trounin.ru

Желающий стать писателем, должен пробовать себя, не задумываясь о получающемся результате. Неудачные варианты творчества вполне допустимо уничтожить. А если они сохранятся, то так и быть — дополнительные штрихи не помешают. Нельзя творить, создавая лишь прекрасные работы. Должно быть понятно: прежде достижения идеала, приходится переработать множество посторонних сюжетов. Некоторые писатели и вовсе не стесняются, пробуя силы за счёт старших собратьев по перу. Они берут некое произведение, своеобразно перерабатывают, тем помогая себе научиться создавать истории. Такого за Горьким заметить трудно, он просто слушал людей, запоминал ими сказанное и основываясь на том творил. Не всегда у него получалось хорошо, чаще не очень. Но кто ныне вспомнит о тех неудачах? Не знали о них и его современники, поэтому остаётся внимать сохранившимся свидетельствам прошлого.

В 1892 году за авторством Горького числятся две сказки: «Девушка и Смерть», написанная в стихах, и «О маленькой фее и молодом чабане» — прозаическое произведение с поэтическими вставками. Обе были опубликованы позже, чем написаны. В последующем внимания они практически не удостаивались. Максим продолжал прорабатывать тему любви, постигаемую через смерть, начатую им ещё в рассказе «Макар Чудра». Касательно ранней поэзии Горького ничего не надо говорить, сославшись на Мережковского, считавшего, что о подобном стихотворстве лучше даже не думать, просто умолчав сам факт его существования.

1893 год — год продолжающихся литературных проб. Максим написал несколько автобиографических заметок: «Изложение фактов и дум, от взаимодействия которых отсохли лучшие куски моего сердца» и «Биография» — при жизни не публиковались, являются черновыми набросками. Максим поведал о некоторых фактах взросления, упомянув похороны отца. Поведал, как обчищал карманы. Рассказал и о любви к чтению, причём чётко проведя черту между романтизмом и реализмом. Реализма он не признавал, предпочитая читать о любви и приключениях, каких не встретишь в настоящей жизни. Такую позицию Горький объяснил отсутствием необходимости знакомиться с историями о тяжести бытия, когда такому и без того он ежедневно является очевидцем.

Не совсем уверенный в необходимости публикации, под псевдонимом М. Г-ий написал рассказ «Месть». Это сказ о судьбе человека, съедаемого жаждой восстановления справедливости. Местом действия выбран Кавказ. Там, в горах, где действует закон кровной мести, виновного обязательно настигнет кара. Если не сможет того совершить должный отомстить, возмездие нанесёт сама природа. Положись на горы, уповай на милость справедливости, тогда точно воздастся.

Под тем же псевдонимом Горький опубликовал рассказ «О чиже, который лгал, и о дятле — любителе истины». На страницах произведения сошлись двое: чиж-идеалист и дятел-рационалист. Пока чиж говорил горячие речи, обжигавшие слух внимающих, вмешался дятел, остудивший накаливающуюся обстановку. Он обвинил чижа в допускаемых им излишествах, утопичности идей, а проще говоря — во вранье. Стоит ли говорить, как более чижу никто не хотел верить? Способный дать людям надежду подвергся остракизму, хотя не надеждами ли живёт каждый из нас? И по сей день обязательно находится дятел, вмешивающийся в начинания чижей. Правда, ныне и чижи в основной своей массе более брешут, стремясь нагреть руки себе, нежели заботиться о претворении в жизнь светлых идеалов.

Другой рассказ «Разговор по душе» с подзаголовком «История мало вероятная, но вполне возможная», несмотря на публикацию, самим Горьким будто специально оказался забыт. Не хотел Максим вспомнить о сумбурно написанном произведении. А вот рассказ «Дед Архип и Лёнька» он не забывал. Повествование коснулось путешествующих по голодной стране деда и внука. Одно не давало Архипу спать, так как чувствовалось ему приближение смерти, — как обойдётся без него Лёнька? Ему давило сердце уже из-за невозможности повлиять на ситуацию. Не дано исправить деду положение, никем он для государства не является. Приходится с горечью осознавать тщету прожитых лет, и ту тщету, которая ляжет на плечи внука.

Так называемые «Маленькие истории» — рассказы «Нищенка», «Исключительный факт» и «Убежал» — закрыли 1893 год долей сумбура, став такими же забытыми для Горького, словно никогда он их и не писал. Но таковые произведения отмечены и за 1894 год, вроде рассказа «Об одном поэте».

