Author Archives: trounin

Алексей Сальников «Петровы в гриппе и вокруг него» (2017)

Сальников Петровы в гриппе и вокруг него

Посиделки за чаем с лимоном начинаются. Речь пойдёт о Петровых. Они — Петровы — с виду обыкновенные люди, живущие присущими им страстями, чаще всего выраженными стремлением о чём-то размышлять. Темы допускаются разные: от политики до проблем взросления, от принятия на веру каждой глупости до непробиваемого скептицизма. И где-то на фоне бродит грипп, будто бы заразное заболевание, а на деле — одна из причин беспокойства, не позволяющая ощущать окружающее пространство в качестве доступной для существования среды. Рецептов счастья в действительности не бывает. Но Сальников нашёл, чем порадовать читателя. В наставительной манере, оглашая сентенцию за сентенцией, он поведёт разговор о семействе без прошлого. Всё из-за того, что Петровы вышли частью из детдома и частью из татар, теперь они не могут понять, кем всё-таки являются, ни с чем не умея себя соотнести.

О чём говорит Сальников? Отнюдь не о погоде, как то принято в приличном обществе. Алексей сразу начинает с политических аспектов настоящего. Об ином обычно люди и не говорят между собой, особенно собравшись мужской компанией. Кто там у власти? Чем он занимается? Насколько сходится пропорция обещанного и сделанного? И приходит Сальников к неутешительному выводу — политика равносильна лотерее, следовательно нет нужды выбирать, лучше довериться слепому жребию, так как особой разницы электорат не почувствует. Прав ли Алексей? Читатель обязательно над этим задумается. И придёт к неутешительному выводу, зная, никто не желает расставаться с властью, значит всё сделает для её закрепления. Это сегодня лотерея, а завтра случится её отмена, стоит обрести полномочия здравомыслящему человеку, осознающему, какая чехарда произойдёт, стоит выпустить политику из рук. В России иначе нельзя.

О чём ещё говорит Сальников? Он вспоминает детские годы. Для Алексея важна такая особенность мировосприятия, заключающаяся в неприятии глупых положений. Например, у него есть пакет и клей. Какой из этого должен быть сделан вывод? Правильно, речь должна коснуться вредных для здоровья мероприятий. Но ничего подобного Сальников сам о себе не думает, до таких мыслей доходят окружающие, либо те, кого он склонен таковыми считать. На самом деле, большинству безразлично, какая связь между пакетом, клеем и молодым человеком, ежели это не совмещается в единый момент в определённой позе. Разве такое можно допустить современному писателю? Нет, нужно обязательно раздуть предположения до небес. Чем, собственно, общество склонно увлекаться. Вернее, те индивидуумы, предпочитающие к тому же обсуждать политику. Кому-то на досуге нечем заняться, кроме как языком чесать.

Говорит Сальников и про сумасшедших. Казалось бы, встретил фрика, забудь его. Но к чему имеешь тягу сам, то аналогично тянется и к тебе. Алексей продолжил показывать Петровых со стороны их мнительности. Даже случись кому-то говорить с самим собой, ни к кому не обращаясь, герои повествования то примут на свой счёт. Хуже не бывает: подумает читатель. Только не бывает ли хуже? Почему вообще всему следует придавать такое пристальное внимание? Всё элементарно объясняется — нужно о чём-то писать. Вот и сваливаются на Петровых невразумительные ситуации, вполне вероятно в качестве следствия особенностей их мышления.

Не олигофрены ли кругом? Подумает читатель снова. Всё у действующих лиц произведения Алексея Сальникова доведено до крайности. Они либо во всём сомневаются, либо идут напролом, забыв о самосохранении. На выходе получается картина из набора глав, где каждый Петров представлен отдельно. А вместе с тем вполне допустимо перестроить содержание в ином порядке, как на страницах предстанет единый Петров, проходящий через разные этапы взросления.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Стивен Кинг «Мизери» (1987)

Кинг Мизери

Культура массового потребления лжива. Невозможно смотреть кино, понимая, всё происходящее на экране пропитано фальшью. Отдохновением становятся книги. Но и с этим не всё ладно. Имеется изрядное количество писателей, живущих иллюзиями. К таковым относится и Стивен Кинг. В который раз он показывает читателю человека с отклонениями в психическом развитии. Если бы такое количество душевнобольных бродило по Земле, население планеты успешно бы вымерло. На этот раз всё не настолько масштабно. Кинг предложил герметичный триллер, позволив действию происходить в одном доме, практически в одной комнате, с редким включением обстановки извне. Даже персонажей всего двое. Один из них якобы адекватный создатель художественных бестселлеров, а другой — маньяк со справкой из психиатрической лечебницы, желающий сжигать книги и кромсать плоть. Вновь Кинг вспомнил, что пальцы — это всего лишь пальцы.

