унижений какого-либо народа на Востоке. В случае Зульфикарова таковая участь выпала на Таджикистан, переживавший гражданскую войну.

Не нужен был Ходжа, значит люди жили спокойно. Так не стоит тревожить Насреддина, как бы беду заново не накликать. Тимур о нём вспомнил — пришла беда. В своё время Леонид Соловьёв создал «Возмутителя спокойствия», аккурат накануне Великой Отечественной войны. Конечно, это совпадения и не более того. Не стоит пытаться проводить новый эксперимент. Может быть, произведение Соловьёва отчасти оправдано, поэтому приходится считаться с последствиями, а вот «притчам» Зульфикарова можно было было бы и полежать, дабы не нагнетать напряжение в атмосфере.

Сделанного не воротишь. Ходжа помянут и начал действовать. Теперь он бродит по опустевшим человеческим душам, беседует со Сталиным, клянёт Горбачёва, его грабят на Красной площади, а он думает о том, отчего семенная жидкость и моча имеют один путь выхода и почему ему не посчастливилось обладать шахскими гаремами, вплоть до прочих эротических подробностей, в том числе и включая ветхозаветные сюжеты (о них лучше умолчать, ибо здоровые мысли важнее). Не ищет более Ходжа финансовой выгоды для себя и других, а сосредоточен сугубо на физиологических и прочих не настолько важных потребностях.

Вспоминая «притчи» о Ходже за авторством Зульфикарова, читатель отметит, как нелестно Тимур отзывался о книгах, зато ценил живых собеседников: не так важен мёртвый отпечатанный лист, как встреченный человек, способный научить большему, чем художественное произведение. Может оно и так, да вот чему научит читателя встреча с представленным на страницах «притч» человеком? Какое впечатление произведёт Ходжа во плоти? Или всё-таки он покажется малость сумасшедшим, оправдываемый лишь старческой деменцией? Не стоит доверять такому Насреддину. Пусть лучше он дальше покоится с миром в забвении и поминается в набивших оскомину анекдотах, не становясь предвестником действительных неприятностей.

И всё-таки, читателю очень интересно, зачем в сборнике «Золотых притч» Зульфикаров более двадцати пяти раз вспомнил о мужском детородном органе? Не лучше ли было придумать на самом деле поучительные истории, не сетуя постоянно на действительность? Получилось так, что Ходжа, всегда умевший находить решение всякой встречаемой им проблемы, теперь на это не способен.

Автор: Константин Трунин

» Read more