Осталось упомянуть очерк «Два босяка» и святочный рассказ «О мальчике и девочке, которые не замёрзли». Если «Два босяка» идейно связаны с рассказом «Челкаш», но повествование идёт от лица рассказчика, то традиционная новогодняя история у Горького вовсе не получилась, чему объяснение следующее: Максим своеобразно представлял себе структуру святочных рассказов, либо знакомился с ещё более ужасно написанными их подобиями, в результате чего из-под его пера вышел рассказ, где он всего лишь желал хотя бы чего-то человечного, показанного с душевной теплотой.

Автор: Константин Трунин

» Read more

У некоторых притч есть собственная судьба. Они сочиняются одними, чтобы продолжать жить в словах других. А порою случается так, что став частью одной истории, пройдя путь, обретают собственную жизнь. Так случилось с «Песней о Соколе», одновременно известной, и при этом окутанной неизвестностью. Меняла она и свои названия, сперва не имея оного, после прозываемая «О соколе и уже». В конце концов, претерпев ряд изменений, дополненная вступлением и окончанием, она стала самостоятельной, но выполненная в духе ранних произведений Горького, то есть слово взял старик Рагим, знающий о минувшем достаточно поучительных рассказов, одним из которых и является «Песня о Соколе».

Что до красот неба, когда иные образы встают пред глазами? Что тучи, ежели они несут с дождём бурю? Что до гор, когда они хранят особого рода истории? Как та, поведанная Горькому Рагимом. Она не о людях. Нет в ней холодных и горячих, гордых и податливых, а есть лишь уж и упавший пред ним сокол. Оба они — воплощение противоположностей, так полюбившихся Максиму. Им нет нужды бороться друг с другом, тогда как они не видят в том необходимости. На чьей стороне теперь выступит Максим? Кто ему ближе: желающий летать сокол или предпочитающий ползать уж? Либо следует иначе поставить вопрос: ближе Горькому тот, кто живёт ради осуществления мечтаний, или тот, кому хватает обыденности, которой он полностью удовлетворён?

Да, сокол жил борьбой. Он спорил со стихией, взмывая над землёю и устремляясь в небесную высь. Он сражался с воздушными потоками, находя в том упоение. Он боролся за себя, желая дать ощущение свободы всякому. Он и ужу готов предоставить право выбора, дабы на себе тот понял красоту полёта. Негоже ползать в скалах, пресмыкаться перед другими, смотреть на сражения храбрецов, оставаясь безучастным. И не пожалеет сокол о прожитой жизни, примет он смерть достойно, ибо ради того он и жил, дабы пасть храбрым.

Но уж, борьбой не живший, не понимал сокола. И как ему понять вольный нрав сего создания? Зачем рваться в небо, покуда всегда приходится возвращаться на землю? Не было ещё такого, чтобы взлетевший не смог приземлиться. Смысл взлёта в неизменно последующем падении. Да жаром пронзает взгляд сокола, убеждающего других оставить хладнокровие, хотя бы раз взлетев. Придётся ужу попробовать, ибо так случается со всяким, не способным вынести суждения, покуда сам того не испытает. И сказать бы тут, как опасно слушать было сокола. Если взлететь и упасть, получится ли подняться после? Достаточно нанести себе повреждение, навсегда оказавшись искалеченным.

Осталось понять читателю, кто он: уж или сокол? Поддержит ли он борьбу или останется жизни созерцателем? Ничего плохо в том нет, на какой путь он бы не предпочёл встать. Можно сказать основательнее: выбор читателем сделан заранее. Он уже знает, кто: уж или сокол. То дано ему с младых лет, согласно взрослению. Испытанное подвигло его к выбору определённому. И не получится отказаться, сказав: не уж он и не сокол. Ибо не бывает такого! Человек или стремится к чему-то, либо не стремится.

Коротко сказал Максим об извечном противостоянии двух начал в человеке. Только не дано человеку выбора. Если вдуматься, сокол рождается от сокола, а уж от ужа. Если происходит иначе, тогда короток полёт сокола, уж и вовсе взлететь не сможет. Во всяком случае, красивую притчу поведал Горький в исполнении старика Рагима.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Что человеку не говори — он не поймёт, если не желает понять. Это есть опровержение побуждающих к спору причин. Сходятся люди различных взглядов, имеющие отличающиеся друг от друга исходные предпосылки к сформировавшемуся у них мировоззрению. Им не дано ужиться мирно рядом, они не смогут существовать без конфликтов в условиях одной планеты, и даже Вселенной окажется мало, ибо останутся причины для обоюдной нетерпимости. Лучший выход — параллельные миры, что фантастично само по себе. Имеется единственное — постараться научиться контролировать эмоции. Пусть люди имеют разнообразные суждения, лишь бы не возникало между ними войны. Но чаще оказывается так, что будучи разными, приходится мириться с обстоятельствами. Потому давайте представим — по голодной стране бредут князь и босяк. При этом они оба — нищие. Только князь никак не может забыть о происхождении, постоянно ставя себя выше спутника.