Почему медики у Стивена психопатичны? Если не режут себя, то стремятся к тому в отношении других. Впрочем, лечить душу требуется большинству героев Кинга. Собственный внутренний мир рвётся наружу, побуждая переносить на бумагу груз эмоциональных проблем, тем облегчая самочувствие. Просто в прекрасный момент Стивен понял — надо погрузить нового-старого персонажа в страдания. Осталось понять, из чего исходить. Решение оказалось типичным для Кинга. Требовалось лишь разобраться, каким образом писать произведение, если описанию доступно излишне малое пространство. Выход оставался за проработкой внутреннего мира главного героя. А что больше всего ему может доставлять страданий, учитывая профессию писателя? Разумеется, страх всякого творца — прогневить почитателей его таланта. Вот исходя из этого и будет дан ход повествованию, призывающему отнюдь не к необходимости опасаться оказаться наедине с психопатом, а банально соблюдать правила дорожного движения, поскольку езди размеренно, не попадай в аварии, как избежишь всего того, о чём поведал читателю Стивен Кинг.

Такова реальность — думается с первых страниц. Кажется, лучше умереть из-за присущей тебе глупости, нежели быть спасённым, но ради продолжения существования в виде растения. У главного героя, который писатель, переломаны кости ног: нижние конечности превратились в месиво. Ему помогает оказавшийся рядом другой главный герой, доставив к себе домой и оказывая необходимую помощь. Вроде бы всё благополучно — за единственным исключением — отныне писатель в руках маньяка, в чьей воле совершать любые действия, какие только придут ему в голову. А так как он психически болен, причём скорее всего шизофренией, то его любовь проявится вполне объяснимым образом — бьёт, значит любит. Только в случае Кинга формулировка будет звучать иначе: кромсает плоть, значит любит. Не повезло писателю ещё и в том, что его мыслями руководил непосредственно Стивен, взявшийся отомстить всем собратьям по перу разом, убедительно продемонстрировав, что дабы писать — нужно сперва пройти череду испытаний. И уж кто-кто, а участник его книги то познает в полном объёме, к тому же ещё и благодаря самого Кинга, взявшегося вершить судьбами литературных персонажей, благо демиургом он является сугубо для придуманных им же миров.

Цельный человек не может быть сильным, сильнее он становится, теряя части тела. Пусть его душа уничтожается, падает моральный дух и у него пропадает желание продолжать жить. Это идея Стивена Кинга, которую он раз за разом претворяет в действительность, ни с чем не считаясь. В конце обязательно всему предстоит принять более-менее приличный вид. И вполне себя окажется так, будто мучения перенесены во благо. Надо же такое представить, чтобы лишения оказалась с положительным знаком. Таков уж Кинг — он крушит и ломает жизни, совершая то для пользы… сугубо по его же мнению.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Василий Тредиаковский «Сочинения. Том I» (XVIII век)

Тредиаковский Сочинения

Наследие Тредиаковского значение имеет, если пытаться о нём говорить с умным выражением на лице. Но как же оно трудно поддаётся освоению. Не случись Александру Смирдину издать в 1849 году собрание его сочинений, то из чего мог бы тогда исходить современный читатель? Будучи современником Сумарокова и Ломоносова, Тредиаковский имел собственные представления о русской литературе, считая себя обязанным заниматься её реформированием на ему угодный лад. То замечается без проблем, стоит прикоснуться к строкам оставленных им сочинений. Василий определял, каким образом говорить и с помощью каких буквенных символов это записывать. Он балансировал на грани, не отказываясь от славянизмов, но уже готовый смотреть далеко вперёд, не брезгуя прослыть любителем вульгарной латыни, навроде французского языка. Всем его достижениям суждено оказаться надолго забытыми, возможно даже навсегда. Будем считать, свою роль в становлении прозы и поэзии он всё же исполнил, пусть и указав неверное направление.

Прежде прочего, Тредиаковский — это поэт. Он брался определить, как нужно заставить русского человека сочинять вирши. За основу брались различные варианты, имевшие хождение в прошлом и бытующие в настоящем. Это ныне, в век деградации поэтического мастерства, кажется, будто как хочешь складывай строчки, лишь бы хоть какая-то рифма присутствовала, допустимо даже мнимое созвучие. А раньше такого не было. От поэта требовалось сочетать долго и коротко звучащие слоги или заботиться о благозвучии, подстраиваясь под определённый размер с чётко заданным ударением. Создать стихотворение в те годы приравнивалось к разгадке искусной головоломки. Требовалось приложить немалое усилие. Это не хрестоматийное сочетание «любовь-морковь», не имевшее ранее никакого значения. Тредиаковский это отлично понимал, используя рифму как последнее из доступных поэту средств. И тут кроется одна из причин его неприятия. Потомкам оказалось проще объявить его плохим поэтом, не приняв высокого искусства поэзии. В угол всего ими оказалась поставлена рифма и слоговое ударное сложение, а после и вовсе просто рифма, исказившая понимание ценности всего — созданного прежде, обходившегося без одинаково звучащих окончаний строк.