На то он и князь, поскольку воспитан в презрении ко всем прочим. Он считает, что подобных ему мало — его нужно ценить, потакать всем прихотям. А вот крестьян как грязи, вследствие чего с ними позволительно не церемониться. Ежели перейдёт дорогу, оскорбит или иным образом унизит достоинство — быть тому тут же убитым. Остаётся недоумевать, отчего князь согласился путешествовать с босяком, уподобившись ему абсолютно во всём, но не отказавшись от осознания собственного происхождения.

Представленный на страницах князь — преступник. Некогда он гарцевал на лошади при знатных друзьях, покуда над ним не посмеялся крестьянин, чего и не стерпел князь, тут же срубив дерзкому человеку голову. За данный проступок последовало наказание в виде каторжных работ. Читатель знает, судебная система существует ради единственной цели — исправить заключаемого, дабы он стал достойным окружающего его общества. Во всяком прочем случае, когда принимаемые меры не приносят эффекта, нужно изгнать отступника, либо прекратить его физическое существование, иначе смысл судебной системы и системы исполнения наказаний теряет должное значение. И так уж получается, что князь не исправился. Он в прежней мере считает себя правым, будто он правильно поступил, убив крестьянина.

Может такого человека можно исправить другим образом? Допустим, дать ему представление о гуманности. Внушить ценность жизни каждого существа на планете. Показать на личном примере, как можно делиться последними накоплениями во исполнение блага постороннего человека. И тут нет. Горький показал князя, не способного изменить мировоззрение. Сей представитель дворянства скорее выкрадет деньги, прокутит их, продолжая считать то правильным. Более того, такой человек искренне уверен: все должны быть благодарны его присутствию рядом, ведь он стоит выше многих. С подобным мышлением действительно ничего не сделаешь.

Говорят, незадолго до написания рассказа «Мой спутник», Горькому довелось путешествовать с грузином из Одессы в Тифлис. Причём идти им пришлось пешком. Тот примечательный случай и лёг в основу рассказа. Как не пытался Максим, он раз за разом сокрушался, не способный принять точку зрения спутника. Самодовольный прожигатель жизни постоянно находился с ним рядом, не способный существовать без чужой помощи. Грузин беззастенчиво тратил припасённые для лучшего случая деньги, спуская их до последней копейки. И тратил бы он их на дело. Нет, он предпочитал вкусно поесть и провести время с женщинами, тогда как более он ни о чём не задумывался.

Как же быть? Недавно Горький показал схожего по взглядам человека, достойного восхищения. Теперь наоборот, подобных мыслей уже не возникает. Жизнь слишком многогранна, чтобы судить с помощью всего одной мерки. Да и был бы прок. Всё равно каждый поймёт рассказанную Максимом историю так, как ему того захочется.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Жить, дабы жизнь прошла, и не было причин для огорчений, чтобы не чувствовать обид, не требовать и не оказываться обязанным. Желая донести это, Горький поставил перед собой задачу — описать человека, способного соответствовать заявленным требованиям. Кого же взять? Не стоит укорять Максима за выбор. Он представил вниманию читателя вороватого рыбака, живущего одним днём. Он может грабить, либо удить рыбу, вскоре избавившись от улова, получив за то деньги и растворившись в содержимом бутылки, забывшись, покуда не придётся вернуться в мир. К такому персонажу не проявишь сочувствия. Поэтому в напарники ему следует дать с виду честного парня, лучше из крестьян, жаждущего денег для осуществления большой мечты. В конце концов окажется, что прожигатель жизни — честен, а радетель за справедливость — подлейший из представителей человечества.

Не поле им предстояло перейти. Перед ними раскинулось море. Их двое. Они плывут и рассуждают о разном: что было, что есть. Главным героем повествования выступает Челкаш, будто бы отрицательная личность. О будущем он не думает. Прошлое его мрачно. Сын богатея, оказавшийся на мели. Ему нет нужды задумываться, потому как нет у него желаний. Зачем ему нечто, коли душа не лежит получить больше имеющегося? Жизнь ведь ничего не стоит, значит и оплачивать своё существование не требуется. Вот задумает он купить дом, и что это ему даст? У него появятся обязательства. В конечном счёте, к чему не стремись, всё окажется повергнутым во прах. Сама память о человеке сотрётся, либо предстанет в извращённом виде, далёком от истинного положения дел.

Остаётся недоумевать. Разве можно так жить? Жизнь действительно пройдёт, всё равно принеся огорчение от бездарно проведённых прежде лет. Тогда вон он — Гаврила — деревенский парень, простак и возводитель воздушных замков. Он не вор, светлый человек, по воле судьбы ставший бродягой. Ему бы уподобиться Челкашу, утопая каждый день в стакане с крепким алкогольным напитком, забыть обо всём, в том числе и о себе. Только есть у Гаврилы мечта завести крепкое хозяйство. Для того требуются деньги, которых у него нет и никогда не будет.

Получается противоречие. Прожигатель жизни имеет всё, но ему ничего не надо, а кому надо, тому не под силу раздобыть для того денежных средств. Как усилить впечатление читателя от происходящего на страницах? Пусть схлестнутся интересы. Ежели Челкаш готов тратить, пусть отдаст заработанное Гавриле. Если не желает, тогда некогда честный парень сумеет одолеть соперника, нанеся ему сокрушительный удар. Возникает проблема! Практически парадокс. Почему тот, кто готов жить и не думать — достоин порицания? А тот, кто готов любыми средствами заработать — восхваляется? Именно Гаврила окажется отрицательным персонажем, тогда как Челкаш обретёт черты положительного действующего лица.

В который раз Горький сталкивает различные жизненные позиции, не позволяя решить, за кем всё-таки должна остаться правда. Приходится судить по завершающим строкам. Челкаш изрёк, что не готов он жить, душа из-за денег себя и душа из-за них других, нет нужды ему стремиться к лучшей доли, ведь тогда придётся разрушать чьи-то жизни. Гавриле нужны деньги? Что же, Челкаш проглотит обиду и будет жить дальше, никак не изменившись. Он всё равно напьётся, забудется и начнёт следующий день с чистого листа. Как быть тогда с Гаврилой? Он отнимет деньги, может быть осуществит мечту. Долго ли простоит его крепкое хозяйство? Разве не придут к нему, объявив кулаком? Впрочем, тому предстоит быть через тридцать лет. Горький о том ещё не мог знать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Слабые люди надеются на сильных, но сильные люди не дают снисхождения проявляющим слабость. И не дано никогда найти точек соприкосновения. Если только не плыть по течению жизни, подобно старухе Изергиль. Этот персонаж, как к нему не относись, принимал происходящее с покорностью, ни к кому не предъявляя требований. Ежели кто желал ею обладать, она смирялась и не противилась. Брал ли её человек разгорячённый, сжигающий всякого, либо подобный льду, тающий в объятиях, то оставалось для неё безразличным. Теперь она решила поведать Максиму Горькому о себе самой, заодно рассказав две истории: про Ларру, чья гордость стала для него проклятием, и Данко, чьё проклятие стало восприниматься за должное быть свойственным проявлению добродетели.

Сын женщины и короля орлов — Ларра — чтил лишь своё присутствие в мире, словно он рождён для признания и почёта. Его отец умер, не признавая старости, разбившись в полёте о скалы. С той поры Ларра вернулся к людям, излишне холодный, чрезмерно надменный, берущий желаемое, убирающий с пути мешающее. Такого человека общество обычно осуждает на смерть или изгнание. Люди решили иначе, решив, пусть Ларра удостоится презрения. Они перестали на него обращать внимание. Уподобился тогда гордец тени, никем не замечаемый. Он убивал — его не видели, он крал — того не чувствовали. И когда Ларра устал от одиночества, не смог он заслужить прощения. Так он и живёт, обретший бессмертие. Не захотев уподобиться людям, быть ему призраком.

Данко — человек с большим сердцем. Он взяв на себя ответственность, готовый помогать всем. Случилось вести ему соплеменников через земли, мраком окутанные. Раз он взялся за дело, должен сделать его. Ему требовалось помогать, о чём никто и не думал. Слышал Данко упрёки, раздавались ему в лицо порицания. Говорил он в ответ, дабы проявили волю самостоятельно, не на одного его уповая. Раз взялся Данко осуществить людские мечтания, так почему он не получает для того помощи? Каждый кричит, не видя лучшего из возможного, ничего для того осуществления не делая. Что осталось Данко? Вынуть сердце и осветить путь. Что он получил за это? Лишь презрение.

Как же быть человеку? Гордость и безразличие — признак отсутствия сердца, причина для проклинания. Стремление отдать себя во осуществление высших идеалов — ведёт к тому же порицанию. Всё замыкается на Изергиль. Она не становилась выше других, и ниже других она не опускалась. Читатель скажет: Изергиль и без того падшая женщина, создание из пустоты и существо аморфное. Ею пользовались, наслаждались и быстро забывали. Да никто не стремился надеяться на Изергиль, не ждал совершения поступков жизнеутверждающих.