К трудам о поэзии у Тредиаковского относятся следующие работы: Наука о стихотворении и поэзии, Горация-Флакка эпистола к Пизонам о стихотворении и поэзии, Способ к сложению российских стихов (против выданного в 1735 году), Мнение о начале поэзии и стихов вообще, Письмо к приятелю о нынешней пользе гражданству от поэзии, Несколько Эзоповых басенок для опытка (числом 51) гексаметрами ямбическими и хореическими составленных, Оды похвальные, Оды божественные; Несколько штук, сочинённый строфами о разных материях; Стихи из «Аргениды», Стихи Сенековы о смирении, Сонет со славного французского де Барона, Образ добродетельного человека, Образ человека христианина, Плач о кончине Государя Императора Петра Великого, Заключение, Дендамия (трагедия в стихах), Вешнее тепло (ода), Идиллия Нисса, Добродетель почитающих венчает (сонет из греческой речи); Сказание, говоренное при дурацкой свадьбе; О древнем, среднем и новом стихотворении Российском.

Как видно из сего короткого перечня, Тредиаковский брался за многое, стремясь приложиться к казавшемуся ему полезным. Тут и адаптация басен Эзопа, есть и переложение псалмов. Всем этим любили забавляться сочинители тех дней. Сумароков и Ломоносов составляли конкуренцию, в которой Василий не мог одержать верх, в итоге потерпев сокрушительное поражение. Он оказался вынужден уступить, не способный консервативным взглядом привнести в русскую культуру ценности извне. То оказалось неприемлемым. Как знать, уступи Тредиаковский, поддайся очарованию рифмы, может и быть ему хвалимым потомками за прозорливость. К сожалению, желание видеть прекрасное в идеале — не поддерживается большинством, отдающим предпочтение разукрашенной серости.

К прочим трудам, вошедшим в первый том сочинений под редакцией Смирдина относятся: О чистоте российского языка, Слово о терпении и терпеливости Фонтенелево, Рассуждение о комедии вообще; Слово о премудрости, благоразумии и добродетели; Французский с латинского и греческого перевод, О беспорочности и приятности деревенской жизни, Рапорт в императорскую академию наук, Доношение президенту академии наук Графу Разумовскому.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Владимир Сорокин «Манарага» (2017)

Сорокин Манарага

Сорокин прав — в будущем обязательно начнут сжигать книги. И не приходится удивляться, если первым такой участи удостоится литературное наследие его самого. А так как страницы «Манараги» повествуют о процессе сжигания, приравненного к особого рода кулинарным изыскам, то Сорокин быстро окажется невостребованным, скорее всего используемым для приготовления в уличных забегаловках, либо в качестве пробы на блюдах, которые не предназначаются в пищу или послужат материалом для заготовок животным. И никаких революционных идей, касательно изготовления идентичных копий фолиантов прошлого. Просто когда-нибудь на планете не останется ничего, что может гореть, кроме разве только книг. Впору вспомнить об Александрийской библиотеке, дабы осознать, насколько порою люди оказываются гуманными, уничтожая литературу — в большинстве случаев ничего ценного не содержащую.

Стоит ли говорить о манере письма Сорокина снова? Всё тот же абсурд, не содержащий и грамма смысла. Безусловно, въедливый читатель обязательно найдёт, за счёт чего ему следует ценить творчество данного писателя. Измыслит такое же абсурдное предположение, равное по значению изысканиям Сорокина. Ведь это так просто — объявить, будто всё должно быть очевидным. Однако, очевидно лишь отсутствие здравого смысла. Таковое понимание не является минусом — всего-то особенность авторского изложения. Причём для определённого читателя довольно пленительная.

При чтении книг Сорокина лучше забыть о дне сегодняшнем. И об абсурде стоит забыть обязательно. Всё, о чём говорит Сорокин, является будущим. Пусть потомки судят, взирая с высоты своей колокольни. Ещё окажется, недооценённый кем-то из современников, Сорокин предвещал грядущее, ставшее именно таким, каким он его представлял на страницах книг. В любом случае, утопиям нет места, пока читатель внимает очередным антиутопическим представлениям. Причём каждый раз понимает — мир антиутопичен до той поры, пока не примиришься с действительностью. И для этого не надо заглядывать в будущее, достаточно взглянуть на нынешнее время.

Но будущее оправдывает любые мысли. Прикрывшись ширмой ещё не случившегося, можешь сообщать какой угодно сюжет. И было бы о чём рассказывать! Почему бы для начала не отключить бредогенератор? Чему не бывать. Ежели Сорокин продолжает пользоваться спросом, значит он не сойдёт с выбранного им пути. Он удостаивается в меру хвалебной критики, вызывает восторг у почитателей и получает литературные премии. Сорокин — это новая словесность, уже более ста лет живущая футуризмом. Да вот одна оказия! Пока футуризм не выродился в фашизм, он был позволителен. После того кажется неразумным позволять ему властвовать над умами. Всё очень серьёзно, благо разум отделяет абсурд от должного быть.