Зачем Горькому потребовалось давать литературную жизнь подобным персонажам? Кто-нибудь помнит о них? О Ларре не вспоминают, как то и полагается обречённым на забвение. Имя Изергиль на слуху, поскольку в её часть названо сказание о Данко. И как раз Данко является тем, кто нужен людям, кого они желают видеть во всяком, кому дозволяют взять бразды правления над ними, кто направит движение в нужное сторону, ведущее к встающему над горизонтом солнцу, означающему лучшую долю для каждого. Подобные Данко рождаются, живут и добиваются, всякий раз подвергаясь осуждению. Как они не стараются, за их старания слышны одни укоры в их адрес.

Получается так, что мечта о чём-то, это мечта о Данко, тогда как всё вручается в руки гордеца Ларры, тогда как общество подобно старухе Изергиль — знающее действительность, понимающее суть происходящего, сетующее на неосуществимость потребного людям, но раз за разом готовое услужить, ибо таким образом легче продлить существование.

Автор: Константин Трунин

» Read more

«Горемыка Павел» — первое крупное произведение Горького. Повесть о человеке, за которым всюду следовало горе. Само его рождение — горестное событие. Желая ему лучшей доли, родители подкинули младенцем в приют. Начиная с этого, вплоть до проступка, читатель следит за самым важным литературным экспериментом Максима, взявшегося за создание продолжительной истории. Усвоив основы, Горький будет им неизменно следовать во всех подобного размера работах. Разумеется, это размытый сюжет, множественные диалоги, обсуждение повестки текущего дня и удручающий финал, не позволяющий говорить о достижении действующими лицами хотя бы подобия счастья. Всё это есть в повести «Горемыка Павел».

Раз герой повествования оказался в приюте, следует дать представление о нём. Тут само собой напрашивается сходство с Диккенсом, любившим описывать становление героев через прохождение ими сквозь муштру пансионов. Однако, при всех удручающих обстоятельствах, действительность у персонажей Горького не настолько плоха. Люди не поедают людей, поскольку не может представитель одного класса издеваться над себе подобным. Такого Горький не допускал. Достаточно описания условий существования, с которыми бороться нельзя, позволительно лишь смириться. Желаешь или нет, приспосабливайся и живи. Именно в таком духе воссоздан на страницах приют.

Мало ли существует воспитательных учреждений. Под оным вполне допустимо понимать некое помещение, хозяйка которого за плату принимает опеку над детьми, пока родители не могут за ними присматривать. Всё зависит от того, насколько велико сердце у хозяйки такового помещения. Если мелкое, то и дети под её присмотром зачахнут. Ежели большое, тогда детям удастся просто вырасти. Не все могут платить, некоторые оплачивают воспитание сами. Горький показывает шестилетнего мальца, способного кражами и попрошайничеством зарабатывать достаточно, не отягощая тем жизнь хозяйке. А вот Павел, рано осиротевший, такого сделать не в состоянии. Благо, сердце у хозяйки оказалось большое. Получается, не настолько уж и плохо ему. Разрушать своё существование он будет самостоятельно, вне зависимости от окружающих обстоятельств.

Что будет вслед за приютом? Жизнь сложна — этого у неё не отнять. Молодому человеку необходимо пережить грозное осложнение существования, называемое любовью. Сможет ли он выдержать испытание? Ведь его будут предупреждать о женщинах. Скажут ему, чтобы боялся их, не шёл у них на поводу, избегал ставить женские интересы выше своих, потому как самолюбие женского пола не знает границ. Поверит Павел, начнёт опасаться. Да кто в юном возрасте владеет головой? Уж точно не её носитель. Первая любовь подобна болезни, излечимая посредством времени. Важно переждать, не наломав дров. Но Павел не зря горемыкой прозывается. Виновен во всём он сам, побуждаемый Горьким к совершению поступков по зову плоти.

Стоит ещё раз напомнить про то, что это произведение является первым крупным для Горького. Когда пишешь подобную литературную работу, тем более в сжатые сроки, не находишь грамотного сюжетного наполнения, способного будоражить мысли читателя. В таком случае остаётся единственное — шокировать. Впрочем, ежели читатель прежде знакомился с трудами Максима, то убийство главным героем кого-то из действующих лиц не станет для него откровением, даже если смерть настигнет объект страсти. Разве не убил Лойко Радду в воспоминаниях старика Макары Чудры? Тогда дело решил нож, усмиривший муки. И теперь нож пришёл на помощь, только вместо кровной мести поступком Павла возмутится общество, так как не полагается убивать людей, поскольку такой проступок является уголовно наказуемым.

Требовалось продолжать повествование, показав душевные терзания горемыки. Горький не решился. Написанного ему показалось достаточным.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Работал ли Горький на соли? Он действительно однажды решил взяться за столь тяжёлое ремесло? Ему предстояло в течение пяти лет трудиться, чтобы умереть, так и не став писателем. Он нагружал тележку и катил к месту приёма. Его окружали простые рабочие, каждый день проводившие в труде, чтобы вечером оставить заработанное в кабаке. Без дум о чём-то, всего-то прозябая, работали на соли люди, лишающиеся здоровья из-за складывающихся неизбежным образом обстоятельств. Нет и слова о невыносимых условиях существования — всего лишь фактическое отражение действительности. Ничего не умея другого, люди нагружали тележки и переправляли соль на следующий этап. Так бы и остался там Максим, не окажись жертвой шутки.

Однажды, полный настроя провести день в труде, он так и не приступил к исполнению обязанностей. Всякого новичка тут проверяли крайне жестоким способом, специально подстраивая всё так, чтобы руки были травмированы. Достаточно малейшей раны, как работать с солью становится равносильно пытке. Пострадал и Горький, сорвав кожу с рук. Он осерчал и обиделся, требуя объяснить, зачем с ним так поступили. Он не зазнавался, желал работать, тем получая возможность прокормиться. Может всё к тому и шло, поскольку работающие на соли понимали — не нужно губить парня со столь светлыми мыслями, которыми он не уставал с ними делиться. Погубить такого человека, значит не суметь себе того никогда простить. И работники не поскупились, собрав по крохе друг с друга, так оплачивая стоимость шутки, отваживая Горького от продолжения трудиться на соли.

Хоть и в суровых условиях живут люди, они достойны уважения. Не нужно скрывать очевидного. Человек иного склада ума, нежели Горький, мог обозлиться. Не ставший своим и не оказавшийся чужим, он получил внушение — путёвку в жизнь. Пусть не хотел он жить, порою накладывал на себя руки, всё же не полагается губить себя бесцельно. Нужно осознанно принимать решение. Работая же на соли, не имея перспектив, становясь расходным материалом, Максим лишь уподоблялся безликой массе, должный сгинуть в безвестности. Кто бы мог подумать, что малозначительная шутка способна влиять на дальнейшую поступь человека.

А может и не трудился он на соли. Тем не менее, в 1893 году он написал два произведения, раскрывающие данную тему. По крайней мере, Емельян Пиляй стал одним из тех, чьи имена связаны с творчеством Горького. Этот специалист своего дела воспитывался в тяжёлых условиях, продолжил в оных трудиться, и вот теперь он — литературный персонаж, интересы которого сообщены читателю в виде рассказа, по смыслу связанному с повествованием «На соли». Как бы не сказывалось, Горький отражал будни трудового люда. Тут бы сказать — мастер реализма, ещё не знающий, с помощью чего выражать мысли.

Говорить о настоящем. И только о настоящем. Притчи, предания и сказки — повод сообщить о вечных темах, таких же важных, но не настолько, чтобы забывать о происходящем здесь и сейчас. Всему Горький находил место на страницах. Он пока ещё экспериментировал, не понимая, что у него лучше получается. Читатель знает — о чём бы не писал Максим, краше краткой формы он не создавал, всегда выражаясь без посторонних рассуждений. Пример «Емельяна Пиляя» и «На соли» служит тому ярким подтверждением. Другое дело, что краткая форма чаще остаётся в стороне от основного творчества, обычно забываемая и не вспоминаемая. Зато кто к ней обращается, тот узнаёт много больше об интересующем его писателе.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Иди своей жизнью, и дай другим идти жизнью, отличной от твоей. Таковым оказался мысленный посыл Алексея Пешкова, поставившего подпись под первым опубликованным рассказом придуманным им псевдонимом М. Горький. Иди своей жизнью, и дай другим идти жизнью, отличной от твоей: девиз, достойный ожидающих Россию перемен. Не мешайте людям существовать, навязывая для того определённые условия. Берите пример с цыган, вольного народа, оттого и бродячего, что никогда, нигде и ни перед кем они не принимали обязательств. Сядь и послушай, читатель, как прожил писатель Максим Горький, чьи герои брались выполнять обязательства Прометея, готовые страдать, кому не жалко лишиться всего ценного.