Сорокин позволяет действующим лицам сжигать книги. Они живут этим, и едят, готовя на тлеющих страницах. Ничего экстраординарного. Хотя бы не гвоздь, забиваемый в голову ради получения наслаждения. И не сладкий леденец в виде чего-то. Но такой же своеобразный изыск, оригинальностью не пахнущий. Сорокин в очередной раз повторился, меняя способ введения в организм наркотических веществ. Казалось бы, будущее за искажением реальности инструментальными методами, вроде погружения в виртуальную реальность. Так оно и будет. Один Сорокин предпочитает отказываться от очевидного, стремясь загнать человечество в пещеры, заставив сидеть у костра и бояться отбрасываемых языками пламени теней.

Беда человека — жить завтрашним днём. Все кормят обещаниями. Завтра будет лучше. К такому-то году надо сделать так-то. Всем безразлично, как прозябают люди сегодня. И Сорокину безразлично. Почему бы не совершить запланированное сейчас? Всем хорошо известно — за обещанием обычно ничего нет, кроме обещания. Потому какой толк от «Манараги»? Пустая иллюзия на воде.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Гузель Яхина «Дети мои» (2018)

Яхина Дети мои

Всё хорошо! Жить в России и не знать русский язык — хорошо. Не иметь перспектив — хорошо. Прозябать — хорошо. Быть бесплодным — хорошо. Видеть изнасилование жены — хорошо. Воспитывать чужих детей — хорошо. Всё хорошо! Особенно, если об этом рассказывать под мухой магического реализма. Оно — насекомое — постоянно тревожит мысли, не позволяя успокоиться. И это хорошо! Ведь хорошо оказаться униженным, преданным и брошенным гнить заживо. Хорошо оказаться сосланным в лагерь. И хорошо там умереть. Ибо всё хорошо, поскольку иначе быть не может. Всё случается к лучшему — пыталась уверить читателя Гузель Яхина. А если и не пыталась, то всё плохое означало наступление доброго. Так — через страдания — её герои шли к счастью. Пусть судьба неизменно была жестокой, зато на последних страницах случится свадьба.

Разве нужно говорить, каким образом построено повествование? Читатель следует за волей писателя, ведущего его тропинками искажения реальности. Каждый встреченный предмет или человек — это еда. Его нельзя съесть, но он всегда видится съедобным. Особенно это цинично станет в последующем, поскольку кажется жутким свести повествование к голоду на Поволжье, постоянно говоря про еду, задолго до наступления способствовавших ему исторических процессов. И сама история в исполнении Яхиной — подобие картинного гвоздя для Дюма-отца. Как бы не происходило в действительности, рассказано будет нечто имеющее отдалённое сходство с тогда происходившим. Собственно, перед читателем немец, живущий будто бы в России, только окружённый разными обстоятельствами, может быть и связанными с той страной, которая стала именоваться Советским Союзом. А может всё происходит в выдуманном автором мире, раз уж Гузель взялась увязывать правду с вымыслом, приписывая одним то, что в реальности делали другие. Воистину, следует говорить о параллельных мирах.

В той Вселенной, куда погружается читатель, существуют таинственные киргизы, уводящие в таинственные дома, где живут скрытые за ширмой девушки, знающие о жизни не больше, нежели малые дети, чьё пространство ограничено ближайшими дворами. Там главный герой повествования влюбится, впадёт в хандру, дабы после сразу оказаться окутанным неземной любовью. В той Вселенной смерть всегда находится рядом, забирая самых близких и дорогих людей. А тем, кто им приходит на замену, не находится места в их же сердце, так как им предстоит жить при иных условиях. И в той же реальности существует умирающий Ленин, подводящий итоги прожитым годам, есть там Сталин с Гитлером, играющие на бильярде. Единственный отголосок нашего мира — скрытые от внимания главы, подробно повествующие о советских лагерях. Отчего возникает мысль о смирительной рубашке Джека Лондона, погружающей человека в состояние, позволяющее переноситься в любое время и становиться какой угодно исторической личностью. Примерно такое случается и с читателем Яхиной, согласившимся принять столь тягостное облачение добровольно.