Жить нужно так, чтобы никому не причинять зла. Но и к тебе не могут применять ограничивающих твои права мер. Так говорят все, и никто того не стремится соблюдать. Скажут тебе не брать чужого, тогда как сами брать чужое не стесняются. Скажут жить во смирении, сами в смирении не живя. Понадеются на кого-то, будто не способны о себе позаботиться. Демонстративно покажут готовность к лишениям, желая по окончании мучений выбор самых лучших благ душе истерзанной. Нет такого у цыган. Если кто из них и попросит, то не обещая одарить в ответ.

Но вот Макар Чудра — старый цыган. Он жил ветру подобный, носимый всюду, куда ему хотелось. Теперь он остановился, готовый поведать о прошлом. Рассказать, какие люди прежде жили, делами которых он восхищался. Ведь нет ничего прекраснее молодости, времени прекрасного. Не отягощены молодые заботами, для них новый день — просто день. Не смотрят они назад, нет нужды им задумываться о будущем. В их крови любовь, страсть сжигает им сердца, и никому они не уступят, когда задумают обладать им потребным. И в том-то печаль цыган, слишком свободолюбивых, чтобы даже позволять любить себя. Как же не истребили цыгане друг друга с таким к жизни отношением?

Знает Макар историю про Лойко и Радду. Оба влюблены взаимно. Им бы под солнцем ходить рука об руку, под луною не знать расставания, вольной волей дышать, находя в том упоение. Кто тому помешает, когда молодые в силах уверены? Людские предрассудки скажутся. Где это видано, чтобы мужчина женщине ноги прилюдно целовал и клялся быть у неё в услужении? Цыганки нрав от нрава цыган-мужчин не отличается. Не ей мужу кланяться, не бывать такому, ибо лучше предпочесть жизни лишение. Остаётся одно, чему суждено случиться. Мог Горький дать счастье молодым, усмирив их свободолюбие. Да нет права человеку пред другими унижаться, какие бы чувства он не испытывал.

О цыганах притча поведана? Отнюдь. О вольных людях Горький историю рассказал, прикрыв аллегорией. В борьбе разворачивающейся погибнет каждый, вставший на тропу сопротивления. Требовалось малое — дать каждому по потребностям. Пусть цыгане кочуют табором — их на то право. Пусть рабочие работают — их на то право. Пусть чиновники управляют — право на то они имеют. Пусть царь правит — для того он рождён. И писатели пусть пишут о чём вздумается — воля их на то. То не анархия, хотя так и думается. То — выбор людей будущего, должных заявить о необходимости человека на человеческое к нему отношение. Всякая власть, какой не назови её — построена в интересах избранных, ими подобными для того выбранных. Республика ли, демократия ли: без разницы.

Наслушался Горький цыган, ими проникнутый. И понял правду их, сделав правдой своею. И не жалко ему дать смерть всякому, поскольку человек и на смерть имеет право, если истинно волен он. Но нет такой воли, покуда общество боится прав для себя обретения.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Огонь — душа Земли, живому всегда страшен,
разумным формам жизни он очень опасен,
будь воля планеты полыхать миллиард лет,
она бы полыхала — огонь дарует свет.
Противостояние Небу обострило
раны, появление Луны изменило
планы. Понадобилось облечь огонь в твёрдый
гранит, но разве соперник огню упорный
простит? Как воззвать к Небу, как снова возвратить
былое? Нужно действие быстро применить
простое. Тает Луна под палящим жаром
огня, отдавая обратно Земле даром
себя. Приняв округлую форму, замерев
навсегда, дала Земле Небо, частью истлев
сама. Утих огонь, ушёл в недра планеты,
стал вязким, смирился. Чувства были задеты
потом грязным, струившимся с Неба обильно
на твердь: нравом Земли требовалось насильно
овладеть. Преграда от жара — оболочка
из гранита, не должно огня ни кусочка
быть открыто. Так достигли согласия три
элемента: огонь — первооснова Земли,
перманентно придающий движение всем
процессам, соответствующий планеты тем
интересам, осуществлению которых
помогут Небо и Луна в переменах скорых.
Отторгнут противоречия, вступят в союз:
Луна, как дитя, Земля, как мать, Небо, как муж.

Планету в те времена мы бы не узнали,
с Луною словно навсегда единым стали,
затвердела стекавшая масса гранита,
вновь Земля с утраченным оказалась слита.
По гранитному образованию горы
чрез сообщающиеся проходы внутри
огонь питал Луну, Небу силу давая,
и Небо взгромаздилось на Луну, взлетая.
Кому отдать приоритет? Кто нам важнее?
Огонь, что сокрушает основы? Всех злее.
Небо, что даёт покой? Предвестник перемен.
Луна, что равновесие хранит, попав в плен?
Значение для планеты они имеют
единое, никогда сами не посмеют
нарушить очевидное — триединая
суть всего сущего, как осуществимая
квинтэссенция лучшего. Продолжит бурлить
огонь кипучий — продолжит себе находить
проход горючий для выхода из тесных недр:
на глубине томиться теперь его удел.
В вышине Небо, Землю и Луну окутав,
порыв огня избавиться от пут тем спутав,
отгородив себя гранитною защитой,
лабильность тверди устранив обидой смытой,
забыв о прежней смерти, снова зачатое;
прозвание воздух ему — необъятное,
планеты дух, противопоставленный огню,
он внёс живительной влаги в бытие струю.

Под твердью Луны, тоньше тверди Земли, гранит
раскаляется огненным жаром: не горит —
исходит Луна паром. Должен воздух накал
натуры пламенной убавить, водою стал,
тем только мог огонь заставить отступить вглубь.
Часть Неба изменилась, обратно не свернуть,
потоками Луна излилась: напоена
сверх меры, покрыт гранит, Земля затоплена.
Новым слоем сокрыт огонь, дышать труднее
стало, забиты поры, оттого он злее,
вновь лишён свободы, ему теперь потребно
Небо. Планета так остынет непременно:
погрузится во мрак, иссушит твердь светило,
в пыль рассыплется гранит, словно пусто было.
Усердие огня вредит, разрушить может
триединство, но он — Земля, себя он гложет,
металлом полон стон, густеет, по тверди бьёт.
По швам расходится гранит. Перелом грядёт!
Природе всегда приходится изобретать,
потребно равновесие как-то соблюдать,
в том, вероятно, есть значение большое,
дабы чьё-то исключить влияние злое.
Как Луну защитить, уравновесив огонь
с Небом? Гранита ему мешающую бронь,
чтобы оказалась пробита, как устранить?
Дать планете самой решать, ей о том судить,
быть борьбе такой, какой полагается быть,
придут в равновесие силы, им вместе плыть.

По тверди бьёт огонь, он бьёт сильнее — тоньше
становится гранит. Бьёт огонь, бьёт он громче —
твердь трещит. Ударами из нутра планеты
всем существом, словно пришествию кометы
радуется он, вырваться потребно — вдохнуть
воздуха сполна, а после вернуться, уснуть
на века. Вот поддалась твердь, по швам разошлась,
всколыхнулась планета, паром вмиг обдалась.
Нету света! Померкло! Небо затянуло
чёрной пеленой, наверх в воздух полыхнуло
огненной стеной — гранит взметнулся и осел.
Восстала волна на огонь, где он уцелел,
затопила сполна, покрыла снова гранит,
откатилась обратно — цепь вулканов стоит,
твердь многократно возросла над гладью водной,
островами возлегла в форме всевозможной.
Земля превозмогла — достигла паритета:
огонь задышал, успокоилась планета.
Мнимым стал покой: вулканы извергаются,
воздух изменился, земли разрастаются.
С Луны испарился обильный водный покров,
она — дитя огня, — огонь основа основ,
он, любя, опекает Луну, он дарует
Неба ей милость, и Небо радо, ликует,
воду смелей, не жалея, льёт, охлаждая.
Глиной гранит стал, его структура иная,
теперь кипит, частично на Землю стекает,
тем связь Луны с планетой только укрепляет.

Столкновение со странником помнит Земля,
повторение этого допускать нельзя.
Никогда не сможет увернуться планета,
когда рядом с нею окажется комета.
Огню по силам изменить вращения ось,
ему сие проделывать однажды пришлось.
Удар принять — отныне обязанность Луны,
пожар погасить — задача Неба и волны.
Принимала удар Луна не единый раз,
спасала планету раньше — спасёт и сейчас.
Беды нет в том, если связь утрачена будет,
следы былого никто из них не забудет.
Знать достаточно из чего Луна состоит,
утверждать тогда можно, что за нами стоит.
Лучшее из возможного, так надо судить,
сущего причина, иного не может быть,
всего зарождения и начало начал,
чего в чреве змеином никто не ожидал,
разорвав Небо и в лунную глину впившись,
надорвав тонкий гранит, огнём обагрившись,
глубоко вошёл осколок-пришелец извне,
нечто неведомое неся на и в себе.
Не существовало никогда в змее того,
не пожрало ли её иное существо?
Принять в брюхо ненасытное могла сама,
пожрать другой монады плоть, правдиво весьма,
именно змея, впустив тем самым внутрь нутра —
обыденно! — паразита её естества.

Это тоже может вас заинтересовать:
— Поэма о Начале. Глава 1. Монада
— Поэма о Начале. Глава 3. Жизнь