О настоящей жизни трудно рассказывать, чтобы жизнь не казалась картонной. Долой кинематографичность и следование нормам построения литературного сюжета! У Гузель почти получилось, но не получилось совершенно. Начав чаровать, она поддалась обыденному приёму чередования чёрных и белых полос. В первый раз читатель посочувствует. Посочувствует и во второй раз. И даже — в третий. И если он совсем не уважает себя, с интересом садиста продолжит следить за мучениями действующих лиц. Адекватный читатель вздохнёт, устав от пережёвывания однотипного. Из этого и проистекает девиз: всё хорошо! Разве стоит ужасаться хотя бы чему-то, если следом случается приятное событие? Так уж получается — умерла одна душа, значит она родилась снова: возрадуемся печальному исходу во имя нового воплощения.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Яков Княжнин — Переводы, письма (XVIII век)

Записки историогеографические о Мореи

Переводы Княжнина в основном не сохранились. До нас дошли тексты произведений «Гораций» и «Смерть Помпеева» за авторством Пьера Корнеля, «Записки историогеографические о Мореи» — Винченцо Марии Коронелли. Остальное кануло в Лету. Что-то всё-таки издавалось, но за давностью лет стало библиографической редкостью, едва ли не оказавшись навсегда утраченным. К переводам Княжнина относят ещё и роман «Несчастные любовники, или Истинные приключения графа Коминжа» Мадам де Тансен, «Цинна, или Августово милосердие», «Сид», «Родогуна» опять же Корнеля, «Генрияда» Вольтера, «Избиение младенцев» Джамбаттисты Марино.

Увидеть в переводной литературе непосредственно Якова нельзя. Внимательный исследователь творчества безусловно отметит особенности слога, подачи текста и проведёт сравнительный анализ, ежели для того имеет количество времени — равное целой жизни. Только труд тот окажется невостребованным. Хорошо бы, если хоть к чему-нибудь из наследия Княжнина просто прикоснуться взглядом, либо вспомнят, что некогда имелся такой литератор, чья деятельность пришлась по душе потомкам. Приходится признать, Фонвизин более знаком последующим поколениям благодаря одной пьесе, но Княжнин не добился и этого.

Рассуждать о наполнении выполненных переводов не имеет смысла. Коли рассуждать о Корнеле — получится разговор о Корнеле. Беря за основу книгу о Мореи, то не разглядишь в ней ничего, кроме стремления автора разобраться с одним из мест соприкосновения между Венецианской республикой и империей Османов — полуостровом, когда-то имевшим иные названия, вроде Пелопоннеса, и на территории которого располагались города спартанцев, лаконцев и прочих, кого теперь называют общим словом — греки. Побудить к переводу Княжнина могло и то обстоятельство, согласно которому хорошо известно, как именно с Мореи на Русь перешло почётное право именоваться Третьим Римом, поскольку морейские правители — последние представители византийской знати.

Современному читателю доступна переписка Якова с Григорием Гогелем, управляющим над московским Воспитательным домом, длившаяся на протяжении двенадцати лет. Особых фактов узнать не получится, зато станет заметно умение Княжнина беседовать на французском языке. Впрочем, Яков проявлял сочувствие и стремился помочь. Не нужно удивляться, вчитываясь в сожаления о невозможности переслать ещё несколько пар носков и перчаток. Этим и придётся ограничиться, не имея возможности дополнительно удовлетворить интерес к жизни непосредственно Якова. Время безжалостно расправилось с его знавшими, но поскупившимися оставить более-менее требуемую теперь информацию.

Приходится закрывать страницы, навсегда прощаясь с творчеством Княжнина. Уже не станешь верить потомкам, смевшим говорить о Якове несуразности, после передаваемые из уст в уста, без старания понять, кем являлся сам Княжнин, отчего вошёл в число творивших на русском языке писателей, достойных прозвания классиков. Не нужно продолжать оставаться категоричным. Пусть не богатое творческое наследие, но много больше, нежели у ряда прочих именитых авторов, заслуживших уважительное к ним отношением вопреки благоразумию.

Оглядываясь назад, как делаешь это периодически, читатель отметит начало зарождения новой словесности, до того на Руси казавшейся невостребованной. Подзадержались российские писатели, основательно отстав от европейской литературы, давно преодолевшей Тёмные века и двигавшейся к необозримым вершинам, постоянно преодолевая пропасти. Княжнин был из тех, кто вытягивал русскую литературу, совместно с другими деятелями пера на рубеже с восемнадцатого на девятнадцатый век. Но так как тяготел к академизму, не пришёлся по душе писателям-романтикам, забывших о глубоком прошлом в угоду лиричным переживаниям за день не так давно ушедший.

Подхватить найдётся кому. Будет множество писателей, для изучения творчества которых не хватит и нескольких жизней. Тем приятнее прикоснуться ко времени, когда художественные произведения создавали избранные, оставшиеся единственными представителями, не имеющие ныне конкурентов, как не имея и самого читательского внимания.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Яков Княжнин «Рыбак и дух» (1781)

Княжнин Рыбак и дух

Обратить Емелю в дурака, видимо решил Яков Княжнин, сочинив для увеселения публики повествование про рыбака, выудившего причудливый сосуд, вмещавший древнее создание, теперь готовое исполнить три любых желания. Весьма незамысловато, зато без особой мистической христианской составляющей, всего лишь восточная сказка на новый лад. Кто только прежде на Руси до таких чудес не нисходил, пробуждая к жизни создания и пострашнее, нежели оступившихся во времена Соломона, на долгие тысячелетия заключённые в тесные объятия узкого пространства. И поскольку «Рыбак и дух» планировался к постановке на сцене под видом оперы, то зрителю предстояло удивляться, смеяться, грустить и облегчённо вздыхать.

Что требуется рыбаку? Может заставить жену молчать, дабы не мешала мечтать о вкусно приготовленной царской рыбе? Или добиться высокого положения в обществе? Горизонт доступен во всех направлениях. Ограничением выступает авторская фантазия, обязанная обратить действие в шутку. На первый взгляд всё кажется легко осуществимым, но в жизнь всякого человека вмешиваются неблагоприятные обстоятельства. Стоит пожелать великих свершений, как повседневность съедает свободное время и отравляет дальнейшее существование, заставляя забыть о задуманном. Таким же образом будет и с рыбаком.

Вместо сюжета вокруг трёх желаний, Княжнин взялся отразить повседневное. Зрителю представлены страдания дочери. Той желается любить простого парня, тогда как мать настаивает на браке с богатым человеком, который к тому же пылает страстью к избранной к нему в невесты. И что выходит? Имея в руках духа, возникает затруднение. От простого парня приходится отказаться, как усомниться и в допустимости женитьбы на богаче. Теперь представляются горы гораздо выше, происхождение благороднее. Жизнь обещает преобразиться. Нужно лишь найти силы и правильно определиться с желаниями.

Итак, зритель удивился. Настала пора смеяться. Разумеется, ничего задуманного не случится. Нужны ли богатства и почёт, ежели обыкновенные человеческие потребности неизменно преобладают? Да и не стал бы Княжнин изменять миропорядок, даже с помощью сказочных сюжетов. Будь он членом царской семьи — ему бы простили допускаемые вольности. В его же положении требовалось угождать публике, тогда как прочее ничем амбиций не удовлетворяло. Довольно логично — рыбак и есть рыбак, о каких бы глубинах он не мечтал, ходить ему по мелководью и продолжать прозябать, чему виною им же совершённые ошибки.

Теперь зритель вдоволь взгрустнул, в чём-то осерчав на Княжнина, лишившего его лицезрения мужицкого преображения. Отчего же тогда облегчённо вздыхать? Причина легко становится понятной. Покуда бедный человек прижимист и боится отдать копейку, богатому такое вроде бы свойственным быть не должно — ему достаточно осознавать, насколько он помог людям в беде, нежели хоть как-то принимать благодарность за сделанное. В том-то и состоит благородство зажиточных людей — радующихся счастью других, оттого испытывая удовольствие сами.

Мало похоже на правду? Сам дух, обещающий выполнить желания — мало похож на правду. Всё прочее показано для удовольствия зрителя. Вполне сойдёт за настоящую историю, случись таковая в действительности. В традициях лучших итальянских и французских комедий: большие ожидания разбиваются о мелочь. И это правильно, ведь будь иначе, внимать подобным историям было бы крайне скучно. Какой интерес наблюдать за пришедшим успехом, достигнутым благодаря сверхъестественным силам? Может потому и предпочитают авторы, выбирая нечто подобное, сводить действие к возвращению всего к первоначальному состоянию. Таким же образом решил и Княжнин, предоставив возможность воспарить над обыденностью, сам же при этом подрезал крылья и не позволил осуществиться самой малости. Он дал другой намёк — счастье человека зависит от благосклонности способных его дать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

«Энциклопедия Алтайского края. Том I» (1997)

Энциклопедия Алтайского края

Алтайский край — регион Российской Федерации. Ныне — худший едва ли не по всем показателям. В прошлом — передовая область империи, полезная государству за счёт добычи большого количества серебра и золота. Не терял край позиций в советские годы, приняв многие эвакуированные заводы, разбив госпиталя, разместив всесоюзно известный детский лагерь «Артек». Каждый второй патрон — алтайского производства. Едва ли не каждый пятый танк Т-34 оснащался двигателем, произведённым именно на Алтае. Многим славился край, пока не оказался поставлен перед условиями рыночной экономики. Рухнуло всё, даже сам край утерял добрую часть территории — Ойротскую автономную область, именуемую в народе Горным Алтаем — республику Алтай. Теперь это — регион Российской Федерации, славный тем, о чём лишь и вспоминают — плодородной почвой. Но и она не способна стать источником богатства края. И дабы лучше понять почему, для того полезно ознакомиться с «Энциклопедий Алтайского края» выпуска 1997 года.

Перед составителями энциклопедии стояла задача — нужно пересмотреть прошлое, поскольку требовалось составить только энциклопедию края. Но как это сделать? История края неразрывно связана с жившими в древние времена на его территории народами, освоением русскими Сибири, становлением промышленности государства. Всё это взаимосвязано, а теперь оказалось разобщённым. Осколок Большого Алтая, часть Горной Шории — далёкое прошлое. Поставив очевидную задачу, составители энциклопедии не смогли определиться, будучи воспитанными советскими школами и институтами. Для них Алтайский край и Ойротская автономная область — суть одно. Именно от этого требовалось отказаться, находя иные слова и в другом ключе подходя к составлению тематических разделов.

Учёные подошли основательно. Рядовой читатель со скрипом поймёт разделы про географию края, его климатические особенности, геологический состав и прочее. Далеко не научно-популярным языком изложены предлагаемые вниманию статьи. Строго со стороны науки, порой забывая про ограничение. Взоры составителей постоянно обращаются к горным вершинам Алтая, к Алтайскому краю отношения практически не имеющих. И вполне понятно почему — говоря об Алтае все и всегда подразумевают Горный Алтай, тогда как тот славен историей до пришествия в сии места русских и совсем неважен, когда русские обосновались на территории современного Алтайского края.

Отходя от общего повествования в сторону, углубляясь в понимание алтайского народа, видишь мало сходства между ними. Разные племена искусственно оказались объединены благодаря общим тюркским наречиям, разительно отличаясь внешне, особенно если сравнивать северного алтайца с южным.

Составители энциклопедии открыли глаза современника на действительное положение дел. Алтайский край не беден — он богат. В его землях сокрыто достаточно полезных ископаемых, которые не осваиваются. Стоит предположить, в будущем всё сложится иначе — вновь вернётся понимание важности региона. Богат край и водой, расположенный в бассейнах двух крупных рек — Оби и частично Иртыша.

Прошлое и перспективы — дело десятое. Важнее понять, что край из себя представляет сейчас. Объективно, оценивая положение спустя двадцать лет, минувших после составления энциклопедии, улучшения не замечаешь. Впрочем, как не видишь и ухудшения. Алтайский край завис во времени и пространстве, продолжая развивать то, что не развалилось в качестве доставшегося в наследство от Советского Союза, его же разваливая, ежели для того нашлась более веская причина, вроде острой необходимости построить очередной торговый центр.

Богатство произрастает изнутри. Славный прошлым — край не славится настоящим. Но каждый алтаец знает — край прославится будущим. До того времени не дано дожить, значит следует порадоваться за последующие поколения. Всё возвращается на круги своя — придёт и края время. Может действительно сбудутся ожидания и Барнаул получит статус столицы мира, как сейчас за глаза называют административный центр Алтая.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Олег Михайлов «Куприн» (1981)

Михайлов Куприн

Куприн и не жил вовсе, если верить Олегу Михайлову. Его окружали разные люди, тогда как он сам полностью зависел от обстоятельств. Всё складывалось вне его воли, от него лишь требовалось описать увиденное. Рядом с ним в разные годы находились Чехов, Бунин и Горький. Он же с ними делился впечатлениями и планами, слушая пространные речи собеседников. Иного от биографической беллетристики Михайлова ждать не следует. Проще почерпнуть информацию из сторонних источников, нежели выуживать факты из художественно сочинённого текста. Неужели Куприн заслужил именно такое жизнеописание? В Советском Союзе о нём иначе и не могли рассказать. Он и показан в качестве жившего страданиями, уехавший из страны вне желания и вернувшийся, никого из бывших новых сограждан более не интересуя. Причём это ясно настолько, что и Олег Михайлов полностью проигнорировал описание последних лет жизни Куприна. Бывает и такое: главный герой повествования, обычно показываемый задолго до рождения и вплоть до последнего вздоха, оказался лишён права на понимание читателем, к чему в итоге подошёл творческий путь. Получается — ни к чему.

Трудно понять, кто на страницах важнее. Сперва кажется — ведущая роль досталась Чехову. Антон Павлович живёт размеренной жизнью, страдает от гипертрофированного сердца и пребывает в вековечной тоске. Ему вторит Бунин, периодически вторгающийся в беседу между Чеховым и Куприным. Казалось бы, надо понять, чем прославился непосредственно Куприн. Сахалинская хандра разливается по повествованию, не внушая благостного восприятия. И только после, когда Михайлов натешился красотой присущего ему словосложения, читатель окажется брошен в будни Куприна, росшего сиротой, воспитанного суровым детством и армейской муштрой, дабы оказаться выброшенным на вольные хлеба.

Нужно подробнее узнать? Тогда берётся собрание сочинений и читается от корки до корки, или изучается труд исследователей, сделавших это ранее. Сам Куприн рассказывает, какие случаи с ним бывали, о чём он думал, и к чему это привело. Михайлов поступил схожим образом. Всё, что ему требовалось, творчество описываемого им человека, откуда он и черпал весь нужный ему материал, практически не оглядываясь на других. Оно и понятно, изучать Куприна никто и не старался, не той он оказался птицей, чтобы из-за него получать нескромные взгляды литературоведов, не готовых рисковать положением, берясь за по сути опального писателя, хотя и раскаявшегося.

А если и браться, то написать о Куприне нужно в духе советской пропаганды. Ведь жил он и творил, предрекая скорый слом царского режима. Каждая строчка его произведений кричала — не быть государству со столь прогнившей системой. И обязательно следовало показать, как преображался народ, окончательно осознавший необходимость борьбы за лучшую жизнь, вследствие чего менялись нравы. Ведь неспроста солдаты шли против офицеров! Как не пойти против таких офицеров? Уничтожать подобных требовалось, разлагавших армию, ибо источали смрад, протухнув морально. Будто бы такое видел и Куприн. Потому он — славный Куприн, достойный биографии, именуемой гордо Жизнью замечательных людей.

Не вернись обратно в Россию, чем бы он стал тогда? Вспомнили бы его? Многих ли писателей имена на слуху, кто поддался панике и бежал, презрительного называя государство Советов Совдепией. Память не могла угаснуть. Куприн — один из последних классиков русской словесности, не поддававшийся влиянию модернистических течений. Не шёл он вместе с футуристами, авангардистами и прочими, ноги вытиравшими о прежде до них написанное. И тут Михайлов не угадал, едва ли не пытаясь найти в Куприне человека передовых взглядов. Нет, Куприн — это стремление к новому, что способно преобразить человечество. Но никак не то, чего следует опасаться. Кто идёт в тупик, не желая замечать невозможность развития вперёд, тот упрётся в стенку. Не надо видеть такого в наследии Куприна, как бы не хотелось.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Александр Сумароков «Змея под колодой» (1762-69)

Сумароков Змея под колодой

У всякой твари подлость на духу. То надо знать и возражений не иметь. А коли кто возражает, тому от Сумарокова притчу нужно прочесть. Поведал Александр, как извлёк змею из-под колоды мужик, тем её от смерти спасая, а змея пустила жало в ход, доброты не понимая. Справедливо? Должен был знать мужик, насколько опасно иметь дело с гадом ползучим. Неужели мужик был слабого ума, а то и просто дремучим? От жалости он протянул руку помощи, осознав неизбежную кончину змеи. Не подумал, сколь скоротечны окажутся ему Богом данные дни. И змея выжидала, благодарность где-то внутри храня, поступок мужика в душе своей змеиной скромно ценя. Но дух потребовал натуру проявить, и так со всяким будет, кто от глупости о том предпочтёт забыть.

Не в том мораль, что от змеи добра не жди. Такого же добра не жди и от лисы. И от мужика ждать не пытайся. Сказ долгий — запастись терпением старайся. Сумароков позволил лисе судить мужика и змею, зачем-то отстаивая справедливость, причём не свою. Лисе было ясно — мужик добрый, он пригодится ещё. А вот со змеёй понятно — с ней всё решено. Подскажет лиса, обманув ползучего гада, не понимая, какой будет за такую услугу награда. Змея вновь под колодой, смерти ожидает, более о её судьбе никто ничего знать не желает.

Куда пойдёт лиса? К мужику в дом. Не по воле своей, сей зверь хитрый будет приглашён. Хоть и туповатый с виду мужик, всё-таки знал он толк в мехах. Замысел коварный в голове его засел, и яд змеиный появился на устах. Он пригласил лису в курятник, ибо так лишь может отплатить. Пируй, цари, за жизнь спасённую услугу не забыть. Минута слабости — растеряна лиса, и подлость разыграла карты как всегда: в глазах огонь, кудахчут куры, и выбиты мозги из лисьей шкуры.

Кто ищет доброе — пожнёт лишь горе. Расплата наивных поджидает вскоре. Как не пытайся говорить, на осторожность намекая, видишь благодушие человека, на опасности рукой махая. Всё обойдётся, пронесёт авось — русскому издавна такое по душе пришлось. И как не предупреждай Сумароков читателя, не бей он в набат, помогать станет мужик змеям, пусть и укусит его гад. Да вот опять авось, ибо и в притче он принял лисицы вид. Собственно, на том Россия стояла и стоит. Вроде страдает, кругом змеи и жалят её, а она всё равно выстоит и отхватит своё.

Тут бы к морали воззвать, ссылаясь на древнего грека Пиррона, что руку помощи не протягивал, не боясь от бездействия оказаться под прицелом статьи из уголовного закона. Когда ты в стороне, тебя беды будто не коснутся. А если иначе случится? Пора бы проснуться. Да, жить вне людей, забыв про общество просто, только из-за остракизма жить станет несносно. Не поможешь гаду, будешь бит ты своими, гуманными вроде, но людьми крайне злыми. Видят все и понимают, порицая безучастность, словно не замечая грозящую доброхотам опасность. Нет Пиррона, так и не будем рассуждать, стоит помочь или молча пройти мимо, в стороне постоять.

Другая мораль. К пониманию России она свелась. Поможет народ и государство каждому, на судьбу за укусы от спасаемых не злясь. В конечном счёте, история то подтвердит, стерпев обиду, Россия снова воспарит.

Автор: Константин Трунин

» Read more

1 137 138 139 140 141 356